— О-о, не стоит так беспокоиться, — воскликнул он. — Мы делаем благородное дело, нас во Франции слишком мало. Вам это понравится, вот увидите! — засмеялся он, устраиваясь на отдых после утренней прогулки.
Во время ланча зашел человек и долго смеялся, увидев, как мы сидим рядышком, разделенные только сеткой, и дружно исполняем дуэт. Кот вскочил на ноги и прорычал, глядя на человека:
— Убери эту ***** дверь с дороги!
При этом он использовал слова, которые опять заставили меня покраснеть. Человек неторопливо отпер дверь, открыл ее, пристегнув для предосторожности, повернулся и оставил нас одних.
О, этот Кот! Какими пылкими были его объятья, какие слова он мне говорил! Потом мы, разгоряченные, лежали бок о бок, и вдруг меня пронзила мысль, заставившая меня похолодеть: я была не первой!
Я поднялась и побрела в свою комнату. Пришел человек и опять закрыл сетчатую дверь, разделявшую нас. А вечером он отнес меня обратно в большую клетку. Я крепко уснула.
Утром вошла женщина и отнесла меня в комнату, через которую я впервые попала в это здание. Она положила меня на стол и осторожно поддерживала, пока мужчина тщательно меня осматривал.
— Мне необходимо увидеться с хозяевами этой кошки, потому что с бедняжкой очень плохо обходятся. Смотри, — сказал он, показывая на мои левые ребра и нажимая там, где я до сих пор ощущала боль, — с ней происходило что-то очень нехорошее, а это слишком ценное животное, чтобы им так пренебрегать.
— Может быть, мы завтра туда отправимся и поговорим с ее хозяйкой? — Женщина, казалось, по-настоящему мной заинтересовалась.
— Да, мы отвезем ее обратно, — ответил мужчина, — заодно мы сможем получить свое вознаграждение. Я позвоню ей и скажу, что мы доставим ей кошку и заберем деньги.
Он снял трубку и переговорил с мадам Дипломат. Единственное, что ее волновало, так это то, что «доставка кошки» может стоить ей несколько лишних франков. После того как ее заверили, что этого не будет, она согласилась оплатить счет, как только я вернусь. Итак, было решено: я остаюсь до следующего полудня, а затем должна быть возвращена мадам Дипломат.
— Иди сюда, Жорж, — позвал мужчина, — отнеси ее опять в обезьянью клетку, пусть она там остается до завтра.
Жорж, старый сгорбленный человек, которого я не видела раньше, подошел ко мне, волоча ноги, и поднял меня с удивительной осторожностью. Посадив меня на плечо, он вышел из комнаты. Через Большую Комнату он меня пронес не останавливаясь, так что я не могла переброситься словом с остальными. Потом он вошел в Другую Комнату, где стояла Обезьянья Клетка, и закрыл за собой дверь. Несколько секунд он пытался потаскать передо мной кусок веревки.
— Бедняжка, — пробормотал он, — ясно, что за всю ее короткую жизнь с нею никто никогда не играл!
Еще раз я поднялась по наклонной ветке и осмотрела зарешеченное помещение. Это не всколыхнуло во мне никаких чувств, я знала, что у Тома было огромное количество Дам, и я — лишь одна из многих. Люди, знающие кошачью породу, всегда называют котов «Томами», а кошек «Дамами». Это не имеет ничего общего с родословной, а просто собирательное имя.
Одинокая ветка закачалась, сгибаясь под большой тяжестью. Пока я выжидала, Том спрыгнул с дерева и плюхнулся на землю. Взбираясь по стволу, он повторял это снова и снова. Зачарованная, я следила за ним. Потом мне стало ясно, что он делает утреннюю гимнастику! Лениво, так как у меня было более интересное занятие, я лежала на ветке и точила свои когти, пока они не начали блестеть, как лак на ногтях у мадам Дипломат. Утомившись, я крепко уснула в уютном тепле послеполуденного солнца.
Немного спустя, когда солнце уже не стояло прямо над головой, а отправилось дальше по небу, чтобы дать тепло другой части Франции, меня разбудил тихий, звучащий по-матерински голос. С трудом посмотрев в окно — оно было почти вне досягаемости, — я увидела старую черную кошку, которая много-много раз видела лето. Она явно располнела, и я, глядя, как она, сидя на выступе оконной рамы, моет уши, подумала, как хорошо было бы с ней поболтать.
— А! — сказала она. — Ты уже проснулась. Я надеюсь, тебе здесь понравилось. Мы гордимся тем, что у нас самое лучшее обслуживание во Франции. Хорошо ли ты поела?
—Да, спасибо, — ответила я, — за мной очень хорошо ухаживали. Вы мадам Владелица?
— Нет, — ответила она, — хотя многие думают, что это так. На мне лежит ответственная задача обучать Племенных Котов их обязанностям. Я проверяю их перед тем, как они идут в обращение. Это очень важная работа, требующая большой аккуратности.
Несколько минут мы сидели, занятые своими мыслями.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Баттербол*, — ответила она. — Я всегда была очень толстой, и моя шубка всегда блестела, как смазанная маслом. Но это было, когда я была значительно моложе, — добавила она. —Теперь у меня множество разных задач, кроме ЭТОЙ, о которой я тебе уже говорила. Я также охраняю пищевые запасы, чтобы ни одна мышь не могла туда проникнуть.
*Butterball —масляный шар (англ.).
Она на минуту замолчала, представив себе все свои обязанности, а потом продолжала:
— Ты еще не пробовала нашу сырую конину? О, ты просто ОБЯЗАНА ее попробовать, пока ты еще от нас не уехала. Она просто восхитительна, самая лучшая конина, какую только можно купить. Я думаю, что мы ее получим на ужин, как раз несколько минут тому назад я видела, как Жорж — помощник, ты его знаешь — ее рубил. — Она сделала паузу, потом, удовлетворенная, продолжала: — Да, я УВЕРЕНА, что на ужин будет конина.
Мы сидели, задумавшись, и умывались. Потом мадам Баттербол сказала:
— Ну хорошо, мне пора идти. Я должна проследить, чтобы о тебе хорошо позаботились, — мне кажется, мой нос уже слышит Жоржа, несущего ужин!
Она спрыгнула с окна. В Большой Комнате позади меня я услышала крики и возгласы: «КОНИНА!», «Накормите сначала меня!», «Я проголодался, скорее, Жорж!».
