Страница:
Пора было отдохнуть. Он вышел из читального зала и стал прогуливаться по длинному коридору. Мысли его сразу обратились к тому самому главному, что целиком поглощало его уже много дней.
Кочетов мечтал вступить в партию, но долго не решался подать заявление. Он часто думал: «В партию надо идти, когда ты на деле доказал, что можешь бороться за счастье людей, стал сознательным, закаленным бойцом. А я?»
Леонид теперь гораздо строже, ответственнее относился к любому своему поступку. В каждом сложном случае думал: «А как поступил бы на моем месте Гаев?»
Николай Александрович служил для Кочетова живым примером настоящего большевика — твердого, умного, решительного.
...Вернувшись в читальню, Леонид раскрыл учебник, стал сосредоточенно читать и конспектировать. Он работал долго, а когда оторвался от книги и взглянул на часы, — оказалось, уже без десяти минут восемь. Кочетов заторопился.
На восемь часов было назначено заседание бюро комсомольского комитета вместе с пловцами и игроками в водное поло.
«Горячий будет разговор!» — думал он, шагая по институтским коридорам.
На повестке дня стоял только один вопрос: позорный проигрыш команды ватерполистов.
«7:0! — вновь переживая этот позавчерашний матч, возмущенно думал Леонид. — И кому проиграли? Медикам — слабенькой команде, в которой нет ни одного пловца-перворазрядника, не говоря уже о мастерах!»
А в команде института физкультуры — два мастера, четыре второразрядника и он, Леонид Кочетов, чемпион СССР.
Леонид был капитаном команды и играл центра нападения.
Кочетов понял причину поражения. Девять раз пасовал он мастеру Холмину. И девять раз Холмин терял мяч. И не потому, что не умел обводить противников. Наоборот, он отлично владел мячом. Но Холмин всегда стремился обязательно сам бить по воротам, бить во что бы то ни стало, из любого, даже невыгодного положения.
Особенно обидный случай произошел на двенадцатой минуте матча. Леонид прорвался на поле противника. У ворот «Медика» находился всего один защитник. Кочетов точно передал мяч налево Холмину, тот по пояс выпрыгнул из воды и хорошо принял мяч. Вратарь «Медика» нервно заметался в воротах. Положение было ясным: Кочетов в центре, Холмин слева и Кусков справа насели на ворота «Медика», охраняемые лишь растерявшимся защитником да вратарем. Это был верный гол.
— Отдай мяч Кускову! — крикнул Леонид, когда защитник «Медика» метнулся к Холмину, загородив от него ворота.
Кусков был свободен. Его не прикрывал никто из медиков, которые увлеклись нападением и перебрались к воротам лесгафтовцев. Холмин слышал слова Кочетова. Он видел, что Кусков не прикрыт. И все-таки не отдал мяч, а сам ударил по воротам.
«Аплодисментов захотел!» — гневно подумал Леонид.
Защитник легко отбил мяч и передал его своему вратарю. Тот точно бросил его центру нападения, и не успел Леонид глазом моргнуть, как мяч уже трепыхался в сетке.
Ничего не могло быть досаднее — лесгафтовцы должны были забить верный гол, а вместо этого вынули Мяч из своих ворот.
Разозлившись на Холмина, Кусков тоже стал играть на свой страх и риск, издалека безуспешно, колотя по воротам. Вся игра расстроилась...
В комитете комсомола уже собралось человек сорок: члены комитета, пловцы, игроки институтской команды. В углу, у самых дверей, сидела хмурая Аня Ласточкина.
— Помоги, Леонид, — обратилась она к Кочетову, как только он вошел. — Ума не приложу...
— Что случилось? — встревожился Кочетов.
— Сегодня плыла стометровку — и, понимаешь, ерунда какая... Неожиданно для самой себя показала второй разряд!
— Ну, беда не велика! — засмеялся Кочетов. — Хорошо плавать — не грех. Великий английский поэт Байрон отлично плавал, одним из первых переплыл из Европы в Азию через Геллеспонт. И Юлий Цезарь прекрасно плавал. А древние греки даже называли калекой человека, «неумеющего читать и плавать». Об этом еще Платон
[4]в своих «Законах» писал. Вот ты сегодня и доказала, что ты не калека!
— Все смеешься! — нахмурилась Ласточкина. — Мне Галузин советует теперь серьезно тренировать сто метров кролем.
— Ну и тренируй!
— Тренируй! А Козьмин не отпускает: ведь я по бегу тоже второй разряд имею! Он говорит: надо немного поднажать и первый получу!
— Да, просто безвыходное положение! — улыбаясь, согласился Кочетов.
В этот момент секретарь комитета постучал стеклянной пробкой по графину и пригласил Кочетова за председательский стол: Леонид был членом комсомольского бюро.
— Итак, семь: ноль, — мрачно сказал секретарь комитета. — Прошу высказываться!
Он внимательно оглядывал собравшихся.
Секретарь комсомольского комитета имел очень подходящую к его работе фамилию, — Молодежников. Он часто шутил, что именно из-за этой фамилии студенты и выбирают его третий год подряд секретарем комитета.
Как и ожидал Леонид, собрание сразу стадо бурным. Первым выступил Холмин. Он в прошлом году играл в сборной Ленинграда и считал себя авторитетом во всем, что касалось водного поло.
— Надо усилить команду, — резко заявил Холмин. — Наши второразрядники робко играют, без инициативы...
— С тобой проявишь инициативу! — крикнул кто-то. — Ты ребятам и подержать мяча не даешь, боишься из рук выпустить!
Послышался смех.
Секретарь комитета постучал стеклянной пробкой о стакан. Холмин спокойно подождал, пока наступит тишина, и даже, когда стало тихо, для авторитетности еще немного помолчал.
— Без злости играют второразряднички, — невозмутимо продолжал он. — По-дамски! Им бы пинг-понгом заняться — шарик перекидывать по столу. Спокойно и хорошо!
— Правильно! — раздался возглас, но его сразу же заглушили возмущенные крики.
Холмин поправил галстук и неторопливо прошел на свое место в первом ряду.
— Кто хочет выступить? — спросил секретарь.
Все молчали. Многие чувствовали, что мастер Холмин не прав, но не знали, в чем же причина неудач.
— Дай мне слово! — попросил Леонид.
— Подожди! Ты как член бюро потом скажешь, остановил его Молодежников. — Кто желает выступить?
В последнем ряду поднялась рука.
