Когда она наконец собралась с духом и робко вышла из комнаты за несколько минут до официального начала вечера, ее просто поразило, как много уже пришло народу. Оказалось, никто не желал терять ни единой минуты удовольствий, и поэтому многие пришли пораньше, чтобы "помочь", а потом решили, что лучшей помощью, на которую они способны, будет создание атмосферы оглушительного веселья!
Быстро удостоверившись, что у женщин из родительской ассоциации местной школы все в кухне под рукой и что у их мужей в барах все в порядке, Ванесса позволила увлечь себя шумной толпе друзей, знакомых и незнакомых людей. Как и предполагал Бенедикт, взаимные шутки по поводу маскарадных костюмов легко и мгновенно разбивали ледок отчуждения.
Ночь была по-летнему теплая, и вскоре все стали выходить из битком набитого дома в гараж, где для оркестра был установлен помост, и разбредаться по освещенному факелами саду. Для Ванессы это служило превосходным камуфляжем, и в течение первого часа, пока сумерки не сгустились в бархатную темноту, она, остерегаясь, переходила с места на место, только один раз столкнувшись с Дэйном, который наливал пунш хихикающей пастушке, стоя за апельсиновым деревом в кадке. Его зеленые бриджи и свободная белая блуза были в нарочитом беспорядке.
- Перед вами Дон Жуан, - подмигнув, сообщил он Ванессе и бросил веселый плотоядный взгляд на ее низкий вырез.
Немного позже она увидела вдалеке Лейси, которая в качестве экстравагантной королевы Елизаветы I устраивала прием для своего блистательного двора, сидя под раскидистыми вязами у бара на берегу озера. Одним из придворных был Бенедикт, неожиданно в простом черно-белом одеянии пуританина. Ванессу позабавило, как неуместно он выглядел рядом с яркой огненно-рыжей королевой.
Некоторое время спустя, когда она наблюдала за танцами в огромном гараже, ожидая Ричарда, отправившегося за еще одним стаканом приятно возбуждающего пунша, вокруг ее осиной талии внезапно обвилась одетая в черное рука и резко привлекла ее к мускулистому гибкому телу.
- Хелло, Мэг.
На какой-то краткий миг Ванесса позволила себе прислониться к нему.
- Бенедикт.
Он не двигался, и она не поворачивалась к нему. Этот краткий мир прикосновения был слишком драгоценным, слишком личным, чтобы поделиться... даже с ним.
- Я бы сказал, ты все время исчезаешь, - пробормотал он, - но это платье не позволит тебе скрыться без следа.
Ванесса отпрянула, чуть не стукнув его по подбородку.
- А кто виноват? Я не хотела его надевать!
- Но все-таки надела. - Его рука напряглась.
- У меня... не было выбора.
- Выбор всегда есть, Мэг. То, от чего мы отказываемся, часто так же выдает, как и сделанный выбор. Потанцуем?
Он повернул ее к себе лицом и посмотрел на нее. Не на грудь, а на губы, накрашенные красной помадой. Глазами он целовал ее. Хотя на нем были очки, Ванесса почувствовала жар этого взгляда. Он распушил рукой ее волосы.
- Потанцуешь со мной, Мэг?
- Я жду Ричарда, - задыхаясь, сказала она, в полной уверенности, что ей не хватает кислорода из-за этого проклятого корсета. - Он ушел, чтобы принести мне пунша...
Бенедикт посмотрел поверх ее головы.
- Он разговаривает с Лейси. Пусть там и остается. Кроме того, он не в маскарадном костюме. - Он вновь поглядел на нее, снимая свою шляпу с высокой, украшенной пряжкой тульей, и небрежно отбрасывая ее в сторону; его коротко остриженные черные волосы так подходили к этому аскетическому одеянию.
- У него не было времени... он только что вернулся из десятидневной поездки в Мельбурн. Прилетел сегодня вечером. В сущности, он попал сюда прямо из аэропорта.
- Прекрасно! - На торжествующего Бенедикта это, по всей видимости, не произвело никакого впечатления. - За нарушение правил ему придется отдать что-нибудь ценное. Его фантом можешь быть ты, Мэг. - Он начал покачиваться, обняв ее и медленно вливаясь в поток танцующих пар.
- Не думаю, что пуритане занимались таким легкомысленным делом, как танцы, - нетвердо произнесла Ванесса, инстинктивно подчиняясь томному ритму его движений.
- О, как и у всех остальных смертных, нашу плоть можно ввести в грех соблазна. Просто потом мы берем на себя смелость испытывать чувство большей вины за этот грех. - Теперь обе его руки были у нее на талии, слегка сближая их тела во время танца, а вокруг его ног в плотных черных бриджах кружились ее атласные юбки.
- Боюсь, я знаю об обольщении не больше того, что уместится на булавочной головке, - надменно отрезала Ванесса.
Бенедикт замедлил шаги, но не оторвал от нее взгляда и усмехнулся краем рта.
- Какой дурак сделал тебе такой неудачный комплимент? Настоящее обольщение не в знании, а в том, какая ты есть...
Его глаза неумолимо опустились к низкому вырезу ее платья. У него слегка раздулись ноздри, когда память его чувств узнала особый запах ее теплой плоти, аромат, сохранившийся в его постели.
- Просто будь сама собой, вот и все, что тебе нужно, чтобы обольстить меня.
- Ты имеешь в виду быть Мэг, - задумчиво проговорила Ванесса. В этом платье она, видимо, была не сама собой, а его ожившей эротической фантазией.
- Я имею в виду будь Ванессой, - хрипло сказал Бенедикт. - Приводящей в бешенство, неотразимой Ванессой. Знаешь, почему я пригласил тебя танцевать?
Ванесса ошеломленно покачала головой, а он ответил на свой вопрос с откровенностью, от которой у нее перехватило дыхание.
- Я хотел увидеть, как колышутся твои прелестные груди. Как от малейшего движения... от каждого вздоха они чуть вздрагивают и волнуются. Помню их тепло и пряный привкус у себя на губах, какими тяжелыми и упругими они были, когда я взял их в ладони... Думаешь, кто-нибудь заметит, если я наклонюсь и прижмусь губами вот здесь... в этой мягкой ложбинке?..
- Я замечу!.. - Ванесса вцепилась ему в руки, ее прерывистое дыхание перешло в испуганный стон, голова откинулась назад, а колени подогнулись. Крохотные красные пятнышки перед глазами стали черными.
- Ванесса, ради Бога, не изображай передо мной викторианскую девицу в обмороке! - произнес Бенедикт с грубой усмешкой, перешедшей в горестный испуг, так как она продолжала падать, безвольно прогнувшись в его сильных руках...