Но Жорж не обратил на них никакого внимания. Вместо этого он прошел через Большую Комнату прямо ко мне и первой обслужил МЕНЯ!
— Тебе первой, Маленькая Кошечка, — сказал он. — Другие могут подождать. Ты самая спокойная, поэтому ты получишь первой.
Я в ответ замурлыкала, чтобы показать ему, что сполна оценила оказанное мне уважение. Он поставил передо мной большую порцию мяса. От него исходил чудесный запах. Я потерлась о его ноги и замурлыкала еще громче.
— Ты всего лишь Маленькая Кошечка, — сказал он. — Я тебе его порежу.
Он очень любезно порезал мясо на маленькие кусочки, а потом со словами: «Приятного аппетита, Кошка!» направился в большую комнату, чтобы уделить внимание другим.
Мясо было удивительное, сладкое на вкус и мягкое для зубов. Вскоре я уже сидела и умывалась. Скребущий звук заставил меня поднять голову, и я увидела за окном черную мордочку со сверкающими глазами.
— Правда хорошо? — сказала мадам Баттербол. — Что я тебе говорила? Мы используем самую лучшую конину, какую только можно достать. Хотя подожди: на завтрак будет РЫБА! Любимое блюдо, я всегда пробую его сама. О! Спокойной ночи! — Она повернулась и убежала.
Рыба? Сейчас я не могла думать о еде, я была полностью сыта. Это так отличалось от того, что я получала дома, — там мне давали объедки, которые оставались после людей, перемешанные с дурацкими соусами, которые часто обжигали мой язык. Здесь кошки вели настоящий французский образ жизни.
Солнце скрылось на западе, и стало быстро темнеть. Птицы засуетились, спеша по домам, старые вороны стали сзывать своих друзей, чтобы обсудить события дня. Вскоре сумерки сгустились, и появились летучие мыши, их кожаные крылья поскрипывали всякий раз, когда они, описав круг, поворачивались, преследуя ночных насекомых. Из-за высоких тополей пугливо выглянула оранжевая луна, как будто заколебавшись, стоит ли вторгаться в ночную тьму. Удовлетворенно вздохнув, я лениво запрыгнула в свой ящик и уснула.
Мне снился сон, и во сне всплыли все мои желания. Мне снилось, что кто-то меня ждет ради меня самой, ради общения со мной. Мое сердце исполнилось любви — любви, которую всегда приходилось подавлять, потому что никто в том доме, где я жила, не знал о стремлениях и желаниях маленькой кошки. Теперь, когда я уже старая взрослая кошка, я окружена любовью и плачу всем тем же. Сейчас нам часто приходится переносить трудности и нужду, но для меня это САМАЯ прекрасная жизнь — когда у меня есть семья и меня любят как равноправного ее члена.
Ночь прошла. При одной мысли о доме я становилась беспокойной и чувствовала себя больной. Какие еще испытания меня ждут? Получу ли я постель из соломы вместо старых сырых газет? Хотела бы я это знать. Потом в комнату проникли лучи дневного света. В Большой Комнате печально залаяла собака.
— Я хочу выйти, я хочу выйти, — повторяла она снова и снова, — я хочу выйти!
По соседству птица отчитывала своего самца за то, что он опоздал на завтрак. Постепенно оживали все дневные звуки. С колокольни донесся медный перезвон колоколов, призывая людей отбыть определенную службу.
— После мессы я собираюсь в город, хочу купить новую блузку, вы меня не подбросите? — услышала я женский голос.
Они отъехали раньше, чем я могла услышать, что ответил мужчина. Стук ведер напомнил мне, что скоро время завтрака. Из закрытого сеткой помещения донесся голос Прекрасного Тома, песней приветствующего новый день.
Вошла женщина, неся мой завтрак.
— Приветствую тебя, Кошка, — сказала она. — Ты должна хорошо поесть, потому что сегодня после полудня ты поедешь домой.
Я замурлыкала и потерлась о ее ноги, чтобы показать, что я все поняла. На ней было новое белье, все в оборочках, и, казалось, она была в прекрасном настроении. Я часто улыбалась про себя, думая о том, как мы, Кошки, хорошо понимаем людей! Часто мы можем судить о настроении человека по его белью. Как видите, у нас совсем другой подход.
Рыба была замечательной, но она была покрыта какой-то мукой или пшеничными отрубями, которые мне пришлось соскабливать.
— Правда вкусно? — раздался голос под окном.
— Доброе утро, мадам Баттербол, — ответила я. — Да, очень вкусно, но чем она покрыта?
Мадам Баттербол добродушно рассмеялась.
— О! — воскликнула она. — Очевидно, ты из деревни! Здесь нам ВСЕГДА— да, ВСЕГДА — дают по утрам злаки, чтобы мы получали все необходимые витамины.
— Но почему мне их не давали раньше? — упорствовала я.
— Потому что тебя лечили и ты их получала в жидком виде, — мадам Баттербол вздохнула. — Теперь мне нужно идти, всегда так много нужно сделать, а времени так мало. Я постараюсь тебя повидать перед тем, как ты уедешь.
Прежде чем я успела ответить, она спрыгнула с окна, и я услышала, как зашелестели кусты, через которые она пробиралась.
Из Большой Комнаты доносилась беспорядочная болтовня.
— Да, — говорил американский дог, — итак, я говорю ему: « Я не желаю, чтобы ты ходил вокруг моего фонарного столба! Всюду ты суешь свой нос, что-то высматривая и вынюхивая».
Тонг Фа, Сиамский Кот, прибывший поздно вечером, говорил Чаве:
— Скажите, мадам, нам не разрешат познакомиться с садом?
Я свернулась клубочком и уснула, все эти разговоры вызывали у меня головную боль.
— Положим ее в корзинку?
Я мгновенно проснулась. Через боковую дверь в мою комнату вошли мужчина и женщина.
— В корзинку? — переспросила женщина. — Нет, ОНА не нуждается в том, чтобы ее помещать в корзинку. Я повезу ее у себя на коленях.
Они подошли к окну и остановились, чтобы поговорить.
— Этот Тонг Фа, — задумчиво сказала женщина, — очень неприятно его усыплять. Можем ли мы что-нибудь с этим сделать?
Мужчина смущенно пожал плечами и почесал подбородок.
