Мне понравился один небольшой эпизод. Жил атеист, великий законодатель, и он всегда любил обсуждать Бога.
   Самый легкий объект для разрушения — это Бог: Бог наиболее беззащитная гипотеза. Этот атеист постоянно как-то навязывал дискуссию друзьям или посторонним по вопросу о Боге.
   Но это не всегда легко. Кто-то говорит о погоде, кто-то говорит об овощах... Как привнести Бога? Поэтому он придумал средство: прямо за собой на стене он написал большими отчетливыми буквами «GOD IS NOWHERE» (БОГА НЕТ НИГДЕ), чтобы любой пришедший мог увидеть это. А увидев это, человек просто из любопытства мог спросить: «Странно, почему ты написал здесь это предложение; ты не веришь в Бога?» Так что каждому входящему в его гостиную приходилось обсуждать Бога. А у него аргументы были наготове.
   Однажды его маленький ребенок, который просто изучал язык и мог произнести небольшие слова, но не мог произнести большие и длинные слова, сидел там на полу, когда пришли два или три человека — посторонние. Они посмотрели на стену, поэтому мальчик тоже посмотрел на стену — впервые, ведь ему было все привычно, он жил в этом доме. А так как он пытался учить язык... Всякий раз как дети пытаются выучить что-то, они пробуют снова и снова уловить это. Поэтому он попробовал сам. Он медленно прочитал: «Бог» — каждый слышал то, что он выговаривал... Но «NOWHERE» (НЕТ НИГДЕ) оказалось слишком большим словом, поэтому он разбил его на два: «GOD IS NOW HERE» (БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).
   Даже его отец был ошарашен. Тысячи людей приходили в комнату, но никто не сделал из «NOWHERE» (НИГДЕ) «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ).
   Персидский суфий говорит: «Когда вы не можете понять, то иногда Бог разговаривает с вами через детей». Невозможно спорить с детьми. Теперь вы не возразите ему: «Это не NOW HERE (сейчас здесь), это NOWHERE (нет нигде)». Ребенок стал повторять это снова и снова: «БОГ СЕЙЧАС ЗДЕСЬ».
   Той ночью отец не мог уснуть. Снова и снова он слышал голос своего ребенка. Трудно спорить с ним: «Бога не существует». Он попытался, но тот сказал: «Если Его не существует, тогда, как же Он может быть сейчас здесь?»
   В первый раз он не заглянул в свою атеистическую философию: «Возможно, ребенок и прав. Я никогда не исследовал, где же Бог. Все мои аргументы только интеллектуальны; у меня нет экзистенциального опыта. Я никогда не медитировал. Я никогда не переживал, что значит быть "сейчас здесь"».
   Если вы можете пережить феномен «сейчас здесь», вы пережили нечто, что некоторые люди называли Богом, некоторые называли истиной, некоторые называли любовью, некоторые называли красотой. Неважно как вы называете это.
   Но трансформация из «NOWHERE» (НИГДЕ) к «NOW HERE» (СЕЙЧАС ЗДЕСЬ) так безбрежна и несоединима... из негативного утверждения это становится абсолютно позитивным утверждением.
   Открытие Альберта Эйнштейна — что время есть четвертое измерение пространства — высказал ребенок, не зная этого: ведь «сейчас» — это время, а «здесь» — пространство.
   Там, где «сейчас» и «здесь» соединяются, все сущее доступно вам.
   — Хорошо, Вимал?
   — Да, Мастер.
 

10. ЗЛО – ЭТО НЕ ЧТО ИНОЕ, КАК ОТСУТСТВИЕ ДОБРА

    3 февраля 1987.
 
    Возлюбленный Мастер,
 
    И спросил один из старейшин города: «Скажи нам о Добре и Зле».
    И он ответил: «О добре в вас могу я говорить, но не о зле.
    Ибо, что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой?
    Воистину, когда добро терпит голод, оно разыскивает пищу даже в темных пещерах, и когда оно жаждет, то не гнушается и затхлой водой.
    Вы добры, когда вы одно с самим собою. Но и когда вы не одно с собою, вы не злы.
    Ибо поделенный дом — не прибежище воров; это всего лишь поделенный дом.
    И корабль без кормила может бесцельно блуждать среди коварных рифов, но так и не пойти ко дну.
    Вы добры, когда стараетесь дать от самих себя. Но вы не злы, когда ищете пользы для себя.
