Ракитин Алексей. Атаман Альтаира

   – Я вовсе не был ее любовником! И весь наш курень не собирался ей раскрывать!
   – Это что же получается?! Ты ее вытащил из Корабля дураков, а интимным другом так и не стал?! – ужаснулся Антон.
   – Вот именно!
   – Никодимыч, ты только никому об этом не говори, – попросил Константин. – Не позорь казацкую породу, а? И мы тоже никому не скажем.
   Я даже сплюнул от негодования:
   – Эх! Не понять вам духовных отношений между представителями разных полов!
   – Не понять! – кротко согласились оба. Я поднялся и скомандовал:
   – Кур-р-рень, равняйсь!
   Шерстяной и Костяная Голова живо подскочили с диванчика, спрятав недопитые фляги с «Укусом болиголова» за спины.
   – Смир-р-на! Прения считаю законченными!.. Теперь скажу, как будет. Шерстяной остается на борту «Туарега» и приступает к исследованиям взятой у меня крови. Кроме того, в его обязанности входит охрана «Наварина». Костяная Голова остается на борту «Фунта изюма» и вместе со мной направляется в Звездный Акапулько. Там я забираю Наталью Тихомирову и возвращаюсь с ней на корабль. Костяная Голова осуществляет мое прикрытие. Вопросы, предложения и пожелания будут?
   – Еще по фляге «болиголова»! – синхронно гаркнули казаки.
 
   Мы рванули к Звездному Акапулько. За время перелета я обсудил с Костяной Головой особенности предстоящей операции. Она не казалась особенно сложной, но требовала определенной готовности к возможным неожиданностям. Константин заявил, что ему совершенно необходимо изучить географию планеты и попросил предоставить для этого отсек с мини-баром, столом для стриптиза и льдоделательной машиной. Я отправил его в одну из гостевых кают палубой ниже.
   В новую идентификационную матрицу корабля я ввел реквизиты звездолета и владельца. «Фунт изюма» превратился в «Паолей Циом», а сам я сделался Мордехаем Шлагбаумом, специалистом по невербальной психолингвистике сексуальных девиаций. Последние события вынудили меня стать крайне недоверчивым к окружающему миру. И перед выходом из корабля я не поленился должным образом экипироваться.
   Я надел бронированные трусы из нанохитина, укрепив на талии сталинитовыми подтяжками. Сверху навесил абляционную подложку на основе прорезиненного керамина. Поверх подложки я закутался в свое неизменное селенитовое сари. Нацепил на голову защитный шлем с золотыми рогами и фрагментами активной брони. Островерхую шапку из мохнатой чешуи персефонского сома решил пока не надевать – в жарком климате Звездного Акапулько подобный головной убор неуместен.
   Разумеется, собрал я и рундук в дорогу. В платиновый чемоданчик с толстыми стенками сложил «походный набор казака» – носогубный фильтр для защиты от отравляющих веществ; компенсаторные очки-хамелеоны, позволяющие не ослепнуть при использовании лазеров и световых гранат. Да! И, само собой, многоразовый всеразмерный боевой презерватив повышенной прочности с обсадными колечками, усиками и шипами! При выходе из строя носогубного фильтра и очков его можно натянуть на голову и использовать вместо них, хотя это вовсе не главное предназначение презерватива. Еще он мог пригодиться в качестве перчатки при анатомировании высокотоксичных трупов или сапога, для передвижения в экологически неблагоприятном районе. Кроме того, данное резинотехническое изделие вполне можно использовать и по прямому назначению. Как говорил в монастырской школе тюремного типа наш фельдфебель-урядник: «Любовь приходит и уходит, а сифилитическая гангренозная саркома остается до следующего медосмотра!»
   В потайное отделение рундука я спрятал «чекумашу» и двадцать патронов к ней. В принципе, должно хватить для того, чтобы перед смертью испортить настроение любому жизнерадостному дебилу.
