Вспомним действия моего мужа в тот день.
Утром поехал играть в гольф, причем машину вел сам, что бывает крайне редко. Как могли разворачиваться события дальше? На обратном пути он свернул в лес, оставил там машину. В заранее условленном месте встретился с Химэдой, и, прогуливаясь, они пошли в сторону обрыва. Серая шляпа и пальто имеются в гардеробе мужа, он мог заранее захватить эти вещи с собой и переодеться в машине. Найти фальшивые усы и очки тоже не проблема.
Теперь о том, как в этом злополучном месте могли оказаться Химэда и муж.
Химэда любил меня, но и к мужу относился с глубоким уважением, и не обязательно видеть в этом противоречие. Муж обладал такой силой воздействия на людей, что без труда мог заставить любого человека поступать так, как заблагорассудится ему. Поэтому совсем не странно, что Химэда в этот предвечерний час по просьбе мужа послушно явился на мыс.
Вероятно, мило беседуя, они подошли к одинокой сосне, что стоит на краю обрыва. И тут же, улучив момент, муж сбросил Химэду вниз. А после этого как ни в чем не бывало вернулся домой.
По моим прикидкам, настоящее убийство было совершено не в 17.10, а пятьюдесятью минутами раньше, то есть в 16.20. Местный юноша встретил его с Химэдой, вероятно, за несколько минут до убийства. Разброс в сорок — пятьдесят минут оказался незамеченным.
Трудно не восхититься гениальным трюком мужа: совершить убийство и затем как бы наблюдать за ним — физически невозможное он сделал возможным.
Когда, находясь рядом с ним в постели, я пришла к пониманию этого, то с огромным трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Честно признаюсь: я ощущала не столько страх, сколько восторг перед его интеллектом, а также гордость оттого, что смогла разгадать эти сложнейшие ходы и трюки.
Муж лежал лицом к стене. Спал? Или, как и я, был поглощен своими мыслями? Лежал неподвижно, ровно дышал. Я уже не могла остановиться. Хотя близилось утро и я совсем не спала, мозг продолжал четко работать. Догадки, предположения следовали друг за другом, белых пятен в картине оставалось все меньше.
Я должна хотя бы здесь выразить благодарность своему мужу. Никогда бы не раскрыла его преступления, если бы он не передал мне свою страсть к детективам, фокусам, если б не научил анализу, если б в большом количестве я не поглощала книги, которые он собрал.
Итак, как преступление совершилось, ясно. Но почему? Каковы мотивы, причины?
Увы, причина — я сама. Убийство — месть Химэде за то, что он отнял меня.
В общении со мной маркиз не позволял себе проявлять отрицательных эмоций, но Химэду решил наказать.
А я так уверена была в его безмерном великодушии…
В ту минуту, когда я поняла, что мой муж из мести убил человека, мир во мне перевернулся, вся жизнь стала другой.
Я считала своего мужа великим человеком, почитала его, любила высокой любовью. Да, физически я ему изменяла. Но не переставала любить. Ведь любовь может быть высокой и вечной, но может быть низменной и кратковременной. И я полагала, что низменная любовь не в состоянии разрушить высокую. Я считала также, что безграничная, глубокая любовь ко мне мужа никогда не остынет. Я наивно верила, что маркиз не узнает о моей низменной любви к молодым людям. А если и почувствует, то, самоуверенно считала я, не станет снисходить до выяснений.
Как трагически я ошиблась! Не могла и предположить, что он может быть так безжалостен к соперникам, а это не только Химэда, но и Муракоси, и Сёдзи…
Но я отвлеклась.
Кто же манипулировал куклой? У меня нет сомнений, что то был Муракоси. Совсем не случайно манекен был найден в квартире его друга.
Зная о моих отношениях с Муракоси, муж решил использовать его в своих целях. Не следовать воле мужа Муракоси не мог, он в любом случае был обречен…
Теперь мне понятно, почему после гибели Химэды Муракоси избегал встреч со мной, понятна оброненная им фраза «Меня тоже убьют…».
Ну а что же алиби Муракоси? Ведь его видела, с ним разговаривала в театре старушка Томи.
И это был трюк. И придумал его наверняка мой муж. Для этого использовали друга Муракоси и кормилицу Томи. Художник Сануки переоделся в костюм Муракоси, слегка подгримировался и пошел в театр. В фойе окликнул старушку Томи, немного поговорил с ней, подделав голос под Муракоси (они родом из одной деревни, говор у них одинаков).
Тот же Сануки приобрел, а потом, вероятно, продал на барахолке серое пальто, шляпу, полосатый пиджак для куклы Химэды и так далее. Только манекен продать, видимо, не удавалось. Напрасно он его не выбросил! Тогда гораздо труднее было бы распутать это дело. Впрочем, здесь мог сработать ум Муракоси — оставить хоть какое-нибудь свидетельство происшедшего.
До рассвета не смыкала глаз. Голова всю ночь работала с четкостью вычислительной машины. Утром поспала всего два часа и, проводив мужа, принялась за этот дневник. Не просто пишу, одновременно размышляю; много времени и сил уходит на эти записи. Устала. Надо немного отдохнуть.
Юмико продолжает уличать
На пустыре
Утром поехал играть в гольф, причем машину вел сам, что бывает крайне редко. Как могли разворачиваться события дальше? На обратном пути он свернул в лес, оставил там машину. В заранее условленном месте встретился с Химэдой, и, прогуливаясь, они пошли в сторону обрыва. Серая шляпа и пальто имеются в гардеробе мужа, он мог заранее захватить эти вещи с собой и переодеться в машине. Найти фальшивые усы и очки тоже не проблема.
Теперь о том, как в этом злополучном месте могли оказаться Химэда и муж.
Химэда любил меня, но и к мужу относился с глубоким уважением, и не обязательно видеть в этом противоречие. Муж обладал такой силой воздействия на людей, что без труда мог заставить любого человека поступать так, как заблагорассудится ему. Поэтому совсем не странно, что Химэда в этот предвечерний час по просьбе мужа послушно явился на мыс.
Вероятно, мило беседуя, они подошли к одинокой сосне, что стоит на краю обрыва. И тут же, улучив момент, муж сбросил Химэду вниз. А после этого как ни в чем не бывало вернулся домой.
По моим прикидкам, настоящее убийство было совершено не в 17.10, а пятьюдесятью минутами раньше, то есть в 16.20. Местный юноша встретил его с Химэдой, вероятно, за несколько минут до убийства. Разброс в сорок — пятьдесят минут оказался незамеченным.
