Сейчас Раф-аль-Мон очень напоминал ему того священника, что читал погребальную молитву над гробом матери - точно так же свисала к земле и судорожно подергивалась при каждом слове белесая борода, точно так же подобострастно глядели в небо широко раскрытые глаза. И все вокруг маленького Талигхилла тоже смотрели в небо, а он - он один - смотрел на лицо мамы. Ее укусила - подумать только! - ее укусила бешеная собака, неизвестно каким образом пробравшаяся в усадебный парк. Какая нелепая смерть! С тех пор, разумеется, ни одна тварь не могла приблизиться к усадьбе ближе чем на сотню шагов, не рискуя быть подстреленной из лука охранниками или же изрубленной ими в капусту. Но маму-то это не спасло. Не оживило. И о каких Богах - всемогущих и справедливых - могла идти речь в таком случае? Они не уберегли самую светлую и невинную душу во всем мире его мать. У нее был удивительный для Пресветлых дар - она лечила болезни. Смертельные болезни. А вот себя вылечить не смогла. Отец, дар которого заключался в способности выигрывать в азартных играх, только кусал себе губы от бессилия, а Талигхилл... У Талигхилла как раз накануне ее смерти впервые был вещий сон. Но он не верил в Богов. Несмотря на сны, несмотря на все прочее, он все равно не верил в Богов. Нету их - всемогущих и справедливых, нету и не было. И уже никогда не будет. И поэтому когда он видел молящихся, принц чувствовал страшное раздражение на людей, таких слепых и ничего не понимающих в окружающей действительности. Им хотелось верить, и поэтому они верили. А на самом-то деле Богов, конечно, не существует.
Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание. В стране мало афишировали неверие наследного принца в Богов. Да и никого это особенно не волновало, по крайней мере, до тех пор, пока Талигхилл оставался наследным принцем.
- Вы привезли игру? - спросил Пресветлый, когда с первой и второй переменой блюд было покончено, и завтракающие перенесли свое внимание на сладости.
- Вне всякого сомнения, - невпопад ответил Раф-аль-Мон. Видимо, недавнее недоразумение все еще занимало его мысли. - Привез, Пресветлый, и готов преподать несколько уроков. Надеюсь, они пригодятся вам.
- Я тоже на это надеюсь, - сказал принц. - Ну так что же, перейдем непосредственно к нашим занятиям?
- Где прикажете установить игральное поле? - вежливо поинтересовался торговец, попутно выбирая кусок пирога побольше. Он явно не рассчитывал на столь быстрое завершение пиршества, тем более, что сладкое подали совсем недавно.
- Наверное, в парке, - проговорил принц, задумчиво теребя кончик усов. Думаю, в беседке или на веранде. Что посоветуете, почтенный?
- На веранде, - Раф-аль-Мон покосился на дальнюю чашу с фруктами. - Вне всякого сомнения на веранде.
- Тогда пойдемте, я отведу вас туда, - принц встал и подал слугам знак убирать со стола. - А где же игра?
- Запакована. Носильщики, что прибыли со мной, сейчас, наверное, сидят в людской. Прикажите, чтобы их вместе с грузом проводили к веранде.
Талигхилл повернулся к ближайшему слуге:
- Выполняй.
- Пойдемте, почтенный, - он взял Раф-аль-Мона за локоть и повел к выходу.
Они перешли на веранду и удобно разместились в легких плетеных креслах. Вскоре появились носильщики с пакетами. Торговец попросил, чтобы ему выделили широкий устойчивый стол.
Когда внесли стол, Раф-аль-Мон поднялся и стал самостоятельно распаковывать свертки, заявив, что не доверяет носильщикам - те могут случайно что-нибудь сломать.
Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов, башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за процессом и с нетерпением ожидал, когда же наконец начнется сама игра.
Наконец все было расставлено, оберточную бумагу и шерсть унесли расторопные слуги, а Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из мягкой кожи и принялся извлекать оттуда толстенный свиток - Свод правил для игры в махтас . Талигхилла буквально переполняло желание поскорее приступить. Он поплотнее запахнул халат на груди и в который уже раз поменял свое положение в кресле: пошевелился и закинул ногу за ногу.
Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, перелистнул несколько страниц, пожевал губами и поднял свой задумчивый взгляд на Пресветлого:
- Ну что же, начнем?
Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.
- Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения немного понаблюдать за тем, как буду играть я.
- Один?
- Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик. - Итак, приступим.
/небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается яркий след.
- Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?
- Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили, а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..
/снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/
Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая какую-то фигурку. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой.
- Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.
Талигхилл рассеянно поднимает голову:
- Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?
Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:
- Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.
- Х-хорошо, - протягивает тот. - Хорошо, идем есть. Но мы ведь не закончили партию.
- Закончим, - обещает Раф-аль-Мон. - Только чуть позже. Например, завтра утром.
- Почему же завтра утром? - недовольно спрашивает Талигхилл. - Можно ведь и после ужина.
- Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая принца к выходу. - Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.
- Устал? - поднимает кверху брови Талигхилл. - Что же, вот за ужином и отдохнешь.
Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.
/перо перед глазами/
После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и Пресветлый желал уточнить некоторые детали.
Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было недостаточно. Тогда Талигхилл отложил Свод в сторону и просто стал смотреть на фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они оживут: зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и яростные вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.
- Завтра уезжает твой отец.
Талигхилл обернулся. У входа на веранду стоял Домаб. Управитель был в своем любимом халате с дикими вепрями: стоял в дверном проеме и разглядывал игральное поле.
- Да, - кивнул принц. - Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.
- Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем? - в голосе управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.
- Нет, разумеется, - чуть раздраженно ответил принц. - У меня же гость.
Оправдываешься. Значит чувствуешь за собой вину.
- Но...
- Домаб, отец ведь едет не на войну, - покачал головой Талигхилл. - Он просто отправляется в Хуминдар, потому что там поменялась власть. Так сказать, дипломатический визит - не опаснее, чем лесная прогулка на добром коне. А у меня гость.
- И махтас, - еле слышно добавил управитель.
