Профессорская должность изменила образ жизни Джироламо. «Когда мне приходилось читать лекции – сначала в Милане, а потом в Павии, – я чаще всего читал их рано утром. После того я шел гулять в тени за городской стеной, обедать, а затем занимался музыкой; после этого я шел удить рыбу… потом я занимался научной работой и писал, проводя свои вечера дома». Единственным, что досаждало Кардано в это относительно спокойное время, были болезни. Он страдал геморроем, подагрой, недержанием мочи и грыжей, его мучила бессонница, «повторявшаяся ежегодно и длящаяся около недели весной, летом, осенью и зимой». От нее он лечился воздержанием в пище, «убавляя более чем на половину обычное ее количество», и лекарствами – тополевой мазью, медвежьим салом или маслом из водяных лилий; он натирал ими «семнадцать различных частей тела: ляжки, ступни, шею, локти, запястья, ключицы, сердце, печень и верхнюю губу».
В 1543 году число написанных Джироламо сочинений уже превысило количество прожитых им лет и с этого времени увеличивалось столь стремительно, что нет никакой возможности дать даже краткое их описание. Вот, например, литературная продукция его первого академического года: книга о жизни Галена (осталась незавершенной); трактат о метопоскопии – разновидности авгуральной науки, иллюстрированный собственными рисунками; целый том эпиграмм и поэм, диалоги о сравнительных достоинствах латинского, греческого, итальянского и испанского языков и ряд других сочинений.
Адепт астрологии
Много ли нужно для славы?
Смерть Лючии
На университетской кафедре и за письменным столом
В 1543 году число написанных Джироламо сочинений уже превысило количество прожитых им лет и с этого времени увеличивалось столь стремительно, что нет никакой возможности дать даже краткое их описание. Вот, например, литературная продукция его первого академического года: книга о жизни Галена (осталась незавершенной); трактат о метопоскопии – разновидности авгуральной науки, иллюстрированный собственными рисунками; целый том эпиграмм и поэм, диалоги о сравнительных достоинствах латинского, греческого, итальянского и испанского языков и ряд других сочинений.
Адепт астрологии
В том же 1543 году Петрейус издает в Нюрнберге первое крупное астрологическое произведение нашего автора: «Два Трактата Джироламо Кардано, миланского врача, из которых один – «Дополнение к Календарю», а другой – «О восстановлении небесных времен и движений». Также сорок семь гороскопов, замечательных из-за событий, которые они предсказывают». Книга содержала «Приложение», в котором сообщались практически полезные сведения: как найти полюс, как по наблюдениям определить положения небесных тел и т. д.
Кардано, как и многие его выдающиеся современники (Тихо Браге, Иоганн Кеплер, Николай Коперник, Джордано Бруно, Томмазо Кампанелла и другие), свято верил в астрологические предсказания: «Мне кажется, мы должны признать, что формы и содержание всего живого были уже с самого начала определены влиянием звезд». И далее: «Относительно звезд и их тайной силы, с которой они правят всем происходящим, никто не может сомневаться. Я не могу надивиться тому, что некоторые упускают из вида это влияние звезд. и то Бога, то демона, то случай привлекают как объяснение всех явлений. Если бы злые духи могли производить такие действия, они давно бы уничтожили род человеческий, который они ненавидят». Столь же фатальную роль играли и кометы, появление которых непременно знаменовало начало всевозможных бед для человечества.
Кардано составил множество гороскопов (до нас дошло около 500 из них, в том числе гороскопы Петрарки, Дюрера, Везалия, Лютера) и написал целый ряд астрологических книг – «О годичных, месячных и дневных обращениях», «О вопросах», «Примеры ста генитур[13]», «Примеры гороскопов», «Астрономические афоризмы в семи сегментах» и другие. Последняя книга включала 1172 (!) «афоризма» – так Кардано называл свои астрологические рекомендации и рецепты, например, такие:
Учитывая нечастые, но все же существовавшие отзывы о «божественной науке» (по определению Кардано), Миланец, посвящая «Два Трактата…» Аркинто, писал: «…Неблагоприятные условия нашего времени таковы, что ни уговоры, ни награды не заставят меня вновь употребить свое искусство». Но и здесь еще раз проявилась непоследовательность Кардано – он по-прежнему практиковал астрологию, и делал это не без пользы для своего кармана.
Кардано, как и многие его выдающиеся современники (Тихо Браге, Иоганн Кеплер, Николай Коперник, Джордано Бруно, Томмазо Кампанелла и другие), свято верил в астрологические предсказания: «Мне кажется, мы должны признать, что формы и содержание всего живого были уже с самого начала определены влиянием звезд». И далее: «Относительно звезд и их тайной силы, с которой они правят всем происходящим, никто не может сомневаться. Я не могу надивиться тому, что некоторые упускают из вида это влияние звезд. и то Бога, то демона, то случай привлекают как объяснение всех явлений. Если бы злые духи могли производить такие действия, они давно бы уничтожили род человеческий, который они ненавидят». Столь же фатальную роль играли и кометы, появление которых непременно знаменовало начало всевозможных бед для человечества.
