Страница:
– Потому что ты самая смелая женщина из всех, что мне когда-либо встречались.
Сьюзан сидела на заднем сиденье «рейндж ровера» Джулиана, и все в ней кипело. Они уже отправились на ярмарку, но сейчас ехали со скоростью сто миль в час в противоположном направлении. По дороге мать с отчимом остановились у антикварного магазина и купили только что поступившую стойку для зонтов викторианской эпохи со свинцовым оформлением.
– Не могу поверить, – наконец громко сказала Сьюзан.
– Поверить чему? – спросил Джулиан.
– Что из-за этой тупой стойки я пропущу ярмарку.
Он усмехнулся, бросив взгляд на переднее сиденье, где сидела Элис. Разрываемая желанием поддержать мужа, с одной стороны, и желанием уступить дочери – с другой, она смотрела на него с натянутой улыбкой, будто говорила: вот такой у меня забавный ребенок, не сходи с ума. У Элис были золотистые волосы, идеальное лицо, и три или четыре раза в день она выглядела так, словно оно могло разбиться.
– Это так несправедливо! – проворчала Сьюзан.
– Мы поедем туда, потерпи, – сказал Джулиан, глядя на нее через зеркало заднего вида.
Он зажег сигарету для себя и для Элис. Сьюзан ненавидела это в нем: под его влиянием мать снова закурила, бросив пять лет назад.
– Это не просто стойка для зонтов, – стала объяснять мать, выпуская дым в сторону. – Нам очень жаль, что так получилось с ярмаркой, милая. Но это великолепная старинная резная вещь с крючками и огромным зеркалом и скамьей, а в южном фойе она будет выглядеть замечательно.
– Это именно то, что нужно нашему большому дому, – поддержал ее Джулиан. – Его необходимо заполнить множеством красивых вещей. Теперь у меня есть ты и твоя мама, и я хочу, чтобы дом стал еще красивее.
– Я не материалист, – сказала девочка. – Мне не нужны вещи.
– Милая… – начала Элис.
– Оставь ее, – сказал Джулиан, глядя на Элис глазами, говорившими «пусть поволнуется».
Сьюзан погрузилась в сиденье, натянув кепку «Рэд Соке» так, что осталась лишь маленькая щель, чтобы смотреть в окно. Мимо проносились поля, фермы. Коровы, коровы, коровы. Ей так хотелось посмотреть на корабли, что к горлу подкатил ком. Ей хотелось подышать соленым воздухом, почувствовать, как морской бриз дует в лицо. Глядя на затылок Джулиана, ей хотелось, чтобы у нее были силы заставить его исчезнуть так же внезапно, как он появился. В течение года он был только начальником матери. Затем она развелась с отцом, чтобы выйти за него замуж.
Джулиан был владельцем компании «Фон Фрелих Пресижн», которая конструировала гоночные машины для богачей. Боксеры-профессионалы и звезды рока прилетали отовсюду, чтобы заказать машины с желаемым дизайном, которые бы быстро ездили и выглядели круто. Мать работала у него секретарем, и все время приходила домой с рассказами о знаменитостях, о кинозвездах в старых джинсах и потертых туфлях, которые, казалось, нервничали по поводу крупных трат денег.
Проработав несколько недель, она стала говорить о Джулиане фон Фрелихе без остановки, подчеркивая, какой он интересный. Он принимал участие в гонках в Лайм-Рок и Лагуна-Сека и однажды соревновался в Ле-Манс, он имел мировую известность в мире мотоспорта, но оставался таким скромным. Он ненавидел, когда люди спрашивали его о Поле Ньюмане, который был его другом. Ежегодно он спонсировал День Гранд-Прикс в местной средней школе и позволял детям посидеть в гоночной машине и порулить.
Больше всего она говорила, какой он хороший начальник и как ценит Элис, называя ее отличным работником, членом его команды. Она была неотъемлемой частью «Фон Фрелих Пресижн», главным механиком Джулиана, главой заправочно-ремонтного пункта. И пока Уилл с головой уходил в чтение газет и просмотр телевизионных шоу, Элис строила новую сказочно шикарную жизнь на скоростной дороге. Сьюзан с отцом были целиком погружены в скорбь из-за смерти Фрэда и не замечали, как мать отодвигает семью на второй план. Через год Элис вышла замуж за Джулиана.
– Ты знаешь, королева Англии водит такую же машину, – сказал Джулиан.
Сьюзан подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее через зеркало заднего вида.
– Везет ей.
– «Рейндж ровер». Я думал, тебе будет это интересно, ведь ты так любишь все, что связано с Англией.
– Сейчас мне интересно лишь то, попадем ли мы на ярмарку, – буркнула девочка. Ей очень хотелось увидеть отца. Он проводил экскурсии до трех часов, и ей хотелось его застать. Она посмотрела на часы. – Уже почти два часа. Если бы я знала, что мы поедем искать стойку для зонтов, я бы пошла с друзьями…
– Люди, которые мыслят немасштабно, обычно и умирают, ничего не приобретя.
– Согласна, – сказала Сьюзан.
– Ты слишком хороша для этой ярмарки. Там продается лишь груда дешевого тряпья и предлагаются плохо организованные экскурсии. В техническом смысле они даже опасны. Тебе совсем не обязательно ехать на эту ярмарку. Я хочу показать тебе поистине красивые вещи…
– Но я думаю о другом…
– О чем именно? – спросил Джулиан, поймав ее взгляд.
У отчима были жаждущие понимания зеленые глаза, как у щенка, и от этого она чувствовала себя ужасно – он хотел завоевать ее расположение, а она все время сопротивлялась этому. Свои длинные светлые волосы он собирал в подогнутый хвост. Сьюзан знала, что он думает, будто выглядит сексуально, пытаясь стать одним из этих людей мира кинематографии и рок-звезд, но она считала, что это будет вычурно. Как бы он себя почувствовал, если бы узнал, что у него сзади есть небольшая лысина размером с серебряный доллар?
– О чем? – настаивал Джулиан, вскинув голову и не отрывая от нее глаз. – О чем же ты думала?
– О людях, которые все время покупают вещи, – сказала она тихо. – Мне их жаль.
– Сьюзан, тебе же нравится делать покупки. Не…
– Нет, пусть она говорит, – с обидой перебил жену Джулиан. – Я хочу послушать.
– Я не хотела сказать ничего особенного, – ответила Сьюзан, поерзав. – Просто каждый раз, когда у тебя появляется свободная минута, ты мчишься покупать что-нибудь дорогостоящее. Сколько же бесценных предметов нужно человеку? – Она представила себе дом, наполненный до краев столами из красного дерева, комодами из розового дерева, скамьями из тика. – Ты бы уже мог открыть собственный магазин.
– Да, но в этом нет необходимости.
– Я знаю.
