Страница:
11. Голоса снова зазвучали, на сей раз - почти рядом, по ту сторону улицы. Неожиданно (даже для самого себя) он швырнул свое тело на стенку дома. "Пусти! Пусти, зар-раза!!!" Вскинул руки, ухватился за выступы, пополз вверх, уподобляясь таракану. Он полз, полз, полз, сдирая в кровь кожу на пальцах, пачкая единственную куртку, полз, потому что там, по другую сторону, разговаривали. И город, казалось, опешил от такой дерзости, перестал выстраивать дом за домом на его пути, сдался, отступил. Человек взобрался на крышу, ровную, словно шахматная доска, и увидел внизу... увидел... несколько продолговатых деревянных ящиков. Ящики стояли на улице, покачивали широкими раструбами, напоминающими граммофонные, и переговаривались друг с другом. "Вот они, твои люди. ...Ну и как ты отсюда слезешь?" Оказалось, слезть-то проще простого. Справа от крыши почти до самой мостовой провисала дохлой змеей металлическая пожарная лестница - по ней и спустился. Ящики продолжали беседу, не обращая на человека никакого внимания. Вполне возможно, они попросту не видели его, поскольку глаз, кажется, не имели. Человек вслушался в разговор, но хотя слова произносились четко и даже, вроде бы, походили на какой-то из земных языков, ничего разобрать не удалось. Он приблизился к одному из ящиков - продолговатому, словно гроб, с маленькими лоскутками - остатками черной материи по краям, - и постучал полусогнутым пальцем по крышке: - Эй, есть там кто-нибудь? Разумеется, это было шуткой, просто нужно было как-то разрядить гнетущую атмосферу, снять напряжение. Но вдруг граммофонный раструб повернулся прямо к человеку и прогудел: - Ипэс са пао с алли йи са пао с алли саласса. А другой неожиданно резво повернулся и заскользил к человеку - тот только сейчас заметил четыре маленьких черных колесика, которые располагались по краям каждого ящика. Приблизившись, этот подхватил: - Миа полис алли са вреси каллитери апо афти. А за вторым уже мчались к человеку и его "собеседникам" остальные. Вот подкатился еще один: - Касэ проспасиа му миа катазики инэ графти к ин и карзья му сан нэкрос самэни. Другой подкрался сзади и подключился: - О нуз му ос потэ мэс отон марасмон авту са мэни. Это было невыносимо. Чудовищно. Они говорили такими пронзительными и бесстрастно-страшными голосами, что человек не выдержал. Он закрыл руками уши, чтобы не слышать чужих слов, которые непонятно почему ранили его в самое сердце. Он попытался бежать отсюда, но круг замкнулся, и ящики на колесиках продолжали вещать, усилив громкость - видимо, чтобы человеку слышно было даже с закрытыми ушами. - Кэнурйос топус зэн са врис, зэн саврис аллэс салассэс. - И полис са аколуси. - Стус зромус са ирнас тоус изйос. - Кэ стэс... Человек вскрикнул и забрался на ближайший ящик с тем, чтобы поверху выбраться из окружения. Но граммафонный раструб, ловко извернувшись, стукнул его под колени, и человек упал прямо на мостовую, разбивая в кровь губы. - Панда стин поли авти са сфанис. - Я та аллу ми элпизис зэн эхи плио я сэ зэн эхи озо. Он с трудом поднялся на ноги и побежал, подальше от этих злобных ящиков с противными голосами. Однако же ни голоса, ни ящики не желали оставлять человека в покое - новые Обитатели мчались за ним, словно маленькие гоночные автомобили, и выкрикивали хором одну и ту же фразу: - Этци пу ти зои су римаксэс эзо стин коки тути тин микри с олин тин йи тин халасэс! И как человек ни старался, ящики не отставали.
12. Он пробежал так что-то около четверти часа - не слишком долго, но успел запыхаться. А ведь еще совсем недавно... Улица впереди раздвинулась и выплюнула человека прямо на площадь. Площадь была небольшой - не площадь даже, а пустое место между домами, посреди которого возвышался старый заброшенный фонтан черного цвета. "Вернее, черные здесь - только чаши, а бортик - ослепительно белый, словно усыпанный первым снегом". Но как бы там ни было, человеку сейчас не хотелось разглядывать местные архитектурные достопримечательности. Потому что сзади возбужденными гаишниками, догоняющими еретика от правил дорожного движения, катились ящики с граммофонными раструбами. - ... ти зои су римаксэс эзо!... "И спрятаться-то негде!" Он помчался к фонтану. - ...с олин тин йи тин халасэс! Человек хотел просто срезать часть пути: перепрыгнуть через белый бортик и пробежать бассейном, чтобы ящики, вынужденные объезжать фонтан по кругу, поотстали, - хотеть-то он хотел, да вышло по-другому. В прыжке, утомленный пробежкой, он споткнулся и упал. - ... ти зои су римаксэс эзо!... Уже не убежать. Человек стал подниматься с колен и вдруг заметил металлическую таблицу сливной решетки. Приоткрытую. "А почему бы нет? Туда уж им точно не забраться".
13. До самого заката Обитатели катались вокруг фонтана и выкрикивали свое "...с олин тин йи тин халасэс!" Поначалу человек хотел было бежать подальше от этих звуков, в коридоры, но вовремя взял себя в руки. Он вовсе не желал заблудиться в местных канализационных системах. Он все же надеялся... Воспомнинание о надеждах вызвало непрошенные слезы. Уткнувшись лицом в колени, человек зарыдал о людях, которых потерял. Сегодня он поверил в спасение, поверил в то, что скоро все закончится. А действительность, словно ловкий шулер, подсунула ему эти гробы на колесиках. "... ти зои су римаксэс эзо!..."
14. Позже его желание исполнится - он встретит людей. И пожалеет об этом.
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
15. Закончил вспоминать, вздохнул и отправился обратно в комнатку. Завтра, похоже, предстоял тот еще денек. Человек хотел как следует подготовиться к следующему визиту своего гостя.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
16. Не ищи иных стран и иных городов. Жизнь свою, убитую здесь, в этом городе, ты убил и на всей земле.
Часть вторая
Глава первая
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Возвращаться впотьмах по канализационным коридорам... - кому-нибудь другому это показалось бы занятием безнадежным. Но человек знал местную географию наизусть и даже не задумывался над тем, где нужно сворачивать, чтобы добраться до комнатки. Он просто шел, размышляя над сегодняшними (вернее, уже вчерашними) многочисленными событиями. Впрочем, спустя некоторое время человек обнаружил, что не думает уже ни о чем, попросту считает шаги и вслушивается во тьму. Он позволил разуму на время оставить какие бы то ни было мысли, расслабиться, лечь, вытянуть ноги и поплевывать в потолок. Весьма действенная терапия для загнанного реальностью сознания. Но, как водится, реальность поспешила напомнить о себе. "Вернее, ирреальность", - подумал он с горькой усмешкой. Когда человек уходил из комнатки, свеча почти догорела, и он не стал ее тушить: что толку? Все равно ни спичек, ни зажигалки нету. Одним словом, сейчас, спустя час-другой, свеча уже должна была бы погаснуть, но из-под дверной щели в коридор выползал луч света. Откуда? "/По крайней мере, ты знаешь, для чего/" - насмешливо сказал он сам себе. О да, человек знал, для чего. Рядом с лучом света, длинный, как день каторжника, лежал в ножнах меч. Тот самый, который... когда же человек брал его последний раз? - кажется, перед тем, как пойти в библиотеку. А что потом? Куда делось оружие? Он не помнил. И был уверен, что не вспомнит. Город уже не впервые пользовался этим трюком. И человек знал, для чего.