   После благополучной посадки в космопорте Звездного Акапулько я пригласил Константина Головача в пост управления и в последний раз его проинструктировал:
   – Ты постоянно поддерживаешь со мною связь по закрытому радиоканалу. Если только связь пропадает, ты в течение пяти минут пытаешься связаться со мной по резервной частоте. Если сделать этого не удается, ты цинично стартуешь с космодрома и совершаешь перелет на триста километров к югу, на побережье Саут-Оушен. Твоя задача – сесть на территории поместья и дождаться, когда я поднимусь на борт вместе с Наташей Тихомировой.
   – Сделаем, господин наказной атаман! – Костяная Голова обдал мои обонятельные рецепторы мощным выхлопом «Слезы новобранца». – Координаты виллы «Покахонтас» в бортовой компьютер уже введены, так что сядем прямо на задний двор! Я же пилот-экстремал! Надеюсь, опорные башмаки у тебя, батяня-комбат, установлены, и мы не опрокинемся?
   – Не опрокинетесь. Если ты сам его не опрокинешь!
   – Я не опрокину! У меня же есть чувство горизонта круглой планеты!
   На том и разошлись.
   Электрокар домчал меня до здания космопорта. В чистом небе высоко над головою висели два светила – привычная глазу желтая звезда и багровый карлик, который, правда, вовсе не казался карликом. Их свет щедро проливался на окружавший меня мир и мою собственную спину. Несмотря на ветерок, создаваемый движением электрокара, во время езды по бетонной сковородке посадочного стола пришлось изрядно вспотеть.
   Я вошел в здание космопорта, распространяя бодрящий аромат мужских феромонов. Пословицу, предписывавшую настоящим казакам быть всегда «злыми и вонючими», следовало в ту минуту понимать буквально. Таким вот злым и вонючим я предстал перед офицером таможенной службы. Обычно они не интересовались поклажей прибывших на планету лиц, но тут таможенник вдруг пережил вспышку любопытства. Должно быть, его смутил мой платиновый рундук.
   – Откройте, пожалуйста, ваш багаж.
   Я, разумеется, открыл.
   Офицер с немалым изумлением извлек оттуда портрет Зигмунда Фрейда:
   – Что с лицом этого человека?
   – Саркома, рак кожи. Короче, гнил заживо…
   – Вонял, наверное?
   – Не знаю, не нюхал. Это было давно, в двадцатом веке.
   – Да что вы говорите? А чем же он знаменит?
   – Разработал теорию, которой объяснял, почему нравственные уроды являются уродами. И попытался доказать, что нормальные люди тоже должны быть нравственными уродами.
   – Как же он смог до такого додуматься?
   – Так он же сам являлся уродом! Посмотрите на его рожу! Списал свое учение с самого себя и своей родни.
   – Чрезвычайно интересно. А почему вы возите с собою этот портрет?
   – Я специалист по психоанализу.
   – Потрясающе! – восхитился офицер. – А про что это наука?
   – Наука о вашем поведении. Я могу в два счета доказать, что вы моральный, нравственный и психологический урод, вырожденец и девиант. И предложить способ излечения ото всего этого. Разумеется, за ваши деньги!
   Таможенник тупо смотрел мне в глаза. Спросил все же:
   – А от этого можно излечиться?
   – Нет, конечно. Можно просто лечиться.
   – А смысл?
   – А смысл в том, чтобы клиенты платили мне деньги.
   – Здорово!
   Он заглянул еще раз в мой рундук, вынул наушники, набор элементов памяти с записанными на них трудами Фрейда. Затем откровенно зевнул и махнул рукой. Валяйте, дескать!
   На обширной площадке, заполненной сотнями роботизированных такси, я уселся в экипаж и дал команду двигать в сторону Саут-Оушен, на виллу «Покахонтас».
   Периодически выходил на связь Константин Головач – в наушниках, спрятанных под шлемом с рогами, я слышал его вибрирующий от возбуждения голос: «Шеф! Ответь, сколько будет дважды два!»