— Что можем МЫ сделать? Кот старый и почти слепой. У хозяина нет на него времени. Что же МЫ можем сделать?
Наступило долгое молчание.
— Не нравится мне это, — сказала женщина. — Это убийство!
Мужчина хранил молчание. Я забилась в угол клетки и старалась казаться как можно меньше. Старый и слепой? И это причина для вынесения смертного приговора? Забыв о годах преданности и любви, убить Старое Существо только потому, что оно не может за себя постоять? Мужчина и женщина прошли в Большую Комнату и осторожно вынули старого Тонг Фа из клетки.
Утро тянулось бесконечно долго. Меня одолевали мрачные мысли. Что может произойти со мной, когда я буду старой? Яблоня предсказывала мне, что я должна быть счастливой, но когда ты молод и неопытен, ожидание кажется бесконечным. Пришел старый Жорж.
— Вот тебе немного конины, Маленькая Кошечка. Поешь, потому что скоро ты поедешь домой.
Я замурлыкала и потерлась об его ноги, он остановился и потрепал меня по голове. Едва я закончила есть и занялась своим туалетом, как женщина пришла за мной.
— Мы уже едем, Фифи! — воскликнула она. — Домой к мадам Дипломат (старой ведьме).
Она взяла меня на руки и вынесла через боковую дверь. Мадам Баттербол уже ждала нас.
— До свидания, Фифи! — воскликнула она. — Поскорее приезжай повидаться опять.
— До свидания, мадам Баттербол, — ответила я. — Большое спасибо за наше гостеприимство.
Женщина направилась к большой старой машине, где поджидал нас мужчина. Она села в машину, проверив, чтобы все окна были закрыты, потом сел мужчина и включил двигатель. Машина тронулась, и вскоре мы уже свернули на дорогу, ведущую к моему дому.
Глава 3
Во время ланча зашел человек и долго смеялся, увидев, как мы сидим рядышком, разделенные только сеткой, и дружно исполняем дуэт. Кот вскочил на ноги и прорычал, глядя на человека:
— Убери эту ***** дверь с дороги!
При этом он использовал слова, которые опять заставили меня покраснеть. Человек неторопливо отпер дверь, открыл ее, пристегнув для предосторожности, повернулся и оставил нас одних.
О, этот Кот! Какими пылкими были его объятья, какие слова он мне говорил! Потом мы, разгоряченные, лежали бок о бок, и вдруг меня пронзила мысль, заставившая меня похолодеть: я была не первой!
Я поднялась и побрела в свою комнату. Пришел человек и опять закрыл сетчатую дверь, разделявшую нас. А вечером он отнес меня обратно в большую клетку. Я крепко уснула.
Утром вошла женщина и отнесла меня в комнату, через которую я впервые попала в это здание. Она положила меня на стол и осторожно поддерживала, пока мужчина тщательно меня осматривал.
— Мне необходимо увидеться с хозяевами этой кошки, потому что с бедняжкой очень плохо обходятся. Смотри, — сказал он, показывая на мои левые ребра и нажимая там, где я до сих пор ощущала боль, — с ней происходило что-то очень нехорошее, а это слишком ценное животное, чтобы им так пренебрегать.
— Может быть, мы завтра туда отправимся и поговорим с ее хозяйкой? — Женщина, казалось, по-настоящему мной заинтересовалась.
— Да, мы отвезем ее обратно, — ответил мужчина, — заодно мы сможем получить свое вознаграждение. Я позвоню ей и скажу, что мы доставим ей кошку и заберем деньги.
Он снял трубку и переговорил с мадам Дипломат. Единственное, что ее волновало, так это то, что «доставка кошки» может стоить ей несколько лишних франков. После того как ее заверили, что этого не будет, она согласилась оплатить счет, как только я вернусь. Итак, было решено: я остаюсь до следующего полудня, а затем должна быть возвращена мадам Дипломат.
— Иди сюда, Жорж, — позвал мужчина, — отнеси ее опять в обезьянью клетку, пусть она там остается до завтра.
Жорж, старый сгорбленный человек, которого я не видела раньше, подошел ко мне, волоча ноги, и поднял меня с удивительной осторожностью. Посадив меня на плечо, он вышел из комнаты. Через Большую Комнату он меня пронес не останавливаясь, так что я не могла переброситься словом с остальными. Потом он вошел в Другую Комнату, где стояла Обезьянья Клетка, и закрыл за собой дверь. Несколько секунд он пытался потаскать передо мной кусок веревки.
— Бедняжка, — пробормотал он, — ясно, что за всю ее короткую жизнь с нею никто никогда не играл!
Еще раз я поднялась по наклонной ветке и осмотрела зарешеченное помещение. Это не всколыхнуло во мне никаких чувств, я знала, что у Тома было огромное количество Дам, и я — лишь одна из многих. Люди, знающие кошачью породу, всегда называют котов «Томами», а кошек «Дамами». Это не имеет ничего общего с родословной, а просто собирательное имя.
Одинокая ветка закачалась, сгибаясь под большой тяжестью. Пока я выжидала, Том спрыгнул с дерева и плюхнулся на землю. Взбираясь по стволу, он повторял это снова и снова. Зачарованная, я следила за ним. Потом мне стало ясно, что он делает утреннюю гимнастику! Лениво, так как у меня было более интересное занятие, я лежала на ветке и точила свои когти, пока они не начали блестеть, как лак на ногтях у мадам Дипломат. Утомившись, я крепко уснула в уютном тепле послеполуденного солнца.
Немного спустя, когда солнце уже не стояло прямо над головой, а отправилось дальше по небу, чтобы дать тепло другой части Франции, меня разбудил тихий, звучащий по-матерински голос. С трудом посмотрев в окно — оно было почти вне досягаемости, — я увидела старую черную кошку, которая много-много раз видела лето. Она явно располнела, и я, глядя, как она, сидя на выступе оконной рамы, моет уши, подумала, как хорошо было бы с ней поболтать.
— А! — сказала она. — Ты уже проснулась. Я надеюсь, тебе здесь понравилось. Мы гордимся тем, что у нас самое лучшее обслуживание во Франции. Хорошо ли ты поела?
—Да, спасибо, — ответила я, — за мной очень хорошо ухаживали. Вы мадам Владелица?
