Страница:
«Гостиница находилась напротив филармонии. И вот сидим мы, пьем-гуляем, а в филармонии шел концерт кого-то из из наших маэстро, чуть ли не Ойстраха. Весь цвет Одессы, все отцы города, теневики, подпольные миллионеры съехались… Концерт закончился, публика стала выходить на улицу, шум-гам, такси, троллейбусы подъезжают… А Володя сидит на подоконнике и поет для нас. И на улице наступила тишина. Выглядываем в окно: перед филармонией стоит тысячная толпа, транспорт остановился, все слушают Высоцкого. Оркестранты вышли во фраках, тоже стоят, слушают. А когда Высоцкий закончил петь, сказал „все“, толпа зааплодировала…»
Пока Высоцкого нет в Москве, в КГБ создается новое управление – 5-е, отвечающее за идеологическое направление. Идея с его созданием давно витала в голове советских руководителей, но разные силы оттягивали это событие. Пока очередной скандал на идеологической почве, да еще международного масштаба, не перевесил чашу весов в пользу сторонников создания подобного подразделения.
Поэт Андрей Вознесенский (как мы помним, один из активных друзей «Таганки») в середине июня должен был улететь в США, где по линии Союза писателей СССР собирался выступить 21 июня на Фестивале искусств в Нью-Йорке. Однако советские верха (в том числе и КГБ) выступили против этой поездки (видимо, памятуя о недавнем побеге дочери Сталина). Поэтому на все запросы из США по поводу присутствия на фестивале советского гостя Союз писателей отвечал, что Вознесенский заболел. Поскольку это была неправда, поэт немедленно написал возмущенное письмо в Союз писателей, которое тут же стало гулять по Москве самиздатом. Письмо оперативно перепечатали западные издания, такие как французская «Монд» и американская «Нью-Йорк таймс». Переполненный возмущением Ален Гинсберг (один из влиятельнейших американских интеллектуалов еврейского происхождения) даже ходил во главе демонстрации (!) к миссии ООН в Нью-Йорке с плакатом: «Выпустите поэта на вечер».
В связи с этим инцидентом Вознесенский был вызван на заседание Союза писателей и подвергнут остракизму. Но это еще больше распалило поэта, чувствующего за собой мощную поддержку с Запада. После этого он родил на свет сразу два произведения: одно прозаическое (письмо в газету «Правда»), другое поэтическое (стихотворение «Стыд»). Ответом на это будет статья в «Литературной газете», где оба произведения будут осуждены. В статье, в частности, отмечалось: «…Буржуазная пропаганда использовала Вознесенского для очередных антисоветских выпадов. А. Вознесенский имел полную возможность ответить на выпады буржуазной пропаганды. Он этого не сделал… ЦРУ обожает вас».
Думаю, не надо объяснять, на чьей стороне в этом конфликте был Владимир Высоцкий. Об этом говорят и строки, которые он написал в том же 67-м, пусть и не конкретно по поводу описанного выше события, но похожего по своей сути:
1-й – контрразведывательная работа на каналах культурного обмена, разработка иностранцев, работа по линии творческих союзов, научно-исследовательских институтов, учреждений культуры и медицинских учреждений;
2-й – планирование и осуществление контрразведывательных мероприятий совместно с ПГУ (Первое управление) против центров идеологических диверсий империалистических государств, пресечение деятельности НТС, националистических и шовинистических элементов;
3-й – контрразведывательная работа на канале студенческого обмена, пресечение враждебной деятельности студенческой молодежи и профессорско-преподавательского состава;
4-й – контрразведывательная работа в среде религиозных, сионистских и сектантских элементов и против зарубежных религиозных центров.
Отметим, что представители «русской партии» предлагали создать в «пятке» отдел по борьбе с сионизмом, который был бы весьма полезен в свете недавней шестидневной арабо-израильской войны и разрыва дипломатических отношений между СССР и Израилем, последовавшего 12 июня, однако к их мнению не прислушались. Сионистский отдел создадут только летом 73-го после очередной арабо-израильской войны, то есть упущено будет целых шесть лет.
5-й – практическая помощь местным органам КГБ по предотвращению массовых антиобщественных проявлений. Розыск авторов антисоветских анонимных документов, листовок. Проверка сигналов по террору.
6-й – обобщение и анализ данных о деятельности противника по осуществлению идеологической диверсии. Разработка мероприятий по перспективному планированию и информационной работе.
7-я группа (на правах отдела) – координация работы управления с органами безопасности социалистических стран.
На момент создания «пятки» в его центральном аппарате числился 201 сотрудник (в среднем – по 25 человек в каждом отделе). Если прибавить сюда около 800 человек в союзных республиках, то получится – 1 тысяча сотрудников. Скажем прямо, не слишком много для почти 300-миллионной страны.
В числе подопечных 5-го управления окажется и наш герой – Владимир Высоцкий, которого шеф КГБ Юрий Андропов (кстати, сам пишущий стихи) весьма уважал, ценил и всячески опекал, имея на него большие виды. Какие? Об этом речь еще пойдет впереди. А пока досье Высоцкого из Московского управления КГБ перекочевало в 5-е управление, в 1-й отдел, надзирающий за творческой интеллигенцией. Туда же, судя по всему, попало и досье на Марину Влади (иностранку), что было весьма удобно для чекистов – «пасти» звездную чету одновременно. Эта «пастьба» велась и на МКФ, в том числе и через окружение Макса Леона, которое давно находилось под колпаком Лубянки.
Отметим, что тогда же из руководства КГБ были удалены и все те, кто имел непосредственное отношение к появлению досье на Высоцкого: 18 октября был снят с должности начальник столичного КГБ Михаил Светличный (он не только расстался с должностью, но и был выведен из Коллегии КГБ), а 1 ноября дошла очередь и до С. Банникова: он был освобожден от обязанностей члена Коллегии и заместителя председателя КГБ (с поста начальника контрразведывательного главка его сняли еще раньше – в конце июля).
Принято считать, что работу 5-го управления лично вел Ю. Андропов. Но это не совсем так: шеф КГБ, конечно же, был в курсе того, чем занималась «пятка», однако непосредственным куратором этого направления был его 1-й заместитель Семен Цвигун – большой специалист по контрразведывательной работе (им он стал еще в войну, когда занимался партизанской деятельностью), а также близкий друг Брежнева. Цвигун симпатизировал «русской партии», на почве чего очень скоро киношные державники начнут экранизацию его книг о войне (эти фильмы будут сниматься в Первом объединении «Мосфильма», которое возглавлял Сергей Бондарчук).