Она вспомнила о Саре Талбот, которая тоже продавала красивые вещи, но еще хотела доставить людям удовольствие. Чтобы студенты чувствовали тепло и уют, укутываясь в толстые стеганые одеяла из гусиного пуха и в мягкие шерстяные пледы. Интересно, пошла ли Сара на ярмарку? Милая, Джулиан окружает тебя красивыми вещами, а ты не очень-то благодарна ему за это, – сказала Элис.
– Все, что необходимо, мне дает папа.
Джулиан буркнул что-то себе под нос.
– Что? – спросила Сьюзан, почувствовав вдруг тяжесть в груди.
Дыхание участилось, как всегда перед приступом.
– Ты права, ты абсолютно права, – примирительно сказал Джулиан.
– Тогда почему ты издал этот странный звук?
– Просто так, без всякой причины. То, что ты сказала об отце, правда. Он тебя одевает, присылает деньги на питание. Но…
– Что – но?
– Я думаю, вопрос в том, откуда эти вещи. Если тебя устраивает магазин Кромвельской повседневной одежды, то тогда все в порядке.
– Конечно, устраивает!
– Ты еще совсем юная, Сьюзан. Но в один прекрасный день имена Армани и Прадо будут кое-что значить для тебя. И Дольче & Габбана, понимаешь? Я хочу, чтобы ты была как принцесса. У меня нет своей дочери. Вот ты повесила картины Гейнсборо в зале. Быть пилотом здорово, но зарплата не позволяет ему покупать дорогие картины. Понимаешь?
– Джулиан, думаю, хватит об этом, – вмешалась Элис.
– Я хочу, чтобы она поняла, как все в мире устроено.
– Только не говори с ней об отце, – сказала Элис, понижая голос. – Не говори плохо об Уилле.
Но было слишком поздно. У Сьюзан начался приступ астмы. Сидя одна на заднем сиденье, она старалась подавить рыдания. Грудь болела, в горле жгло, сердце сдавило так, как будто две руки схватили его и хотели разбить.
Пошарив в кармане, она достала ингалятор, подставила его ко рту, нажала один раз и вдохнула. Струя аэрозоли издала шипящий звук, и легкие наполнились, как воздушный шар; она почти слышала, как они надувались. Мать оглянулась, взглядом задавая вопрос, в порядке ли она. Сьюзан кивнула, но глаза ее блестели от слез. Они посмотрели друг на друга, желая того, чего у них никогда не могло быть.
Когда мать обратилась к Джулиану, чтобы поднять ему настроение, Сьюзан была уже далеко. За бухтой Нэрренгссетт, минуя белый шпиль церкви Троицы, вонзающийся в голубое сентябрьское небо, сторожевой корабль проносился, разрезая волны. Отец был у румпеля, Фрэд уравновешивал кливер, а Сьюзан с женщиной просто сидели сзади, с восторгом подставив лица ветру. Женщина была счастлива, глаза ее светились любовью. Девочка знала, что это должна быть ее мама, но в фантазиях это была совсем не она. Ведь мать где-то тратила деньги вместе с Джулианом.
С закрытыми глазами, сидя на заднем сидении «рейндж ровера», мчащегося в противоположную от ярмарки сторону, Сьюзан сжала кулачки, чтобы ее фантазии не прекращались… День был прекрасный, в бухте было спокойно, отец и Фрэд смеялись над своими шутками. Женщина, сидевшая рядом, принесла термос с горячим сидром. Они плыли на остров, на секретный остров, где никто из них раньше не бывал, и они собирались устроить там пикник. Женщина улыбалась в лучах солнца, потом повернулась к девочке и взяла ее за руку, и та увидела доброе и приветливое лицо Сары Талбот.
Глава 5
Сьюзан сидела на заднем сиденье «рейндж ровера» Джулиана, и все в ней кипело. Они уже отправились на ярмарку, но сейчас ехали со скоростью сто миль в час в противоположном направлении. По дороге мать с отчимом остановились у антикварного магазина и купили только что поступившую стойку для зонтов викторианской эпохи со свинцовым оформлением.
– Не могу поверить, – наконец громко сказала Сьюзан.
– Поверить чему? – спросил Джулиан.
– Что из-за этой тупой стойки я пропущу ярмарку.
Он усмехнулся, бросив взгляд на переднее сиденье, где сидела Элис. Разрываемая желанием поддержать мужа, с одной стороны, и желанием уступить дочери – с другой, она смотрела на него с натянутой улыбкой, будто говорила: вот такой у меня забавный ребенок, не сходи с ума. У Элис были золотистые волосы, идеальное лицо, и три или четыре раза в день она выглядела так, словно оно могло разбиться.
– Это так несправедливо! – проворчала Сьюзан.
– Мы поедем туда, потерпи, – сказал Джулиан, глядя на нее через зеркало заднего вида.
Он зажег сигарету для себя и для Элис. Сьюзан ненавидела это в нем: под его влиянием мать снова закурила, бросив пять лет назад.
– Это не просто стойка для зонтов, – стала объяснять мать, выпуская дым в сторону. – Нам очень жаль, что так получилось с ярмаркой, милая. Но это великолепная старинная резная вещь с крючками и огромным зеркалом и скамьей, а в южном фойе она будет выглядеть замечательно.
– Это именно то, что нужно нашему большому дому, – поддержал ее Джулиан. – Его необходимо заполнить множеством красивых вещей. Теперь у меня есть ты и твоя мама, и я хочу, чтобы дом стал еще красивее.
– Я не материалист, – сказала девочка. – Мне не нужны вещи.
– Милая… – начала Элис.
– Оставь ее, – сказал Джулиан, глядя на Элис глазами, говорившими «пусть поволнуется».
Сьюзан погрузилась в сиденье, натянув кепку «Рэд Соке» так, что осталась лишь маленькая щель, чтобы смотреть в окно. Мимо проносились поля, фермы. Коровы, коровы, коровы. Ей так хотелось посмотреть на корабли, что к горлу подкатил ком. Ей хотелось подышать соленым воздухом, почувствовать, как морской бриз дует в лицо. Глядя на затылок Джулиана, ей хотелось, чтобы у нее были силы заставить его исчезнуть так же внезапно, как он появился. В течение года он был только начальником матери. Затем она развелась с отцом, чтобы выйти за него замуж.
Джулиан был владельцем компании «Фон Фрелих Пресижн», которая конструировала гоночные машины для богачей. Боксеры-профессионалы и звезды рока прилетали отовсюду, чтобы заказать машины с желаемым дизайном, которые бы быстро ездили и выглядели круто. Мать работала у него секретарем, и все время приходила домой с рассказами о знаменитостях, о кинозвездах в старых джинсах и потертых туфлях, которые, казалось, нервничали по поводу крупных трат денег.