    Ибо когда вы рассчитываете извлечь пользу, вы всего лишь корень, что льнет к земле и сосет ее грудь.
    Истинно, плод не скажет корню: «Будь таким, как я, — спелым, сочным и вечнодающим от своего изобилия».
    Ибо для плодов даватьпотребность, как получатьпотребность для корня».
 
   Каждое отдельное слово, высказанное Халилем Джебраном, должно быть понятно во всех его значениях. Почему спросили старейшины города? Почему не юноша? Почему не ребенок?
   Ребенок так невинен, он не знает различия между добром и злом; потому вопрос и не возникает. Для ребенка нет ничего хорошего и ничего злого. Это по невежеству, но это похоже на окончательное состояние человека, который пробудился... для него тоже нет ни добра, ни зла. Пробужденный возвращается к своему детству снова — но с разницей, с огромной разницей. Ребенок был невежествен; пробужденный действительно невинен. А демаркационная линия между невежеством и невинностью очень тонка.
   Иисус сказал Никодиму, профессору иудаизма в Иерусалимском университете: «Пока ты не родишься снова, тебе не понять, что я говорю».
   Он не говорит, что вначале вам надо умереть и родиться через другое чрево. Он говорит: «Когда ты будешь преображен так, что твое невежество станет невинностью — вот подлинное возрождение, — только тогда ты поймешь то, что я говорю».
   Ребенок не может задать такой вопрос, потому что не может различить, а пробужденный не станет спрашивать, потому что ему известно: добро и зло — это две стороны одной монеты. Если вы выбираете добро, вы также выбрали и зло. И это одно из великих несчастий всех религий и их святых — они выбирали добро и подавляли зло. Из-за этого разделения они и сами становились разделенными и расщепленными, они сделали шизофреничным все человечество.
   Поэтому важно то, что ребенок не задает вопроса. Так же важно и то, что юноша не задает вопроса, — потому что юношу жизнь так увлекает, песня жизни так осуществляется, его сердце пульсирует любовью. У него нет времени думать о добре и зле. Только старейшины... а старейшины — это растратившие всю свою энергию, пустые. Им делать нечего.
   Ребенок полон удивления, юноша полон любви, но старик лишился всего. В его глазах нет никакого удивления, ведь он такой знающий, ничто не удивляет его; он видел, что всякая любовь, в конце концов, оборачивается ненавистью. Он живет — но пустой жизнью. И эти пустые люди становятся очень озабоченными суждением. Они не могут ничего сделать сами, но по крайней мере, сидя в своих креслах-качалках, они могут судить каждого — кто хорош, а кто плох; кто грешник, а кто святой.
   Это и есть способ как-то ощутить превосходство над молодежью, над детьми. Дети невежественны; молодежь слепа. Только старики считают, что они получили глаза, потому что они прожили жизнь, они испытали все. Но просто переживая все подряд, не станешь мудрым, ведь один из самых важных критериев для мудрого человека — это то, что он отбрасывает суждение. Он может видеть, что в зле присутствует добро. Святой и грешник не разные категории — их выбор различен, но они выбирали из одного и того же источника. Откуда приходит добро, оттуда приходит и зло, и что бы вы ни выбирали, вы будете страдать.
   Выбор приносит страдание. Когда вы выбираете добро, тогда то, что есть зло в вас, будет постоянно создавать конфликт, сожаление, сомнение: «Возможно, те, кто выбрал зло, наслаждаются жизнью. Я выбрал добро, а все, что оно мне дало, — всего лишь серьезность и сухость».
   Святой не может улыбаться, святой не может танцевать, он боится: песня может привести его к злу, танец может привести его к тому, что он отверг. Но просто отвергая, вам не избавиться от вещей. Они остаются в вашем бессознательном, ожидая своего часа. Потому и случалось много раз в истории, что грешник становился святым всего за одно мгновение понимания, а так называемый святой падал и становился грешником всего за одно мгновение неосознавания. Замечательную историю рассказывают об ученике Гаутамы Будды. Это был молодой монах — отменного здоровья, очень красивый, очень культурный. Он происходил — как и Гаутама Будда — из царской семьи и отверг царство.
   Так же как Клеопатра на Западе считается самой прекрасной женщиной всех времен, на Востоке есть подобная Клеопатре женщина, Амрапали. Она была современницей Гаутамы Будды. Она была до того прекрасна, что золотые колесницы стояли у ворот ее дворца. Даже великим королям приходилось ждать встречи с ней — она была всего лишь проституткой, но такой богатой, что могла покупать королевства. Но она страдала, в этом прекрасном теле была также и прекрасная душа, жаждущая любви.