Трудно не восхититься гениальным трюком мужа: совершить убийство и затем как бы наблюдать за ним — физически невозможное он сделал возможным.
Когда, находясь рядом с ним в постели, я пришла к пониманию этого, то с огромным трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Честно признаюсь: я ощущала не столько страх, сколько восторг перед его интеллектом, а также гордость оттого, что смогла разгадать эти сложнейшие ходы и трюки.
Муж лежал лицом к стене. Спал? Или, как и я, был поглощен своими мыслями? Лежал неподвижно, ровно дышал. Я уже не могла остановиться. Хотя близилось утро и я совсем не спала, мозг продолжал четко работать. Догадки, предположения следовали друг за другом, белых пятен в картине оставалось все меньше.
Я должна хотя бы здесь выразить благодарность своему мужу. Никогда бы не раскрыла его преступления, если бы он не передал мне свою страсть к детективам, фокусам, если б не научил анализу, если б в большом количестве я не поглощала книги, которые он собрал.
Итак, как преступление совершилось, ясно. Но почему? Каковы мотивы, причины?
Увы, причина — я сама. Убийство — месть Химэде за то, что он отнял меня.
В общении со мной маркиз не позволял себе проявлять отрицательных эмоций, но Химэду решил наказать.
А я так уверена была в его безмерном великодушии…
В ту минуту, когда я поняла, что мой муж из мести убил человека, мир во мне перевернулся, вся жизнь стала другой.
Я считала своего мужа великим человеком, почитала его, любила высокой любовью. Да, физически я ему изменяла. Но не переставала любить. Ведь любовь может быть высокой и вечной, но может быть низменной и кратковременной. И я полагала, что низменная любовь не в состоянии разрушить высокую. Я считала также, что безграничная, глубокая любовь ко мне мужа никогда не остынет. Я наивно верила, что маркиз не узнает о моей низменной любви к молодым людям. А если и почувствует, то, самоуверенно считала я, не станет снисходить до выяснений.
Как трагически я ошиблась! Не могла и предположить, что он может быть так безжалостен к соперникам, а это не только Химэда, но и Муракоси, и Сёдзи…
Но я отвлеклась.
Кто же манипулировал куклой? У меня нет сомнений, что то был Муракоси. Совсем не случайно манекен был найден в квартире его друга.
Зная о моих отношениях с Муракоси, муж решил использовать его в своих целях. Не следовать воле мужа Муракоси не мог, он в любом случае был обречен…
Теперь мне понятно, почему после гибели Химэды Муракоси избегал встреч со мной, понятна оброненная им фраза «Меня тоже убьют…».
Ну а что же алиби Муракоси? Ведь его видела, с ним разговаривала в театре старушка Томи.
И это был трюк. И придумал его наверняка мой муж. Для этого использовали друга Муракоси и кормилицу Томи. Художник Сануки переоделся в костюм Муракоси, слегка подгримировался и пошел в театр. В фойе окликнул старушку Томи, немного поговорил с ней, подделав голос под Муракоси (они родом из одной деревни, говор у них одинаков).
Тот же Сануки приобрел, а потом, вероятно, продал на барахолке серое пальто, шляпу, полосатый пиджак для куклы Химэды и так далее. Только манекен продать, видимо, не удавалось. Напрасно он его не выбросил! Тогда гораздо труднее было бы распутать это дело. Впрочем, здесь мог сработать ум Муракоси — оставить хоть какое-нибудь свидетельство происшедшего.
До рассвета не смыкала глаз. Голова всю ночь работала с четкостью вычислительной машины. Утром поспала всего два часа и, проводив мужа, принялась за этот дневник. Не просто пишу, одновременно размышляю; много времени и сил уходит на эти записи. Устала. Надо немного отдохнуть.
Юмико продолжает уличать
Обстоятельства гибели Химэды, как мне кажется, я сумела прояснить. А кто убил Муракоси?
Первое и очевидное предположение: смерть Муракоси — звено одной цепи, и убийца тот же — Ёсиаки Огавара, мой муж. Неизменен и мотив — месть. И опять я тому причиной. Но нельзя сбрасывать со счетов еще одно обстоятельство: Муракоси был вовлечен в убийство, полиция установила за ним слежку.
Однако при чем тут белое перо, которое нашли после убийства на груди М.? Кстати, невыясненным осталось, зачем убийцы присылали их Химэде. Первое, что приходит на ум, — желание убийцы запутать следствие, представить обе смерти как злодеяние некоего тайного общества. Но я хорошо знаю своего мужа, знаю его артистическую натуру и потому склоняюсь к другому: эта деталь — некий изыск, дополнительный штрих к красивому трюку.
Итак, Муракоси. Выстрел раздался ровно в 9 часов вечера. Муж в это время вместе со мной и Сёдзи находился в гостиной. В двух местах одновременно он присутствовать не может. В случае с Химэдой ему удалось преодолеть пространственный барьер — на расстоянии наблюдать собственное преступление. Может быть, тут он…
Когда я стала формулировать этот вопрос, неожиданно возник образ кожаного чемоданчика или ящичка. Я перебрала различные варианты, мелькнула смутная догадка. Убедившись, что муж крепко спит, я выскочила из кровати и стремглав помчалась в гостиную, к шкафу, в котором стоял магнитофон. Много лет назад мы купили обитый кожей переносной американский магнитофон. Первое время часто включали его, а последние года два вообще к нему не прикасались. Я включила свет и осмотрела его. Точно! Им совсем недавно пользовались! Под магнитофоном четко выделялся не тронутый пылью четырехугольник, но магнитофон был на несколько сантиметров сдвинут! И на крышке не было пыли!
Мне стало все ясно. Значит, и этот свой трюк Огавара строил на преодолении временного барьера.
Я вернулась в постель и продолжала думать, попыталась мысленно восстановить ход событий.
В тот день муж вернулся домой часов в пять, принял ванну. Потом мы вместе ужинали. С семи вечера он занимался бумагами в своем кабинете. Один раз я приносила ему чай; все остальное время читала у себя в комнате. В его распоряжении было достаточно много времени. Была и возможность незамеченным выйти из дома. Не через дверь (его бы увидели), а в окно своего кабинета. Что он, вероятно, и сделал, приготовив заранее обувь и, возможно, надев те самые серые пальто и шляпу, нацепив усы и темные очки. Со двора из предосторожности вышел через запасную калитку. Затем поймал такси и направился к дому Муракоси. Конечно же, взял с собой магнитофон.