   Я прибыл к воротам поместья «Покахонтас». Робота-такси отпускать не стал, поскольку планировал скоро отправиться на нем назад. Вилла выглядела в точности как на проспекте, который Натс рассматривала в офисе риэлтерской компании «Тихуана-Пердольпек». Вернее, забор выглядел также. Гипсово-белая бетонная стена с металлическим ограждением поверху, прекрасные чешуйчатые ворота, переговорное устройство подле. Самой виллы я видеть из-за забора не мог. Оттуда же, из-за забора, доносился ровный гул океанского прибоя. Пахло морской солью, еще чем-то экзотичным. Захотелось на пляж, желательно нагишом и желательно под бочок Натс…
   С присущей мне предусмотрительностью я огляделся. Вилла «Покахонтас» располагалась в ряду прочих построек аналогичного назначения и класса. Справа и слева – бетонные стены, закрывавшие доступ к другим виллам. Дорога, по которой подъехал робот-такси, тянулась вдоль этих стен черным удавом. На противоположной стороне построек не было. Только громадные кактусы, покрытые большими, с тарелку размером, цветами. Я не поленился перейти дорогу и отломил от мясистых колючих стеблей три огромных цветка.
   Костяная Голова, услыхав в переговорном устройстве мое сопение, встревожился:
   – Господин наказной атаман, вы чего там делаете? С вами все в порядке?
   Я объяснил, что рву цветы.
   Спрятав цветы за спину, я нажал кнопку переговорного устройства. Долго никто не отвечал. Наконец, из динамиков донесся хорошо знакомый голос:
   – Сэмми, я вас вижу! Вы вернулись!
   Интересно, как бы она могла меня видеть, если бы я не вернулся?
   Щелкнул замок. Створки чешуйчатых ворот свернулись, подобно пергаментному свитку.
   Я шагнул на территорию резиденции. На переднем дворе ласково шумел фонтан, вокруг которого располагался чудный садик с диковинными растениями и громадными глыбами песчаника и гранита, нарочито поставленными под невероятными углами. Сама вилла тоже радовала глаз – мраморный цоколь, большие проемы голубых кристаллиновых окон, часть кровли прозрачна. Красотища!
   Входная дверь оказалась открытой. Холл имел стеклянную крышу, его опоясывала галерея, по которой при моем появлении застучали невидимые подошвы. И через пару секунд мне навстречу спустилась Натс.
   – Сэмми! Все-таки вернулся! Космический дророман отыскал дорогу назад!
   Я поставил на пол платиновый рундук и выпростал из-за спины руку с цветами:
   – Вот, наломал пару кактусов… Здравствуй, что ли!
   Натс бросилась мне на шею и поцеловала в щеку. Тут я заподозрил, что она действительно рада меня видеть.
   – Чудесные цветы. Сейчас я их поставлю в вазу, и мы пойдем, искупаемся в океане…
   – Ты купаешься в океане?! Ты уверена, что там нет никаких опасных рарапынгов и чапчериц?!
   – Нет, опасных рарапынгов и чапчериц там точно нет! Все местные купаются в океане. Я уже познакомилась с соседями слева и справа.
   Она умчалась по коридору. А я неспешно прошелся по холлу, присел на большой изогнутый диван перед прозрачным столиком. Диван тут же чуть-чуть откинул спинку и подкачал воздух в подушку под поясницей.
   В наушниках прорезался голос Константина:
   – Шеф, слышу ваши разговоры! У нее… м-м… красивый голосок. Может, возьмем ее в хор казачек нашей расстрельно-пулеметной команды?
   – Отстань, образина!
   Опять послышались легкие шаги, и через пару мгновений Натс поставила на столик высокую вазу с принесенными мною цветами. Села напротив, заглядывая мне в глаза.