2. Он наклонился и поднял с пола меч, увесистый, знакомый. Хотел было поцепить на пояс, но раздумал - все равно сейчас ложиться спать. Пускай и не уснуть. Человек толкнул дверь и вошел в комнатку - пустую, знакомую. Хотел закрыть дверь, потом показалось, что здесь необычайно душно; и все равно закрыл, чтобы не повторяться. Свеча продолжала гореть. По всем - известным человеку - законам природы огонь давно уже должен был умереть, но, видимо, существовали еще и иные законы. Живучий, как подвальная крыса, пламенный танцор чинно поклонился, когда человек вошел в комнатку, и продолжал стоять, покачиваясь и глядя в грязный потолок. "Впору заподозрить вмешательство нежданного гостя, протаскивающего из ниоткуда в никуда школьную мебель". И поэтому с особым удовольствием человек погасил огонек. (Правда, не с первого раза - тот, словно горел над именинным тортом, не желал затухать, и пришлось стискивать пламенную виноградину двумя пальцами и давить, давить, чтобы во все стороны брызнули искры боли... Только тогда свеча сдалась). Человек опустился на ровный прохладный пол, уложил меч рядом с собой, а снятую куртку - под голову, и закрыл глаза. Уснул неестественно быстро, хотя, казалось, должен был бы вертеться с боку на бок и размышлять, сомневаться. А вот гляди ж ты...
3. Утром проснулся как обычно - не слишком рано, но и не до неприличия поздно. У него вошло в привычку спать ровно столько, сколько требовалось организму. Это и правильно, да и на каменном полу особо не понежишься - не пуховая перина, отнюдь. Человек посмотрел на солнечные колонны света, убеждаясь, что на улицах города утро уже переливается в день. Умолкнувшие на ночь Обитатели возобновили свое звучание, хотя во сне он этого не заметил - настолько однооборазным и пустым был звук. Идти в сад сегодня не хотелось. Человек снял свечку с постамента, достал из обломка трубы несколько продолговатых, свинцового цвета плодов и стал механически жевать один, размышляя о Дер-Рокте. Нужно было взвесить все как следует, чтобы не допустить промаха. Сейчас человек не имел права на ошибки. "Значит так. Предположим, я соглашаюсь. Но этого, как оказывается, мало. Мне нужно не просто "уничтожить" - кстати, интересно-то как: не "разрушить", а "уничтожить", ну да об этом подумаем позже... - не просто "уничтожить" город, а еще и найти для этого его "слабое место". О котором я /уже знаешь/, вроде бы, должен знать. /Уже знаешь. И прекрати ломаться. Ничего другое просто не может им быть/. Ну почему же? Например, фонтан. Или эта комнатка. Если вообще я прав и его самым слабым местом является, соответственно, самая постоянная, никогда не изменяющаяся часть города. А я могу и ошибаться. /Проверь/. Но как?! /Иди и проверь!/" Человек доел плоды и поцепил на пояс меч. В голове почему-то насмешливо прозвучало: "И вновь я печально и строго с утра выхожу на порог..." Он вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
4. Сегодня человек решил выбраться наружу через фонтан. Привычным движением он снял сливную решетку, подтянулся на руках и, оказавшись в пустом бассейне, огляделся по сторонам. Кажется, ничего не изменилось. Обитатели монотонно и бесстрастно звучали, расцвечивались и глядели. Человек поискал взглядом вчерашнюю знакомую-соглядатайку, но не нашел. Возможно, утратила к нему интерес, или попросту пряталась неподалеку и ждала. "Ну что же, как бы там ни было, скоро все переменится. /А может, уже?.. /" Человек присмотрелся повнимательнее и обнаружил, что улиц нету. Вернее, где-то в городе они есть, но ни одна не доползла сюда, все они свернули перед фонтаном, и теперь этот пустой пятачок оказался окруженным полупрозрачной стеной домов. Медленно вращались пропеллеры и темнели на солнце, отбрасывая тени, голубоватые кружочки. Ничего не предвещало того, что должно было произойти в ближайшем времени - ничего, кроме обрезанных улиц. Улицы - предвещали. Вдруг по стенам домов поползли темные полосы, которые с каждой минутой становились все упитаннее и больше. "Что за..." Человек вскинул голову к небу и увидел, как солнце соскальзывает к горизонту, причем соскальзывает безо всякого стыда, прямо на несметных глазах многочисленных зрителей. Обитатели переменили свое звучание, оно стало взбудораженным и нервным монолог встревоженного улья. Теперь кучки пермещались из дома в дом значительно чаще, чем раньше - и делали это суетливо, словно прыгающий со сковородки на сковородку грешник в аду. И всё - во время ускоренного заката. Солнце почти упало за горизонт, оно еще цеплялось последними лучами за лопасти пропеллеров, но те безжалостно стряхивали световые щупальца, так что оставалось недолго: час-другой. "Невыносимо", - с отвращением подумал человек. И чтобы не глядеть на очередной исход очередных Обитателей, спустился вниз, в коридоры. Он решил, что выждет около получаса, а уж потом отправится наверх - заниматься делом.