Кардано составил множество гороскопов (до нас дошло около 500 из них, в том числе гороскопы Петрарки, Дюрера, Везалия, Лютера) и написал целый ряд астрологических книг – «О годичных, месячных и дневных обращениях», «О вопросах», «Примеры ста генитур[13]», «Примеры гороскопов», «Астрономические афоризмы в семи сегментах» и другие. Последняя книга включала 1172 (!) «афоризма» – так Кардано называл свои астрологические рекомендации и рецепты, например, такие:
«Жизнь коротка, Искусство вечно, Опыт нелегко приобретается, Суждение трудно дается, и поэтому необходимо, чтобы Изучающий не только упражнялся в рассмотрении некоторого количества гороскопов, но также чтобы он прилежно читал сочинения других, кто трактовал разумно эту Науку, сделал своим делом поиск истинных естественных причин вещей посредством опытов, определение точных положений и движений планет и неподвижных звезд, но превыше всего, чтобы он был страстным искателем истины».
«Кометы, когда они неподвижны, означают подстрекательства к мятежам, но когда подвижны, они означают войны между странами, и одна страна захватывает другую. если комета появляется, когда женщина вынашивает ребенка, если это будет на четвертом, шестом либо восьмом месяце, такой ребенок окажется склонным к гневу и ссорам, а если он будет из высших классов общества – то к подстрекательству против власти…»
«Срывать плоды и рубить лес для использования следует на убывающей Луне, но если тебе нужно сохранить строевой лес надолго, руби его к самому концу зимы, при Луне под землей, созерцаемой Сатурном, ибо это предотвратит гниение древесины и придаст ей чрезвычайную твердость и прочность».
«Когда деревья цветут, они наиболее подвержены вредоносному влиянию Небес, ибо тогда они подобны беременной женщине, а когда они приносят свои плоды, то подобны кормилицам, кормящим грудью, которые могут вытерпеть больше, чем когда они носили ребенка; следовательно, если затмения случаются, пока дерево цветет, это в большинстве случаев вызывает нехватку данного вида плодов в этом году…»У астрологии были, конечно, и недоброжелатели. Великий поэт Франческо Петрарка недоуменно вопрошал: «Зачем превращать рожденных свободными людей в рабов бесчувственных звезд?» С другого «фланга» авторитет этой науки подтачивал один из «отцов» Реформации Жан Кальвин, который в «Предостережении против юдициарной астрологии[14]» (1549) писал: «Все, кто берется узнать жизненный путь человека, являются по своей природе обманщиками… В битвах часто участвует до шестидесяти тысяч солдат… И я спрашиваю: следует ли приписывать всем тем, кого смерть соединяет в бою, один и тот же гороскоп? В такой толпе Козерог, Овен и Телец так столкнутся рогами, что все смешается, Водолей выплеснет такое количество воды, что случится потоп, Дева лишится невинности. Рак попятится назад, Лев подожмет хвост, Близнецы сольются в одного, Стрелец предаст, Весы испортятся, Рыбы спрячутся под воду».
Учитывая нечастые, но все же существовавшие отзывы о «божественной науке» (по определению Кардано), Миланец, посвящая «Два Трактата…» Аркинто, писал: «…Неблагоприятные условия нашего времени таковы, что ни уговоры, ни награды не заставят меня вновь употребить свое искусство». Но и здесь еще раз проявилась непоследовательность Кардано – он по-прежнему практиковал астрологию, и делал это не без пользы для своего кармана.
Много ли нужно для славы?
Его литературная продукция продолжала прибывать: Петрейус издал трактаты «О бессмертии души» и «Пять книг о мудрости», а братья Ското выпустили в свет сочинение «О противоречиях среди докторов». В начале 1545 года Кардано вернулся в Милан, так как университетская казна была пуста и гонорары профессорам выплачивались не полностью. Здесь, в родном городе, ему суждено было познать величайший литературный и творческий успех, сопутствовавший появлению его нового труда: «Artis magnae sive de regutis algebraicis» – «Великое искусство, или О правилах алгебры». Подготовленная к печати А. Оссиандером, эта книга увидела свет в типографии все того же Петрейуса.
Иоганнес Петрейус
«Для славы нужно, чтобы сохранился какой-нибудь выдающийся и знаменитый памятник совершенного деяния», – написал Джироламо Кардано в автобиографии. Для Миланца таким памятником стало «Великое искусство.». Европейский читатель впервые встретился с сочинением, полностью посвященным вопросам алгебры и, в частности, правилам решения кубических уравнений. Это был совершенно новый математический результат, неизвестный великим математикам античности, чьи сочинения считались в Средние века конечным пределом человеческих возможностей в этой области знания.
«Чтобы завоевать веру в свои собственные силы, столь необходимую для увеличения их продуктивности, нужно было иметь смелость счесть себя способным к нахождению того, что еще не открыто признанными мастерами. Этим можно объяснить, почему открытие решения кубических уравнений в первой половине XVI века дало толчок к быстрому развитию всех ветвей как чистой, так и прикладной математики», – отмечал известный историк математики Г. Г. Цейтен.