— Нет, — ответила она, — хотя многие думают, что это так. На мне лежит ответственная задача обучать Племенных Котов их обязанностям. Я проверяю их перед тем, как они идут в обращение. Это очень важная работа, требующая большой аккуратности.
Несколько минут мы сидели, занятые своими мыслями.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Баттербол*, — ответила она. — Я всегда была очень толстой, и моя шубка всегда блестела, как смазанная маслом. Но это было, когда я была значительно моложе, — добавила она. —Теперь у меня множество разных задач, кроме ЭТОЙ, о которой я тебе уже говорила. Я также охраняю пищевые запасы, чтобы ни одна мышь не могла туда проникнуть.
*Butterball —масляный шар (англ.).
Она на минуту замолчала, представив себе все свои обязанности, а потом продолжала:
— Ты еще не пробовала нашу сырую конину? О, ты просто ОБЯЗАНА ее попробовать, пока ты еще от нас не уехала. Она просто восхитительна, самая лучшая конина, какую только можно купить. Я думаю, что мы ее получим на ужин, как раз несколько минут тому назад я видела, как Жорж — помощник, ты его знаешь — ее рубил. — Она сделала паузу, потом, удовлетворенная, продолжала: — Да, я УВЕРЕНА, что на ужин будет конина.
Мы сидели, задумавшись, и умывались. Потом мадам Баттербол сказала:
— Ну хорошо, мне пора идти. Я должна проследить, чтобы о тебе хорошо позаботились, — мне кажется, мой нос уже слышит Жоржа, несущего ужин!
Она спрыгнула с окна. В Большой Комнате позади меня я услышала крики и возгласы: «КОНИНА!», «Накормите сначала меня!», «Я проголодался, скорее, Жорж!».
Но Жорж не обратил на них никакого внимания. Вместо этого он прошел через Большую Комнату прямо ко мне и первой обслужил МЕНЯ!
— Тебе первой, Маленькая Кошечка, — сказал он. — Другие могут подождать. Ты самая спокойная, поэтому ты получишь первой.
Я в ответ замурлыкала, чтобы показать ему, что сполна оценила оказанное мне уважение. Он поставил передо мной большую порцию мяса. От него исходил чудесный запах. Я потерлась о его ноги и замурлыкала еще громче.
— Ты всего лишь Маленькая Кошечка, — сказал он. — Я тебе его порежу.
Он очень любезно порезал мясо на маленькие кусочки, а потом со словами: «Приятного аппетита, Кошка!» направился в большую комнату, чтобы уделить внимание другим.
Мясо было удивительное, сладкое на вкус и мягкое для зубов. Вскоре я уже сидела и умывалась. Скребущий звук заставил меня поднять голову, и я увидела за окном черную мордочку со сверкающими глазами.
— Правда хорошо? — сказала мадам Баттербол. — Что я тебе говорила? Мы используем самую лучшую конину, какую только можно достать. Хотя подожди: на завтрак будет РЫБА! Любимое блюдо, я всегда пробую его сама. О! Спокойной ночи! — Она повернулась и убежала.
Рыба? Сейчас я не могла думать о еде, я была полностью сыта. Это так отличалось от того, что я получала дома, — там мне давали объедки, которые оставались после людей, перемешанные с дурацкими соусами, которые часто обжигали мой язык. Здесь кошки вели настоящий французский образ жизни.
Солнце скрылось на западе, и стало быстро темнеть. Птицы засуетились, спеша по домам, старые вороны стали сзывать своих друзей, чтобы обсудить события дня. Вскоре сумерки сгустились, и появились летучие мыши, их кожаные крылья поскрипывали всякий раз, когда они, описав круг, поворачивались, преследуя ночных насекомых. Из-за высоких тополей пугливо выглянула оранжевая луна, как будто заколебавшись, стоит ли вторгаться в ночную тьму. Удовлетворенно вздохнув, я лениво запрыгнула в свой ящик и уснула.
Мне снился сон, и во сне всплыли все мои желания. Мне снилось, что кто-то меня ждет ради меня самой, ради общения со мной. Мое сердце исполнилось любви — любви, которую всегда приходилось подавлять, потому что никто в том доме, где я жила, не знал о стремлениях и желаниях маленькой кошки. Теперь, когда я уже старая взрослая кошка, я окружена любовью и плачу всем тем же. Сейчас нам часто приходится переносить трудности и нужду, но для меня это САМАЯ прекрасная жизнь — когда у меня есть семья и меня любят как равноправного ее члена.
Ночь прошла. При одной мысли о доме я становилась беспокойной и чувствовала себя больной. Какие еще испытания меня ждут? Получу ли я постель из соломы вместо старых сырых газет? Хотела бы я это знать. Потом в комнату проникли лучи дневного света. В Большой Комнате печально залаяла собака.
— Я хочу выйти, я хочу выйти, — повторяла она снова и снова, — я хочу выйти!
По соседству птица отчитывала своего самца за то, что он опоздал на завтрак. Постепенно оживали все дневные звуки. С колокольни донесся медный перезвон колоколов, призывая людей отбыть определенную службу.
— После мессы я собираюсь в город, хочу купить новую блузку, вы меня не подбросите? — услышала я женский голос.
Они отъехали раньше, чем я могла услышать, что ответил мужчина. Стук ведер напомнил мне, что скоро время завтрака. Из закрытого сеткой помещения донесся голос Прекрасного Тома, песней приветствующего новый день.
Вошла женщина, неся мой завтрак.
— Приветствую тебя, Кошка, — сказала она. — Ты должна хорошо поесть, потому что сегодня после полудня ты поедешь домой.
Я замурлыкала и потерлась о ее ноги, чтобы показать, что я все поняла. На ней было новое белье, все в оборочках, и, казалось, она была в прекрасном настроении. Я часто улыбалась про себя, думая о том, как мы, Кошки, хорошо понимаем людей! Часто мы можем судить о настроении человека по его белью. Как видите, у нас совсем другой подход.
Рыба была замечательной, но она была покрыта какой-то мукой или пшеничными отрубями, которые мне пришлось соскабливать.
— Правда вкусно? — раздался голос под окном.
— Доброе утро, мадам Баттербол, — ответила я. — Да, очень вкусно, но чем она покрыта?
Мадам Баттербол добродушно рассмеялась.
— О! — воскликнула она. — Очевидно, ты из деревни! Здесь нам ВСЕГДА— да, ВСЕГДА — дают по утрам злаки, чтобы мы получали все необходимые витамины.