5. Когда до закрытой двери оставалось с десяток шагов, человек уже знал: гость там, внутри. Так оно и было. Дер-Рокта сидел на невесть откуда взявшемся втором стуле и разглядывал мертвые женские головы, бледные, с черными тенями от свечи в глазницах. Свеча, кстати, горела та, которую человек потушил вчера вечером. Почему воск до сих пор не расплавился до самой ее подошвы, было непонятно; потом человек вспомнил о признании Дер-Рокты ("люблю показуху") и насмешливо усмехнулся. Гость с легкостью оторвался от созерцания экспонатов и кивнул: - Вот и хорошо. Раз смеетесь, значит, не боитесь Подумал и добавил: - По крайней мере, не панически. Ну-с, что вы решили? (Его "с", - человек и раньше чувствовал, но только сегодня конкретизировал для самого себя, - звучало как змеиное шипение, словно говоривший прикладывал кончик языка к нёбу. У иных подобный дефект речи был бы чем-то обычным, но у гостя казался такой же угрожающе-отличительной чертой, как гладкость кожи и кошачьи глаза). Не торопясь отвечать, человек сел на представителя школьной меблировки и вытянул перед собой ноги. Звонко лязгнул меч, так и оставшийся висеть на поясе. - Сначала поговорим, - сказал человек. - Я хотел бы кое-что уточнить. - Уточняйте, - кивнул Дер-Рокта. - Но учтите: я не всезнающ и не всемогущ. - Надеюсь, что ваши способности не ограничиваются "показухой" и вы выполните свою часть договора. - Выполню, - заверил гость. - Ну так что там с вопросами? Человек выдержал паузу, собираясь с мыслями. - Первое... - он надолго замолчал, а потом вымолвил, стараясь удержать взмыленных скакунов нетерпения: - Что такое город? - Город это город, - Дер-Рокта легонько пожал плечами; черная, с золотистым узором рубашка и алый пиджак неохотно повторили его движение. Это не плод вашего воображения, он реально существует... по крайней мере, в местных "здесь" и "сейчас". - Допустим. Откуда он взялся? - А откуда, по-вашему, берутся города? Его построили. Вернее, не так, поправил он себя. - Когда-то его начали строить. - А теперь? - А что теперь? - удивился гость. - Теперь, когда город больше никто не строит - он ведь должен умереть. И умрет; может быть, уже умирает. Но вот появляетесь вы, чтобы... - для чего, а? Ведь не ради одного города, тот же рано или поздно все равно погибнет. Значит... Дер-Рокта сокрушенно покачал головой: - Я с самого начала знал, что придется бороться с предубеждениями. Как бы я себя не вел. Мог говорить с вами развязно и запанибратски, хамовито и самоуверенно, - но ведь именно таким вы представляете себе черта. Мог вести себя величественно и великодушно, по-зверски или по-свински, быть бесстрастным, как скала, или участливым, словно исповедник грехов... я даже мог вести себя просто нормально - и вел себя так - и вы все равно принимаете меня за этот плоский силуэт, за эту картонную фигуру, которую так привыкли встречать в книгах, прочитанных вами прежде. Не хочу. Поэтому отныне я буду вести себя так, как вели бы себя вы, - как ведете себя вы, сейчас. Ну что, годится? - Годится. Ничем не хуже и не лучше любого другого образа. - Я так и подумал. Теперь - к делу. У вас еще есть вопросы. Сказано это было утвердительно, так что человеку оставалось только продолжать. Он продолжил: - И все-таки, что вам нужно? За что вы желаете его уничтожить? - Вы мне так и не поверили, - вздохнул Дер-Рокта. - Вам следует понять город не есть абсолютное зло или абсолютное добро, это не воплощение хаоса и не воплощение порядка... хотя, если вам так удобнее... - гость пожал плечами. - Интерпертируйте, как желаете. Это уже детали. - И все-таки, почему? - настаивал человек. - Скажите, кто вы по складу мышления? Во что верите? В Бога, в нирвану, в Колесо Времени? В Равновесие или теорию относительности? В зависимости от этого я объясню. Или, если пожелаете, могу предоставить несколько версий. - А на самом деле?.. Дер-Рокта вздохнул - отчасти раздраженно, отчасти устало: - А не все ли равно? Вам предлагают возвращение в вашу прежнюю жизнь, а за это требуют то, чего вы сами страстно желали последние несколько миллиардов и миллиардов ударов сердца. И вы говорите об объяснениях. Это смешно. Решайте. Решайтесь. Я зайду завтра, чтобы получить ответ. Завтра, после захода солнца. Сегодня, насколько я понимаю, у вас имеется кое-какая работенка. Не буду отвлекать - подобные вещи требуют сосредоточения. Гость пружинисто поднялся и вышел из комнатки. Огонек свечи на мгновенье потух, потом разгорелся с прежней силой, но стула, на котором сидел Дер-Рокта, здесь уже не было. Вероятно, и самого Дер-Рокты в пределах досягаемости - тоже.
6. Только когда гость ушел, человек вспомнил, что забыл задать ему один вопрос: "Это вы следили за мной?" Но почему-то сейчас казалось: Дер-Рокта вряд ли занимался бы подобными вещами, а если б и занимался, то уж так, чтобы его не заметили. Как бы там ни было, вопрос можно будет задать позже. Раздавив между пальцами голову свечи, человек вышел из комнатки, чтобы заняться тем, чем должен был заняться. Он решил выбираться не у фонтана, а в другом месте, и идти к этому месту под городом. Отчасти подобное решение вызвали практические соображения, отчасти - надежда на то, что наблюдатель - многоглазка ли или Дер-Рокта - потеряет его. Человек нырнул в темноту, которая давно уже перестала быть для него темнотой враждебной и превратилась в темноту обыденную. Но теперь, впервые за многие миллиарды ударов сердца, привычное неожиданно вновь обернулось угрожающим. Даже капанье воды наполнилось чуждой напряженностью, и в сознании поневоле возникал образ крови, размеренно падающей откуда-то сверху. На мгновение человек остановился; хотел было вернуться в комнатку за свечой, но передумал. Ему претила сама мысль об этом показушном полуподарке Дер-Рокты. "Вряд ли существует что-либо, способное меня напугать после всего..." Человек не додумал; внезапно капанье прекратилось - словно чья-то невидимая рука поплотнее зажала вентиль крана /или из трупа вытекла вся кровь/. "Кажется, существует". Но за свечой возвращаться не стал.
7. Он долго шел по коридорам; вокруг, как враг, таилась тишь. Он вспоминал.
ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.
8. Какой-то мудрец однажды сказал: "Сколь ужасен был бы мир, в котором бы все наши желания исполнялись". Впрочем, не исключено, что звучало это как-то иначе; но суть-то не меняется. Человек хотел увидеть людей - и через некоторое время он их увидел.
9. На закате ящики с колесами и граммофонными раструбами убрались прочь, то ли отказавшись от затеи вызвать человека из-под фонтана, то ли утомившись наматывать круг за кругом рядом с пустым бассейном, выкрикивая свои "...с олин тин йи тин халасэс!" Человек просидел в коридоре еще некоторое время после того, как стемнело. Собственно, на самом деле он впал в забытье отчаяния и оплеванных надежд и очнулся только когда растерянный от навалившегося потрясения разум какой-то своей частью все же отметил: в окружающем произошли изменения. Почти идеальная тишина (если не обращать внимания на капанье воды где-то далеко отсюда, в одном из коридоров) так же отличалась от недавнего шума /... ти зои су римаксэс эзо!.../, как бабочка "мертвая голова" отличается от своей толстой рогатой гусеницы. Человек снял с лица влажные руки и с отстраненным удивлением посмотрел на расцарапанные при падении пальцы. Кровь и слезы смешались в одно, и хотя ссадины уже подсохли, линии судьбы и смерти, а также браслеты жизни влажно поблескивали во тьме и пахли просоленным железом. И когда человек достал из кармана носовой платок и стал протирать им ладони - и вытер - на мгновение показалось, что вместе с влагой он стер и сами линии.