Книга Джироламо Кардано вместе с появившимися почти одновременно гениальными сочинениями Николая Коперника («Об обращениях небесных сфер», 1542) и Андреаса Везалия («О строении человеческого тела», 1543) знаменовала, таким образом, начало Новой Науки, свободной от схоластических традиций и слепого преклонения перед авторитетами. Конечно, прогресс человеческого знания объясняется не только лишь психологическими факторами, но и социально-экономическими потребностями. В Италии XVI века, века Высокого Возрождения, наблюдался бурный рост мануфактур, развитие торгового и банковского дела. Необходимость в решении математических проблем и в практических вычислениях остро ощущали ремесленники, купцы, подрядчики, архитекторы, моряки, землемеры, артиллеристы, банкиры и т. д. Этим объясняется тот факт, что в период с 1472 по 1500 год было издано двести четырнадцать математических сочинений.
Обложка книги Кардано «Великое искусство, или О правилах алгебры»
Страницы книги «Великое искусство…»
Обложка книги Коперника «Об обращениях небесных сфер»
Обложка книги Везалия «О строении человеческого тела»
После выхода «Великого искусства» все издатели Европы почитали за честь публикацию трудов Кардано. Книга закрепила за ним славу выдающегося математика, и в 1546 году он получил лестное предложение от Павла III читать в Риме лекции по этому предмету. Предложение было передано через кардинала Джованни Мороне, одного из наиболее высокочтимых миланцев, любимца папы. Но Кардано ответил отказом. «Папа уже дряхл, стоит ли поэтому подпирать стену, которая уже рушится, и менять прочное настоящее на непрочное будущее»,[15] – рассуждал он. Кроме того, Кардано надеялся вновь занять место профессора в Павии, где намеревался руководить образованием своего старшего сына, для которого он избрал профессию врача.
Иоганнес Петрейус
«Для славы нужно, чтобы сохранился какой-нибудь выдающийся и знаменитый памятник совершенного деяния», – написал Джироламо Кардано в автобиографии. Для Миланца таким памятником стало «Великое искусство.». Европейский читатель впервые встретился с сочинением, полностью посвященным вопросам алгебры и, в частности, правилам решения кубических уравнений. Это был совершенно новый математический результат, неизвестный великим математикам античности, чьи сочинения считались в Средние века конечным пределом человеческих возможностей в этой области знания.
«Чтобы завоевать веру в свои собственные силы, столь необходимую для увеличения их продуктивности, нужно было иметь смелость счесть себя способным к нахождению того, что еще не открыто признанными мастерами. Этим можно объяснить, почему открытие решения кубических уравнений в первой половине XVI века дало толчок к быстрому развитию всех ветвей как чистой, так и прикладной математики», – отмечал известный историк математики Г. Г. Цейтен.
Книга Джироламо Кардано вместе с появившимися почти одновременно гениальными сочинениями Николая Коперника («Об обращениях небесных сфер», 1542) и Андреаса Везалия («О строении человеческого тела», 1543) знаменовала, таким образом, начало Новой Науки, свободной от схоластических традиций и слепого преклонения перед авторитетами. Конечно, прогресс человеческого знания объясняется не только лишь психологическими факторами, но и социально-экономическими потребностями. В Италии XVI века, века Высокого Возрождения, наблюдался бурный рост мануфактур, развитие торгового и банковского дела. Необходимость в решении математических проблем и в практических вычислениях остро ощущали ремесленники, купцы, подрядчики, архитекторы, моряки, землемеры, артиллеристы, банкиры и т. д. Этим объясняется тот факт, что в период с 1472 по 1500 год было издано двести четырнадцать математических сочинений.
Обложка книги Везалия «О строении человеческого тела»
После выхода «Великого искусства» все издатели Европы почитали за честь публикацию трудов Кардано. Книга закрепила за ним славу выдающегося математика, и в 1546 году он получил лестное предложение от Павла III читать в Риме лекции по этому предмету. Предложение было передано через кардинала Джованни Мороне, одного из наиболее высокочтимых миланцев, любимца папы. Но Кардано ответил отказом. «Папа уже дряхл, стоит ли поэтому подпирать стену, которая уже рушится, и менять прочное настоящее на непрочное будущее»,[15] – рассуждал он. Кроме того, Кардано надеялся вновь занять место профессора в Павии, где намеревался руководить образованием своего старшего сына, для которого он избрал профессию врача.
Смерть Лючии
В конце 1546 года в судьбе Джироламо произошло горестное событие: на тридцать первом году жизни умерла его жена Лючия. Все шестнадцать лет, с тех пор как вышла замуж за Кардано, она жила надеждой на лучшую долю; рукописей мужа в доме было предостаточно, а вот денег даже на жалкий обед для детей часто не хватало. Джироламо, постоянно поглощенный своими делами, книгами, развлечениями, болезнями, почти не уделял внимания семье, и все заботы о доме и детях лежали на плечах Лючии.
Любил ли ее Кардано? В своих сочинениях он посвятил жене лишь несколько строк – ничтожно мало по сравнению с тем, что написано им о родителях и детях. Он писал о ней как о мужественной, храброй и в то же время мягкосердечной и ласковой женщине. Но, видимо, особой духовной близости между супругами не было.
Иначе как понять горькое признание, сделанное Джироламо на склоне лет: «У меня не было ни одного разумного и честного близкого мне человека; ибо если бы у меня был такой человек, он во многом облегчил бы мне жизнь и сумел бы уберечь меня от многих мелких неприятностей». Если Джироламо так обрисовал свои отношения с женой, становится понятным, почему он считал детей, которых она ему родила, главной причиной своих несчастий.