И вновь вернемся к хронике событий июля 67-го.
Вернувшись в Москву из Одессы, Высоцкий побывал в гостях у своих коллег – актерской четы в лице Владимира Ивашова и Светланы Светличной (с ней наш герой играл в «Стряпухе»), которые жили на 2-й Фрунзенской улице, в доме №7. В присутствии хозяев, а также жены Высоцкого Людмилы Абрамовой и приятелей Всеволода Абдулова и Николая Губенко нашим героем был дан домашний концерт.
20 июля Высоцкий присутствовал на закрытии Международного кинофестиваля. В последний день его работы для всех участников был устроен прощальный банкет в пресс-баре. Вспоминает уже знакомый нам одноклассник нашего героя А. Свидерский:
«Когда заиграла музыка, Сергей Аполлинарьевич Герасимов пригласил Влади на танец. Я пошел с его женой Тамарой Федоровной Макаровой, и в это время появился Володя. Он взял Марину, и они начали танцевать, и он ее уже не отпускал… А Лева Кочарян, я и все наши ребята, которые там были, мы их взяли в кольцо, потому что все прорывались к Марине танцевать. Но Володя до самого конца никому этого не позволил. Мне запомнилась его фраза, которую он тогда нам сказал: „Я буду не Высоцкий, если я на ней не женюсь“. Так прямо и сказал…»
Трудно поверить в то, что привыкшая к многочисленным знакам внимания со стороны мужчин, куда более эффектных, чем Владимир Высоцкий, французская знаменитость с ходу примет всерьез ухаживания внешне невзрачного советского актера. Вполне вероятно, что тогда ее просто занимало это откровенное признание в любви, это почти по-детски наивное ухаживание. По воспоминаниям того же Игоря Гневашева, Влади упрашивала своих московских знакомых: «Ребята, вы его уведите подальше от гостиницы, а то он возвращается и это… ломится в номер».
Да, без сомнения, встреча с Высоцким летом 67-го казалась для Марины Влади всего лишь забавным эпизодом и не предвещала (во всяком случае, для нее) в дальнейшем ничего серьезного и многообещающего. Как уже отмечалось, в те дни у французской кинозвезды было более сильное увлечение, чем актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда» (режиссер Анри Кольни), Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристой Аврамом. Именно с ним она и собиралась связать свою дальнейшую судьбу, о чем в КГБ, кстати, были прекрасно осведомлены. Как и о том, что при таком раскладе Влади могла «уплыть» пусть и в союзные, но все же чужие руки – к румынской госбезопасности «Секуритате».
Дело в том, что одной из самых активных восточноевропейских стран, как легально, так и нелегально «окучивавших» Францию, была именно Румыния. Связано это было с тем, что первая всегда была близка последней: недаром столицу Румынии город Бухарест называли «маленьким Парижем», многие румыны говорили по-французски, а румынская община Парижа была весьма многочисленна и влиятельна. Поэтому культурные связи двух стран развивались наиболее активно, в отличие от связей Франции с другими восточноевропейскими странами. Достаточно сказать, что в области кинематографии французы кооперировались исключительно с румынами (в советском прокате эти фильмы пользовались большим успехом: например, дилогия про индейцев «Приключения на берегах Онтарио» и «Прерия»).
В итоге в одном из таких франко-румынских фильмов – той самой «Моне, безымянной звезде» – и выпала честь сниматься Марине Влади. И наверняка ее роман с Аврамом был «под колпаком» у «Секуритате». Так что если бы он закончился свадьбой, то надзор за французской звездой перешел бы в компетенцию румынской госбезопасности. Учитывая сложные отношения СССР и Румынии (а именно в этой стране КГБ не имел своих советников в недрах тамошних спецслужб), можно предположить, что такой расклад Лубянку не устраивал. Поэтому и была предпринята попытка не только ввести Влади в либеральную советскую тусовку, но и привязать ее к здешнему кинематографу. Причем руку к этому приложил еще один маяковсковед – Сергей Юткевич.
Он давно «болел» Маяковским и на почве этой «болезни» снял о нем несколько документально-публицистических картин (первая в начале 50-х, последняя – в конце 70-х). Юткевич также входил в число знакомых Лили Брик и периодически захаживал в ее салон на Кутузовском проспекте. В мае 67-го он запустился на «Мосфильме» с очередным фильмом – «Сюжет для небольшого рассказа» об А. Чехове – и главную женскую роль (возлюбленная писателя Лика Мизинова) хотел предложить кому-то из советских актрис. Но ни одна почему-то (!) не подошла. И тогда в июле того же года он предложил ее именно Марине Влади. И та согласилась, видимо, не догадываясь, какие планы строили в ее отношении советские спецслужбы.
А что же Высоцкий?
Он продолжает жить на два дома: то есть морочит головы двум женщинам – собственной жене и Татьяне Иваненко. Как вспоминает одна из них – Л. Абрамова: «Боялась ли я, что Володя ходит к женщинам? Нет, абсолютно. У меня и тени этой мысли не было. Боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет – „все“. А так – нет, страха не было…»
Сразу после кинофестиваля Высоцкий снова улетает в Одессу на съемки «Интервенции». Там с ним происходит неприятный инцидент, который, к счастью, не стал достоянием гласности, иначе Высоцкому это могло бы выйти боком. А случилось следующее.
Как-то после съемок Высоцкий в компании Левона Кочаряна, его жены Инны и Артура Макарова собрались на квартире подруги жены Кочаряна. Там же оказался и 24-летний болгарский актер Стефан Данаилов, снимавшийся в те дни в советско-болгарском фильме «Первый курьер». И вот на той вечеринке, будучи в подпитии, Данаилов приказал Высоцкому: «Пой!» Тот отказался. Тогда Данаилов вытащил из кармана пачку денег и швырнул ее в лицо Высоцкому. Сидевший ближе всех к Данаилову Кочарян немедленно взорвался и от всей души врезал по физиономии будущему заслуженному артисту Болгарии, будущему члену болгарской компартии и лауреату Димитровской премии. В результате вспыхнувшей в квартире потасовки серьезно пострадал сам Данаилов, а также двухспальная тахта хозяев квартиры.