10. В конце концов он отправился в лабиринт коридоров. Это было абсолютно нелогично, даже опасно, и потом, вспоминая случившееся, человек так и не мог определить, что же погнало его в темноту и неизвестность. Конечно, подниматься наверх, чтобы снова повстречаться с ящиками на колесах, не хотелось, но ведь и идти в пустые тоннели, рискуя упасть в какую-нибудь шахту (откуда ж узнать, есть там шахты или нет?..) и сломать себе голову тоже не лучший вариант. Возможно, здесь сыграли свою роль недобитые надежды, напомнив многочисленные истории-обманки про то, как люди отыскивали подземный ход, входили туда и оказывались в совершенно другой стране. Или же просто-напросто человеку надоело спать на улицах, забиваясь в щели между домами и вздрагивая не от непонятных звуков, а от непонятной тишины. Так или иначе, он поднялся с пола, бросил рассеянный взгляд наверх, в люк, сквозь который сюда проникал лунный свет, и пошел в коридоры. Эхо шагов торопливо помчалось вслед, стараясь не отстать и не заблудиться. Это были очень странные коридоры - хотя бы тем, что их назначение оставалось для человека загадкой. Казалось бы, они должны служить функционированию канализационной системы - чему же еще?!.. - но даже ему человеку, далекому от подобных вещей, представлялись так же неподходящими для этой цели, как бутафорский меч - для смертельного сражения. Широкие, с сухими прямыми стенками и ровным, едва выгибающимся в центре полом, коридоры уходили во тьму и оттуда дразнили непрерывным капаньем воды. Человек пообещал себе, что найдет загадочный источник, чего бы это не стоило, и отправился на звук - но нашел лишь комнатку, в которой ему предстояло провести много дней и ночей и, возможно, умереть. Привыкнув к темноте, он шел, различая очертания окружающего: раздавшиеся в стороны стены, чуть выпуклый пол, низкий потолок. Иногда стены обрывались в том месте, где от этого коридора перпендикулярно отходили другие - но человек ни разу не свернул, хотя вода капала отовсюду, даже из боковых ответвлений. И вот, в конце концов тоннель перед ним закончился тупиком. Почти тупиком - глухая стена в одном месте поблескивала дверной ручкой. "Выход. Это - выход". Человек уже успел позабыть, что нечто подобное думал, стоя перед дверью в библиотеку; слишком много всего случилось, да он и не желал вспоминать о таких вещах. Обхватил пальцами мертвенно холодный, вялый сгусток света, обхватил и потянул. Дверь скрипнула и распахнулась. Шесть ассиметрично расположенных лунных спиц вонзались в пол и заодно делали видимой небольшую комнатку, на пороге которой замер потерявшейся тенью одинокий силуэт. Потом силуэт вошел внутрь и запер за собой дверь, но звуки капающей воды, явившиеся вместе с ним, не пожелали остаться снаружи, и до утра лунные спицы были вынуждены слушать эти звуки, а еше сонные всхлипы и вздохи, и даже пару раз - рыдания.
11. С приходом утра все меняется - эту истину человек усвоил давно, еще в предыдущей жизни, но только проснувшись на следующий день после своего первого Времени Врат, смог воочию в ней, истине, убедиться. Все переменилось, да так разительно, что он даже засомневался: там ли я, где был раньше. Поначалу утро ничем не отличалось от множества предыдущих, проведенных в этом проклятом городе. Только и всего, что теперь человек спал в комнатке под улицами, а не на самих улицах. Зевнув, проморгавшись, он поднялся с пола и посмотрел наверх. Через отверстия в потолке увидеть что-либо было невозможно - лоскут ярко-голубого шелкового неба не в счет. Тогда человек решил выйти к фонтану и разобраться, как обстоят дела. В крайнем случае, если появятся ящики на колесах, он всегда успеет вернуться обратно. Поворачивая эту мысль то так, то сяк, человек, еще не совсем отошедший ото сна, вышел из комнатки и направился к бассейну фонтана. Сон - что-то тягостное, даже жуткое, но сейчас никак не вспоминающееся - не захотел оставаться наедине и последовал за человеком, волочась по полу, словно хвост веревочной петли - за ожившим повешенным. Так они пропутешествовали некоторое время, пока не выбрались (предварительно выглянув и как следует осмотревшись) наружу. И вот здесь-то сон затянулся на его шее.
12. Город изменился. Впервые человек отметил это еще вчера, но тогда голоса целиком завладели его вниманием - лишь сегодня он в полной мере оценил, насколько все изменилось. Впрочем, тоже не сразу. Потому что в первый момент человек решил, что попросту продолжает спать дальше. Теперь он вспомнил свой сон. Было так: человеку привиделся город необычный, пустынный, оставленный всеми. Даже эхо ушло (улетело? уплыло?) с этих улиц седых, даже звуки и краски все покинули (так представлялось) тот город. Он шагал, он искал в беспризорных квартирах тень, которой здесь не было, - тень человека. Но - увы - бесполезно любое движенье: люди город оставили, люди сбежали (почему? отчего? - не понять). Без надежды, лишь с упорством отчаянным бешеной мухи (той, которая бьется в оконную стенку и не знает, что стекла прозрачны - и только); с тем упорством искал он людей. Лило солнце лаву плавленных в небе монет, украшений золотых, - и богатство небес застывало на плечах человека, а ветер его остужал, то богатство слепящее. Все же не стерпел человек, побежал, потому что испугался, что вот, вон за тем поворотом, там - последние люди. Промедли мгновенье - и уйдут навсегда. Он бежал. Поднималась пыль, им взбитая, в воздухе жарком, желейном. Он бежал. И безвекие окон проемы (чтобы глаз не смыкали, им выдрали ставни) наблюдали за ним. Он бежал. Мостовые выгинались под ним похотливою кошкой. Он бежал. Переулки кривлялись вдогонку. Он бежал! Он бежал!!! Он бежал!!!.. ...и проснулся... Теперь же человеку начало казаться, что он все еще спит. Дело не в пустоте - к пустоте он привык (если можно привыкнуть к жизни рядом с хищным и свирепым зверем, пускай и дремлющим; незаполнимость пустоты, ее всеприемлемость и всепоглащаемость пугали его панически, пугали всегда). Дело не в том, дело было во внешней похожести, почти полном соответствии того, чем стал город сейчас, и того, что видел человек во сне. "Это немыслимо. /Ладно, ущипни сам себя. ...Только чтобы не больно!/ Заткнись, шут гороховый!" "Ну вот, - подумал он, - докатился. Разговариваю сам с собой". Человек присел на бортик фонтана и задумался над тем, что ему делать дальше. Не вообще, а сегодня. Человеку понравилась комнатка, которую он отыскал вчера, но сейчас оставаться в ней не было никаких его сил. Нет, только не там. Тогда - в сад. Куда же еще? Он поднялся и побрел улицей, настороженно прислушиваясь к окружающему. Ящики на колесиках пока не появились, но это еще ничего не значило, совсем ничего. Может статься, они затаились за тем поворотом и ждут, чтобы человек приблизился; дождуться, а уж потом вырулят, собьют с ног и начнут кричать, трубить прямо в уши свои нелепые фразы. С них станется. Но ящики на колесиках так и не появились. Он слышал их голоса, отдаленные, словно звук /ящика на ножках... как бишь его?../ телевизора за соседской стенкой, - но не более того. Никто не мешал человеку. И когда через несколько кварталов он увидел сад, то испытал даже некое подобие разочарования - так просто?... Впрочем, это чувство сейчас было не главным. Самым сильным, самым беспощадным оставалось бушующее в сознании "дежа вю"; и увидев сад (к слову, совсем не соответствовавший общей картине сегодняшнего сновидения, в нее не вписывающийся, чуждый ей), человек вдруг вспомнил. Он смотрел на фруктовые, похожие на яблони, деревья, на низенький, по пояс, аккуратный каменный заборчик и с ужасом понимал, что сон-то, сон сегодняшний, являлся к нему и раньше, в той, прежней жизни, являлся не один и не два раза, а с постоянством восходящего утром солнца - и каждый раз, вот до этого самого дня, неизменно - тем же таки солнцем, но уже вечерним, - отправлялся в забвение! До этого самого дня. "/Ладно, если ты и спишь, то все равно, пока не проснешься, ничего не изменится. Тебе не дано знать, как скоро зазвонит будильник - и зазвонит ли вообще. Поэтому веди себя так, будто живешь. Это правильнее всего/". Спорить с самим собой - бессмысленная штука. Человек подошел к заборчику и посмотрел на ту сторону. Да, это были на самом деле яблони. По крайней мере, что-то очень похожее на яблони. Огромные, с кулак взрослого мужчины плоды белели тот тут, то там, и было даже непонятно, как они, такие большие, такие увесистые, держатся на ветвях, почему до сих пор не сорвались. Всего лишь глядя на них, человек уже почувствовал во рту знакомый терпкий привкус, который остается после того, как съешь подобное яблоко - сочное, поскрипывающее на зубах свежевыпавшим снежком. (В этом месте его сознание на миг замерло. "Снежок". Слово почему-то ни с чем не ассоциировалось, хотя и казалось знакомым. Потребовалось несколько миллисекунд, чтобы сообразить, вспомнить, идентифицировать, совместить слово и потерявшийся в руинах памяти образ. Удалось... на сей раз удалось). Человек прошелся вдоль забора, но входа не отыскал. Тогда он воровато оглянулся, подтянулся на руках и перепрыгнул на ту сторону. Ноги его утонули по щиколотки в густой влажноватой траве. Холодно. В саду было очень холодно - и это при той неизменной теплоте, которая все дни держалась в городе. Трава немного подмерзла и иногда ломалась под ногами. Он растерянно глотнул стылого воздуха и застегнул куртку на все пуговицы, даже поднял воротник. После этого человек подошел к деревьям. Приглядевшись, он увидел, что на самом деле яблоки белы не от природы; нет, просто их плотную кожицу снаружи покрывал иней, поблескивающий в солнечных лучах. Свет и тепло не топили седой морозной корки, а только придавали ей праздничное настроение... или... даже не придавали... Во всяком случае, человеку сейчас пришла на ум скотобойня - то ее отделение, где, замороженные и поцепленные на уродливые крюки, висят туши убитых зверей. Нет, он не станет есть эти яблоки! Ни за что! "/Не станешь? Даже если тебе предложат.../ Не стану! И точка! И вообще, нужно выбираться отсюда. Нечего мне здесь делать".