После смерти Лючии присматривать за хозяйством и детьми взялась теща Таддеа (Клара Микери умерла летом 1537 года). Но она была стара и, конечно, не могла заменить детям мать. Будь жива Лючия, может быть, и не произошли бы те трагические события, которые так резко изменили жизнь Джироламо. Тогда же ушел из жизни еще один человек, который был не столь дорог, сколь полезен Кардано, – маркиз д'Авалос. Правителем Милана стал Фернандо Гонзага – человек жестокий и грубый, но так же, как и его предшественник, склонный к меценатству. Правда, в отличие от д'Авалоса, он не стремился к обществу ученых, но к знаменитому медику и математику относился хорошо.
Любил ли ее Кардано? В своих сочинениях он посвятил жене лишь несколько строк – ничтожно мало по сравнению с тем, что написано им о родителях и детях. Он писал о ней как о мужественной, храброй и в то же время мягкосердечной и ласковой женщине. Но, видимо, особой духовной близости между супругами не было.
Иначе как понять горькое признание, сделанное Джироламо на склоне лет: «У меня не было ни одного разумного и честного близкого мне человека; ибо если бы у меня был такой человек, он во многом облегчил бы мне жизнь и сумел бы уберечь меня от многих мелких неприятностей». Если Джироламо так обрисовал свои отношения с женой, становится понятным, почему он считал детей, которых она ему родила, главной причиной своих несчастий.
После смерти Лючии присматривать за хозяйством и детьми взялась теща Таддеа (Клара Микери умерла летом 1537 года). Но она была стара и, конечно, не могла заменить детям мать. Будь жива Лючия, может быть, и не произошли бы те трагические события, которые так резко изменили жизнь Джироламо. Тогда же ушел из жизни еще один человек, который был не столь дорог, сколь полезен Кардано, – маркиз д'Авалос. Правителем Милана стал Фернандо Гонзага – человек жестокий и грубый, но так же, как и его предшественник, склонный к меценатству. Правда, в отличие от д'Авалоса, он не стремился к обществу ученых, но к знаменитому медику и математику относился хорошо.
На университетской кафедре и за письменным столом
Осенью 1546 года Кардано вернулся в Павийский университет и в течение следующих четырех лет занимал там кафедру теоретической медицины. Вероятно, именно тогда он установил дружеские отношения с великим анатомом Везалием, профессором медицины в Падуе, одновременно читавшим курс анатомии и в других университетах, в том числе и в Павийском. Кардано относился к нему с огромным уважением – и как к ученому, и как к человеку, хотя, видимо, никогда лично с ним не встречался. Очевидно, и Везалий высоко ценил Миланца, потому что когда в 1547 году его попросили рекомендовать какого-нибудь выдающегося медика на должность личного врача датского короля Христиана III, он назвал имя Кардано. Обратившийся к Джироламо посланник короля сообщил такие условия: триста золотых венгерских дукатов в год и еще не менее тысячи в виде отчислений от различных налогов, пропитание для Кардано, пять слуг и три лошади; наконец, право свободной практики.
И на этот раз Миланец отказался – «из-за холода и сырости Дании, а также из-за грубости нравов ее жителей и значительной разницы в таинствах и учении их церкви по сравнению с римской…». Христиан III был убежденным лютеранином и насаждал новую религию в своей стране жестокими методами. Естественно, что эти события доходили до итальянцев в виде слухов, иногда сильно преувеличенных. Кардано опасался, что «вследствие отличия установленных там религиозных обрядов» он будет плохо принят, если не откажется от «законов и обычаев отечества и предков».
Университет в Павии
Думается, что дело было не в лютеранстве, ибо религиозной ортодоксальностью Джироламо, как мы увидим, никогда не отличался и, судя по многим фактам, особого отвращения к протестантским обрядам не испытывал. Скорее всего, он не пожелал расставаться с профессорской должностью, которая давала ему возможность заниматься и математикой, и астрологией, и сочинительством, не хотел терять связи с центром медицинской мысли, каким была в XVI веке Италия. Да и, кроме того, он всегда стремился держаться подальше от политических и теологических распрей, прекрасно понимая, что добром они редко кончаются.
Итак, ни папа, ни король-еретик не смогли заставить Кардано свернуть с избранного им пути. Он остался в Павии – со своими рукописями, детьми, врагами, студентами и пациентами. Гонорар, который в 1547 году установил сенат Павийского университета для Кардано, составлял четыреста золотых крон, и это в какой-то степени соответствовало росту его популярности как лектора. Пожалуй, только Везалий собирал в Италии такие же аудитории студентов-медиков. Но как отличались друг от друга эти знаменитости!
Фламандец Андреас ван Везел (в латинизированной форме – Везалий) – молодой, блестящий профессор, приветливый и учтивый, прекрасный оратор, увлекающийся и умеющий увлечь слушателей. На своих лекциях он (неслыханное дело!) производит вскрытия, на трупах и скелетах демонстрирует строение человеческого тела. Студенты боготворят его, а противники-галениты злобствуют и клевещут. Но они бессильны перед полемическим даром Везалия и безупречной логикой его доказательств.