— Говорите, товарищ Ласточкина! — предложил секретарь.
— Я, правда, не играю в водное поло... — начала девушка, — но...
— А ты попробуй! — крикнул Холмин. — Кажется, все уже перепробовала. Только водное поло и бокс еще остались! — и плотно сжал тонкие губы, довольный своей остротой.
Он ожидал услышать общий смех, но засмеялись только два его друга, сидевшие рядом с ним. Остальные даже не улыбнулись.
— Я не играю в водное поло, — спокойно повторила Аня. — Но я была на прошлом матче. И скажу прямо — мастер Холмин попросту «зажимает» второразрядников. А мастер Кусков следует его примеру. Холмин ведет себя как прима-балерина: закончит свою сольную партию и ждет оваций. Он бы, наверно, еще и кланяться стал, да в воде это трудновато.
— Правильно! — крикнул кто-то.
— Ерунда! — перебил другой голос. — Не хватает еще, чтобы всякие не то волейболистки, не то велосипедистки учили плавать опытных пловцов!
Слово взял один из второразрядников.
— Может быть, я и плохо играю, — сказал он. — Но, честно говоря, я сам этого не знаю!.. Не знаю, — под смех присутствующих повторил он. — Откуда мне знать, если за всю прошлую игру мяч всего-то раз пять побывал у меня в руках?!
Спор разгорался. У Холмина нашлись защитники. Они указывали, что Холмин опытный ватерполист, блестяще владеет мячом и молодежи надо бы поучиться у него, а не критиковать. Слово взял Леонид.
— Представьте, какая получится какофония, если все музыканты в оркестре захотят щегольнуть своим мастерством, — сказал он. — Флейта станет заливаться, не слушая скрипки; скрипка будет петь, не оглядываясь на арфу, а барабан и литавры начнут греметь, заглушая все другие инструменты. К счастью, этого не бывает. Музыканты слушаются дирижера и играют согласованно.
— Холмин напоминает мне взбесившийся барабан, — сказал Леонид, и все заулыбались. — Гремит! Хочет обязательно один всю команду заменить. Не понимает, что, как бы хорошо он ни владел мячом, — один в поле не воин. Маяковский хлестко высмеял такого единоличника:
— Я, может быть, неточно процитировал Маяковского, — сказал Леонид под общий смех, — но мысль у него именно такая. А в другом стихотворении Маяковский говорил:
— Тут не детский сад! Слышали мы эти разговоры! — с места крикнул Холмин. — А что ты конкретно предлагаешь?
— Предлагаю решительно покончить с индивидуальной игрой некоторых наших мастеров.
— Тебе хорошо говорить! — крикнул Холмин. Ты — центр нападения! Все мячи к тебе идут!
— А мне это не важно, — ответил Кочетов. — Я не для себя — для общего дела стараюсь. И если команда считает нужным, я завтра же готов играть не центр нападения, а кого угодно, хоть защитника.
— Да ну? — вызывающе крикнул Холмин.
Леонид ничего не ответил, но так взглянул на Холмина, что все поняли — он не хвастает.
— Ладно! — крикнул Холмин. — Я могу не играть в следующей встрече. Посмотрим, как вы без меня победите!
— А за такие речи можно и вообще из команды попросить! — сказал кто-то. — Скатертью дорожка!
В комнате сразу наступила тишина. Холмин побагровел, медленно встал и не спеша направился к выходу. Он, очевидно, ожидал, что его окликнут, задержат, не дадут уйти из команды. Но все молчали.
Хлопнув дверью, разъяренный, он ушел.
Сразу поднялся шум. Все были возмущены поведением Холмина. Решение приняли быстро: Холмину объявить выговор, из команды его исключить. Играть дружно и, как сказал секретарь комитета, — «хоть кровь из носу, а следующий матч выиграть».
Обычно они занимались по вечерам у Ани. Но сегодня у них были билеты в Филармонию. После занятий гимнастической секция ехать домой уже не имело смысла. А в институтской читальне неудобно: нельзя ни читать вслух, ни говорить.
— Знаешь, Леонид, — сказала Аня, когда Кочетов старательно, но неуклюже выговаривая слова, закончил читать юмористический рассказ Марка Твена и, тяжело отдуваясь, замолчал. — Тебе надо больше читать, а главное — больше говорить по-английски.
— У меня язык непослушный, — смущенно улыбаясь, ответил Кочетов. — Туго движется.
— Нет, серьезно, Леонид! — сказала девушка. — Надо что-то придумать. Идея! — вдруг обрадовалась она. — Решено: отныне мы с тобой говорим только по-английски.
— Все время по-английски? — испугался Леонид. — И в столовой, и на собраниях, и в бассейне?
— И в столовой, и в бассейне, — решительно подтвердила Аня.
— Тогда мне придется стать великим молчальником, — объявил Леонид.
— Не выйдет, — засмеялась Аня. -Я тебя буду спрашивать, а ты не такой невежа, чтоб не отвечать.
— Это невозможно, Ласточка, — обеспокоенно возразил Леонид, но девушка строго перебила его:
— Speak English! What did you say?
[5]
— Nothing!
[6]— хмуро ответил Кочетов.
Однако от Ани не так-то просто было отделаться.
Она упорно продолжала говорить по-английски, а когда Кочетов произносил русские слова, качала головой, будто не понимает.
Высокий юноша в синих тренировочных брюках спрыгнул с колец и подошел к роялю. Это был однокурсник Виктор Малинин.
— Тренируетесь? — улыбаясь, спросил он, указывая на английские книги.
— Yes, we are,
[7]— сердито ответила Аня. — Will you join us?
[8]
— Нет, нет! — испуганно поднял руки вверх Малинин и быстро убежал к кольцам.
Леонид и Аня занимались еще долго. Только в семь часов Аня объявила, что урок окончен. В восемь часов в Филармонии начинался концерт. Надо было спешить.
Кочетов, одевшись, вышел на институтский двор и у подъезда подождал Аню. Вместе они направились к трамвайной остановке.
— Опоздаем! — сказал Леонид.
— We shall be late
[9], — строго поправила девушка.
Кочетов махнул рукой, засмеялся, и они еще быстрее зашагали к остановке.
К счастью, трамвая не пришлось долго ждать. Леонид, задумавшись, протянул деньги кондуктору и вдруг неожиданно для себя сказал:
— Please, give me two.
[10]
Кондукторша удивленно посмотрела на «иностранца».