Проработав несколько недель, она стала говорить о Джулиане фон Фрелихе без остановки, подчеркивая, какой он интересный. Он принимал участие в гонках в Лайм-Рок и Лагуна-Сека и однажды соревновался в Ле-Манс, он имел мировую известность в мире мотоспорта, но оставался таким скромным. Он ненавидел, когда люди спрашивали его о Поле Ньюмане, который был его другом. Ежегодно он спонсировал День Гранд-Прикс в местной средней школе и позволял детям посидеть в гоночной машине и порулить.
Больше всего она говорила, какой он хороший начальник и как ценит Элис, называя ее отличным работником, членом его команды. Она была неотъемлемой частью «Фон Фрелих Пресижн», главным механиком Джулиана, главой заправочно-ремонтного пункта. И пока Уилл с головой уходил в чтение газет и просмотр телевизионных шоу, Элис строила новую сказочно шикарную жизнь на скоростной дороге. Сьюзан с отцом были целиком погружены в скорбь из-за смерти Фрэда и не замечали, как мать отодвигает семью на второй план. Через год Элис вышла замуж за Джулиана.
– Ты знаешь, королева Англии водит такую же машину, – сказал Джулиан.
Сьюзан подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее через зеркало заднего вида.
– Везет ей.
– «Рейндж ровер». Я думал, тебе будет это интересно, ведь ты так любишь все, что связано с Англией.
– Сейчас мне интересно лишь то, попадем ли мы на ярмарку, – буркнула девочка. Ей очень хотелось увидеть отца. Он проводил экскурсии до трех часов, и ей хотелось его застать. Она посмотрела на часы. – Уже почти два часа. Если бы я знала, что мы поедем искать стойку для зонтов, я бы пошла с друзьями…
– Люди, которые мыслят немасштабно, обычно и умирают, ничего не приобретя.
– Согласна, – сказала Сьюзан.
– Ты слишком хороша для этой ярмарки. Там продается лишь груда дешевого тряпья и предлагаются плохо организованные экскурсии. В техническом смысле они даже опасны. Тебе совсем не обязательно ехать на эту ярмарку. Я хочу показать тебе поистине красивые вещи…
– Но я думаю о другом…
– О чем именно? – спросил Джулиан, поймав ее взгляд.
У отчима были жаждущие понимания зеленые глаза, как у щенка, и от этого она чувствовала себя ужасно – он хотел завоевать ее расположение, а она все время сопротивлялась этому. Свои длинные светлые волосы он собирал в подогнутый хвост. Сьюзан знала, что он думает, будто выглядит сексуально, пытаясь стать одним из этих людей мира кинематографии и рок-звезд, но она считала, что это будет вычурно. Как бы он себя почувствовал, если бы узнал, что у него сзади есть небольшая лысина размером с серебряный доллар?
– О чем? – настаивал Джулиан, вскинув голову и не отрывая от нее глаз. – О чем же ты думала?
– О людях, которые все время покупают вещи, – сказала она тихо. – Мне их жаль.
– Сьюзан, тебе же нравится делать покупки. Не…
– Нет, пусть она говорит, – с обидой перебил жену Джулиан. – Я хочу послушать.
– Я не хотела сказать ничего особенного, – ответила Сьюзан, поерзав. – Просто каждый раз, когда у тебя появляется свободная минута, ты мчишься покупать что-нибудь дорогостоящее. Сколько же бесценных предметов нужно человеку? – Она представила себе дом, наполненный до краев столами из красного дерева, комодами из розового дерева, скамьями из тика. – Ты бы уже мог открыть собственный магазин.
– Да, но в этом нет необходимости.
– Я знаю.
Она вспомнила о Саре Талбот, которая тоже продавала красивые вещи, но еще хотела доставить людям удовольствие. Чтобы студенты чувствовали тепло и уют, укутываясь в толстые стеганые одеяла из гусиного пуха и в мягкие шерстяные пледы. Интересно, пошла ли Сара на ярмарку? Милая, Джулиан окружает тебя красивыми вещами, а ты не очень-то благодарна ему за это, – сказала Элис.
– Все, что необходимо, мне дает папа.
Джулиан буркнул что-то себе под нос.
– Что? – спросила Сьюзан, почувствовав вдруг тяжесть в груди.
Дыхание участилось, как всегда перед приступом.
– Ты права, ты абсолютно права, – примирительно сказал Джулиан.
– Тогда почему ты издал этот странный звук?
– Просто так, без всякой причины. То, что ты сказала об отце, правда. Он тебя одевает, присылает деньги на питание. Но…
– Что – но?
– Я думаю, вопрос в том, откуда эти вещи. Если тебя устраивает магазин Кромвельской повседневной одежды, то тогда все в порядке.
– Конечно, устраивает!
– Ты еще совсем юная, Сьюзан. Но в один прекрасный день имена Армани и Прадо будут кое-что значить для тебя. И Дольче & Габбана, понимаешь? Я хочу, чтобы ты была как принцесса. У меня нет своей дочери. Вот ты повесила картины Гейнсборо в зале. Быть пилотом здорово, но зарплата не позволяет ему покупать дорогие картины. Понимаешь?
– Джулиан, думаю, хватит об этом, – вмешалась Элис.
– Я хочу, чтобы она поняла, как все в мире устроено.
– Только не говори с ней об отце, – сказала Элис, понижая голос. – Не говори плохо об Уилле.
Но было слишком поздно. У Сьюзан начался приступ астмы. Сидя одна на заднем сиденье, она старалась подавить рыдания. Грудь болела, в горле жгло, сердце сдавило так, как будто две руки схватили его и хотели разбить.
Пошарив в кармане, она достала ингалятор, подставила его ко рту, нажала один раз и вдохнула. Струя аэрозоли издала шипящий звук, и легкие наполнились, как воздушный шар; она почти слышала, как они надувались. Мать оглянулась, взглядом задавая вопрос, в порядке ли она. Сьюзан кивнула, но глаза ее блестели от слез. Они посмотрели друг на друга, желая того, чего у них никогда не могло быть.
Когда мать обратилась к Джулиану, чтобы поднять ему настроение, Сьюзан была уже далеко. За бухтой Нэрренгссетт, минуя белый шпиль церкви Троицы, вонзающийся в голубое сентябрьское небо, сторожевой корабль проносился, разрезая волны. Отец был у румпеля, Фрэд уравновешивал кливер, а Сьюзан с женщиной просто сидели сзади, с восторгом подставив лица ветру. Женщина была счастлива, глаза ее светились любовью. Девочка знала, что это должна быть ее мама, но в фантазиях это была совсем не она. Ведь мать где-то тратила деньги вместе с Джулианом.
С закрытыми глазами, сидя на заднем сидении «рейндж ровера», мчащегося в противоположную от ярмарки сторону, Сьюзан сжала кулачки, чтобы ее фантазии не прекращались… День был прекрасный, в бухте было спокойно, отец и Фрэд смеялись над своими шутками. Женщина, сидевшая рядом, принесла термос с горячим сидром. Они плыли на остров, на секретный остров, где никто из них раньше не бывал, и они собирались устроить там пикник. Женщина улыбалась в лучах солнца, потом повернулась к девочке и взяла ее за руку, и та увидела доброе и приветливое лицо Сары Талбот.
