«Следуй за нами, за нами, – зашептали таинственные голоса. – Освободись от привязи, мы о тебе позаботимся. Все хорошо, и ты отправишься на небеса».
   «Да, на небеса, на небеса», – откликнулся хор голосов. И ощутив легкий рывок, Хоги инстинктивно взглянул вниз. Серебряная нить оборвалась и быстро таяла. С головокружительной быстротой он взмыл высоко над госпиталем, над городом, взлетая все выше и выше. Оглянувшись, он с изумлением обнаружил, что его несут четыре ангела, шумно взмахивая крыльями и не сводя с него взгляда. И так они вместе неслись во мраке ночи под звуки песнопения: «К райским вратам, к райским вратам».

Г лава 9

   В небесных объятиях ангелов. Вот это да! – сказал Хоги сам себе. Затем вдруг что-то с огромной силой увлекло Хоги и вырвало его из рук ангелов. Вниз, вниз, все вниз падал он, переворачиваясь то головой вниз, то снова вниз ногами, летел он в кромешной тьме. Как-то вдруг все прекратилось, и Хоги показалось, что он повис, как шарик на конце резинки или как игрушка йо-йо, вертящаяся на конце шпагата. Он был смущен и растерян, он, видимо, находился «где-то», но где, сказать он не мог. Он перевернулся через себя и затем, словно заглянув через дыру в потолке или в полу, увидал странную сцену.
   Помещение, куда глядел Хоги, оказалось мертвецкой. Он вздрогнул от страха, увидев на специальных столах множество мертвых тел, с которыми проделывались совершенно дьявольские операции. У некоторых из них выкачивали кровь, другие лежали с заткнутыми «телесными отверстиями», чтобы не вытекали жидкости тела. И вот, в крохотной комнатке Хоги увидел СЕБЯ! Увидел тело, оставленное им. Он лежал на одном из этих странных столов, над ним склонялась молодая женщина, курившая сигарету, которая небрежно свисала из угла ее рта. Хоги замер от изумления, когда понял, что женщина бреет лицо его собственного трупа. Он увидел затем, как там, внизу, быстрой походкой к столу проследовал мужчина и сказал: «Постарайся как следует, Бет, мистер МакОгуошер был весьма важной персоной, сегодня после обеда мы его должны будем выставить для прощания. Так что подналяг, ладно?» Женщина лишь кивнула в ответ и вернулась к своему занятию. Она выбрила его в самом деле очень, очень гладко, а затем принялась гримировать лицо. Она расчесала ему волосы – правда, их на голове оставалось немного – и наложила краску на седые пряди. Затем она критически оглядела тело и направилась к двери, крича: «Эй, босс, этот мертвяк готов. Давайте, принимайте работу».
   Босс выскочил из комнаты в дальнем конце помещения и понесся к ней, взволнованно крича: «Ты что, Бет, нельзя так говорить, не говори так. Это тело мистера Хоги МакОгуошера, очень важного в округе человека. Я требую ко всем трупам уважительного отношения».
   «Да ладно, босс, вы сами не ко всем из них относитесь почтительно, – ответила Бет. – Я помню, как некоторых мертвяков вы просто вываляли в опилках и побыстрому распотрошили, не так уж много они получили от вас внимания, а? Ну да ладно, пусть будет по-вашему, вы ведь начальство». – «Ладно, прощайте, мистер МакОгуошер», – промолвила она, развязной походкой направляясь к следующему трупу.
   Хоги, пораженный, отвернулся. Прошло неизвестно сколько времени, пока он заставил себя вновь глянуть вниз. Он увидел, что его тело исчезло и в комнату вносили другой труп. Он был тщательно замотан целлофаном и сложен вдвое, напомнив Хоги мешок с бельем. Он с интересом глядел, как разматывали целлофан и доставали тело. Это была женщина. Босс и его помощник-мужчина вскоре сняли с нее одежду. Хоги, как скромный человек, отвел глаза, и, сделав это, он заглянул дальше, чем ему удавалось видеть до сих пор. Взгляд его упал на один из залов прощания. Там в очень дорогом гробу лежал он сам, столпившиеся вокруг люди глядели на него. Он увидел, что они пьют кофе. Один из них поставил свою чашку на гроб. Хоги посмотрел на свое тело и подумал, что выглядит с этим гримом и пудрой, краской для волос и прочим точь-в-точь как кинозвезда. Он с отвращением отвернулся.