- И махтас, - согласился принц. - Ты видишь в этом нечто позорное для меня?
Сам он мысленно поморщился - слишком уж вызывающе прозвучал вопрос. Но отступать Талигхилл не привык. Я уже взрослый человек, а этот мужчина говорит со мной так, словно я нашаливший сорванец. Пора пересмотреть свое отношение к нему. Ведь я решил так еще вчера, верно?..
- Нет, - прошептал Домаб. - Я не вижу. Моя беда как раз в том, что я не вижу, но чувствую. Этот холод. Он не к добру.
- Какой еще холод? - удивился Талигхилл. - Мухи вязнут в воздухе от жары. Какой холод, Домаб?
- Мой, - ответил тот. - Мой, личный холод. Он предвещает что-то - что-то нехорошее. Но я не знаю, что. Скажи, Талигхилл, тебе не снилось чего-нибудь... такого?
- Не нужно начинать все сызнова, - в голосе принца зазвенела сталь... или лед. - Я думал, мы вчера обо всем договорились. Мне-не-снится-ничеготакого .
- Да, - медленно кивнул управитель. - Прости. Как же я запамятовал? Пресветлому постелить прямо на веранде?
- Не стоит, - ответил Талигхилл. - Я предпочитаю ночевать в собственной спальне.
Домаб снова кивнул и ушел.
Принц проводил его взглядом, в котором посторонний наблюдатель не заметил бы и капли какого-либо чувства. Бесстрастность статуи - вот, что было в его глазах.
Вот и хорошо. В конце концов, я ведь не маленький мальчик. И у меня есть своя собственная голова на плечах.
/только достаточно ли ее тебе?/
Последняя мысль была чужой, словно кто-то невидимый сидел внутри и ехидно нашептывал Талигхиллу всякие гадости. Он криво усмехнулся. Пускай. Пускай шепчет, что ему угодно. А я все равно не позволю чему бы то ни было вмешиваться в свою жизнь!
Эта мысль тоже не совсем понравилась ему. Было в ней что-то отступническое, словно он ею признавал существование своих пророческих снов или даже Богов. Но, разумеется, все это чепуха.
/Лепестки. Тебе ведь сегодня ночью опять снились черные лепестки под ногами. Именно поэтому ты так увлечен махтасом. Игра позволяет тебе забыть об окружающем. И именно поэтому ты сидишь здесь и не решаешься подняться в спальню. Потому что знаешь: там тебя ждут сны с черными лепестками/.
Что за бред?!
Талигхилл встал и сделал шаг к двери. Он ничего не боится и докажет это. Самому себе докажет. А завтра выиграет у проклятого старика, обязательно выиграет!
Принц вошел в дом, но прежде, чем идти спать, заглянул в столовую и взял со стола несколько печеньев. Он проголодался за день - в этом можно было признаться, хотя бы самому себе.
Перекусив, Талигхилл вышел в гостиную и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Уже почти без раздражения взглянул на фигурку Оаль-Зиира и подумал, что в конце концов пусть Домаб ставит ее, куда угодно - это его дело. Но вывести Талигхилла из себя отныне будет не так просто. Еще подумал, что нужно обязательно приказать, чтобы привели наложницу попышнее да поопытней. Но это завтра, потому что сегодня он чересчур устал и больше всего на свете хочет
/спать без снов/
просто поспать.
Проходя мимо комнаты матери, остановился. Как могут люди быть настолько глупыми, чтобы верить в Богов? Вспомнился Раф-аль-Мон за завтраком, его молитва. Есть все-таки что-то неприятное в этом старике. Но он учит меня игре - и до тех пор полезен. По крайней мере, больше, чем постоянно пытающийся мною управлять Домаб.
Зашел к себе, закрыл дверь и плотно задернул шторы, наученный горьким опытом. Потом опустился на кровать и взглядом скользнул по туфлям.
Снова!
Принц со смешанным чувством гадливости и ужаса отлепил от матерчатой туфли черный листок и отшвырнул прочь, как ядовитую гадину.
Потушил свечи и лег в постель, но никак не мог заснуть. Мысль о том, что где-то рядом, на ковре, лежит эта черная пластинка, не давала покоя. Пришлось вставать, наощупь зажигать свет и искать черный листок. Когда принц нашел его, он раздвинул шторы и вышвырнул в приоткрытое окно проклятый
/знак/
листок. Лишь после этого вторично лег в кровать и смог наконец уснуть.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
В комнатке снова было шумно, как на рынке древнего Гардгэна. Правда, сегодня никто не просил воды и не кричал так громко, как в прошлый раз. Да и толстуха не задыхалась.
Кроме того, молчал Данкэн. Эта перемена в нем была настолько необычной, что я даже не знал, радоваться мне или огорчаться. Когда подобные люди молчат, жди чего-то на самом деле необычного. А мне сейчас только на самом деле необычного не хватало, - словно все, что случилось до того, было не на самом деле необычным.
Журналист сидел слева от меня и непрерывно смотрел в мою сторону. Я мысленно попытался разобраться: что же может быть не так? Одел что-нибудь броское? Да вроде, нет. И не тот это человек, чтобы смотреть во все глаза на соседа лишь из-за того, что тот необычно оделся. Тут бы в ход прежде всего пошел язычок, но - в этом-то вся странность! - писака молчал, как камни этих стен.
Я повернулся, изрядно раздраженный его взглядом, и намеревался выдать что-нибудь резкое и колючее, когда журналист испуганно вскинул перед собой руки и прошептал:
- Молчите!
- Что?
- Умоляю вас, молчите! - повторил он, пристально глядя мне прямо в глаза. Если Данкэн хотел, чтобы я по его взгляду почувствовал всю серьезность сказанного, то он своего добился. Я заткнулся и только слушал. - Молчите, я все вам объясню. Как только выйдем отсюда, я вам все объясню. Объясню, только молчите, умоляю вас!
Кажется, он зациклился, - подумалось мне, но я все-таки промолчал.