Отдадим должное Данаилову, он не стал жаловаться «наверх», хотя наверняка мог бы. Но болгарский актер предпочел уладить это дело по-тихому, так сказать, по-мужски. И к этому конфликту его участники больше не возвращались. А ссадины на лице Данаилова быстро зажили, и через несколько лет советские кинозрители смогли убедиться в этом, лицезрея болгарского актера в многосерийном телевизионном сериале «На каждом километре».
Вспоминает А. Иванова: «Володя в Одессе, в „Интервенции“, снимался немного. Я помню его только в нескольких сценах: „Марш интервентов“ – это когда французы вступают в город, а вся Одесса стоит на берегу и по-разному реагирует на это дело – тут и большевики, и черносотенцы, и кадеты, и сионисты, и банкиры. И Володя с мадам Ксидиас – Оля Аросева ее здорово играла – и ее сыном, которого замечательно сыграл Золотухин. Помню, была страшная жара. Все мы работали в плавках, а бедные актеры маршировали или приветственно кричали, будучи одеты по полной парадной форме. Володя снимался в пиджаке и в галстуке. Рядом с местом съемки, в кустах, администрация организовала для актеров что-то типа душа. Володя прибегал и окатывался водой после каждого дубля. И еще прикатили для актеров бочку с квасом, многие просили пива, потому что-де квас жажду в жару не утоляет, но тут администрация нас не поддержала. Еще помню Володю на съемках в порту, он там был занят в сцене на корабле, где французы для своих солдат устроили публичный дом…»
25 июля Высоцкого утверждают на роль поручика Брусенцова. Причем его утверждение прошло с бо-о-ольшим скрипом. Особенно решительно против Высоцкого выступал его давний недоброжелатель – начальник актерского отдела «Мосфильма» Адольф Гуревич. Как мы помним, их конфликт имел «алкогольную почву» (со стороны Высоцкого) и уходил своими корнями еще в первую половину 60-х, когда Высоцкий снимался в двух мосфильмовских лентах: «На завтрашней улице» и «Стряпухе». В последней он вел себя особенно неподобающим образом – много пил и держал съемочную группу в сильном напряжении (особенно режиссера Эдмонда Кеосаяна). С тех пор мосфильмовское начальство зареклось приглашать актера в свои картины, и он снимался в основном на республиканских киностудиях. Однако в 67-м Евгений Карелов стал именно тем режиссером, кто решил вернуть Высоцкого на «Мосфильм». Естественно, Гуревич этому всячески противился. В итоге эту баталию он проиграл, поскольку в ней свое веское слово в пользу Высоцкого сказал не кто-нибудь, а классик советского кинематографа, а также духовный лидер советской еврейской интеллигенции Михаил Ромм. Вот как эту историю описывал сам Высоцкий в письме своей жене Л. Абрамовой 9 августа:
«Гуревич кричал, что он пойдет к Баскакову и Романову (руководители кинематографии Союза), а Карелов предложил ему ходить везде вместе. Это все по поводу моего старого питья и „Стряпухи“ и Кеосаяна. Все решилось просто. Карелов поехал на дачу к больному Михаилу Ильичу Ромму, привез его, и тот во всеуслышание заявил, что Высоцкий-де его убеждает, после чего Гуревич мог пойти только в ж…, куда он и отправился незамедлительно…»
31 июля Высоцкий дает концерт в столичном Центральном доме литераторов.
14 августа в Измаиле начались съемки фильма «Служили два товарища». Пока без Высоцкого, который снимается в «Интервенции», а в Измаил планирует приехать только во второй половине сентября.
26 августа В. Золотухин вывел в своем дневнике следующие строчки:
«Ночевал Высоцкий. Жаловался на судьбу:
– Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу. Они меня не любят. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину. Орут… Совершенно неправильное воспитание…»
Да, судя по всему, Высоцкий с традиционной точки зрения был плохой отец. Однако могло ли быть иначе? Конечно, нет, если учитывать, что главным для любого мужчины в первую очередь является дело – его профессия. А к Высоцкому это относится особенно – без творчества он вообще не мыслил своего существования. Причем не просто творчества, а творчества всепоглощающего. Как верно писал П. Леонидов: «Володя мне говорил: „Песни у меня в крови, в душе, в мозгу, в мускулах. У меня в костях ломит, когда я долго не пою“. Так что правильно: какие там дети?
28 августа Высоцкий уже снова в Одессе, где снимается в «Интервенции». После съемок в тот же день заходит «на огонек» в Дом отдыха работников искусств, где режиссер Петр Тодоровский отмечает свое 42-летие. Послушаем последнего:
«Собрались Володя Высоцкий, очень знаменитые режиссеры Марлен Хуциев и Владимир Венгеров, который, в частности, на „Ленфильме“ снял картину „Рабочий поселок“, где в главной роли снялся Олег Борисов. По-моему, еще была Кира Муратова, мы тогда жили в одном доме. Вообще пришло очень много людей, причем разные, были и оперные, и театральные люди, киношники… Было весело, очень даже весело, потому что лето, окна распахнуты. Володя Высоцкий поет, я ему подыгрываю. И вообще мы себя вели очень шумно, дворничиха нас уже стала предупреждать, потому что был второй час ночи… Потом дворничиха все-таки привела участкового, потому что все уже начали жаловаться. Зашел молодой парень, младший лейтенант, такой строгий, приказал прекратить шум, хотел заставить нас замолчать, но увидел Володю, тут же „расплылся“ и говорит: „Разрешите мне тоже с вами посидеть, послушать Высоцкого?..“…»
31 августа состоялся сбор «Таганки» после летних каникул. Высоцкий явился в необычном виде – с усами. Из театра он уехал на такси в компании с Татьяной Иваненко.
1 сентября Высоцкий участвовал в репетиции «Пугачева». На следующий день «Таганка» открыла сезон – был показан спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Керенского играл Николай Губенко, а Высоцкий – матроса. Все с теми же усами.
3 сентября наш герой явился в театр… уже без усов. Это было странно, поскольку в «Интервенции» он играл роль человека именно усатого. Но, видимо, накладные усы ему подходили больше. Вечером того же дня он улетел в Одессу, именно на съемки «Интервенции».