   Проходило время. Сколько же прошло? Никто не знает, должно быть два-три дня, не меньше. Время в той жизни не имеет значения. Но Хоги, застыв на какое-то время, теперь вдруг двинулся снова. Он глянул вниз и увидел, что он в катафалке, его везут к церкви. Он увидел, как гроб заносят в церковь к римско-католической отходной службе. Затем он увидел, как священник взошел на кафедру и стал произносить прощальную речь о Хоги МакОгуошере: «Сей возлюбленный брат, – говорил священник, – ныне в руках Господа Иисуса в райском саду вкушает плоды прожитой добродетельной жизни».
   Хоги отвернулся, а затем взглянул вниз снова, поскольку что-то настойчиво тянуло его. Пошарив взглядом, он увидел, как там, внизу, его выносят в церковный двор. Затем служба продолжилась, а вскоре он вздрогнул, увидев, как большой комок земли скатился на крышку его гроба. Затем он подумал, как глупо все это – тело его там «внизу», а он сам – здесь «вверху», где бы ни находились эти «здесь» и «там». Но вместе с тем, по мере того как наполнялась землей могила, Хоги почувствовал, что он свободен. Невероятная сила вознесла его куда-то вверх, а затем небольшой щелчок – и он с удивлением увидел, что снова покоится на руках у ангелов. Когда он оказался у них в руках, их крылышки затрепетали, а лица заулыбались. Они стали поднимать его вверх. То есть он не мог сказать, вверх ли. Он сказал бы, что они поднимались сразу во все стороны. Однако они быстро неслись сквозь тьму, которая казалась живой и как бы сделанной из черного бархата. Но затем вдали появился свет, замечательный сияющий золотом огонь. Хоги перевел глаза в его сторону. Они неслись вперед, и свет становился ярче и ближе, Хоги вынужден был жмуриться, глядя на него. Затем, когда ангелы вынырнули из того, что, видимо, являлось черным туннелем, Хоги увидел Жемчужные врата, искрящиеся перед ним, огромные золотые ворота, усыпанные невероятных размеров жемчужинами. Влево и вправо от ворот простиралась мерцающая белая стена, а через прутья ворот Хоги разглядел огромные купола соборов и высокие церковные шпили.
   В воздухе звенела музыка, духовная музыка, это была мелодия «Пребудь со мной», к которой примешивались ноты мелодии «Вперед, воинство Христово», доносившейся откуда-то сбоку. Однако они уже приблизились к Вратам, причем ангелы не выпускали его из рук. Крылья их по прежнему трепетали.
   Святой Петр, или еще какой-то святой, появился у ворот и спросил: «Во имя Господа, кто здесь?» Один из ангелов отвечал: «Мистер Хоги МакОгуошер, умерший на Земле, прибыл. Мы просим впустить». Ворота отворились и Хоги увидел, как к нему приближается первый увиденный им святой. Святой, казалось, был одет в просторное белое одеяние, похожее на старомодную ночную сорочку, которая спускалась от шеи до пят. За спиной его трепетали два крыла. Где-то за его спиной сверкающей медью поднимался шест, выступая на несколько дюймов над головой, на конце его сиял золотой нимб. Святой взглянул на Хоги, а Хоги посмотрел на святого, который промолвил:
   «Сперва ты пойдешь в Небесную канцелярию, там проверят, можешь ли ты войти. Сюда, вторая дверь справа».