- Сейчас полдень, господа, - сообщил нам, поднимаясь с каменного трона, Мугид. - Поэтому у вас есть время, чтобы немного отдохнуть и познакомиться с башней поближе - конечно, кто желает этого.
- Можно вопрос? - это был сухонький низенький человечек, сильно смахивающий на какого-нибудь академика. Да, наверное, он таковым и являлся.
- Слушаю вас, господин Чрагэн, - учтиво кивнул повествователь.
- Скажите, почему вчера мы внимали до позднего вечера, а сегодня сеанс закончился раньше? - человечек погладил свою маленькую бородку, потом извлек из заднего кармана брюк носовой платок и промокнул блестящую от пота лысину. Что ни говори, в комнатке все равно было жарко.
- Ответ прост. Видите ли, господин Чрагэн, дело в том, что каждое повествование похоже на отдельную историю. Ее нельзя разрывать и подавать конец день спустя после того, как вы воспримите начало. Это только повредит, - интересно, что он имел в виду, и кому может повредить это ? Посему иногда наши сеансы могут длиться полдня, а иногда растягиваться на сутки. Все зависит от того конкретного эпизода, который я должен буду повествовать вам, чтобы во всей полноте описать историю ущелья.
Слишком громко сказано. Не историю ущелья, а всего лишь ее малую часть. Правда, единственную, более-менее заслуживающую внимания.
- Еще вопросы, господа? - повествователь оглядел каждого из нас, убеждаясь, все ли в порядке.
- Вы говорили о знакомстве с башней, - это поднялась со своего места Карна. - А что именно здесь есть? На что вы посоветуете обратить наше внимание? она снова очаровательно улыбнулась и села.
- Разумный вопрос, - довольно кивнул Мугид. - Но, господа, я не стану рекомендовать вам что-либо конкретное. Ходите везде, где вам заблагорассудится, и смотрите. Конечно, за исключением тех комнат, куда вход посетителям запрещен.
- А каким образом мы узнаем об этом? - спросил пожилой, с виду рассудительный мужчина в деловом костюме, с короткой стрижкой и гладко выбритым подбородком. Он сидел рядом с женщиной, чуть моложе его, с которой все время находился вместе - видимо, с женой.
- Узнаете, - неопределенно взмахнул рукой Мугид.
- Ну что же... - сомневаясь, покачал головой вопрошавший.
- Не переживайте, господин Валхирр, - успокоил его старик. - Вам с госпожой Валхирр не грозит заблудиться или попасть в какое-нибудь тайное место, увидевший которое подлежит немедленному умерщвлению. Все будет в порядке.
Господин Валхирр натянуто улыбнулся. Я мысленно покачал головой: лицезреть три совсем разные улыбки за столь короткий промежуток времени! И еще молчащий Данкэн. Весьма насыщенный день.
Мугид снова оглядел нас, словно воспитатель - малышей, раздумывающий, выпускать их гулять или же не выпускать. Мне его взгляд, откровенно говоря, не понравился, но удивляться этому было бы глупо - после вчерашних слов я вполне мог судить предвзято.
- Ну что же, господа, - резюмировал наш повествователь. - Я прощаюсь с вами до ужина. Обедать, скорее всего, мы будем в разное время - когда кто пожелает. Просто приходите в Большой зал, а слуги позаботятся о вас. Впрочем, - добавил он, помедлив, - думаю, с ужином у нас выйдет точно так же. Поэтому до завтра, господа. Возможно, с некоторыми из вас мы сегодня не увидимся.
Я пожелал, чтобы это прежде всего касалось меня - совсем не хотелось лишний раз встречаться с этим человеком. На сегодня мне вполне должно было хватить Данкэна с его сумасшествием.
Тот уже вцепился клещом в рукав моей рубашки и волок прочь из комнатки. Я только и успел бросить прощальный взгляд на Карну и вымученно ей улыбнуться. Кажется, она не обратила на меня особого внимания, увлеченно беседуя с толстухой и господином Чрагэном. Ну вот, еще одна улыбка. Просто день фальшивых улыбок! Только Карна во всей нашей компании и улыбалась открыто, без задних мыслей. Наверное.
Данкэн стоял рядом, дрожа всем телом, словно загнанный конь. Не вызывало сомнений то, что он тяжело болен. Больше всего это походило на лихорадку, но я никогда хорошо не разбирался во всех этих хворях. Здесь для подобных целей должен быть лекарь. Позже спрошу у... да нет, не у Мугида, - у слуг. Они наверняка знают.
- Простите мне мое поведение, но вы долж... прошу, выслушайте меня. А до тех пор ничего не говорите.
Полно, да Данкэн ли это?!
- Пойдемте, - он так и не выпустил рукав моей рубашки. Я подумал о том, что после сегодняшних приключений ее придется сменить - мятые рукава всегда вызвали у меня легкое отвращение.
Стоило мне воздеть кверху брови и открыть рот, чтобы просто спросить, куда же он намеревается идти, как журналист побледнел и затрясся пуще прежнего.
- Умоляю, молчите!
Я запихнул вопрос подальше, в самый темный уголок кармана памяти, и поинтересовался у самого себя - с какой стати вообще все это делаю. Ответ оказался до банального прост: мне было интересно.
Поэтому я пообещал себе сдерживаться и пошел вслед за Данкэном, ведомый им, словно хозяин - большой и непослушной собакой.
К моему удивлению, наш путь лежал к входной двери. Журналист повернул ручку, и дверь открылась, выдохнув на нас волну свежего прохладного воздуха. Кто-то из гостей оглянулся, чтобы выяснить, почему стало холоднее, но мы уже были снаружи, и дверь захлопнулась, оставляя позади тепло и уют гостиницы (весьма, кстати, относительный).
- Так в чем же дело? - не выдержал я, когда мы остались вдвоем. Сильный ветер мгновенно растрепал все волосы на голове и надул рукава рубахи. Какого демона?..
- Помолчите! - умоляюще вскрикнул Данкэн. - Помолчите и дайте мне сказать!
- Так говорите же! - прорычал я.
Журналист моментально уставился на меня выпученными глазами; в следующую секунду его словно прорвало. Он говорил непрестанно - примерно так барабанит по клавиатуре профессиональная машинистка.