   Я почувствовал, что краснею. Ого! Я, оказывается, еще и романтик! Хорошо хоть, что латентный!
   – Я действительно очень рада, что ты приехал, – сказала Натс. Очень трогательно это прозвучало.
   – Мы одни? – на всякий случай уточнил я.
   – А ты думал, я сразу притащу кого-нибудь в свой дом?
   – Что за манера отвечать вопросом на вопрос! Русские люди так не разговаривают!
   – Хорошо, я учту, – она улыбнулась. – Мы одни. Здесь никого нет.
   – Меня зовут не Сэмми, – сказал я. – Моим друзьям и единомышленникам я известен под именами Иван Караваев, Иван Объедалов и Петр Разорвирубаха. Друзья меня иногда называют Иваном, а иногда Петром.
   В наушниках заверещал Константин:
   – Что ты делаешь?! Как ты можешь себя расшифровывать?! Ты же с потрохами себя сливаешь! Старый пень!
   Натс на секунду задумалась:
   – Наверное, это большой секрет?
   – В общем-то, да.
   – А меня тоже зовут не Натс…
   – Давай попробую догадаться. Тебя зовут Наталья Александровна Тихомирова…
   – Откуда ты узнал?!
   – Да за последние дни много чего случилось. Отыскались люди, готовые пойти на все что угодно, чтобы заполучить тебя в свои руки.
   Она молчала, напряженно глядя на меня.
   – Можно задать вопрос? – полюбопытствовал я. – Ты, в самом деле, жила в двадцатом веке?
   Она ответила долгим взглядом. Затем, аккуратно подбирая слова, ответила:
   – Странно слышать такой вопрос от тебя. Сэмми! Ты, правда, ничего не помнишь?
   – А… мы были знакомы?
   – Вообще-то да.
   – А… мы были близко знакомы?
   – Можно считать, что близко.
   – И… насколько близко?
   – Сексом мы не занимались, если ты об этом.
   – А-а… – я сглотнул. – И где же мы познакомились?
   – В Санкт-Петербурге. На Арьергардной улице. Летом две тысячи шестого года!
   – Это невозможно!
   – Неужто? А как ты думаешь, почему я здесь вообще оказалась?
   Я заподозрил, что слишком многого не знаю о своей жизни. Но засек и кое-что еще – из эфира исчез голос Костяной Головы. В наушниках – ровный белый шум. Мысленным усилием я переключил симплексор на резервную частоту. Там – тоже белый шум. Это могло означать только одно – какой-то умник поставил широкочастотную помеху, прервав мою связь с «Фунтом изюма».
   Подняв глаза вверх, я увидел сквозь остекление крыши небольшой белый шар с выкрашенным серебрянкой контейнером и похожей на ленту веревкой. Любой «донской казак» сказал бы, не задумываясь, что веревка под шаром – всенаправленная антенна, а контейнер – мощный широкополосный постановщик помех с ядерной батареей внутри. Именно этот невинный с виду шарик и перекрыл радиоканал моей связи с «Фунтом изюма». Ну-ну, ребятки, не надо было вам так со мною поступать…
   Наташенька, превратно истолковав мой остановившийся взгляд, поплотнее запахнула кимоно и со смехом спросила:
   – Куда это ты смотришь?
   В принципе, она была права. Я смотрел именно туда, куда она подумала. Но у меня перед глазами стояла совсем другая картинка. Куда менее живописная и куда более кровавая. Я рыскнул взглядом по помещению и увидел в стене большой камин:
   – Он действует? Или это муляж?
   – Действует. Тут, говорят, бывает несколько холодных ночей в году…
   – Быстро полезай в камин! Встань там и подними лицо вверх!
   – Зачем?!!
   – Через минуту тут будет шумно и очень опасно. От взрывов световых гранат ты можешь ослепнуть, от взрывов шумовых – оглохнуть, а от взрывов газовых – задохнуться.
   – Ты так шутишь, что ли?