Глава 5
Сара сидела в тонкой сорочке и ждала, когда придет доктор Гудейкер, чтобы осмотреть ее. Ежемесячный визит к нему требовал особого терпения. Он был нейрохирургом, и его пациентами становились жертвы лобовых столкновений, мотоциклистов, которые кувыркались без шлемов, детей, которые ныряли в мелководье и ломали себе шеи, наездников, которые слетали с лошадей и травмировали позвоночники, людей, которые однажды просыпались с опухолью мозга.
В кабинет ворвалась медсестра Вики со свирепым выражением лица и стала что-то искать в ящике стола. Она была невысокого роста, стройная, с темно-рыжими волосами и великолепной фигурой. Она была очень привлекательна, но работа у доктора Гудейкера сделала ее нетерпеливой и озлобленной.
– Привет, Вики, – сказала Сара.
– А, привет, – ответила та рассеянно.
– Он заставил тебя побегать?
– Ему нужен подготовительный комплект, а вы знаете, он нужен ему еще с прошлого Рождества.
Сара рассмеялась. Она видела, как работает доктор Гудейкер, и поняла, что Вики имеет в виду. Чтобы спасти вашу жизнь, он требовал от персонала невозможного, и это, очевидно, превращало его в кошмарного начальника.
Сара сидела на краю стола для осмотра пациентов и наблюдала, как Вики бегает по кабинету. Она хотела спросить, сколько ей еще придется ждать и можно ли немного проветрить, но воздержалась. Продолжительная болезнь заставила ее смотреть сквозь пальцы на многие вещи. Она приучила себя сосредоточиваться на самом важном, пропуская то, что не имело большого значения.
Наконец пришел доктор Гудейкер. Он был высокий и очень худой, в черном костюме с накинутым белым халатом Его волосы были темными и короткими, и, несмотря на круглые очки в проволочной оправе и отсутствие бороды, он очень походил на Авраама Линкольна. С серьезным видом он подошел к шкафу, находящемуся за дверью, и достал карту Сары.
– Здравствуйте, доктор.
– Привет, Сара.
– Кажется, сегодня напряженный день?
– Угу.
Нахмурившись, он приступил к чтению, но Сару не смущала его суровость. Она уже знала, что это был всего лишь способ самозащиты от проявления ненужных эмоций при осмотре особо тяжелых больных. Доктор Гудейкер спас ей жизнь, и она любила его всем сердцем.
– Боли есть?
– Только когда касаюсь шрама.
– Онемение? Покалывание?
– Нет.
– Приступов больше нет?
– Нет уже с июля. – Сара закрыла глаза и прочла молитву. Девять месяцев назад она была совершенно здоровой и пробегала по семь миль в день, готовясь к своему первому марафону. Однажды она очнулась на полу в душе. Она не помнила, как вошла туда и сколько времени там пролежала. Ей хватило сил добраться до телефона и набрать 911.
Сначала решили, что ее парализовало. Она не могла двигаться и еле разговаривала. Конечности были тяжелыми, в глазах двоилось. Кардиологи столпились вокруг нее, подключая сердце к мониторам, делая электрокардиограмму, СТ-сканирование и ЭЭГ. ЭЭГ выявило активизацию приступов, и кардиологи передали Сару в отделение нейрохирургии для дальнейшего обследования. Так у нее обнаружили опухоль головного мозга.
– Хорошо, – сказал доктор, положив карту, и наклонился к ней, чтобы посмотреть глаза.
Она почувствовала пряный запах парфюма и улыбнулась.
– Если бы у меня был друг, я бы хотела купить ему такой же одеколон.
– Сядьте прямо и закройте глаза, – сказал он без тени улыбки на лице. – Держите руки вытянутыми прямо перед собой.
Сара сделала так, как он ей велел.
– Теперь разведите руки в стороны.
Как крылья, подумала она, как самолет, летящий в Мэн.
– Дотроньтесь до носа левым указательным пальцем. Теперь правым. Глаза закрыты! Очень хорошо.
Сара чувствовала себя ребенком, которого проверяет школьная медсестра. С закрытыми глазами, ощущая знакомый запах доктора Гудейкера, она была в безопасности. Впервые она пришла к нему, чтобы получить еще одно заключение. Первый доктор из небольшой больницы на другой стороне города сказал, что у нее остеогенная саркома, худшая опухоль из всех возможных. Он предположил, что лечение лишь приблизит неизбежное, но даже при хирургическом вмешательстве у нее останется только десять недель жизни. Он предложил ей поехать в Париж, насладиться любимыми блюдами и попрощаться с людьми, которых она любит. Говоря об этом, он держал ее за руку. Он был пожилым и уважаемым человеком и произносил высокопарные слова, выражая сожаление.
В шоке, думая о Париже и Майке и смерти через десять недель, Сара вернулась домой. Было ли это тем же самым, через что прошла ее мать? Плача, она обратила к ней свои молитвы. Слабая и больная, она нуждалась в услугах приходящей медсестры, за ней стала ухаживать Мэг Фергюсон. Через шесть дней после смертельного приговора Майк уехал в Мэн. Десять дней делясь с Мэг своими страхами, Сара в итоге последовала ее логичному, полному сострадания совету: показаться еще одному специалисту.
Это был луч надежды. Ведь мать жила на маленьком острове и боролась с болезнью в одиночку, но у Сары все будет иначе. Да, ее сын сбежал в Мэн, но ей не хотелось ехать в Париж, и она не должна умереть от опухоли головного мозга. Не должна! Она почти слышала, как мать умоляла ее бороться. Мэг дала Саре координаты доктора Гудейкера, и она позвонила ему…
– Я подумываю о поездке, – сказала она доктору Гудейкеру, отвлекаясь от воспоминаний.
– В самом деле? – спросил он, осматривая ее затылок.
– В Мэн. Навестить своего сына.
– А, – сказал он, ощупывая шрам.
Опухоль примыкала к синусному нерву, бросая вызов хирургическому вмешательству и угрожая Саре парализацией или летальным исходом. Но доктор Гудейкер сотворил чудо: он удалил 99 процентов опухоли. Чтобы проникнуть вовнутрь, он сделал большой надрез в черепе, в форме буквы U, и тот выглядел как широкая улыбка красного цвета.
– Помните, я вам о нем говорила? О Майке? Он уехал в Мэн приблизительно в то время, когда мы с вами познакомились.
– Поехал учиться? – спросил доктор.
– Нет, он уехал к моему отцу.
Сара закрыла глаза, пытаясь подавить обиду. Доктор Гудейкер много значил для нее, но зачем ему знать подробности ее жизни?
