Рапопорт Виталий. Как и почему

   - Любых врачей?
   - Так точно. Но посмотрим на положение верхушки МГБ. Когда Сталин устроил сцену Игнатьеву, он пригрозил его отправить туда же, где Абакумов. Министр и Рюмин спешно рапортовали про свои ударные достижения: 1) возобновлено следствие по делу членов ЕАК, 2) закончен суд по делу молодежной организации СДР, 3) получены новые факты относительно врачей-вредителей. Это последнее было не ахти что, но все-таки лучше, чем ничего. В июле 51 года Рюмин арестовал врача Софью Карпай, еврейку по национальности, которая до 1950-го заведовала Кабинетом функциональной диагностики в Кремлевской больнице.
   - Что это такое?
   - Кардиограммы, насколько я понимаю. Взяли ее, чтобы получить компромат на врачей, лечивших Щербакова и Жданова. Оба померли скоропостижно, 44 и 52 лет соответственно, следовательно, можно подозревать вредительство. Вдобавок состояли в свойстве: Жданов был женат на сестре Щербакова. Карпай упорствовала, следователь начал копаться в ее прошлом. Для начала ее обвинили в смерти Калинина. Карпай отбивалась: я была его лечащим врачом в 1940-42, а опухоль, от которой он умер, обнаружили только в 44-ом. И хотя Карпай отказывалась подписывать фальсифицированные протоколы, все же в процессе допросов выяснилось, что, будучи под ее наблюдением, всесоюзный староста жаловался на боли в кишечнике. Она хотела провести тщательное всестороннее обследование, но Виноградов, главный терапевт Кремлевки, прописал клизмы, порошки и диету. Рюмин навострил уши: Виноградов, лечащий врач Сталина, ездил с ним в Тегеран, пользовал также других членов Политбюро. Карпай отошла на второй план, в официальное дело ее не включили, так и просидела до смерти Сталина. Тем временем Абакумов и арестованные с ним чекисты были из прокуратуры переданы в МГБ. Коллеги церемониями не утруждались. Один из сидевших тогда, чудом уцелевший, потом рассказывал, как от него требовали описать распределение портфелей в правительстве Абакумова. Этот человек, полковник, фамилию назвать не могу, отказался. Тогда Коняхин, только что переведенный в МГБ из ЦК, отослал его в 65-ый кабинет, где трое исполнителей под руководством начальника Внутренней тюрьмы Миронова обработали его до беспамятства и выпадения прямой кишки. Коняхин, кстати, занял место изувера Комарова.
   - Может это место такое, а человек не виноват?
   - Очень может быть. Имеется также и письменное свидетельство, принадлежащее Абакумову.
   - Неужели успел мемуары написать?
   - Это письмо от 22 апреля 52-го года, адресованное Маленкову и Берии, двоим сразу.
   - Как же Рюмин его пропустил?
   - Судьба Абакумова еще была под вопросом, в любую минуту кто-то мог появиться на его допросе, тот же Маленков. Письмо крайне красноречивое, дает представление, как обращались с подследственными, хоть ты и бывший главный чекист. Слушайте: "На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол... Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), провел восемь суток. Установка включилась, холод в это время усиливался. Я много раз... впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал - был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг, 23 марта это чуть не кончилось смертью - меня чудом отходили и положили в санчасть, вспрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой".
   - Неужели он действительно про это не знал раньше?