   – Посмотри на мою седую голову! В ней железа больше, чем мозгов! Такие люди, как я, не умеют шутить!
   Я подскочил к ней, сгреб в охапку – она оказалась много легче, чем я думал – и понес к камину. Отравляющие газы тяжелее воздуха. Если она встанет внутри камина в полный рост, сможет дышать чистым воздухом. По крайней мере, некоторое время.
   Моя решительность, видимо, передалась Наташе. Едва я ее выпустил, как она юркнула в зев камина. Чтобы ее нижнюю часть тела сделать менее заметной, я рывком переставил одно из кресел, загораживая камин.
   Что ж, пора позаботиться и о себе! Я метнулся к рундуку, вытащил носогубный фильтр, защитные очки, успел все это надеть. Когда вытаскивал из скрытого отдела «чекумашу» с патронами, в потолке над головою затрещало стекло. И влетела первая газовая граната.
 
   Не люблю я представителей правоохранительных органов и всевозможных спецслужб, всерьез считающих себя самыми умными. То есть я их вообще не люблю, но когда они считают себя умнее всех, рука моя тянется к пистолету даже тогда, когда его нет. Я сам человек довольно глупый, но чужая глупость вызывает у меня понос и рвоту. Поэтому, когда в холле «Покахонтаса» загремели звучные хлопки газовых гранат, я не сдержался и мысленно выругался. Правда, тут же укорил себя за эмоциональную несдержанность.
   Откатившись вместе с рундуком к стене, я извлек «чекумашу» с десятью патронами и две запасные обоймы. В разных частях виллы слышался звон разбиваемых стекол и шипение гранат. Я двинулся вдоль стены, стремясь занять лучшее положение. Очевидно, что непрошеные гости из Службы Политической Безопасности попробуют зайти либо со стороны океана, либо через крышу. Второй путь вероятнее первого. Поскольку именно так и должны действовать кретины, считающие себя умнее всех.
   Скорее всего, они имеют акустические датчики движения и тепловизионные прицелы, позволяющие видеть сквозь всевозможные преграды. Но моя абляционная подложка не пропускает инфракрасное излучение тела. Если я не стану суетливо метаться, издавая легко опознаваемые датчиком движения звуки шагов, то умные парни сильно вспотеют, высматривая меня.
   Это только в космических операх спецназ бегает по потолкам, причем во все стороны сразу…
   Хлопки от разрывов всевозможных гранат утихли. В холле повисло сизое облако газа, постепенно беззвучно опадавшее вниз. Я терпеливо ждал, затаившись под лестницей.
   Наконец, я услышал…
   Тихие неторопливые шаги раздались у меня практически над головою, на галерее, опоясывавшей холл. Шагали двое, стараясь не шуметь. Но под ногами отчетливо хрустнуло стекло. Вот они приблизились к перилам и глянули вниз. Сизое газовое облако их успокоило, и они бесстрашно затопали по лестнице.
   Я подождал, пока первый спустится, и выстрелил из «чекумаши» ему в спину. Вторую пулю я послал прямо вверх – туда, где шаркнула подошва другого умника. Шум падающих тел возвестил о должном соблюдении мною законов внешней баллистики.
   Я переместился из-под лестницы в коридор первого этажа и снова затих. Ждать пришлось с минуту. Потом в холл с галереи полетели три осколочные гранаты. Мне гранаты вреда не причинили, поскольку я находился в «мертвой зоне». А вот подстреленную мной парочку эти взрывы должны были добить. Если те, конечно, оставались еще живы.
   Итак, на втором этаже – по меньшей мере, еще пара самых умных представителей силовых ведомств. Они убедились в том, что их коллег подстрелили, и не придумали ничего лучше, как метнуть осколочные гранаты. Ай, молодцы! Воистину, светлые головы, свободные от мысли!