4 сентября Высоцкий стал одним из инициаторов проведения дня рождения осветителя «Интервенции» Антонины Ивановой. Эту женщину все в группе любили за ее добрый нрав и поразительную работоспособность. Поэтому и было решено сделать ей подарок – накрыть для нее стол в ресторане гостиницы «Красная». Когда именинница туда пришла, она чуть не задохнулась от восторга. На торжестве, помимо Высоцкого, также присутствовали: режиссер Геннадий Полока, оператор Евгений Мезенцев, актер Ефим Копелян и др.
8 сентября Высоцкий приехал в Москву, чтобы попытать счастья еще в одном мосфильмовском кинопроекте – фильме Георгия Натансона «Наташа» (в прокате – «Еще раз про любовь»). Высоцкому предложили пройти пробы на главную мужскую роль – молодого ученого-физика, имевшего редкое имя Электрон и вполне распространенную фамилию Евдокимов. Эта проба состоялась в 19.00 – 24.00 в 12-м павильоне «Мосфильма». Высоцкому подыгрывала исполнительница главной женской роли Татьяна Доронина. Однако ничего путного из пробы Высоцкого не получится. По словам Натансона: «Нами было отснято несколько больших фрагментов, которые потом украли. Помню, Володя просил пошить ему башмаки на высоком каблуке, потому что был ниже Дорониной. Когда мы с Эдвардом Радзинским (автор сценария) и Татьяной просмотрели отснятый материал, стало ясно, что нужно искать другого актера. Высоцкий со своим бешеным темпераментом „рвался“ из кадра на волю…»
13 сентября Высоцкий снова был в Ленинграде. В тот же день худсовет «Мосфильма» утвердил исполнителей главных ролей в картину «Наташа» («Еще раз про любовь»). Наташу выпало играть Татьяне Дорониной, а Электрона – Александру Лазареву.
14 сентября Высоцкий вернулся в Москву и вечером (18.30) вышел на сцену театра в ролях Гитлера и Чаплина в «Павших и живых».
16 сентября он играл Галилея в «Жизни Галилея».
19 сентября Высоцкий вышел на сцену «Таганки» в ночных «Антимирах». А утром следующего дня улетел на съемки фильма «Служили два товарища». Причем отправился туда не один, а вместе со своим коллегой по театру Вениамином Смеховым, для которого это была первая роль в кино (уговорил его сниматься именно Высоцкий). Вспоминает В. Смехов:
«Полет в Одессу – и мы обсуждаем общие дела в театре, пересадка, переезд в Измаил, и я сетую на то, что не знаю совсем Одессы. По дороге к съемочному городку – советы, подсказки, уговоры не теряться, хотя я вроде и так не теряюсь. Но он (Высоцкий) что-то чувствовал такое, в чем я и себе не признавался. В театре – опыт, роли, все знакомо, а тут – явный риск проявиться щенком, зеленым юнцом, осрамиться, и перед кем – перед „киношниками“… Гм… Доехали. Володя стремительно вводит в чужой мир, на ходу рассыпая подарки „положительных эмоций“… Знакомит с группой, и о каждом – коротко, с юмором и с нежностью. Оператор – чудо, ассистенты – милые ребята, звуковики – мастера и люди что надо и т. д.
Гостиница-«поплавок» на Дунае – блеск, закачаешься. Входим в номер, я ахаю и качаюсь. За окном – леса, Дунай, румынские рыбаки на дальнем берегу. Быстро ужинать. Погляди, ты такую ряженку ел в жизни? Ложку ставит в центре чашки, ложка стоит, не дышит. Я в восторге. Володя кивает, подтверждая глазами: я, мол, предупреждал тебя, какая это прелесть – кино. Бежим дальше. Вечер. Воздух. Воля. Спуск к реке. Гигантские марши массовки. Войска на берегу. Ракеты, всполохи света, лошадиные всхлипы, плеск волны. Разворот неведомых событий, Гражданская война, белые у Сиваша. На взгорье у камеры белеет кепка главного человека, Евгения Карелова. Они перекинутся двумя словами с оператором, со вторым режиссером, и вот результат: на все побережье, на весь мир, как мне кажется, громыхает усиленный мегафоном голос ассистента Славы Березко. По его команде – тысячи людей, движений, звуков – все меняется, послушно готовится к новой задаче. Когда Высоцкий успел подговорить Карелова? Я только-только начал остывать, уходить в тоскливую думу о напрасной поездке, о чужих заботах – и вдруг… Слава передает, я вижу, мегафон главному, и на весь мир, на страх врагам и очень звонко-весело раздалось: «В честь прибытия на съемки фильма „Служили два товарища“ знаменитых артистов московского Театра на Таганке такого-то и такого-то – салют!»
Грянули залпы, грянуло «ура!», и пребольно ущипнул меня знаменитый артист с «Таганки»: мол, радуйся, дурачок, здесь хорошо, весело и все свои.
Дальше – вечер у Карелова, разбор завтрашней съемки, ночь бесед о кино и о поэзии…
Володя встает в 5 утра. Спускается вниз. Помощник режиссера отговаривает, вчера отговаривали всей группой… На месте съемок уже не говорит, а кричит раздраженно Карелов: зачем рано встал, зачем приехал, это же такой дальний план, зритель тебя и в телескоп не разглядит… Володя переодевается, не гримируется, естественно, и – на коня. Три часа скачек, съемок, пересъемок того крохотного кадра, где его и мой герои появляются верхом – очень далеко, на горизонте…» (Снимали эпизод, где Брусенцов и Краузе, после выстрела в красноармейца Некрасова, пытаются ускакать на лошадях. – Ф. Р.)
На следующий день, 21 сентября, был снят эпизод «в овраге»: Брусенцов отнимает у Краузе винтовку и посылает последний патрон в спину красноармейцу Некрасову. Вечером того же дня Высоцкий и Смехов покинули съемочную группу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Пока Высоцкого нет в Москве, в КГБ создается новое управление – 5-е, отвечающее за идеологическое направление. Идея с его созданием давно витала в голове советских руководителей, но разные силы оттягивали это событие. Пока очередной скандал на идеологической почве, да еще международного масштаба, не перевесил чашу весов в пользу сторонников создания подобного подразделения.