Но главную роль в этом действе играл пистолет. Я вполне могу допустить, что муж приказал Муракоси достать пистолет. Вот тут-то снова пригодился прохвост Сануки, который по просьбе М. купил его на своей излюбленной толкучке. Что муж говорил Муракоси о пистолете? Как объяснял его необходимость? Не могу представить этого. Но уверена, что в муже хватило коварства убедить человека купить пистолет, для того чтобы им этого человека умертвить. С другой стороны, не могу в связи с этим сдержать восхищение хитроумием и твердостью маркиза.
Но пойдем дальше. Муж приехал к Муракоси. Надо было попасть в квартиру. Скорее всего, муж вошел туда через окно.
Однажды я приезжала к М. на квартиру и обратила внимание на то, что окна его комнаты выходят в глухой дворик, заканчивающийся стеной соседнего дома. На этой стороне нет ни дверей, ни других окон, поэтому (я тогда еще отметила это) можно легко попасть в комнату Муракоси без опасения быть случайно кем-то замеченным.
М. переехал сюда в начале декабря. Интересно, случайна ли смена квартиры? Или же переселение Муракоси в квартиру, куда легко можно проникнуть, было частью замысла преступника? Скорее всего, второе. (Как тщательно, как кропотливо Огавара готовил свои преступления!!)
Включу воображение, интуицию, разум и попробую воссоздать тот час.
Огавара приблизился к окну и тихо постучал. Соучастник первого убийства не посмел отказать неожиданному визитеру и впустил его в окно.
Затем Огавара подключает магнитофон напрямую к радиосети и говорит недоумевающему Муракоси примерно следующее:
— Уф! Еле успел. Сейчас по радио будет играть Дзюсабуро Сакагучи, прекрасный скрипач. Давайте послушаем вместе. Одновременно запишу концерт на пленку. Не удивляйтесь, что я пришел с магнитофоном к вам, хотя мог записать и дома. Потом поймете, почему мне так надо.
Оба молча слушали радио. Вполне возможно, до Муракоси начинал доходить смысл происходящего. Интересно, было ли ему страшно? Наверное, да. Наверное, чувствовал себя как лягушка перед змеею. Даже передавая Огаваре пистолет, не верил до конца, что сейчас произойдет ужасное. Во всяком случае, звать на помощь не стал.
Но вот концерт закончился. Ровно в 21 час прозвучал сигнал точного времени, и в этот миг маркиз неожиданно схватил пистолет и в упор убил Муракоси. Причем сделал это так профессионально, что тот не успел и вскрикнуть.
Как вел себя мой любимый муж дальше? Вероятно, протер пистолет, чтобы не оставить отпечатков пальцев, приложил к нему руку Муракоси (наоборот, чтобы оставить отпечатки его пальцев и таким образом инсценировать самоубийство), положил пистолет рядом с трупом и про белое перо не забыл.
Далее, прихватив магнитофон, направился к окну, просунул сквозь почти невидимое отверстие медную проволоку, согнув ее на запоре, чтобы затем, снаружи уже, дернув проволоку, захлопнуть окно.
Все действия от выхода из дому до возвращения, включая слушание концерта, занимают, по моим подсчетам, минут сорок.
Мне удалось составить вот такую табличку (черновики сразу же сожгла).
= Вернулся домой = Ванна, ужин = В кабинете = Чай = Из дома
Истинное время = 17.00 = 17.00 — 19.45 = 19.45 — 20.15 = 20.15 = 20.20
Ложное время = 17.00 = 17.00 — 19.00 = 19.00 — 19.30 = 19.30 = 19.35
У Муракоси = Доп. [6] время = Радио у М. = Домой от М. = Доп. время = Радио дома
20.35 = 5 мин. = 20.40 — 21.00 = 21.15 = 10 мин. = 21.25 — 21.45
19.50 = 5 мин. = 19.55 — 20.15 = 20.30 = 10 мин. = 20.40 — 21.00
Таким образом, моему мужу удалось «одновременно» в 21.00 убить человека и находиться в кругу домашних. Потрясающий трюк!
Но чтобы создать «параллельное» время, надо было «устранить» истинное. Иначе говоря, сделать что-то со всеми часами и радиоприемниками в доме.
К счастью для него, радио в нашем доме почти никто не слушает. Служанки только иногда включают его в японской гостиной. Но в этот день оно оказалось испорченным; мастер исправил приемник лишь утром следующего дня. Второй радиоприемник находился в европейской гостиной. Я практически к нему не прикасаюсь, другие тем более, и муж это хорошо знает. Он сам «включил» его, когда мы устроились слушать концерт.
Но прежде ему надо было поместить около радиоприемника магнитофон. Это трудности не представляло, поскольку места на полке было достаточно и альбомы загораживали его. Муж прекрасно ориентируется в гостиной, мог все сделать в темноте и бесшумно. А сделать надо было немного: выключить у приемника звук и приготовить к включению запись. Когда мы собрались в гостиной, Огавара выключил верхний свет, оставив включенным торшер, и это было естественно — в полумраке приятнее слушать музыку. Затем повернулся к нам спиной и спокойно включил магнитофон. Зеленая лампочка радиоприемника горела, звуки музыки лились, а на качество звучания, если оно и было чуть хуже должного, никто не обратил внимания.
Итак, небольшой концерт закончился, муж выключил радио (на самом деле и магнитофон тоже), и мы разошлись по комнатам. Оставалось только поставить магнитофон на обычное место, что он, видимо, сразу и сделал. Но тут допустил оплошность: сдвинул магнитофон на несколько сантиметров от прежнего, не тронутого пылью места.
Так получилось, думаю, из-за того, что все это он делал в темноте.
Так что по части радио все было решено просто. А как же он поступил с часами? Их в доме много. Что бы сделала я на его месте?
Задача состояла в том, чтобы «сдвинуть» время на сорок минут.
Прежде всего следует заметить, что звуковых сигналов извне, указывающих на время, в доме не слышно. Надо было, далее, свести к минимуму уходы-приходы домочадцев, чтобы не выявились «безобразия» со временем. Так уж повелось, что часам к пяти вечера, если нет особой необходимости, живущая отдельно обслуга возвращается домой; те, кто живет в особняке, не появляются в европейской части дома. Невзначай и я помогла мужу: отправила к брату с поручением шофера, кормилицу Томи и привратника Горо. Вероятно, муж позаботился и о том, чтобы в этот день не было гостей. (Без договоренности мы никого не принимаем.)