— Куда надо-то? Петроградский сторона? — коверкая слова, вероятно думая, что так будет понятнее чужеземцу, участливо спросила она.
Аня, смеясь, перевела кондукторше просьбу Кочетова.
Трамвай, звеня, помчался по улице Декабристов к Казанскому собору.
Запинаясь, с трудом подбирая слова, Кочетов стал рассказывать девушке, как тяжело ему учиться.
Не хватает времени. Другим студентам хорошо — весь день свободен. Сиди себе и занимайся. А у него вечные тренировки и состязания. Недаром Галузин часто повторяет:
— Удержать звание чемпиона гораздо труднее, чем выиграть его!
Леонид теперь хорошо понимал, как глубоко прав тренер. Трудно быть чемпионом. Надо все время тренироваться, непрерывно улучшать показатели. Чемпион — это своего рода мишень для пловцов. Все они стремятся «догнать» его и обойти.
Времени для учебы остается мало. А тут еще занятия с заводскими пловцами, работа в комитете комсомола, руководство кружком агитаторов-пропагандистов. Вдобавок комитет еще поручил ему, как капитану команды, добиться решительного перелома в игре институтских ватерполистов. Тренера команды вызвали в Москву, и Кочетов должен заменить его.
— Да что говорить! — с досадой махнул рукой Леонид, переходя на русский язык.
— Speak English, — напомнила Аня.
— Ну, Ласточка, дай хоть три минуты по-человечески поговорить, — взмолился Леонид.
Аня разрешила.
И тут изумленные пассажиры услыхали, как «иностранец» вдруг бойко и совершенно чисто заговорил по-русски.
Но все игроки дружно запротестовали.
— Ты же отличный центр нападения! — заявил один из защитников. — Не равняй себя с Холминым.
— Это в тебе, Леонид, ложная гордость заговорила, — сказал другой защитник.
И Кочетов понял, что товарищи правы. Он остался центром нападения и стал готовить игроков к будущим матчам. Через месяц предстояла встреча с «Зенитом», и ее надо было выиграть во что бы то ни стало.
Леонид резко изменил систему тренировки — он стал обращать главное внимание на сплоченность, сыгранность команды.
Добиться этого было не так-то просто. Всем известно, что водное поло, как и футбол, — игра коллективная, и побеждает та команда, которая играет дружнее. Но вот попробуй, находясь у ворот противника, удержаться от соблазна и не ударить, а передать мяч соседу, только потому, что тот находится в более выгодном положении. Ох, как это нелегко! Ведь каждому хочется самому забить гол, стать героем дня.
Трудности усугублялись еще и тем; что вместо Холмина в команде появился новый игрок — Решетников. Все игроки уже привыкли друг к другу, и Решетникову надо было быстро сыграться, слиться с командой.
Дважды Кочетов провел тренировочные игры с командами «Торпедо» и «Крылья Советов».
Сколько раз в этих матчах Леонидом, овладевало искушение самому прорваться к воротам противника и забить гол! Но он сдерживал себя.
Леонид знал, — такая тактика, вероятно, привела бы к выигрышу в матчах со слабыми командами «Торпедо» и «Крылья Советов», но она не могла обеспечить победу против сильного противника. Умная и сильная команда сразу увидела бы, что игра лесгафтовцев строится на одном Кочетове. Противник «прикрепил» бы к нему одного из своих игроков, который ни на мгновение не терял бы его из виду и парализовал его игру, а вместе тем и игру всей команды лесгафтовцев.
Нет, индивидуальная тактика не годится! И Кочетов, сдерживая себя, передавал мяч своим более слабым товарищам. Правда, они еще недостаточно хорошо владеют мячом, не умеют точно и сильно бить по воротам, направляя мяч в верхний угол, куда трудно дотянуться вратарю, но пусть учатся. Зато потом их дружная, слаженная игра обеспечит победу над любым, даже очень сильным противником.
Лесгафтовцы потерпели два поражения в тренировочных матчах. Но — странное дело! — настроение команды не упало. Наоборот, с каждым днем у ватерполистов росла уверенность в своих силах, уверенность в победе. Игроки чувствовали — они на правильном пути.
А между тем эти проигрыши вызвали много толков пересудов в институте. Мастер Холмин и его друзья Ходили гордые.
«Наша хата с краю! — как будто говорили их довольные физиономии. — Разогнали хороших игроков — теперь сами отдувайтесь!»
Секретарь комитета комсомола вызвал Кочетова к себе и долго расспрашивал о тренировке команды.
Леонид успокаивал его, говорил, что все идет нормально и результаты скоро скажутся. Но Молодежникова это, очевидно, не успокоило.
Вскоре он вместе с Гаевым появился в бассейне.
Чтобы не смущать тренирующихся игроков, они сели в самом верхнем ряду трибуны.
Кочетов играл и взволнованно думал: «Поймут ли они необходимость и полезность этих проигрышей? Не собьют ли их с толку первые неудачи?»
Когда тренировка кончилась, Молодежников и Гаев спустились с трибуны.
— Так держать! — кратко сказал Николай Александрович.
И все-таки свой следующий ответственный матч на первенство города с одной из сильнейших ленинградских команд — «Зенитом» — лесгафтовцы проиграли. Проигрыш был обидный и глупый. Перед матчем неожиданно выбыл из строя один из защитников, у которого произошло растяжение связок на ноге. Пришлось срочно заменить его запасным. Несмотря на это, всю игру лесгафтовцы вели дружно и напористо. За минуту до конца матча счет был 6:6. Судья уже поглядывал на секундомер и поднес к губам свисток, как вдруг один из зенитовцев. прямо с центра поля послал мяч в ворота противника.
Удар был на авось, но вратарь лесгафтовцев, видимо, уже собирался кончать игру и пропустил этот неожиданный, но совсем легкий мяч. Через несколько секунд раздался серебристый звук судейского свистка. Со счетом 7:6 окончился этот матч.
Институтская команда не сдержала своего обещания. Первое выступление в обновленном составе окончилось неудачей.
Первенство города оспаривало семь команд.
Теперь, чтобы вырваться вперед и занять призовое место, лесгафтовцам надо было обязательно выиграть все оставшиеся четыре матча.
— Играй сам, — советовали Кочетову встревоженные друзья и болельщики. — Ну ее по боку, эту коллективную игру. Так недолго и на последнем месте очутиться!
Но Леонид твердо решил не менять тактики.
Секретарь комсомольского комитета снова позвал его к себе. Молодежников был в растерянности. С одной стороны, тренировки идут как будто правильно, но, с другой стороны — в таблице появился новый ноль.
Секретарь сам был не ватерполистом, а боксером, и не решался давать какие-либо советы. Но ему хотелось еще раз проверить, не легкомысленно ли поступает Кочетов.
— Ты понимаешь, что происходит? — тревожно спрашивал Молодежников. — Спортивная честь нашего института висит на волоске.
— Понимаю!
— И уверен, что прав?
— Уверен!
Так, ни до чего не договорившись, они расстались.
Перед следующим матчем Леонид волновался даже больше, чем перед первенством СССР, когда боролся с Важдаевым за звание чемпиона. Противником на этот раз был «Спартак», который провел уже три встречи и все три выиграл. Лесгафтовцев, с их двумя поражениями, большинство болельщиков не считало серьезными соперниками «Спартаку».
Но этот матч институтская команда выиграла. И выиграла так легко, что многие удивились. Все объяснялось очень просто. Спартаковцы большинство мячей посылали правому краю, который славился своими пушечными ударами по воротам. Но лесгафтовцы быстро раскусили эту примитивную тактику и «привязали» к правому краю спартаковцев своего лучшего защитника.
Правый край был скован, и нападение «Спартака» сразу выдохлось.
А лесгафтовцы играли с подъемом, с первых минут захватили инициативу и без особого труда закончили матч со счетом 8:3 в свою пользу.
Наконец-то упорные тренировки принесли плоды!
Но радость команды была кратковременной. На следующий день Кочетов получил сразу две телеграммы. В первой — Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта предлагал ему срочно выехать в Севастополь на соревнования, в которых примут участие лучшие пловцы.
Вторая телеграмма была от Важдаева. Она состояла всего из трех слов: «Мы еще поборемся!»
Члены институтской команды очень огорчились. Теперь, когда дела наладились, отъезд лучшего игрока был особенно обидным. Один лишь Кочетов не унывал. Он был уверен, что и без него нынешняя сплоченная, дружная команда института добьется победы.
«Как хорошо, что мы подготовили сильных запасных игроков!» — радовался Леонид.
Он без колебаний поставил вместо себя Бирюкова, хорошего нападающего из запаса, и уехал.
Казалось, глядишь на какую-то очень яркую, солнечную, нарисованную прозрачными акварельными красками, картину. Художник рисовал ее двумя красками — белой и сине-голубой.
Сине-голубым было сверкающее море, высокое чистое небо, в прозрачной синеве таяли далекие вершины гор, ярко синели широкие воротники матросов.
Белым был выгоревший от солнца прибрежный песок, полоса прибоя, барашки на море; сверкали белизной маленькие чистенькие домики на берегу, борта лодок и катеров.
И оба эти цвета объединялись в трепетавших на ветру бело-голубых легких шелковых спортивных флагах.
«Почему назвали это море Черным? — думал Кочетов, стоя на корме катера. — Оно же голубое!»
Мелкие волны лениво ударялись о борт, чуть-чуть покачивая маленькое суденышко. На корме рядом с Леонидом стояли Важдаев, судья — старый пловец Рогов, с красной повязкой на рукаве — и еще несколько пловцов. Все они были в белых костюмах, и у всех на груди висели бинокли, которые, впрочем, оказались ненужными. Впереди открывалась широкая панорама: Севастопольская бухта с четкими силуэтами кораблей, лодки и катера, снующие по ультрамариновой воде, широкой дугой изогнувшийся берег и далекие горы.
Ровно в полдень от борта одного из кораблей оторвался белый дымок, и тотчас над морем прокатился гул далекого орудийного выстрела.
Начался традиционный ежегодный проплыв моряков. Число участников этого проплыва росло из года в год. Когда-то их было всего двести, а в этом году плыло пять тысяч пятьсот моряков.
На глазах у Кочетова и Важдаева все эти пять тысяч пятьсот человек построились в воде большими квадратами, длинными шеренгами, вытянутыми прямоугольниками и, сохраняя строй, поплыли вдоль берега.
— Смена, смена растет!
Рогов, улыбаясь, смотрел на плывущих моряков. Лицо и шея его покраснели от загара. И над красным лбом странно было видеть белую, наголо обритую голову.
— Я вот вчера был на соревнованиях мастеров, — оживленно продолжал Рогов, обращаясь сразу и к Кочетову, и к Важдаеву. — Смотрел, как вы плыли. Хорошо работаете, слов нет...
— Спасибо! — ехидно поклонился Важдаев.
— А ты не сердись! — сказал Рогов. — Я ведь без намеков говорю.
Пловцы, стоявшие вокруг, засмеялись.
Вчера были показательные выступления. Участвовало восемнадцать мастеров спорта. Важдаев перед соревнованием заявил, что обгонит всех. Однако выполнить свое обещание не смог. И опередил его не только Леонид. Случись так, было бы еще полбеды: Кочетов — чемпион, ему и проиграть не обидно... Но впереди Виктора оказался также совсем молодой, мало известный мастер Сомов из минского «Спартака».
Пловцы смеялись, вспоминая, с каким изумлением Важдаев после соревнования оглядывал Сомова, словно все еще не веря, что этот парнишка сумел обогнать его.
— Я без намеков говорю! — повторил Рогов. — Хорошо вы вчера плыли. А сейчас смотрю и думаю, — не было бы у нас ни Кочетова, ни Важдаева, если бы за ними не стояли десятки тысяч других пловцов. Вот она — наша будущность!
К катеру приближалась группа моряков. Плывущий впереди, увидев на палубе Кочетова и Важдаева, весело подал какую-то команду, и все пловцы разом перешли с брасса на баттерфляй. Словно быстрокрылые бабочки, пронеслись моряки мимо катера.
Кочетов мечтал вступить в партию, но долго не решался подать заявление. Он часто думал: «В партию надо идти, когда ты на деле доказал, что можешь бороться за счастье людей, стал сознательным, закаленным бойцом. А я?»
Леонид теперь гораздо строже, ответственнее относился к любому своему поступку. В каждом сложном случае думал: «А как поступил бы на моем месте Гаев?»
Николай Александрович служил для Кочетова живым примером настоящего большевика — твердого, умного, решительного.