Поэт Андрей Вознесенский (как мы помним, один из активных друзей «Таганки») в середине июня должен был улететь в США, где по линии Союза писателей СССР собирался выступить 21 июня на Фестивале искусств в Нью-Йорке. Однако советские верха (в том числе и КГБ) выступили против этой поездки (видимо, памятуя о недавнем побеге дочери Сталина). Поэтому на все запросы из США по поводу присутствия на фестивале советского гостя Союз писателей отвечал, что Вознесенский заболел. Поскольку это была неправда, поэт немедленно написал возмущенное письмо в Союз писателей, которое тут же стало гулять по Москве самиздатом. Письмо оперативно перепечатали западные издания, такие как французская «Монд» и американская «Нью-Йорк таймс». Переполненный возмущением Ален Гинсберг (один из влиятельнейших американских интеллектуалов еврейского происхождения) даже ходил во главе демонстрации (!) к миссии ООН в Нью-Йорке с плакатом: «Выпустите поэта на вечер».
В связи с этим инцидентом Вознесенский был вызван на заседание Союза писателей и подвергнут остракизму. Но это еще больше распалило поэта, чувствующего за собой мощную поддержку с Запада. После этого он родил на свет сразу два произведения: одно прозаическое (письмо в газету «Правда»), другое поэтическое (стихотворение «Стыд»). Ответом на это будет статья в «Литературной газете», где оба произведения будут осуждены. В статье, в частности, отмечалось: «…Буржуазная пропаганда использовала Вознесенского для очередных антисоветских выпадов. А. Вознесенский имел полную возможность ответить на выпады буржуазной пропаганды. Он этого не сделал… ЦРУ обожает вас».
Думаю, не надо объяснять, на чьей стороне в этом конфликте был Владимир Высоцкий. Об этом говорят и строки, которые он написал в том же 67-м, пусть и не конкретно по поводу описанного выше события, но похожего по своей сути:
Итак, во многом именно этот скандал ускорил создание в структуре КГБ Идеологического управления. Приказ о его создании появился на свет 17 июля, а основой стал отдел, который давно функционировал в составе 2-го главка (контрразведывательного). Начальником управления стал бывший секретарь Ставропольского крайкома КПСС А. Кадашев (видимо, в качестве его протеже выступил Михаил Суслов – не только главный «ставрополец» в верхах, но и один из членов Политбюро, симпатизировавших «русской партии»). В состав управления вошли 7 отделов:
Подымайте руки,
В урны суйте
Бюллетени даже не читав, –
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!
1-й – контрразведывательная работа на каналах культурного обмена, разработка иностранцев, работа по линии творческих союзов, научно-исследовательских институтов, учреждений культуры и медицинских учреждений;
2-й – планирование и осуществление контрразведывательных мероприятий совместно с ПГУ (Первое управление) против центров идеологических диверсий империалистических государств, пресечение деятельности НТС, националистических и шовинистических элементов;
3-й – контрразведывательная работа на канале студенческого обмена, пресечение враждебной деятельности студенческой молодежи и профессорско-преподавательского состава;
4-й – контрразведывательная работа в среде религиозных, сионистских и сектантских элементов и против зарубежных религиозных центров.
Отметим, что представители «русской партии» предлагали создать в «пятке» отдел по борьбе с сионизмом, который был бы весьма полезен в свете недавней шестидневной арабо-израильской войны и разрыва дипломатических отношений между СССР и Израилем, последовавшего 12 июня, однако к их мнению не прислушались. Сионистский отдел создадут только летом 73-го после очередной арабо-израильской войны, то есть упущено будет целых шесть лет.
5-й – практическая помощь местным органам КГБ по предотвращению массовых антиобщественных проявлений. Розыск авторов антисоветских анонимных документов, листовок. Проверка сигналов по террору.
6-й – обобщение и анализ данных о деятельности противника по осуществлению идеологической диверсии. Разработка мероприятий по перспективному планированию и информационной работе.
7-я группа (на правах отдела) – координация работы управления с органами безопасности социалистических стран.
На момент создания «пятки» в его центральном аппарате числился 201 сотрудник (в среднем – по 25 человек в каждом отделе). Если прибавить сюда около 800 человек в союзных республиках, то получится – 1 тысяча сотрудников. Скажем прямо, не слишком много для почти 300-миллионной страны.
В числе подопечных 5-го управления окажется и наш герой – Владимир Высоцкий, которого шеф КГБ Юрий Андропов (кстати, сам пишущий стихи) весьма уважал, ценил и всячески опекал, имея на него большие виды. Какие? Об этом речь еще пойдет впереди. А пока досье Высоцкого из Московского управления КГБ перекочевало в 5-е управление, в 1-й отдел, надзирающий за творческой интеллигенцией. Туда же, судя по всему, попало и досье на Марину Влади (иностранку), что было весьма удобно для чекистов – «пасти» звездную чету одновременно. Эта «пастьба» велась и на МКФ, в том числе и через окружение Макса Леона, которое давно находилось под колпаком Лубянки.
Отметим, что тогда же из руководства КГБ были удалены и все те, кто имел непосредственное отношение к появлению досье на Высоцкого: 18 октября был снят с должности начальник столичного КГБ Михаил Светличный (он не только расстался с должностью, но и был выведен из Коллегии КГБ), а 1 ноября дошла очередь и до С. Банникова: он был освобожден от обязанностей члена Коллегии и заместителя председателя КГБ (с поста начальника контрразведывательного главка его сняли еще раньше – в конце июля).
Принято считать, что работу 5-го управления лично вел Ю. Андропов. Но это не совсем так: шеф КГБ, конечно же, был в курсе того, чем занималась «пятка», однако непосредственным куратором этого направления был его 1-й заместитель Семен Цвигун – большой специалист по контрразведывательной работе (им он стал еще в войну, когда занимался партизанской деятельностью), а также близкий друг Брежнева. Цвигун симпатизировал «русской партии», на почве чего очень скоро киношные державники начнут экранизацию его книг о войне (эти фильмы будут сниматься в Первом объединении «Мосфильма», которое возглавлял Сергей Бондарчук).
И вновь вернемся к хронике событий июля 67-го.