   Ангелы снова подхватили Хоги – он чувствовал себя так, будто его несут, как посылку! – и крылья их вновь затрепетали. Ангелы неспешно несли его над гладкой, чистой дорожкой. По сторонам дороги, на зеленых лужайках, сидели святые и прочие небожители, играя на арфах, звук, которые они производили при этом, трудно передать, ведь они все одновременно наигрывали разные мелодии. Но скоро они достигли Небесной канцелярии. Ангелы мягко опустили Хоги, он оказался стоящим на собственных ногах. Тогда они также мягко подтолкнули его вперед. «Сюда, – молвил один из них, – нужно указать дату смерти, все прочие необходимые детали. Мы подождем здесь». Итак, Хоги вошел и увидел старого святого, который близоруко глядел на Хоги добрыми глазами из-за стекол очков в позолоченной оправе. Крылья за его спиной легонько колыхались. Он послюнил палец и перелистнул сразу несколько страниц в невероятных размеров книге, что-то бормоча себе под нос. Вдруг он перестал листать и остановился на одной из страниц. Он повернул левую руку вверх ладонью. «Нашел, – сказал он, – фамилия МакОгуошер, пол мужской, скоропостижно скончался. Да, это он. Это вы, вот тут у меня ваша фотография».
   Хоги молча продолжал глядеть. Ведь все было так странно. Крылышки старичка трепетали, производя такой звук, будто они были заржавлены. Служитель канцелярии показал большим пальцем за спину и сказал: «Туда, туда, идите, они вас ждут, они сделают для вас все что нужно». Хоги понял, что он движется, и каким-то образом оказался за пределами комнаты. Через дверь он не проходил. Снаружи, едва завидев Хоги, его провожатые заулыбались, крылья их пришли в движение. Они приняли Хоги на руки и подняли его в воздух. «Теперь пора в церковь», – сказал один. «Да, почему бы с самого начала не включиться в ход событий», – поддержал его другой. Сказав это, они спикировали вниз и вошли в собор через массивную дверь. В соборе повсюду сидели ангелы, крылышки их двигались в такт с музыкой. Хоги приходил все в большее и большее замешательство, происходившее казалось ему фарсом, пародией, однако он остался до окончания службы, которая, казалось, длилась вечно. В течение всей службы ангелы стрекотали крыльями, крестились и кланялись алтарю. Наконец все закончилось и ангелы взлетели, как стая голубей. Хоги остался в пустом соборе. Он глядел вокруг и только дивился. Не может быть, чтоб это был рай. Он был окончательно сбит с толку. Разговоры ангелов были какой-то чепухой, все эти беспрестанные молебны и песнопения – в этот абсурд невозможно было поверить. Как только Хоги подумал о несуразности происходящего, раздался раскат грома и огромная вспышка заполнила воздух с неба до самой земли с таким звуком, будто разорвался и упал громадный занавес. Хоги завороженно поднял глаза. Навстречу ему шел, раскрыв объятья, его отец. «Хоги, мальчик мой, – сказал старший МакОгуошер, – надолго ты задержался в своей религиозной галлюцинации. Это ничего, я прошел через те же вещи, только в моей галлюцинации я увиделся с Моисеем. Что ж, теперь ты прошел через это и мы можем поговорить. Пойдем со мной, мальчик мой, пойдем со мной, здесь много твоих друзей и родственников, они все хотят тебя видеть». И старший МакОгуошер повел его в красивый, красивый парк, в котором виднелось множество гуляющих.
   Парк этот был красивее, чем все, что Хоги когда-либо в жизни видел – в земной жизни, естественно. Трава имела особенный, красивый оттенок зеленого, там росли такие цветы, каких он прежде никогда не видал, и он понял, что такие цветы на Земле не существуют вовсе. Тропинки были ухожены, нигде не было видно ни пылинки, ни соринки. К радостному удивлению Хоги он увидел птиц, поющих в кронах деревьев и маленьких животных, снующих повсюду: белок, собак и еще каких-то неизвестных Хоги зверьков. «Отец! – воскликнул Хоги, – так, значит, и животные сюда попадают?» Отец рассмеялся. «Хоги, мальчик мой, – сказал он, – ты не должен больше называть меня отцом, ведь это будет то же самое, что называть актера по имени того персонажа, роль которого он исполнил в пьесе. В последней своей жизни на Земле я был твоим отцом, но в каких-то предыдущих жизнях, может быть, ты был моим отцом, а возможно, даже и матерью!»
   Бедная голова Хоги все еще отказывалась понимать происходящее. «Но как же мне тогда тебя называть?» – спросил он.
   «Ну, пока мы все не устроим, ладно, называй меня отцом, если хочешь, если тебе так проще», – ответил старший Мак Огуошер.