Резко отмахнувшись от предложенной кем-то помощи, он приподнял и понес ее поникшее тело из этого временного танцевального зала, через кирпичный сводчатый проход, соединявший гараж со старой конюшней. Зайдя туда, он уложил ее в один из денников, ногой захлопнув за собой ветхую низкую дверцу. Здесь они были по крайней мере одни; через стенку денника падал сноп желтого света, из гаража доносился настойчивый ритм музыки и шум множества голосов.
- Ванесса? Ты же не собираешься умирать, а? - спросил Бенедикт с грубым юмором, прислонив ее к стене и поддерживая сзади рукой, чтобы ее обнаженные плечи не царапала шероховатая древесина.
Ванесса прижала ладонь к стиснутому животу, одурело потрясла головой и часто задышала.
- Нет... просто на какой-то миг у меня перехватило дыхание. Это все из-за платья - я не могу в нем дышать и танцевать одновременно. Слава Богу, что женщины давно освободились от корсетов!
Ванесса сделала еще несколько быстрых глубоких вздохов, прежде чем заметила плотоядное выражение на лице Бенедикта, медленно снимавшего очки.
- Ты задохнулась не от танцев, - хрипло произнес он. - От меня. Провозгласив эту истину, он внезапно сделал то, что собирался сделать во время танцев. Ванессу вновь охватила паника, когда она почувствовала его губы, сладострастно впившиеся в ее приподнятую грудь, но затем глаза у нее закрылись, и она вообще перестала беспокоиться о своем дыхании.
О, как восхитительно умереть вот так, думала она, ощущая, как сердце и легкие волна за волной затопляет чувственное наслаждение, а пульс сильно и неровно бьется в венах. Ее нежная кожа ощутила легкое прикосновение щетины на его подбородке. Он нащупал подол ее платья и стал передвигать руку выше и выше, до икры, до колена, своим телом удерживая ее в сидячем положении у стены. Его рука скользнула еще выше, под смятые атласные оборки, и стала поглаживать полоску обнаженной кожи между подвязкой и корсажем. Его прикосновения были как струйки огня...
- Я хочу тебя поцеловать, - простонал он, выдернув руку из-за ее спины и жестом собственника сжимая ее полуобнаженную грудь; рот его жадно искал ее покорные губы.
Внезапно для Ванессы потеряло смысл все, кроме желания утолить его голод. Испытывая необыкновенную нежность, она подняла руки, обняла ладонями его затылок, а ее отяжелевшие веки приподнялись, и она увидела...
Смешанное выражение сожаления, боли и смущения на лице Ричарда, прежде чем тот отвернулся и галантно попытался загородить их от стоящей рядом мерцающей фигуры. Но он сделал это недостаточно быстро. За долю секунды на прекрасном лице Лейси сменилась целая гамма чувств: любопытство, шок, изумление и гнев. Затем она резко повернулась и гордо, с подчеркнутым отвращением, удалилась.
Ванесса застыла, потом оттолкнула Бенедикта, который, хотя и понял, что они не одни, нисколько не умерил своих желаний.
- О Боже... Ричард и Лейси, - в отчаянии прошептала Ванесса. - Они, должно быть, видели, что мы ушли с танцев, и решили узнать, в чем дело...
- Когда-то им нужно было узнать. Теперь Уэллс, может быть, перестанет околачиваться и найдет себе женщину... - Грубое злорадство и удовлетворение, с каким Бенедикт это произнес, были как пощечина.
Ванесса в ужасе уставилась на него.
- Так это было частью какого-то умного плана? - неистово обрушилась она на него. - Чтобы видели, как мы украдкой уходим, и чтобы Лейси пошла за нами... чтобы она застала нас в таком ужасном, компрометирующем положении... - Ванесса представила, как она выглядит - с задранными до талии юбками и руки Бенедикта у нее на бедрах и на груди. - О Боже, так ты все это заранее задумал...
- Черта с два! Откуда мне было знать, что ты упадешь в обморок в моих объятиях?
- Ты просто использовал меня. Ты обещал этого не делать, но все же сделал! - закричала Ванесса. - Разве я смогу теперь поверить чему-нибудь, что ты говоришь? О Боже, как я тебя ненавижу!
Она размахнулась сжатым кулаком, но он поймал ее руку железной хваткой и завернул ее за спину, свирепо прорычав:
- Ну уж нет!
Потом схватил другую руку и тоже завернул ей за спину, и так потащил слабо сопротивляющуюся Ванессу через черный ход гаража и неосвещенный задний двор к застекленным дверям библиотеки; это была единственная закрытая для гостей комната на нижнем этаже. В то время как Ванесса пыхтела и извивалась, он пошарил в узких карманах бриджей, вытащил ключи, отпер двери, втолкнул ее внутрь, запер дверь за собой. Задернув шторы и включив настольную лампу, он направился к другой двери, ведущей в холл, чтобы удостовериться, что она тоже крепко заперта. При новой облицовке стен была установлена звукоизоляция, и в библиотеке царила полная экзотическая тишина. Ванесса стояла, потирая кисти рук, и, собравшись наконец с духом, высокомерно спросила:
- Что ты, по-твоему, делаешь?
- Я знаю, что делаю. - Бенедикт повернулся и направился к ней, срывая с себя камзол и рубашку. - Создаю подходящую остановку, чтобы заняться с тобой любовью. Дабы ничто не отвлекало, и потом не было оснований для недоразумений. Может быть, мне удастся для начала хотя бы научить тебя довериться наслаждению, которое я могу тебе дать. Ты сама снимешь платье или хочешь, чтобы я это сделал?
Ванесса сжимала дрожащие руки, чтобы утихомирить смятение, охватившее ее при виде его мощной груди и плоского живота, блестящего от легкой испарины, которая подчеркивала выпуклости его мускулов, играющих от прерывистого дыхания. Он выглядел, как бегун, к жилам которого приливает адреналин, и одна группа мускулов напрягается за другой в ожидании следующего движения. Это был первобытный образ мужчины, готового к сексу.
Теперь Бенедикт расстегивал бриджи, наблюдая, как она ошеломленно смотрит на него и видит его растущее возбуждение. Он наклонился, чтобы стащить сапоги и узкие черные бриджи, затем выпрямился - совершенно голый. Полностью уязвимый...
- Дай мне этот единственный шанс, Ванесса, - потребовал он, и сердитые нотки в его голосе несколько смягчились при виде Ванессы, зачарованно уставившейся на его тело. - Дай мне доказать, что, когда я с тобой, для меня никого больше не существует...
Она подняла на него глаза. Руки ее упали вниз. Он потянулся к ней...