Оставалось заняться часами, которые имелись в доме: настенными, настольными и наручными.
Настольных часов было несколько: в европейской гостиной, в кабинете маркиза, в моей спальне и в комнате Горо. Все часы механические, без подзаводки ходят восемь дней. За всеми, кроме тех, что находятся в спальне, следит Горо. Часы в спальне заводит муж или я. Однако мы часто забываем это делать, и они нередко стоят.
В японской гостиной и столовой есть настольные часы, да еще настенные висят на кухне. Служанки смотрят за всеми этими часами. Но неаккуратно, и потому одни всегда спешат, другие отстают. На месте мужа я бы с утра перевела стрелки этих часов — одни на 15, другие на 20 минут назад.
Внимательнее всех за временем следит Горо, поэтому на его часах в течение дня надо было бы понемногу переводить стрелки назад.
Далее, часы наручные: мужа (естественно, нет проблем), мои и Такэхико Сёдзи.
Свои часы я всегда оставляла на столе, с ними можно делать все, что угодно. Труднее всего справиться с часами Такэхико. И что удивительно (?), они с утра вообще не ходили. Потом я узнала, что Сёдзи весь день этому удивлялся и на следующий день сдал их в ремонт. Думаю, мук «потрудился» над ними, когда Сёдзи принимал ванну.
Обратные манипуляции с часами можно было проделать перед сном.
Таким образом, на несколько часов создать в доме «параллельное» время оказалось для мужа делом пустяковым.
Ну вот. Два убийства — Химэды и Муракоси — перестали для меня быть загадкой. Теперь надо разобраться со смертью художника Сануки.
Собственно говоря, ничего загадочного тут нет. Вероятно, потому, что у преступника не было времени подготовить красивый трюк.
Можно выдвинуть две версии. По одной — Сануки сбросил с моста Сэндзю шантажируемый мужем Муракоси. Мне, однако, она кажется сомнительной. Более склоняюсь ко второй: это сделал сам маркиз. От Муракоси он наверняка слышал достаточно много о его земляке-художнике, не исключено, что встречался с ним лично. Он либо заранее уговорил Сануки прийти к мосту Сэндзю, либо знал, что Сануки обязательно будет там вечером. А как же алиби?
Я вспоминаю, что шофер в тот день жаловался на боли в желудке и муж с утра сел за руль сам. Вообще он хорошо водит машину и любит ездить.
12 декабря вечером он присутствовал на банкете в Янагибаси, вернулся домой в полночь. Изучая карту, я убедилась, что расстояние между Янагибаси и Сэндзю совсем небольшое, его можно преодолеть на машине за 15 — 20 минут. Часа вполне достаточно, чтобы заехать в Сэндзю, ликвидировать ставшего ненужным соучастника преступлений.
… Вот и все, что я могу доверить своему дневнику.
Очень устала. Начала писать наутро после визита к нам Акэти, то есть 17-го утром, с небольшими перерывами писала до сих пор, а сейчас 9 часов вечера 18 декабря. За два дня исписала страницы, рассчитанные на пятьдесят дней! Повезло, что в эти дни мужа почти не было дома, никто не мешал.
… Страшное у меня ощущение: будто писала не я, а моей рукой водило Провидение, Великий Дух-разоблачитель…
Нет, откладывать ручку в сторону еще рано. Во многом хочу разобраться.
Почему я, разоблачив чудовищные преступления мужа, не испытываю к нему ни страха, ни ненависти? Наоборот, восхищаюсь его дерзким умом, железной волей и даже детским стремлением к красивости? Убит человек, которого я любила (и сейчас люблю), а я не горю гневом. Отчего так?
Да, я нисколько не злюсь, не страдаю от этой потери. Может быть, мне неведомо то, что в мире именуют настоящей любовью? Может быть, я отличаюсь от других способностью одновременно любить многих? Нет, пожалуй, по-настоящему, высшей любовью, я сегодня люблю только мужа; а в молодых любила только их тела.
Вернусь, однако, к преступлениям маркиза.
Не считаю нужным сообщать о них кому бы то ни было. Останусь на стороне мужа до конца. Максимум усилий приложу, чтобы утаить правду. Почему? Опять же потому, что мужа, который к своим зловещим целям шел так целеустремленно, настойчиво и красиво, люблю, пожалуй, еще сильнее.
Странный настрой души? Да, очень. Сама поражена этой безумной странностью.
Хорошо осознаю, несколько опасно доверять свои мысли даже дневнику, пусть и закрывающемуся на ключ. Не допущу, чтобы кто-нибудь попытался раскрыть его; сожгу до того.
Хочется писать еще и еще, но не могу. На пальце образовалась мозоль, больно держать ручку. Все на сегодня.
Первое и очевидное предположение: смерть Муракоси — звено одной цепи, и убийца тот же — Ёсиаки Огавара, мой муж. Неизменен и мотив — месть. И опять я тому причиной. Но нельзя сбрасывать со счетов еще одно обстоятельство: Муракоси был вовлечен в убийство, полиция установила за ним слежку.
Однако при чем тут белое перо, которое нашли после убийства на груди М.? Кстати, невыясненным осталось, зачем убийцы присылали их Химэде. Первое, что приходит на ум, — желание убийцы запутать следствие, представить обе смерти как злодеяние некоего тайного общества. Но я хорошо знаю своего мужа, знаю его артистическую натуру и потому склоняюсь к другому: эта деталь — некий изыск, дополнительный штрих к красивому трюку.
Итак, Муракоси. Выстрел раздался ровно в 9 часов вечера. Муж в это время вместе со мной и Сёдзи находился в гостиной. В двух местах одновременно он присутствовать не может. В случае с Химэдой ему удалось преодолеть пространственный барьер — на расстоянии наблюдать собственное преступление. Может быть, тут он…
Когда я стала формулировать этот вопрос, неожиданно возник образ кожаного чемоданчика или ящичка. Я перебрала различные варианты, мелькнула смутная догадка. Убедившись, что муж крепко спит, я выскочила из кровати и стремглав помчалась в гостиную, к шкафу, в котором стоял магнитофон. Много лет назад мы купили обитый кожей переносной американский магнитофон. Первое время часто включали его, а последние года два вообще к нему не прикасались. Я включила свет и осмотрела его. Точно! Им совсем недавно пользовались! Под магнитофоном четко выделялся не тронутый пылью четырехугольник, но магнитофон был на несколько сантиметров сдвинут! И на крышке не было пыли!
Мне стало все ясно. Значит, и этот свой трюк Огавара строил на преодолении временного барьера.
Я вернулась в постель и продолжала думать, попыталась мысленно восстановить ход событий.
В тот день муж вернулся домой часов в пять, принял ванну. Потом мы вместе ужинали. С семи вечера он занимался бумагами в своем кабинете. Один раз я приносила ему чай; все остальное время читала у себя в комнате. В его распоряжении было достаточно много времени. Была и возможность незамеченным выйти из дома. Не через дверь (его бы увидели), а в окно своего кабинета. Что он, вероятно, и сделал, приготовив заранее обувь и, возможно, надев те самые серые пальто и шляпу, нацепив усы и темные очки. Со двора из предосторожности вышел через запасную калитку. Затем поймал такси и направился к дому Муракоси. Конечно же, взял с собой магнитофон.
Но главную роль в этом действе играл пистолет. Я вполне могу допустить, что муж приказал Муракоси достать пистолет. Вот тут-то снова пригодился прохвост Сануки, который по просьбе М. купил его на своей излюбленной толкучке. Что муж говорил Муракоси о пистолете? Как объяснял его необходимость? Не могу представить этого. Но уверена, что в муже хватило коварства убедить человека купить пистолет, для того чтобы им этого человека умертвить. С другой стороны, не могу в связи с этим сдержать восхищение хитроумием и твердостью маркиза.
Но пойдем дальше. Муж приехал к Муракоси. Надо было попасть в квартиру. Скорее всего, муж вошел туда через окно.
Однажды я приезжала к М. на квартиру и обратила внимание на то, что окна его комнаты выходят в глухой дворик, заканчивающийся стеной соседнего дома. На этой стороне нет ни дверей, ни других окон, поэтому (я тогда еще отметила это) можно легко попасть в комнату Муракоси без опасения быть случайно кем-то замеченным.
М. переехал сюда в начале декабря. Интересно, случайна ли смена квартиры? Или же переселение Муракоси в квартиру, куда легко можно проникнуть, было частью замысла преступника? Скорее всего, второе. (Как тщательно, как кропотливо Огавара готовил свои преступления!!)
Включу воображение, интуицию, разум и попробую воссоздать тот час.
Огавара приблизился к окну и тихо постучал. Соучастник первого убийства не посмел отказать неожиданному визитеру и впустил его в окно.
Затем Огавара подключает магнитофон напрямую к радиосети и говорит недоумевающему Муракоси примерно следующее:
— Уф! Еле успел. Сейчас по радио будет играть Дзюсабуро Сакагучи, прекрасный скрипач. Давайте послушаем вместе. Одновременно запишу концерт на пленку. Не удивляйтесь, что я пришел с магнитофоном к вам, хотя мог записать и дома. Потом поймете, почему мне так надо.
Оба молча слушали радио. Вполне возможно, до Муракоси начинал доходить смысл происходящего. Интересно, было ли ему страшно? Наверное, да. Наверное, чувствовал себя как лягушка перед змеею. Даже передавая Огаваре пистолет, не верил до конца, что сейчас произойдет ужасное. Во всяком случае, звать на помощь не стал.
Но вот концерт закончился. Ровно в 21 час прозвучал сигнал точного времени, и в этот миг маркиз неожиданно схватил пистолет и в упор убил Муракоси. Причем сделал это так профессионально, что тот не успел и вскрикнуть.
Как вел себя мой любимый муж дальше? Вероятно, протер пистолет, чтобы не оставить отпечатков пальцев, приложил к нему руку Муракоси (наоборот, чтобы оставить отпечатки его пальцев и таким образом инсценировать самоубийство), положил пистолет рядом с трупом и про белое перо не забыл.
Далее, прихватив магнитофон, направился к окну, просунул сквозь почти невидимое отверстие медную проволоку, согнув ее на запоре, чтобы затем, снаружи уже, дернув проволоку, захлопнуть окно.
Все действия от выхода из дому до возвращения, включая слушание концерта, занимают, по моим подсчетам, минут сорок.
Мне удалось составить вот такую табличку (черновики сразу же сожгла).
= Вернулся домой = Ванна, ужин = В кабинете = Чай = Из дома
Истинное время = 17.00 = 17.00 — 19.45 = 19.45 — 20.15 = 20.15 = 20.20
Ложное время = 17.00 = 17.00 — 19.00 = 19.00 — 19.30 = 19.30 = 19.35
У Муракоси = Доп. [6] время = Радио у М. = Домой от М. = Доп. время = Радио дома
20.35 = 5 мин. = 20.40 — 21.00 = 21.15 = 10 мин. = 21.25 — 21.45
19.50 = 5 мин. = 19.55 — 20.15 = 20.30 = 10 мин. = 20.40 — 21.00
Таким образом, моему мужу удалось «одновременно» в 21.00 убить человека и находиться в кругу домашних. Потрясающий трюк!
Но чтобы создать «параллельное» время, надо было «устранить» истинное. Иначе говоря, сделать что-то со всеми часами и радиоприемниками в доме.
К счастью для него, радио в нашем доме почти никто не слушает. Служанки только иногда включают его в японской гостиной. Но в этот день оно оказалось испорченным; мастер исправил приемник лишь утром следующего дня. Второй радиоприемник находился в европейской гостиной. Я практически к нему не прикасаюсь, другие тем более, и муж это хорошо знает. Он сам «включил» его, когда мы устроились слушать концерт.
Но прежде ему надо было поместить около радиоприемника магнитофон. Это трудности не представляло, поскольку места на полке было достаточно и альбомы загораживали его. Муж прекрасно ориентируется в гостиной, мог все сделать в темноте и бесшумно. А сделать надо было немного: выключить у приемника звук и приготовить к включению запись. Когда мы собрались в гостиной, Огавара выключил верхний свет, оставив включенным торшер, и это было естественно — в полумраке приятнее слушать музыку. Затем повернулся к нам спиной и спокойно включил магнитофон. Зеленая лампочка радиоприемника горела, звуки музыки лились, а на качество звучания, если оно и было чуть хуже должного, никто не обратил внимания.
Итак, небольшой концерт закончился, муж выключил радио (на самом деле и магнитофон тоже), и мы разошлись по комнатам. Оставалось только поставить магнитофон на обычное место, что он, видимо, сразу и сделал. Но тут допустил оплошность: сдвинул магнитофон на несколько сантиметров от прежнего, не тронутого пылью места.
Так получилось, думаю, из-за того, что все это он делал в темноте.
Так что по части радио все было решено просто. А как же он поступил с часами? Их в доме много. Что бы сделала я на его месте?