12. Он пробежал так что-то около четверти часа - не слишком долго, но успел запыхаться. А ведь еще совсем недавно... Улица впереди раздвинулась и выплюнула человека прямо на площадь. Площадь была небольшой - не площадь даже, а пустое место между домами, посреди которого возвышался старый заброшенный фонтан черного цвета. "Вернее, черные здесь - только чаши, а бортик - ослепительно белый, словно усыпанный первым снегом". Но как бы там ни было, человеку сейчас не хотелось разглядывать местные архитектурные достопримечательности. Потому что сзади возбужденными гаишниками, догоняющими еретика от правил дорожного движения, катились ящики с граммофонными раструбами. - ... ти зои су римаксэс эзо!... "И спрятаться-то негде!" Он помчался к фонтану. - ...с олин тин йи тин халасэс! Человек хотел просто срезать часть пути: перепрыгнуть через белый бортик и пробежать бассейном, чтобы ящики, вынужденные объезжать фонтан по кругу, поотстали, - хотеть-то он хотел, да вышло по-другому. В прыжке, утомленный пробежкой, он споткнулся и упал. - ... ти зои су римаксэс эзо!... Уже не убежать. Человек стал подниматься с колен и вдруг заметил металлическую таблицу сливной решетки. Приоткрытую. "А почему бы нет? Туда уж им точно не забраться".
13. До самого заката Обитатели катались вокруг фонтана и выкрикивали свое "...с олин тин йи тин халасэс!" Поначалу человек хотел было бежать подальше от этих звуков, в коридоры, но вовремя взял себя в руки. Он вовсе не желал заблудиться в местных канализационных системах. Он все же надеялся... Воспомнинание о надеждах вызвало непрошенные слезы. Уткнувшись лицом в колени, человек зарыдал о людях, которых потерял. Сегодня он поверил в спасение, поверил в то, что скоро все закончится. А действительность, словно ловкий шулер, подсунула ему эти гробы на колесиках. "... ти зои су римаксэс эзо!..."
14. Позже его желание исполнится - он встретит людей. И пожалеет об этом.
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
15. Закончил вспоминать, вздохнул и отправился обратно в комнатку. Завтра, похоже, предстоял тот еще денек. Человек хотел как следует подготовиться к следующему визиту своего гостя.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
16. Не ищи иных стран и иных городов. Жизнь свою, убитую здесь, в этом городе, ты убил и на всей земле.
Часть вторая
Глава первая
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Возвращаться впотьмах по канализационным коридорам... - кому-нибудь другому это показалось бы занятием безнадежным. Но человек знал местную географию наизусть и даже не задумывался над тем, где нужно сворачивать, чтобы добраться до комнатки. Он просто шел, размышляя над сегодняшними (вернее, уже вчерашними) многочисленными событиями. Впрочем, спустя некоторое время человек обнаружил, что не думает уже ни о чем, попросту считает шаги и вслушивается во тьму. Он позволил разуму на время оставить какие бы то ни было мысли, расслабиться, лечь, вытянуть ноги и поплевывать в потолок. Весьма действенная терапия для загнанного реальностью сознания. Но, как водится, реальность поспешила напомнить о себе. "Вернее, ирреальность", - подумал он с горькой усмешкой. Когда человек уходил из комнатки, свеча почти догорела, и он не стал ее тушить: что толку? Все равно ни спичек, ни зажигалки нету. Одним словом, сейчас, спустя час-другой, свеча уже должна была бы погаснуть, но из-под дверной щели в коридор выползал луч света. Откуда? "/По крайней мере, ты знаешь, для чего/" - насмешливо сказал он сам себе. О да, человек знал, для чего. Рядом с лучом света, длинный, как день каторжника, лежал в ножнах меч. Тот самый, который... когда же человек брал его последний раз? - кажется, перед тем, как пойти в библиотеку. А что потом? Куда делось оружие? Он не помнил. И был уверен, что не вспомнит. Город уже не впервые пользовался этим трюком. И человек знал, для чего.
2. Он наклонился и поднял с пола меч, увесистый, знакомый. Хотел было поцепить на пояс, но раздумал - все равно сейчас ложиться спать. Пускай и не уснуть. Человек толкнул дверь и вошел в комнатку - пустую, знакомую. Хотел закрыть дверь, потом показалось, что здесь необычайно душно; и все равно закрыл, чтобы не повторяться. Свеча продолжала гореть. По всем - известным человеку - законам природы огонь давно уже должен был умереть, но, видимо, существовали еще и иные законы. Живучий, как подвальная крыса, пламенный танцор чинно поклонился, когда человек вошел в комнатку, и продолжал стоять, покачиваясь и глядя в грязный потолок. "Впору заподозрить вмешательство нежданного гостя, протаскивающего из ниоткуда в никуда школьную мебель". И поэтому с особым удовольствием человек погасил огонек. (Правда, не с первого раза - тот, словно горел над именинным тортом, не желал затухать, и пришлось стискивать пламенную виноградину двумя пальцами и давить, давить, чтобы во все стороны брызнули искры боли... Только тогда свеча сдалась). Человек опустился на ровный прохладный пол, уложил меч рядом с собой, а снятую куртку - под голову, и закрыл глаза. Уснул неестественно быстро, хотя, казалось, должен был бы вертеться с боку на бок и размышлять, сомневаться. А вот гляди ж ты...