Рухнули все преграды.
Какой-то миг Ванесса стояла перед ним, полностью одетая, а в следующий - ее платье очутилось на полу, и она лежала рядом с ним на ковре, в объятиях мужчины, трепещущего и стонущего в пароксизме страсти.
Было уже поздно бояться, поздно что-то замечать, кроме его лихорадочного восторга.
Она не испытала никакой боли.
Потом, когда они все еще лежали, тесно обнявшись, Бенедикт мягко пробудил ее из блаженного забытья своими восторженными похвалами, от которых она залилась краской смущения.
- Видишь, по крайней мере, мы можем честно разговаривать друг с другом своими телами, - пробормотал он, неохотно помогая ей одеваться, с нежной признательностью целуя ее грудь, потом натянул свою одежду. В голосе у него послышалось глубокое удовлетворение:
- Что может быть честнее, чем взаимная страсть?..
Ванесса посмотрела на своего греховно взъерошенного пуританина, а тот с довольным видом потянулся, потом направился к двери, чтобы отпереть ее. Он давал ей понять, что их прелестная любовная идиллия уже закончилась. У нее больно заныло сердце при мысли обо всем том, что ей теперь принадлежало... и всем том, что никогда не будет ей принадлежать. Если только она не рискнет в последний раз...
- Может быть, взаимная любовь? - отважилась она.
Он стоял, положив руку на дверную ручку, с таким ошеломленным видом, что Ванесса сразу же поняла, что совершила ужасную ошибку.
Прежде чем она смогла забрать назад свои слова, Бенедикт отшатнулся в сторону, так как дверь внезапно распахнулась.
Насколько ужасной была ее ошибка, Ванессе пришлось осознать несколько мгновений спустя, когда представшие перед ними шокированные родители Бенедикта тут же принялись вдалбливать им в голову, как это ужасно для Бенедикта позволить себе публично связаться с женщиной такого сомнительного происхождения и нравственности, как Ванесса. И с каждым словом их приговора Бенедикт, видимо, молча соглашался!
Глава десятая
В квартире было темно, и Ванесса, выронив ключ из дрожащих пальцев, стала проклинать мрак, так как ей пришлось шарить по холодному мраморному полу, чтобы найти его.
Потом она с трудом отыскала выключатель, и, когда наконец включила свет, ей пришлось сощуриться при виде представшей перед ней ультрасовременной комнаты, где все было белое. Только через несколько секунд она вспомнила, что нужно подойти к длинному узкому окну слева и помахать мужчине, чей силуэт виднелся внизу на улице.
С хриплым ревом желтый "корвет" сорвался с места. Ванесса наблюдала, как исчезли красные огоньки, когда машина свернула за угол в конце улицы.
Она не могла понять, почему Дэйн так внезапно стал настаивать, что ему надо куда-то уехать, и почему так безумно спешил, хотя на всем пути от Темса до Окленда только и делал, что тянул и мешкал. Вместо полутора часов на дорогу ушло все три. Он ехал по крайней мере на двадцать километров в час медленнее предельной скорости, останавливался на двух заправочных станциях, чтобы заправиться бензином и маслом, и дважды останавливался, чтобы проверить двигатель, потому что в нем были "перебои".
Потом, проехав Хантли, он решил, что проголодался, и заехал в круглосуточный ресторанчик для водителей грузовиков. Дэйн заказал невероятное количество еды, которую нестерпимо долго поглощал, все время усиленно угощая Ванессу, сидевшую с побелевшим лицом, кофе и пытаясь убедить ее, что она не правильно поняла происшедшую сцену, заставившую ее бежать из Уайтфилда среди ночи, даже не захватив смены одежды или зубной щетки. Ей пришлось взять в машине пальто Дэйна и накинуть его поверх мятого атласного маскарадного костюма, чтобы не смущать водителей.
То, что она покинула Уайтфилд, лишенная как личных вещей, так и гордости, было своего рода символом. Лейси как нельзя более кстати представила Ванессу родителям Бенедикта, злобно окрестив ее дворецким-любовницей, и тем добилась максимального переполоха и замешательства... особенно потому, что всем и так было ясно, что происходило в запертой библиотеке.
О вечеринке родители узнали от Лейси и решили нанести мимолетный визит, полагая, что смогут принести свои поздравления по случаю, как они считали, помолвки сына с в высшей степени достойной молодой дамой. Вместо этого они столкнулись с наглядным свидетельством того, что он попал в когти ужасной амбициозной потаскушки.
На долю Ванессы выпал позор услышать, как Аарон Сэвидж говорил сыну:
- Бога ради, если хочешь спать с прислугой, по крайней мере, будь любезен, не афишируй этого!
А его мать ледяным тоном заявила, что, сколько бы он ни платил Ванессе, очевидно, это слишком много!
- Женщина-дворецкий! Я никогда не могла понять, что на тебя нашло, когда ты согласился на это подозрительное условие, - сказала Дениза Сэвидж, с презрением роняя каждое слово, как хрустальную ледышку. - И вот мои самые худшие опасения оправдались! Разве ты не видишь, какую боль причиняешь отцу и мне? Ты знаешь, как эта история может повредить репутации семьи, если попадет в газеты? Господи, есть люди, которые ухватятся за возможность использовать скандал, чтобы скомпрометировать твоего отца. Что бы ты ни делал, это неизбежно отражается на нас... и в отношении этой... этой персоны ты тоже поступаешь нечестно. Разве ты можешь представить ее своим друзьям? Конечно нет... потому что это отвратительный вкус, Бенедикт. Даже если ты временно ослеплен своей безрассудной страстью, ты должен понять, что мы стали бы всеобщим посмешищем, если бы ты попытался ввести ее в общество...
Дальше продолжалось в том же духе, и Ванесса ждала, что взбешенный Бенедикт вмешается и защитит ее честь. Но тот продолжал помалкивать, и, когда она наконец сама попыталась прервать все это, Бенедикт холодно предложил ей помолчать и дать ему выслушать все, что скажут его родители.
В конце концов она вышла из комнаты, ничего не видя вокруг, и чуть не налетела на Дэйна, болтавшего возле дверей. Бенедикт же был настолько поглощен тем, что говорили родители, что даже не заметил, как она ушла, и Ванесса, бросив через плечо последний взгляд назад, ошеломленно увидела, насколько сильно в них фамильное сходство.
На лице Бенедикта застыло выражение ледяного высокомерия - обычное для его матери, а его надменная поза была так похожа на позу отца, что, казалось, это зеркальное отражение одного и того же человека, только в другом возрасте. Возможно, его интрижка с ней была всего лишь последней попыткой восстать против неизбежной генетической западни.