   Когда мужчина приходит покупать тело женщины, может она и имитирует большую любовь к нему, он ведь заплатил за это, но в глубине души она ненавидит его, потому что он пользуется ею как вещью, как предметом покупки; он не относится к ней как к человеческому существу. А это величайшая обида и рана для кого угодно, когда с ним обходятся как с неодушевленной вещью, и его честь, его индивидуальность унижаются.
   Этот молодой монах отправился в город за подаянием. Ни о чем не подозревая, он проходил мимо множества золотых колесниц и прекрасных коней. Он был изумлен: «Кто живет в этом дворце?» Как только он взглянул наверх, Амрапали выглянула из окошка, и любовь впервые возникла в ее сердце — просто потому, что в тот миг, когда молодой монах увидел Амрапали, он поклонился ей с глубоким уважением. Такую красоту нужно почитать, не использовать. Этот великий дар сущего следует высоко ценить, а не унижать.
   В тот же миг, когда молодой красивый монах поклонился, внезапно громадная волна энергии возникла в Амрапали. В первый раз кто-то смотрел на нее с уважением, признавая в ней достоинство человеческого существования. Она сбежала вниз, коснулась стоп монаха и сказала: «Не ходи больше никуда; будь сегодня моим гостем».
   Тот сказал: «Я бхикку, нищий. В твоем великолепном дворце, где столько королей ожидает в очереди встречи с тобой, это будет выглядеть нелепо».
   Она сказала: «Оставь в покое тех королей — я ненавижу их! Не отвергай моего приглашения, потому что это в первый раз приглашаю я. Меня приглашали тысячи раз короли и императоры, но я никогда не приглашала никого. Не обижай меня, это мое самое первое приглашение. Поешь со мной».
   Монах согласился. За ним шли и другие монахи — Будда обычно передвигался с десятью тысячами монахов везде, где ходил; те не могли поверить своим глазам: молодой монах идет в дом проститутки. С большой завистью, гневом они возвратились к Гаутаме Будде. В один голос они заявили: «Этого человека нужно гнать из общины! Он нарушил всю твою дисциплину. Он не только поклонился проститутке, он даже принял ее приглашение войти к ней во дворец и поесть там».
   Будда сказал: «Пусть он возвратится».
   В первый раз Амрапали сама подала пищу в чашу монаха. Со слезами радости она спросила: «Можно мне попросить об одолжении?»
   Молодой монах сказал: «Я не имею ничего, кроме себя самого. Если это в моих силах, я сделаю все, что ты захочешь от меня».
   Она сказала: «Ничего не нужно делать. Сезон дождей начинается через два-три дня...» А было правило буддийских монахов — в сезон дождей они останавливались в одном месте на четыре месяца; восемь месяцев в году они беспрерывно передвигались от одного места к другому, но на четыре дождливых месяца для них было совершенно необходимо остановиться где-то, где можно получить приют.
   Амрапали сказала: «Приходят четыре месяца, этот дворец должен быть твоим убежищем. Я не прошу ничего, я не обеспокою тебя никоим образом. Я устрою все как можно удобнее для тебя, только не уходи на эти четыре месяца».
   Монах сказал: «Я должен спросить моего мастера. Если он позволит мне, я останусь. Если же он не позволит, ты должна будешь простить меня. Это не в моих руках — мой мастер решает, где останавливаться».
   Он возвратился. Все сердились, завидовали и хотели посмотреть, как Гаутама Будда накажет его. Будда попросил: «Расскажи мне все, что произошло».
   Он все рассказал Будде. К тому же он сказал, что Амрапали... он не использовал слово «проститутка» — это суждение. Вы уже осудили женщину самим словом, осудили за то, что она продает свое тело, продает свою любовь, за то, что ее любовь товар, — если у вас есть деньги, вы можете купить его.
   Он сказал: «Амрапали пригласила меня на дождливый сезон, и я сказал ей, что, если мой мастер позволит мне, я остановлюсь в ее дворце. Остальное не имеет значения...» Среди десяти тысяч монахов наступила полная тишина. Никто не предполагал, что Гаутама Будда скажет: «Можешь остановиться у Амрапали». Они не могли поверить собственным ушам — что они услышали? Монах, который отказался от мира, остановится на четыре месяца в доме проститутки?
   Один старый монах поднялся и заявил: «Это неправильно! Этот человек скрывает один факт. Он говорит, что женщина, Амрапали, пригласила его. Она не женщина, она проститутка!»
   Гаутама Будда сказал: «Я знаю, и поскольку он не воспользовался словом «проститутка», я позволяю ему остановиться там. Он уважает, а не судит и не осуждает. Сам он не хочет останавливаться, вот почему он пришел спросить мастера. Если бы ты спросил у меня разрешения остановиться там, я не позволил бы тебе».
   Еще один монах сказал: «Это странное решение. Мы же потеряем нашего монаха! Та женщина — не обычная женщина, она обольстительница. За четыре месяца этот человек будет полностью потерян для добродетельной жизни, хорошей жизни, жизни святого. Через четыре месяца он придет грешником».
   Гаутама Будда сказал: «Через четыре месяца ты будешь здесь, я буду здесь, и мы посмотрим, что произойдет; я верю в его медитации, я верю в его прозрение. Запрещение помешает ему. Он доверяет мне, иначе не было бы нужды приходить. Он мог бы отбросить прочь чашу для подаяний и остаться там. Я понимаю его и знаю его сознание. Это хорошая возможность, проба огнем; посмотрим, что произойдет. Подожди четыре месяца».
   Те четыре месяца для монахов оказались самыми долгими. Каждый день тянулся так медленно, они воображали, что должно происходить; по ночам они видели сны о том, что должно происходить. А через четыре месяца вернулся монах, и прекрасная женщина шла следом за ним. Он сказал Будде: «Вот Амрапали, она хочет быть принятой в общину. Я рекомендую ее — она уникальная женщина. Она не только прекрасна, ее душа так чиста, как только можно себе представить».
   Она опустилась к стопам Гаутамы Будды. Это было еще большим шоком для тех десяти тысяч людей! И Будда обратился к ним: «Я знаю, эти четыре месяца были очень долгими и вы много терпели. День за днем ваш ум обдумывал только то, что должно происходить между монахом и Амрапали, что он, наверное, влюбился в женщину и пошел ко дну; четыре месяца пройдут, дожди прекратятся, но он не вернется — с такой репутацией?
   Но вы видите: когда человек сознания входит в дом проститутки, меняется проститутка, а не человек сознания. Более низкое всегда претерпевает трансформацию, когда оно входит в контакт с более высоким. Более высокое не может быть стянуто вниз».
   Ее имя, Амрапали, означает... У нее была большущая манговая роща, наверное, сто квадратных миль, и она подарила ее Гаутаме Будде — это было самое замечательное место. Она подарила свой дворец, все свои огромные средства для распространения посланий Будды.
   Будда сказал своей сангхе, своей общине: «Если вы боитесь быть в компании проститутки, этот страх не имеет ничего общего с проституткой; этот страх приходит из вашего собственного бессознательного, потому что вы подавили свою сексуальность. Если вы чисты, всякое суждение исчезает».
   Поэтому пробужденный не имеет суждений того, что хорошо, а что плохо, а у ребенка нет суждения, потому что он не может провести различие — у него нет опыта. В этом смысле верно, что каждая пробужденная личность становится ребенком снова — не невежественным, а невинным. Но не каждый состарившийся — существо пробужденное. Так и должно быть. Если жизнь была прожита правильно — с бдительностью, с радостью, с тишиной, с пониманием — вы не только стареете, вы также и растете. А это два разных процесса. Все стареют, но не все растут.
   Рост — это духовный феномен; стариться — это физическая вещь — ваше тело стареет, но ваше существо остается отсталым. Если же ваше существо растет... И помните разницу. Мы не можем сказать, что существо стареет — оно никогда не стареет; оно только растет, выше и выше. Но оно всегда остается молодым, свежим, — таким же свежим, как капли на листе лотоса в раннем утреннем солнце.
    И просил один из старейшин города: «Скажи нам о Добре и Зле».
   Старые люди, если они не выросли, мучают всю свою семью — детей, молодых, — потому что на все, что бы вы ни делали, вы увидите осуждение в их глазах. Жить со стариками, которые не выросли, — это огромное напряжение. Всему, что вы делаете, выносится приговор, как будто вы всегда стоите в суде. Вы не можете спорить с ними, ведь это инсульт для старого возраста; даже говорить прежде старших осуждалось всеми обществами.
   У Эзопа есть замечательная притча. Совсем молодой ягненок пил воду из горного ручья — кристально чистую воду. Лев увидел ягненка, и, естественно, обрадовался хорошему шансу отлично позавтракать. Поэтому он подошел и сказал ягненку: «Ты, оказывается, очень заносчив и упрям».
   Ягненок сказал: «Я ведь не произнес ни единого слова, я не сделал ничего».
   Лев сказал: «Ты не сделал ничего? Ты испортил воду, замутил ее, поднял ил, а я собирался попить воды. У тебя нет никакого почтения к царю зверей».
   Ягненок сказал: «Дядя, вы позабыли одну вещь. Ручей не течет к вам; он движется вниз, так что муть к вам не принесет. Все, что сделаете вы,принесет ко мне».
   Лев очень рассердился, потому что ягненок оказался слишком логичным, а никому не хочется, чтобы завтрак был таким логичным!
   Он сказал: «Ты не только упрям, но и пытаешься быть самым умным».
   Ягненок сказал: «Я бедная овечка, как я могу быть разумным? Ты — царь».
   Лев сказал: «Оставь в покое царя и вспомни — как насчет твоего отца, который оскорбил меня вчера?»
   Ягненок ответил: «Это, очевидно, был кто-то другой, ведь мой отец умер почти три недели назад. Сказать по правде, ты убил моего отца три недели назад, так как же он мог оскорбить тебя вчера?»
   Теперь это было уже слишком! Лев сказал: «Ты не понимаешь традицию, вежливость — старших надо уважать! Ты не должен открывать свой рот!» — и схватил ягненка.
   Ягненок сказал: «Ты потратил столько времени зря. Я с самого начала знал, что сейчас время твоего завтрака. Не нужно было рационализировать это — просто завтракай. Мою мать съел ты, моего отца съел ты. Я несчастный сирота; лучше, чтобы ты съел и меня. По крайней мере, внутри тебя с встречусь со своими отцом и матерью — семья воссоединится».
   Все человечество веками подавляло детей, молодежь. И даже если старый человек идиот, его преклонный возраст следовало уважать.
   Вопрос такого типа мог исходить только от старика, который не вырос. Он просит пояснить, что есть добро и что есть зло, чтобы легче было судить людей. В их глазах все, что вы делаете, — неправильно, потому что их силы иссякли, они не могут делать ничего. Они делали все то, что делаете вы, они все еще хотят это делать, но они могут радоваться, лишь осуждая вас.
   Все святые, которые осуждали людей, заявляя, что те попадут в ад, — не святые, а грешники, прикрывшие свои грехи или свои желания и стремления к грехам тонким слоем святости. Ну что это за святость?
   Я путешествовал с монахом-индуистом, очень известным монахом-индуистом. Мы ехали принять участие в конференции. По его глазам можно было видеть, что все не так... Когда мы садились в машину, чтобы ехать в аэропорт, я был изумлен; на прекрасное сиденье машины, куда он садился, клали подстилку. До тех пор пока подстилка не лежала на сиденье, он оставался стоять, и только потом входил и садился на свою подстилку.
   Я сказал: «Это странно, сиденье было гораздо лучше! Твоя подстилка грязная — ты же сидишь на ней, где попало». Он обычно носил ее связанной в узел, сиденье же было чистым.
   Но он сказал: «Я не могу сесть на автомобильное сиденье. Я против всякой роскоши».
   Я сказал: «Это великолепно! Ты садишься в машину, в роскошную машину, и только благодаря небольшому куску подстилки, проложенному между тобой и сиденьем, ты отправляешься на небеса, а я отправляюсь в ад. Всего лишь из-за грязной подстилки, на которой ты сидишь...»
   Он был чрезвычайно противен — все святые противны. Где бы мы ни останавливались, он создавал массу неудобств. Ему нужно было только коровье молоко — он не ел ничего больше. Все бы ничего, но корова должна была быть совершенно белой! Когда я услыхал это, я спросил: «Что ты имеешь в виду? Ты собираешься естькорову или пить молоко? Молоко всегда белое; черная корова или белая, не имеет никакого значения».
   Он сказал: «Ты не понимаешь. Черное символизирует зло, белое символизирует добро!» Так что для него люди должны были искать белую корову — совершенно белую, без точки, без крапинки, — иначе он останется без пищи. Вся семья волновалась, что святой сидит без пищи, и все бегали по городу в поисках совершенно белой коровы — которые встречаются очень редко!
   Я сказал: «Ты создаешь массу неприятностей и доставляешь этим людям столько неудобства; из-за того, что тыне ел, не ели и они. Как может есть хозяин, когда гость, великий святой, голоден?»
   Это и есть тонкие слои — глупость, произвол, бессмыслица, — за которыми продолжают укрываться осуждаемые истинные желания и устремления. И я обнаружил такое: чем больше личность осуждает что-то, тем больше это владеет ею. Загляните в ваши религиозные писания. Они были написаны святыми, великими мудрецами, но все, что они осуждают, они осуждают в таких деталях. Просто взглянув на их осуждение, вы почувствуете, что они получают удовольствие от осуждения. Если они не были в
   состоянии наслаждаться, то, по крайней мере, они могут наслаждаться, осуждая это, осуждая всех тех, кто наслаждается, — наслаждаться идеей, что все эти люди будут мучиться в аду...
   Каждую семью на земле мучают старики. Мое собственное предложение таково: в тот момент, когда человек начинает уходить, он должен уходить и из семьи тоже. В каждом месте, городе должны быть прекрасные дома с газонами, деревьями, фонтанами, где будут жить совместно старые мужчины и старые женщины. И вы будете удивлены: те старые дураки, которые осуждали молодежь, начнут влюбляться, потому что любовь никогда не умирает, никогда не становится старой. Она всегда там, молодая, — внутри вас.
   Эти старики мучают молодежь, потому что перед собственными детьми, детьми детей, они не начнут свататься к какой-то старой женщине — это будет выглядеть очень неловко! Оставьте их одних, и скоро они забудут, что стары. Они будут жить дальше, они не будут такими раздражительными; они станут счастливыми людьми.
   Так же мы посылаем детей в общежитие, учиться и возвращаться домой после своих университетских экзаменов — это треть жизни, лет двадцать пять, по крайней мере. Потом на двадцать пять лет им предоставляется жить в мире, работать в мире. А когда они уходят в отставку, они снова возвращаются в общежитие — не в такое общежитие, где мужчины и женщины отдельно, а в смешанное общежитие. И вы удивитесь, как счастливо выглядит ваш старый ворчун; никогда прежде он не был таким улыбающимся.
   Теперь, когда время от времени он приходит домой, он всегда вносит с собой свежее дуновение. Случилось ли что-то странное? — ничего странного не случилось! Он влюбился в старую женщину, и в этом нет ничего неправильного.
   Любовь должна быть вашей жизнью до самого последнего вздоха.
   Но до сих пор мы держали поколения вместе — три поколения, четыре поколения вместе под одной крышей — отсюда разрыв поколений. Они даже не разговаривают. Они говорят только по делу, когда это абсолютно необходимо; иначе они избегают друг друга. Это уродливое устройство. Правильное устройство будет тогда, когда дети будут в школе, девочки и мальчики вместе, — чтобы познакомиться друг с другом. Чем больше они узнают друг друга, тем лучше будет возможность найти партнера в своей жизни.
   Вы видите эту глупость?
   Если вы желаете приобрести автомобиль, вы смотрите все каталоги всех автомобилей, вы отправляетесь в демонстрационный зал посмотреть, какой автомобиль подойдет вам. Вы же не влюбляетесь в любой автомобиль, который проходит мимо, говоря: «Я влюблен в "форд"». А на следующий день вы видите «роллс-ройс» — теперь будут неприятности: «форд» не позволит вам смотреть на «роллс-ройс».
   «Форд» скажет: «Закрой окна и смотри вперед!»
   Было бы лучше, если бы вы увидели все автомобили, а потом выбрали один. Так мы и поступаем со всем, кроме самой важной вещи, выбора партнера — вашей жены, вашего мужа. Вы просто слепо влюбляетесь, не беспокоясь, что вокруг есть миллионы женщин, миллионы мужчин; и вскоре вы уйдете к кому-то, кто гораздо красивее, гораздо разумнее, больше любит. Вы будете страдать.
   Дети должны жить в смешанных общежитиях; потом молодые люди должны жить в смешанных общежитиях; потом, наконец, на последнем этапе нашего обучения, старые люди должны жить в самых лучших из возможных мест, где они смогут играть в гольф, ездить верхом на лошади, пойти в бассейн, в лес, в горы, и они снова станут молодыми — по крайней мере, лет десять прибавится к их жизни. И они станут более понимающими, ведь они увидят, как еще больше любви возникает в их сердце. Поэтому, если их молодой сын влюбился в кого-то, в этом нет ничего неправильного. Это просто путь жизни, таким хочет быть сущее.