Задача состояла в том, чтобы «сдвинуть» время на сорок минут.
Прежде всего следует заметить, что звуковых сигналов извне, указывающих на время, в доме не слышно. Надо было, далее, свести к минимуму уходы-приходы домочадцев, чтобы не выявились «безобразия» со временем. Так уж повелось, что часам к пяти вечера, если нет особой необходимости, живущая отдельно обслуга возвращается домой; те, кто живет в особняке, не появляются в европейской части дома. Невзначай и я помогла мужу: отправила к брату с поручением шофера, кормилицу Томи и привратника Горо. Вероятно, муж позаботился и о том, чтобы в этот день не было гостей. (Без договоренности мы никого не принимаем.)
Оставалось заняться часами, которые имелись в доме: настенными, настольными и наручными.
Настольных часов было несколько: в европейской гостиной, в кабинете маркиза, в моей спальне и в комнате Горо. Все часы механические, без подзаводки ходят восемь дней. За всеми, кроме тех, что находятся в спальне, следит Горо. Часы в спальне заводит муж или я. Однако мы часто забываем это делать, и они нередко стоят.
В японской гостиной и столовой есть настольные часы, да еще настенные висят на кухне. Служанки смотрят за всеми этими часами. Но неаккуратно, и потому одни всегда спешат, другие отстают. На месте мужа я бы с утра перевела стрелки этих часов — одни на 15, другие на 20 минут назад.
Внимательнее всех за временем следит Горо, поэтому на его часах в течение дня надо было бы понемногу переводить стрелки назад.
Далее, часы наручные: мужа (естественно, нет проблем), мои и Такэхико Сёдзи.
Свои часы я всегда оставляла на столе, с ними можно делать все, что угодно. Труднее всего справиться с часами Такэхико. И что удивительно (?), они с утра вообще не ходили. Потом я узнала, что Сёдзи весь день этому удивлялся и на следующий день сдал их в ремонт. Думаю, мук «потрудился» над ними, когда Сёдзи принимал ванну.
Обратные манипуляции с часами можно было проделать перед сном.
Таким образом, на несколько часов создать в доме «параллельное» время оказалось для мужа делом пустяковым.
Ну вот. Два убийства — Химэды и Муракоси — перестали для меня быть загадкой. Теперь надо разобраться со смертью художника Сануки.
Собственно говоря, ничего загадочного тут нет. Вероятно, потому, что у преступника не было времени подготовить красивый трюк.
Можно выдвинуть две версии. По одной — Сануки сбросил с моста Сэндзю шантажируемый мужем Муракоси. Мне, однако, она кажется сомнительной. Более склоняюсь ко второй: это сделал сам маркиз. От Муракоси он наверняка слышал достаточно много о его земляке-художнике, не исключено, что встречался с ним лично. Он либо заранее уговорил Сануки прийти к мосту Сэндзю, либо знал, что Сануки обязательно будет там вечером. А как же алиби?
Я вспоминаю, что шофер в тот день жаловался на боли в желудке и муж с утра сел за руль сам. Вообще он хорошо водит машину и любит ездить.
12 декабря вечером он присутствовал на банкете в Янагибаси, вернулся домой в полночь. Изучая карту, я убедилась, что расстояние между Янагибаси и Сэндзю совсем небольшое, его можно преодолеть на машине за 15 — 20 минут. Часа вполне достаточно, чтобы заехать в Сэндзю, ликвидировать ставшего ненужным соучастника преступлений.
… Вот и все, что я могу доверить своему дневнику.
Очень устала. Начала писать наутро после визита к нам Акэти, то есть 17-го утром, с небольшими перерывами писала до сих пор, а сейчас 9 часов вечера 18 декабря. За два дня исписала страницы, рассчитанные на пятьдесят дней! Повезло, что в эти дни мужа почти не было дома, никто не мешал.
… Страшное у меня ощущение: будто писала не я, а моей рукой водило Провидение, Великий Дух-разоблачитель…
Нет, откладывать ручку в сторону еще рано. Во многом хочу разобраться.
Почему я, разоблачив чудовищные преступления мужа, не испытываю к нему ни страха, ни ненависти? Наоборот, восхищаюсь его дерзким умом, железной волей и даже детским стремлением к красивости? Убит человек, которого я любила (и сейчас люблю), а я не горю гневом. Отчего так?
Да, я нисколько не злюсь, не страдаю от этой потери. Может быть, мне неведомо то, что в мире именуют настоящей любовью? Может быть, я отличаюсь от других способностью одновременно любить многих? Нет, пожалуй, по-настоящему, высшей любовью, я сегодня люблю только мужа; а в молодых любила только их тела.
Вернусь, однако, к преступлениям маркиза.
Не считаю нужным сообщать о них кому бы то ни было. Останусь на стороне мужа до конца. Максимум усилий приложу, чтобы утаить правду. Почему? Опять же потому, что мужа, который к своим зловещим целям шел так целеустремленно, настойчиво и красиво, люблю, пожалуй, еще сильнее.
Странный настрой души? Да, очень. Сама поражена этой безумной странностью.
Хорошо осознаю, несколько опасно доверять свои мысли даже дневнику, пусть и закрывающемуся на ключ. Не допущу, чтобы кто-нибудь попытался раскрыть его; сожгу до того.
Хочется писать еще и еще, но не могу. На пальце образовалась мозоль, больно держать ручку. Все на сегодня.
На пустыре
Глухое отчаяние испытывал Такэхико, пока читал эти страшные записи. Какое-то время сидел не шелохнувшись, в тупой прострации. И только одна мысль с вялой назойливостью мучила его: что же делать? Что же делать?
Более всего его страшила встреча с Юмико. Но это неизбежно состоится сегодня вечером, за ужином. И с Юмико, и с Ёсиаки Огаварой придется сидеть за одним столом, придется обмениваться какими-то репликами…
Такэхико очень хотел избежать этого. Сказал привратнику Горо, что у него есть личные дела, и, завернув дневник в несколько газет, вышел с ним на улицу. Бесцельно долго бродил вокруг дома. Смеркалось. Ноги сами понесли его к парку Дзингу, и там по извилистым дорожкам он бродил час или два. Печально бледные шары редких фонарей, зловещие тени деревьев, пугающее безмолвие вызывали у него ощущение призрачности, ирреальности этого мира. Мысли, большей частью нелепые, теснились в голове, и не было ни одной разумной. С одной стороны, ради самой Юмико, из уважения к своей любви, пусть, может быть, и прошедшей, следовало постараться все забыть. Но с другой стороны, существуют законы, мораль, правила человеческого общежития, и нельзя их игнорировать.