Ванесса шла как зомби к воротам Уайтфилда, когда Дэйн догнал ее. Как он ни умолял, она как одержимая упрямо стремилась любым способом попасть в оклендский аэропорт - на попутной машине или даже, если потребуется, пешком, поэтому он в конце концов согласился отвезти ее. Ей нужно домой, твердила она. Она убегала к единственному оставшемуся ей пристанищу, дому ее сердца ее семье, к той любви и пониманию, которые мог дать ей отец в Лос-Анджелесе. Он-то никогда ее не стыдился...
Она наотрез отказалась вернуться в дом, даже для того, чтобы собрать вещи, и не желала слушать Дэйна, который предложил помочь. Учитывая ее состояние, ему ничего не оставалось делать, как сдаться и сесть в машину.
Всю дорогу он, ни на секунду не умолкая, рассказывал ей, какой в глубине души хороший парень Бенедикт, и что если она его любит, то должна дать ему время решиться; что родители Бенедикта чересчур консервативны, что не следует поступать опрометчиво и уезжать из страны, не поговорив сперва с Бенедиктом.
Ванесса не отвечала, пока он, почти доехав до Окленда, не сказал ей, что она все равно не сможет немедленно уехать из страны, так как у нее нет ни денег, ни паспорта. Он любезно настоял на том, чтобы остаток ночи она провела в его квартире, пока не позвонит отцу и "переориентируется". К тому времени единственным желанием Ванессы было заползти в постель, уткнуться головой в подушку и всласть выплакаться!
Ее немного сбило с толку, что после нескольких часов неослабного и чрезмерного беспокойства с его стороны он так стремительно оставил ее на пороге квартиры, вручив ключ и небрежно бросив "счастливо". Вероятно, он просто понял, что ей необходимо остаться одной. Было ясно также, что он без особых хлопот найдет, где переночевать.
Кровать...
Ванесса устало повернулась к винтовой лестнице, о которой, описывая квартиру, упоминал Дэйн, и потащилась наверх. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо чувствовала такую безнадежно убийственную усталость. Тряхнув головой, она попыталась сбросить с себя миазмы усталости, мешавшие ей думать.
Первая комната наверху оказалась ванной, и когда она зажгла свет и увидела свое отражение в зеркале, то содрогнулась. Ее вид был даже хуже, чем самочувствие. На бескровной коже малиновое платье выглядело кричаще безвкусным и показным, а на груди были заметны несколько бледных красноватых пятен от поцелуев Бенедикта. Так вот что увидели родители Бенедикта! Эту... бесстыдную проститутку. Не мудрено, что они были в таком шоке!
Внезапно Ванесса остро ощутила на своей коже запах - запах Бенедикта. С лихорадочной поспешностью она сорвала с себя жалкое платье и непристойное нижнее белье.
Горячий душ сделал свое дело, исцелив ее ноющее тело и очистив его от интимных следов страсти, хотя ничто не смогло смыть красноватые пятна на ее груди, животе и бедрах. Бьющие по лицу струи воды смешивались со слезами, когда она стала спрашивать себя, что потеряла из-за своей трусости. Пусть Бенедикт не встал на защиту ее чести, но ведь и она не сделала попытки вступиться за него. Что, если он тоже один и теперь так же страдает?..
Оттолкнув от себя эту тягостную мысль, Ванесса растерлась толстым белым полотенцем, взяв его с сушки, и протерла влажные от пара волосы, а потом апатично уронила полотенце на пол с необычной для нее неряшливостью и зашлепала босыми ногами в единственную комнату в мансарде.
При тусклом лунном свете, падающем из окна, ей были видны неясные очертания кровати, стоящей у стены напротив, но она, не обратив на нее внимания, подошла к окну, привлеченная меланхолической панорамой спящего города. За кварталами центрального делового района открывался вид на гавань Вайтемата с лунной дорожкой на водной глади. Это было так близко Ванессе, что на мгновение она погрузилась в свое печальное и прекрасное одиночество.
Она включила торшер, который чуть не опрокинула, когда подходила к окну, и открыла задвижку на оконной раме, потом широко распахнула его, вдыхая холодный воздух со слабым металлическим привкусом и наслаждаясь его прохладным прикосновением к обнаженной коже. Теперь ей нужно научиться ценить малые радости жизни, раз с большими ей так не повезло.
Она повернулась с задумчивой полупрезрительной усмешкой на губах и застыла.
На большой широкой двуспальной кровати кто-то лежал.
В лучах света, падающего на пол от торшера позади нее, было видно, что это мужчина. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки, уткнувшись лицом в одну из четырех огромных подушек, разложенных в ряд у изголовья кровати.
Ванесса закрыла глаза и резко тряхнула головой, в полной уверенности, что это галлюцинация от усталости.
Потом посмотрела снова, нерешительно приблизилась, все еще боясь поверить своим распухшим от слез глазам.
Незнакомец лежал на белых шелковых простынях, небрежно сдвинутых ниже бедер, его длинная обнаженная спина была худощавой и мускулистой и слегка поблескивала в тусклом свете, как гладкий атлас цвета загара; мускулы слегка перекатывались от медленного, чувственного дыхания. Под мышкой отброшенной в сторону руки был виден густой пучок шелковистых черных волос, а над краем простыни - упругие холмики его ягодиц.
Ванесса задохнулась от горького возмущения. Как он смеет?
Она начала наклоняться, и внезапно каждый мускул на этой длинной обнаженной мужской спине напрягся, мужчина перевернулся, и она увидела перед собой пару далеко не сонных серьезных голубых глаз.
- Хелло, Златовласка. Почему так задержалась?
Ее поразило теплое желание, прозвучавшее в этом мягком, капризном ворчании.
- Ч-что ты здесь делаешь?.. Как ты сюда попал?
Он покачал головой, лежа на подушке.
- Эх, ты, недоверчивая душа, - пробормотал он с такой пронзительной нежностью, что она ослабела и колени у нее подогнулись. Бенедикт приподнялся на локте, подхватил ее за руку и усадил на край постели. В полном шоке она забыла о своей наготе, а он, с так-том джентльмена, сделал вид, что не заметил ее. - Где же мне еще быть, как не здесь - с женщиной, которую я люблю? - тихо спросил он.
Это был сон, сон, сбывшийся наяву.
- Это спальня Дэйна...
- Э, нет. - Уголок его рта скривился в усмешке. - У моего друга гораздо лучше развит инстинкт самосохранения. Это моя квартира, Несси. Именно сюда ты неизбежно должна была попасть - в мою спальню, в мою постель... в мою жизнь.
