Страница:
При развитии у лиц педантического типа невроза важность решения не снимается с повестки дня, но в этом случае предполагаемая угроза, тормозящая принятие решения, может оказаться ничтожной. Если мать-ананкаст прячет в комнате, где находится младенец, все колющие и режущие предметы, то ее действия в известной мере оправданы страхом, что ребенок может пораниться. Но если та же мать вообще боится прикоснуться к младенцу, «чтобы не повредить ему», то она страдает неврозом навязчивых состояний.
Так, например, навязчивое умывание может с натяжкой быть оправдано тем, что даже после тщательного мытья на теле все же остаются мельчайшие частицы грязи, часто невидимые (бациллы). В случаях, когда минимальная возможность опасности сопровождается резким, бурным аффектом, можно говорить о том, что стадия психологической нормы развития истекла, т.е. приходим к закономерности, описанной в цит. соч. Это можно образно представить как основной закон развития человеческих чувств, согласно которому эмоции, раскачиваемые между двумя полюсами, все «набирают высоту» и таким образом из незначительных реакций перерастают в глубокие аффекты. С этой закономерностью мы столкнемся еще при анализе развития параноических состояний. При неврозах навязчивых состояний сильный страх, заставляющий видеть в пустяковом обстоятельстве зловещую угрозу, возникает из-за длительной неуверенности в том, оправдан ли данный страх. Мать в нашем примере сначала хотела лишь убедиться, нет ли острых предметов вблизи ее ребенка. Но успокоиться окончательно не могла, подозревая, что упустила из виду еще какой-то опасный предмет, и вновь гнала от себя мрачные мысли, и вновь они возвращались. Вследствие таких постоянных, разъедающих душу сомнений возникает болезненный страх, снедающий невротиков с навязчивыми идеями. При этом их же собственный разум считает страхи необоснованными, но преодолеть их они не в силах, уже в периоде развития аффекта ананкаст борется с навязчивыми представлениями; но поскольку его способность к вытеснению заведомо недостаточна, то именно эта борьба усиливает навязчивые представления, ведя к тому самому «раскачиванию», которое взвинчивает страх до предела. Последуй женщина в нашем примере первому импульсу, унеси она из комнаты свои иголки, булавки, ножницы, прежде чем войти туда с младенцем, прекрати она размышлять в данном направлении — и навязчивая идея не развилась бы. Женщина забыла бы о чрезмерных предосторожностях, если бы не продолжала упорно о них думать, страх ее улетучился бы сам собой. Но ей не удается «поставить точку», всплывают новые опасения, и, борясь с ними, она невольно способствует их развитию, создает для них питательную среду.
Но не только такие колебания склоняют людей к патологическим сомнениям; толчком, способствующим «раскачиванию» чувств, могут быть и внешние обстоятельства. Ипохондрический невроз чаще всего возникает в связи с медицинским обследованием, консультациями, предписаниями; больной начинает колебаться между надеждой и опасениями, и в конечном итоге — появляется патологический страх перед тяжким заболеванием. Осознание необоснованности страхов у ипохондриков еще менее вероятно, чем при навязчивых сомнениях, поскольку легче убедиться в необоснованности сомнения, чем в несерьезности физического заболевания, причина которого нередко неясна и самому врачу.
В данной монографии речь идет не о психическом развитии. Мы привели эти вступительные замечания лишь с целью облегчить понимание типа ананкаст, так как сведения о психопатиях, развивающихся у акцентуированной педантической личности, облегчат читателю правильное суждение о ней. Легче будет раскрыть и отрицательные стороны акцентуации этого типа.
При отсутствии невроза педантичность наносит ущерб личности только тогда, когда она приобретает болезненный характер. Способность принять решение в этих случаях настолько резко нарушена, что человек не в состоянии нормально работать. Обуреваемый сомнениями, он вновь и вновь проверяет, удовлетворителен ли результат его труда, можно ли считать работу законченной. Он начинает отставать от других, от коллектива. Это в известной мере (но далеко не полностью) компенсируется старательным и добросовестным выполнением порученного дела. Ананкаст часто добровольно работает сверхурочно, чтобы наверстать потерянное время. Немалый вред приносит педантичность и в личной жизни. Например, рабочий день закончился, но ананкаст все никак не может «расстаться» с рабочим местом; уходя, неоднократно возвращается, чтобы проверить, заперты ли ящики, закрыты ли все двери, все ли оставлено в полном порядке. Если он сдерживает себя, отказывается от многократных самопроверок, то по дороге домой все равно его изводят мысли о прошедшем рабочем дне, тревожат разные мелочи. Особенно усиливаются его сомнения, когда порученная работа ответственна. Беспокойство не покидает ананкаста и дома: время засыпания, являющееся для другого периодом «выключения», становится для педантической личности тяжелым испытанием. Ананкаст еще раз подвергает скрупулезному анализу все, что было сделано сегодня, погружается в мысли о планах на завтра и не находит лишь одного — покоя.