— Но почему мне их не давали раньше? — упорствовала я.
— Потому что тебя лечили и ты их получала в жидком виде, — мадам Баттербол вздохнула. — Теперь мне нужно идти, всегда так много нужно сделать, а времени так мало. Я постараюсь тебя повидать перед тем, как ты уедешь.
Прежде чем я успела ответить, она спрыгнула с окна, и я услышала, как зашелестели кусты, через которые она пробиралась.
Из Большой Комнаты доносилась беспорядочная болтовня.
— Да, — говорил американский дог, — итак, я говорю ему: « Я не желаю, чтобы ты ходил вокруг моего фонарного столба! Всюду ты суешь свой нос, что-то высматривая и вынюхивая».
Тонг Фа, Сиамский Кот, прибывший поздно вечером, говорил Чаве:
— Скажите, мадам, нам не разрешат познакомиться с садом?
Я свернулась клубочком и уснула, все эти разговоры вызывали у меня головную боль.
— Положим ее в корзинку?
Я мгновенно проснулась. Через боковую дверь в мою комнату вошли мужчина и женщина.
— В корзинку? — переспросила женщина. — Нет, ОНА не нуждается в том, чтобы ее помещать в корзинку. Я повезу ее у себя на коленях.
Они подошли к окну и остановились, чтобы поговорить.
— Этот Тонг Фа, — задумчиво сказала женщина, — очень неприятно его усыплять. Можем ли мы что-нибудь с этим сделать?
Мужчина смущенно пожал плечами и почесал подбородок.
— Что можем МЫ сделать? Кот старый и почти слепой. У хозяина нет на него времени. Что же МЫ можем сделать?
Наступило долгое молчание.
— Не нравится мне это, — сказала женщина. — Это убийство!
Мужчина хранил молчание. Я забилась в угол клетки и старалась казаться как можно меньше. Старый и слепой? И это причина для вынесения смертного приговора? Забыв о годах преданности и любви, убить Старое Существо только потому, что оно не может за себя постоять? Мужчина и женщина прошли в Большую Комнату и осторожно вынули старого Тонг Фа из клетки.
Утро тянулось бесконечно долго. Меня одолевали мрачные мысли. Что может произойти со мной, когда я буду старой? Яблоня предсказывала мне, что я должна быть счастливой, но когда ты молод и неопытен, ожидание кажется бесконечным. Пришел старый Жорж.
— Вот тебе немного конины, Маленькая Кошечка. Поешь, потому что скоро ты поедешь домой.
Я замурлыкала и потерлась об его ноги, он остановился и потрепал меня по голове. Едва я закончила есть и занялась своим туалетом, как женщина пришла за мной.
— Мы уже едем, Фифи! — воскликнула она. — Домой к мадам Дипломат (старой ведьме).
Она взяла меня на руки и вынесла через боковую дверь. Мадам Баттербол уже ждала нас.
— До свидания, Фифи! — воскликнула она. — Поскорее приезжай повидаться опять.
— До свидания, мадам Баттербол, — ответила я. — Большое спасибо за наше гостеприимство.
Женщина направилась к большой старой машине, где поджидал нас мужчина. Она села в машину, проверив, чтобы все окна были закрыты, потом сел мужчина и включил двигатель. Машина тронулась, и вскоре мы уже свернули на дорогу, ведущую к моему дому.
Глава 3
Автомобиль несся по шоссе. По обе стороны от дороги горделиво высились тополя; в их стройных шеренгах нередко попадались зияющие дыры — печальные свидетельства жестокостей великой войны, о которой я знала лишь из рассказов людей. Мы рассекали пространство, и движению этому, казалось, не будет конца. В голове лениво ворочалась мысль: как же устроены эти самые машины и как им удается мчаться столь быстро и долго? Правда, это не особенно занимало меня, поскольку мое внимание почти целиком привлекали сменявшиеся по бокам сельские пейзажи.
Первую милю-полторы я сидела у Женщины на коленях. Однако затем любопытство вконец овладело мною, и я, нетвердо пошатываясь, пробралась назад и улеглась на полочку у заднего стекла — там, где лежали путеводитель «Мишлен», карты и другая всячина. Оттуда мне была видна убегавшая от нас дорога. Женщина ближе придвинулась к Мужчине, и они начали нашептывать друг другу разные нежности. Меня заинтересовала мысль, будут ли и у нее котята.
Прошел час с момента, как солнце перевалило за полдень. Тут Мужчина произнес:
— Мы уже почти у цели.
— Да, — откликнулась Женщина, — по-моему, это должен быть большой дом приблизительно в полутора милях за церковью. Думаю, мы скоро увидим его.
Теперь мы ехали все медленнее, пока не остновились на повороте у Дороги, ведущей в усадьбу. Ворота были закрыты. Резко просигналил клаксон, и тут же из Сторожки выбежал человек. Он приблизился к машине. Заметив и узнав меня, он повернулся и распахнул ворота. Я страшно поразилась: как это мне удается без лишних слов открывать ворота.
Когда мы въехали внутрь усадьбы, Привратник едва узнал меня, сидевшую в проезжавшем автомобиле. До чего же ограниченной была моя жизнь, подумала я, если мне практически ничего не известно ни о сторожке, ни о воротах!
Мадам Дипломат стояла у одной из лужаек, разговаривая с помощником Пьера. Завидев нас, она повернулась и медленно направилась навстречу. Мужчина остановил машину, вышел и почтительно поклонился ей:
— Мы привезли вашего котенка, мадам, — сказал он, — а вот — заверенная копия родословной Тома. — Тут мадам Дипломат узрела меня в машине, и ее глаза расширились.
— Надеюсь, вам не пришлось сажать ее в клетку? — спросила она.
— Ну зачем же, мадам, — ответил Мужчина, — киска вела себя хорошо и послушно все время, что была с нами. Мы находим, что она удивительно благовоспитанная кошка.
Заслышав похвалу, я почувствовала, что вся зарделась (признаюсь, что полностью согласившись со сказанным, я даже помурлыкала, нисколько не жеманясь).
Властно повернувшись к помощнику садовника, мадам Дипломат произнесла:
— Немедля отправляйся в Дом и скажи мадам Альбертин, что она нужна мне сию же минуту.