   Хоги все глядел на отца и затем сказал: «Но прошу тебя, скажи мне, где мы? Это явно не рай, поскольку ты иудей, а иудеев в рай не пускают».
   Старший МакОгуошер громогласно расхохотался. Люди оглянулись на них с улыбкой, они столько раз уже становились свидетелями таких сцен. «Хоги, мальчик мой, Хоги, многие из земных представлений совершенно неправильны. Ты говоришь, я иудей; ну да, на Земле я был иудеем, а теперь – что ж, теперь я принадлежу к настоящей вере, а единственно существует такая вера: если ты веруешь в Бога или в религию, значит, это и есть настоящая, правильная религия. Неважно, иудей ты, католик, протестант, мусульманин или кто-то еще. Просто если человеку всю жизнь рассказывали всякие притчи из какой-то одной религии, то попадая сюда, он столь зачарован ими, что первое время думает, что они и есть все, что здесь есть. На Земле тоже есть люди, у которых постоянно случаются галлюцинации и они воображают себя то одним, то другим. Можно зайти в любую психиатрическую больницу на Земле и найти там по нескольку Наполеонов, Иисусов, а может быть, и по парочке тех, кто считает себя Моисеем. Эти люди чистосердечно верят, что они на самом деле те, кем представляются. Возьмем, например, – вон там, – он указал рукой куда-то вдаль, – там сейчас находится господин, который недавно прибыл сюда. Когда он жил на Земле, ему рассказывали, что попав в рай, он сможет иметь все, чего душе будет угодно: десятки танцующих девушек и т. д. и т. п. Вот теперь он там, живет в мире своей фантазии. Там повсюду полно танцующих девушек, до тех пор, пока он сам не увидит, что это ложь, никто ему не сможет помочь, он может годами жить в своем придуманном раю, населенном танцующими девушками и горами снеди. Как только он поймет, что ошибается – вот так же, как ты со своими ангелами с крылышками, – тогда ему можно будет помочь».
   «Еда, вот именно, еда, – сказал Хоги, – отец, вот сейчас ты правильно сказал, где тут достать еды? Я голоден!»
   Старший МакОгуошер посмотрел на Хоги и сказал: «Хоги, мой мальчик, ты уже должен был бы догадаться. Слушай. Вот ты появился здесь и думал, что ты в раю с ангелами, бродящими повсюду, с ангелами, играющими на арфах и поющими песни и со всем прочим, но теперь ты понимаешь, что это было чистой галлюцинацией. То же самое происходит и с нашим другом вон там, неподалеку. Он думает, что вокруг него танцующие девушки. На самом деле их нет, это всего лишь неконтролируемое воображение, то же самое привело тебя к твоим ангелам. Точно так же, если ты хочешь еды – представь ее. Ты можешь управлять своим воображением и иметь любую еду, какую захочешь, можешь получить ростбиф, если ты хочешь, а если пожелаешь сосиски – будут сосиски, а захочешь – можешь получить и бутылку виски. Это все будет, конечно, всего лишь иллюзией, но если ты будешь тащить за собой всю эту чепуху, вроде того, что тебе, якобы, хочется есть, тогда тебе надо быть последовательным во всем. Если ты будешь есть, то после этого тебе придется избавляться кое от чего самым обычным способом, то есть тебе придется представить себе туалетную комнату, сесть на придуманный тобою стульчак и представлять, представлять, представлять… Ты не можешь идти вперед, пока ты будешь связан глупыми земными вещами».
   «Да нет, я действительно голоден, это не воображение, я действительно очень голоден и если мне не позволено есть, потому что еда – это всего лишь иллюзия, тогда как мне избавиться от голода?» – в голосе Хоги звучала досада.
   Старший МакОгуошер мягко ответил: «Конечно, ты голоден, потому что ты жил по такой схеме всю жизнь. В определенное время ты принимал пищу, и у тебя выработалась привычка. Если ты вместо поглощения мертвого мяса подумаешь о здоровых вибрациях, ты перестанешь чувствовать голод. Подумай, Хоги, повсюду вокруг тебя вибрирует энергия, она вливается в тебя со всех сторон. Как только ты поймешь, что это и есть твоя пища, твоя материя, ты не будешь больше ощущать голод. Представлять себе мясо и напитки – это большой шаг назад, который всерьез задержит твое развитие».