   - Сомневаюсь. Он мог не знать только в одном случае. Если не хотел про это знать. Этингера держали в подобной камере, может, в той же самой. Все равно Абакумов отказывался давать показания. В апреле Лихачев вдруг "вспомнил", что Этингер в присутствии Абакумова и его сознался в намерении сократить жизнь Щербакову. Рюмин навалился на еле живого Абакумова, чтобы тот подтвердил - ничего подобного. 22 июля устроили очную ставку Лихачева и Абакумова, но ничего не добились. Положение Рюмина становилось незавидным. Связь еврейских врачей с Абакумовым все еще не была доказана, даже по стандартам МГБ. Сталин ждал политических разоблачений, а их все не было. Не знаю, понимал ли это руководители МГБ. Пока что Игнатьев с Рюминым решили в помощь следствию привлечь группу врачей, из тех, кто тайно сотрудничал с МГБ. Цель - подтвердить показания Лихачева и вообще представить научные доказательства медицинской диверсии. Так 24 июля на Лубянке появилась Лидия Федосеевна Тимашук. Поначалу ее расспрашивали про Щербакова и ничего определенного не добились. 11 августа ее вызвали снова, на этот раз для экспертизы по поводу лечения Жданова. Здесь следователя Елисеева подстерегала неожиданная удача. Тимашук, ветеран Кремлевки с 25-летним стажем, выразила возмущение: я относительного неправильного лечения т. Жданова сигнализировала 4 года назад, но никто не обратил внимания. Кстати, расхожее представление о Тимашук как о провокаторе неправильное. Она до сих пор доказывает, что это не так.
   - Да разве она жива?
   - Вы, бьюсь об заклад, уверены, что ее грузовик сбил. Так все думают, но сие миф. Она жива, находится на заслуженном отдыхе.
   - Вот тебе и раз! Откуда же взялся слух?
   - Логически напрашивается исход, когда неугодного человека убирают без лишнего шума. Как Михоэлса. Когда действительность другая поверить трудно. В этом месте нам придется дать задний ход, и вот почему. Рассказ мой построен хронологически, насколько это возможно. Второй визит Тимашук состоялся 11 августа 1952 года. На следующий день расстреляли 13 членов ЕАК, а я ни слова не сказал про суд.
   Глава 12: суд долгий и неправый
   - Как вы помните, Игнатьев приказал возобновить следствие в январе 52-го. По причине отсутствие в деле документальных доказательств. Заявление в высшей степени странное.
   - Я не вижу в этом ничего странного. Следователь должен получить доказательства вины...
   - Может, так на лекциях говорят, но в практике чекистской работы стержень был признания арестованных. Большевики всегда презирали юридическую казуистику: если знаешь, кто враг, доказательства приложатся. Вышинский провозгласил признание обвиняемого необходимым и достаточным доказательством. Это стало юридической нормой. Во всех показательных процессах документами не пахнет, одни оговоры или самооговоры. Первый вариант: Иванов, на какую разведку работал Петров? - На такую-то. -Петров, вы подтверждаете показание Иванова? - Подтверждаю. Второй: Я должен облегчить свою совесть, я долго скрывал, что был агентом такой-то разведки. Эти нехитрые сценарии разыгрывались снова и снова, других доказательств никто не спрашивал. Тысячи евреев получили приговоры как германские шпионы никто не удивлялся. Почему это вдруг Игнатьеву документы потребовались, как выдумаете?
   - Вам лучше знать.
   - Я тоже не знаю, но что-то с делом ЕАК было неладно, высказывание Игнатьева это отражает. Придется делать предположения. Во-первых, международная реакция, неизбежные обвинения в антисемитизме. Во-вторых, в партии, несмотря на массовые исключения, все еще было много евреев, тысяч 150-200. Поэтому, наверно, показательный процесс ЕАК сочли политически нецелесообразным. Расправа задержалась года на два. Но это, повторяю, моя догадка, не научный факт. Похоже, что наверху сомневались, стоит ли доводить дело до приговора, и Маленков это потом подтвердил, косвенно. Судила членов КАК Военная коллегия Верховного Суда. Процесс начался 8 мая в здании клуба им. Дзержинского, т.е. на территории МГБ. Место было необычное для такого рода дел, раньше они проходили в здании Военной коллегии на ул. 25 Октября.
   - Где это такое?
   - Рядом с аптекой Феррейна. Расстояние пустяковое, но разница существенная: подсудимых в перерывах обрабатывали на Лубянке, в судейской комнате стояла аппаратура для подслушивания. Подсудимых было 15 человек; один, Брегман из Министерства госконтроля, скоро выбыл, потому что его поместили в санчасть. Относительно остальных МГБ заранее определило, что 13 будут расстреляны, а академик Лина Штерн получит тюремный срок и высылку. Соответствующие бумаги ушли в инстанцию. Возражений оттуда не последовало. Суд начался с накладки. Только Фефер и Теумин признали все обвинения; четверо, Лозовский, Маркиш, Шимелиович и Брегман, их полностью отвергли, остальные согласились с ними только частично. Дальше было не лучше. Председательствующий генерал-лейтенант Чепцов чувствовал себя неуютно. Давать вышку на основании таких дырявых обвинений ему не хотелось.
   - Он что, был последователь Толстого?
   - Он был тертый калач, в Военной коллегии прошел все ступени - от делопроизводителя до председателя. Отправил на тот свет множество людей, включая лиц еврейской национальности. В частности, в ноябре 50-го Военная коллегия приговорила к расстрелу 9 евреев с ЗИСа, а также журналистов Мириам Айзенштадт-Железнову и Самуила Персова.
   - Чем эти жертвы отличались от других?
   - Сказать трудно, он у меня на исповеди не был. Может, боялся, что, посылая на смерть антифашистский комитет, выглядит фашистом. В любом случае, то, в чем обвинялись подсудимые, по меркам Чепцова, выглядело смехотворно. Вот вам иллюстрация для сравнения. На бухаринском процессе нарком земледелия Михаил Чернов признался в том, что а) 10 лет был агентом германской разведки, б) занимался активным вредительством в сельском хозяйстве, например, в масло подкладывали битое стекло. Другие подсудимые выглядели не лучше. Что было здесь? Мелочевка. Артист Зускин ставил плохие пьесы, которые возбуждали у зрителей националистические чувства. Поэт Квитко "содействовал в сборе материалов об экономике СССР для отсылки их в США". Тот самый Квитко, стихи которого знал каждый советский ребенок: Климу Ворошилову письмо я написал, товарищ Ворошилов народный комиссар... Рюмин клялся и божился, что приговоры по делу ЕАК одобрены Политбюро. Чепцов не хотел ему верить на слово, опасался, чтобы при следующей перемене погоды его не обвинили в грубых нарушениях социалистической законности. Он сначала перенес некоторые заседания на свою территорию, а в начале июля и вовсе остановил процесс, послав дело на доследование. Шаг необычный, даже неслыханный. Чепцов пошел по кабинетам власть предержащих в поисках совета и поддержки. Список тех, к кому он обращался, длинный: генеральный прокурор Сафонов, председатель Верховного Суда Волин, Шкирятов из КПК, председатель Президиума Верховного Совета Шверник, секретарь ЦК Пономаренко, еще кто-то. Все только разводили руками: принять решение может один Маленков. Когда Чепцов вместе с Рюминым и Игнатьевым предстал перед Маленковым, реакция последнего была нервная: "Вы что, нас хотите на колени поставить перед этими преступниками? Приговор по этому делу апробирован народом, этим делом Политбюро занималось три раза. Выполняйте решение Политбюро!" Сия истерика подтверждает, что предмет был чувствительный, иначе зачем его обсуждать трижды. С 11 по 18 июля проходило вторичное слушание дела, где был вынесен заранее одобренный народом приговор: расстрел для всех, кроме Лины Штерн. Апелляции по таким делам не полагалось, все осужденные подали просьбы о помиловании в Верховный Совет, которые были отклонены. 12 августа их казнили. Дело это мутное и странное. Почему нужно было расстреливать интеллигентов, не занимавших серьезного положения? С другой стороны, раз уж за низ взялись, почему не провязали с врачами-вредителями? В 1953 Михоэлса задним числом упомянут в Сообщении ТАСС по делу врачей. Почему с этим так долго тянули, а потом завершили, не проведя следствия по обычным стандартам террора? Я подозреваю, что исход дела был связан с каким-то другим событием, этот мостик от нас скрыт, и мало что можно понять. Например, это только логическое предположение, Сталин мог заявить по поводу готовившегося съезда: что как его можно проводить, когда дела в МГБ накапливаются. Но это всего лишь гипотеза. Пересмотр дела началась вскоре после смерти Сталина. В июне 53 года выпустили академика Лину Штерн. В ноябре 55 года, еще до Двадцатого съезда, приговор по делу ЕАК был отменен, а все осужденные реабилитированы.
   - Почему приговор для Штерн был такой мягкий?
   - Она занималась проблемами долголетия. Возможно, поэтому Сталин решил ее сохранить, но это только слух.
   Глава 13: как умирал жданов
   Не успели покончить с Еврейским антифашистским комитетом, как на сцену, словно deus ex machina, выступила Лидия Федосеевна Тимашук, 1898 года рождения (Брест-Литовск), беспартийная, мать полька, отец украинец, унтер-офицер царской армии. В Лечебно-санаторном управлении Кремля (Лечсанупр, ЛСУК, Кремлевка) с 1926 года. Но прежде, чем перейти к ее исторической роли, нам придется возвратиться к событиям лета 48-го года. Кстати, какие у вас знания по биологии?
   - Самые рудиментарные.
   - У меня тоже, тем не менее, от генетики нам никуда не деться, от Лысенко и тому подобных материй. Они имеют прямое отношение к нашему предмету. Так что не обессудьте. До войны Лысенко, взгляды которого разделял Сталин, взял верх над Николаем Вавиловым. Последнего в 1940 посадили, через три года он умер. В 1945 его брат Сергей, физик, стал президентом Академии Наук. Генетики и вавиловцы, что, как мне объяснили не совсем одно и то же, малость воспрянули духом. Тем более, практические достижения у Лысенко отсутствовали. Весной 48-го года Дмитрий Шепилов, зам Агитпропа ЦК, решил повести атаку на Трофима Денисовича, спустив на него своего протеже Юрия Жданова, 29 лет, которого он только что продвинул на пост заведующего отделом науки ЦК. Шепилов был ловкий царедворец, пока не сломал себе шею.
   - До меня только сейчас дошло, что это тот самый, примкнувший к ним.
   - Совершенно верно. Заметьте, что нам с вами не обязательно разбираться в существе тогдашних споров. Мы только отмечаем, что Юрий Жданов, химик по образованию, выступил против Лысенко, в защиту идей Менделя, Вейсмана и Моргана. Это был, если память мне не изменяет, инструктивный доклад для обкомовских лекторов, место - Политехнический музей, время - 10 апреля. Юрий влез в это дело вопреки совету отца: Не связывайся с Лысенкой - он тебя с огурцом скрестит! Жданов-старший, начальник Шепилова, сам незадолго до этого лягнул Лысенко на Оргбюро, заметив, что руководство ВАСХНИЛ надо бы укрепить. Скорее всего, это был пробный шар, возможно также, что Сталин отозвался на эту критику неодобрительно, во всяком случае, Андрей Александрович больших никаких шагов в этом направлении не сделал. Лысенко немедленно пожаловался вождю, тот расценил доклад Юрия как акцию в поддержку формальных генетиков, которая шла в разрез с позицией ЦК (т.е. Сталина). В двадцатых числах мая 1948 г. состоялась встреча Сталина с Лысенко. Присутствовал также старший Жданов, молчал, мотал на ус, но было поздно. 31 мая и 1 июня было что-то вроде расширенного политбюро по поводу присуждения Сталинских премий. Там Сталин устроил Юрию разнос в присутствии отца, перед всем составом политбюро, на глазах у академических, совминовских и цековских чиновников: "Ю. Жданов поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко. Это неправильно... Лысенко - это Мичурин в агротехнике... Лысенко имеет недостатки и ошибки как ученый и человек, но ставить своей задачей уничтожить Лысенко как ученого - это лить воду на мельницу разных Жебраков". Профессор Жебрак был известный генетик, Сталин эту породу на дух не переносил. Главный удар, как все поняли, пришелся по старшему Жданову, который ни разу не был упомянут. Верный сталинец Андрей Александрович числился в близких друзьях вождя добрых лет двадцать. Здоровье его в это время было самое что ни на есть скверное: атеросклероз, ожирение, алкоголизм.
   - Вы шутите? Главный идеолог алкаш?
   - Жизнь у них была нелегкая: ответственность перед народом, перед историей. Вожди пили крепко, Джилас это отметил не без изумления. Жданов к этому времени стал сдавать. По распоряжению Сталина ему на Ближней даче за обедом наливали один лимонад. Дела покатились под гору. 1 июля Маленкова, опросом членов Центрального комитета, утвердили секретарем ЦК. В сочетании с недавним наскоком на Юрия это назначение показывало, что Жданов котируется у Сталина не так высоко, как прежде. 7 июля Юрий написал вождю покаянное письмо сугубо личного характера. 10 июля Андрей Жданов и Маленков направили Сталину проект сообщения "О положении в советской биологической науке", где действия Ю. Жданова квалифицировались как ошибочные. 13 июля еле живой Жданов уехал в отпуск на юг, там ему стало хуже. За год до этого он прошел курс неудачного лечения в Мацесте, но кремлевские врачи любили посылать своих пациентов к Черному морю. На этот раз Жданов быстро переместился на Валдай, где он вроде бы стабилизировался, пока 23 июля телефонный звонок Шепилова все не испортил. После этой беседы Жданов крайне возбудился, а к вечеру и вовсе свалился с тяжелейшим сердечным приступом. Про что был разговор, неизвестно, но я подозреваю биологические науки. У этой догадки имеются основания, потому что летом 1948 в Кремле много занимались биологией. Маленькое отступление. Вы знаете сущность разногласий между Лысенко и его противниками?
   - Очень смутно, что-то по поводу идеализма.
   - Придется этого коснуться. Вот сталинская цитата, которая неплохо объясняет сей предмет: "Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину". Лысенко утверждал, что изменения в живом организме, полученные под влиянием условий жизни, передаются по наследству. Генетики возражали, что такая передача невозможна в принципе, поскольку наследственная информация хранится в генах и хромосомах. Лысенко пытался подтвердить это опытами, которые не удавались, но он был изворотливый жулик, подтасовывал результаты и, главное, умел подводить марксистскую базу.
   - Но если экспериментальные доказательства отсутствовали, как же он сохранял свое положение?
   - А как алхимики могли продолжать свои старания на протяжении многих веков? Или изобретатели вечного двигателя? Цель была привлекательная. Сталин принял сторону Лысенко из политических соображений: если эти положения верны относительно растений, то их можно применить к людям. Тогда навыки строителей социализма, достигнутые с помощью пропаганды и террора, будут автоматически проявляться у следующего поколения советских людей. Это понятно?
   - В первый раз до меня дошел смысл этой борьбы с генетикой. В школе нам так не объясняли.
   - Ладно. Лысенко еще в 47-ом писал Сталину: "Метафизическое учение о живых телах - морганизм-менделизм, вейсманистский неодарвинизм -преподается во всех вузах, мичуринское же учение, советский дарвинизм, почти нигде не преподается. Прошу Вас, товарищ СТАЛИН, помочь этому хорошему, нужному для нашего сельского хозяйства делу". Сталин тогда ничего не сделал, сил было мало. Теперь он решил, что надо действовать. События развивались драматично. Директор Ботанического сада академик Цицин обратился к Сталину и Жданову с предложением устроить в ВАСХНИЛ публичное обсуждение несостоятельных концепций Лысенко. Пора, мол, окончательно разоблачить этого шарлатана. Цицин некогда был с Лысенко заодно, но после происшедшего у них конфликта сводил счеты. Сталин нашел идею полезной, но применил по-своему. Тогда в ВАСХНИЛ из-за репрессий оставалось всего 16 действительных членов. 15 июля Сталин постановлением Совмина добавил к ним сразу 35 - все лысенковцы. Прочитав в газете список новых академиков, Цицын слег с инфарктом. 23 июля Лысенко прислал Сталину текст своего доклада на предстоящей сессии ВАСХНИЛ, этот документ вождь внимательно прочел и отредактировал. Очень вероятно, что в тот же день он дал Шепилову конкретные указания по поводу сессии, о чем тот и сообщил своему шефу Жданову. Среди этих указаний одно было особенно примечательное: в день закрытия сессии опубликовать покаянное письмо Юрия, которое отправитель явно не предназначал для печати. Неудивительно, что Жданов свалился. Сессия ВАСХНИЛ прошла в атмосфере махрового мракобесия, очень в духе того времени, если вспомнить всесоюзные потуги доказать русский приоритет в каждой области знания. Морган, а особенно подозрительные для русского уха Вейсман и Мендель не могли устоять против нашего посконного Мичурина. Президент Белорусской академии генетик Антон Романович Жебрак, которому крепко всыпали на сессии, попал после этого на прием к Шепилову: "Вас, генетиков, спасли немцы. Если бы не война, мы вас уничтожили бы еще в 1941 году". Он имел в виду после ареста Николая Вавилова.
   - Позвольте, ведь это Шепилов начал травить Лысенко устами Юрия Жданова?
   - Он диалектику хорошо усвоил, держал нос по ветру. И потом, какая разница кого уничтожать? Жданов при смерти, довольно биологии, пора заняться медициной. 25 июля на Валдае больным занялась бригада из Кремлевки: начальник Егоров, главный терапевт Виноградов, профессор Василенко, заведующая кабинетом функциональной диагностики врач Карпай. Лечащий врач Майоров был тут же, ожидая заключения вельможных гостей. Оно было успокаивающим: острый приступ сердечной астмы, главная причина - застарелый кардиосклероз, опасности для жизни нет, продолжать назначенное ранее лечение. Страстный рыболов Майоров вернулся к своему любимому занятию, повседневное наблюдение вела медсестра. 7 августа у Жданова перестали снимать кардиограммы, 27-го грянул новый тяжелый приступ. На следующий день в санатории на Валдае появились те же московские светила за вычетом Карпай, бывшей в отпуске. Уже по прибытии Егоров решил снять ЭКГ, кардиограмму, на каковой предмет из Москвы самолетом доставили врача Тимашук.
   - Выходит, вся эта страшная история - результат случайности?
   - Не думаю. И вообще не торопитесь с выводами. Именитый диагноз был такой: функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни, рекомендации: увеличить подвижность, с 1 сентября разрешить поездки на машине, 9 сентября решить вопрос о поездке в Москву. Тимашук была другого мнения. Она на основании ЭКГ обнаружила у Жданова, я цитирую, "инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки". Егоров и Майоров дружно встали на дыбы. Они, я опять цитирую письмо Тимашук, "предложили мне переписать заключение, не указывая на "инфаркт миокарда", и писать осторожнее, так, как это сделала доктор Карпай на предыдущих ЭКГ". С этим Тимашук вернулась в Москву. Как назло, на следующий день, 29 августа, больному стало совсем худо, и ее вызвали снова.
   - Профессора, наконец, ей поверили?
   - Ничего подобного. Словами самой Тимашук: "29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный приступ, и я вторично была вызвана из Москвы. Но по распоряжению академика Виноградова и профессора Егорова ЭКГ 29.VIII, в день сердечного приступа, не была сделана, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность тов. Белова А.М.". Майор госбезопасности Белов был начальник личной охраны Жданова.