Вернувшись в Москву из Одессы, Высоцкий побывал в гостях у своих коллег – актерской четы в лице Владимира Ивашова и Светланы Светличной (с ней наш герой играл в «Стряпухе»), которые жили на 2-й Фрунзенской улице, в доме №7. В присутствии хозяев, а также жены Высоцкого Людмилы Абрамовой и приятелей Всеволода Абдулова и Николая Губенко нашим героем был дан домашний концерт.
20 июля Высоцкий присутствовал на закрытии Международного кинофестиваля. В последний день его работы для всех участников был устроен прощальный банкет в пресс-баре. Вспоминает уже знакомый нам одноклассник нашего героя А. Свидерский:
«Когда заиграла музыка, Сергей Аполлинарьевич Герасимов пригласил Влади на танец. Я пошел с его женой Тамарой Федоровной Макаровой, и в это время появился Володя. Он взял Марину, и они начали танцевать, и он ее уже не отпускал… А Лева Кочарян, я и все наши ребята, которые там были, мы их взяли в кольцо, потому что все прорывались к Марине танцевать. Но Володя до самого конца никому этого не позволил. Мне запомнилась его фраза, которую он тогда нам сказал: „Я буду не Высоцкий, если я на ней не женюсь“. Так прямо и сказал…»
Трудно поверить в то, что привыкшая к многочисленным знакам внимания со стороны мужчин, куда более эффектных, чем Владимир Высоцкий, французская знаменитость с ходу примет всерьез ухаживания внешне невзрачного советского актера. Вполне вероятно, что тогда ее просто занимало это откровенное признание в любви, это почти по-детски наивное ухаживание. По воспоминаниям того же Игоря Гневашева, Влади упрашивала своих московских знакомых: «Ребята, вы его уведите подальше от гостиницы, а то он возвращается и это… ломится в номер».
Да, без сомнения, встреча с Высоцким летом 67-го казалась для Марины Влади всего лишь забавным эпизодом и не предвещала (во всяком случае, для нее) в дальнейшем ничего серьезного и многообещающего. Как уже отмечалось, в те дни у французской кинозвезды было более сильное увлечение, чем актер из Москвы. В 1966 году, снимаясь в Румынии во франко-румынском фильме «Мона, безымянная звезда» (режиссер Анри Кольни), Влади познакомилась и серьезно увлеклась молодым румынским актером Кристой Аврамом. Именно с ним она и собиралась связать свою дальнейшую судьбу, о чем в КГБ, кстати, были прекрасно осведомлены. Как и о том, что при таком раскладе Влади могла «уплыть» пусть и в союзные, но все же чужие руки – к румынской госбезопасности «Секуритате».
Дело в том, что одной из самых активных восточноевропейских стран, как легально, так и нелегально «окучивавших» Францию, была именно Румыния. Связано это было с тем, что первая всегда была близка последней: недаром столицу Румынии город Бухарест называли «маленьким Парижем», многие румыны говорили по-французски, а румынская община Парижа была весьма многочисленна и влиятельна. Поэтому культурные связи двух стран развивались наиболее активно, в отличие от связей Франции с другими восточноевропейскими странами. Достаточно сказать, что в области кинематографии французы кооперировались исключительно с румынами (в советском прокате эти фильмы пользовались большим успехом: например, дилогия про индейцев «Приключения на берегах Онтарио» и «Прерия»).
В итоге в одном из таких франко-румынских фильмов – той самой «Моне, безымянной звезде» – и выпала честь сниматься Марине Влади. И наверняка ее роман с Аврамом был «под колпаком» у «Секуритате». Так что если бы он закончился свадьбой, то надзор за французской звездой перешел бы в компетенцию румынской госбезопасности. Учитывая сложные отношения СССР и Румынии (а именно в этой стране КГБ не имел своих советников в недрах тамошних спецслужб), можно предположить, что такой расклад Лубянку не устраивал. Поэтому и была предпринята попытка не только ввести Влади в либеральную советскую тусовку, но и привязать ее к здешнему кинематографу. Причем руку к этому приложил еще один маяковсковед – Сергей Юткевич.
Он давно «болел» Маяковским и на почве этой «болезни» снял о нем несколько документально-публицистических картин (первая в начале 50-х, последняя – в конце 70-х). Юткевич также входил в число знакомых Лили Брик и периодически захаживал в ее салон на Кутузовском проспекте. В мае 67-го он запустился на «Мосфильме» с очередным фильмом – «Сюжет для небольшого рассказа» об А. Чехове – и главную женскую роль (возлюбленная писателя Лика Мизинова) хотел предложить кому-то из советских актрис. Но ни одна почему-то (!) не подошла. И тогда в июле того же года он предложил ее именно Марине Влади. И та согласилась, видимо, не догадываясь, какие планы строили в ее отношении советские спецслужбы.
А что же Высоцкий?
Он продолжает жить на два дома: то есть морочит головы двум женщинам – собственной жене и Татьяне Иваненко. Как вспоминает одна из них – Л. Абрамова: «Боялась ли я, что Володя ходит к женщинам? Нет, абсолютно. У меня и тени этой мысли не было. Боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет – „все“. А так – нет, страха не было…»
Сразу после кинофестиваля Высоцкий снова улетает в Одессу на съемки «Интервенции». Там с ним происходит неприятный инцидент, который, к счастью, не стал достоянием гласности, иначе Высоцкому это могло бы выйти боком. А случилось следующее.
Как-то после съемок Высоцкий в компании Левона Кочаряна, его жены Инны и Артура Макарова собрались на квартире подруги жены Кочаряна. Там же оказался и 24-летний болгарский актер Стефан Данаилов, снимавшийся в те дни в советско-болгарском фильме «Первый курьер». И вот на той вечеринке, будучи в подпитии, Данаилов приказал Высоцкому: «Пой!» Тот отказался. Тогда Данаилов вытащил из кармана пачку денег и швырнул ее в лицо Высоцкому. Сидевший ближе всех к Данаилову Кочарян немедленно взорвался и от всей души врезал по физиономии будущему заслуженному артисту Болгарии, будущему члену болгарской компартии и лауреату Димитровской премии. В результате вспыхнувшей в квартире потасовки серьезно пострадал сам Данаилов, а также двухспальная тахта хозяев квартиры.