Андреас Везалий
А вот мессер Джироламо: «Я среднего роста, с короткими и широкими у основания пальцев ступнями ног и настолько высоким подъемом, что я никогда не мог найти подходящей для себя обуви; мне всегда приходится прежде всего ее пригонять по ноге. Грудь у меня несколько впалая, руки довольно тонкие, правая рука потолще, и пальцы ее не сходятся плотно… Напротив, левая моя рука красива, с тонкими продолговатыми, плотно прилегающими друг к другу пальцами и блестящими ногтями. Шея довольно длинная и худая; подбородок раздвоен, нижняя губа толстая и отвислая. Глаза мои очень невелики и как бы прищурены… Лоб мой достаточно широк и лишен волос с боков, там, где он граничит с висками. волосы я подстригаю, бороду ношу короткую и раздвоенную, по форме подбородка. Взгляд мой пристален, как у человека, погруженного в размышления; верхние передние зубы велики, цвет лица бледный, с румянцем, лицо овальное, хотя и не в сильной степени, череп суживается к затылку как бы в виде небольшого шара. Из всего изложенного видно, что во мне нет ничего особенного.»
Походка Джироламо неровная – то скорая, то медленная; в одежде небрежен (его мало беспокоит, что скажут по этому поводу окружающие) и непостоянен: то выйдет на улицу в лохмотьях, то – «одетый с изяществом». Причина? «…Прежде всего изменчивость моих мыслей и нравов, затем неуклонная забота о своем здоровье и то, что довольно частые перемены отечества и места жительства принуждали меня к перемене одежды, которую мне не имело смысла ни продавать в убыток, ни понапрасну беречь. Законом для меня была одна необходимость».
Джироламо Кардано
На университетской кафедре Кардано – неважный оратор («я слегка косноязычен»), говорит громко и резко; строго следует традиционной программе обучения будущих врачей, которая сводилась, в сущности, к толкованию сочинений великих целителей прошлого – Гиппократа, Галена, Авиценны. Ничего особенно оригинального и нового его лекции не содержат, но они аргументированны и логичны. Он и сам осознает свои достоинства и недостатки как лектора: «…Я освоился с импровизационной речью, так как почти всегда читал лекции без подготовки. И хотя это порождало высокое мнение обо мне, однако в моей речи отсутствовало изящество и не было истинного красноречия в изложении мыслей.»
После занятий в университете профессор спешил домой. Его беспокоило здоровье младшего сына Альдо. Мальчик, которому звезды предсказывали большие таланты и успехи, с первых дней жизни непрерывно болел: то судороги, то «желудочные лихорадки», то опухоль в мозгу.
В 1547 году Джироламо написал для своих детей маленькую «Книгу наставлений». Это сборник афоризмов, изречений, поговорок как собственного сочинения, так и заимствованных у Сенеки, Цицерона и других классиков. Они рекомендуют правила поведения в обществе, отношений с родителями, друзьями, врагами, со знатью, бедняками и т. д. Интересен список авторов, чьи произведения Джироламо советует изучить своим детям: в поэзии это Гомер, Вергилий, Гораций, в математике – Евклид, Аполлоний, Архимед, Витрувий, Птолемей, в философии и истории – Аристотель, Плотин, Плутарх, в медицине – Гиппократ, Гален, Авиценна, Геснер, Везалий.
Мысли о воспитании и советы родителям занимают несколько десятков страниц в написанной позднее книге Кардано «Об извлечении пользы из несчастий». «Когда малыш пошел, – пишет он, – следи за ним особенно внимательно. Старайся, чтобы он не видел и не слышал ничего дурного. Когда ему исполнится семь лет, начинай обучать его арифметике и геометрии и тем самым развивай его воображение и тренируй память. С помощью силлогизмов учи его искусству доказательств. Обучай его музыке (а особенно игре на струнных инструментах) и рисованию, ибо это развивает вкус, но не позволяй ему углубляться в эти занятия. Затем учи его правописанию, астрологии, а позднее греческому и латыни… Никогда не жалей денег на обучение. Учителей выбирай среди людей женатых, любящих и знающих свое дело. Манера обучения должна быть непринужденной, все предметы, кроме греческого и латыни, должны усваиваться легко, с удовольствием. Следи, чтобы обучение обязательно сопровождалось игрой и развлечениями. Однако дисциплина при этом должна быть строгой. Если ученик делает успехи и укрепляется в своих добродетелях, его следует передать более суровому воспитателю, который может применять и телесные наказания. Дома же будь ласков с ребенком – отец не должен «раствориться» в воспитателе. Никогда не бей ребенка – пусть уж его ненависть обратится только на учителя. Внушай также ему отвращение к азартным играм».
Лучшим воспитателем сына является отец, потому что никто лучше его не знает пороки сына, так же как свои и жены; дети же наследуют порочные слабости родителей и дедов. Отец должен подавлять свой гнев, прежде чем наказывать сына, и не запугивать ребенка последствиями того или иного поступка. «Думайте о печали и укорах, которые будут терзать вас, когда сын, объект больших трудов, бодрствований и жертв, умрет. Никто не может представить тоску отца, лишенного собственного создания».