   Хоги обдумал эти слова и открыл рот, чтобы возразить, – и тут понял, что он больше не голоден! «Отец, – сказал Хоги, – ты выглядишь точно так же, как ты выглядел на Земле. Как так может быть? Ты провел здесь уже много времени. Ты ведь должен был бы выглядеть намного старше, и поскольку, я так понимаю, что ты сейчас просто бесплотный дух… даже и не знаю, все это меня так запутало, что я уж и не знаю, что думать и что делать».
   Старший МакОгуошер сочувственно улыбнулся. «Видишь ли, мы все проходим через это, Хоги. Некоторые из нас соображают быстрее других, но представь, к примеру, что я предстал бы перед тобой в образе – скажем – молодой женщины или юноши, тогда узнал бы ты меня как человека, которого ты знавал на Земле? Если бы я подошел к тебе и заговорил бы другим голосом, показал бы тебе другое лицо, тогда ты просто решил бы, что это кто-то хочет втереться к тебе в доверие. Так что я показался тебе таким, каким ты меня помнишь, и говорил с тобой знакомым тебе голосом. Точно так же все твои друзья и родственники, которые находятся здесь, тоже предстанут тебе в том обличье, что ты знал в земной жизни. Они явятся тебе такими, поскольку ты видишь только то, что хочешь увидеть. Если я посмотрю на г-на Н., я знаю, что я увижу; г-н Н. представляется мне определенным образом, но твое представление о г-не Н. может отличаться от моего и ты увидишь его другим. Это так же, как если бы мы стояли друг против друга и глядели на монетку, которую один из нас держал бы в руках. Один из нас видел бы орла, второй – решку. Монетка останется той же, мы лишь увидим ее разные стороны. Так обстоят вещи здесь, да ведь и на Земле они обстоят так же. Никто точно не знает, как другой видит прочих людей. Это никогда не обсуждается, об этом даже никогда не задумываются. Так что здесь мы показываемся друг другу в своем земном обличье».
   Хоги в это время глядел в глубину парка и зачарованно двинулся по направлению к увиденному им прекрасному озеру. На его глади покачивались лодки, там было множество людей, одни гребли, другие наслаждались водной прогулкой. Хоги сел на парковую скамейку и не отрываясь глядел на лодки поодаль. Отец повернулся к нему и сказал: «А почему бы им не развлечься, Хоги? Ведь они не в аду, знаешь ли, и могут делать все, что им нравится, и это прекрасно. Здесь они могут придумать себе лодки, пойти к реке и испытать все то, что им так нравилось на Земле, причем здесь это все гораздо приятнее».
   Какое то время Хоги не мог ничего сказать, он был слишком поражен, слишком ошеломлен, а затем он выпалил: «Но я думал, что мы духи, что есть только наша душа, плывущая в пространстве. Я думал, что мы здесь будем читать молитвы и петь псалмы, а здесь все так не похоже на то, что я ожидал увидеть в раю.»
   «Но, Хоги, ты ведь не в раю, ты в другом измерении, в котором ты можешь делать то, что было тебе недоступно на Земле. Ты как бы на перевалочном пункте. Некоторые люди умирают с серьезными повреждениями, так же как на Земле некоторые младенцы рождаются с повреждениями, когда при родах неудачно используются медицинские инструменты для извлечения их из чрева. Со смертью то же самое – некоторые люди, особенно если они прожили нечестивую жизнь, испытывают трудности с освобождением от земных оков. Иллюстрацией тому тебе может служить то, как ты продолжал хотеть есть, хотя тебе не нужна еда, ты знаешь теперь, ведь и еду, и одежду ты просто придумываешь».