...Вернувшись в читальню, Леонид раскрыл учебник, стал сосредоточенно читать и конспектировать. Он работал долго, а когда оторвался от книги и взглянул на часы, — оказалось, уже без десяти минут восемь. Кочетов заторопился.
На восемь часов было назначено заседание бюро комсомольского комитета вместе с пловцами и игроками в водное поло.
«Горячий будет разговор!» — думал он, шагая по институтским коридорам.
На повестке дня стоял только один вопрос: позорный проигрыш команды ватерполистов.
«7:0! — вновь переживая этот позавчерашний матч, возмущенно думал Леонид. — И кому проиграли? Медикам — слабенькой команде, в которой нет ни одного пловца-перворазрядника, не говоря уже о мастерах!»
А в команде института физкультуры — два мастера, четыре второразрядника и он, Леонид Кочетов, чемпион СССР.
Леонид был капитаном команды и играл центра нападения.
Кочетов понял причину поражения. Девять раз пасовал он мастеру Холмину. И девять раз Холмин терял мяч. И не потому, что не умел обводить противников. Наоборот, он отлично владел мячом. Но Холмин всегда стремился обязательно сам бить по воротам, бить во что бы то ни стало, из любого, даже невыгодного положения.
Особенно обидный случай произошел на двенадцатой минуте матча. Леонид прорвался на поле противника. У ворот «Медика» находился всего один защитник. Кочетов точно передал мяч налево Холмину, тот по пояс выпрыгнул из воды и хорошо принял мяч. Вратарь «Медика» нервно заметался в воротах. Положение было ясным: Кочетов в центре, Холмин слева и Кусков справа насели на ворота «Медика», охраняемые лишь растерявшимся защитником да вратарем. Это был верный гол.
— Отдай мяч Кускову! — крикнул Леонид, когда защитник «Медика» метнулся к Холмину, загородив от него ворота.
Кусков был свободен. Его не прикрывал никто из медиков, которые увлеклись нападением и перебрались к воротам лесгафтовцев. Холмин слышал слова Кочетова. Он видел, что Кусков не прикрыт. И все-таки не отдал мяч, а сам ударил по воротам.
«Аплодисментов захотел!» — гневно подумал Леонид.
Защитник легко отбил мяч и передал его своему вратарю. Тот точно бросил его центру нападения, и не успел Леонид глазом моргнуть, как мяч уже трепыхался в сетке.
Ничего не могло быть досаднее — лесгафтовцы должны были забить верный гол, а вместо этого вынули Мяч из своих ворот.
Разозлившись на Холмина, Кусков тоже стал играть на свой страх и риск, издалека безуспешно, колотя по воротам. Вся игра расстроилась...
В комитете комсомола уже собралось человек сорок: члены комитета, пловцы, игроки институтской команды. В углу, у самых дверей, сидела хмурая Аня Ласточкина.
— Помоги, Леонид, — обратилась она к Кочетову, как только он вошел. — Ума не приложу...
— Что случилось? — встревожился Кочетов.
— Сегодня плыла стометровку — и, понимаешь, ерунда какая... Неожиданно для самой себя показала второй разряд!
— Ну, беда не велика! — засмеялся Кочетов. — Хорошо плавать — не грех. Великий английский поэт Байрон отлично плавал, одним из первых переплыл из Европы в Азию через Геллеспонт. И Юлий Цезарь прекрасно плавал. А древние греки даже называли калекой человека, «неумеющего читать и плавать». Об этом еще Платон
[4]в своих «Законах» писал. Вот ты сегодня и доказала, что ты не калека!
— Все смеешься! — нахмурилась Ласточкина. — Мне Галузин советует теперь серьезно тренировать сто метров кролем.
— Ну и тренируй!
— Тренируй! А Козьмин не отпускает: ведь я по бегу тоже второй разряд имею! Он говорит: надо немного поднажать и первый получу!
— Да, просто безвыходное положение! — улыбаясь, согласился Кочетов.
В этот момент секретарь комитета постучал стеклянной пробкой по графину и пригласил Кочетова за председательский стол: Леонид был членом комсомольского бюро.
— Итак, семь: ноль, — мрачно сказал секретарь комитета. — Прошу высказываться!
Он внимательно оглядывал собравшихся.
Секретарь комсомольского комитета имел очень подходящую к его работе фамилию, — Молодежников. Он часто шутил, что именно из-за этой фамилии студенты и выбирают его третий год подряд секретарем комитета.
Как и ожидал Леонид, собрание сразу стадо бурным. Первым выступил Холмин. Он в прошлом году играл в сборной Ленинграда и считал себя авторитетом во всем, что касалось водного поло.
— Надо усилить команду, — резко заявил Холмин. — Наши второразрядники робко играют, без инициативы...
— С тобой проявишь инициативу! — крикнул кто-то. — Ты ребятам и подержать мяча не даешь, боишься из рук выпустить!
Послышался смех.
Секретарь комитета постучал стеклянной пробкой о стакан. Холмин спокойно подождал, пока наступит тишина, и даже, когда стало тихо, для авторитетности еще немного помолчал.
— Без злости играют второразряднички, — невозмутимо продолжал он. — По-дамски! Им бы пинг-понгом заняться — шарик перекидывать по столу. Спокойно и хорошо!
— Правильно! — раздался возглас, но его сразу же заглушили возмущенные крики.
Холмин поправил галстук и неторопливо прошел на свое место в первом ряду.
— Кто хочет выступить? — спросил секретарь.
Все молчали. Многие чувствовали, что мастер Холмин не прав, но не знали, в чем же причина неудач.
— Дай мне слово! — попросил Леонид.
— Подожди! Ты как член бюро потом скажешь, остановил его Молодежников. — Кто желает выступить?
В последнем ряду поднялась рука.
— Говорите, товарищ Ласточкина! — предложил секретарь.
— Я, правда, не играю в водное поло... — начала девушка, — но...
— А ты попробуй! — крикнул Холмин. — Кажется, все уже перепробовала. Только водное поло и бокс еще остались! — и плотно сжал тонкие губы, довольный своей остротой.
Он ожидал услышать общий смех, но засмеялись только два его друга, сидевшие рядом с ним. Остальные даже не улыбнулись.
— Я не играю в водное поло, — спокойно повторила Аня. — Но я была на прошлом матче. И скажу прямо — мастер Холмин попросту «зажимает» второразрядников. А мастер Кусков следует его примеру. Холмин ведет себя как прима-балерина: закончит свою сольную партию и ждет оваций. Он бы, наверно, еще и кланяться стал, да в воде это трудновато.