3. Утром проснулся как обычно - не слишком рано, но и не до неприличия поздно. У него вошло в привычку спать ровно столько, сколько требовалось организму. Это и правильно, да и на каменном полу особо не понежишься - не пуховая перина, отнюдь. Человек посмотрел на солнечные колонны света, убеждаясь, что на улицах города утро уже переливается в день. Умолкнувшие на ночь Обитатели возобновили свое звучание, хотя во сне он этого не заметил - настолько однооборазным и пустым был звук. Идти в сад сегодня не хотелось. Человек снял свечку с постамента, достал из обломка трубы несколько продолговатых, свинцового цвета плодов и стал механически жевать один, размышляя о Дер-Рокте. Нужно было взвесить все как следует, чтобы не допустить промаха. Сейчас человек не имел права на ошибки. "Значит так. Предположим, я соглашаюсь. Но этого, как оказывается, мало. Мне нужно не просто "уничтожить" - кстати, интересно-то как: не "разрушить", а "уничтожить", ну да об этом подумаем позже... - не просто "уничтожить" город, а еще и найти для этого его "слабое место". О котором я /уже знаешь/, вроде бы, должен знать. /Уже знаешь. И прекрати ломаться. Ничего другое просто не может им быть/. Ну почему же? Например, фонтан. Или эта комнатка. Если вообще я прав и его самым слабым местом является, соответственно, самая постоянная, никогда не изменяющаяся часть города. А я могу и ошибаться. /Проверь/. Но как?! /Иди и проверь!/" Человек доел плоды и поцепил на пояс меч. В голове почему-то насмешливо прозвучало: "И вновь я печально и строго с утра выхожу на порог..." Он вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
4. Сегодня человек решил выбраться наружу через фонтан. Привычным движением он снял сливную решетку, подтянулся на руках и, оказавшись в пустом бассейне, огляделся по сторонам. Кажется, ничего не изменилось. Обитатели монотонно и бесстрастно звучали, расцвечивались и глядели. Человек поискал взглядом вчерашнюю знакомую-соглядатайку, но не нашел. Возможно, утратила к нему интерес, или попросту пряталась неподалеку и ждала. "Ну что же, как бы там ни было, скоро все переменится. /А может, уже?.. /" Человек присмотрелся повнимательнее и обнаружил, что улиц нету. Вернее, где-то в городе они есть, но ни одна не доползла сюда, все они свернули перед фонтаном, и теперь этот пустой пятачок оказался окруженным полупрозрачной стеной домов. Медленно вращались пропеллеры и темнели на солнце, отбрасывая тени, голубоватые кружочки. Ничего не предвещало того, что должно было произойти в ближайшем времени - ничего, кроме обрезанных улиц. Улицы - предвещали. Вдруг по стенам домов поползли темные полосы, которые с каждой минутой становились все упитаннее и больше. "Что за..." Человек вскинул голову к небу и увидел, как солнце соскальзывает к горизонту, причем соскальзывает безо всякого стыда, прямо на несметных глазах многочисленных зрителей. Обитатели переменили свое звучание, оно стало взбудораженным и нервным монолог встревоженного улья. Теперь кучки пермещались из дома в дом значительно чаще, чем раньше - и делали это суетливо, словно прыгающий со сковородки на сковородку грешник в аду. И всё - во время ускоренного заката. Солнце почти упало за горизонт, оно еще цеплялось последними лучами за лопасти пропеллеров, но те безжалостно стряхивали световые щупальца, так что оставалось недолго: час-другой. "Невыносимо", - с отвращением подумал человек. И чтобы не глядеть на очередной исход очередных Обитателей, спустился вниз, в коридоры. Он решил, что выждет около получаса, а уж потом отправится наверх - заниматься делом.
5. Когда до закрытой двери оставалось с десяток шагов, человек уже знал: гость там, внутри. Так оно и было. Дер-Рокта сидел на невесть откуда взявшемся втором стуле и разглядывал мертвые женские головы, бледные, с черными тенями от свечи в глазницах. Свеча, кстати, горела та, которую человек потушил вчера вечером. Почему воск до сих пор не расплавился до самой ее подошвы, было непонятно; потом человек вспомнил о признании Дер-Рокты ("люблю показуху") и насмешливо усмехнулся. Гость с легкостью оторвался от созерцания экспонатов и кивнул: - Вот и хорошо. Раз смеетесь, значит, не боитесь Подумал и добавил: - По крайней мере, не панически. Ну-с, что вы решили? (Его "с", - человек и раньше чувствовал, но только сегодня конкретизировал для самого себя, - звучало как змеиное шипение, словно говоривший прикладывал кончик языка к нёбу. У иных подобный дефект речи был бы чем-то обычным, но у гостя казался такой же угрожающе-отличительной чертой, как гладкость кожи и кошачьи глаза). Не торопясь отвечать, человек сел на представителя школьной меблировки и вытянул перед собой ноги. Звонко лязгнул меч, так и оставшийся висеть на поясе. - Сначала поговорим, - сказал человек. - Я хотел бы кое-что уточнить. - Уточняйте, - кивнул Дер-Рокта. - Но учтите: я не всезнающ и не всемогущ. - Надеюсь, что ваши способности не ограничиваются "показухой" и вы выполните свою часть договора. - Выполню, - заверил гость. - Ну так что там с вопросами? Человек выдержал паузу, собираясь с мыслями. - Первое... - он надолго замолчал, а потом вымолвил, стараясь удержать взмыленных скакунов нетерпения: - Что такое город? - Город это город, - Дер-Рокта легонько пожал плечами; черная, с золотистым узором рубашка и алый пиджак неохотно повторили его движение. Это не плод вашего воображения, он реально существует... по крайней мере, в местных "здесь" и "сейчас". - Допустим. Откуда он взялся? - А откуда, по-вашему, берутся города? Его построили. Вернее, не так, поправил он себя. - Когда-то его начали строить. - А теперь? - А что теперь? - удивился гость. - Теперь, когда город больше никто не строит - он ведь должен умереть. И умрет; может быть, уже умирает. Но вот появляетесь вы, чтобы... - для чего, а? Ведь не ради одного города, тот же рано или поздно все равно погибнет. Значит... Дер-Рокта сокрушенно покачал головой: - Я с самого начала знал, что придется бороться с предубеждениями. Как бы я себя не вел. Мог говорить с вами развязно и запанибратски, хамовито и самоуверенно, - но ведь именно таким вы представляете себе черта. Мог вести себя величественно и великодушно, по-зверски или по-свински, быть бесстрастным, как скала, или участливым, словно исповедник грехов... я даже мог вести себя просто нормально - и вел себя так - и вы все равно принимаете меня за этот плоский силуэт, за эту картонную фигуру, которую так привыкли встречать в книгах, прочитанных вами прежде. Не хочу. Поэтому отныне я буду вести себя так, как вели бы себя вы, - как ведете себя вы, сейчас. Ну что, годится? - Годится. Ничем не хуже и не лучше любого другого образа. - Я так и подумал. Теперь - к делу. У вас еще есть вопросы. Сказано это было утвердительно, так что человеку оставалось только продолжать. Он продолжил: - И все-таки, что вам нужно? За что вы желаете его уничтожить? - Вы мне так и не поверили, - вздохнул Дер-Рокта. - Вам следует понять город не есть абсолютное зло или абсолютное добро, это не воплощение хаоса и не воплощение порядка... хотя, если вам так удобнее... - гость пожал плечами. - Интерпертируйте, как желаете. Это уже детали. - И все-таки, почему? - настаивал человек. - Скажите, кто вы по складу мышления? Во что верите? В Бога, в нирвану, в Колесо Времени? В Равновесие или теорию относительности? В зависимости от этого я объясню. Или, если пожелаете, могу предоставить несколько версий. - А на самом деле?.. Дер-Рокта вздохнул - отчасти раздраженно, отчасти устало: - А не все ли равно? Вам предлагают возвращение в вашу прежнюю жизнь, а за это требуют то, чего вы сами страстно желали последние несколько миллиардов и миллиардов ударов сердца. И вы говорите об объяснениях. Это смешно. Решайте. Решайтесь. Я зайду завтра, чтобы получить ответ. Завтра, после захода солнца. Сегодня, насколько я понимаю, у вас имеется кое-какая работенка. Не буду отвлекать - подобные вещи требуют сосредоточения. Гость пружинисто поднялся и вышел из комнатки. Огонек свечи на мгновенье потух, потом разгорелся с прежней силой, но стула, на котором сидел Дер-Рокта, здесь уже не было. Вероятно, и самого Дер-Рокты в пределах досягаемости - тоже.
6. Только когда гость ушел, человек вспомнил, что забыл задать ему один вопрос: "Это вы следили за мной?" Но почему-то сейчас казалось: Дер-Рокта вряд ли занимался бы подобными вещами, а если б и занимался, то уж так, чтобы его не заметили. Как бы там ни было, вопрос можно будет задать позже. Раздавив между пальцами голову свечи, человек вышел из комнатки, чтобы заняться тем, чем должен был заняться. Он решил выбираться не у фонтана, а в другом месте, и идти к этому месту под городом. Отчасти подобное решение вызвали практические соображения, отчасти - надежда на то, что наблюдатель - многоглазка ли или Дер-Рокта - потеряет его. Человек нырнул в темноту, которая давно уже перестала быть для него темнотой враждебной и превратилась в темноту обыденную. Но теперь, впервые за многие миллиарды ударов сердца, привычное неожиданно вновь обернулось угрожающим. Даже капанье воды наполнилось чуждой напряженностью, и в сознании поневоле возникал образ крови, размеренно падающей откуда-то сверху. На мгновение человек остановился; хотел было вернуться в комнатку за свечой, но передумал. Ему претила сама мысль об этом показушном полуподарке Дер-Рокты. "Вряд ли существует что-либо, способное меня напугать после всего..." Человек не додумал; внезапно капанье прекратилось - словно чья-то невидимая рука поплотнее зажала вентиль крана /или из трупа вытекла вся кровь/. "Кажется, существует". Но за свечой возвращаться не стал.
7. Он долго шел по коридорам; вокруг, как враг, таилась тишь. Он вспоминал.
ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.
8. Какой-то мудрец однажды сказал: "Сколь ужасен был бы мир, в котором бы все наши желания исполнялись". Впрочем, не исключено, что звучало это как-то иначе; но суть-то не меняется. Человек хотел увидеть людей - и через некоторое время он их увидел.
9. На закате ящики с колесами и граммофонными раструбами убрались прочь, то ли отказавшись от затеи вызвать человека из-под фонтана, то ли утомившись наматывать круг за кругом рядом с пустым бассейном, выкрикивая свои "...с олин тин йи тин халасэс!" Человек просидел в коридоре еще некоторое время после того, как стемнело. Собственно, на самом деле он впал в забытье отчаяния и оплеванных надежд и очнулся только когда растерянный от навалившегося потрясения разум какой-то своей частью все же отметил: в окружающем произошли изменения. Почти идеальная тишина (если не обращать внимания на капанье воды где-то далеко отсюда, в одном из коридоров) так же отличалась от недавнего шума /... ти зои су римаксэс эзо!.../, как бабочка "мертвая голова" отличается от своей толстой рогатой гусеницы. Человек снял с лица влажные руки и с отстраненным удивлением посмотрел на расцарапанные при падении пальцы. Кровь и слезы смешались в одно, и хотя ссадины уже подсохли, линии судьбы и смерти, а также браслеты жизни влажно поблескивали во тьме и пахли просоленным железом. И когда человек достал из кармана носовой платок и стал протирать им ладони - и вытер - на мгновение показалось, что вместе с влагой он стер и сами линии.
10. В конце концов он отправился в лабиринт коридоров. Это было абсолютно нелогично, даже опасно, и потом, вспоминая случившееся, человек так и не мог определить, что же погнало его в темноту и неизвестность. Конечно, подниматься наверх, чтобы снова повстречаться с ящиками на колесах, не хотелось, но ведь и идти в пустые тоннели, рискуя упасть в какую-нибудь шахту (откуда ж узнать, есть там шахты или нет?..) и сломать себе голову тоже не лучший вариант. Возможно, здесь сыграли свою роль недобитые надежды, напомнив многочисленные истории-обманки про то, как люди отыскивали подземный ход, входили туда и оказывались в совершенно другой стране. Или же просто-напросто человеку надоело спать на улицах, забиваясь в щели между домами и вздрагивая не от непонятных звуков, а от непонятной тишины. Так или иначе, он поднялся с пола, бросил рассеянный взгляд наверх, в люк, сквозь который сюда проникал лунный свет, и пошел в коридоры. Эхо шагов торопливо помчалось вслед, стараясь не отстать и не заблудиться. Это были очень странные коридоры - хотя бы тем, что их назначение оставалось для человека загадкой. Казалось бы, они должны служить функционированию канализационной системы - чему же еще?!.. - но даже ему человеку, далекому от подобных вещей, представлялись так же неподходящими для этой цели, как бутафорский меч - для смертельного сражения. Широкие, с сухими прямыми стенками и ровным, едва выгибающимся в центре полом, коридоры уходили во тьму и оттуда дразнили непрерывным капаньем воды. Человек пообещал себе, что найдет загадочный источник, чего бы это не стоило, и отправился на звук - но нашел лишь комнатку, в которой ему предстояло провести много дней и ночей и, возможно, умереть. Привыкнув к темноте, он шел, различая очертания окружающего: раздавшиеся в стороны стены, чуть выпуклый пол, низкий потолок. Иногда стены обрывались в том месте, где от этого коридора перпендикулярно отходили другие - но человек ни разу не свернул, хотя вода капала отовсюду, даже из боковых ответвлений. И вот, в конце концов тоннель перед ним закончился тупиком. Почти тупиком - глухая стена в одном месте поблескивала дверной ручкой. "Выход. Это - выход". Человек уже успел позабыть, что нечто подобное думал, стоя перед дверью в библиотеку; слишком много всего случилось, да он и не желал вспоминать о таких вещах. Обхватил пальцами мертвенно холодный, вялый сгусток света, обхватил и потянул. Дверь скрипнула и распахнулась. Шесть ассиметрично расположенных лунных спиц вонзались в пол и заодно делали видимой небольшую комнатку, на пороге которой замер потерявшейся тенью одинокий силуэт. Потом силуэт вошел внутрь и запер за собой дверь, но звуки капающей воды, явившиеся вместе с ним, не пожелали остаться снаружи, и до утра лунные спицы были вынуждены слушать эти звуки, а еше сонные всхлипы и вздохи, и даже пару раз - рыдания.