- Снова! Вы видите, это началось снова! Конечно, я сам виноват. Я довел вас. И ведь знал же, что делаю, но не продумал все до конца. И вот теперь сызнова. Это началось с самого утра - помните, я не пришел на завтрак и ждал вас всех уже внизу. А знаете, почему я не пришел? Отнюдь не из-за того, что не был голоден или постился. Нет! Я просто не мог прийти. Слышите! Я проснулся рано утром, оделся, совершил свой утренний туалет, а потом подошел к двери комнаты с твердым намерением выйти оттуда и попасть в Большой зал. Что, вы думаете, со мной произошло? Я не мог двинуться с места! Да-да, я не шучу и не оговариваюсь! Я не мог двинуться с места. Но стоило мне только развернуться и направиться к кровати, как мое тело снова начало слушаться меня. Я попробовал еще раз выйти из комнаты. (Самое интересное, что этим утром я уже покидал ее, когда посещал отхожее место). Прежде мне это удавалось, но теперь, как только я приблизился к двери, все мышцы мои снова отказались повиноваться. И так несколько раз. В это время пришел слуга и спросил, буду ли я завтракать. Кажется, я ответил что-то крайне грубое, но - поймите меня! - я был растерян и даже испуган. Мне совсем не улыбалось провести остаток своей жизни в этой растреклятой комнатушке. И вот тут-то я вспомнил наш вчерашний разговор. Помните, вы сказали надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся ?
Я кивнул, но, кажется, это не имело никакого значения. Данкэн тараторил, как заведенный, и я уже начал догадываться, кто его завел.
- Вот в этом-то все и дело! В этих ваших словах! Они вынуждали меня оставаться в комнате. И теперь история повторяется снова: вы велели говорить, и я говорю. Я хочу остановиться, но не могу этого сделать. И наверное, не смогу, пока не закончу. ...Так вот, возвращаясь к сегодняшнему утру. Когда я догадался, в чем дело, я решил проверить свои предположения. Стоило только убедить себя, что я иду не в Большой зал, а вниз, - чтобы дожидаться там остальных, - и тело оставалось послушным мне до тех пор, пока я не изменил свои намерения. Я поэкспериментировал некоторое время, догадываясь, что уж его-то у меня предостаточно - вы как раз завтракали. Потом я все-таки спустился на первый этаж и стал ждать там. Дальнейшее вам известно.
Он замолчал и облегченно вытер лоб. Хотя здесь, на площадке, было холодно, Данкэн за время своего монолога преизрядно вспотел.
Я медленно покачал головой и отошел к парапету, не зная, что и сказать. Разумеется, я ни секунды не верил в то, что способен управлять другими людьми при помощи слов. В конце концов, раньше этого никогда не случалось, так с какой же стати такой способности появляться теперь? Но и обвинить Данкэна во лжи я не мог. Потому что он не лгал. И не разыгрывал меня. Он говорил правду и искренне верил в то, о чем говорил. Другой вопрос: что же случилось с ним на самом деле? Мысль о самовнушении я отбросил сразу. Не тот Данкэн человек. Но что же тогда?! Я не знал. И, если честно, не особенно желал выяснять. Мне хватало забот и помимо всех этих новооткрывшихся сверхъестественных способностей собственного организма.
Журналист несмело кашлянул за моей спиной, а потом осторожно спросил:
- Ну что?
Я пожал плечами:
- Не знаю. Вы уверены в том...
Глупости. Конечно, он уверен.
- Может быть, это действует только на меня? - предположил журналист.
Я вздрогнул от резкого дуновения ветра и покачал головой:
- Вряд ли. Вряд ли все это вообще может быть на самом деле.
Данкэн вздохнул:
- Не верите.
- Верю. И все-таки этого не может быть.
- Если желаете, давайте проверим, - предложил он с еле заметной дрожью в голосе.
- На ком? - поинтересовался я. - И зачем?
Ну последнее-то понятно. Но вот на ком?
- Хорошо, - кивнул Данкэн. Он встал рядом со мной у парапета и перегнулся наружу, словно его тошнило. Да наверное, примерно так он себя и чувствовал в тот момент. - Хорошо. А что предлагаете вы?
- Не знаю, - ответил я после долгого молчания. - Давайте подождем и посмотрим.
- На что?! - взорвался он. - На что посмотрим?!
- Не знаю, - кажется, я сегодня был крайне неоригинален. - Пойдемте-ка лучше внутрь, пока мы еще не превратились в две ледяные статуи. Вдруг у Мугида нет ледоколов?
Данкэн повернулся к двери, и когда наши взгляды на секунду пересеклись, в его глазах я заметил страх. Интересно, а что отразилось в моих?..
Внутри было тепло и пусто, только эхо далеких голосов бродило где-то высоко, у самой крыши. Со второго этажа ощутимо тянуло запахом чего-то съестного.
- Ну что, прогуляемся по гостинице и осмотрим местные достопримечательности? Все равно ведь делать нечего.
- Здесь я вам не компания, - покачал головой Данкэн. Правда, эти свои слова он произнес с некоторой долей настороженности, словно боялся, что я стану возражать. - Напомню вам, что еще не завтракал сегодня. Так что если вы не против - пойду предаваться чревоугодничеству. - Он помолчал и тихо добавил, больше для себя: - Если кусок в горло полезет.
- Приятного аппетита. Если не возражаете, поговорим после ужина.
Журналист молча кивнул и заспешил наверх. Я проводил его взглядом и подумал, что отныне связан с этим человеком, хочу того или нет. Он, кажется, тоже чувствовал нечто подобное - пускай и неосознанно. Проклятье! Осложнения на каждом шагу!
Нужно было, наверное, идти к себе в номер и заняться тем, ради чего я сюда и приехал, но после разговора с журналистом делать этого совсем не хотелось. А хотелось просто пройтись и поразмыслить над всем, что случилось со мной за последние два дня.