Такова «философия воспитания» Кардано, основанная на его собственном горьком опыте. «Но, – писал Джироламо, – легче выучить рекомендации, чем следовать им». Он не мог закрыть глаза и уши своих детей на «все дурное», ибо они были свидетелями его разгульной жизни; советуя отвращать подростков от азартных игр, он обучал своих сыновей играм в карты и кости, в чем горько потом раскаивался. Мудрый и рассудительный в книгах,
Кардано был удивительно непоследовательным в повседневной жизни. Ему важнее не совершить некий поступок, а написать о том, как следовало бы поступить в том или ином случае. Никогда не обременявший себя ведением хозяйства, в своих сочинениях он приводил подробные советы по домоводству: как хранить вино, как приготовить уксус, как вывести мышей, как поддерживать огонь в очаге, как отличить ядовитые грибы от хороших, как уберечь дом от воров (этот совет был дополнен рисунком изобретенного им замка «с секретом»), как метить белье и простыни, отдавая их в стирку. А чего стоит следующий «тест»: «Если ты хочешь взять. служанку, то спроси ее, умеет ли она шить, стирать, печь хлеб, а затем прикажи ей зажечь огонь. Пожалуйся также, что у тебя нет вина, и спроси, есть ли у нее родители, как будто ты в них нуждаешься; спроси у нее, кроме того, есть ли у нее друзья и при каких обстоятельствах она покинула предыдущего хозяина; сколько у нее было мужей и сыновей. и после всего этого воздержись приглашать ее или, во всяком случае, прими надлежащие меры.»
Широта интересов, писательская ненасытность Кардано не только изумляла, но и ставила в тупик биографов, пытавшихся проследить внутреннюю логику его творчества. Что, например, связывает советы по домоводству с «Комментариями к Гиппократу»? Джироламо очень гордился этим обширным произведением и считал, что оно намного превосходит все другие его книги. Это верно, если и не по качеству, то, во всяком случае, по количеству: «Комментарии» составляют по объему около десятой части его печатных трудов.
Высоко ценил Джироламо и книгу по музыке, утверждая, что ему принадлежит первенство в попытке сделать из музыки науку. Книга делилась на пять частей: в первой были приведены общие принципы построения музыкальных сочинений, вторая была посвящена старинным гимнам, хорам, танцам; в третьей говорилось о современной музыке, в четвертой – о сочинении песен и контрапункте и, наконец, пятая состояла из описания различных музыкальных инструментов и приемов игры на них.
Другое сочинение – «Метопоскопия» – уводит нас из жизнерадостного мира музыки в загадочную область пророчеств. В ней описан метод, изобретенный Кардано и позволявший, как ему казалось, определять характер и судьбу человека по линиям на лице: их положению, длине, направлению и даже цвету. «Астрология утверждает, – рассуждал Джироламо, – что различные небесные тела влияют на определенные части тела человеческого, а поскольку лоб ближе к небесам, чем любые из них, изучение линий на нем особо важно». Он делил лоб испытуемого параллельными линиями на семь областей и каждой присваивал покровительство одной из планет. Выше всего располагался Сатурн – самая удаленная от Земли планета; далее следовали Юпитер, Марс, Солнце, Венера, Меркурий и Луна. Морщина, попавшая в область Юпитера, наделялась теми же характеристиками, что и эта планета, обозначая великодушие, благородство, гордость и т. д.
Вот примеры предсказаний Кардано:
И на этот раз Миланец отказался – «из-за холода и сырости Дании, а также из-за грубости нравов ее жителей и значительной разницы в таинствах и учении их церкви по сравнению с римской…». Христиан III был убежденным лютеранином и насаждал новую религию в своей стране жестокими методами. Естественно, что эти события доходили до итальянцев в виде слухов, иногда сильно преувеличенных. Кардано опасался, что «вследствие отличия установленных там религиозных обрядов» он будет плохо принят, если не откажется от «законов и обычаев отечества и предков».
Университет в Павии
Думается, что дело было не в лютеранстве, ибо религиозной ортодоксальностью Джироламо, как мы увидим, никогда не отличался и, судя по многим фактам, особого отвращения к протестантским обрядам не испытывал. Скорее всего, он не пожелал расставаться с профессорской должностью, которая давала ему возможность заниматься и математикой, и астрологией, и сочинительством, не хотел терять связи с центром медицинской мысли, каким была в XVI веке Италия. Да и, кроме того, он всегда стремился держаться подальше от политических и теологических распрей, прекрасно понимая, что добром они редко кончаются.
Итак, ни папа, ни король-еретик не смогли заставить Кардано свернуть с избранного им пути. Он остался в Павии – со своими рукописями, детьми, врагами, студентами и пациентами. Гонорар, который в 1547 году установил сенат Павийского университета для Кардано, составлял четыреста золотых крон, и это в какой-то степени соответствовало росту его популярности как лектора. Пожалуй, только Везалий собирал в Италии такие же аудитории студентов-медиков. Но как отличались друг от друга эти знаменитости!
Фламандец Андреас ван Везел (в латинизированной форме – Везалий) – молодой, блестящий профессор, приветливый и учтивый, прекрасный оратор, увлекающийся и умеющий увлечь слушателей. На своих лекциях он (неслыханное дело!) производит вскрытия, на трупах и скелетах демонстрирует строение человеческого тела. Студенты боготворят его, а противники-галениты злобствуют и клевещут. Но они бессильны перед полемическим даром Везалия и безупречной логикой его доказательств.
Андреас Везалий
А вот мессер Джироламо: «Я среднего роста, с короткими и широкими у основания пальцев ступнями ног и настолько высоким подъемом, что я никогда не мог найти подходящей для себя обуви; мне всегда приходится прежде всего ее пригонять по ноге. Грудь у меня несколько впалая, руки довольно тонкие, правая рука потолще, и пальцы ее не сходятся плотно… Напротив, левая моя рука красива, с тонкими продолговатыми, плотно прилегающими друг к другу пальцами и блестящими ногтями. Шея довольно длинная и худая; подбородок раздвоен, нижняя губа толстая и отвислая. Глаза мои очень невелики и как бы прищурены… Лоб мой достаточно широк и лишен волос с боков, там, где он граничит с висками. волосы я подстригаю, бороду ношу короткую и раздвоенную, по форме подбородка. Взгляд мой пристален, как у человека, погруженного в размышления; верхние передние зубы велики, цвет лица бледный, с румянцем, лицо овальное, хотя и не в сильной степени, череп суживается к затылку как бы в виде небольшого шара. Из всего изложенного видно, что во мне нет ничего особенного.»
Походка Джироламо неровная – то скорая, то медленная; в одежде небрежен (его мало беспокоит, что скажут по этому поводу окружающие) и непостоянен: то выйдет на улицу в лохмотьях, то – «одетый с изяществом». Причина? «…Прежде всего изменчивость моих мыслей и нравов, затем неуклонная забота о своем здоровье и то, что довольно частые перемены отечества и места жительства принуждали меня к перемене одежды, которую мне не имело смысла ни продавать в убыток, ни понапрасну беречь. Законом для меня была одна необходимость».
Джироламо Кардано
На университетской кафедре Кардано – неважный оратор («я слегка косноязычен»), говорит громко и резко; строго следует традиционной программе обучения будущих врачей, которая сводилась, в сущности, к толкованию сочинений великих целителей прошлого – Гиппократа, Галена, Авиценны. Ничего особенно оригинального и нового его лекции не содержат, но они аргументированны и логичны. Он и сам осознает свои достоинства и недостатки как лектора: «…Я освоился с импровизационной речью, так как почти всегда читал лекции без подготовки. И хотя это порождало высокое мнение обо мне, однако в моей речи отсутствовало изящество и не было истинного красноречия в изложении мыслей.»
После занятий в университете профессор спешил домой. Его беспокоило здоровье младшего сына Альдо. Мальчик, которому звезды предсказывали большие таланты и успехи, с первых дней жизни непрерывно болел: то судороги, то «желудочные лихорадки», то опухоль в мозгу.
В 1547 году Джироламо написал для своих детей маленькую «Книгу наставлений». Это сборник афоризмов, изречений, поговорок как собственного сочинения, так и заимствованных у Сенеки, Цицерона и других классиков. Они рекомендуют правила поведения в обществе, отношений с родителями, друзьями, врагами, со знатью, бедняками и т. д. Интересен список авторов, чьи произведения Джироламо советует изучить своим детям: в поэзии это Гомер, Вергилий, Гораций, в математике – Евклид, Аполлоний, Архимед, Витрувий, Птолемей, в философии и истории – Аристотель, Плотин, Плутарх, в медицине – Гиппократ, Гален, Авиценна, Геснер, Везалий.
Мысли о воспитании и советы родителям занимают несколько десятков страниц в написанной позднее книге Кардано «Об извлечении пользы из несчастий». «Когда малыш пошел, – пишет он, – следи за ним особенно внимательно. Старайся, чтобы он не видел и не слышал ничего дурного. Когда ему исполнится семь лет, начинай обучать его арифметике и геометрии и тем самым развивай его воображение и тренируй память. С помощью силлогизмов учи его искусству доказательств. Обучай его музыке (а особенно игре на струнных инструментах) и рисованию, ибо это развивает вкус, но не позволяй ему углубляться в эти занятия. Затем учи его правописанию, астрологии, а позднее греческому и латыни… Никогда не жалей денег на обучение. Учителей выбирай среди людей женатых, любящих и знающих свое дело. Манера обучения должна быть непринужденной, все предметы, кроме греческого и латыни, должны усваиваться легко, с удовольствием. Следи, чтобы обучение обязательно сопровождалось игрой и развлечениями. Однако дисциплина при этом должна быть строгой. Если ученик делает успехи и укрепляется в своих добродетелях, его следует передать более суровому воспитателю, который может применять и телесные наказания. Дома же будь ласков с ребенком – отец не должен «раствориться» в воспитателе. Никогда не бей ребенка – пусть уж его ненависть обратится только на учителя. Внушай также ему отвращение к азартным играм».