Бытовые обязанности также не могут выполняться спокойно и гладко. Женщины больше мужчин подвержены чрезмерной, навязчивой аккуратности. Уборка в комнате производится дотошно и основательно, да и куда чаще, чем нужно. Особая чистота должна царить на кухне. Приготовление пищи отнимает у ананкастов много времени, ибо мытье продуктов, их чистка, перебирание овощей, крупы выполняются с предельной тщательностью. Посуду ананкасты моют по три-четыре раза, меняя всякий раз воду. Если ожидаются гости, уборка производится особенно интенсивно. Трудоемкой оказывается и забота о предотвращении бытовых несчастных случаев. Женщина, которая ни разу в жизни не забывала закрыть газовый кран, обязательно многократно проверяет себя, поднимаясь для этого с постели даже ночью. То же самое проделывается и с входной дверью. А днем опять повторяется знакомая картина: покидая дом, ананкаст возвращается проверить, аккуратно ли заперта дверь, тянет ее, трясет; между тем еще ни разу не случалось, чтобы он не закрыл дверь. Выключение утюга и света при уходе из дому также перерастает в проблему. Таким образом, для педантических личностей и трудовая деятельность, и бытовые заботы протекают настолько усложненно, что радости жизни, возможность ими наслаждаться как бы проходят мимо них.
Если педантичность выступает лишь как акцентуированная черта характера, то описанные выше отрицательные моменты не проявляются. Поведение педантической личности не выходит за пределы разумного, и в этих случаях часто сказываются преимущества, связанные с тенденцией к основательности, четкости, законченности. Так, в области профессиональной деятельности педантическая личность проявляет себя положительно, так как выполняет работу очень добросовестно. Другие подумают: да что тут возиться и так сойдет! Такая установка людям описываемого типа чужда. На производстве хорошо знают работника с этой стороны, знают, что на него можно положиться безоговорочно: ему всегда доверяют работу, при выполнении которой необходима большая точность, тщательность. Любопытно следующее: на ананкаста ответственное задание может оказать угнетающее действие, так как вызовет множество тревог и опасений, в то же время педантическая личность возьмется за работу без особых раздумий и выполнит ее четко. Если учесть, что педантичность, сверхаккуратность это одновременно и сверхдобросовестность, — то сразу становится понятным положительное значение такой черты характера. Позитивное начало педантической личности проявляется и в том, что такой человек любит свое производство, хорошо осознает обязательства по отношению к нему и не меняет место работы без веских оснований. Нередко такие люди много лет, а иногда и всю жизнь работают на одном и том же предприятии. С мелочным педантизмом скрупулезность такой личности не имеет ничего общего, а любовь к порядку тоже еще не говорит о том, что обладатель этого качества — ананкаст (на этом подробно остановимся ниже). В быту для лиц педантического типа также характерна добросовестность. Муж в таких случаях нередко, пасуя перед бытовыми трудностями, перекладывает ответственность на жену. Иногда из-за чрезмерного усердия такие лица, которых еще нельзя отнести к ананкастам: (они обнаруживают только черты педантичности), могут серьезно осложнить себе жизнь. Однако для общества они очень ценны.
Педантическая скрупулезность, впрочем, выражается не только в высоких деловых качествах. Она чревата тем, что акцентуированная личность начинает усиленно печься о собственном здоровье. При умеренных проявлениях это положительное качество. Сверхаккуратный человек осторожен, не увлекается курением, не слишком много пьет. Однако при неблагоприятных обстоятельствах такая установка служит толчком к развитию ипохондричности.
Следует отметить, что если человек — в связи со страхом болезни — не только сообщает о неопределенных соматических симптомах, но и жалуется на конкретные, четко локализованные неприятные ощущения, — это уже свидетельствует о предрасположении к невротическому развитию.
Возникают не идеоипохондрические состояния, как я предполагаю их называть, а сенсоипохондрические, при которых появляются не только болезненные опасения, но и явственные болезненные ощущения без конкретной телесной основы. При подобном предрасположении опасность невротического развития возрастает, так как боль воспринимается как подтверждение органического заболевания. Если момент опасений, страха перед болезнью отсутствует, то описываемое предрасположение не проявляется, следовательно, в нем нет ничего патологического. У Г. в начальной стадии невроза предрасположение к невротическому развитию не проявило себя ничем. И лишь совпадение таких факторов, как нервное и физическое переутомление и выраженные черты личности педантического типа, вызвали невроз, а вслед за ним и разветвленные болевые ощущения.
Ипохондрический невроз не всегда легко отличим от невроза навязчивых состояний. Люди, страдающие кардиофобией, т.е. болезненной мнительностью в отношении заболеваний сердца, могут одновременно бояться выходить на улицу, опасаясь, что именно там произойдет инфаркт. Такая фобия ситуации — она также должна быть отнесена к неврозам навязчивых состояний — есть не что иное, как следствие нозофобии, т.е. ипохондрической мнительности. В других же случаях это вообще страх перед чем-то роковым и зловещим, но он не содержит представлений о конкретном заболевании своего собственного организма.