Я стал бродить по первому этажу, разглядывая висевшие там гобелены и прислушиваясь к голосам наверху. Кто-то восторженно восклицал: Взгляните, вы только взгляните на это! , а другие вторили: Какая красота! Первый голос, похоже, принадлежал толстухе с крашеными волосами, остальных я не узнал. Карны, кажется, среди них не было. Жаль. Она - единственный человек, от чьего общества я не смог бы избавиться, если бы мы сейчас встретились. А мне необходимо было одиночество, чтобы разложить все происходящее по полочкам.
Сунув руки в карманы и порождая своими шагами гулкое эхо, я бродил по периметру первого этажа и размышлял о словах Мугида. Что он имел в виду? Подобные вещи не говорят просто так, да и старик не похож на тех, кто склонен к мистификациям и подпусканию тумана. Хотя... Обычно, мистификаторы и не выглядят таковыми. В этом-то вся соль.
Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание. В стране мало афишировали неверие наследного принца в Богов. Да и никого это особенно не волновало, по крайней мере, до тех пор, пока Талигхилл оставался наследным принцем.
- Вы привезли игру? - спросил Пресветлый, когда с первой и второй переменой блюд было покончено, и завтракающие перенесли свое внимание на сладости.
- Вне всякого сомнения, - невпопад ответил Раф-аль-Мон. Видимо, недавнее недоразумение все еще занимало его мысли. - Привез, Пресветлый, и готов преподать несколько уроков. Надеюсь, они пригодятся вам.
- Я тоже на это надеюсь, - сказал принц. - Ну так что же, перейдем непосредственно к нашим занятиям?
- Где прикажете установить игральное поле? - вежливо поинтересовался торговец, попутно выбирая кусок пирога побольше. Он явно не рассчитывал на столь быстрое завершение пиршества, тем более, что сладкое подали совсем недавно.
- Наверное, в парке, - проговорил принц, задумчиво теребя кончик усов. Думаю, в беседке или на веранде. Что посоветуете, почтенный?
- На веранде, - Раф-аль-Мон покосился на дальнюю чашу с фруктами. - Вне всякого сомнения на веранде.
- Тогда пойдемте, я отведу вас туда, - принц встал и подал слугам знак убирать со стола. - А где же игра?
- Запакована. Носильщики, что прибыли со мной, сейчас, наверное, сидят в людской. Прикажите, чтобы их вместе с грузом проводили к веранде.
Талигхилл повернулся к ближайшему слуге:
- Выполняй.
- Пойдемте, почтенный, - он взял Раф-аль-Мона за локоть и повел к выходу.
Они перешли на веранду и удобно разместились в легких плетеных креслах. Вскоре появились носильщики с пакетами. Торговец попросил, чтобы ему выделили широкий устойчивый стол.
Когда внесли стол, Раф-аль-Мон поднялся и стал самостоятельно распаковывать свертки, заявив, что не доверяет носильщикам - те могут случайно что-нибудь сломать.
Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов, башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за процессом и с нетерпением ожидал, когда же наконец начнется сама игра.
Наконец все было расставлено, оберточную бумагу и шерсть унесли расторопные слуги, а Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из мягкой кожи и принялся извлекать оттуда толстенный свиток - Свод правил для игры в махтас . Талигхилла буквально переполняло желание поскорее приступить. Он поплотнее запахнул халат на груди и в который уже раз поменял свое положение в кресле: пошевелился и закинул ногу за ногу.
Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, перелистнул несколько страниц, пожевал губами и поднял свой задумчивый взгляд на Пресветлого:
- Ну что же, начнем?
Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.
- Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения немного понаблюдать за тем, как буду играть я.
- Один?
- Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик. - Итак, приступим.
/небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается яркий след.
- Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?
- Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили, а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..
/снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/
Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая какую-то фигурку. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой.
- Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.
Талигхилл рассеянно поднимает голову:
- Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?
Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:
- Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.
- Х-хорошо, - протягивает тот. - Хорошо, идем есть. Но мы ведь не закончили партию.
- Закончим, - обещает Раф-аль-Мон. - Только чуть позже. Например, завтра утром.
- Почему же завтра утром? - недовольно спрашивает Талигхилл. - Можно ведь и после ужина.
- Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая принца к выходу. - Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.
- Устал? - поднимает кверху брови Талигхилл. - Что же, вот за ужином и отдохнешь.
Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.
/перо перед глазами/
После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и Пресветлый желал уточнить некоторые детали.
Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было недостаточно. Тогда Талигхилл отложил Свод в сторону и просто стал смотреть на фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они оживут: зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и яростные вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.
- Завтра уезжает твой отец.
Талигхилл обернулся. У входа на веранду стоял Домаб. Управитель был в своем любимом халате с дикими вепрями: стоял в дверном проеме и разглядывал игральное поле.
- Да, - кивнул принц. - Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.
- Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем? - в голосе управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.
- Нет, разумеется, - чуть раздраженно ответил принц. - У меня же гость.
Оправдываешься. Значит чувствуешь за собой вину.
- Но...
- Домаб, отец ведь едет не на войну, - покачал головой Талигхилл. - Он просто отправляется в Хуминдар, потому что там поменялась власть. Так сказать, дипломатический визит - не опаснее, чем лесная прогулка на добром коне. А у меня гость.
- И махтас, - еле слышно добавил управитель.
- И махтас, - согласился принц. - Ты видишь в этом нечто позорное для меня?
Сам он мысленно поморщился - слишком уж вызывающе прозвучал вопрос. Но отступать Талигхилл не привык. Я уже взрослый человек, а этот мужчина говорит со мной так, словно я нашаливший сорванец. Пора пересмотреть свое отношение к нему. Ведь я решил так еще вчера, верно?..
- Нет, - прошептал Домаб. - Я не вижу. Моя беда как раз в том, что я не вижу, но чувствую. Этот холод. Он не к добру.
- Какой еще холод? - удивился Талигхилл. - Мухи вязнут в воздухе от жары. Какой холод, Домаб?
- Мой, - ответил тот. - Мой, личный холод. Он предвещает что-то - что-то нехорошее. Но я не знаю, что. Скажи, Талигхилл, тебе не снилось чего-нибудь... такого?
