Райан Нэн. Буря в песках (Аромат розы)

   — Пекос — сказал он, покачивая седой головой и посмеиваясь, — ведь на самом деле ты грубый неотесанный ковбой — наездник. Как ты можешь ходить по городу разодетый, как пижон?
   Пекос прохладно парировал его слова:
   — Хоть я и есть неотесанный ковбой, но все же могу ходить одетым так, как мне нравится. — Он встал между женщинами, взял обеих под руки и галантно произнес:
   — Леди, у меня заказан стол, который ждет нас в столовой гостиницы. Могу я сопровождать вас на ужин?
   На следующее утро толпы людей запрудили улицы. Ковбои и владельцы ранчо озабоченно говорили о длительной засухе, превратившей огромные высокогорные пастбища в безжизненные пустыни, но Анжи мало обращала на это внимания. Ее гораздо больше интересовал бравый Пекос верхом на своем верном Диаболо, доказывающий свою доблесть и удаль ловкого наездника и человека, искусно бросающего лассо. У Анжи пересохло в горле, когда огромный молодой вол был выпущен со двора перед зданием суда, и Пекос помчался за ним, крутя лассо высоко над головой. Все это длилось две-три секунды, и вот его лассо обвилось вокруг холки животного. Анжи и остальные зрители свистели и кричали от возбуждения.
   За шоу последовало барбекю, и грязный, потный Пекос легкой иноходью подъехал к Анжи, чтобы спросить, как ей понравилось родео. Испытывая перед ним трепет за смелое представление, она старалась не показывать виду и сказала обычным тоном:
   — Это… интересно. Ваше выступление было … милым.
   — Милым? — он посмотрел на нее и скорчил гримасу. — Сегодня вечером будут танцы. Уложите стариков спать встретьтесь со мной.
   Глаза Анжи нервно скользили по толпе:
   — Разумеется, я не приду, у меня нет никакого желания…
   — Ты будешь там, — холодно заверил он ее и пошел прочь.
   После одиннадцати вечера Анжи, на цыпочках пробираясь в темноте, выскользнула из номера, который она делила с тетей Эмили. Тихо закрыв за собой дверь, она прокралась по крытому ковром холлу, боясь, что кто-нибудь ее заметит. И почувствовала облегчение только тогда, когда сбегала вниз по ступенькам отеля.
   Пробираясь сквозь толпу довольных танцоров и подвыпивших ковбоев, Анжи начала паниковать. Пекоса нигде не было видно, и мужчины окликали ее, приглашая ее на танец, стараясь приблизиться и обнять ее. Оказавшись в водовороте веселящихся людей, Анжи вскрикнула, когда пара сильных рук схватила ее сзади за тонкую талию. Через секунду какой-то мужчина крепко обнял ее и прижал к себе. Над ее головой подвыпивший сиплый голос Пекоса произнес:
   — Что тебя задержало?
   Анжи облегченно вздохнула и медленно повернулась к нему.
   — Я не умею танцевать, — сказала она, чувствуя себя глупой, взволнованной и счастливой одновременно.
   — До этого никому нет дела, — пробормотал он, обхватывая пальцами нежные запястья ее рук и ласково кладя их себе на плечи. Его руки скользнули вниз по ее бокам и остановились на мгновение на ее талии, затем обвили ее и медленно притянули к себе.
   Заиграла музыка, и Пекос закружился в танце. Анжи кружилась с ним. Без слов, лишь передвигая ногами, они танцевали. Анжи сцепила руки у него на шее и поднималась перед ним на носочках. Наклонившись к девушке, Пекос сильнее прижал ее маленькое тело к себе и услышал мягкий вздох, когда ее груди прижались к его твердой теплой груди. Затем он слегка приподнял ее, и его твердое бедро дразняще коснулось той сокровенной части ее тела, которая тут же начала мягко пульсировать от его близости.