– Ну что ж, не вижу причины для отмены поездки. – Он облокотился на низкую тумбочку и впервые за все время визита посмотрел на нее, как на обычного человека, а не как на пациента, предназначенного для изучения и оценки. – А доктора Боусвелла вы не спрашивали?
– Нет, – сказала Сара. – А что, надо?
Доктор Боусвелл была ее онкологом и сыграла важную роль в лечении Сары, но доктор Гудейкер был единственным, кому она доверяла свои надежды и страхи.
– Я скажу Вики, чтобы она с ней связалась, – сказал доктор Гудейкер, делая запись в карте Сары. – Если она не будет возражать, то и я не против.
– Я просто не хочу рецидива, – сказала Сара.
– Я знаю. Мы не можем предсказать… ваша опухоль труднодоступна и довольно агрессивна для крупноклеточной лим… – Он прервал себя на полуслове.
Доктор Гудейкер верил в ум и интуицию Сары, и не было необходимости озвучивать все свои опасения. Она может выжить, а может и нет. Сара знала, насколько рак мучителен: она видела, как умирала ее мать, прикованная к постели на острове Элк. Она видела, как отец практически высох от горя.
– Я хочу повидать сына, – тихо сказала она, сдерживая эмоции. – Хочу съездить домой.
Он кивнул:
– Но будьте осторожны. Если появятся симптомы онемения или покалывания, позвоните мне немедленно.
– Спасибо, – сказала Сара, просияв, как будто выиграла гонку.
– Жду вас через месяц, – строго, как всегда, сказал доктор Гудейкер, собираясь выйти из кабинета.
– Доктор Гудейкер, – остановила его Сара, набравшись смелости. Она никогда не спрашивала его ни о чем личном. – А как ваш отец? – Во время последнего визита она слышала от Вики, что у его отца был сердечный приступ.
– Ему лучше. – Доктор удивленно взглянул на Сару, как будто спрашивая, откуда она узнала об этом. – Но он живет во Флориде, и за ним ухаживает мой старший брат. Он просто ангел! – Губы его растянулись в улыбке, а в глазах светилась любовь.
Сара прекрасно знала, что такое любить на расстоянии, беспокоиться до изнеможения, доверять заботу другому человеку.
– Рада, что у вас такой замечательный брат!
Немного помедлив, доктор вышел, и дверь мягко закрылась за ним.
Оставшись одна, Сара постаралась унять волнение. Упражнения успокаивали ее, поэтому она вытянула руки перед собой, затем развела их в стороны… У Сары никогда не было брата, как у доктора Гудейкера, никогда не было такого ангела в ее жизни. Но она вдруг подумала об Уилле Берке, который обнимал ее на ярмарке и который повезет ее домой. К Майку.
Уилл ехал по длинной дороге, которая шла вверх по Уиндмер-хилл, петляя по дубово-сосновому лесу. Прошлой ночью выпал снег, и ветки низко клонились под его тяжестью. На самом верху взору открывалась широкая, покрытая снегом лужайка, окаймленная самшитами с шапками снега, которые образовывали живую изгородь. Была пятница, полуденное время, и он ехал за Сьюзан.
Шикарный каменный особняк Джулиана стоял с важным видом, затмевая зимний пейзаж. Два старых «феррари» были припаркованы за поворотом, а в гараже виднелся «Порше 356». Уилл припарковал машину, пытаясь подавить досаду на то, что с этим человеком живут Элис и его дочь.
Ожидая Сьюзан, он был удивлен, когда Элис вышла ему навстречу. При виде ее у него перехватило дыхание. Она все еще оставалась самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел: кремовый цвет кожи, голубые миндалевидные глаза, золотистые волосы, стройная женственная фигура. Она шла по снегу в коротких черных сапожках. На ней был надет серый облегающий тренировочный костюм.
– Она попросила передать, что задерживается на несколько минут, – поспешно сказала Элис.
– Нет проблем, – ответил Уилл.
Он вышел из машины и облокотился на дверку. На нем были джинсы и старый зеленый свитер. Морозило, но он поборол порыв предложить Элис кожаную куртку, которая лежала на заднем сиденье.
– У нее участились приступы астмы.
– Почему? Что случилось?
– Ничего особенного. Она доводит себя до приступа только для того, чтобы повлиять на окружающих. Я не обвиняю ее, она многое пережила, но ей необходимо всегда быть в центре внимания.
– Я тоже этого хотел, когда мне было пятнадцать.
– И так продолжается до сих пор, – сухо сказала Элис, пристально глядя на его ботинки.
Это была пара старых ботинок фирмы «Дунхэм», коричневая кожа сильно износилась и потерлась, подметки были недавно заменены. Ему было интересно, помнит ли она, что они были куплены ею в первую зиму их пребывания в Форт-Кромвеле.
– Я хотел сказать о Дне благодарения… – начал Уилл.
Элис резко подняла голову:
– О Дне благодарения? Сьюзан останется с нами. У нас есть планы…
– Постой, – сказал Уилл, поднимая руку.
Боже, простейший разговор становится таким напряженным, любой вопрос обсуждается, как на переговорах! Он не мог удержаться от воспоминаний прошлых лет, когда разговор о Дне благодарения вращался вокруг Фрэда и Джона Алдена, которого он играл в школьной пьесе, и Сьюзан, игравшей странницу, в родительский дом которой они должны были пойти. Они вместе решали, что подавать на ужин: сладкие или тыквенные пирожки или и то и другое.
– Она ведь все праздники проводит со мной, Уилл! Это было частью нашего соглашения! – Жесткие ноты зазвучали в ее голосе.
– Расслабься, Элис. Я просто хотел сказать, что меня не будет в городе на День благодарения.
– Прекрасно! А куда ты едешь? – спросила она, подняв васильковые глаза, в которых промелькнуло новое чувство: беспокойство?
Уилл слышал о женах, которые потеряли счет своим бракам, и у которых возникало непреодолимое любопытство в отношении образа жизни их бывших мужей. Может, именно это чувство пробудилось и в Элис?
– У меня чартерный рейс в Мэн. Думаю, тебе следует знать это на тот случай, если я вдруг понадоблюсь. Понимаешь? Но я уверен: с Сикрит все будет в порядке.
– С Сикрит? Боже, Уилл! – взорвалась Элис. – Мы назвали ее Сьюзан. Ты хотел дать ей имя, полное силы, в честь той, на кого она могла бы равняться…
– Сьюзан Мэллори… – сказал он, вспомнив о своей бабушке.
– Не потакай этой чепухе с «Сикрит». Если хочешь знать, я думаю, что это какое-то психическое нарушение. Джулиан полагает, ей нужна профессиональная помощь.
– А разве ты не говорила ему, через что нам пришлось пройти с того момента, когда мы впервые появились в Форт-Кромвеле? – не сдержался Уилл.