- Не нужно начинать все сызнова, - в голосе принца зазвенела сталь... или лед. - Я думал, мы вчера обо всем договорились. Мне-не-снится-ничеготакого .
- Да, - медленно кивнул управитель. - Прости. Как же я запамятовал? Пресветлому постелить прямо на веранде?
- Не стоит, - ответил Талигхилл. - Я предпочитаю ночевать в собственной спальне.
Домаб снова кивнул и ушел.
Принц проводил его взглядом, в котором посторонний наблюдатель не заметил бы и капли какого-либо чувства. Бесстрастность статуи - вот, что было в его глазах.
Вот и хорошо. В конце концов, я ведь не маленький мальчик. И у меня есть своя собственная голова на плечах.
/только достаточно ли ее тебе?/
Последняя мысль была чужой, словно кто-то невидимый сидел внутри и ехидно нашептывал Талигхиллу всякие гадости. Он криво усмехнулся. Пускай. Пускай шепчет, что ему угодно. А я все равно не позволю чему бы то ни было вмешиваться в свою жизнь!
Эта мысль тоже не совсем понравилась ему. Было в ней что-то отступническое, словно он ею признавал существование своих пророческих снов или даже Богов. Но, разумеется, все это чепуха.
/Лепестки. Тебе ведь сегодня ночью опять снились черные лепестки под ногами. Именно поэтому ты так увлечен махтасом. Игра позволяет тебе забыть об окружающем. И именно поэтому ты сидишь здесь и не решаешься подняться в спальню. Потому что знаешь: там тебя ждут сны с черными лепестками/.
Что за бред?!
Талигхилл встал и сделал шаг к двери. Он ничего не боится и докажет это. Самому себе докажет. А завтра выиграет у проклятого старика, обязательно выиграет!
Принц вошел в дом, но прежде, чем идти спать, заглянул в столовую и взял со стола несколько печеньев. Он проголодался за день - в этом можно было признаться, хотя бы самому себе.
Перекусив, Талигхилл вышел в гостиную и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Уже почти без раздражения взглянул на фигурку Оаль-Зиира и подумал, что в конце концов пусть Домаб ставит ее, куда угодно - это его дело. Но вывести Талигхилла из себя отныне будет не так просто. Еще подумал, что нужно обязательно приказать, чтобы привели наложницу попышнее да поопытней. Но это завтра, потому что сегодня он чересчур устал и больше всего на свете хочет
/спать без снов/
просто поспать.
Проходя мимо комнаты матери, остановился. Как могут люди быть настолько глупыми, чтобы верить в Богов? Вспомнился Раф-аль-Мон за завтраком, его молитва. Есть все-таки что-то неприятное в этом старике. Но он учит меня игре - и до тех пор полезен. По крайней мере, больше, чем постоянно пытающийся мною управлять Домаб.
Зашел к себе, закрыл дверь и плотно задернул шторы, наученный горьким опытом. Потом опустился на кровать и взглядом скользнул по туфлям.
Снова!
Принц со смешанным чувством гадливости и ужаса отлепил от матерчатой туфли черный листок и отшвырнул прочь, как ядовитую гадину.
Потушил свечи и лег в постель, но никак не мог заснуть. Мысль о том, что где-то рядом, на ковре, лежит эта черная пластинка, не давала покоя. Пришлось вставать, наощупь зажигать свет и искать черный листок. Когда принц нашел его, он раздвинул шторы и вышвырнул в приоткрытое окно проклятый
/знак/
листок. Лишь после этого вторично лег в кровать и смог наконец уснуть.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
В комнатке снова было шумно, как на рынке древнего Гардгэна. Правда, сегодня никто не просил воды и не кричал так громко, как в прошлый раз. Да и толстуха не задыхалась.
Кроме того, молчал Данкэн. Эта перемена в нем была настолько необычной, что я даже не знал, радоваться мне или огорчаться. Когда подобные люди молчат, жди чего-то на самом деле необычного. А мне сейчас только на самом деле необычного не хватало, - словно все, что случилось до того, было не на самом деле необычным.
Журналист сидел слева от меня и непрерывно смотрел в мою сторону. Я мысленно попытался разобраться: что же может быть не так? Одел что-нибудь броское? Да вроде, нет. И не тот это человек, чтобы смотреть во все глаза на соседа лишь из-за того, что тот необычно оделся. Тут бы в ход прежде всего пошел язычок, но - в этом-то вся странность! - писака молчал, как камни этих стен.
Я повернулся, изрядно раздраженный его взглядом, и намеревался выдать что-нибудь резкое и колючее, когда журналист испуганно вскинул перед собой руки и прошептал:
- Молчите!
- Что?
- Умоляю вас, молчите! - повторил он, пристально глядя мне прямо в глаза. Если Данкэн хотел, чтобы я по его взгляду почувствовал всю серьезность сказанного, то он своего добился. Я заткнулся и только слушал. - Молчите, я все вам объясню. Как только выйдем отсюда, я вам все объясню. Объясню, только молчите, умоляю вас!
Кажется, он зациклился, - подумалось мне, но я все-таки промолчал.
- Сейчас полдень, господа, - сообщил нам, поднимаясь с каменного трона, Мугид. - Поэтому у вас есть время, чтобы немного отдохнуть и познакомиться с башней поближе - конечно, кто желает этого.
- Можно вопрос? - это был сухонький низенький человечек, сильно смахивающий на какого-нибудь академика. Да, наверное, он таковым и являлся.
- Слушаю вас, господин Чрагэн, - учтиво кивнул повествователь.
- Скажите, почему вчера мы внимали до позднего вечера, а сегодня сеанс закончился раньше? - человечек погладил свою маленькую бородку, потом извлек из заднего кармана брюк носовой платок и промокнул блестящую от пота лысину. Что ни говори, в комнатке все равно было жарко.