Отдадим должное Данаилову, он не стал жаловаться «наверх», хотя наверняка мог бы. Но болгарский актер предпочел уладить это дело по-тихому, так сказать, по-мужски. И к этому конфликту его участники больше не возвращались. А ссадины на лице Данаилова быстро зажили, и через несколько лет советские кинозрители смогли убедиться в этом, лицезрея болгарского актера в многосерийном телевизионном сериале «На каждом километре».
Вспоминает А. Иванова: «Володя в Одессе, в „Интервенции“, снимался немного. Я помню его только в нескольких сценах: „Марш интервентов“ – это когда французы вступают в город, а вся Одесса стоит на берегу и по-разному реагирует на это дело – тут и большевики, и черносотенцы, и кадеты, и сионисты, и банкиры. И Володя с мадам Ксидиас – Оля Аросева ее здорово играла – и ее сыном, которого замечательно сыграл Золотухин. Помню, была страшная жара. Все мы работали в плавках, а бедные актеры маршировали или приветственно кричали, будучи одеты по полной парадной форме. Володя снимался в пиджаке и в галстуке. Рядом с местом съемки, в кустах, администрация организовала для актеров что-то типа душа. Володя прибегал и окатывался водой после каждого дубля. И еще прикатили для актеров бочку с квасом, многие просили пива, потому что-де квас жажду в жару не утоляет, но тут администрация нас не поддержала. Еще помню Володю на съемках в порту, он там был занят в сцене на корабле, где французы для своих солдат устроили публичный дом…»
25 июля Высоцкого утверждают на роль поручика Брусенцова. Причем его утверждение прошло с бо-о-ольшим скрипом. Особенно решительно против Высоцкого выступал его давний недоброжелатель – начальник актерского отдела «Мосфильма» Адольф Гуревич. Как мы помним, их конфликт имел «алкогольную почву» (со стороны Высоцкого) и уходил своими корнями еще в первую половину 60-х, когда Высоцкий снимался в двух мосфильмовских лентах: «На завтрашней улице» и «Стряпухе». В последней он вел себя особенно неподобающим образом – много пил и держал съемочную группу в сильном напряжении (особенно режиссера Эдмонда Кеосаяна). С тех пор мосфильмовское начальство зареклось приглашать актера в свои картины, и он снимался в основном на республиканских киностудиях. Однако в 67-м Евгений Карелов стал именно тем режиссером, кто решил вернуть Высоцкого на «Мосфильм». Естественно, Гуревич этому всячески противился. В итоге эту баталию он проиграл, поскольку в ней свое веское слово в пользу Высоцкого сказал не кто-нибудь, а классик советского кинематографа, а также духовный лидер советской еврейской интеллигенции Михаил Ромм. Вот как эту историю описывал сам Высоцкий в письме своей жене Л. Абрамовой 9 августа:
«Гуревич кричал, что он пойдет к Баскакову и Романову (руководители кинематографии Союза), а Карелов предложил ему ходить везде вместе. Это все по поводу моего старого питья и „Стряпухи“ и Кеосаяна. Все решилось просто. Карелов поехал на дачу к больному Михаилу Ильичу Ромму, привез его, и тот во всеуслышание заявил, что Высоцкий-де его убеждает, после чего Гуревич мог пойти только в ж…, куда он и отправился незамедлительно…»
31 июля Высоцкий дает концерт в столичном Центральном доме литераторов.
14 августа в Измаиле начались съемки фильма «Служили два товарища». Пока без Высоцкого, который снимается в «Интервенции», а в Измаил планирует приехать только во второй половине сентября.
26 августа В. Золотухин вывел в своем дневнике следующие строчки:
«Ночевал Высоцкий. Жаловался на судьбу:
– Куда деньги идут? Почему я должен вкалывать на дядю? Детей не вижу. Они меня не любят. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину. Орут… Совершенно неправильное воспитание…»
Да, судя по всему, Высоцкий с традиционной точки зрения был плохой отец. Однако могло ли быть иначе? Конечно, нет, если учитывать, что главным для любого мужчины в первую очередь является дело – его профессия. А к Высоцкому это относится особенно – без творчества он вообще не мыслил своего существования. Причем не просто творчества, а творчества всепоглощающего. Как верно писал П. Леонидов: «Володя мне говорил: „Песни у меня в крови, в душе, в мозгу, в мускулах. У меня в костях ломит, когда я долго не пою“. Так что правильно: какие там дети?
28 августа Высоцкий уже снова в Одессе, где снимается в «Интервенции». После съемок в тот же день заходит «на огонек» в Дом отдыха работников искусств, где режиссер Петр Тодоровский отмечает свое 42-летие. Послушаем последнего:
«Собрались Володя Высоцкий, очень знаменитые режиссеры Марлен Хуциев и Владимир Венгеров, который, в частности, на „Ленфильме“ снял картину „Рабочий поселок“, где в главной роли снялся Олег Борисов. По-моему, еще была Кира Муратова, мы тогда жили в одном доме. Вообще пришло очень много людей, причем разные, были и оперные, и театральные люди, киношники… Было весело, очень даже весело, потому что лето, окна распахнуты. Володя Высоцкий поет, я ему подыгрываю. И вообще мы себя вели очень шумно, дворничиха нас уже стала предупреждать, потому что был второй час ночи… Потом дворничиха все-таки привела участкового, потому что все уже начали жаловаться. Зашел молодой парень, младший лейтенант, такой строгий, приказал прекратить шум, хотел заставить нас замолчать, но увидел Володю, тут же „расплылся“ и говорит: „Разрешите мне тоже с вами посидеть, послушать Высоцкого?..“…»
31 августа состоялся сбор «Таганки» после летних каникул. Высоцкий явился в необычном виде – с усами. Из театра он уехал на такси в компании с Татьяной Иваненко.
1 сентября Высоцкий участвовал в репетиции «Пугачева». На следующий день «Таганка» открыла сезон – был показан спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Керенского играл Николай Губенко, а Высоцкий – матроса. Все с теми же усами.
3 сентября наш герой явился в театр… уже без усов. Это было странно, поскольку в «Интервенции» он играл роль человека именно усатого. Но, видимо, накладные усы ему подходили больше. Вечером того же дня он улетел в Одессу, именно на съемки «Интервенции».