— Правильно! — крикнул кто-то.
— Ерунда! — перебил другой голос. — Не хватает еще, чтобы всякие не то волейболистки, не то велосипедистки учили плавать опытных пловцов!
Слово взял один из второразрядников.
— Может быть, я и плохо играю, — сказал он. — Но, честно говоря, я сам этого не знаю!.. Не знаю, — под смех присутствующих повторил он. — Откуда мне знать, если за всю прошлую игру мяч всего-то раз пять побывал у меня в руках?!
Спор разгорался. У Холмина нашлись защитники. Они указывали, что Холмин опытный ватерполист, блестяще владеет мячом и молодежи надо бы поучиться у него, а не критиковать. Слово взял Леонид.
— Представьте, какая получится какофония, если все музыканты в оркестре захотят щегольнуть своим мастерством, — сказал он. — Флейта станет заливаться, не слушая скрипки; скрипка будет петь, не оглядываясь на арфу, а барабан и литавры начнут греметь, заглушая все другие инструменты. К счастью, этого не бывает. Музыканты слушаются дирижера и играют согласованно.
— Холмин напоминает мне взбесившийся барабан, — сказал Леонид, и все заулыбались. — Гремит! Хочет обязательно один всю команду заменить. Не понимает, что, как бы хорошо он ни владел мячом, — один в поле не воин. Маяковский хлестко высмеял такого единоличника:
«Единица!
Кому она нужна?!
Голос единицы
тоньше писка.
Кто ее услышит?
Разве жена!
И то,
если... близко».
— Я, может быть, неточно процитировал Маяковского, — сказал Леонид под общий смех, — но мысль у него именно такая. А в другом стихотворении Маяковский говорил:
Почему победили медики? Слаженностью, дисциплинированностью, сплоченностью своей они нас побили. Ведь каждый их игрок в отдельности уступает нашему игроку — и плавают медики хуже нас, и мячом владеют хуже. Но дружно играют — и победили, заслуженно победили!
«Народа — рота целая,
Сто или двести,
Чего один не сделает -
Сделаем вместе».
— Тут не детский сад! Слышали мы эти разговоры! — с места крикнул Холмин. — А что ты конкретно предлагаешь?
— Предлагаю решительно покончить с индивидуальной игрой некоторых наших мастеров.
— Тебе хорошо говорить! — крикнул Холмин. Ты — центр нападения! Все мячи к тебе идут!
— А мне это не важно, — ответил Кочетов. — Я не для себя — для общего дела стараюсь. И если команда считает нужным, я завтра же готов играть не центр нападения, а кого угодно, хоть защитника.
— Да ну? — вызывающе крикнул Холмин.
Леонид ничего не ответил, но так взглянул на Холмина, что все поняли — он не хвастает.
— Ладно! — крикнул Холмин. — Я могу не играть в следующей встрече. Посмотрим, как вы без меня победите!
— А за такие речи можно и вообще из команды попросить! — сказал кто-то. — Скатертью дорожка!
В комнате сразу наступила тишина. Холмин побагровел, медленно встал и не спеша направился к выходу. Он, очевидно, ожидал, что его окликнут, задержат, не дадут уйти из команды. Но все молчали.
Хлопнув дверью, разъяренный, он ушел.
Сразу поднялся шум. Все были возмущены поведением Холмина. Решение приняли быстро: Холмину объявить выговор, из команды его исключить. Играть дружно и, как сказал секретарь комитета, — «хоть кровь из носу, а следующий матч выиграть».
* * *
В огромном спортивном зале было непривычно пусто и тихо. Только в дальнем конце упорно повторял одно и то же упражнение на кольцах высокий юноша в синих тренировочных брюках. В противоположном углу зала, возле рояля, сидели на низкой гимнастической скамье Аня Ласточкина и Кочетов в трусах и майках. На коленях у них лежали раскрытые учебники английского языка. Леонид читал, Аня слушала.Обычно они занимались по вечерам у Ани. Но сегодня у них были билеты в Филармонию. После занятий гимнастической секция ехать домой уже не имело смысла. А в институтской читальне неудобно: нельзя ни читать вслух, ни говорить.
— Знаешь, Леонид, — сказала Аня, когда Кочетов старательно, но неуклюже выговаривая слова, закончил читать юмористический рассказ Марка Твена и, тяжело отдуваясь, замолчал. — Тебе надо больше читать, а главное — больше говорить по-английски.
— У меня язык непослушный, — смущенно улыбаясь, ответил Кочетов. — Туго движется.
— Нет, серьезно, Леонид! — сказала девушка. — Надо что-то придумать. Идея! — вдруг обрадовалась она. — Решено: отныне мы с тобой говорим только по-английски.
— Все время по-английски? — испугался Леонид. — И в столовой, и на собраниях, и в бассейне?
— И в столовой, и в бассейне, — решительно подтвердила Аня.
— Тогда мне придется стать великим молчальником, — объявил Леонид.
— Не выйдет, — засмеялась Аня. -Я тебя буду спрашивать, а ты не такой невежа, чтоб не отвечать.
— Это невозможно, Ласточка, — обеспокоенно возразил Леонид, но девушка строго перебила его:
— Speak English! What did you say?
[5]
— Nothing!
[6]— хмуро ответил Кочетов.
Однако от Ани не так-то просто было отделаться.
Она упорно продолжала говорить по-английски, а когда Кочетов произносил русские слова, качала головой, будто не понимает.
Высокий юноша в синих тренировочных брюках спрыгнул с колец и подошел к роялю. Это был однокурсник Виктор Малинин.
— Тренируетесь? — улыбаясь, спросил он, указывая на английские книги.
— Yes, we are,
[7]— сердито ответила Аня. — Will you join us?
[8]
— Нет, нет! — испуганно поднял руки вверх Малинин и быстро убежал к кольцам.
Леонид и Аня занимались еще долго. Только в семь часов Аня объявила, что урок окончен. В восемь часов в Филармонии начинался концерт. Надо было спешить.
Кочетов, одевшись, вышел на институтский двор и у подъезда подождал Аню. Вместе они направились к трамвайной остановке.
— Опоздаем! — сказал Леонид.
— We shall be late
[9], — строго поправила девушка.
Кочетов махнул рукой, засмеялся, и они еще быстрее зашагали к остановке.