Застревающие личности
Возбудимые личности
Так, например, навязчивое умывание может с натяжкой быть оправдано тем, что даже после тщательного мытья на теле все же остаются мельчайшие частицы грязи, часто невидимые (бациллы). В случаях, когда минимальная возможность опасности сопровождается резким, бурным аффектом, можно говорить о том, что стадия психологической нормы развития истекла, т.е. приходим к закономерности, описанной в цит. соч. Это можно образно представить как основной закон развития человеческих чувств, согласно которому эмоции, раскачиваемые между двумя полюсами, все «набирают высоту» и таким образом из незначительных реакций перерастают в глубокие аффекты. С этой закономерностью мы столкнемся еще при анализе развития параноических состояний. При неврозах навязчивых состояний сильный страх, заставляющий видеть в пустяковом обстоятельстве зловещую угрозу, возникает из-за длительной неуверенности в том, оправдан ли данный страх. Мать в нашем примере сначала хотела лишь убедиться, нет ли острых предметов вблизи ее ребенка. Но успокоиться окончательно не могла, подозревая, что упустила из виду еще какой-то опасный предмет, и вновь гнала от себя мрачные мысли, и вновь они возвращались. Вследствие таких постоянных, разъедающих душу сомнений возникает болезненный страх, снедающий невротиков с навязчивыми идеями. При этом их же собственный разум считает страхи необоснованными, но преодолеть их они не в силах, уже в периоде развития аффекта ананкаст борется с навязчивыми представлениями; но поскольку его способность к вытеснению заведомо недостаточна, то именно эта борьба усиливает навязчивые представления, ведя к тому самому «раскачиванию», которое взвинчивает страх до предела. Последуй женщина в нашем примере первому импульсу, унеси она из комнаты свои иголки, булавки, ножницы, прежде чем войти туда с младенцем, прекрати она размышлять в данном направлении — и навязчивая идея не развилась бы. Женщина забыла бы о чрезмерных предосторожностях, если бы не продолжала упорно о них думать, страх ее улетучился бы сам собой. Но ей не удается «поставить точку», всплывают новые опасения, и, борясь с ними, она невольно способствует их развитию, создает для них питательную среду.
Но не только такие колебания склоняют людей к патологическим сомнениям; толчком, способствующим «раскачиванию» чувств, могут быть и внешние обстоятельства. Ипохондрический невроз чаще всего возникает в связи с медицинским обследованием, консультациями, предписаниями; больной начинает колебаться между надеждой и опасениями, и в конечном итоге — появляется патологический страх перед тяжким заболеванием. Осознание необоснованности страхов у ипохондриков еще менее вероятно, чем при навязчивых сомнениях, поскольку легче убедиться в необоснованности сомнения, чем в несерьезности физического заболевания, причина которого нередко неясна и самому врачу.
В данной монографии речь идет не о психическом развитии. Мы привели эти вступительные замечания лишь с целью облегчить понимание типа ананкаст, так как сведения о психопатиях, развивающихся у акцентуированной педантической личности, облегчат читателю правильное суждение о ней. Легче будет раскрыть и отрицательные стороны акцентуации этого типа.
При отсутствии невроза педантичность наносит ущерб личности только тогда, когда она приобретает болезненный характер. Способность принять решение в этих случаях настолько резко нарушена, что человек не в состоянии нормально работать. Обуреваемый сомнениями, он вновь и вновь проверяет, удовлетворителен ли результат его труда, можно ли считать работу законченной. Он начинает отставать от других, от коллектива. Это в известной мере (но далеко не полностью) компенсируется старательным и добросовестным выполнением порученного дела. Ананкаст часто добровольно работает сверхурочно, чтобы наверстать потерянное время. Немалый вред приносит педантичность и в личной жизни. Например, рабочий день закончился, но ананкаст все никак не может «расстаться» с рабочим местом; уходя, неоднократно возвращается, чтобы проверить, заперты ли ящики, закрыты ли все двери, все ли оставлено в полном порядке. Если он сдерживает себя, отказывается от многократных самопроверок, то по дороге домой все равно его изводят мысли о прошедшем рабочем дне, тревожат разные мелочи. Особенно усиливаются его сомнения, когда порученная работа ответственна. Беспокойство не покидает ананкаста и дома: время засыпания, являющееся для другого периодом «выключения», становится для педантической личности тяжелым испытанием. Ананкаст еще раз подвергает скрупулезному анализу все, что было сделано сегодня, погружается в мысли о планах на завтра и не находит лишь одного — покоя.
Бытовые обязанности также не могут выполняться спокойно и гладко. Женщины больше мужчин подвержены чрезмерной, навязчивой аккуратности. Уборка в комнате производится дотошно и основательно, да и куда чаще, чем нужно. Особая чистота должна царить на кухне. Приготовление пищи отнимает у ананкастов много времени, ибо мытье продуктов, их чистка, перебирание овощей, крупы выполняются с предельной тщательностью. Посуду ананкасты моют по три-четыре раза, меняя всякий раз воду. Если ожидаются гости, уборка производится особенно интенсивно. Трудоемкой оказывается и забота о предотвращении бытовых несчастных случаев. Женщина, которая ни разу в жизни не забывала закрыть газовый кран, обязательно многократно проверяет себя, поднимаясь для этого с постели даже ночью. То же самое проделывается и с входной дверью. А днем опять повторяется знакомая картина: покидая дом, ананкаст возвращается проверить, аккуратно ли заперта дверь, тянет ее, трясет; между тем еще ни разу не случалось, чтобы он не закрыл дверь. Выключение утюга и света при уходе из дому также перерастает в проблему. Таким образом, для педантических личностей и трудовая деятельность, и бытовые заботы протекают настолько усложненно, что радости жизни, возможность ими наслаждаться как бы проходят мимо них.