Это было последней каплей. Она задрожала, смахнула рукой со лба влажные волосы, не сознавая, что ее нагое тело выдает ее радость, в которой она еще не осмелилась себе признаться.
Быстро удостоверившись, что у женщин из родительской ассоциации местной школы все в кухне под рукой и что у их мужей в барах все в порядке, Ванесса позволила увлечь себя шумной толпе друзей, знакомых и незнакомых людей. Как и предполагал Бенедикт, взаимные шутки по поводу маскарадных костюмов легко и мгновенно разбивали ледок отчуждения.
Ночь была по-летнему теплая, и вскоре все стали выходить из битком набитого дома в гараж, где для оркестра был установлен помост, и разбредаться по освещенному факелами саду. Для Ванессы это служило превосходным камуфляжем, и в течение первого часа, пока сумерки не сгустились в бархатную темноту, она, остерегаясь, переходила с места на место, только один раз столкнувшись с Дэйном, который наливал пунш хихикающей пастушке, стоя за апельсиновым деревом в кадке. Его зеленые бриджи и свободная белая блуза были в нарочитом беспорядке.
- Перед вами Дон Жуан, - подмигнув, сообщил он Ванессе и бросил веселый плотоядный взгляд на ее низкий вырез.
Немного позже она увидела вдалеке Лейси, которая в качестве экстравагантной королевы Елизаветы I устраивала прием для своего блистательного двора, сидя под раскидистыми вязами у бара на берегу озера. Одним из придворных был Бенедикт, неожиданно в простом черно-белом одеянии пуританина. Ванессу позабавило, как неуместно он выглядел рядом с яркой огненно-рыжей королевой.
Некоторое время спустя, когда она наблюдала за танцами в огромном гараже, ожидая Ричарда, отправившегося за еще одним стаканом приятно возбуждающего пунша, вокруг ее осиной талии внезапно обвилась одетая в черное рука и резко привлекла ее к мускулистому гибкому телу.
- Хелло, Мэг.
На какой-то краткий миг Ванесса позволила себе прислониться к нему.
- Бенедикт.
Он не двигался, и она не поворачивалась к нему. Этот краткий мир прикосновения был слишком драгоценным, слишком личным, чтобы поделиться... даже с ним.
- Я бы сказал, ты все время исчезаешь, - пробормотал он, - но это платье не позволит тебе скрыться без следа.
Ванесса отпрянула, чуть не стукнув его по подбородку.
- А кто виноват? Я не хотела его надевать!
- Но все-таки надела. - Его рука напряглась.
- У меня... не было выбора.
- Выбор всегда есть, Мэг. То, от чего мы отказываемся, часто так же выдает, как и сделанный выбор. Потанцуем?
Он повернул ее к себе лицом и посмотрел на нее. Не на грудь, а на губы, накрашенные красной помадой. Глазами он целовал ее. Хотя на нем были очки, Ванесса почувствовала жар этого взгляда. Он распушил рукой ее волосы.
- Потанцуешь со мной, Мэг?
- Я жду Ричарда, - задыхаясь, сказала она, в полной уверенности, что ей не хватает кислорода из-за этого проклятого корсета. - Он ушел, чтобы принести мне пунша...
Бенедикт посмотрел поверх ее головы.
- Он разговаривает с Лейси. Пусть там и остается. Кроме того, он не в маскарадном костюме. - Он вновь поглядел на нее, снимая свою шляпу с высокой, украшенной пряжкой тульей, и небрежно отбрасывая ее в сторону; его коротко остриженные черные волосы так подходили к этому аскетическому одеянию.
- У него не было времени... он только что вернулся из десятидневной поездки в Мельбурн. Прилетел сегодня вечером. В сущности, он попал сюда прямо из аэропорта.
- Прекрасно! - На торжествующего Бенедикта это, по всей видимости, не произвело никакого впечатления. - За нарушение правил ему придется отдать что-нибудь ценное. Его фантом можешь быть ты, Мэг. - Он начал покачиваться, обняв ее и медленно вливаясь в поток танцующих пар.
- Не думаю, что пуритане занимались таким легкомысленным делом, как танцы, - нетвердо произнесла Ванесса, инстинктивно подчиняясь томному ритму его движений.
- О, как и у всех остальных смертных, нашу плоть можно ввести в грех соблазна. Просто потом мы берем на себя смелость испытывать чувство большей вины за этот грех. - Теперь обе его руки были у нее на талии, слегка сближая их тела во время танца, а вокруг его ног в плотных черных бриджах кружились ее атласные юбки.
- Боюсь, я знаю об обольщении не больше того, что уместится на булавочной головке, - надменно отрезала Ванесса.
Бенедикт замедлил шаги, но не оторвал от нее взгляда и усмехнулся краем рта.
- Какой дурак сделал тебе такой неудачный комплимент? Настоящее обольщение не в знании, а в том, какая ты есть...
Его глаза неумолимо опустились к низкому вырезу ее платья. У него слегка раздулись ноздри, когда память его чувств узнала особый запах ее теплой плоти, аромат, сохранившийся в его постели.
- Просто будь сама собой, вот и все, что тебе нужно, чтобы обольстить меня.
- Ты имеешь в виду быть Мэг, - задумчиво проговорила Ванесса. В этом платье она, видимо, была не сама собой, а его ожившей эротической фантазией.
- Я имею в виду будь Ванессой, - хрипло сказал Бенедикт. - Приводящей в бешенство, неотразимой Ванессой. Знаешь, почему я пригласил тебя танцевать?
Ванесса ошеломленно покачала головой, а он ответил на свой вопрос с откровенностью, от которой у нее перехватило дыхание.
- Я хотел увидеть, как колышутся твои прелестные груди. Как от малейшего движения... от каждого вздоха они чуть вздрагивают и волнуются. Помню их тепло и пряный привкус у себя на губах, какими тяжелыми и упругими они были, когда я взял их в ладони... Думаешь, кто-нибудь заметит, если я наклонюсь и прижмусь губами вот здесь... в этой мягкой ложбинке?..
- Я замечу!.. - Ванесса вцепилась ему в руки, ее прерывистое дыхание перешло в испуганный стон, голова откинулась назад, а колени подогнулись. Крохотные красные пятнышки перед глазами стали черными.
- Ванесса, ради Бога, не изображай передо мной викторианскую девицу в обмороке! - произнес Бенедикт с грубой усмешкой, перешедшей в горестный испуг, так как она продолжала падать, безвольно прогнувшись в его сильных руках...