В конце концов Такэхико решил с кем-нибудь посоветоваться. На ум пришло имя Когоро Акэти. Знаменитый детектив по складу характера и образу деятельности уважал закон, но не был его рабом. Такэхико надеялся, что ум и душевные качества этого человека позволят найти оптимальный компромиссный вариант. Его сдерживало только то, что придется невольно приоткрыть перед детективом тайники своей души.
Поймав такси, Такэхико поехал к Акэти. Было уже 7.30 вечера.
К счастью, Акэти оказался дома и сразу принял гостя.
— Это дневник госпожи Огавары, — сказал Такэхико, протягивая сверток. — В нем есть записи чрезвычайной важности. Прочитайте, пожалуйста, вот отсюда до конца. — Он открыл дневник на странице «5 мая».
— Это займет время. Чтоб не скучать, полистайте пока те книги.
Такэхико пребывал в таком состоянии, что просматривать книги не мог; он внимательно следил за выражением лица Акэти, пока тот читал.
Между тем Акэти не отрывал глаз от дневника. Запустил правую руку в копну волос, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии, — Такэхико где-то читал об этом. Мягкое, улыбчивое лицо Акэти совершенно преобразилось: стало жестким, в глазах читались то удивление, то гнев, то ирония.
На чтение ушло полчаса, после чего кое-какие места Акэти переписал в свой блокнот. Захлопнув дневник, он повернулся к Такэхико, Лицо стало, как всегда, приветливым:
— Я вижу, замок сломан. Ты открывал его без ключа. И уж конечно, выкрал.
— Да, — покраснел Такэхико.
— Значит, так. Дневник надо положить на место. Откровенно говоря, не было необходимости выкрадывать его.
Такэхико болезненно воспринял это замечание, но не время было вдаваться в объяснения. Испорченный замок беспокоил его больше.
И, как бы читая его мысли, Акэти сказал:
— Замок покорежен, но все на месте, привести его в полный порядок можно. Посмотри, как я это сделаю.
Акэти вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с небольшим ящичком, в котором находились пилки, молоточек, наковальня, сверла, кусачки и прочие инструменты, необходимые ювелиру.
Тонкие пальцы детектива двигались удивительно ловко. Постучал молоточком по пластинке — и она стала идеально гладкой. Так же быстро устранил и другие следы насилия над замочком.
— Конечно, если внимательно приглядеться, кое-что можно заметить. Но сработано не так уж плохо. — Акэти протянул Сёдзи дневник. — Аккуратно положи его на место.
— Понял. Вернуть… А дальше? — Вид у Такэхико был очень растерянный.
— А дальше постарайся забыть, что ты его читал. Тебе это будет непросто, но надо постараться. В остальном положись на меня. В полицию сообщать не буду, сам займусь этим делом. Обличения Юмико, конечно, очень интересны, но в них содержатся всего лишь предположения. А нужны явные доказательства, улики. У нас их нет. Придется добывать. Чувствую, меня ждут острые ощущения, коих я давненько не испытывал…
«Что он имеет в виду? Явно затевает какую-то авантюрную операцию», — подумал Такэхико.
— Значит, дневник возвращаю и делаю вид, будто ничего не знаю?
— Именно так. Постарайся хорошо сыграть. И продолжай как ни в чем не бывало встречаться с Юмико.
Такэхико снова покраснел.
Он вернулся домой в половине десятого. Дождался, когда супруги ушли отдыхать, и, прокравшись в комнату Юмико, положил дневник в ящик письменного стола.
Двадцатое декабря прошло спокойно.
Двадцать первого декабря Юмико заглянула в комнату Сёдзи, что само по себе было почти невероятно. Но у нее, видимо, не было другого выхода, учитывая, что Такэхико избегал даже случайной встречи.
Осторожно притворив дверь, она подошла к сидевшему за столом Такэхико и устремила на него пристальный взгляд.
«Нет, не могу устоять перед ее чарами. Она поразительно красива. Ее взгляд в буквальном смысле завораживает», — думал Такэхико, пока шел этот немой диалог.
Молчание нарушила Юмико:
— Маркиз сегодня вернется поздно. А мне хочется хоть раз встретиться с тобой в другом месте. — Ее голос звучал очень нежно.
Кроме нестерпимого желания любить ее, Такэхико испытывал сейчас острый приступ ревности.
«В другом месте — значит, в гостинице. А там она встречалась с. другими…» Такэхико все еще был под впечатлением прочитанного дневника.
— В пять часов вечера у станции Ичигая. Заеду за тобой на такси. Договорились?
Как тут не договориться!
Без пяти минут Такэхико стоял у входа на станцию и смотрел на проезжавшие машины.
Темнело, загорались огни.
Ровно в пять перед ним остановилась машина, дверца открылась, оттуда выглянула Юмико и жестом позвала юношу.
В машине радостный Такэхико оглядел любимую и мысленно отметил, что она в обычном своем платье, прическу и лицо тоже не изменила.
Он крепко сжал ее руку и спросил:
— Куда едем?
— Скоро узнаешь. Там замечательно.
Проехали немного, и машина остановилась в пустынном безлюдном месте. Вышли из нее. Юмико отпустила такси. С одной стороны дороги тянулась живая изгородь большой усадьбы, с другой было огромное, заросшее сорной травой поле. В середине его Такэхико разглядел остатки кирпичного строения.
— Иди за мной, — сказала Юмико и ступила на траву.
Уже совсем стемнело. Ходить по жухлой траве в темноте было не очень приятно.
«Куда она ведет меня?» — не без тревоги подумал Такэхико.
— Видишь те кирпичи? Рядом с ними блиндаж. Недавно бродила здесь и обнаружила его.
«Откуда в таком милом существе столько авантюризма? Она что, постоянно бродит по Токио в поисках самых невероятных мест для свиданий?» — удивлялся Такэхико.
В середине поля перед ними неожиданно открылась большая черная дыра.
Более всего его страшила встреча с Юмико. Но это неизбежно состоится сегодня вечером, за ужином. И с Юмико, и с Ёсиаки Огаварой придется сидеть за одним столом, придется обмениваться какими-то репликами…
Такэхико очень хотел избежать этого. Сказал привратнику Горо, что у него есть личные дела, и, завернув дневник в несколько газет, вышел с ним на улицу. Бесцельно долго бродил вокруг дома. Смеркалось. Ноги сами понесли его к парку Дзингу, и там по извилистым дорожкам он бродил час или два. Печально бледные шары редких фонарей, зловещие тени деревьев, пугающее безмолвие вызывали у него ощущение призрачности, ирреальности этого мира. Мысли, большей частью нелепые, теснились в голове, и не было ни одной разумной. С одной стороны, ради самой Юмико, из уважения к своей любви, пусть, может быть, и прошедшей, следовало постараться все забыть. Но с другой стороны, существуют законы, мораль, правила человеческого общежития, и нельзя их игнорировать.
В конце концов Такэхико решил с кем-нибудь посоветоваться. На ум пришло имя Когоро Акэти. Знаменитый детектив по складу характера и образу деятельности уважал закон, но не был его рабом. Такэхико надеялся, что ум и душевные качества этого человека позволят найти оптимальный компромиссный вариант. Его сдерживало только то, что придется невольно приоткрыть перед детективом тайники своей души.
Поймав такси, Такэхико поехал к Акэти. Было уже 7.30 вечера.
К счастью, Акэти оказался дома и сразу принял гостя.
— Это дневник госпожи Огавары, — сказал Такэхико, протягивая сверток. — В нем есть записи чрезвычайной важности. Прочитайте, пожалуйста, вот отсюда до конца. — Он открыл дневник на странице «5 мая».
— Это займет время. Чтоб не скучать, полистайте пока те книги.
Такэхико пребывал в таком состоянии, что просматривать книги не мог; он внимательно следил за выражением лица Акэти, пока тот читал.
Между тем Акэти не отрывал глаз от дневника. Запустил правую руку в копну волос, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии, — Такэхико где-то читал об этом. Мягкое, улыбчивое лицо Акэти совершенно преобразилось: стало жестким, в глазах читались то удивление, то гнев, то ирония.
На чтение ушло полчаса, после чего кое-какие места Акэти переписал в свой блокнот. Захлопнув дневник, он повернулся к Такэхико, Лицо стало, как всегда, приветливым:
— Я вижу, замок сломан. Ты открывал его без ключа. И уж конечно, выкрал.
— Да, — покраснел Такэхико.
— Значит, так. Дневник надо положить на место. Откровенно говоря, не было необходимости выкрадывать его.
Такэхико болезненно воспринял это замечание, но не время было вдаваться в объяснения. Испорченный замок беспокоил его больше.
И, как бы читая его мысли, Акэти сказал:
— Замок покорежен, но все на месте, привести его в полный порядок можно. Посмотри, как я это сделаю.
Акэти вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с небольшим ящичком, в котором находились пилки, молоточек, наковальня, сверла, кусачки и прочие инструменты, необходимые ювелиру.
Тонкие пальцы детектива двигались удивительно ловко. Постучал молоточком по пластинке — и она стала идеально гладкой. Так же быстро устранил и другие следы насилия над замочком.
— Конечно, если внимательно приглядеться, кое-что можно заметить. Но сработано не так уж плохо. — Акэти протянул Сёдзи дневник. — Аккуратно положи его на место.
— Понял. Вернуть… А дальше? — Вид у Такэхико был очень растерянный.
— А дальше постарайся забыть, что ты его читал. Тебе это будет непросто, но надо постараться. В остальном положись на меня. В полицию сообщать не буду, сам займусь этим делом. Обличения Юмико, конечно, очень интересны, но в них содержатся всего лишь предположения. А нужны явные доказательства, улики. У нас их нет. Придется добывать. Чувствую, меня ждут острые ощущения, коих я давненько не испытывал…
«Что он имеет в виду? Явно затевает какую-то авантюрную операцию», — подумал Такэхико.
— Значит, дневник возвращаю и делаю вид, будто ничего не знаю?
— Именно так. Постарайся хорошо сыграть. И продолжай как ни в чем не бывало встречаться с Юмико.
Такэхико снова покраснел.
* * *
Он вернулся домой в половине десятого. Дождался, когда супруги ушли отдыхать, и, прокравшись в комнату Юмико, положил дневник в ящик письменного стола.
* * *
Двадцатое декабря прошло спокойно.
Двадцать первого декабря Юмико заглянула в комнату Сёдзи, что само по себе было почти невероятно. Но у нее, видимо, не было другого выхода, учитывая, что Такэхико избегал даже случайной встречи.
Осторожно притворив дверь, она подошла к сидевшему за столом Такэхико и устремила на него пристальный взгляд.
«Нет, не могу устоять перед ее чарами. Она поразительно красива. Ее взгляд в буквальном смысле завораживает», — думал Такэхико, пока шел этот немой диалог.
Молчание нарушила Юмико:
— Маркиз сегодня вернется поздно. А мне хочется хоть раз встретиться с тобой в другом месте. — Ее голос звучал очень нежно.
Кроме нестерпимого желания любить ее, Такэхико испытывал сейчас острый приступ ревности.
«В другом месте — значит, в гостинице. А там она встречалась с. другими…» Такэхико все еще был под впечатлением прочитанного дневника.
— В пять часов вечера у станции Ичигая. Заеду за тобой на такси. Договорились?
Как тут не договориться!
* * *
Без пяти минут Такэхико стоял у входа на станцию и смотрел на проезжавшие машины.
Темнело, загорались огни.
Ровно в пять перед ним остановилась машина, дверца открылась, оттуда выглянула Юмико и жестом позвала юношу.
В машине радостный Такэхико оглядел любимую и мысленно отметил, что она в обычном своем платье, прическу и лицо тоже не изменила.
Он крепко сжал ее руку и спросил:
— Куда едем?
— Скоро узнаешь. Там замечательно.
Проехали немного, и машина остановилась в пустынном безлюдном месте. Вышли из нее. Юмико отпустила такси. С одной стороны дороги тянулась живая изгородь большой усадьбы, с другой было огромное, заросшее сорной травой поле. В середине его Такэхико разглядел остатки кирпичного строения.
— Иди за мной, — сказала Юмико и ступила на траву.
Уже совсем стемнело. Ходить по жухлой траве в темноте было не очень приятно.
«Куда она ведет меня?» — не без тревоги подумал Такэхико.
— Видишь те кирпичи? Рядом с ними блиндаж. Недавно бродила здесь и обнаружила его.
«Откуда в таком милом существе столько авантюризма? Она что, постоянно бродит по Токио в поисках самых невероятных мест для свиданий?» — удивлялся Такэхико.
В середине поля перед ними неожиданно открылась большая черная дыра.