Лучшим воспитателем сына является отец, потому что никто лучше его не знает пороки сына, так же как свои и жены; дети же наследуют порочные слабости родителей и дедов. Отец должен подавлять свой гнев, прежде чем наказывать сына, и не запугивать ребенка последствиями того или иного поступка. «Думайте о печали и укорах, которые будут терзать вас, когда сын, объект больших трудов, бодрствований и жертв, умрет. Никто не может представить тоску отца, лишенного собственного создания».
Такова «философия воспитания» Кардано, основанная на его собственном горьком опыте. «Но, – писал Джироламо, – легче выучить рекомендации, чем следовать им». Он не мог закрыть глаза и уши своих детей на «все дурное», ибо они были свидетелями его разгульной жизни; советуя отвращать подростков от азартных игр, он обучал своих сыновей играм в карты и кости, в чем горько потом раскаивался. Мудрый и рассудительный в книгах,
Кардано был удивительно непоследовательным в повседневной жизни. Ему важнее не совершить некий поступок, а написать о том, как следовало бы поступить в том или ином случае. Никогда не обременявший себя ведением хозяйства, в своих сочинениях он приводил подробные советы по домоводству: как хранить вино, как приготовить уксус, как вывести мышей, как поддерживать огонь в очаге, как отличить ядовитые грибы от хороших, как уберечь дом от воров (этот совет был дополнен рисунком изобретенного им замка «с секретом»), как метить белье и простыни, отдавая их в стирку. А чего стоит следующий «тест»: «Если ты хочешь взять. служанку, то спроси ее, умеет ли она шить, стирать, печь хлеб, а затем прикажи ей зажечь огонь. Пожалуйся также, что у тебя нет вина, и спроси, есть ли у нее родители, как будто ты в них нуждаешься; спроси у нее, кроме того, есть ли у нее друзья и при каких обстоятельствах она покинула предыдущего хозяина; сколько у нее было мужей и сыновей. и после всего этого воздержись приглашать ее или, во всяком случае, прими надлежащие меры.»
Широта интересов, писательская ненасытность Кардано не только изумляла, но и ставила в тупик биографов, пытавшихся проследить внутреннюю логику его творчества. Что, например, связывает советы по домоводству с «Комментариями к Гиппократу»? Джироламо очень гордился этим обширным произведением и считал, что оно намного превосходит все другие его книги. Это верно, если и не по качеству, то, во всяком случае, по количеству: «Комментарии» составляют по объему около десятой части его печатных трудов.
Высоко ценил Джироламо и книгу по музыке, утверждая, что ему принадлежит первенство в попытке сделать из музыки науку. Книга делилась на пять частей: в первой были приведены общие принципы построения музыкальных сочинений, вторая была посвящена старинным гимнам, хорам, танцам; в третьей говорилось о современной музыке, в четвертой – о сочинении песен и контрапункте и, наконец, пятая состояла из описания различных музыкальных инструментов и приемов игры на них.
Другое сочинение – «Метопоскопия» – уводит нас из жизнерадостного мира музыки в загадочную область пророчеств. В ней описан метод, изобретенный Кардано и позволявший, как ему казалось, определять характер и судьбу человека по линиям на лице: их положению, длине, направлению и даже цвету. «Астрология утверждает, – рассуждал Джироламо, – что различные небесные тела влияют на определенные части тела человеческого, а поскольку лоб ближе к небесам, чем любые из них, изучение линий на нем особо важно». Он делил лоб испытуемого параллельными линиями на семь областей и каждой присваивал покровительство одной из планет. Выше всего располагался Сатурн – самая удаленная от Земли планета; далее следовали Юпитер, Марс, Солнце, Венера, Меркурий и Луна. Морщина, попавшая в область Юпитера, наделялась теми же характеристиками, что и эта планета, обозначая великодушие, благородство, гордость и т. д.
Вот примеры предсказаний Кардано:
«Короткий диагональный штрих над левой бровью предвещает насильственную смерть».
«Прямая черта с крючком на одном конце означает болезненность, немощь и прочие физические недостатки».
«Линия с легким наклоном сулит мужчине победу над врагами и удачу на войне; женщине же такой знак обещает блаженство и счастье, а также превосходство над мужем».
«Если лоб женщины в области Марса пересекает прямая линия, то она должна быть счастлива в семейной жизни, если же эта линия была искривлена, то ее ждет ужасная смерть».
«Женщина с глубокой морщиной у основания носа способна на любое преступление, она кончит жизнь позорно».
«Знак сильного и смелого мужчины – Т-образная линия, идущая вверх от носа; если этот знак наклонен так, что верхняя линия начинается в области Марса, а кончается в области Солнца, то его обладатель достигнет успеха во всех начинаниях».
«Мужчина, в верхней части лба которого находятся три параллельные линии, имеет миролюбивый и кроткий нрав».Кардано проделал трудоемкую и утомительную работу по сравнению сотен человеческих лиц, что позволило ему приложить к тексту своей книги около восьмисот гравюр с изображениями голов и «небесных отметин» на них. Автор намеревался расширить свое сочинение, дав толкование линий на коленях и на пупке, но этот замысел остался нереализованным. Джироламо не имел большого числа последователей в этом разделе авгуральных наук, но стоит, пожалуй, заметить, что более двух веков спустя итальянский психиатр и родоначальник антропологического направления в криминологии Чезаре Ломброзо (1835–1909) писал о Миланце как о своем предшественнике.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента