- Только до сего дня.
- Что это должно означать? - глухо спросила Ванесса, не желая услышать ответ.
Он с мрачным выражением на лице повернул ее, придерживая за плечи и немного отстранив от себя.
- Только одно: если это не ложь, что вы не спали с Уэллсом или каким-то другим тайным любовником, то вы не могли забеременеть.
На секунду она была озадачена, потом до нее дошло, в чем он ей признается и почему выглядит таким напряженным, почти измученным.
- О, Бенедикт, мне так жаль... - Неужели он подумал, что из-за этого она будет считать его менее мужественным? С нежным сочувствием она погладила его сжатые губы, но он отшатнулся, как будто на пальце был яд.
- Вам жаль?
- Вы уверены? - спросила она, видя, что неприятно поразила его, поняв с полуслова. - Теперь бесплодие лечат...
Его руки упали с ее плеч, а глаза вспыхнули синим огнем.
- О чем вы говорите, черт возьми? Я не бесплоден!
В его голосе звучала такая яростная уверенность, что у Ванессы сердце сжалось в груди.
- У вас есть дети? - запинаясь, произнесла она. Мысль об этом никогда не приходила ей в голову. О, до чего же она наивна!
- Нет, у меня нет детей! - Он кричал на нее с таким яростным возмущением, что она отступила на шаг назад.
- Тогда... тогда откуда вы знаете, что не бесплодны? - заикаясь, пролепетала она, как ей казалось, с непогрешимой логикой.
- Потому что... - Он остановился и выпалил слово, услышав которое, она неодобрительно поджала губы. - Я не знаю... понятно? Но у меня нет оснований не верить, что я не... - Он провел рукой по волосам нехарактерным для него беспомощным жестом. - О черт, вы все запутали, а я собираюсь сделать вам признание.
- Я все запутала? - Ванесса не удержалась от невольной улыбки, что, казалось, просто взбесило его. Она никогда не видела, чтобы он был так близок к тому, чтобы потерять самообладание. Это было фантастическое зрелище.
Она смотрела на него округлившимися глазами. Тогда он сделал глубокий вдох и произнес очень-очень осторожно:
- Я пытаюсь сказать вам, Ванесса, что у вас не было ни малейшего шанса забеременеть от меня в ту ночь...
- А... - Из-за своего ничтожного сексуального опыта она оказалась в полном замешательстве. - Вы хотите сказать, что вы... э... успели вовремя?..
- Нет, мне ничего не нужно было успевать, - прорычал он.
Ванесса в ужасе уставилась на него. У нее разгорелось лицо и любопытство.
- Вы хотите сказать, что мы... занимались этим без?..
- В ту ночь мы с вами ничем не занимались в постели! - взорвался Бенедикт. - Нет, кое-что мы все же делали, - мрачно поправился он. - Мы спали.
- Спали?
Он пожал плечами и расслабил все тело, как бы готовясь к поединку.
- Спали? - резко повторила она. До нее наконец дошло, что он хотел сказать.
- Да, знаете ли, находились в бессознательном состоянии, когда человек полностью расслабляется...
- Мы спали!
Он склонил голову, ожидая бури. И она не замедлила разразиться.
- Так вы... - Ванесса набросилась на него, как бешеный порыв урагана. Так вы хотите сказать, что я не?..
- Овладели мной? Боюсь, что нет, - смиренно проговорил он.
- И что вы не?..
- Овладел вами? Нет.
- Мы просто все время спали! И вы думаете, я поверю? Вы что, принимаете меня за идиотку? - пронзительно вскричала она.
- Нет, за девственницу. - И Бенедикт невразумительно принялся распространяться на эту тему. - Если б ту ночь я занимался с вами любовью, Ванесса, поверьте, наутро вы не имели бы никаких сомнений на этот счет. У вас были бы болезненные ощущения в тех местах, о которых мне не позволяет говорить воспитание...
- Воспитание - у вас? - фыркнула Ванесса. - И ваше воспитание позволило вам заставить меня думать... Вы... Вы ублюдок! - Она густо залилась краской, припомнив разговор в ресторане. Как он, должно быть, смеялся над ней!
- Зуб за зуб, Ванесса, - заметил он, но Ванесса не была расположена думать о справедливости. Она вышла из себя, и ее рука с силой обрушилась на его лицо прежде, чем она осознала, что делает.
- Это - раз. - Он произнес это так невозмутимо, что она хлестнула опять - по другой щеке. От удара голова у него откинулась в сторону. Он медленно взглянул на нее. - Это - два.
Она была не настолько глупа, чтобы ударить в третий раз, но ей отчаянно хотелось вывести его из этого приводящего в бешенство спокойствия.
- Вы что, пытаетесь напугать меня? - насмехалась Ванесса, кружа вокруг него в разлетающейся юбке, как черная буря, накапливающая статическое электричество.
Бенедикт, видимо, решил, что гроза миновала. Сложив руки на груди, он медленно поворачивался, стараясь держаться к ней лицом.
- Да мне и не нужно этого делать. Вы сами себя хорошенько напугаете. Мне всегда хотелось посмотреть, как вы выглядите в момент страсти. Теперь я это знаю. Вам нужно чаще сердиться.
Ванесса видела, что он старается отвлечь ее.
- А вам должно быть стыдно! - фыркнула она, сжимая кулаки в мягких складках своей юбки. Вся страсть, накопившаяся за несколько минут до этого, нашла теперь выход в приступе гнева.
- А я считаю, меня нужно похвалить за скромность, - запротестовал Бенедикт. - Даже признаюсь, что смотрел и испытывал вожделение, но плоть была слаба.
Он что, пытается внушить ей, что ее не пожелает ни один мужчина, даже если ее поднесут как на блюдечке? Ванессу пронизала дрожь, потом она взяла себя в руки. Она не позволит ему унижать себя как женщину. Она обещала себе, что никогда ни один мужчина не посмеет сделать этого.
- Черта с два, слаба, - бросила она ему. - Я бы этого не сказала, когда проснулась утром.
У него хватило наглости без стеснения ухмыльнуться.
- Вообще-то по утрам я бываю на высоте, - скромно объяснил он. - Может, в тот момент я предвкушал во сне... Ведь, отоспавшись, я собирался заняться любовью с моим благоухающим, одетым в атлас подарком. Я был очень разочарован, узнав, что это игра моего похотливого воображения.
- Вы просто отвратительны! - задохнулась от злости Ванесса, захваченная вихрем противоречивых чувств - облегчения, смущения, запретного восторга...
- Я мужчина!
- Вы извращенец!
- Я был бы извращенцем, если бы привел вас сюда и стал заниматься с вами любовью, не сказав, что мы впервые будем вместе. Было бы плохо для нас обоих, когда бы стало ясно, что вы все еще девственница...
- Я уже любила! - с вызовом выпалила Ванесса.
- Хорошо. Тогда мне незачем беспокоиться, что я могу сделать вам больно...
Она содрогнулась от вспыхнувшего мучительного воспоминания, обхватив себя руками и невольно съежившись. Увидев это выдавшее ее движение, Бенедикт прищурился и сжал губы.
- У вас не хватит нахальства думать, что я допущу... - Ванесса смолкла, когда он придвинулся ближе и мягко заговорил.
- Не допустить, Ванесса, а сознательно участвовать, как взрослая и зрелая женщина. Ничего не изменилось. Ведь вы позволили мне зайти так далеко...
- Нет, не позволила, мне просто было любопытно.
- Вам любопытно до сих пор. Вы хотите, чтобы я доказал вам это? По крайней мере, я с вами честен. Не то что вы...
- Что вы имеете в виду?
- Ваше негодование из-за того, что я вам сделал или не сделал. Может, на самом деле это маска, скрывающая ваше собственное чувство вины? Разве вам не доставляло удовольствия с тайным волнением и радостью представить, с какой полной свободой мы, должны быть, занимались любовью?.. Ведь ни один из нас был не в состоянии испытывать стеснение или сдержанность. Разве вы не испытали легкого возбуждения, когда проснулись и обнаружили меня рядом с собой?
Ванесса еще сильнее съежилась.
- Я была в шоке...
- Конечно, вы были шокированы. Но вот вы проснулись, полуобнаженная, в объятиях спящего обнаженного мужчины с возбужденной плотью, совершенно уязвимого - ведь вы могли сделать с ним что угодно. Вы испытали любопытство, не так ли, Ванесса? Вам не пришло в голову, что это может оказаться изнасилованием, потому что подсознательно вы даже тогда доверяли мне. Поэтому вы не закричали. А стали смотреть на меня. Вы смотрели на мое тело. Вы дотрагивались до меня? Вам хотелось ко мне прикоснуться? Я бы хотел, чтоб вы притронулись. Мне бы понравилось, если бы меня разбудили таким образом, понравилось, как ничто другое...
Ванесса не могла больше смотреть на него и повернулась спиной, пытаясь вновь обрести присутствие духа.
- Я...
- Потому что я вас трогал, Ванесса, - признался он с каким-то оглушительным прямодушием, подходя к ней сзади. - Когда я улегся в постель рядом с вами, я ласкал вас, пока меня не сморил сон, - вашу длинную великолепную спину и особенно эту прекрасную округлую попку. - Его руки обвились вокруг нее, нежно прижав к бокам ее руки и удерживая их в таком положении, а его голос звучал где-то в ее волосах. - Было просто невозможно удержаться... такая теплая под этой тонкой сорочкой, как восхитительный мягкий персик, так бы и укусил его... Вы лежали ничком, поэтому я не мог погладить ваши груди, но я знал, что они, должно быть, полные и спелые ведь сорочка была свободного покроя и сползла, и сбоку было видно, как они прижались к постели. Я заснул, думая, как переверну вас на спину и возьму их в руки, попробую на вкус соски, увижу, большие они или маленькие, вишнево-розовые или...
- Прекратите! - слабо вскричала она, но было слишком поздно.
- Я вас возбуждаю, Ванесса? - Он слегка провел ладонями по ее рукам вверх и вниз, потом неожиданно повернул к себе лицом и почувствовал глубокое удовлетворение, увидев разгоряченные щеки, растерянные глаза, полную нижнюю губку, которую он так сладострастно покусывал, теперь закушенную ее собственными зубами.
Он прикоснулся к ниспадающим на плечи волосам с нежностью, от которой у нее защипало в глазах.
- Не беспокойтесь. Я не буду принуждать вас делать что-то, чего вы не хотите. Во всяком случае, не сегодня. Не буду также и торопить, но и не дам вас сдерживать свои, да и мои, чувства. Я честно предупреждаю, что собираюсь воплотить в реальность свои мечты о вас.
Глава восьмая
Ванесса подняла голову, позволив сильному ветру разметать по плечам слабо заколотые волосы. Она глубже засунула озябшие руки в карманы жакета и пошла вдоль по берегу, осторожно ступая спортивными ботинками на толстой подошве, стараясь не поскользнуться на каменных россыпях.
В отличие от белых песчаных пляжей на восточном побережье Коромандела западное побережье по большей части представляло собой узкие полоски усыпанного камнями темного песка, фестонами окаймлявшие мыс за мысом, где в полосе прибоя обломки скал, обросшие мидиями и устрицами, сменялись мелкой галькой или валунами, перевернув которые можно было обнаружить колонии поспешно удирающих крабов. Выше полосы прибоя, среди больших куч гладко отполированных камней и гальки самых разнообразных оттенков, лежал побелевший плавник и жесткие коричневые морские водоросли.
Ванесса вздрогнула от резкого вскрика, но это была всего лишь чайка, кружившая над мелководьем, коричневым от взбаламученного песка. Завидуя ее свободе, Ванесса следила, как та парит на ветру в бледно-сером небе. Временами ей так хотелось улететь и забыть все свои проблемы. Но это было невыполнимо, потому что летать она не могла, а самая большая проблема была в ней самой, и избавиться от нее было невозможно.
Она повернулась, чтобы пойти назад, и застыла с гулко бьющимся сердцем.
Нет, самая большая ее проблема была перед ней: не спеша прогуливаясь между скалами, Бенедикт шел с таким видом, как будто имел такое же, как и она, право находиться здесь.
Подождав, когда он подойдет поближе, Ванесса напряженно спросила:
- Что вы здесь делаете?
Бенедикт пожал плечами и остановился, стоя среди камней по другую сторону небольшой заводи. Его черная кожаная куртка распахнулась, приоткрыв кремовый свитер.
- Гуляю.
Ванесса фыркнула.
- Вы никогда не гуляете.
- Только потому, что обычно здесь долго не задерживаюсь, а так я каждый день плаваю. Чтобы не растолстеть, я решил выйти и немного побродить.
Она презрительным взглядом обвела его худощавую фигуру.
- Не думаю, что вам нужно об этом беспокоиться.
- Благодарю вас.
- Это не комплимент, а констатация факта, - раздраженно произнесла Ванесса.
- Все равно, благодарю. Вы и сами в хорошей форме.
Он смотрел на ее длинные ноги в джинсах. Она держала джинсы в багажнике машины вместе с курткой-паркой и парой старых спортивных ботинок. Уезжая сюда, она даже не стала переодеваться, а просто захватила с собой вязаный жакет и умчалась. Теперь, когда ее аккуратное темно-синее форменное платье лежало на заднем сиденье в машине, она почувствовала себя ужасно беззащитной.
Ванесса откинула со лба растрепавшиеся на ветру волосы, пытаясь заправить выбившиеся пряди под шарф, завязанный сзади узлом.
- Вы шли за мной? - резко спросила она.
- Почему вы так думаете?
Даже видя его усмешку, она решила не отступать.
- Просто очень странное совпадение, вот и все.
- Не такое уж странное, если учесть, что здесь всего одна дорога. Увидел, что у обрыва припаркована машина, и остановился.
Он говорил это так, как будто действовал под влиянием минутного порыва, но что за причина заставила его поехать к северу от Уайтфилда? Он не производил впечатления человека, собравшегося осматривать достопримечательности. Оставалось только одно.
- Ведь вы сказали, что я могу взять выходной, - с вызовом бросила Ванесса.
- Я предложил, чтобы у нас был выходной, - мягко поправил он. - А вы сразу же улизнули и спрятались, как только я повернулся спиной.
- Я не прячусь. Я просто хотела... подышать свежим воздухом и размять ноги, - тут же сочинила Ванесса.
...На протяжении двух недель, прошедших с того памятного напряженного столкновения, Ванесса пыталась сделать так, чтобы они всегда оставались на каком-то расстоянии друг от друга, а Бенедикт так же упорно старался помешать этому. Однажды вечером он пригласил Ричарда и его мать на обед, что привело Ванессу в бешенство, и заставил ее выступать в роли хозяйки дома. Она была вынуждена улыбаться, держаться невозмутимо и спокойно, не обращая внимания на его поддразнивающий небрежный тон, хотя все внутри у нее так и кипело, что только придало блеска ее внешности и привлекло испытующие взгляды миссис Уэллс. Наблюдая Ричарда и Бенедикта рядом, Ванесса не могла не сознавать, насколько разителен контраст между ними - как свет и тень, день и ночь. К сожалению, нечто первобытное в ней неудержимо тянулось к таинственному и запретному, а не к ясному и солнечному.
Вдобавок ко всему Ричард за обедом проговорился о том, что Ванесса по просьбе издателя работает над завершением книги судьи Ситона, над которой тот трудился до самой смерти. Ричард старательно перечислил все трудности, с которыми она столкнулась, пытаясь в свободное время систематизировать и привести в порядок целые кипы записей, разобраться в незавершенных набросках идей. К концу трапезы Ванесса с удивлением обнаружила, что ее ненавязчиво заставили принять помощь Бенедикта.
С тех пор почти все вечера она проводила в библиотеке, сидя плечом к плечу с Бенедиктом за одним столом и упорно стараясь относиться к нему как к неодушевленному предмету. Однако в глубине души с досадой сознавая, что работа над книгой стала двигаться действительно быстрее благодаря его непрошеному участию и знаниям...
- Наши желания совпадают, - самодовольно проговорил Бенедикт. - Можем размять ноги вместе. Вы не считаете, что одному, без компании, совершать моцион скучно?
- Нет.
Он, улыбаясь, встретил ее свирепый взгляд.
- Ну, в таком случае просто идите дальше, а я буду держаться позади на некотором расстоянии.
- О, не будьте смешны!..
- Смешон не я, Ванесса, - мягко проговорил Бенедикт. - Как вы думаете, с какой целью я предложил нам сегодня побездельничать?
Ванесса отвернулась, но он уже заметил, что она покраснела.
- Я что, должна вам теперь и мысли свои раскрывать? Разве у меня нет права на что-то личное? - с жаром заявила она.
- Конечно, вы имеете право на все. Я не захватил с собой тисков для пыток. Разве я когда-нибудь добивался ваших признаний силой, Ванесса?