Резко отмахнувшись от предложенной кем-то помощи, он приподнял и понес ее поникшее тело из этого временного танцевального зала, через кирпичный сводчатый проход, соединявший гараж со старой конюшней. Зайдя туда, он уложил ее в один из денников, ногой захлопнув за собой ветхую низкую дверцу. Здесь они были по крайней мере одни; через стенку денника падал сноп желтого света, из гаража доносился настойчивый ритм музыки и шум множества голосов.
- Ванесса? Ты же не собираешься умирать, а? - спросил Бенедикт с грубым юмором, прислонив ее к стене и поддерживая сзади рукой, чтобы ее обнаженные плечи не царапала шероховатая древесина.
Ванесса прижала ладонь к стиснутому животу, одурело потрясла головой и часто задышала.
- Нет... просто на какой-то миг у меня перехватило дыхание. Это все из-за платья - я не могу в нем дышать и танцевать одновременно. Слава Богу, что женщины давно освободились от корсетов!
Ванесса сделала еще несколько быстрых глубоких вздохов, прежде чем заметила плотоядное выражение на лице Бенедикта, медленно снимавшего очки.
- Ты задохнулась не от танцев, - хрипло произнес он. - От меня. Провозгласив эту истину, он внезапно сделал то, что собирался сделать во время танцев. Ванессу вновь охватила паника, когда она почувствовала его губы, сладострастно впившиеся в ее приподнятую грудь, но затем глаза у нее закрылись, и она вообще перестала беспокоиться о своем дыхании.
О, как восхитительно умереть вот так, думала она, ощущая, как сердце и легкие волна за волной затопляет чувственное наслаждение, а пульс сильно и неровно бьется в венах. Ее нежная кожа ощутила легкое прикосновение щетины на его подбородке. Он нащупал подол ее платья и стал передвигать руку выше и выше, до икры, до колена, своим телом удерживая ее в сидячем положении у стены. Его рука скользнула еще выше, под смятые атласные оборки, и стала поглаживать полоску обнаженной кожи между подвязкой и корсажем. Его прикосновения были как струйки огня...
- Я хочу тебя поцеловать, - простонал он, выдернув руку из-за ее спины и жестом собственника сжимая ее полуобнаженную грудь; рот его жадно искал ее покорные губы.
Внезапно для Ванессы потеряло смысл все, кроме желания утолить его голод. Испытывая необыкновенную нежность, она подняла руки, обняла ладонями его затылок, а ее отяжелевшие веки приподнялись, и она увидела...
Смешанное выражение сожаления, боли и смущения на лице Ричарда, прежде чем тот отвернулся и галантно попытался загородить их от стоящей рядом мерцающей фигуры. Но он сделал это недостаточно быстро. За долю секунды на прекрасном лице Лейси сменилась целая гамма чувств: любопытство, шок, изумление и гнев. Затем она резко повернулась и гордо, с подчеркнутым отвращением, удалилась.
Ванесса застыла, потом оттолкнула Бенедикта, который, хотя и понял, что они не одни, нисколько не умерил своих желаний.
- О Боже... Ричард и Лейси, - в отчаянии прошептала Ванесса. - Они, должно быть, видели, что мы ушли с танцев, и решили узнать, в чем дело...
- Когда-то им нужно было узнать. Теперь Уэллс, может быть, перестанет околачиваться и найдет себе женщину... - Грубое злорадство и удовлетворение, с каким Бенедикт это произнес, были как пощечина.
Ванесса в ужасе уставилась на него.
- Так это было частью какого-то умного плана? - неистово обрушилась она на него. - Чтобы видели, как мы украдкой уходим, и чтобы Лейси пошла за нами... чтобы она застала нас в таком ужасном, компрометирующем положении... - Ванесса представила, как она выглядит - с задранными до талии юбками и руки Бенедикта у нее на бедрах и на груди. - О Боже, так ты все это заранее задумал...
- Черта с два! Откуда мне было знать, что ты упадешь в обморок в моих объятиях?
- Ты просто использовал меня. Ты обещал этого не делать, но все же сделал! - закричала Ванесса. - Разве я смогу теперь поверить чему-нибудь, что ты говоришь? О Боже, как я тебя ненавижу!
Она размахнулась сжатым кулаком, но он поймал ее руку железной хваткой и завернул ее за спину, свирепо прорычав:
- Ну уж нет!
Потом схватил другую руку и тоже завернул ей за спину, и так потащил слабо сопротивляющуюся Ванессу через черный ход гаража и неосвещенный задний двор к застекленным дверям библиотеки; это была единственная закрытая для гостей комната на нижнем этаже. В то время как Ванесса пыхтела и извивалась, он пошарил в узких карманах бриджей, вытащил ключи, отпер двери, втолкнул ее внутрь, запер дверь за собой. Задернув шторы и включив настольную лампу, он направился к другой двери, ведущей в холл, чтобы удостовериться, что она тоже крепко заперта. При новой облицовке стен была установлена звукоизоляция, и в библиотеке царила полная экзотическая тишина. Ванесса стояла, потирая кисти рук, и, собравшись наконец с духом, высокомерно спросила:
- Что ты, по-твоему, делаешь?
- Я знаю, что делаю. - Бенедикт повернулся и направился к ней, срывая с себя камзол и рубашку. - Создаю подходящую остановку, чтобы заняться с тобой любовью. Дабы ничто не отвлекало, и потом не было оснований для недоразумений. Может быть, мне удастся для начала хотя бы научить тебя довериться наслаждению, которое я могу тебе дать. Ты сама снимешь платье или хочешь, чтобы я это сделал?
Ванесса сжимала дрожащие руки, чтобы утихомирить смятение, охватившее ее при виде его мощной груди и плоского живота, блестящего от легкой испарины, которая подчеркивала выпуклости его мускулов, играющих от прерывистого дыхания. Он выглядел, как бегун, к жилам которого приливает адреналин, и одна группа мускулов напрягается за другой в ожидании следующего движения. Это был первобытный образ мужчины, готового к сексу.
Теперь Бенедикт расстегивал бриджи, наблюдая, как она ошеломленно смотрит на него и видит его растущее возбуждение. Он наклонился, чтобы стащить сапоги и узкие черные бриджи, затем выпрямился - совершенно голый. Полностью уязвимый...
- Дай мне этот единственный шанс, Ванесса, - потребовал он, и сердитые нотки в его голосе несколько смягчились при виде Ванессы, зачарованно уставившейся на его тело. - Дай мне доказать, что, когда я с тобой, для меня никого больше не существует...
Она подняла на него глаза. Руки ее упали вниз. Он потянулся к ней...
Рухнули все преграды.
Какой-то миг Ванесса стояла перед ним, полностью одетая, а в следующий - ее платье очутилось на полу, и она лежала рядом с ним на ковре, в объятиях мужчины, трепещущего и стонущего в пароксизме страсти.
Было уже поздно бояться, поздно что-то замечать, кроме его лихорадочного восторга.
Она не испытала никакой боли.
Потом, когда они все еще лежали, тесно обнявшись, Бенедикт мягко пробудил ее из блаженного забытья своими восторженными похвалами, от которых она залилась краской смущения.
- Видишь, по крайней мере, мы можем честно разговаривать друг с другом своими телами, - пробормотал он, неохотно помогая ей одеваться, с нежной признательностью целуя ее грудь, потом натянул свою одежду. В голосе у него послышалось глубокое удовлетворение:
- Что может быть честнее, чем взаимная страсть?..
Ванесса посмотрела на своего греховно взъерошенного пуританина, а тот с довольным видом потянулся, потом направился к двери, чтобы отпереть ее. Он давал ей понять, что их прелестная любовная идиллия уже закончилась. У нее больно заныло сердце при мысли обо всем том, что ей теперь принадлежало... и всем том, что никогда не будет ей принадлежать. Если только она не рискнет в последний раз...
- Может быть, взаимная любовь? - отважилась она.
Он стоял, положив руку на дверную ручку, с таким ошеломленным видом, что Ванесса сразу же поняла, что совершила ужасную ошибку.
Прежде чем она смогла забрать назад свои слова, Бенедикт отшатнулся в сторону, так как дверь внезапно распахнулась.
Насколько ужасной была ее ошибка, Ванессе пришлось осознать несколько мгновений спустя, когда представшие перед ними шокированные родители Бенедикта тут же принялись вдалбливать им в голову, как это ужасно для Бенедикта позволить себе публично связаться с женщиной такого сомнительного происхождения и нравственности, как Ванесса. И с каждым словом их приговора Бенедикт, видимо, молча соглашался!
Глава десятая
В квартире было темно, и Ванесса, выронив ключ из дрожащих пальцев, стала проклинать мрак, так как ей пришлось шарить по холодному мраморному полу, чтобы найти его.
Потом она с трудом отыскала выключатель, и, когда наконец включила свет, ей пришлось сощуриться при виде представшей перед ней ультрасовременной комнаты, где все было белое. Только через несколько секунд она вспомнила, что нужно подойти к длинному узкому окну слева и помахать мужчине, чей силуэт виднелся внизу на улице.
С хриплым ревом желтый "корвет" сорвался с места. Ванесса наблюдала, как исчезли красные огоньки, когда машина свернула за угол в конце улицы.
Она не могла понять, почему Дэйн так внезапно стал настаивать, что ему надо куда-то уехать, и почему так безумно спешил, хотя на всем пути от Темса до Окленда только и делал, что тянул и мешкал. Вместо полутора часов на дорогу ушло все три. Он ехал по крайней мере на двадцать километров в час медленнее предельной скорости, останавливался на двух заправочных станциях, чтобы заправиться бензином и маслом, и дважды останавливался, чтобы проверить двигатель, потому что в нем были "перебои".
Потом, проехав Хантли, он решил, что проголодался, и заехал в круглосуточный ресторанчик для водителей грузовиков. Дэйн заказал невероятное количество еды, которую нестерпимо долго поглощал, все время усиленно угощая Ванессу, сидевшую с побелевшим лицом, кофе и пытаясь убедить ее, что она не правильно поняла происшедшую сцену, заставившую ее бежать из Уайтфилда среди ночи, даже не захватив смены одежды или зубной щетки. Ей пришлось взять в машине пальто Дэйна и накинуть его поверх мятого атласного маскарадного костюма, чтобы не смущать водителей.
То, что она покинула Уайтфилд, лишенная как личных вещей, так и гордости, было своего рода символом. Лейси как нельзя более кстати представила Ванессу родителям Бенедикта, злобно окрестив ее дворецким-любовницей, и тем добилась максимального переполоха и замешательства... особенно потому, что всем и так было ясно, что происходило в запертой библиотеке.
О вечеринке родители узнали от Лейси и решили нанести мимолетный визит, полагая, что смогут принести свои поздравления по случаю, как они считали, помолвки сына с в высшей степени достойной молодой дамой. Вместо этого они столкнулись с наглядным свидетельством того, что он попал в когти ужасной амбициозной потаскушки.
На долю Ванессы выпал позор услышать, как Аарон Сэвидж говорил сыну:
- Бога ради, если хочешь спать с прислугой, по крайней мере, будь любезен, не афишируй этого!
А его мать ледяным тоном заявила, что, сколько бы он ни платил Ванессе, очевидно, это слишком много!
- Женщина-дворецкий! Я никогда не могла понять, что на тебя нашло, когда ты согласился на это подозрительное условие, - сказала Дениза Сэвидж, с презрением роняя каждое слово, как хрустальную ледышку. - И вот мои самые худшие опасения оправдались! Разве ты не видишь, какую боль причиняешь отцу и мне? Ты знаешь, как эта история может повредить репутации семьи, если попадет в газеты? Господи, есть люди, которые ухватятся за возможность использовать скандал, чтобы скомпрометировать твоего отца. Что бы ты ни делал, это неизбежно отражается на нас... и в отношении этой... этой персоны ты тоже поступаешь нечестно. Разве ты можешь представить ее своим друзьям? Конечно нет... потому что это отвратительный вкус, Бенедикт. Даже если ты временно ослеплен своей безрассудной страстью, ты должен понять, что мы стали бы всеобщим посмешищем, если бы ты попытался ввести ее в общество...
Дальше продолжалось в том же духе, и Ванесса ждала, что взбешенный Бенедикт вмешается и защитит ее честь. Но тот продолжал помалкивать, и, когда она наконец сама попыталась прервать все это, Бенедикт холодно предложил ей помолчать и дать ему выслушать все, что скажут его родители.
В конце концов она вышла из комнаты, ничего не видя вокруг, и чуть не налетела на Дэйна, болтавшего возле дверей. Бенедикт же был настолько поглощен тем, что говорили родители, что даже не заметил, как она ушла, и Ванесса, бросив через плечо последний взгляд назад, ошеломленно увидела, насколько сильно в них фамильное сходство.
На лице Бенедикта застыло выражение ледяного высокомерия - обычное для его матери, а его надменная поза была так похожа на позу отца, что, казалось, это зеркальное отражение одного и того же человека, только в другом возрасте. Возможно, его интрижка с ней была всего лишь последней попыткой восстать против неизбежной генетической западни.
Ванесса шла как зомби к воротам Уайтфилда, когда Дэйн догнал ее. Как он ни умолял, она как одержимая упрямо стремилась любым способом попасть в оклендский аэропорт - на попутной машине или даже, если потребуется, пешком, поэтому он в конце концов согласился отвезти ее. Ей нужно домой, твердила она. Она убегала к единственному оставшемуся ей пристанищу, дому ее сердца ее семье, к той любви и пониманию, которые мог дать ей отец в Лос-Анджелесе. Он-то никогда ее не стыдился...
Она наотрез отказалась вернуться в дом, даже для того, чтобы собрать вещи, и не желала слушать Дэйна, который предложил помочь. Учитывая ее состояние, ему ничего не оставалось делать, как сдаться и сесть в машину.
Всю дорогу он, ни на секунду не умолкая, рассказывал ей, какой в глубине души хороший парень Бенедикт, и что если она его любит, то должна дать ему время решиться; что родители Бенедикта чересчур консервативны, что не следует поступать опрометчиво и уезжать из страны, не поговорив сперва с Бенедиктом.
Ванесса не отвечала, пока он, почти доехав до Окленда, не сказал ей, что она все равно не сможет немедленно уехать из страны, так как у нее нет ни денег, ни паспорта. Он любезно настоял на том, чтобы остаток ночи она провела в его квартире, пока не позвонит отцу и "переориентируется". К тому времени единственным желанием Ванессы было заползти в постель, уткнуться головой в подушку и всласть выплакаться!
Ее немного сбило с толку, что после нескольких часов неослабного и чрезмерного беспокойства с его стороны он так стремительно оставил ее на пороге квартиры, вручив ключ и небрежно бросив "счастливо". Вероятно, он просто понял, что ей необходимо остаться одной. Было ясно также, что он без особых хлопот найдет, где переночевать.
Кровать...
Ванесса устало повернулась к винтовой лестнице, о которой, описывая квартиру, упоминал Дэйн, и потащилась наверх. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо чувствовала такую безнадежно убийственную усталость. Тряхнув головой, она попыталась сбросить с себя миазмы усталости, мешавшие ей думать.
Первая комната наверху оказалась ванной, и когда она зажгла свет и увидела свое отражение в зеркале, то содрогнулась. Ее вид был даже хуже, чем самочувствие. На бескровной коже малиновое платье выглядело кричаще безвкусным и показным, а на груди были заметны несколько бледных красноватых пятен от поцелуев Бенедикта. Так вот что увидели родители Бенедикта! Эту... бесстыдную проститутку. Не мудрено, что они были в таком шоке!
Внезапно Ванесса остро ощутила на своей коже запах - запах Бенедикта. С лихорадочной поспешностью она сорвала с себя жалкое платье и непристойное нижнее белье.
Горячий душ сделал свое дело, исцелив ее ноющее тело и очистив его от интимных следов страсти, хотя ничто не смогло смыть красноватые пятна на ее груди, животе и бедрах. Бьющие по лицу струи воды смешивались со слезами, когда она стала спрашивать себя, что потеряла из-за своей трусости. Пусть Бенедикт не встал на защиту ее чести, но ведь и она не сделала попытки вступиться за него. Что, если он тоже один и теперь так же страдает?..
Оттолкнув от себя эту тягостную мысль, Ванесса растерлась толстым белым полотенцем, взяв его с сушки, и протерла влажные от пара волосы, а потом апатично уронила полотенце на пол с необычной для нее неряшливостью и зашлепала босыми ногами в единственную комнату в мансарде.
При тусклом лунном свете, падающем из окна, ей были видны неясные очертания кровати, стоящей у стены напротив, но она, не обратив на нее внимания, подошла к окну, привлеченная меланхолической панорамой спящего города. За кварталами центрального делового района открывался вид на гавань Вайтемата с лунной дорожкой на водной глади. Это было так близко Ванессе, что на мгновение она погрузилась в свое печальное и прекрасное одиночество.
Она включила торшер, который чуть не опрокинула, когда подходила к окну, и открыла задвижку на оконной раме, потом широко распахнула его, вдыхая холодный воздух со слабым металлическим привкусом и наслаждаясь его прохладным прикосновением к обнаженной коже. Теперь ей нужно научиться ценить малые радости жизни, раз с большими ей так не повезло.
Она повернулась с задумчивой полупрезрительной усмешкой на губах и застыла.
На большой широкой двуспальной кровати кто-то лежал.
В лучах света, падающего на пол от торшера позади нее, было видно, что это мужчина. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки, уткнувшись лицом в одну из четырех огромных подушек, разложенных в ряд у изголовья кровати.
Ванесса закрыла глаза и резко тряхнула головой, в полной уверенности, что это галлюцинация от усталости.
Потом посмотрела снова, нерешительно приблизилась, все еще боясь поверить своим распухшим от слез глазам.
Незнакомец лежал на белых шелковых простынях, небрежно сдвинутых ниже бедер, его длинная обнаженная спина была худощавой и мускулистой и слегка поблескивала в тусклом свете, как гладкий атлас цвета загара; мускулы слегка перекатывались от медленного, чувственного дыхания. Под мышкой отброшенной в сторону руки был виден густой пучок шелковистых черных волос, а над краем простыни - упругие холмики его ягодиц.
Ванесса задохнулась от горького возмущения. Как он смеет?
Она начала наклоняться, и внезапно каждый мускул на этой длинной обнаженной мужской спине напрягся, мужчина перевернулся, и она увидела перед собой пару далеко не сонных серьезных голубых глаз.
- Хелло, Златовласка. Почему так задержалась?
Ее поразило теплое желание, прозвучавшее в этом мягком, капризном ворчании.
- Ч-что ты здесь делаешь?.. Как ты сюда попал?
Он покачал головой, лежа на подушке.
- Эх, ты, недоверчивая душа, - пробормотал он с такой пронзительной нежностью, что она ослабела и колени у нее подогнулись. Бенедикт приподнялся на локте, подхватил ее за руку и усадил на край постели. В полном шоке она забыла о своей наготе, а он, с так-том джентльмена, сделал вид, что не заметил ее. - Где же мне еще быть, как не здесь - с женщиной, которую я люблю? - тихо спросил он.
Это был сон, сон, сбывшийся наяву.
- Это спальня Дэйна...
- Э, нет. - Уголок его рта скривился в усмешке. - У моего друга гораздо лучше развит инстинкт самосохранения. Это моя квартира, Несси. Именно сюда ты неизбежно должна была попасть - в мою спальню, в мою постель... в мою жизнь.
Это было последней каплей. Она задрожала, смахнула рукой со лба влажные волосы, не сознавая, что ее нагое тело выдает ее радость, в которой она еще не осмелилась себе признаться.