11. С приходом утра все меняется - эту истину человек усвоил давно, еще в предыдущей жизни, но только проснувшись на следующий день после своего первого Времени Врат, смог воочию в ней, истине, убедиться. Все переменилось, да так разительно, что он даже засомневался: там ли я, где был раньше. Поначалу утро ничем не отличалось от множества предыдущих, проведенных в этом проклятом городе. Только и всего, что теперь человек спал в комнатке под улицами, а не на самих улицах. Зевнув, проморгавшись, он поднялся с пола и посмотрел наверх. Через отверстия в потолке увидеть что-либо было невозможно - лоскут ярко-голубого шелкового неба не в счет. Тогда человек решил выйти к фонтану и разобраться, как обстоят дела. В крайнем случае, если появятся ящики на колесах, он всегда успеет вернуться обратно. Поворачивая эту мысль то так, то сяк, человек, еще не совсем отошедший ото сна, вышел из комнатки и направился к бассейну фонтана. Сон - что-то тягостное, даже жуткое, но сейчас никак не вспоминающееся - не захотел оставаться наедине и последовал за человеком, волочась по полу, словно хвост веревочной петли - за ожившим повешенным. Так они пропутешествовали некоторое время, пока не выбрались (предварительно выглянув и как следует осмотревшись) наружу. И вот здесь-то сон затянулся на его шее.
12. Город изменился. Впервые человек отметил это еще вчера, но тогда голоса целиком завладели его вниманием - лишь сегодня он в полной мере оценил, насколько все изменилось. Впрочем, тоже не сразу. Потому что в первый момент человек решил, что попросту продолжает спать дальше. Теперь он вспомнил свой сон. Было так: человеку привиделся город необычный, пустынный, оставленный всеми. Даже эхо ушло (улетело? уплыло?) с этих улиц седых, даже звуки и краски все покинули (так представлялось) тот город. Он шагал, он искал в беспризорных квартирах тень, которой здесь не было, - тень человека. Но - увы - бесполезно любое движенье: люди город оставили, люди сбежали (почему? отчего? - не понять). Без надежды, лишь с упорством отчаянным бешеной мухи (той, которая бьется в оконную стенку и не знает, что стекла прозрачны - и только); с тем упорством искал он людей. Лило солнце лаву плавленных в небе монет, украшений золотых, - и богатство небес застывало на плечах человека, а ветер его остужал, то богатство слепящее. Все же не стерпел человек, побежал, потому что испугался, что вот, вон за тем поворотом, там - последние люди. Промедли мгновенье - и уйдут навсегда. Он бежал. Поднималась пыль, им взбитая, в воздухе жарком, желейном. Он бежал. И безвекие окон проемы (чтобы глаз не смыкали, им выдрали ставни) наблюдали за ним. Он бежал. Мостовые выгинались под ним похотливою кошкой. Он бежал. Переулки кривлялись вдогонку. Он бежал! Он бежал!!! Он бежал!!!.. ...и проснулся... Теперь же человеку начало казаться, что он все еще спит. Дело не в пустоте - к пустоте он привык (если можно привыкнуть к жизни рядом с хищным и свирепым зверем, пускай и дремлющим; незаполнимость пустоты, ее всеприемлемость и всепоглащаемость пугали его панически, пугали всегда). Дело не в том, дело было во внешней похожести, почти полном соответствии того, чем стал город сейчас, и того, что видел человек во сне. "Это немыслимо. /Ладно, ущипни сам себя. ...Только чтобы не больно!/ Заткнись, шут гороховый!" "Ну вот, - подумал он, - докатился. Разговариваю сам с собой". Человек присел на бортик фонтана и задумался над тем, что ему делать дальше. Не вообще, а сегодня. Человеку понравилась комнатка, которую он отыскал вчера, но сейчас оставаться в ней не было никаких его сил. Нет, только не там. Тогда - в сад. Куда же еще? Он поднялся и побрел улицей, настороженно прислушиваясь к окружающему. Ящики на колесиках пока не появились, но это еще ничего не значило, совсем ничего. Может статься, они затаились за тем поворотом и ждут, чтобы человек приблизился; дождуться, а уж потом вырулят, собьют с ног и начнут кричать, трубить прямо в уши свои нелепые фразы. С них станется. Но ящики на колесиках так и не появились. Он слышал их голоса, отдаленные, словно звук /ящика на ножках... как бишь его?../ телевизора за соседской стенкой, - но не более того. Никто не мешал человеку. И когда через несколько кварталов он увидел сад, то испытал даже некое подобие разочарования - так просто?... Впрочем, это чувство сейчас было не главным. Самым сильным, самым беспощадным оставалось бушующее в сознании "дежа вю"; и увидев сад (к слову, совсем не соответствовавший общей картине сегодняшнего сновидения, в нее не вписывающийся, чуждый ей), человек вдруг вспомнил. Он смотрел на фруктовые, похожие на яблони, деревья, на низенький, по пояс, аккуратный каменный заборчик и с ужасом понимал, что сон-то, сон сегодняшний, являлся к нему и раньше, в той, прежней жизни, являлся не один и не два раза, а с постоянством восходящего утром солнца - и каждый раз, вот до этого самого дня, неизменно - тем же таки солнцем, но уже вечерним, - отправлялся в забвение! До этого самого дня. "/Ладно, если ты и спишь, то все равно, пока не проснешься, ничего не изменится. Тебе не дано знать, как скоро зазвонит будильник - и зазвонит ли вообще. Поэтому веди себя так, будто живешь. Это правильнее всего/". Спорить с самим собой - бессмысленная штука. Человек подошел к заборчику и посмотрел на ту сторону. Да, это были на самом деле яблони. По крайней мере, что-то очень похожее на яблони. Огромные, с кулак взрослого мужчины плоды белели тот тут, то там, и было даже непонятно, как они, такие большие, такие увесистые, держатся на ветвях, почему до сих пор не сорвались. Всего лишь глядя на них, человек уже почувствовал во рту знакомый терпкий привкус, который остается после того, как съешь подобное яблоко - сочное, поскрипывающее на зубах свежевыпавшим снежком. (В этом месте его сознание на миг замерло. "Снежок". Слово почему-то ни с чем не ассоциировалось, хотя и казалось знакомым. Потребовалось несколько миллисекунд, чтобы сообразить, вспомнить, идентифицировать, совместить слово и потерявшийся в руинах памяти образ. Удалось... на сей раз удалось). Человек прошелся вдоль забора, но входа не отыскал. Тогда он воровато оглянулся, подтянулся на руках и перепрыгнул на ту сторону. Ноги его утонули по щиколотки в густой влажноватой траве. Холодно. В саду было очень холодно - и это при той неизменной теплоте, которая все дни держалась в городе. Трава немного подмерзла и иногда ломалась под ногами. Он растерянно глотнул стылого воздуха и застегнул куртку на все пуговицы, даже поднял воротник. После этого человек подошел к деревьям. Приглядевшись, он увидел, что на самом деле яблоки белы не от природы; нет, просто их плотную кожицу снаружи покрывал иней, поблескивающий в солнечных лучах. Свет и тепло не топили седой морозной корки, а только придавали ей праздничное настроение... или... даже не придавали... Во всяком случае, человеку сейчас пришла на ум скотобойня - то ее отделение, где, замороженные и поцепленные на уродливые крюки, висят туши убитых зверей. Нет, он не станет есть эти яблоки! Ни за что! "/Не станешь? Даже если тебе предложат.../ Не стану! И точка! И вообще, нужно выбираться отсюда. Нечего мне здесь делать".