Если педантичность выступает лишь как акцентуированная черта характера, то описанные выше отрицательные моменты не проявляются. Поведение педантической личности не выходит за пределы разумного, и в этих случаях часто сказываются преимущества, связанные с тенденцией к основательности, четкости, законченности. Так, в области профессиональной деятельности педантическая личность проявляет себя положительно, так как выполняет работу очень добросовестно. Другие подумают: да что тут возиться и так сойдет! Такая установка людям описываемого типа чужда. На производстве хорошо знают работника с этой стороны, знают, что на него можно положиться безоговорочно: ему всегда доверяют работу, при выполнении которой необходима большая точность, тщательность. Любопытно следующее: на ананкаста ответственное задание может оказать угнетающее действие, так как вызовет множество тревог и опасений, в то же время педантическая личность возьмется за работу без особых раздумий и выполнит ее четко. Если учесть, что педантичность, сверхаккуратность это одновременно и сверхдобросовестность, — то сразу становится понятным положительное значение такой черты характера. Позитивное начало педантической личности проявляется и в том, что такой человек любит свое производство, хорошо осознает обязательства по отношению к нему и не меняет место работы без веских оснований. Нередко такие люди много лет, а иногда и всю жизнь работают на одном и том же предприятии. С мелочным педантизмом скрупулезность такой личности не имеет ничего общего, а любовь к порядку тоже еще не говорит о том, что обладатель этого качества — ананкаст (на этом подробно остановимся ниже). В быту для лиц педантического типа также характерна добросовестность. Муж в таких случаях нередко, пасуя перед бытовыми трудностями, перекладывает ответственность на жену. Иногда из-за чрезмерного усердия такие лица, которых еще нельзя отнести к ананкастам: (они обнаруживают только черты педантичности), могут серьезно осложнить себе жизнь. Однако для общества они очень ценны.
Педантическая скрупулезность, впрочем, выражается не только в высоких деловых качествах. Она чревата тем, что акцентуированная личность начинает усиленно печься о собственном здоровье. При умеренных проявлениях это положительное качество. Сверхаккуратный человек осторожен, не увлекается курением, не слишком много пьет. Однако при неблагоприятных обстоятельствах такая установка служит толчком к развитию ипохондричности.
Следует отметить, что если человек — в связи со страхом болезни — не только сообщает о неопределенных соматических симптомах, но и жалуется на конкретные, четко локализованные неприятные ощущения, — это уже свидетельствует о предрасположении к невротическому развитию.
Возникают не идеоипохондрические состояния, как я предполагаю их называть, а сенсоипохондрические, при которых появляются не только болезненные опасения, но и явственные болезненные ощущения без конкретной телесной основы. При подобном предрасположении опасность невротического развития возрастает, так как боль воспринимается как подтверждение органического заболевания. Если момент опасений, страха перед болезнью отсутствует, то описываемое предрасположение не проявляется, следовательно, в нем нет ничего патологического. У Г. в начальной стадии невроза предрасположение к невротическому развитию не проявило себя ничем. И лишь совпадение таких факторов, как нервное и физическое переутомление и выраженные черты личности педантического типа, вызвали невроз, а вслед за ним и разветвленные болевые ощущения.
Ипохондрический невроз не всегда легко отличим от невроза навязчивых состояний. Люди, страдающие кардиофобией, т.е. болезненной мнительностью в отношении заболеваний сердца, могут одновременно бояться выходить на улицу, опасаясь, что именно там произойдет инфаркт. Такая фобия ситуации — она также должна быть отнесена к неврозам навязчивых состояний — есть не что иное, как следствие нозофобии, т.е. ипохондрической мнительности. В других же случаях это вообще страх перед чем-то роковым и зловещим, но он не содержит представлений о конкретном заболевании своего собственного организма.
Застревающие личности
Основой застревающего, параноического, типа акцентуации личности является патологическая стойкость аффекта.
Чувства, способные вызывать сильные реакции, обычно идут на убыль после того, как реакциям «дать волю»: гнев у разгневанного человека гаснет, если можно наказать того, кто рассердил или обидел его; страх у боязливого проходит, если устранить источник страха. В тех случаях, когда адекватная реакция почему-либо не состоялась, аффект прекращается значительно медленнее, но все же, если индивидуум мысленно обращается к другим темам, то в норме аффект через некоторое время проходит. Даже если разгневанный человек не смог отреагировать на неприятную ситуацию ни словом, ни делом, то тем не менее не исключено, что уже на следующий день он не ощутит сильного раздражения против обидчика; боязливый человек, которому не удалось уйти от внушающей страх ситуации, все же чувствует себя через некоторое время освобожденным от страха. У застревающей личности картина иная: действие аффекта прекращается гораздо медленнее, и стоит лишь вернуться мыслью к случившемуся, как немедленно оживают и сопровождавшие стресс эмоции. Аффект у такой личности держится очень долгое время, хотя никакие новые переживания его не активизируют.
Как уже говорилось, патологическим последействием чреваты в первую очередь эгоистические аффекты, так как именно им присуща особая сила. Вот почему застревание аффекта наиболее ярко проявляется тогда, когда затронуты личные интересы акцентуированной личности. Аффект в этих случаях оказывается ответом на уязвленную гордость, на задетое самолюбие, а также на различные формы подавления, хотя объективно моральный ущерб может быть ничтожным. Оскорбление личных интересов, как правило, никогда не забывается застревающими личностями, поэтому их часто характеризуют как злопамятных или мстительных людей. Кроме того, их называют чувствительными, болезненно обидчивыми, легкоуязвимыми людьми. Обиды в таких случаях в первую очередь касаются самолюбия, сферы задетой гордости, чести.
Однако и ущерб, наносимый интересам другого плана, например жажде материальных благ, страсти к приобретательству, также болезненно воспринимается людьми, которые отличаются чрезмерной стойкостью аффекта. Чувство возмущения общественной несправедливостью у личности застревающего типа наблюдается в более слабой степени, чем аффекты на уровне эгоистических побуждений. И если среди представителей данного типа все же встречаются иногда борцы за гражданскую справедливость, то лишь в той мере, в какой эти люди отстаивают одновременно справедливость в отношении себя; обобщением они лишь стараются придать больше веса своим личным претензиям.
Черты застревания сказываются не только при нанесении ущерба акцентуированной личности, но и в случае ее успеха. Здесь мы часто наблюдаем проявления заносчивости, самонадеянности. Честолюбие — особенно характерная, четкая черта у лиц с чрезмерной стойкостью аффекта: честолюбие сопровождается самоуверенностью, а поощрений таким людям всегда бывает мало.
Поскольку помехи эгоистическим целеустремлениям исходят от окружающих людей, то при высокой степени застревания, т.е. у личностей параноического типа, наблюдается такая характерная черта, как подозрительность. Человек болезненно чувствительный, постоянно страдающий от мнимого «плохого отношения» к себе, точно так же теряет доверие к людям, как и человек, недоверие которого объективно обоснованно. Ведь подозрительность вполне обоснованна, например, у ревнивца, которого действительно обманывают. Но в то время как оправданная подозрительность не идет дальше данного случая, подозрительность застревающей личности носит всеохватывающий характер, поскольку болезненная подозрительность порождается не определенными внешними обстоятельствами, а коренится в психике самой личности. Поэтому о подозрительности как свойстве психики можно говорить только при наличии общей настроенности недоверия, распространяющейся на любые области и отношения.
Повторение нескольких однотипных случаев может послужить толчком к началу параноического развития, но объяснять последнее только суммированием подобных случаев было бы неверно.
Если какое-то лицо постоянно чувствует себя мишенью для обидных замечаний, допустим, со стороны своего начальника, то, с одной стороны, будет постоянно расти ненависть к этому человеку, а с другой — появится притупление реакций на систематически действующий раздражитель, т.е. произойдет постепенное ослабление аффекта. Такой результат наблюдается обычно в тех случаях, когда вступить в борьбу с обидчиком невозможно, но параноического развития такие ситуации не дают.
Постоянное нарастание аффекта вызывается появлением описанного выше длительного чередования успехов и провалов. Представим себе, что есть возможность должным образом прореагировать на обиду, однако успех этот будет лишь частичным, так как вскоре за ним вновь последует новый выпад со стороны обидчика. Такая непрерывная смена удовлетворений и новых поражений и ведет к возникновению параноического аффекта. Подобное развитие может иметь место — при описанных предпосылках — даже у лиц, не отличающихся застреваемостью аффектов. Часто встречается такое положение в быту, скажем, в «борьбе» невестки со свекровью возможно развитие реакций типично параноических. При этом сам аффект бывает неизмеримо сильнее, чем вызвавший его повод.
Особенно велика опасность тогда, когда в вышеописанное «раскачивание» вовлекаются аффекты, обладающие тенденцией к стойкости. В этом случае толчок в обратную сторону не дает достаточного снижения силы аффекта.
Аффекты, достигающие большой силы и обнаруживающие тенденцию к застреванию, постепенно все больше поглощают мысли больного, что приводит к возникновению сверхценных или даже бредовых, параноических идей.
Вне области психиатрии такого рода развития почти бредового порядка мы наблюдаем в первую очередь в связи с ревностью. В области эротики больше, чем во всех других, человек постоянно колеблется между надеждой и опасениями, в силу чего аффект все усиливается. Это усугубляется тем, что любовные проявления обычно держат в тайне, так что судить о том, есть ли измена или нет, бывает затруднительно. Добавим к этому, что кокетливые женщины нередко специально дразнят партнера двойственным поведением, чтобы он терзался ревностью, ибо известно, что с ревностью усиливается любовь.
При такой смене чувств страдание от мысли о возможной неверности любимой достигает апогея, но ему тут же противостоит захватывающее ощущения счастья, связанное с надеждой, что, может быть, она все-таки верна. В другой работе я детально описал этот процесс, который ведет к «любви, исполненной ненависти». Ревность может охватить не только мужчину, но и женщину. Правда, ревность женщины обычно не доходит до столь опасных финалов, как у мужчин, так как последние воспринимают факт, что их «предали», не только эротически. У них в гораздо большей мере, чем у женщин, страдает самолюбие.
Кроме эротической сферы человека могут «раздирать на части» также судебные тяжбы. Они безжалостно выматывают сутягу, который как бы раскачивается, то поднимаясь на вершину, то стремительно падая вниз. В конечном итоге аффект достигает наивысшей точки и настолько овладевает мыслями, что для благоразумия уже не остается места. Весь «путь» тяжбы усеян сильными аффектами, а человек постоянно находится во власти противоречивых умозаключений: то он в отчаянии, что проиграет процесс, то полон надежды, что все же выиграет. Даже если дело не доходит до подобных крайностей, то параноически настроенный человек может просто упереться, считая себя правым, хотя факты свидетельствуют об обратном. В таких случаях мы имеем дело с индивидуумом несговорчивым, не терпящим ни в чем возражений, упрямо настаивающим на своем. Преобладающие черты несговорчивости часто проявляются у людей и в быту.
При экспансивно-параноическом развитии заболевания на переднем плане также стоит аффект. Для человека, который поставил перед собой большую цель и которого постоянно «шатает» между успехом и фиаско, уже сама цель начинает таить в себе магическую привлекательность, не терпящую объективной критической оценки. В ходе развития такого психоза человек, например, может возомнить себя крупным изобретателем, хотя объективно об этом ничто не свидетельствует. Так как подобные радужные ощущения обнаруживают тенденцию к стойкости, ибо человек вообще охотно погружается в оптимистические грезы, то экспансивного пути развития акцентуации следовало бы ожидать чаще, чем персектурного (бреда преследования). Однако при перевесе радужных чувств резко снижается активность, необходимая для постоянного поддержания описанных падений и взлетов, а их смена и есть основной механизм патологического развития.
Идеи, возникающие в результате параноического развития, часто не носят бредового характера, однако они должны быть отнесены к сверхценным (название предложено Вернике), т.е. всецело овладевающим мышлением человека. Например, человек до такой степени может быть захвачен мыслями о своей ущербности, которые появились у него на почве ревности, или своей идеей грандиозных достижений, что все другие интересы и цели для него не существуют. В этом поведении выявляется такая характерная черта, как твердолобость параноической личности.
На процессе психического развития этих состояний мы уже останавливались, описывая акцентуированных личностей ананкастического типа. У последних, например, мысли о своем тяжком недуге или навязчивое представление, что нечто важное упущено, — по сути, те же сверхценные идеи, хотя психиатры их так и не называют. Сходство параноического и ананкастического развития еще больше бросается в глаза в тех случаях, когда у застревающих личностей потенцируется страх. Страх может лежать в основе как ананкастического, так и параноического развития. При колебаниях между надеждой выздороветь и опасением умереть страх в большей или меньшей мере овладевает и застревающими личностями. В результате — картина ипохондрического развития протекает у акцентуированных личностей и педантического, и застревающего типа примерно одинаково, хотя у последних она встречается значительно реже.
Застревающий тип личности интересен тем, что он в равной мере таит в себе возможности как положительного, так и отрицательного развития характера. Как известно, человек лишь в том случае может добиться уважения и авторитета, если он в чем-то достигает положительных результатов, выделяясь на фоне других. Поэтому всякий честолюбивец стремится достичь высоких показателей в любом виде деятельности.
Истерики, впрочем, могут обойтись и без этого, они часто бывают довольны собой без видимой причины. Объяснение простое: путем вытеснений истерики могут субъективно продемонстрировать тот престиж, которым объективно вовсе не обладают.
Паранойяльные личности, не обладая склонностью к самовнушению, должны завоевать реальное признание других людей, чтобы иметь основания гордиться собой. Таким образом, честолюбие может стать важной движущей силой на пути к отличным трудовым или творческим показателям. Но честолюбие может оказаться и отрицательным фактором, например, когда честолюбец бесцеремонно подавляет и оттесняет своего коллегу, в котором видит конкурента. В таких случаях честолюбец обычно наталкивается на протест общественности, и выход может быть двояким: либо он образумится и снова попытается добиться признания самоотдачей в труде, либо победит вторая особенность такой личности — ее подозрительность, враждебность.
В приводимых ниже примерах мы познакомимся с тем, как застревание может отразиться на поведении личности и в положительную, и в отрицательную сторону. У первого обследуемого, который ранее уже был описан Зайге в нашем коллективном труде, до 60-летнего возраста преобладали положительные черты акцентуации, а вместе с ними и позитивная жизненная установка. Позднее положение резко изменилось: стала преобладать подозрительность, а не честолюбие. Именно подозрительность и толкала больного на бесплодную борьбу с окружением и окружающими.
Такое положение встречается нередко: застревающие личности в юные годы отличаются выдающимися достижениями в различных областях, так как они искренне и с увлечением ищут удовлетворения в осуществлении своих честолюбивых замыслов, но с возрастом превзойти других бывает нелегко, и застревающая личность, характеризующаяся чрезмерной стойкостью аффектов, с возрастом уже не чувствует былого удовлетворения своей деятельностью. Признание ее достижений становится теперь весьма умеренным, и возникает параноическая готовность взвалить вину за создавшееся положение на других, на тех, которые якобы враждебно к ней настроены. Со временем такая личность окончательно становится на отрицательный путь, вредный для общества.
Чувства, способные вызывать сильные реакции, обычно идут на убыль после того, как реакциям «дать волю»: гнев у разгневанного человека гаснет, если можно наказать того, кто рассердил или обидел его; страх у боязливого проходит, если устранить источник страха. В тех случаях, когда адекватная реакция почему-либо не состоялась, аффект прекращается значительно медленнее, но все же, если индивидуум мысленно обращается к другим темам, то в норме аффект через некоторое время проходит. Даже если разгневанный человек не смог отреагировать на неприятную ситуацию ни словом, ни делом, то тем не менее не исключено, что уже на следующий день он не ощутит сильного раздражения против обидчика; боязливый человек, которому не удалось уйти от внушающей страх ситуации, все же чувствует себя через некоторое время освобожденным от страха. У застревающей личности картина иная: действие аффекта прекращается гораздо медленнее, и стоит лишь вернуться мыслью к случившемуся, как немедленно оживают и сопровождавшие стресс эмоции. Аффект у такой личности держится очень долгое время, хотя никакие новые переживания его не активизируют.
Как уже говорилось, патологическим последействием чреваты в первую очередь эгоистические аффекты, так как именно им присуща особая сила. Вот почему застревание аффекта наиболее ярко проявляется тогда, когда затронуты личные интересы акцентуированной личности. Аффект в этих случаях оказывается ответом на уязвленную гордость, на задетое самолюбие, а также на различные формы подавления, хотя объективно моральный ущерб может быть ничтожным. Оскорбление личных интересов, как правило, никогда не забывается застревающими личностями, поэтому их часто характеризуют как злопамятных или мстительных людей. Кроме того, их называют чувствительными, болезненно обидчивыми, легкоуязвимыми людьми. Обиды в таких случаях в первую очередь касаются самолюбия, сферы задетой гордости, чести.
Однако и ущерб, наносимый интересам другого плана, например жажде материальных благ, страсти к приобретательству, также болезненно воспринимается людьми, которые отличаются чрезмерной стойкостью аффекта. Чувство возмущения общественной несправедливостью у личности застревающего типа наблюдается в более слабой степени, чем аффекты на уровне эгоистических побуждений. И если среди представителей данного типа все же встречаются иногда борцы за гражданскую справедливость, то лишь в той мере, в какой эти люди отстаивают одновременно справедливость в отношении себя; обобщением они лишь стараются придать больше веса своим личным претензиям.
Черты застревания сказываются не только при нанесении ущерба акцентуированной личности, но и в случае ее успеха. Здесь мы часто наблюдаем проявления заносчивости, самонадеянности. Честолюбие — особенно характерная, четкая черта у лиц с чрезмерной стойкостью аффекта: честолюбие сопровождается самоуверенностью, а поощрений таким людям всегда бывает мало.
Поскольку помехи эгоистическим целеустремлениям исходят от окружающих людей, то при высокой степени застревания, т.е. у личностей параноического типа, наблюдается такая характерная черта, как подозрительность. Человек болезненно чувствительный, постоянно страдающий от мнимого «плохого отношения» к себе, точно так же теряет доверие к людям, как и человек, недоверие которого объективно обоснованно. Ведь подозрительность вполне обоснованна, например, у ревнивца, которого действительно обманывают. Но в то время как оправданная подозрительность не идет дальше данного случая, подозрительность застревающей личности носит всеохватывающий характер, поскольку болезненная подозрительность порождается не определенными внешними обстоятельствами, а коренится в психике самой личности. Поэтому о подозрительности как свойстве психики можно говорить только при наличии общей настроенности недоверия, распространяющейся на любые области и отношения.
Повторение нескольких однотипных случаев может послужить толчком к началу параноического развития, но объяснять последнее только суммированием подобных случаев было бы неверно.
Если какое-то лицо постоянно чувствует себя мишенью для обидных замечаний, допустим, со стороны своего начальника, то, с одной стороны, будет постоянно расти ненависть к этому человеку, а с другой — появится притупление реакций на систематически действующий раздражитель, т.е. произойдет постепенное ослабление аффекта. Такой результат наблюдается обычно в тех случаях, когда вступить в борьбу с обидчиком невозможно, но параноического развития такие ситуации не дают.
Постоянное нарастание аффекта вызывается появлением описанного выше длительного чередования успехов и провалов. Представим себе, что есть возможность должным образом прореагировать на обиду, однако успех этот будет лишь частичным, так как вскоре за ним вновь последует новый выпад со стороны обидчика. Такая непрерывная смена удовлетворений и новых поражений и ведет к возникновению параноического аффекта. Подобное развитие может иметь место — при описанных предпосылках — даже у лиц, не отличающихся застреваемостью аффектов. Часто встречается такое положение в быту, скажем, в «борьбе» невестки со свекровью возможно развитие реакций типично параноических. При этом сам аффект бывает неизмеримо сильнее, чем вызвавший его повод.
Особенно велика опасность тогда, когда в вышеописанное «раскачивание» вовлекаются аффекты, обладающие тенденцией к стойкости. В этом случае толчок в обратную сторону не дает достаточного снижения силы аффекта.
Аффекты, достигающие большой силы и обнаруживающие тенденцию к застреванию, постепенно все больше поглощают мысли больного, что приводит к возникновению сверхценных или даже бредовых, параноических идей.
Вне области психиатрии такого рода развития почти бредового порядка мы наблюдаем в первую очередь в связи с ревностью. В области эротики больше, чем во всех других, человек постоянно колеблется между надеждой и опасениями, в силу чего аффект все усиливается. Это усугубляется тем, что любовные проявления обычно держат в тайне, так что судить о том, есть ли измена или нет, бывает затруднительно. Добавим к этому, что кокетливые женщины нередко специально дразнят партнера двойственным поведением, чтобы он терзался ревностью, ибо известно, что с ревностью усиливается любовь.
При такой смене чувств страдание от мысли о возможной неверности любимой достигает апогея, но ему тут же противостоит захватывающее ощущения счастья, связанное с надеждой, что, может быть, она все-таки верна. В другой работе я детально описал этот процесс, который ведет к «любви, исполненной ненависти». Ревность может охватить не только мужчину, но и женщину. Правда, ревность женщины обычно не доходит до столь опасных финалов, как у мужчин, так как последние воспринимают факт, что их «предали», не только эротически. У них в гораздо большей мере, чем у женщин, страдает самолюбие.
Кроме эротической сферы человека могут «раздирать на части» также судебные тяжбы. Они безжалостно выматывают сутягу, который как бы раскачивается, то поднимаясь на вершину, то стремительно падая вниз. В конечном итоге аффект достигает наивысшей точки и настолько овладевает мыслями, что для благоразумия уже не остается места. Весь «путь» тяжбы усеян сильными аффектами, а человек постоянно находится во власти противоречивых умозаключений: то он в отчаянии, что проиграет процесс, то полон надежды, что все же выиграет. Даже если дело не доходит до подобных крайностей, то параноически настроенный человек может просто упереться, считая себя правым, хотя факты свидетельствуют об обратном. В таких случаях мы имеем дело с индивидуумом несговорчивым, не терпящим ни в чем возражений, упрямо настаивающим на своем. Преобладающие черты несговорчивости часто проявляются у людей и в быту.
При экспансивно-параноическом развитии заболевания на переднем плане также стоит аффект. Для человека, который поставил перед собой большую цель и которого постоянно «шатает» между успехом и фиаско, уже сама цель начинает таить в себе магическую привлекательность, не терпящую объективной критической оценки. В ходе развития такого психоза человек, например, может возомнить себя крупным изобретателем, хотя объективно об этом ничто не свидетельствует. Так как подобные радужные ощущения обнаруживают тенденцию к стойкости, ибо человек вообще охотно погружается в оптимистические грезы, то экспансивного пути развития акцентуации следовало бы ожидать чаще, чем персектурного (бреда преследования). Однако при перевесе радужных чувств резко снижается активность, необходимая для постоянного поддержания описанных падений и взлетов, а их смена и есть основной механизм патологического развития.
Идеи, возникающие в результате параноического развития, часто не носят бредового характера, однако они должны быть отнесены к сверхценным (название предложено Вернике), т.е. всецело овладевающим мышлением человека. Например, человек до такой степени может быть захвачен мыслями о своей ущербности, которые появились у него на почве ревности, или своей идеей грандиозных достижений, что все другие интересы и цели для него не существуют. В этом поведении выявляется такая характерная черта, как твердолобость параноической личности.
На процессе психического развития этих состояний мы уже останавливались, описывая акцентуированных личностей ананкастического типа. У последних, например, мысли о своем тяжком недуге или навязчивое представление, что нечто важное упущено, — по сути, те же сверхценные идеи, хотя психиатры их так и не называют. Сходство параноического и ананкастического развития еще больше бросается в глаза в тех случаях, когда у застревающих личностей потенцируется страх. Страх может лежать в основе как ананкастического, так и параноического развития. При колебаниях между надеждой выздороветь и опасением умереть страх в большей или меньшей мере овладевает и застревающими личностями. В результате — картина ипохондрического развития протекает у акцентуированных личностей и педантического, и застревающего типа примерно одинаково, хотя у последних она встречается значительно реже.
Застревающий тип личности интересен тем, что он в равной мере таит в себе возможности как положительного, так и отрицательного развития характера. Как известно, человек лишь в том случае может добиться уважения и авторитета, если он в чем-то достигает положительных результатов, выделяясь на фоне других. Поэтому всякий честолюбивец стремится достичь высоких показателей в любом виде деятельности.
Истерики, впрочем, могут обойтись и без этого, они часто бывают довольны собой без видимой причины. Объяснение простое: путем вытеснений истерики могут субъективно продемонстрировать тот престиж, которым объективно вовсе не обладают.
Паранойяльные личности, не обладая склонностью к самовнушению, должны завоевать реальное признание других людей, чтобы иметь основания гордиться собой. Таким образом, честолюбие может стать важной движущей силой на пути к отличным трудовым или творческим показателям. Но честолюбие может оказаться и отрицательным фактором, например, когда честолюбец бесцеремонно подавляет и оттесняет своего коллегу, в котором видит конкурента. В таких случаях честолюбец обычно наталкивается на протест общественности, и выход может быть двояким: либо он образумится и снова попытается добиться признания самоотдачей в труде, либо победит вторая особенность такой личности — ее подозрительность, враждебность.
В приводимых ниже примерах мы познакомимся с тем, как застревание может отразиться на поведении личности и в положительную, и в отрицательную сторону. У первого обследуемого, который ранее уже был описан Зайге в нашем коллективном труде, до 60-летнего возраста преобладали положительные черты акцентуации, а вместе с ними и позитивная жизненная установка. Позднее положение резко изменилось: стала преобладать подозрительность, а не честолюбие. Именно подозрительность и толкала больного на бесплодную борьбу с окружением и окружающими.
Такое положение встречается нередко: застревающие личности в юные годы отличаются выдающимися достижениями в различных областях, так как они искренне и с увлечением ищут удовлетворения в осуществлении своих честолюбивых замыслов, но с возрастом превзойти других бывает нелегко, и застревающая личность, характеризующаяся чрезмерной стойкостью аффектов, с возрастом уже не чувствует былого удовлетворения своей деятельностью. Признание ее достижений становится теперь весьма умеренным, и возникает параноическая готовность взвалить вину за создавшееся положение на других, на тех, которые якобы враждебно к ней настроены. Со временем такая личность окончательно становится на отрицательный путь, вредный для общества.
Возбудимые личности
Весьма существенны черты характера, вырабатывающиеся в связи с недостаточностью управляемости. Они выражаются в том, что решающими для образа жизни и поведения человека часто являются не благоразумие, не логическое взвешивание своих поступков, а влечения, инстинкты, неконтролируемые побуждения. То, что подсказывается разумом, не принимается во внимание.
Само понятие влечения можно трактовать обобщенно, усматривая в нем, главным образом, стремление к разрядке в большей мере физического, чем морального (духовного) свойства. Вот почему в таких случаях можно говорить о патологической власти влечений. При повышенной степени реакций этого типа мы сталкиваемся с эпилептоидной психопатией, хотя прямая связь с эпилепсией отнюдь не обязательна. Возможно, в данном случае существует известное сходство с психическим складом больного эпилепсией, но внутреннего родства нет никакого.
Само понятие влечения можно трактовать обобщенно, усматривая в нем, главным образом, стремление к разрядке в большей мере физического, чем морального (духовного) свойства. Вот почему в таких случаях можно говорить о патологической власти влечений. При повышенной степени реакций этого типа мы сталкиваемся с эпилептоидной психопатией, хотя прямая связь с эпилепсией отнюдь не обязательна. Возможно, в данном случае существует известное сходство с психическим складом больного эпилепсией, но внутреннего родства нет никакого.