   Хоги оглядел себя и сказал: «А тело, тело? Зачем нам тело, если мы – духи?» Отец улыбнулся и ответил: «Если бы ты сейчас показался на Земле, ты показался бы привидением, хотя, скорее всего, ты был бы просто невидим. Люди могли бы проходить через тебя, а ты – через них, потому что у вас разные вибрации. Здесь же ты видишь меня, слышишь и можешь дотронуться, я предстаю тебе во плоти, а ты мне, потому что у нас одинаковый механизм, обеспечивающий наши сущности, мы оба попали сюда с Земли, и на этом промежуточном уровне мы получили другие тела. В наших телах по-прежнему есть душа, она сохраняется всегда, до прихода к Высшей сущности, которая находится на много уровней выше. Здесь, как и на Земле, мы можем приобретать опыт через страдание, хотя здесь оно совсем не такое сильное. Но когда мы доберемся до, скажем, девятого измерения, у нас все еще будет тело, такое, которое приемлемо в том измерении. Если бы здесь появился кто-то из девятого измерения, он был бы невидим для нас, а мы – для него, потому что мы столь различны. Мы переходим с уровня на уровень, и где бы мы ни были, вне зависимости от уровня и условий у нас всегда есть тело, подходящее к этим условиям».
   Затем старший МакОгуошер рассмеялся: «Ты думаешь, что ты разговариваешь со мной, Хоги, но это не так, ты не говоришь, мы общаемся при помощи телепатии. Мы не пользуемся речью, разве что для каких-то особых случаев. Вместо речи мы пользуемся телепатией. Но нам пора, мальчик мой. Тебе пора идти в Зал воспоминаний, и в этом зале ты и только ты увидишь все, что ты сделал и намеревался сделать в своей земной жизни. Ты увидишь то, чего ты хотел, увидишь, чего достиг, но твои успехи покажутся тебе вовсе не важными, и ты увидишь и свои неудачи. Ты будешь себе судьей, Хоги, ты сам будешь себе судьей. Не существует Страшного Суда, когда Бог гневно осуждает тебя и обрекает на муки адовы и вечное проклятие. Ада не существует вообще. То есть Земля – это и есть ад. А вечного проклятия не существует. На Земле ты сталкиваешься с некоторыми вещами, перед тобой стоят определенные задачи. Ты можешь не выполнить эти задачи, но это не важно. Что действительно важно – это то, что человек хотел сделать, как он жил, и ты сам, или твоя Высшая сущность, будет судить твою земную жизнь. Ты должен будешь решить, что еще ты обязан сделать, чтобы закончить то, что ты задумал, но, возможно, не выполнил. Но пойдем же, мы не должны тратить время на разговоры». Старший МакОгуошер поднялся на ноги, вместе с ним встал и Хоги, они вместе зашагали по зеленым подстриженным лужайкам, ненадолго остановились у берега озера, чтобы полюбоваться птицами, плавающими на его поверхности, и продолжили свой путь.
   Хоги засмеялся, когда они описали дугу и вышли к очень красивому дереву, на котором одна крепкая ветвь росла горизонтально в сторону, потому что на этой ветви, вытянувшись, лежали три кошки, хвосты их свисали вниз, все три кошки мурлыкали и урчали, не переставая, в теплых лучах послеполуденного, как казалось Хоги, солнца. Они остановились на минуту, чтобы посмотреть на кошек, те подняли головы, открыли глаза и, к удивлению Хоги, улыбнулись. Затем, удовлетворив свое любопытство, кошки опустили головы на ветку и задремали. «Здесь их никто не обидит, Хоги, – сказал МакОгуошер-отец, – здесь царит мир и доверие. Этот уровень существования весьма неплох».
   «Так что, – воскликнул Хоги, – есть много уровней существования, да?»
   «О, да, их ровно столько, сколько нужно, – ответил МакОгуошер – отец. – Люди попадают в тот уровень, который им более всего подходит. Люди попадают сюда, чтобы передохнуть и решить, что им делать. Некоторые люди поспешат обратно на Землю, чтобы вселиться в новое тело, другие поднимаются выше, на другие уровни существования. Неважно, где находится человек, ему всегда есть чему поучиться и о чем задуматься. Но день уже клонится к вечеру, нам надо спешить, ты должен попасть в Зал воспоминаний сегодня. Пойдем-ка побыстрее».