   Испытывая чувство вины, Анжи закрыла глаза и старалась не думать о том, что правильно, а что — нет. Она бездумно плыла в руках Пекоса, забыв о толпе вокруг себя и о Баррете МакКлэйне, который в это время спал в отеле. Она не хотела думать ни о чем. Она хотела только чувствовать близость этого молодого мужчины.
   Когда высоко в темном небо взметнулся фейерверк, Анжи теснее прижалась к Пекосу и ощутила, что ее как будто взрывает что-то изнутри. Она была уверена, что и Пекос чувствует та же самое. Он снова приподнял ее, и она почувствовала, что он весь горит от желания. Огонь, исходивший от него, прожигал ее через мягкую ткань летнего платья. Анжи задрожала. Она подняла голову и взглянула на него. Ее губы были приоткрыты, глаза мечтательно рассматривали его лицо. Его рот, горячий и требовательный, захватил ее губы с пылающей страстью. Не обращая внимания на танцоров, толкающих их, Пекос поцеловал девушку, глубоко проникая жадным языком в сладкую теплоту ее рта.
   Когда, наконец, его губы оторвались от нее и она глотнула воздуха, он сказал прямо:
   — Пойдем со мной в постель, Ангел.
   Его слова были подобны струе ледяной воды, ударившей по разгоряченному лицу. Чары рассеялись, реальность снова нахлынула на нее, и Анжи, подавив плач, оттолкнула Пекоса. Приподняв юбки, она начала пробираться сквозь толпу, убегая от него так же, как и от самой себя. Она запыхалась, ее горло саднило. Она взбежала вверх по ступеням отеля, ни разу не оглянувшись. Пройдя по коридору в свою комнату, девушка попыталась успокоиться, унять дрожь во всем теле. Анжи прошла через темную комнату к окну. Напряженно вглядываясь в толпу танцующих, она легко нашла Пекоса. Ее гнев вновь вскипел, а глаза сузились. Он обнимал девушку с волосами цвета меди. И весело смеялся при этом!
   — О! — воскликнула Анжи, ее руки сжались в кулаки. Тут же она отвернулась от окна. У этого человека было не больше нравственности, чем у животного. Никто ровным счетом ничего не значил для бессердечного Пекоса МакКлэйна.
   Анжи разделась и легла в постель. Снова он одурачил ее, и она позволила ему это. Почему? Почему она не может держаться от него в стороне? Слезы потекли по ее щекам. Слезы обиды и ревности, слезы беспомощности. Но каким бы плохим ни был Пекос, Анжи не могла вынести, что он обнимает и целует другую женщину. Она не любила его, конечно, нет, как она могла даже подумать об этом? Слезы потекли сильнее, и она уткнулась лицом в подушку.
   — Пекос, Пекос, — рыдала она, — уйди из моей жизни!
 
   Врожденная чувственность Пекоса была постоянной угрозой для Анжи, но она научилась бороться с его вкрадчивыми ласками, бесконечными ухаживаниями и едва скрываемыми посягательствами. Девушка твердо сказала себе, что случившееся на родео четвертого июля никогда больше не повторится.
   Анжи не понимала, что не нужно было сопротивляться ему с такой силой. Если бы она оставалась все той же испуганной и неспособной съязвить ему в лицо девочкой, Пекос устал бы от этой игры и оставил ее в покое. Но сочетание ее опьяняющей молодой красоты и приобретенного в борьбе умения резко оборвать его язвительные нападки было таким чарующим, что Пекоса это только распаляло.
   Анжи держалась в стороне от него, насколько это было возможно, и бессознательно старалась компенсировать перед Барретом МакКлэйном свое отвратительно поведение на танцах после родео. Баррет не знал, что она уходила из комнаты, чтобы потанцевать с Пекосом, но Анжи была полна раскаяния и пыталась выказать доброе расположение к старшему МакКлэйну.
   Баррет был в восторге от ее внимания. Он наслаждался свежим бризом, сидя в длинной галерее перед гасиендой теплыми вечерами. И Анжи стала часто присоединяться к нему. Она считала Баррета приятным компаньоном, с которым было легко поговорить, который, казалось, был понимающим и добрым человеком. Часто по вечерам мисс Эмили уходила к себе, жалуясь, что летняя жара утомила ее. Анжи и Баррет оставались одни на веранде, и он тихо рассказывал девушке о своих планах относительно Тьерра дель Соль, о том, какой он видит ее в будущем.
   В один из таких жарких вечеров Анжи, устав от бессердечных насмешек Пекоса, которыми он изводил ее весь день, чувствовала себя опустошенной и немного больной. Заметив, что она чем-то расстроена, Баррет, мудро выждав, пока мисс Эмили удалится, заговорил с девушкой заботливым тоном.
   — Моя дорогая, — сказал он, медленно опускаясь в свое любимое белое кресло, — вы должны знать, что я смотрю на вас как на дочь, как будто вы были со мной всегда.
   — Спасибо, Баррет, — пробормотала она безжизненным голосом. На сердце у нее было тяжело.
   — Дитя мое, я знаю, что что-то тревожит вас сегодня. Не скажете мне, что? — Его мягкие карие глаза искали ее взгляд.
   Страстно желая рассказать ему правду о поведении сына, она, тем не менее, понимала, что никогда не решится на это. Борясь со слезами, душившими ее, Анжи сказала:
   — Я… Баррет, простите меня. Я просто… я вспомнила папу, и… — Она посмотрела на него и добавила: — Пожалуйста, поймите меня правильно. Вы так добры и так похожи на моего… — Слезы хлынули у нее из глаз, и она опустила голову.
   Баррет МакКлэйн наклонился к девушке, стараясь ее успокоить.
   — Моя дорогая, — сказал он и протянул к ней руки, остановив движение своей качалки.
   Рыдания вырывались из ее груди, и Анжи упала прямо в его объятия. Он прижал плачущую девушку к груди, обхватив ее руками.
   — Ну-ну, Анжи, — ласково говорил он, прижимая ее лицо с мокрыми глазами к своему плечу. — Послушайте меня, дитя мое, — пробормотал он, целуя ее в висок, — никто и никогда не заменит вам вашего дорого отца Джереми. Я даже не смею пытаться сделать это; такое просто невозможно. Но, дорогая, если вы позволите, я постараюсь, насколько возможно, возместить вам эту горькую утрату. Я так привязан к вам! Вы даже не представляете, как много вы для меня значите.
   Совершенно доверяя ему, Анжи обхватила руками шею Баррета и спрятала свое заплаканное лицо у него на груди.
   — О, Баррет, Баррет, — шептала она, — я… так благодарна вам. Мне так страшно, и…
   — Ш-ш-ш, — он снова поцеловал ее в висок и глубоко вдохнул запах ее золотистых волос. — Анжи, моя маленькая девочка, вам никогда не надо ничего бояться. Теперь вы принадлежите мне, и я позабочусь о вас. Больше всего я мечтаю о вашем доверии. Если кто-нибудь или что-нибудь напугает нас, вам надо только рассказать мне об этом, и я положу конец нашим невзгодам. Я хочу, чтобы вы рассказывали мне все. Все, вы слышите меня? Вы сделаете это для меня? Я хочу все о вас знать. — Его широкая опаленная солнцем рука поглаживала ее по стройной спине, и Анжи расслабилась. Угрозы Пекоса почти забылись, когда она сидела в лунном свете, слушая вкрадчивый голос Баррета, который мягко убеждал ее, что ей нечего бояться, что он всегда будет заботиться о ней.
   Баррет МакКлэйн едва понимал смысл своих слов. Его руки обнимали теплое стройное тело красивой золотоволосой девушки, он говорил и говорил, догадываясь, что его слова были приятны Анжи, потому что она прижималась все теснее к его груди и не сделала ни одной попытки соскользнуть с его колен. Железные нотки сдерживаемого возбуждения звенели и его голосе. Он боялся, что невинная девушка, сидящая у него на коленях, почувствует жар его пальцев, ласкающих ее спину, тяжелое затрудненное дыхание, ощутит его до боли напрягшуюся мужскую плоть и поймет, что он чувствует совсем не то, что говорит.
   Он продолжал рассказывать что-то низким уравновешенным голосом, в то время как ее близость доводила его до сумасшествия. В счастливом неведении о том, что в действительности происходило с ним, Анжи мирно заснула в его объятиях. Баррет посмотрел на ее закрытые глаза и вздохнул с облегчением. Она ничего не заподозрила, и за это он был благодарен Богу. Зная, что следовало бы разбудить девушку и отправить ее в постель, он все же сидел, медленно покачивая ее на коленях и наслаждаясь ее близостью. На Анжи было надето тонкое летнее платье с низким корсажем, и Баррет жадно смотрел на ровно дышащую высокую грудь, борясь с желанием прижать свой влажный рот к этой сладкой теплой плоти. Его страстная рука скользнула вниз по ее спине к округлым ягодицам и бедрам. Она не вздрогнула, и он стал смелее. Бросив торопливый взгляд кругом, старый МакКлэйн улыбнулся. Облизнув пересохшие губы, он положил дрожащую руку на ее плоский живот, мягко вздохнул и расправил ладонь, остановив на мгновение ее движение к низу живота Анжи. Но до того, как он успел достичь своей желанной цели, девушка шевельнулась, изменяя позу. И он немедленно убрал руку. Решив, что так он рискует потерять ее доверие перед свадьбой, Баррет тяжело вздохнул и ласково качал ее, пока она спала. Когда же его возбуждение немного улеглось, он ласково потряс Анжи, стараясь разбудить ее:
   — Анжи, дорогая, уже поздно. Вам лучше бы пойти в свою комнату, вы так не считаете?
   Зевнув, она подняла голову, встала и потянулась. Улыбнувшись ему, она наклонилась и поцеловала обветренную щеку Баррета.
   — Спокойной ночи, вы даже не представляете, как много ваша доброта значит для меня.
   — Спокойной ночи, моя дорогая, хороших вам сновидений. — Он улыбнулся и добавил: — Кстати, Анжи, здесь завтра будет доктор… ну, просто, чтобы удостовериться, что вы совершенно здоровы. Понимаете, он проверит ваше сердце, и тому подобное. — Баррет прокашлялся. — Он осмотрит вас, Анжи, но…
   — Прекрасно. — Она сонно улыбнулась, ничего толком не поняв, и поспешила в свою комнату. В спальне она разделась и устало повалилась на кровать, чувствуя себя в большей безопасности, чем за все прошедшие недели. Ничто не мучило ее, когда она засыпала.
   Баррету же суждено было провести бессонную ночь, так как недолгая близость Анжи разожгла в нем глубокую страсть. Он лежал в темноте и мучился, зная, что объект его желаний спит сейчас под крышей его дома. С огорчением вздыхая, Баррет прикрыл рукой глаза и снова предостерег себя. Он должен быть благоразумным и подождать еще несколько месяцев. Только когда он сделает ничего не подозревающую Анжи своей законной женой, он сможет принести ее на свою большую кровать и удовлетворять собственную страсть снова и снова. Он улыбнулся, немного успокоившись. Его мысли устремились к будущей брачной ночи, и он мечтал о ней, пока не погрузился в сон.
 
   Анжи сидела в комнате, ожидая появления врача. Делорес утешающе посмотрела на нее и ответила на раздавшийся стук в дверь. Высокий грузный доктор с густыми темными волосами и совиными глазами предстал перед Анжи, держа в руке маленький черный чемоданчик.
   — Доброе утро, мисс Уэбстер. — Его толстые губы растянулись в подобие улыбки на обвисших щеках.
   Анжи сидела на краю кровати, покрытая только белой простыней, и боролась с охватившей ее паникой. Похолодевшие от волнения руки вцепились в простыню, закрывающую грудь. Ее колени были сжаты до боли. Огромный улыбающийся доктор остановился прямо напротив перепуганной девушки и поставил саквояж на кровать.
   Анжи посмотрела на него:
   — Пожалуйста… пожалуйста, не надо…
   — Это займет всего минутку, — заверил он ее спокойным тоном и достал стетоскоп.
   Матрас заскрипел под его огромным весом, когда он сел рядом с девушкой. Он быстро приставил холодный инструмент к ее груди, внимательно слушая биение сердца. Когда его большая рука бесцеремонно сбросила простыню вниз, обнажая груди Анжи, она закрыла глаза и захотела умереть. Доктор переместил стетоскоп ей на спину. Анжи стремительно натянула простыню опять до подбородка, ее лицо пылало от стыда.
   — Дышите глубже, мисс Уэбстер, — сказал доктор. Она и так старалась изо всех сил, но все же постаралась выполнить его просьбу как можно лучше. Анжи вздохнула с облегчением, когда доктор поднялся, сложил инструменты и положил их назад в саквояж.
   Но это облегчение было коротким. В то время как Делорес, стоя рядом с кроватью, откидывала растрепанные волосы Анжи с ее лба, доктор ногой подтянул невысокую скамеечку к тому месту, где на ковре стояли обнаженные ступни Анжи. Проворно усевшись на нее, он наклонился. Его согнутые колени были по обе стороны от Анжи. Будничным тоном он произнес: — Теперь лягте на спину…
   Сердце Анжи ушло в пятки. Ей стало нехорошо от страха и стыда. Она умоляюще посмотрела на доктора, но его совиные глаза были непреклонны. Грубая рука опустилась на ее обнаженное плечо и слегка подтолкнула ее. Анжи тут же очутилась на спине. Ее ноги оторвали от пола, согнули в коленях, а ступни поставили на постель.
   Анжи вцепилась в простыню и тесно сжала лодыжки. Но тут она услышала, как доктор скомандовал:
   — Мисс Уэбстер, пошире раздвиньте колени.
   — Нет, я… Делорес, помогите мне. — Анжи начала плакать. — Не позволяйте ему…
   Делорес, по толстым смуглым щекам которой потекли слезы, села рядом с рыдающей девушкой и взяла ее холодную руку:
   — О, моя малышка, не сопротивляйтесь. Это быстро кончится.
   Потеряв терпение, доктор положил руки на дрожащие колени Анжи, широко раздвинул ей ноги и сдвинул простыню на живот, обнажая для себя нижнюю часть ее тела. Не обращая внимания на рыдания, наполнившие тихую комнату, он склонил лицо между расставленными ногами Анжи и бесцеремонно протолкнул свой указательный палец в самое интимное место, до которого никогда еще не дотрагивался мужчина. Анжи закричала от гнева, но настойчивый доктор продолжал свой осмотр. Он вертел своим вторгшимся в нее пальцем в разные стороны, в то время как другая его рука распласталась на вздрагивающем животе девушки, прижимая ее к кровати. Наконец, он убрал палец, поднялся со скамеечки и улыбнулся Анжи:
   — Это ведь не было слишком плохо, так ведь?
   Заботливая Делорес укрывала вздрагивающую от рыданий девушку. Гневно сверкая черными глазами, Делорес проследила, как уходит доктор, и снова начала успокаивать и утешать Анжи.
   Баррет МакКлэйн, рассеянно пощипывая белые усы, ждал доктора за дверью спальни Анжи. Тот хлопнул его по спине и повел в библиотеку.
   — Баррет, мисс Уэбстер чиста, как в день, когда она родилась. Ни один мужчина еще не прикасался к ней.
   Карие глаза сверкнули, усы приподнялись, и Баррет МакКлэйн гордо сказал:
   — Я не сомневался в этом ни на минуту, доктор Уилсон. Ни на одну минуту.
   Анжи оставалась в своей комнате весь остаток дня. Расстроенная, она чувствовала себя преданной и униженной. Она отказалась спуститься в столовую, и Делорес обиженно сказала Баррету МакКлэйну, что юная Анжи нуждается в отдыхе, и что он ни при каких условиях не должен входить в ее комнату и утешать ее! Мисс Эмили не сказала ничего; ей не рассказали об обследовании, и она не имела понятия, почему Анжи столь несчастна.
   Поковырявшись в еде, которую Делорес принесла ей на подносе, Анжи поблагодарила служанку и сказала, что хочет остаться одна.
   — Со мной уже все в порядке, Делорес. Правда.
   — Сеньорита, я знаю, это было ужасно для вас, но это нормально — быть осмотренной доктором перед замужеством.
   — Делорес, этого не должно быть… мы не будем… — Анжи быстро наклонила голову. — Это не будет обычным браком.
   — О? — брови Делорес поднялись.
   — Нет, понимаете… Баррет и я… — Анжи замолчала. Не будучи в настроении, чтобы объяснять дальше, она сказала: — Спокойной ночи, Делорес. Увидимся завтра.
   Делорес ушла, а Анжи продолжала бесцельно бродить по комнате. Уверенная, что Баррет виноват в том, что случилось с ней сегодня утром, она вновь почувствовала себя обманутой и униженной. Вспоминая торжественную клятву, которую дала умирающему отцу, что выйдет замуж за Баррета, Анжи ощутила, как сжалась у нее грудь и защемило сердце. Слова Джереми Уэбстера эхом отдавались в ее ушах, и Анжи схватилась за голову.
   Нет, она не будет думать об этом сегодня. Она не может. Шесть месяцев промелькнут незаметно; слишком скоро наступит ноябрь, и придет конец периоду ожидания. Она станет миссис Баррет МакКлэйн, навсегда распрощавшись с возможностью разделить счастье с мужчиной своего возраста.
   — Нет, — выдохнула она громко, не своим голосом, — я не буду думать об этом сегодня. — Анжи пересекла свою большую комнату и вышла на темную веранду. Глубоко вдыхая горячий августовский воздух, девушка бесцельно пошла к высокому железному забору в дальней части большого внутреннего двора.
   С далеких горных вершин был виден странный мерцающий свет. Он то исчезал, то снова появлялся. Моментально забыв обо всем, Анжи широко открытыми глазами следила за волшебными огнями, о которых говорил ей Пекос, когда она только приехала на Дель Соль. Завороженная, она смотрела на мистическое сияние и так была захвачена этим, что не заметила красный кончик сигары, мерцающий в темноте рядом с ней.
   — Призрачные огни Марфы, — пробормотала она очарованно и почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине от волнения.
   — Совершенно верно, Ангел. — Она вздрогнула и быстро обернулась. Сердце так и подпрыгнуло у нее в груди.
   — О, Пекос, вы напугали меня, я…
   Выбросив сигару, Пекос пробормотал:
   — Прости, котенок, — его руки легли ей на плечи. — Рассказать тебе легенду о духах этих огней?
   Анжи любила страшные истории и сказки. Ее обнаженные руки тут же покрылись пупырышками, но она кивнула. Пекос подошел ближе, ласково повернул ее к огням и встал сзади. Его ладони медленно скользили вверх и вниз по ее рукам — от плеч к локтям, пока он рассказывал.
   — Много лет назад красивая светловолосая молодая и очень жадная женщина приехала в Марфу, чтобы выйти замуж за старого угольщика, который когда-то натолкнулся на золотоносную жилу и стал богат. Она хотела выйти за него, он жаждал того же и обещал показать ей, где зарыл свои огромные сокровища, как только она станет его невестой. В их свадебную ночь юная красавица и старик поднялись в горы, и он показал ей, где спрятал золото. Как только он сделал это, она выхватила винтовку, убила его и зарыла там же. Расчетливая женщина спустилась с гор богачкой. И направилась прямиком в объятия своего настоящего любовника.
   Анжи, чувствуя холодок на спине, ждала. Пекос не сказал больше ничего; он продолжал удерживать ее рядом с собой. Она повернула голову в его сторону:
   — Я не понимаю.
   — С той ночи огни сияют вверху в горах. Говорят, что это привидение старого угольщика, который ищет свое потерянное золото.
   — А девушка?
   — Ах, у этой истории печальный конец. Эти огни свели ее с ума, и, в конце концов, она покончила с собой. А ее любовник забрал все золото и уехал из Марфы.
   Некоторое время Анжи стояла молча. Она слишком хорошо знала Пекоса. Понимала, что он выдумал эту историю, чтобы посмеяться над ней и над ее предстоящим браком с его богатым отцом. В другой раз она вышла бы из себя и поспорила с ним. Но не сегодня.
   Ничего не зная о ее утреннем испытании, Пекос был поражен ее молчанием. Когда же она медленно повернулась и посмотрела на него большими, полными слез глазами, он раскаялся в том, что расстроил ее.
   — Я не хочу МакКлэйновского богатства, — всхлипнула Анжи и побежала в дом.

Глава 17

   Желая приободрить дух Анжи, Баррет МакКлэйн сказал ей на следующий день, что у него есть приятный сюрприз для нее. Страх наполнил его сердце, когда она холодно посмотрела на него и сказала без тени улыбки:
   — Мне не нужно больше новых платьев, Баррет. Благодарю вас, но я…
   — Нет, нет, дорогая, дело не в этом, — возразил он. — Полковник Алберт Брэккет из Третьего кавалерийского полка армии Соединенных Штатов дает большой прием в форте Дэвис. Полковник Брэккет очаровательный человек, а его жена настоящая леди. — Баррет дотронулся до ее руки. Анжи поборола сильное желание сбросить эту руку; от нее несло ледяным холодом, и легкая дрожь пробежала по ее телу. — Я очень хочу, чтобы вы посмотрели форт, Анжи. Я сам старый военный, как вы знаете. Я был направлен в форт Дэвис перед войной между Штатами. Еще до того, как я познакомился с вашим отцом. — Баррет слегка погладил ее по руке. — Ах, Джереми Уэбстер! Каким прекрасным человеком был ваш отец, дитя мое.
   Баррет МакКлэйн был хитер. Он знал, что, вспоминая время от времени отца Анжи, он заставит юную красавицу помнить о цели ее пребывания на Тьерра дель Соль. Баррет хотел, чтобы мысль о предстоящей свадьбе никогда не покидала Анжи. Он знал, что она была честной и религиозной девушкой. Каждое воскресенье он брал ее с собой в церковь, где она пела чистым сопрано в хоре или сидела в благоговейном молчании, пока священник читал свои проповеди. Ее целомудрие не удивило его; девочка была благочестивой и чистой, и всего через несколько месяцев она будет принадлежать ему. Он намеревался вести такой же размеренный образ жизни вплоть до счастливого дня их свадьбы.
   Баррет понимал, что его сын нравится Анжи, что Пекос дразнит ее и флиртует с ней. Но насколько он мог судить, девушка была невосприимчива к сомнительным чарам Пекоса. Баррета это не удивляло; она была слишком хорошо воспитана, слишком скромна и великодушна, чтобы ее привлекал его вульгарный сын. Она была в безопасности; он будет следить за ней и упоминать о ее дорогом почившем отце в их разговорах при каждом удобном случае. Он будет баловать и нежить ее, продолжая укреплять ее доверие к нему. И, в конце концов, в скором времени она окажется наверху в его спальне, его прекрасная золотоволосая жена: он велит ей пройти по огромной комнате обнаженной, чтобы он смог насладиться ее красотой; она будет метаться в его руках, которые будут прикасаться к самым сладким и сокровенным частям ее тела; она будет лежать в его постели с широко раздвинутыми ногами…
   — Вам нехорошо, Баррет? — Анжи забыла о своей обиде.