– Конечно, говорила. Он знаком с доктором Дэрроу…
Элис в волнении стиснула пальцы, и на них сверкнули самое большое бриллиантовое кольцо, какое ему когда-либо доводилось видеть, и обручальное кольцо в изумрудно-бриллиантовом оформлении.
– Привет! – крикнула Сьюзан, выбежав через парадную дверь со своим рюкзаком, спортивной сумкой и маленьким свертком.
Она стояла там, как звезда, которая только что вышла на сцену: сияющая улыбка, театральная поза, безграничная энергия, распахнутые руки для приветствия обожающей публики. Ее родители были слишком расстроены, чтобы зааплодировать. Уилл слегка улыбнулся, протягивая левую руку, чтобы обнять ее, когда она бежала к нему по снегу.
– Привет, Сикрит!
– Господи, – пробормотала Элис.
– Привет, пап. Мы можем поехать через город? Мне надо кое-что забросить подруге.
– Командуешь ты!
– Не забудь сообщить мне номер телефона, куда ты отправляешься на День благодарения, – резко сказала Элис. – На всякий случай.
– А куда ты едешь? – забеспокоилась Сьюзан.
– Это по работе.
– Ты собираешься работать в День благодарения!
– Я отвожу подругу Фергюсонов Сару Талбот в Мэн.
– А, вот кого ты везешь! – задумчиво произнесла Сьюзан, уставившись на свой маленький сверток.
– У тебя ингалятор с собой? – спросила Элис, потянув ее к себе, чтобы обнять.
Увидев, что Джулиан выходит из гаража с человеком в синей форме механика, Уилл взял сумки:
– Ты готова, Сикрит? Пора ехать!
– Пожалуйста, играйте в свои игры, когда вы одни, без меня. Я в них не участвую! – разозлилась Элис.
– Тебе и не нужно называть меня Сикрит, – сказала дочь. – Я все равно поменяла это имя. С двенадцати часов минувшей ночи я Сноу…
– Сьюзан!
– Привет, – перебил их подошедший к ним Джулиан.
У него был равнодушно-усталый взгляд человека, который перезанимался в спортзале или много бегал. Волосы забраны в дурацкий хвост, который плохо сочетался с чертами его лица. Ему, должно быть, около пятидесяти, подумал Уилл. На нем была дорогая замшевая куртка с логотипом его гоночной машины на груди.
– Привет, Джулиан! – Уилл пожал ему руку.
– Вы знаете, почему меня зовут Сноу? – продолжала дочь высоким напряженным голосом. – Из-за Фрэдди. Он обожал зиму, это было его любимое время года.
– Сьюзан, детка, прекрати… – попросила Элис.
– Он любил кататься на санках, на лыжах. Помните, когда мы ездили к дяде Тому? Как же ему это нравилось! Он не хотел даже прерываться на обед, все катался и катался на лыжах, пока подъемники не останавливались вечером. Помните, как трудно его было найти?
– Это невыносимо, – простонала Элис, густо покраснев.
– В Ньюпорте он научил меня делать ангелов. Мы лежали в снегу у церкви Святой Троицы, глядя на гавань, лежали на спине с раскинутыми руками и ногами и махали ими, устремляясь в небо. Помните?
– Я помню, – сказал Уилл, пристально глядя в ее блестящие глаза.
– Милая, перестань, – сказала Элис, схватив девочку за руку. Слезы текли по ее щекам. – Изменив имя, ты не вернешь его.
– Ему это так нравилось! – не останавливалась Сьюзан. – Не важно, падал ли снег или лежал на пристани. Ему было все равно. Главное, это был снег. Он умер в сентябре, поэтому мое имя было Сэптэмбэр, и он всегда хранил мои секреты, поэтому я назвала себя Сикрит, и он безумно любил снег, поэтому сейчас меня зовут Сноу…
В кабинет ворвалась медсестра Вики со свирепым выражением лица и стала что-то искать в ящике стола. Она была невысокого роста, стройная, с темно-рыжими волосами и великолепной фигурой. Она была очень привлекательна, но работа у доктора Гудейкера сделала ее нетерпеливой и озлобленной.
– Привет, Вики, – сказала Сара.
– А, привет, – ответила та рассеянно.
– Он заставил тебя побегать?
– Ему нужен подготовительный комплект, а вы знаете, он нужен ему еще с прошлого Рождества.
Сара рассмеялась. Она видела, как работает доктор Гудейкер, и поняла, что Вики имеет в виду. Чтобы спасти вашу жизнь, он требовал от персонала невозможного, и это, очевидно, превращало его в кошмарного начальника.
Сара сидела на краю стола для осмотра пациентов и наблюдала, как Вики бегает по кабинету. Она хотела спросить, сколько ей еще придется ждать и можно ли немного проветрить, но воздержалась. Продолжительная болезнь заставила ее смотреть сквозь пальцы на многие вещи. Она приучила себя сосредоточиваться на самом важном, пропуская то, что не имело большого значения.
Наконец пришел доктор Гудейкер. Он был высокий и очень худой, в черном костюме с накинутым белым халатом Его волосы были темными и короткими, и, несмотря на круглые очки в проволочной оправе и отсутствие бороды, он очень походил на Авраама Линкольна. С серьезным видом он подошел к шкафу, находящемуся за дверью, и достал карту Сары.
– Здравствуйте, доктор.
– Привет, Сара.
– Кажется, сегодня напряженный день?
– Угу.
Нахмурившись, он приступил к чтению, но Сару не смущала его суровость. Она уже знала, что это был всего лишь способ самозащиты от проявления ненужных эмоций при осмотре особо тяжелых больных. Доктор Гудейкер спас ей жизнь, и она любила его всем сердцем.
– Боли есть?
– Только когда касаюсь шрама.
– Онемение? Покалывание?
– Нет.
– Приступов больше нет?
– Нет уже с июля. – Сара закрыла глаза и прочла молитву. Девять месяцев назад она была совершенно здоровой и пробегала по семь миль в день, готовясь к своему первому марафону. Однажды она очнулась на полу в душе. Она не помнила, как вошла туда и сколько времени там пролежала. Ей хватило сил добраться до телефона и набрать 911.
Сначала решили, что ее парализовало. Она не могла двигаться и еле разговаривала. Конечности были тяжелыми, в глазах двоилось. Кардиологи столпились вокруг нее, подключая сердце к мониторам, делая электрокардиограмму, СТ-сканирование и ЭЭГ. ЭЭГ выявило активизацию приступов, и кардиологи передали Сару в отделение нейрохирургии для дальнейшего обследования. Так у нее обнаружили опухоль головного мозга.
– Хорошо, – сказал доктор, положив карту, и наклонился к ней, чтобы посмотреть глаза.
Она почувствовала пряный запах парфюма и улыбнулась.