К счастью, трамвая не пришлось долго ждать. Леонид, задумавшись, протянул деньги кондуктору и вдруг неожиданно для себя сказал:
— Please, give me two.
[10]
Кондукторша удивленно посмотрела на «иностранца».
— Куда надо-то? Петроградский сторона? — коверкая слова, вероятно думая, что так будет понятнее чужеземцу, участливо спросила она.
Аня, смеясь, перевела кондукторше просьбу Кочетова.
Трамвай, звеня, помчался по улице Декабристов к Казанскому собору.
Запинаясь, с трудом подбирая слова, Кочетов стал рассказывать девушке, как тяжело ему учиться.
Не хватает времени. Другим студентам хорошо — весь день свободен. Сиди себе и занимайся. А у него вечные тренировки и состязания. Недаром Галузин часто повторяет:
— Удержать звание чемпиона гораздо труднее, чем выиграть его!
Леонид теперь хорошо понимал, как глубоко прав тренер. Трудно быть чемпионом. Надо все время тренироваться, непрерывно улучшать показатели. Чемпион — это своего рода мишень для пловцов. Все они стремятся «догнать» его и обойти.
Времени для учебы остается мало. А тут еще занятия с заводскими пловцами, работа в комитете комсомола, руководство кружком агитаторов-пропагандистов. Вдобавок комитет еще поручил ему, как капитану команды, добиться решительного перелома в игре институтских ватерполистов. Тренера команды вызвали в Москву, и Кочетов должен заменить его.
— Да что говорить! — с досадой махнул рукой Леонид, переходя на русский язык.
— Speak English, — напомнила Аня.
— Ну, Ласточка, дай хоть три минуты по-человечески поговорить, — взмолился Леонид.
Аня разрешила.
И тут изумленные пассажиры услыхали, как «иностранец» вдруг бойко и совершенно чисто заговорил по-русски.
* * *
На первой же тренировке команды ватерполистов Кочетов заявил, что хочет перейти из нападения в защиту. Леонид считал, что он должен так поступить. Надо доказать, что на совещании в комитете комсомола он не хвастал.Но все игроки дружно запротестовали.
— Ты же отличный центр нападения! — заявил один из защитников. — Не равняй себя с Холминым.
— Это в тебе, Леонид, ложная гордость заговорила, — сказал другой защитник.
И Кочетов понял, что товарищи правы. Он остался центром нападения и стал готовить игроков к будущим матчам. Через месяц предстояла встреча с «Зенитом», и ее надо было выиграть во что бы то ни стало.
Леонид резко изменил систему тренировки — он стал обращать главное внимание на сплоченность, сыгранность команды.
Добиться этого было не так-то просто. Всем известно, что водное поло, как и футбол, — игра коллективная, и побеждает та команда, которая играет дружнее. Но вот попробуй, находясь у ворот противника, удержаться от соблазна и не ударить, а передать мяч соседу, только потому, что тот находится в более выгодном положении. Ох, как это нелегко! Ведь каждому хочется самому забить гол, стать героем дня.
Трудности усугублялись еще и тем; что вместо Холмина в команде появился новый игрок — Решетников. Все игроки уже привыкли друг к другу, и Решетникову надо было быстро сыграться, слиться с командой.
Дважды Кочетов провел тренировочные игры с командами «Торпедо» и «Крылья Советов».
Сколько раз в этих матчах Леонидом, овладевало искушение самому прорваться к воротам противника и забить гол! Но он сдерживал себя.
Леонид знал, — такая тактика, вероятно, привела бы к выигрышу в матчах со слабыми командами «Торпедо» и «Крылья Советов», но она не могла обеспечить победу против сильного противника. Умная и сильная команда сразу увидела бы, что игра лесгафтовцев строится на одном Кочетове. Противник «прикрепил» бы к нему одного из своих игроков, который ни на мгновение не терял бы его из виду и парализовал его игру, а вместе тем и игру всей команды лесгафтовцев.
Нет, индивидуальная тактика не годится! И Кочетов, сдерживая себя, передавал мяч своим более слабым товарищам. Правда, они еще недостаточно хорошо владеют мячом, не умеют точно и сильно бить по воротам, направляя мяч в верхний угол, куда трудно дотянуться вратарю, но пусть учатся. Зато потом их дружная, слаженная игра обеспечит победу над любым, даже очень сильным противником.
Лесгафтовцы потерпели два поражения в тренировочных матчах. Но — странное дело! — настроение команды не упало. Наоборот, с каждым днем у ватерполистов росла уверенность в своих силах, уверенность в победе. Игроки чувствовали — они на правильном пути.
А между тем эти проигрыши вызвали много толков пересудов в институте. Мастер Холмин и его друзья Ходили гордые.
«Наша хата с краю! — как будто говорили их довольные физиономии. — Разогнали хороших игроков — теперь сами отдувайтесь!»
Секретарь комитета комсомола вызвал Кочетова к себе и долго расспрашивал о тренировке команды.
Леонид успокаивал его, говорил, что все идет нормально и результаты скоро скажутся. Но Молодежникова это, очевидно, не успокоило.
Вскоре он вместе с Гаевым появился в бассейне.
Чтобы не смущать тренирующихся игроков, они сели в самом верхнем ряду трибуны.
Кочетов играл и взволнованно думал: «Поймут ли они необходимость и полезность этих проигрышей? Не собьют ли их с толку первые неудачи?»
Когда тренировка кончилась, Молодежников и Гаев спустились с трибуны.
— Так держать! — кратко сказал Николай Александрович.
И все-таки свой следующий ответственный матч на первенство города с одной из сильнейших ленинградских команд — «Зенитом» — лесгафтовцы проиграли. Проигрыш был обидный и глупый. Перед матчем неожиданно выбыл из строя один из защитников, у которого произошло растяжение связок на ноге. Пришлось срочно заменить его запасным. Несмотря на это, всю игру лесгафтовцы вели дружно и напористо. За минуту до конца матча счет был 6:6. Судья уже поглядывал на секундомер и поднес к губам свисток, как вдруг один из зенитовцев. прямо с центра поля послал мяч в ворота противника.
Удар был на авось, но вратарь лесгафтовцев, видимо, уже собирался кончать игру и пропустил этот неожиданный, но совсем легкий мяч. Через несколько секунд раздался серебристый звук судейского свистка. Со счетом 7:6 окончился этот матч.
Институтская команда не сдержала своего обещания. Первое выступление в обновленном составе окончилось неудачей.
Первенство города оспаривало семь команд.