   Дабы должным образом встретить их, я опустился на колено, прижался спиной к стене и вытянул вперед левую руку с «чекумашей». Как только я завалю первого умника, спустившегося по лестнице, второй кинет в коридор гранату. Ну, а я кувыркнусь через спину и откачусь за угол, обратно в холл.
   Я терпеливо ждал активности противника.
   Но тут случилось такое, чего я даже в самом горячечном алкогольном угаре не мог вообразить! В пустом пространстве коридора прямо передо мной – буквально в метре! – появился черный круг. Он имел четко очерченные края и казался абсолютно плоским. И из этого круга, зависшего над самым полом, шагнул мне навстречу высокий человек, одетый во все белое. Настоящий альбинос! Платинового цвета волосы. Очень светлая кожа с видимыми синими прожилками под ней. Бесцветные глаза. Черты лица тонкие. Выраженная носогубная складка делала лицо волевым и мужественным. Но вообще-то выглядел этот альбинос далеко не атлетом – узкие слабосильные ладошки, сутулая спина, девичьи плечики.
   Воззрившись на меня сверху вниз, он сказал громко и саркастично:
   – Ты глупо выглядишь, Пафнутий!
   Я ойкнул. Мое настоящее имя знали только казаки моего куреня да члены Совета Атаманов. Все! Даже в монастырской школе тюремного типа с углубленным изучением подрывной деятельности я проходил под оперативно-учетным псевдонимом Иван Объедалов. Я менял имена, фамилии, псевдонимы и клички, но нигде и никогда не именовался Пафнутием. Даже члены куреня в присутствии посторонних всегда именовали меня Петром или Иваном.
   – Во-первых, ты выронил одну из двух запасных обойм к «чекумаше». Она лежит в холле под лестницей, не забудь! – продолжил альбинос. В его руках появилась обойма, и он подал ее мне. – Во-вторых, если ты будешь здесь сидеть, как утка на жердочке, тебя цинично застрелят в спину. Здесь две лестницы наверх, они располагаются в разных концах коридора. Наверху находятся две пары спецназовцев Эс-Пе-Бэ. Они разделились и сейчас начнут спускаться вниз. Ты подстрелишь одного из тех, что спустятся тут, – альбинос указал на лестницу, в сторону которой я навел «чекумашу», – а спустившиеся там, – последовал кивок за мою спину, – расстреляют тебя. Соображаешь?
   – Ага…
   Из-под носогубного фильтра мой голос прозвучал глухо и невнятно. Я сдернул маску, будучи уверен, что отравляющий газ, наполнявший весь первый этаж дома, не подействует на меня. В конце концов, ведь не действовал же он на альбиноса!
   – Молодец, Пафнутий! – похвалил тот. – Что надо сделать, сообразишь?
   – А что именно? – уточнил я на всякий случай.
   – Что-то ты мало похож на наказного атамана! Тупой больно… Тебе надлежит уйти с линии огня спецназовцев. Лучше всего это сделать, переместившись в комнату за аркой.
   – Но тебя же самого эти парни убьют! – воскликнул я.
   – Да ты просто идиот! Как думаешь, почему я тут вообще с тобою разговариваю?
   – Почему?
   – Потому что время для окружающей тебя действительности свернуто. Оно течет только для тебя и для меня. А для окружающего мира – нет. После моего ухода временной гистерезис замкнется, и ты окажешься в том же мгновении, в котором находился до моего появления. Все понял? Вопросы по тексту будут?
   – Ты кто такой вообще?
   – Вообще я – Ксанф!
   – И откуда ты взялся?
   – Из Партаглиона.
   – Ты можешь путешествовать во времени?
   Ксанф закатил глаза и покачал головой:
   – И ведь еще с «чекумашей» бегаешь! У вас всем дуракам оружие выдают?
   – Ты можешь ответить?
   – А здесь что, вечер вопросов и ответов клуба анонимных анонимов?! – вдруг вспылил альбинос. – Ты как себя ведешь, придурок?
   – Как? – Вот тут я по-настоящему перестал понимать происходившее.