— А! — закричал из-за дерева Кот Сторожа. — Я знаю, где ты была! Мы, Коты-Работяги, для тебя недостаточно хороши! Тебе подавай Обходительных Мальчиков!
— О Боже, — сказала сидевшая в машине Женщина, — здесь кот. Фифи нужно держать подальше от Котов.
В мгновение ока мадам Дипломат подхватила с земли какую-то палку и швырнула ее. Палка упала в футе от Кота Сторожа.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся он убегая. — Да ты не смогла бы попасть даже метлой в церковную колокольню, если бы стояла в шести дюймах от нее, ты, ***** старуха!
Я вновь покраснела. Язык Кота был действительно ужасен, так что с чувством огромного облегчения я увидела, как вдоль Подъездной Аллеи к нам на всех парах несется мадам Альбертин, буквально сияющая от радости. Приветственно вскричав, я прыгнула прямо ей на руки и принялась рассказывать, как сильно я ее люблю, как я по ней скучала и о том, что произошло со мной за время нашей разлуки. Некоторое время мы были не в состоянии оторваться друг от друга; но тут резкий голос мадам Дипломат вернул нас к действительности.
— АЛЬБЕРТИН! — прорычала она. — Вы что — не слышите, что я к вам обращаюсь? Немедленно обратите внимание на меня!
— Мадам, — произнес Мужчина, который привез меня, — эта кошка долго страдала от отсутствия внимания. Ей не хватало еды. Объедки — это НЕ СОВСЕМ подходящая пища для породистых Сиамских Кошек. Кроме того, им необходима теплая и удобная постелька. Эта кошка имеет немалую ЦЕННОСТЬ и могла бы стать выставочным экземпляром, если бы за ней лучше смотрели.
Мадам Дипломат вперилась в него полупрезрительным взглядом:
— Дорогой мой, это всего лишь животное. Я заплачу вам по счету, но не пытайтесь меня учить, что и как делать.
— Но мадам, я всего лишь пытаюсь сохранить вашу ценную собственность, — произнес Мужчина; однако мадам Дипломат оборвала его, внимательно вглядываясь в счет и с неудовольствием прищелкивая языком по поводу помещенного там перечня. Затем, раскрыв свою сумочку, она вынула чековую книжку, что-то написала на одном из листочков и протянула его Мужчине. После этого мадам Дипломат бесцеремонно развернулась и удалилась прочь.
— И вот такое приходится терпеть каждый день, — прошептала мадам Альбертин Женщине.
Женщина и Мужчина кивнули ей в знак полного понимания и неторопливо удалились.
Я отсутствовала почти неделю. Наверняка за время моего отсутствия здесь произошло немало событий. Остаток дня я провела гуляя от одной точки к другой, возвращая прошлые воспоминания и знакомясь со всеми новостями. Временами я уютно и безопасно отдыхала на ветке у моего старого друга — Яблони.
На ужин, как всегда, были объедки: конечно, они были весьма недурны, но все же при этом оставались объедками. Я подумала про себя: было бы замечательно, если бы что-нибудь покупали именно для меня, вместо того чтобы скармливать мне недоеденное другими.
Наступили сумерки. Меня отыскал Гастон и, подхватив на руки, поспешил к сараю. Одним махом распахнув дверь, он швырнул меня внутрь в темноту. Затем дверь хлопнула; Гастон ушел. Как француженка по крови, не могу не отметить с болью, насколько люди-французы грубы к животным.
Дни текли, складываясь в недели. Постепенно моя фигура приобрела уважительную дородность и движения стали более медленными и плавными. В один из вечеров (тогда я была уже почти в сроке), Пьер, как всегда, грубо зашвырнул меня в сарай. Приземлившись на твердый бетонный пол, я почувствовала такую ужасную боль, как будто мое тело разламывалось надвое. Так, в темноте ледяного сарая и боли, родились пятеро моих малышей. Немного очухавшись, я насобирала обрывков бумаги и сделала для них теплое гнездышко, перетаскав их туда по одному.
На следующий день никто не пришел проведать меня. Время медленно тянулось, я все еще кормила своих малышей. К ночи я ощутила, что готова потерять сознание от голода и жажды — ведь в каморке не было ни воды, ни пищи. Новый день также не принес облегчения: ни одна живая душа не зашла ко мне, так что мои мучения продолжались. Теперь жажда была просто невыносимой, и я не понимала, отчего мне приходится так страдать. Опустилась ночь; где-то снаружи ухали совы, вылавливая мышей в саду.
Мои котята лежали со мной, а я размышляла над тем, как пережить завтра. День был уже в самом разгаре, когда я услышала шаги. Отворилась и перед моими глазами предстала бледная и нездоровая на вид мадам
Альбертин. Ее посетили «видения» моих страданий, и она встала со своего ложа, больная. По обыкновению, она принесла с собой пищу и воду. В эту ночь один из моих малышей умер; увидев это, мадам Альбертинразгневалась так, что не могла произнести ни слова. Ее ярость была столь велика, что она привела в сарай мадам Дипломат и мсье ле Дюка, указав на то, как ужасно со мной обращаются. Мадам Дипломат огорчилась, узнав опогибшем котенке, — это были потерянные деньги. Мсье ле Дюк, выдавив из себя слабую, беспомощную улыбку, сказал:
— Может быть, мы сможем чем-то помочь. Нужно, чтобы кто-нибудь поговорил с Пьером.
Постепенно мои котята окрепли и вскоре у них открылись глазки. Люди приходили смотреть на них; банкноты перекочевывали из рук в руки и вскоре всех моих малышей забрали от меня еще до того, как они бросили кормиться моим молоком. Я безутешно бродила по усадьбе. Сетования мои так беспокоили мадам Дипломат, что она распорядилась запереть меня, пока я не успокоюсь.
Теперь я уже привыкла к тому, что меня демонстрируют на светских приемах и не имела ничего против того, чтобы сменить работу в саду на торжественное дефиле по Салону. Однако в один прекрасный день случилось неожиданное. Меня принесли в маленькую комнату, где, склонившись над столом, что-то писала мадам Дипломат, напротив нее сидел незнакомец.
— Ага! — воскликнул он, завидев меня. — Так это и есть та самая кошка?
Молча обследовав меня, он скривился и подергал себя за мочку уха.
— Животное несколько в запущенном состоянии. Накачать ее лекарствами, чтобы она перенесла путешествие в багажном отсеке самолета, — значит серьезно подорвать ее здоровье.
Мадам Дипломат яростно огрызнулась:
— Я пригласила вас, мистер Ветеринар, не для того, чтобы вы читали мне лекции. Если вы отказываетесь выполнить мою просьбу — что ж, найдется немало других, кто это сделает. Господи Боже! — гневно возопила она. — Сколько шумихи из-за обыкновенной кошки!
— Хорошо, мадам, — беспомощно пожал плечами мистер Ветеринар. — Мне нужно зарабатывать на жизнь, так что я сделаю, как вы просите. Позвоните мне приблизительно за час до отлета. — Поднявшись со стула, он поискал свой чемоданчик и вышел из комнаты. Открыв двустворчатое окно, Мадам Дипломат выгнала меня в сад.
В доме царил дух подспудного возбуждения. Большие чемоданы чистили и мыли, наклеивая на их бока этикетки с указанием новой должности Мсье ле Дюка. Пришел плотник; ему заказали изготовить деревянную коробку, которая помещалась бы в чемодане и в которую могла бы поместиться кошка. Мадам Альбертин мелькала то тут, то там, то и дело бросая испепеляющие взгляды на Мадам Дипломат.
Однажды утром, неделю спустя, Гастон пришел за мной в сарай и, взяв меня на руки, понес в гараж. При этом я не получила никакого завтрака. Я пыталась сообщить ему, что голодна, но он как всегда ничего не понял. В «ситроене» меня уже ждала Иветт, служанка мадам Дипломат. Меня усадили в плетеную корзинку с закрытым сетчатым верхом; корзинку поставили на заднее сиденье машины. Машина сорвалась с места с бешеной скоростью.
— Не понимаю, почему она хочет усыпить кошку. Правила таможенного контроля гласят, что кошка может быть совершенно свободно привезена в США.
— Да ну ее, — откликнулся Гастон, — эта женщина просто спятила, и я уже зарекся искать причину, от чего ОНА свихнулась.
Первую милю-полторы я сидела у Женщины на коленях. Однако затем любопытство вконец овладело мною, и я, нетвердо пошатываясь, пробралась назад и улеглась на полочку у заднего стекла — там, где лежали путеводитель «Мишлен», карты и другая всячина. Оттуда мне была видна убегавшая от нас дорога. Женщина ближе придвинулась к Мужчине, и они начали нашептывать друг другу разные нежности. Меня заинтересовала мысль, будут ли и у нее котята.
Прошел час с момента, как солнце перевалило за полдень. Тут Мужчина произнес:
— Мы уже почти у цели.
— Да, — откликнулась Женщина, — по-моему, это должен быть большой дом приблизительно в полутора милях за церковью. Думаю, мы скоро увидим его.
Теперь мы ехали все медленнее, пока не остновились на повороте у Дороги, ведущей в усадьбу. Ворота были закрыты. Резко просигналил клаксон, и тут же из Сторожки выбежал человек. Он приблизился к машине. Заметив и узнав меня, он повернулся и распахнул ворота. Я страшно поразилась: как это мне удается без лишних слов открывать ворота.
Когда мы въехали внутрь усадьбы, Привратник едва узнал меня, сидевшую в проезжавшем автомобиле. До чего же ограниченной была моя жизнь, подумала я, если мне практически ничего не известно ни о сторожке, ни о воротах!
Мадам Дипломат стояла у одной из лужаек, разговаривая с помощником Пьера. Завидев нас, она повернулась и медленно направилась навстречу. Мужчина остановил машину, вышел и почтительно поклонился ей:
— Мы привезли вашего котенка, мадам, — сказал он, — а вот — заверенная копия родословной Тома. — Тут мадам Дипломат узрела меня в машине, и ее глаза расширились.
— Надеюсь, вам не пришлось сажать ее в клетку? — спросила она.
— Ну зачем же, мадам, — ответил Мужчина, — киска вела себя хорошо и послушно все время, что была с нами. Мы находим, что она удивительно благовоспитанная кошка.
Заслышав похвалу, я почувствовала, что вся зарделась (признаюсь, что полностью согласившись со сказанным, я даже помурлыкала, нисколько не жеманясь).
Властно повернувшись к помощнику садовника, мадам Дипломат произнесла:
— Немедля отправляйся в Дом и скажи мадам Альбертин, что она нужна мне сию же минуту.
— А! — закричал из-за дерева Кот Сторожа. — Я знаю, где ты была! Мы, Коты-Работяги, для тебя недостаточно хороши! Тебе подавай Обходительных Мальчиков!
— О Боже, — сказала сидевшая в машине Женщина, — здесь кот. Фифи нужно держать подальше от Котов.
В мгновение ока мадам Дипломат подхватила с земли какую-то палку и швырнула ее. Палка упала в футе от Кота Сторожа.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся он убегая. — Да ты не смогла бы попасть даже метлой в церковную колокольню, если бы стояла в шести дюймах от нее, ты, ***** старуха!
Я вновь покраснела. Язык Кота был действительно ужасен, так что с чувством огромного облегчения я увидела, как вдоль Подъездной Аллеи к нам на всех парах несется мадам Альбертин, буквально сияющая от радости. Приветственно вскричав, я прыгнула прямо ей на руки и принялась рассказывать, как сильно я ее люблю, как я по ней скучала и о том, что произошло со мной за время нашей разлуки. Некоторое время мы были не в состоянии оторваться друг от друга; но тут резкий голос мадам Дипломат вернул нас к действительности.
— АЛЬБЕРТИН! — прорычала она. — Вы что — не слышите, что я к вам обращаюсь? Немедленно обратите внимание на меня!
— Мадам, — произнес Мужчина, который привез меня, — эта кошка долго страдала от отсутствия внимания. Ей не хватало еды. Объедки — это НЕ СОВСЕМ подходящая пища для породистых Сиамских Кошек. Кроме того, им необходима теплая и удобная постелька. Эта кошка имеет немалую ЦЕННОСТЬ и могла бы стать выставочным экземпляром, если бы за ней лучше смотрели.
Мадам Дипломат вперилась в него полупрезрительным взглядом:
— Дорогой мой, это всего лишь животное. Я заплачу вам по счету, но не пытайтесь меня учить, что и как делать.