Теперь, чтобы вырваться вперед и занять призовое место, лесгафтовцам надо было обязательно выиграть все оставшиеся четыре матча.
— Играй сам, — советовали Кочетову встревоженные друзья и болельщики. — Ну ее по боку, эту коллективную игру. Так недолго и на последнем месте очутиться!
Но Леонид твердо решил не менять тактики.
Секретарь комсомольского комитета снова позвал его к себе. Молодежников был в растерянности. С одной стороны, тренировки идут как будто правильно, но, с другой стороны — в таблице появился новый ноль.
Секретарь сам был не ватерполистом, а боксером, и не решался давать какие-либо советы. Но ему хотелось еще раз проверить, не легкомысленно ли поступает Кочетов.
— Ты понимаешь, что происходит? — тревожно спрашивал Молодежников. — Спортивная честь нашего института висит на волоске.
— Понимаю!
— И уверен, что прав?
— Уверен!
Так, ни до чего не договорившись, они расстались.
Перед следующим матчем Леонид волновался даже больше, чем перед первенством СССР, когда боролся с Важдаевым за звание чемпиона. Противником на этот раз был «Спартак», который провел уже три встречи и все три выиграл. Лесгафтовцев, с их двумя поражениями, большинство болельщиков не считало серьезными соперниками «Спартаку».
Но этот матч институтская команда выиграла. И выиграла так легко, что многие удивились. Все объяснялось очень просто. Спартаковцы большинство мячей посылали правому краю, который славился своими пушечными ударами по воротам. Но лесгафтовцы быстро раскусили эту примитивную тактику и «привязали» к правому краю спартаковцев своего лучшего защитника.
Правый край был скован, и нападение «Спартака» сразу выдохлось.
А лесгафтовцы играли с подъемом, с первых минут захватили инициативу и без особого труда закончили матч со счетом 8:3 в свою пользу.
Наконец-то упорные тренировки принесли плоды!
Но радость команды была кратковременной. На следующий день Кочетов получил сразу две телеграммы. В первой — Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта предлагал ему срочно выехать в Севастополь на соревнования, в которых примут участие лучшие пловцы.
Вторая телеграмма была от Важдаева. Она состояла всего из трех слов: «Мы еще поборемся!»
Члены институтской команды очень огорчились. Теперь, когда дела наладились, отъезд лучшего игрока был особенно обидным. Один лишь Кочетов не унывал. Он был уверен, что и без него нынешняя сплоченная, дружная команда института добьется победы.
«Как хорошо, что мы подготовили сильных запасных игроков!» — радовался Леонид.
Он без колебаний поставил вместо себя Бирюкова, хорошего нападающего из запаса, и уехал.
* * *
По морю прыгали тысячи веселых солнечных зайчиков. Вода переливалась и блестела, как серебро, будто на поверхности ее вдруг появились тысячи рыб и, сверкнув чешуей, снова уходили в глубину.Казалось, глядишь на какую-то очень яркую, солнечную, нарисованную прозрачными акварельными красками, картину. Художник рисовал ее двумя красками — белой и сине-голубой.
Сине-голубым было сверкающее море, высокое чистое небо, в прозрачной синеве таяли далекие вершины гор, ярко синели широкие воротники матросов.
Белым был выгоревший от солнца прибрежный песок, полоса прибоя, барашки на море; сверкали белизной маленькие чистенькие домики на берегу, борта лодок и катеров.
И оба эти цвета объединялись в трепетавших на ветру бело-голубых легких шелковых спортивных флагах.
«Почему назвали это море Черным? — думал Кочетов, стоя на корме катера. — Оно же голубое!»
Мелкие волны лениво ударялись о борт, чуть-чуть покачивая маленькое суденышко. На корме рядом с Леонидом стояли Важдаев, судья — старый пловец Рогов, с красной повязкой на рукаве — и еще несколько пловцов. Все они были в белых костюмах, и у всех на груди висели бинокли, которые, впрочем, оказались ненужными. Впереди открывалась широкая панорама: Севастопольская бухта с четкими силуэтами кораблей, лодки и катера, снующие по ультрамариновой воде, широкой дугой изогнувшийся берег и далекие горы.
Ровно в полдень от борта одного из кораблей оторвался белый дымок, и тотчас над морем прокатился гул далекого орудийного выстрела.
Начался традиционный ежегодный проплыв моряков. Число участников этого проплыва росло из года в год. Когда-то их было всего двести, а в этом году плыло пять тысяч пятьсот моряков.
На глазах у Кочетова и Важдаева все эти пять тысяч пятьсот человек построились в воде большими квадратами, длинными шеренгами, вытянутыми прямоугольниками и, сохраняя строй, поплыли вдоль берега.
— Смена, смена растет!
Рогов, улыбаясь, смотрел на плывущих моряков. Лицо и шея его покраснели от загара. И над красным лбом странно было видеть белую, наголо обритую голову.
— Я вот вчера был на соревнованиях мастеров, — оживленно продолжал Рогов, обращаясь сразу и к Кочетову, и к Важдаеву. — Смотрел, как вы плыли. Хорошо работаете, слов нет...
— Спасибо! — ехидно поклонился Важдаев.
— А ты не сердись! — сказал Рогов. — Я ведь без намеков говорю.
Пловцы, стоявшие вокруг, засмеялись.
Вчера были показательные выступления. Участвовало восемнадцать мастеров спорта. Важдаев перед соревнованием заявил, что обгонит всех. Однако выполнить свое обещание не смог. И опередил его не только Леонид. Случись так, было бы еще полбеды: Кочетов — чемпион, ему и проиграть не обидно... Но впереди Виктора оказался также совсем молодой, мало известный мастер Сомов из минского «Спартака».
Пловцы смеялись, вспоминая, с каким изумлением Важдаев после соревнования оглядывал Сомова, словно все еще не веря, что этот парнишка сумел обогнать его.
— Я без намеков говорю! — повторил Рогов. — Хорошо вы вчера плыли. А сейчас смотрю и думаю, — не было бы у нас ни Кочетова, ни Важдаева, если бы за ними не стояли десятки тысяч других пловцов. Вот она — наша будущность!
К катеру приближалась группа моряков. Плывущий впереди, увидев на палубе Кочетова и Важдаева, весело подал какую-то команду, и все пловцы разом перешли с брасса на баттерфляй. Словно быстрокрылые бабочки, пронеслись моряки мимо катера.