   Старший МакОгуошер ускорил шаг, казалось, при ходьбе он даже не касался земли. Как только Хоги подумал об этом, он тоже перестал чувствовать под собой дорожку. Это показалось ему пугающе странным, но тем не менее он рассудил, что лучше всего будет молчать и видеть то, что видят другие, те, кто здесь уже намного дольше него.
   Они сделали плавный поворот и прямо перед ними оказался огромный Дворец воспоминаний, белое здание, сделанное, похоже, из гладко отполированного мрамора. МакОгуошер-отец сказал: «Давай присядем здесь на минутку, Хоги, мы не знаем, сколько времени ты проведешь в Зале, да и на людей посмотреть приятно, не правда ли?»
   Они присели на каменную парковую скамью. Хоги с удивлением отметил, что скамейка приняла его форму, то есть вместо того, чтобы быть твердой, немного подалась назад и приняла удобную для него форму.
   «Смотри», – сказал МакОгуошер-отец. Он показывал в сторону входа во Дворец воспоминаний. Хоги посмотрел туда, куда указывал его палец, и с трудом сдержал улыбку. Там, опустив голову, виновато плелся большой черный кот, выражение на его морде было крайне пристыженное. Кот поднял голову, поглядел на них и дал стрекача в ближайшие кусты. МакОгуошер-отец рассмеялся: «Ты, знаешь, Хоги, здесь, на этом уровне, даже животные должны ходить в Зал воспоминаний. Они, конечно, не пользуются человеческой речью, но ею не воспользуешься и ты, когда будешь там, все происходит за счет телепатии». Хоги смотрел на человека, который был когда-то его отцом с открытым от изумления ртом: «Ты хочешь сказать мне, что ЖИВОТНЫЕ тоже ходят в Зал воспоминаний? Да ты шутишь, конечно?»
   Старший МакОгуошер покачал головой и рассмеялся. «Хоги, Хоги, ты совсем не изменился. Ты думаешь, что человек это верхнее звено эволюции, ты думаешь, что животные – это неполноценные существа, да? Что ж, ты ошибаешься, ах, как ты ошибаешься. Человек не суть высшая форма совершенства, есть столько других форм, ведь у всего сущего есть сознание, во всем сущем теплится жизнь, даже эта скамейка, на которой мы сейчас сидим, это комбинация вибраций. Она ощущает устройство твоего тела и подается, принимая его форму, чтобы тебе было удобнее. Смотри!» Он встал и показал на то место, где он только что сидел. «Скамейка возвращается к своему нормальному состоянию, когда я сажусь на нее». Свои слова он сопроводил действиями, или, если хотите, свои действия он сопроводил словами, когда он опустился на скамейку, она немедленно приняла форму его тела. «Как я и говорил, Хоги, во всем есть сознание, все, что существует, находится в процессе эволюции. Что ж, коты не становятся людьми, люди не становятся котами, это разные ветви эволюции, ведь точно так же роза не может стать капустой, а капуста – розой. Но даже на Земле известно, что растения чувствуют, эти чувства засекали, измеряли и анализировали тонкими приборами. А здесь, в этом мире, люди находятся в промежуточном состоянии, здесь мы ближе к животным, чем на Земле. Не думай, Хоги, это не рай, и следующий уровень тоже не будет им, и следующий, и над ним. Это то, что можно назвать перевалочным пунктом, место, где решается, что люди будут делать, пойдут ли они на высшие уровни или вернутся на Землю. С того времени, как я попал сюда, я многому научился, я знаю, что мы очень, очень близки к земному уровню, разница примерно такая же, как между обычным приемником и приемником УКВ. Качество последних намного превосходит качество первых, вибрации в них имеют большую частоту, они более тонкие, здесь, в этом мире, наши вибрации намного лучше тех, что есть на Земле. Мы лучше чувствуем, воспринимаем, мы здесь посредине между физической жизнью на Земле и духовным существованием Высшей сущности. Мы попадаем сюда, поскольку мы избавляемся от столь многих предубеждений. То есть на Земле я назвал бы сумасшедшим всякого, кто сказал бы мне, что кошки могут разговаривать, рассуждать и все такое прочее. А здесь я знаю, да, это так, у них есть логика, и довольно замечательная в некоторых случаях. Но на Земле мы не понимаем этого, потому что их логика отлична от человеческой».