— Но мадам, я всего лишь пытаюсь сохранить вашу ценную собственность, — произнес Мужчина; однако мадам Дипломат оборвала его, внимательно вглядываясь в счет и с неудовольствием прищелкивая языком по поводу помещенного там перечня. Затем, раскрыв свою сумочку, она вынула чековую книжку, что-то написала на одном из листочков и протянула его Мужчине. После этого мадам Дипломат бесцеремонно развернулась и удалилась прочь.
— И вот такое приходится терпеть каждый день, — прошептала мадам Альбертин Женщине.
Женщина и Мужчина кивнули ей в знак полного понимания и неторопливо удалились.
Я отсутствовала почти неделю. Наверняка за время моего отсутствия здесь произошло немало событий. Остаток дня я провела гуляя от одной точки к другой, возвращая прошлые воспоминания и знакомясь со всеми новостями. Временами я уютно и безопасно отдыхала на ветке у моего старого друга — Яблони.
На ужин, как всегда, были объедки: конечно, они были весьма недурны, но все же при этом оставались объедками. Я подумала про себя: было бы замечательно, если бы что-нибудь покупали именно для меня, вместо того чтобы скармливать мне недоеденное другими.
Наступили сумерки. Меня отыскал Гастон и, подхватив на руки, поспешил к сараю. Одним махом распахнув дверь, он швырнул меня внутрь в темноту. Затем дверь хлопнула; Гастон ушел. Как француженка по крови, не могу не отметить с болью, насколько люди-французы грубы к животным.
Дни текли, складываясь в недели. Постепенно моя фигура приобрела уважительную дородность и движения стали более медленными и плавными. В один из вечеров (тогда я была уже почти в сроке), Пьер, как всегда, грубо зашвырнул меня в сарай. Приземлившись на твердый бетонный пол, я почувствовала такую ужасную боль, как будто мое тело разламывалось надвое. Так, в темноте ледяного сарая и боли, родились пятеро моих малышей. Немного очухавшись, я насобирала обрывков бумаги и сделала для них теплое гнездышко, перетаскав их туда по одному.
На следующий день никто не пришел проведать меня. Время медленно тянулось, я все еще кормила своих малышей. К ночи я ощутила, что готова потерять сознание от голода и жажды — ведь в каморке не было ни воды, ни пищи. Новый день также не принес облегчения: ни одна живая душа не зашла ко мне, так что мои мучения продолжались. Теперь жажда была просто невыносимой, и я не понимала, отчего мне приходится так страдать. Опустилась ночь; где-то снаружи ухали совы, вылавливая мышей в саду.
Мои котята лежали со мной, а я размышляла над тем, как пережить завтра. День был уже в самом разгаре, когда я услышала шаги. Отворилась и перед моими глазами предстала бледная и нездоровая на вид мадам
Альбертин. Ее посетили «видения» моих страданий, и она встала со своего ложа, больная. По обыкновению, она принесла с собой пищу и воду. В эту ночь один из моих малышей умер; увидев это, мадам Альбертинразгневалась так, что не могла произнести ни слова. Ее ярость была столь велика, что она привела в сарай мадам Дипломат и мсье ле Дюка, указав на то, как ужасно со мной обращаются. Мадам Дипломат огорчилась, узнав опогибшем котенке, — это были потерянные деньги. Мсье ле Дюк, выдавив из себя слабую, беспомощную улыбку, сказал:
— Может быть, мы сможем чем-то помочь. Нужно, чтобы кто-нибудь поговорил с Пьером.
Постепенно мои котята окрепли и вскоре у них открылись глазки. Люди приходили смотреть на них; банкноты перекочевывали из рук в руки и вскоре всех моих малышей забрали от меня еще до того, как они бросили кормиться моим молоком. Я безутешно бродила по усадьбе. Сетования мои так беспокоили мадам Дипломат, что она распорядилась запереть меня, пока я не успокоюсь.
Теперь я уже привыкла к тому, что меня демонстрируют на светских приемах и не имела ничего против того, чтобы сменить работу в саду на торжественное дефиле по Салону. Однако в один прекрасный день случилось неожиданное. Меня принесли в маленькую комнату, где, склонившись над столом, что-то писала мадам Дипломат, напротив нее сидел незнакомец.
— Ага! — воскликнул он, завидев меня. — Так это и есть та самая кошка?
Молча обследовав меня, он скривился и подергал себя за мочку уха.
— Животное несколько в запущенном состоянии. Накачать ее лекарствами, чтобы она перенесла путешествие в багажном отсеке самолета, — значит серьезно подорвать ее здоровье.
Мадам Дипломат яростно огрызнулась:
— Я пригласила вас, мистер Ветеринар, не для того, чтобы вы читали мне лекции. Если вы отказываетесь выполнить мою просьбу — что ж, найдется немало других, кто это сделает. Господи Боже! — гневно возопила она. — Сколько шумихи из-за обыкновенной кошки!
— Хорошо, мадам, — беспомощно пожал плечами мистер Ветеринар. — Мне нужно зарабатывать на жизнь, так что я сделаю, как вы просите. Позвоните мне приблизительно за час до отлета. — Поднявшись со стула, он поискал свой чемоданчик и вышел из комнаты. Открыв двустворчатое окно, Мадам Дипломат выгнала меня в сад.
В доме царил дух подспудного возбуждения. Большие чемоданы чистили и мыли, наклеивая на их бока этикетки с указанием новой должности Мсье ле Дюка. Пришел плотник; ему заказали изготовить деревянную коробку, которая помещалась бы в чемодане и в которую могла бы поместиться кошка. Мадам Альбертин мелькала то тут, то там, то и дело бросая испепеляющие взгляды на Мадам Дипломат.
Однажды утром, неделю спустя, Гастон пришел за мной в сарай и, взяв меня на руки, понес в гараж. При этом я не получила никакого завтрака. Я пыталась сообщить ему, что голодна, но он как всегда ничего не понял. В «ситроене» меня уже ждала Иветт, служанка мадам Дипломат. Меня усадили в плетеную корзинку с закрытым сетчатым верхом; корзинку поставили на заднее сиденье машины. Машина сорвалась с места с бешеной скоростью.
— Не понимаю, почему она хочет усыпить кошку. Правила таможенного контроля гласят, что кошка может быть совершенно свободно привезена в США.
— Да ну ее, — откликнулся Гастон, — эта женщина просто спятила, и я уже зарекся искать причину, от чего ОНА свихнулась.