- Ответ прост. Видите ли, господин Чрагэн, дело в том, что каждое повествование похоже на отдельную историю. Ее нельзя разрывать и подавать конец день спустя после того, как вы воспримите начало. Это только повредит, - интересно, что он имел в виду, и кому может повредить это ? Посему иногда наши сеансы могут длиться полдня, а иногда растягиваться на сутки. Все зависит от того конкретного эпизода, который я должен буду повествовать вам, чтобы во всей полноте описать историю ущелья.
Слишком громко сказано. Не историю ущелья, а всего лишь ее малую часть. Правда, единственную, более-менее заслуживающую внимания.
- Еще вопросы, господа? - повествователь оглядел каждого из нас, убеждаясь, все ли в порядке.
- Вы говорили о знакомстве с башней, - это поднялась со своего места Карна. - А что именно здесь есть? На что вы посоветуете обратить наше внимание? она снова очаровательно улыбнулась и села.
- Разумный вопрос, - довольно кивнул Мугид. - Но, господа, я не стану рекомендовать вам что-либо конкретное. Ходите везде, где вам заблагорассудится, и смотрите. Конечно, за исключением тех комнат, куда вход посетителям запрещен.
- А каким образом мы узнаем об этом? - спросил пожилой, с виду рассудительный мужчина в деловом костюме, с короткой стрижкой и гладко выбритым подбородком. Он сидел рядом с женщиной, чуть моложе его, с которой все время находился вместе - видимо, с женой.
- Узнаете, - неопределенно взмахнул рукой Мугид.
- Ну что же... - сомневаясь, покачал головой вопрошавший.
- Не переживайте, господин Валхирр, - успокоил его старик. - Вам с госпожой Валхирр не грозит заблудиться или попасть в какое-нибудь тайное место, увидевший которое подлежит немедленному умерщвлению. Все будет в порядке.
Господин Валхирр натянуто улыбнулся. Я мысленно покачал головой: лицезреть три совсем разные улыбки за столь короткий промежуток времени! И еще молчащий Данкэн. Весьма насыщенный день.
Мугид снова оглядел нас, словно воспитатель - малышей, раздумывающий, выпускать их гулять или же не выпускать. Мне его взгляд, откровенно говоря, не понравился, но удивляться этому было бы глупо - после вчерашних слов я вполне мог судить предвзято.
- Ну что же, господа, - резюмировал наш повествователь. - Я прощаюсь с вами до ужина. Обедать, скорее всего, мы будем в разное время - когда кто пожелает. Просто приходите в Большой зал, а слуги позаботятся о вас. Впрочем, - добавил он, помедлив, - думаю, с ужином у нас выйдет точно так же. Поэтому до завтра, господа. Возможно, с некоторыми из вас мы сегодня не увидимся.
Я пожелал, чтобы это прежде всего касалось меня - совсем не хотелось лишний раз встречаться с этим человеком. На сегодня мне вполне должно было хватить Данкэна с его сумасшествием.
Тот уже вцепился клещом в рукав моей рубашки и волок прочь из комнатки. Я только и успел бросить прощальный взгляд на Карну и вымученно ей улыбнуться. Кажется, она не обратила на меня особого внимания, увлеченно беседуя с толстухой и господином Чрагэном. Ну вот, еще одна улыбка. Просто день фальшивых улыбок! Только Карна во всей нашей компании и улыбалась открыто, без задних мыслей. Наверное.
Данкэн стоял рядом, дрожа всем телом, словно загнанный конь. Не вызывало сомнений то, что он тяжело болен. Больше всего это походило на лихорадку, но я никогда хорошо не разбирался во всех этих хворях. Здесь для подобных целей должен быть лекарь. Позже спрошу у... да нет, не у Мугида, - у слуг. Они наверняка знают.
- Простите мне мое поведение, но вы долж... прошу, выслушайте меня. А до тех пор ничего не говорите.
Полно, да Данкэн ли это?!
- Пойдемте, - он так и не выпустил рукав моей рубашки. Я подумал о том, что после сегодняшних приключений ее придется сменить - мятые рукава всегда вызвали у меня легкое отвращение.
Стоило мне воздеть кверху брови и открыть рот, чтобы просто спросить, куда же он намеревается идти, как журналист побледнел и затрясся пуще прежнего.
- Умоляю, молчите!
Я запихнул вопрос подальше, в самый темный уголок кармана памяти, и поинтересовался у самого себя - с какой стати вообще все это делаю. Ответ оказался до банального прост: мне было интересно.
Поэтому я пообещал себе сдерживаться и пошел вслед за Данкэном, ведомый им, словно хозяин - большой и непослушной собакой.
К моему удивлению, наш путь лежал к входной двери. Журналист повернул ручку, и дверь открылась, выдохнув на нас волну свежего прохладного воздуха. Кто-то из гостей оглянулся, чтобы выяснить, почему стало холоднее, но мы уже были снаружи, и дверь захлопнулась, оставляя позади тепло и уют гостиницы (весьма, кстати, относительный).
- Так в чем же дело? - не выдержал я, когда мы остались вдвоем. Сильный ветер мгновенно растрепал все волосы на голове и надул рукава рубахи. Какого демона?..
- Помолчите! - умоляюще вскрикнул Данкэн. - Помолчите и дайте мне сказать!
- Так говорите же! - прорычал я.
Журналист моментально уставился на меня выпученными глазами; в следующую секунду его словно прорвало. Он говорил непрестанно - примерно так барабанит по клавиатуре профессиональная машинистка.
- Снова! Вы видите, это началось снова! Конечно, я сам виноват. Я довел вас. И ведь знал же, что делаю, но не продумал все до конца. И вот теперь сызнова. Это началось с самого утра - помните, я не пришел на завтрак и ждал вас всех уже внизу. А знаете, почему я не пришел? Отнюдь не из-за того, что не был голоден или постился. Нет! Я просто не мог прийти. Слышите! Я проснулся рано утром, оделся, совершил свой утренний туалет, а потом подошел к двери комнаты с твердым намерением выйти оттуда и попасть в Большой зал. Что, вы думаете, со мной произошло? Я не мог двинуться с места! Да-да, я не шучу и не оговариваюсь! Я не мог двинуться с места. Но стоило мне только развернуться и направиться к кровати, как мое тело снова начало слушаться меня. Я попробовал еще раз выйти из комнаты. (Самое интересное, что этим утром я уже покидал ее, когда посещал отхожее место). Прежде мне это удавалось, но теперь, как только я приблизился к двери, все мышцы мои снова отказались повиноваться. И так несколько раз. В это время пришел слуга и спросил, буду ли я завтракать. Кажется, я ответил что-то крайне грубое, но - поймите меня! - я был растерян и даже испуган. Мне совсем не улыбалось провести остаток своей жизни в этой растреклятой комнатушке. И вот тут-то я вспомнил наш вчерашний разговор. Помните, вы сказали надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся ?