4 сентября Высоцкий стал одним из инициаторов проведения дня рождения осветителя «Интервенции» Антонины Ивановой. Эту женщину все в группе любили за ее добрый нрав и поразительную работоспособность. Поэтому и было решено сделать ей подарок – накрыть для нее стол в ресторане гостиницы «Красная». Когда именинница туда пришла, она чуть не задохнулась от восторга. На торжестве, помимо Высоцкого, также присутствовали: режиссер Геннадий Полока, оператор Евгений Мезенцев, актер Ефим Копелян и др.
8 сентября Высоцкий приехал в Москву, чтобы попытать счастья еще в одном мосфильмовском кинопроекте – фильме Георгия Натансона «Наташа» (в прокате – «Еще раз про любовь»). Высоцкому предложили пройти пробы на главную мужскую роль – молодого ученого-физика, имевшего редкое имя Электрон и вполне распространенную фамилию Евдокимов. Эта проба состоялась в 19.00 – 24.00 в 12-м павильоне «Мосфильма». Высоцкому подыгрывала исполнительница главной женской роли Татьяна Доронина. Однако ничего путного из пробы Высоцкого не получится. По словам Натансона: «Нами было отснято несколько больших фрагментов, которые потом украли. Помню, Володя просил пошить ему башмаки на высоком каблуке, потому что был ниже Дорониной. Когда мы с Эдвардом Радзинским (автор сценария) и Татьяной просмотрели отснятый материал, стало ясно, что нужно искать другого актера. Высоцкий со своим бешеным темпераментом „рвался“ из кадра на волю…»
13 сентября Высоцкий снова был в Ленинграде. В тот же день худсовет «Мосфильма» утвердил исполнителей главных ролей в картину «Наташа» («Еще раз про любовь»). Наташу выпало играть Татьяне Дорониной, а Электрона – Александру Лазареву.
14 сентября Высоцкий вернулся в Москву и вечером (18.30) вышел на сцену театра в ролях Гитлера и Чаплина в «Павших и живых».
16 сентября он играл Галилея в «Жизни Галилея».
19 сентября Высоцкий вышел на сцену «Таганки» в ночных «Антимирах». А утром следующего дня улетел на съемки фильма «Служили два товарища». Причем отправился туда не один, а вместе со своим коллегой по театру Вениамином Смеховым, для которого это была первая роль в кино (уговорил его сниматься именно Высоцкий). Вспоминает В. Смехов:
«Полет в Одессу – и мы обсуждаем общие дела в театре, пересадка, переезд в Измаил, и я сетую на то, что не знаю совсем Одессы. По дороге к съемочному городку – советы, подсказки, уговоры не теряться, хотя я вроде и так не теряюсь. Но он (Высоцкий) что-то чувствовал такое, в чем я и себе не признавался. В театре – опыт, роли, все знакомо, а тут – явный риск проявиться щенком, зеленым юнцом, осрамиться, и перед кем – перед „киношниками“… Гм… Доехали. Володя стремительно вводит в чужой мир, на ходу рассыпая подарки „положительных эмоций“… Знакомит с группой, и о каждом – коротко, с юмором и с нежностью. Оператор – чудо, ассистенты – милые ребята, звуковики – мастера и люди что надо и т. д.
Гостиница-«поплавок» на Дунае – блеск, закачаешься. Входим в номер, я ахаю и качаюсь. За окном – леса, Дунай, румынские рыбаки на дальнем берегу. Быстро ужинать. Погляди, ты такую ряженку ел в жизни? Ложку ставит в центре чашки, ложка стоит, не дышит. Я в восторге. Володя кивает, подтверждая глазами: я, мол, предупреждал тебя, какая это прелесть – кино. Бежим дальше. Вечер. Воздух. Воля. Спуск к реке. Гигантские марши массовки. Войска на берегу. Ракеты, всполохи света, лошадиные всхлипы, плеск волны. Разворот неведомых событий, Гражданская война, белые у Сиваша. На взгорье у камеры белеет кепка главного человека, Евгения Карелова. Они перекинутся двумя словами с оператором, со вторым режиссером, и вот результат: на все побережье, на весь мир, как мне кажется, громыхает усиленный мегафоном голос ассистента Славы Березко. По его команде – тысячи людей, движений, звуков – все меняется, послушно готовится к новой задаче. Когда Высоцкий успел подговорить Карелова? Я только-только начал остывать, уходить в тоскливую думу о напрасной поездке, о чужих заботах – и вдруг… Слава передает, я вижу, мегафон главному, и на весь мир, на страх врагам и очень звонко-весело раздалось: «В честь прибытия на съемки фильма „Служили два товарища“ знаменитых артистов московского Театра на Таганке такого-то и такого-то – салют!»
Грянули залпы, грянуло «ура!», и пребольно ущипнул меня знаменитый артист с «Таганки»: мол, радуйся, дурачок, здесь хорошо, весело и все свои.
Дальше – вечер у Карелова, разбор завтрашней съемки, ночь бесед о кино и о поэзии…
Володя встает в 5 утра. Спускается вниз. Помощник режиссера отговаривает, вчера отговаривали всей группой… На месте съемок уже не говорит, а кричит раздраженно Карелов: зачем рано встал, зачем приехал, это же такой дальний план, зритель тебя и в телескоп не разглядит… Володя переодевается, не гримируется, естественно, и – на коня. Три часа скачек, съемок, пересъемок того крохотного кадра, где его и мой герои появляются верхом – очень далеко, на горизонте…» (Снимали эпизод, где Брусенцов и Краузе, после выстрела в красноармейца Некрасова, пытаются ускакать на лошадях. – Ф. Р.)
На следующий день, 21 сентября, был снят эпизод «в овраге»: Брусенцов отнимает у Краузе винтовку и посылает последний патрон в спину красноармейцу Некрасову. Вечером того же дня Высоцкий и Смехов покинули съемочную группу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
«ДОЛГО ТРОЯ В ПОЛОЖЕНЬЕ ОСАДНОМ…»
Пока Высоцкий на съемочной площадке расправлялся с красноармейцами, в кремлевских верхах продолжался разгром «заговора комсомольцев». 29 сентября на Пленуме ЦК КПСС состоялось решающее сражение между шелепинцами и брежневцами. Много позже Александр Яковлев (будущий главный идеолог горбачевской «перестройки»), которого первые относили к своим единомышленникам, так описал события тех дней: