Пулман Филип. Тень 'Полярной звезды' (Салли Локхарт - 2)

   Она отперла дверь и холодно посмотрела на человека, стоявшего на ступенях подъезда.
   - В чем дело? - спросила она.
   - Ты хочешь, чтобы я стал рассказывать обо всем прямо здесь, на пороге? - спросил Фредерик Гарланд. - Или меня уже пригласили войти?
   Она молча отступила в сторону. Чака зарычал, и она, взяв его за ошейник, пошла наверх вслед за Фредериком. Оба шли молча.
   Войдя в ее офис, Фредерик бросил на пол пальто и шляпу и бережно поставил фотокамеру, затем пододвинул одно из кресел поближе к огню. Пес опять зарычал.
   - Скажи этому зверюге, что я друг, - предложил Фредерик.
   Салли погладила пса по голове, и Чака сел возле нее, настороженный. Она осталась стоять.
   - Я занята, - сказала она. - Что тебе нужно?
   - Тебе известно что-нибудь о спиритизме?
   - О, в самом деле, Фред! - воскликнула она раздраженно. - Сейчас не время для глупых шуток. Мне нужно поработать.
   - А о человеке по фамилии Макиннон? Маге?
   - Никогда о нем не слышала.
   - Ну, хорошо, а о человеке по имени Беллман? И еще - о некой "Полярной звезде"?
   Ее глаза расширились. Рукой она нашла спинку своего кресла и медленно села.
   - Да, я о нем слышала, - проговорила она. - Но в чем дело?
   Фредерик коротко рассказал о сеансе в Стритхеме и протянул ей листок бумаги, исписанный Джимом. Она прищурилась, потом вскинула на него глаза.
   - Это написал Джим? - удивилась она. - Обычно я хорошо разбираю его почерк, но...
   - Он писал это в поезде, - объяснил Фредерик. - Тебе следовало бы установить здесь несколько приличных светильников... Давай-ка я тебе прочитаю.
   Дочитав, он поднял глаза и увидел на ее лице выражение сдерживаемого волнения.
   - Итак? - сказал он.
   - Что тебе известно об Акселе Беллмане? - спросила она.
   - Да почти ничего. Он финансист, и мой клиент работает на него. Это все, что мне известно.
   - И ты называешь себя детективом?
   Салли проговорила это насмешливо, но беззлобно и наклонилась, отыскивая что-то среди бумаг, лежавших вокруг ее ног. Ее волосы опять упали на лоб; она нетерпеливо отбросила их назад и посмотрела на Фредерика; ее щеки пылали, глаза блестели. Он ощутил знакомую волну беспомощной любви, за которой последовала столь же знакомая волна смирения и гнева. Как эта неаккуратная, фанатичная девчонка, полуневежда в финансовых вопросах, сумела обрести такую власть над ним?
   Он вздохнул и увидел, что она держит в руке какой-то документ. Он взял листок и стал читать, сразу узнав ее отчетливый быстрый почерк.
   "Аксель Беллман - родился в Швеции (?) в 1835 году (?), выдвинулся на торговле лесом в прибалтийских странах; фабрики спичек в Гётеборге, Стокгольме; фабрика в Вильно закрыта по распоряжению правительства после пожара, в котором погибло тридцать пять рабочих; имеет интересы в пароходстве: компания "Англо-Балт"; шахты, чугунолитейное дело; скупает по дешевке идущие ко дну компании, закрывает их, распродает их авуары; впервые появился в Англии в 1865 году - темный скандал в связи с Мексиканской железной дорогой, - затем исчез; в 1868-1869 годах, по слухам, отбывал тюремное заключение в Мехико, потом будто бы объявился в России, вместе с партнером Арне Норденфельсом предложил проект, опять имевший отношение к железным дорогам (?); о Норденфельсе - никаких сведений, ни до, ни после. В 1873 году Беллман приехал в Лондон, по-видимому, с нелимитированными фондами; газеты дали ему прозвище Паровой король; учреждал новые компании, преимущественно горнодобывающие и химические производства; финансовые интересы: паровые двигатели, железные дороги и т. д. - "Полярная звезда"(?); не женат; адреса: Гайд-парк Гейт, 47; "Балтик-Хаус", Треднидл-стрит".
   Фредерик вернул Салли бумагу.
   - Кажется, изворотливый тип. Почему ты интересуешься им?
   - Моя клиентка потеряла все свои деньги в "Англо-Балтийском пароходстве". По моей вине, Фред. Это было ужасно. Я посоветовала ей вложить в компанию деньги, а несколько месяцев спустя она лопнула. Совершенно неожиданно... Я попробовала разобраться и думаю, он проделал это сознательно. Просто стер ее с лица земли. Должно быть, тысячи людей потеряли при этом свои деньги. И проделано все было чрезвычайно умно, не подкопаешься... Но чем больше я в это вникаю, тем яснее чувствую, что здесь что-то не так. Все слишком смутно, полной уверенности у меня нет, но происходит что-то мерзкое. Этот человек, Норденфельс...
   - Его партнер в России? Чей след потерян?
   - Да. Сегодня я кое-что обнаружила; надо будет пополнить эту справку. Норденфельс был конструктором паровых машин. Он сконструировал машину для "Ингрид Линде" - этот пароход, принадлежавший "Англо-Балту", исчез по пути в Ригу. Он не был должным образом застрахован, и это стало одной из причин краха компании. Но Норденфельс вообще пропал; после России как в воду канул.
   Фредерик почесал голову и откинулся назад, вытянув вперед ноги и стараясь при этом не потревожить Чаку.
   - А "Полярная звезда"? Почему у тебя там стоит знак вопроса?
   - Просто я не знаю, что это такое. Вот почему этот ваш сеанс так взволновал меня. Ну-ка, что она там сказала?
   Салли взяла у Фредерика листок и, поднеся к глазам, прочитала:
   - "Это не Хопкинсон, но они не должны знать"... Потом она говорит: "Регулятор". Просто поразительно, Фред. Эта компания - "Полярная звезда"... никто не знает, что она такое и каковы ее цели; в документах ничего об этом нет. Единственное, что мне удалось разузнать, - производство это каким-то образом связано с машиной, или процессом, или, во всяком случае, с чем-то, называющимся "саморегулятор Хопкинсона"...
   - Паровые машины имеют регуляторы, - сказал Фредерик. - А этого типа, Беллмана, называют Паровым королем, не так ли?
   - Да. Думаю, кто-то работает на него, может быть, журналист, который помещает о нем статейки в газетах, - не реальные новости, а короткие статейки, чтобы представить его интересной и важной фигурой, человеком, достойным того, чтобы в его дело вкладывать деньги. Ему дали это прозвище, когда он приехал сюда впервые, пять-шесть лет назад, и учредил свои первые компании. Но с некоторых пор его перестали так называть. И то, что сейчас о нем пишут, больше похоже на реальные новости. Хотя их не так уж и много. Он почти нигде не появляется. Но он самый богатый человек в Европе, и он опасен, Фред. Он все разрушает. Сколько людей поступили так же, как моя клиентка, и вложили свои деньги в его компанию - зачем? Чтобы он сознательно погубил дело? Я собираюсь вывести его на чистую воду. Я намерена заставить его платить.
   Она сжала кулаки на коленях, ее глаза сверкали. Огромный пес тихонько ворчал у ее ног.
   - Но что ты скажешь об этой истории со спиритизмом? - спросил Фредерик чуть позже. - Действительно ли медиум - миссис Бад - выхватила эту историю прямиком из воздуха или она лжет? Не могу разобраться.
   - О ней ничего сказать не могу, - ответила Салли. - Но я знала нескольких человек в Кембридже - ученых, которые исследовали это явление. Что-то в этом есть, я уверена. Думаю, она могла читать мысли твоего клиента. У него же вся информация должна быть прямо в кончиках пальцев.
   - Возможно... Хотя об этой вспышке он ничего не знал. Или взять те триста фунтов. Ведь это же грошовая сумма, коль скоро мы говорим о самом богатом человеке в Европе.
   - Может, речь шла не о деньгах, - сказала Салли.
   - Вес? Что, он такой толстяк?
   - Паровые машины, - напомнила она.
   - А... Давление. Триста фунтов на квадратный дюйм... Немыслимо. Может, дело в саморегуляторе. Который позволяет наращивать давление до этого уровня. Но ведь на то существуют клапаны... Интересная материя, Локхарт. Только вчера у меня был другой клиент - ну, не совсем клиент, Джим привез его домой из мюзик-холла, просто фокусник. У него бывают видения или что-то такое - он называет это психометрией, - так вот, он считает, что видел убийство. Не знаю, какой он ждет от меня помощи...
   - Хмм... - Салли думала, вероятно, о чем-то другом. - Значит, собираешься заняться этими спиритами? - спросила она.
   - Ты имеешь в виду сеанс? Я уже взялся. Собираюсь навестить Нелли, как только фотография будет проявлена. Посмотрю, что она скажет. А что?
   - Просто не перебегай мне дорогу.
   Он сердито выпрямился в кресле:
   - Ну, вот это мне нравится! Я мог бы сказать тебе то же самое, ты, наглая замарашка, не будь я человеком воспитанным. А поскольку я именно таков, уж лучше придержу язык. И ты не перебегай мне дорогу!
   Она улыбнулась:
   - Ну, хорошо. Мир. - Но тут же ее улыбка померкла; она опять выглядела усталой. - Но, пожалуйста, Фред, будь осторожен. Я должна вернуть те деньги. И если ты узнаешь что-то полезное для меня, я буду тебе благодарна.
   - Давай работать вместе. Почему бы и нет?
   - Нет. Работая отдельно, мы достигнем большего. Я уверена.
   Она была упряма, Фредерик это знал. Несколько минут спустя он поднялся, чтобы уйти. Она проводила его вниз, впереди них в темноте шел огромный черный пес, стуча когтистыми лапами. На пороге Фредерик обернулся и протянул руку, после секундного колебания она пожала ее.
   - Мы будем делиться информацией, - сказала она, - но и только. Кстати...
   - Да?
   - Сегодня я видела Джима. Ты должен ему полгинеи.
   Глава шестая
   Леди Мэри
   Фредерик засмеялся.
   - Ну-ну! Что там у тебя? - спросил Вебстер, колдуя у полки.
   Это было на следующее утро после сеанса; Фредерик, вручив полгинеи торжествовавшему Джиму, проявлял фотографию Нелли Бад.
   - У нее оказалось четыре руки, - сказал Фредерик. - Кстати, освещение хорошее.
   - И все-таки на вспышку полагаться нельзя, - сказал его дядя. - Работай с магнием, вот тебе мой совет. - Он вытер руки и подошел, чтобы лучше рассмотреть отпечаток. - Черт побери, а ведь она тут решила устроить парочку трюков, верно?
   Миссис Бад вышла на снимке великолепно - одна ее рука приподымала край стола, в то время как другая дергала тонкий шнур, протянутый к шторам. Джим справа от нее сжимал что-то, похожее на набитую ватой перчатку.
   - Выглядит сейчас довольно глупо, - сказал Фредерик. - Но одну руку я держал сам, и это была рука как рука. Ты погляди на Джима...
   Веселая физиономия Джима была запечатлена в тот момент, когда выражала нечто среднее между почтительным восхищением и смятением человека, который вот-вот потеряет штаны. Вебстер расхохотался.
   - За такое и впрямь полгинеи не жалко, - сказал он. - Ну и что ты собираешься с этим делать? Поедешь и лишишь старушку ее заработка?
   - Нет, - возразил Фредерик, - этого я не сделаю, она мне слишком понравилась. Если члены Лиги спиритов Стритхема настолько тупы, что клюют на это, желаю Нелли Бад удачи, вот что я скажу. Пожалуй, напечатаю этих снимков побольше и буду продавать. Назову "Дурные предчувствия, или Джим и призраки". Нет, я просто воспользуюсь фотографией, как визитной карточкой, когда поеду к ней.
   Фредерик собирался посетить медиума в тот же день, однако ближе к полудню произошло нечто, заставившее его отложить визит: появился Макиннон в длинном плаще и широкополой шляпе, надеясь проскользнуть не узнанным, впрочем, когда он проходил через магазин, этот маскарадный наряд привлек к нему больше внимания, чем если бы он ворвался туда с кавалерийским эскадроном.
   Вебстер был занят на студии, Джим куда-то ушел, так что Фредерик принял его один в комнате позади магазина.
   - Мне нужна ваша помощь, - сразу же заговорил Макиннон, как только они сели. - Сегодня вечером меня пригласили выступить в частном доме, и мне хотелось бы, чтобы вы тоже там были. В случае если тот человек... ну, вы знаете...
   - В частном доме?
   - Благотворительное выступление у леди Харборо. Примерно сто человек. Гости платят по пять гиней, сбор пойдет в больничный фонд. Разумеется, я выступаю бесплатно. Чисто номинальное вознаграждение за расходы.
   - Но что я должен там делать? Я вам уже говорил: охраной я не занимаюсь. Если вам нужен телохранитель...
   - Нет, нет, не телохранитель. Я бы чувствовал себя лучше, если бы кто-то еще проследил за тем человеком, только и всего. Если он попытается войти в контакт со мной, вы могли бы втянуть его в беседу. Отвлечь его, понимаете?
   - Я не знаю даже, как он выглядит. Вы изъяснялись тогда на редкость туманно, мистер Макиннон. Вы считаете, что он преследует вас, так как знает, что вам было видение, как он убивает кого-то, но вы не знаете кто, и не знаете где, и не знаете когда, не знаете даже его имени, и не знаете...
   - Я нанимаю вас все это выяснить, - сказал Макиннон. - Если вы не беретесь сами, то крайне меня обяжете, порекомендовав другого детектива, который может это сделать.
   Он выглядел суровым и требовательным, но был при этом немного смешон в своем цыганском плаще и шляпе. Фредерик усмехнулся:
   - Ну что ж, прекрасно. Если вы так ставите вопрос, я согласен. Но вашим телохранителем я не буду, имейте в виду. Если этот парень вздумает проткнуть вас шпагой, я, насвистывая, отвернусь к окну. Драк с меня уже хватит.
   Он потер нос, сломанный во время схватки шесть лет назад на пустынной верфи в Уоппинге - схватки, из которой ему все же удалось выйти живым.
   - Так, значит, вы придете? - сказал Макиннон.
   - Да. Но скажите мне, что я должен делать. Вы хотите, чтобы я был, так сказать, вашим ассистентом на сцене - или?..
   Выражение лица Макиннона сказало Фредерику, что думает маг об этой идее. Взамен он протянул пригласительный билет.
   - Вы покажете это швейцару, заплатите свои пять гиней и войдете с другими гостями, - сказал он. - Разумеется, вечерний костюм... Вы просто... просто осмотритесь. Понаблюдайте за гостями. Устройтесь так, чтобы я мог легко вас увидеть. Я найду способ дать вам знать, кто он, если он там будет. Я не знаю, явится он или нет. Но если вы его увидите, выясните, кто он такой, - впрочем, не мне вас учить, что делать.
   - Выглядит все достаточно несложно, - сказал Фредерик. - Тут только одна ошибка: пять гиней, которые я там заплачу, будут ваши, а не мои.
   - Само собой, - нетерпеливо ответил Макиннон. - Это понятно. Словом, вы там будете. Я полагаюсь на вас.
   Если вы зайдете в студию на Бёртон-стрит и пожелаете сняться для портрета, фотографировать вас будет, вероятней всего, смуглый, крепкого телосложения молодой мужчина, Чарльз Бертрам, которого Вебстер Гарланд ценил очень высоко; Чарльз обладал воображением, был прекрасным фотографом, и портреты, им выполненные, передавали движение, атмосферу реальной жизни. Чарльз Бертрам, со своей стороны, как и Салли, имел вескую причину ценить непринужденную богемную демократию Гарландов: дело в том, что его отец был бароном, и сам он, соответственно, имел титул достопочтенного, так что был обречен навсегда остаться аристократом-дилетантом - если бы не встретился с Вебстером. Но в обществе художников и мастеров своего дела ценились только способности, а у Чарльза Бертрама их было предостаточно. Таким образом, он нашел свое место в почтенной компании Джима, рабочего сцены, Фредерика, детектива, Вебстера, гения, и - иногда - Салли, консультанта по финансовым вопросам.
   Конечно, он трудился здесь вовсе не ради практики, дабы стать профессиональным фотографом. Делать портреты за два шиллинга и шесть пенсов - для достопочтенного не слишком высокая цель. Он и Вебстер работали над идеей, куда более амбициозной: они мечтали, не более и не менее, запечатлеть на фотографической пластинке движение, как таковое. Чарльз вложил в дело некоторое количество своих денег, и они построили во дворе за магазином более просторную студию, готовясь к тому времени, когда их эксперименты потребуют больше места. А пока Чарльз помогал Гарландам и в магазине, и в любых, самых разнообразных делах, как только они возникали, в это утро, например, он вставлял новый объектив в главную студийную фотокамеру.
   Фредерик сидел на кухне, наскоро записывал свои соображения о Макинноне и Нелли Бад и раздумывал о том, действительно ли эти два случая связаны между собой, как подозревал Джим; вдруг Чарльз просунул голову в дверь и окликнул его:
   - Фред!
   - Привет, Чарли! Ты что-нибудь знаешь о спиритизме?
   - Слава богу, нет. Послушай, ты не поможешь мне с новым объективом? Кто-нибудь должен там стать, напротив, и...
   - С удовольствием. А потом и ты можешь кое-что сделать для меня, сказал Фредерик, идя вместе с ним в захламленную, с тяжелыми портьерами комнату, которая служила студией.
   Когда Чарльз закончил свою работу, Фредерик рассказал ему, какую задачу он должен выполнить в этот вечер для Макиннона.
   - Похоже, нудный и увертливый тип, - сказал Чарльз. - Я сам его видел неделю-две назад в "Британии". Джим посоветовал мне пойти. Потрясающее мастерство... Кто-то его преследует, говоришь?
   - Так он говорит.
   - Наверно, Мефистофель. Макиннон продал свою душу, и сатана явился потребовать ее.
   - Меня бы это не удивило. Но, видишь ли, Чарли, ты всех этих людей знаешь - лорд Этакий, графиня Такая-то... не мог бы ты пойти со мной и показать мне, кто есть кто? Отправь меня на скачки или в опиумный притон, и я сразу пойму, что там к чему, но высшие классы Англии для меня закрытая книга. Ты вечером занят?
   - Нет. Я с удовольствием пошел бы. Думаешь, там может дойти до скандала? Взять мне пистолет?
   Фредерик засмеялся.
   - Тебе лучше знать обычаи твоих пэров, мой мальчик, - сказал он. - Если на благотворительных собраниях это обычное дело, тогда тебе лучше подготовиться. Но имей в виду, если там начнут швыряться стульями, я мигом ретируюсь... Макиннону я так и сказал.
   Когда Фредерик и Чарльз явились в дом леди Харборо на Беркли-сквер, там было полно гостей. Они предъявили пригласительный билет лакею, заплатили за вход и были препровождены в чересчур жарко натопленный салон, где яркий свет газовых рожков и канделябров сверкал и переливался на драгоценностях, украшавших дам, и накрахмаленных манишках мужчин. Двустворчатые двери открывались в бальный зал, где небольшой оркестр, укрытый за карликовыми пальмами в горшках, негромко наигрывал вальсы, почти заглушаемые гомоном самоуверенных аристократических голосов.
   Чарльз и Фредерик остановились у входа в бальный зал и взяли у лакея по бокалу шампанского.
   - Кто из них леди Харборо? - сказал Фредерик. - Думаю, мне следует знать ее.
   - Старая выдра с лорнеткой, - сказал Чарльз. - Вон там, у камина, разговаривает с леди Уитхем. Интересно, здесь ли ее дочь? Она изумительна.
   - Чья дочь?
   - Уитхема. Того, что беседует с сэром Эшли Хейуордом, играет на скачках.
   - Ну да, Хейуорда я знаю. В лицо знаю, то есть. Я выиграл десять фунтов на его лошади Гренди в прошлом году. Итак, это лорд Уитхем? Член кабинета министров?
   Лорд Уитхем был высокий седовласый мужчина; казалось, он страшно нервничает; его глаза беспокойно бегали по сторонам, он беспрерывно жевал губами и то и дело, прикрывая рукой рот, грыз палец; он был похож на голодную собаку.