   – Ты гомосексуалист, что ли?!
   – Я?! Нет! Лучше сразу умереть! Отрубите мне голову!
   – Я не собираюсь предлагать тебе гомосекс! – успокоил Ксанф. – Я лишь хочу знать, как ты относишься к Наталье? Нравится она тебе?
   – Ну… конечно, нравится. Она, думаю, всем мужикам нравится… Такая… интересная, думаю я.
   – Ты меньше думай, пень! Фалес Милетский, понимаешь ли! Диоген из тридцатого века! Действуй, как мужчина!
   – В смысле?
   Ксанф втянул носом воздух, успокаивая себя:
   – В общем, так… Я не собираюсь метаться за тобой по всей Вселенной и подносить патроны. Поэтому постарайся более их не терять. И не забудь отбежать за арку. И маску свою надень, а то газом отравишься!
   Я вернул маску на лицо.
   Ксанф, повернувшись, шагнул в черный зев, который моментально съежился до размеров точки. Секунду-другую точка еще висела в воздухе посреди коридора. Затем исчезла.
   И кровь запульсировала у меня в висках от мощных толчков сердца. Время не ждет!
   Я, беззвучно ступая, переместился в угловую комнату по правую руку – куда вела арка. Перевел дыхание, усилием воли стараясь унять бешеный кровоток. В голове не укладывалось только что происшедшее. Еще секунда – и я проснусь.
   Тут меня обеспокоило состояние моего дорогого ангела в каминной трубе. Я все-таки дышал через противогаз, а она вынуждена обходиться без оного. Как бы самый ценный человек на этой планете не выдал себя неосторожным плачем!
   Едва только я подумал об этом, как задрожал дом. Я решил в первую секунду, что героические парни из спецназа с присущей им отвагой неудачно взорвали очередную гранату. Но уже через мгновение я уловил специфический рев прямоточного атмосферного двигателя – это мой драгоценный «Фунт изюма» садился на территорию поместья «Покахонтас». Ха-ха, ребятки, вы не ждали Костю Головача?! А он всегда приходит не вовремя!
   Если в доме еще оставались какие-то стекла, то теперь они обрушились под ударом фронта воздушной волны.
   Шум двигателей все усиливался, но затем вдруг смолк. Стало быть, корабль где-то сел.
   И тут в наушниках раздался голос Костяной Головы:
   – Шеф, ты где там? Тебя на котлеты еще не разделали?
   Я понял, что ударная волна двигателей разбила о грунт шар с постановщиком помех, благодаря чему связь восстановилась.
   – Нет покуда, – прошептал я в ответ. – Я ж мосластый! Какие из меня котлеты!
   – Ну, короче, шеф, я сел. Как закончишь свои амурные делишки – подгребай на борт. Штоф «Потной гориллы» ждет тебя в холодильнике!
   Я не ответил. Потому что наверху затопали ноги. Находчивые спецназовцы решили воспользоваться шумом работающих двигателей, чтобы незаметно переместиться со второго этажа на первый. Как всегда, они опоздали, но сочли, что для настоящих парней опоздание – пустяк.
   Я подождал, пока шаги протопали по коридору мимо арки прямиком в холл, после чего спокойно вышел из своего укрытия.
   Диспозиция такая… Два человека в синих строительных костюмах крались вдоль стен коридора, будучи спиной ко мне. Еще двое двигались им навстречу с другой стороны здания. Прекрасная диспозиция! Четыре мишени в полный рост, контрастные, хорошо освещенные! Самая ближняя – на расстоянии два метра, дальняя – около семи! Ну-с, и как там у нас дела с огневой подготовкой?
   Двое, обращенных ко мне лицом, успели меня увидеть. Но вот оружие поднять не успели. Падая на спину, я выпустил им в головы по одной пуле, третью я послал в голову тому, кто стоял ко мне спиной. Три пули – три головы… Как учили!