– Если бы у меня был друг, я бы хотела купить ему такой же одеколон.
– Сядьте прямо и закройте глаза, – сказал он без тени улыбки на лице. – Держите руки вытянутыми прямо перед собой.
Сара сделала так, как он ей велел.
– Теперь разведите руки в стороны.
Как крылья, подумала она, как самолет, летящий в Мэн.
– Дотроньтесь до носа левым указательным пальцем. Теперь правым. Глаза закрыты! Очень хорошо.
Сара чувствовала себя ребенком, которого проверяет школьная медсестра. С закрытыми глазами, ощущая знакомый запах доктора Гудейкера, она была в безопасности. Впервые она пришла к нему, чтобы получить еще одно заключение. Первый доктор из небольшой больницы на другой стороне города сказал, что у нее остеогенная саркома, худшая опухоль из всех возможных. Он предположил, что лечение лишь приблизит неизбежное, но даже при хирургическом вмешательстве у нее останется только десять недель жизни. Он предложил ей поехать в Париж, насладиться любимыми блюдами и попрощаться с людьми, которых она любит. Говоря об этом, он держал ее за руку. Он был пожилым и уважаемым человеком и произносил высокопарные слова, выражая сожаление.
В шоке, думая о Париже и Майке и смерти через десять недель, Сара вернулась домой. Было ли это тем же самым, через что прошла ее мать? Плача, она обратила к ней свои молитвы. Слабая и больная, она нуждалась в услугах приходящей медсестры, за ней стала ухаживать Мэг Фергюсон. Через шесть дней после смертельного приговора Майк уехал в Мэн. Десять дней делясь с Мэг своими страхами, Сара в итоге последовала ее логичному, полному сострадания совету: показаться еще одному специалисту.
Это был луч надежды. Ведь мать жила на маленьком острове и боролась с болезнью в одиночку, но у Сары все будет иначе. Да, ее сын сбежал в Мэн, но ей не хотелось ехать в Париж, и она не должна умереть от опухоли головного мозга. Не должна! Она почти слышала, как мать умоляла ее бороться. Мэг дала Саре координаты доктора Гудейкера, и она позвонила ему…
– Я подумываю о поездке, – сказала она доктору Гудейкеру, отвлекаясь от воспоминаний.
– В самом деле? – спросил он, осматривая ее затылок.
– В Мэн. Навестить своего сына.
– А, – сказал он, ощупывая шрам.
Опухоль примыкала к синусному нерву, бросая вызов хирургическому вмешательству и угрожая Саре парализацией или летальным исходом. Но доктор Гудейкер сотворил чудо: он удалил 99 процентов опухоли. Чтобы проникнуть вовнутрь, он сделал большой надрез в черепе, в форме буквы U, и тот выглядел как широкая улыбка красного цвета.
– Помните, я вам о нем говорила? О Майке? Он уехал в Мэн приблизительно в то время, когда мы с вами познакомились.
– Поехал учиться? – спросил доктор.
– Нет, он уехал к моему отцу.
Сара закрыла глаза, пытаясь подавить обиду. Доктор Гудейкер много значил для нее, но зачем ему знать подробности ее жизни?
– Ну что ж, не вижу причины для отмены поездки. – Он облокотился на низкую тумбочку и впервые за все время визита посмотрел на нее, как на обычного человека, а не как на пациента, предназначенного для изучения и оценки. – А доктора Боусвелла вы не спрашивали?
– Нет, – сказала Сара. – А что, надо?
Доктор Боусвелл была ее онкологом и сыграла важную роль в лечении Сары, но доктор Гудейкер был единственным, кому она доверяла свои надежды и страхи.
– Я скажу Вики, чтобы она с ней связалась, – сказал доктор Гудейкер, делая запись в карте Сары. – Если она не будет возражать, то и я не против.
– Я просто не хочу рецидива, – сказала Сара.
– Я знаю. Мы не можем предсказать… ваша опухоль труднодоступна и довольно агрессивна для крупноклеточной лим… – Он прервал себя на полуслове.
Доктор Гудейкер верил в ум и интуицию Сары, и не было необходимости озвучивать все свои опасения. Она может выжить, а может и нет. Сара знала, насколько рак мучителен: она видела, как умирала ее мать, прикованная к постели на острове Элк. Она видела, как отец практически высох от горя.
– Я хочу повидать сына, – тихо сказала она, сдерживая эмоции. – Хочу съездить домой.
Он кивнул:
– Но будьте осторожны. Если появятся симптомы онемения или покалывания, позвоните мне немедленно.
– Спасибо, – сказала Сара, просияв, как будто выиграла гонку.
– Жду вас через месяц, – строго, как всегда, сказал доктор Гудейкер, собираясь выйти из кабинета.
– Доктор Гудейкер, – остановила его Сара, набравшись смелости. Она никогда не спрашивала его ни о чем личном. – А как ваш отец? – Во время последнего визита она слышала от Вики, что у его отца был сердечный приступ.
– Ему лучше. – Доктор удивленно взглянул на Сару, как будто спрашивая, откуда она узнала об этом. – Но он живет во Флориде, и за ним ухаживает мой старший брат. Он просто ангел! – Губы его растянулись в улыбке, а в глазах светилась любовь.
Сара прекрасно знала, что такое любить на расстоянии, беспокоиться до изнеможения, доверять заботу другому человеку.
– Рада, что у вас такой замечательный брат!
Немного помедлив, доктор вышел, и дверь мягко закрылась за ним.
Оставшись одна, Сара постаралась унять волнение. Упражнения успокаивали ее, поэтому она вытянула руки перед собой, затем развела их в стороны… У Сары никогда не было брата, как у доктора Гудейкера, никогда не было такого ангела в ее жизни. Но она вдруг подумала об Уилле Берке, который обнимал ее на ярмарке и который повезет ее домой. К Майку.
Уилл ехал по длинной дороге, которая шла вверх по Уиндмер-хилл, петляя по дубово-сосновому лесу. Прошлой ночью выпал снег, и ветки низко клонились под его тяжестью. На самом верху взору открывалась широкая, покрытая снегом лужайка, окаймленная самшитами с шапками снега, которые образовывали живую изгородь. Была пятница, полуденное время, и он ехал за Сьюзан.
Шикарный каменный особняк Джулиана стоял с важным видом, затмевая зимний пейзаж. Два старых «феррари» были припаркованы за поворотом, а в гараже виднелся «Порше 356». Уилл припарковал машину, пытаясь подавить досаду на то, что с этим человеком живут Элис и его дочь.
Ожидая Сьюзан, он был удивлен, когда Элис вышла ему навстречу. При виде ее у него перехватило дыхание. Она все еще оставалась самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел: кремовый цвет кожи, голубые миндалевидные глаза, золотистые волосы, стройная женственная фигура. Она шла по снегу в коротких черных сапожках. На ней был надет серый облегающий тренировочный костюм.
– Она попросила передать, что задерживается на несколько минут, – поспешно сказала Элис.
– Нет проблем, – ответил Уилл.
Он вышел из машины и облокотился на дверку. На нем были джинсы и старый зеленый свитер. Морозило, но он поборол порыв предложить Элис кожаную куртку, которая лежала на заднем сиденье.
– У нее участились приступы астмы.
– Почему? Что случилось?
– Ничего особенного. Она доводит себя до приступа только для того, чтобы повлиять на окружающих. Я не обвиняю ее, она многое пережила, но ей необходимо всегда быть в центре внимания.
– Я тоже этого хотел, когда мне было пятнадцать.
– И так продолжается до сих пор, – сухо сказала Элис, пристально глядя на его ботинки.
Это была пара старых ботинок фирмы «Дунхэм», коричневая кожа сильно износилась и потерлась, подметки были недавно заменены. Ему было интересно, помнит ли она, что они были куплены ею в первую зиму их пребывания в Форт-Кромвеле.
– Я хотел сказать о Дне благодарения… – начал Уилл.
Элис резко подняла голову:
– О Дне благодарения? Сьюзан останется с нами. У нас есть планы…
– Постой, – сказал Уилл, поднимая руку.
Боже, простейший разговор становится таким напряженным, любой вопрос обсуждается, как на переговорах! Он не мог удержаться от воспоминаний прошлых лет, когда разговор о Дне благодарения вращался вокруг Фрэда и Джона Алдена, которого он играл в школьной пьесе, и Сьюзан, игравшей странницу, в родительский дом которой они должны были пойти. Они вместе решали, что подавать на ужин: сладкие или тыквенные пирожки или и то и другое.
– Она ведь все праздники проводит со мной, Уилл! Это было частью нашего соглашения! – Жесткие ноты зазвучали в ее голосе.
– Расслабься, Элис. Я просто хотел сказать, что меня не будет в городе на День благодарения.
– Прекрасно! А куда ты едешь? – спросила она, подняв васильковые глаза, в которых промелькнуло новое чувство: беспокойство?
Уилл слышал о женах, которые потеряли счет своим бракам, и у которых возникало непреодолимое любопытство в отношении образа жизни их бывших мужей. Может, именно это чувство пробудилось и в Элис?
– У меня чартерный рейс в Мэн. Думаю, тебе следует знать это на тот случай, если я вдруг понадоблюсь. Понимаешь? Но я уверен: с Сикрит все будет в порядке.
– С Сикрит? Боже, Уилл! – взорвалась Элис. – Мы назвали ее Сьюзан. Ты хотел дать ей имя, полное силы, в честь той, на кого она могла бы равняться…
– Сьюзан Мэллори… – сказал он, вспомнив о своей бабушке.
– Не потакай этой чепухе с «Сикрит». Если хочешь знать, я думаю, что это какое-то психическое нарушение. Джулиан полагает, ей нужна профессиональная помощь.
– А разве ты не говорила ему, через что нам пришлось пройти с того момента, когда мы впервые появились в Форт-Кромвеле? – не сдержался Уилл.
– Конечно, говорила. Он знаком с доктором Дэрроу…
Элис в волнении стиснула пальцы, и на них сверкнули самое большое бриллиантовое кольцо, какое ему когда-либо доводилось видеть, и обручальное кольцо в изумрудно-бриллиантовом оформлении.
– Привет! – крикнула Сьюзан, выбежав через парадную дверь со своим рюкзаком, спортивной сумкой и маленьким свертком.
Она стояла там, как звезда, которая только что вышла на сцену: сияющая улыбка, театральная поза, безграничная энергия, распахнутые руки для приветствия обожающей публики. Ее родители были слишком расстроены, чтобы зааплодировать. Уилл слегка улыбнулся, протягивая левую руку, чтобы обнять ее, когда она бежала к нему по снегу.
– Привет, Сикрит!
– Господи, – пробормотала Элис.
– Привет, пап. Мы можем поехать через город? Мне надо кое-что забросить подруге.
– Командуешь ты!
– Не забудь сообщить мне номер телефона, куда ты отправляешься на День благодарения, – резко сказала Элис. – На всякий случай.
– А куда ты едешь? – забеспокоилась Сьюзан.
– Это по работе.
– Ты собираешься работать в День благодарения!
– Я отвожу подругу Фергюсонов Сару Талбот в Мэн.
– А, вот кого ты везешь! – задумчиво произнесла Сьюзан, уставившись на свой маленький сверток.
– У тебя ингалятор с собой? – спросила Элис, потянув ее к себе, чтобы обнять.
Увидев, что Джулиан выходит из гаража с человеком в синей форме механика, Уилл взял сумки:
– Ты готова, Сикрит? Пора ехать!
– Пожалуйста, играйте в свои игры, когда вы одни, без меня. Я в них не участвую! – разозлилась Элис.
– Тебе и не нужно называть меня Сикрит, – сказала дочь. – Я все равно поменяла это имя. С двенадцати часов минувшей ночи я Сноу…
– Сьюзан!
– Привет, – перебил их подошедший к ним Джулиан.
У него был равнодушно-усталый взгляд человека, который перезанимался в спортзале или много бегал. Волосы забраны в дурацкий хвост, который плохо сочетался с чертами его лица. Ему, должно быть, около пятидесяти, подумал Уилл. На нем была дорогая замшевая куртка с логотипом его гоночной машины на груди.
– Привет, Джулиан! – Уилл пожал ему руку.
– Вы знаете, почему меня зовут Сноу? – продолжала дочь высоким напряженным голосом. – Из-за Фрэдди. Он обожал зиму, это было его любимое время года.
– Сьюзан, детка, прекрати… – попросила Элис.
– Он любил кататься на санках, на лыжах. Помните, когда мы ездили к дяде Тому? Как же ему это нравилось! Он не хотел даже прерываться на обед, все катался и катался на лыжах, пока подъемники не останавливались вечером. Помните, как трудно его было найти?
– Это невыносимо, – простонала Элис, густо покраснев.
– В Ньюпорте он научил меня делать ангелов. Мы лежали в снегу у церкви Святой Троицы, глядя на гавань, лежали на спине с раскинутыми руками и ногами и махали ими, устремляясь в небо. Помните?
– Я помню, – сказал Уилл, пристально глядя в ее блестящие глаза.
– Милая, перестань, – сказала Элис, схватив девочку за руку. Слезы текли по ее щекам. – Изменив имя, ты не вернешь его.
– Ему это так нравилось! – не останавливалась Сьюзан. – Не важно, падал ли снег или лежал на пристани. Ему было все равно. Главное, это был снег. Он умер в сентябре, поэтому мое имя было Сэптэмбэр, и он всегда хранил мои секреты, поэтому я назвала себя Сикрит, и он безумно любил снег, поэтому сейчас меня зовут Сноу…