   Возле леди Харборо сидела тихая девушка, Чарльз сказал Фредерику, что это и есть леди Мэри Уитхем. Ее окружала группа молодых шумных людей, и она вежливо им улыбалась, но в основном сидела молча, опустив глаза и сложив на коленях руки. Как и сказал Чарльз, она была прекрасна, хотя Фредерик, у которого при виде ее перехватило горло, подумал, что слово "прекрасна" мало что о ней говорило. Девушка была невыразимо очаровательна, грациозна, скромна, с нежно-коралловой кожей, ему хотелось бы схватить в руки камеру, и он понимал при этом, что никакая фотокамера не передаст цвет ее щек и нервически, чувственно напряженную линию шеи и плеч.
   Впрочем, Вебстер, может быть, и сумел бы. Или Чарльз.
   Странная, однако, семья, думал он. На лицах отца и дочери было написано сдержанное отчаяние. Леди Уитхем тоже выглядела затравленной; она была скорее мила, нежели прекрасна, как дочь, но ее темные озабоченные глаза были столь же трагичны.
   - Расскажи мне о Уитхемах, - попросил Фредерик Чарльза.
   - Ну, значит, так: седьмой граф, имения где-то на шотландской границе, министр торговли - по крайней мере, был им, но думаю, Дизраэли* [Бенджамин Дизраэли (1804-1881) - премьер-министр Великобритании.] уже вытолкнул его из кабинета министров. Леди Мэри его единственное дитя; о родственниках жены мало что знаю. По правде сказать, это вообще все, что я о них знаю. Он здесь не единственный политик. Смотри, вон там и Хартингтон...
   Чарльз назвал еще с полдюжины имен, каждое из которых вполне могло, на взгляд Фредерика, принадлежать преследователю Макиннона. Но он вдруг осознал, что глаза против воли все чаще и чаще обращаются к стройной, покойной фигурке леди Мэри Уитхем, сидевшей на софе у камина в белом вечернем платье.
   У них еще хватило времени осушить по второму бокалу шампанского, и тут объявили о начале представления. Через раскрытые двери в зал можно было видеть расставленные широким полукругом, в несколько рядов, легкие кресла, обращенные к небольшой сцене. Задником служил бархатный занавес, авансцену обрамляли папоротники и карликовые пальмы.
   Оркестр удалился, но пианист остался у инструмента, стоявшего ниже сцены. Публике хватило пяти-шести минут, чтобы разместиться в зале.
   Фредерик убедился в том, что он и Чарльз сидят достаточно близко к сцене, чтобы Макиннон мог их хорошо видеть, но при этом ничто не помешало бы им при необходимости оказаться у дверей. Он обратил на это внимание Чарльза. Тот рассмеялся.
   - Твои приготовления напоминают анекдоты Джима, - сказал он. - Сейчас появятся Попрыгунчик Джек или Дубина Дик, захватят нас всех и потребуют денег. Чего ты, собственно, ожидаешь?
   - Понятия не имею, - ответил Фредерик. - Так же, как и Макиннон, половина проблемы как раз в этом. Смотри, вот и наша хозяйка.
   Леди Харборо, которую слуги заверили, что все гости уселись, вышла на сцену и в короткой речи обрисовала важную деятельность ее больничного фонда. Состояла она, главным образом, в том, что бы спасать безмужних матерей от бедности, обращая их фактически в рабство, да еще подвергая дополнительным неприятностям в виде ежедневных наставлений священников-евангелистов.
   Впрочем, речь и в самом деле оказалась недлинной. Леди Харборо помогли спуститься со сцены. Пианист занял свое место, раскрыл ноты и сыграл несколько зловещих арпеджио в басовом ключе. Занавес раздвинули, и появился Макиннон.
   Он совершенно преобразился. Джим описывал это, но Фредерик ему не очень поверил; сейчас он изумленно моргал глазами: хитрый, увертливый человечек, каким он его знал, вдруг превратился в значительную, властную фигуру. Известково-белый грим, эксцентричный на первый взгляд, в действительности же истинный шедевр, так как позволял артисту в разное время быть то зловещим, то комичным, то умоляющим: голым черепом, клоуном, Пьеро.