Я кивнул, но, кажется, это не имело никакого значения. Данкэн тараторил, как заведенный, и я уже начал догадываться, кто его завел.
- Вот в этом-то все и дело! В этих ваших словах! Они вынуждали меня оставаться в комнате. И теперь история повторяется снова: вы велели говорить, и я говорю. Я хочу остановиться, но не могу этого сделать. И наверное, не смогу, пока не закончу. ...Так вот, возвращаясь к сегодняшнему утру. Когда я догадался, в чем дело, я решил проверить свои предположения. Стоило только убедить себя, что я иду не в Большой зал, а вниз, - чтобы дожидаться там остальных, - и тело оставалось послушным мне до тех пор, пока я не изменил свои намерения. Я поэкспериментировал некоторое время, догадываясь, что уж его-то у меня предостаточно - вы как раз завтракали. Потом я все-таки спустился на первый этаж и стал ждать там. Дальнейшее вам известно.
Он замолчал и облегченно вытер лоб. Хотя здесь, на площадке, было холодно, Данкэн за время своего монолога преизрядно вспотел.
Я медленно покачал головой и отошел к парапету, не зная, что и сказать. Разумеется, я ни секунды не верил в то, что способен управлять другими людьми при помощи слов. В конце концов, раньше этого никогда не случалось, так с какой же стати такой способности появляться теперь? Но и обвинить Данкэна во лжи я не мог. Потому что он не лгал. И не разыгрывал меня. Он говорил правду и искренне верил в то, о чем говорил. Другой вопрос: что же случилось с ним на самом деле? Мысль о самовнушении я отбросил сразу. Не тот Данкэн человек. Но что же тогда?! Я не знал. И, если честно, не особенно желал выяснять. Мне хватало забот и помимо всех этих новооткрывшихся сверхъестественных способностей собственного организма.
Журналист несмело кашлянул за моей спиной, а потом осторожно спросил:
- Ну что?
Я пожал плечами:
- Не знаю. Вы уверены в том...
Глупости. Конечно, он уверен.
- Может быть, это действует только на меня? - предположил журналист.
Я вздрогнул от резкого дуновения ветра и покачал головой:
- Вряд ли. Вряд ли все это вообще может быть на самом деле.
Данкэн вздохнул:
- Не верите.
- Верю. И все-таки этого не может быть.
- Если желаете, давайте проверим, - предложил он с еле заметной дрожью в голосе.
- На ком? - поинтересовался я. - И зачем?
Ну последнее-то понятно. Но вот на ком?
- Хорошо, - кивнул Данкэн. Он встал рядом со мной у парапета и перегнулся наружу, словно его тошнило. Да наверное, примерно так он себя и чувствовал в тот момент. - Хорошо. А что предлагаете вы?
- Не знаю, - ответил я после долгого молчания. - Давайте подождем и посмотрим.
- На что?! - взорвался он. - На что посмотрим?!
- Не знаю, - кажется, я сегодня был крайне неоригинален. - Пойдемте-ка лучше внутрь, пока мы еще не превратились в две ледяные статуи. Вдруг у Мугида нет ледоколов?
Данкэн повернулся к двери, и когда наши взгляды на секунду пересеклись, в его глазах я заметил страх. Интересно, а что отразилось в моих?..
Внутри было тепло и пусто, только эхо далеких голосов бродило где-то высоко, у самой крыши. Со второго этажа ощутимо тянуло запахом чего-то съестного.
- Ну что, прогуляемся по гостинице и осмотрим местные достопримечательности? Все равно ведь делать нечего.
- Здесь я вам не компания, - покачал головой Данкэн. Правда, эти свои слова он произнес с некоторой долей настороженности, словно боялся, что я стану возражать. - Напомню вам, что еще не завтракал сегодня. Так что если вы не против - пойду предаваться чревоугодничеству. - Он помолчал и тихо добавил, больше для себя: - Если кусок в горло полезет.
- Приятного аппетита. Если не возражаете, поговорим после ужина.
Журналист молча кивнул и заспешил наверх. Я проводил его взглядом и подумал, что отныне связан с этим человеком, хочу того или нет. Он, кажется, тоже чувствовал нечто подобное - пускай и неосознанно. Проклятье! Осложнения на каждом шагу!
Нужно было, наверное, идти к себе в номер и заняться тем, ради чего я сюда и приехал, но после разговора с журналистом делать этого совсем не хотелось. А хотелось просто пройтись и поразмыслить над всем, что случилось со мной за последние два дня.
Я стал бродить по первому этажу, разглядывая висевшие там гобелены и прислушиваясь к голосам наверху. Кто-то восторженно восклицал: Взгляните, вы только взгляните на это! , а другие вторили: Какая красота! Первый голос, похоже, принадлежал толстухе с крашеными волосами, остальных я не узнал. Карны, кажется, среди них не было. Жаль. Она - единственный человек, от чьего общества я не смог бы избавиться, если бы мы сейчас встретились. А мне необходимо было одиночество, чтобы разложить все происходящее по полочкам.
Сунув руки в карманы и порождая своими шагами гулкое эхо, я бродил по периметру первого этажа и размышлял о словах Мугида. Что он имел в виду? Подобные вещи не говорят просто так, да и старик не похож на тех, кто склонен к мистификациям и подпусканию тумана. Хотя... Обычно, мистификаторы и не выглядят таковыми. В этом-то вся соль.