- Вы делаете это постоянно! - взорвалась та.
- Украдкой - да, но не силой.
Ванесса с невероятной досадой взглянула на него, вынужденная признать, что он прав. Пока они сидели вместе над беспорядочными записями судьи, она рассказала ему о себе больше, чем хотела, поскольку только таким образом можно было прервать поток его пугающих откровений о себе самом.
Она не желала проявлять интерес к темным противоречиям его характера и, уж конечно, ничего не хотела знать о том, что он носит очки с двенадцати лет и что они запотели, когда он в 15 лет впервые по-настоящему целовался с девочкой... хотя потом обнаружила, что раздумывает над тем, что, видимо, поэтому он снял очки, когда целовался с ней!
Она не желала, чтобы ей становились известны все новые и новые подробности, трогающие ее сердце: что его детство прошло под гнетом родительских ожиданий - властного отца, с его непоколебимыми представлениями о превосходстве, воспитывавшего у сына желание стать совершенством, ни больше ни меньше, и матери, чьи ожидания не уступали отцовским. В семейном кругу Сэвиджей было не принято открыто проявлять свои чувства - следовало при любых обстоятельствах вести себя с достоинством. Заслужить любовь можно было лишь надлежащим поведением или выдающимися успехами в учебе.
Бенедикт хорошо усвоил уроки своего раннего детства. Внешне он казался идеальным сыном.
Подростком никогда не бунтовал, в школе и дома всегда вел себя так, как от него ожидали. Закончив университет, послушно пришел в архитектурную фирму отца и продолжал консервативные семейные традиции, рассматривая жилища, собственность и даже самих людей как выгодный источник вложений, а не привязанностей.
Однако в душе у него происходило совсем другое: его интеллектуальная пытливость и невероятные амбиции, которые неизменно поощрял в нем отец, постоянно приходили в столкновение с ограничениями, навязанными ему положением в фирме. С течением времени он понял, что требования отца удушающе сковывают его - вершиной профессиональной карьеры Бенедикта должна стать фирма, которую он наследовал после ухода отца в отставку, а затем продолжение династии Сэвиджей.
К двадцати восьми годам Бенедикт полностью осознал, что он не тот, кем хочет его видеть отец, и никогда таким не станет. Он желал большего, и на своих собственных условиях.
Разрыв произошел с присущим Сэвиджам достоинством во время натянутого спора, когда оба упрямо отказались от компромисса. Никаких эмоциональных вспышек, никто не выносил сор из избы, последовало лишь весьма умно составленное сообщение для печати, охладившее пыл у любителей посплетничать о семейных распрях. Время от времени Бенедикт продолжал бывать у родителей, хотя мать недвусмысленно дала ему понять, как глубоко она в нем разочарована и что он может не надеяться на ее сочувствие и одобрение, пока не преодолеет свой ребяческий порыв бунтарства против отца и не вернется в лоно семьи.
Бенедикт заметил, сделав кривую гримасу, что поскольку со стороны матери сочувствие никогда не было особенно теплым, он прекрасно обойдется и без него.
Но хотя теперь Ванесса лучше понимала его, ей не стало легче с ним общаться.
- Думаю, я уже надышалась свежим воздухом, - с отчаянием произнесла она и двинулась в обратный путь.
Как и следовало ожидать, Бенедикт, не отставая, последовал за ней, не отрывая от нее взгляда. Он не смотрел под ноги, споткнулся о попавший под его кожаную туфлю камень и оступился, угодив в небольшую лужицу морской воды и замочив отвороты черных брюк.
Когда он споткнулся, Ванесса инстинктивно протянула ему руку, но затем поспешно выхватила ее, а он тепло и благодарно улыбнулся.
- Спасибо, Несси.
- Зачем лезть на рожон и ходить по камням в таких туфлях? - ворчала она, ускоряя шаг, чтобы не поддаваться чарам этой ошеломляющей улыбки. Теперь мне придется отправить эти брюки в химчистку. Почему вы не надели что-нибудь более практичное вроде джинсов?
- Я не знал, что мы будем делать, - спокойно ответил тот. - И потом, у меня нет джинсов.
Для человека ее поколения это показалось настолько невероятным, что она изумленно уставилась на него.
- А что же вы носите, когда отдыхаете? - Потом вспомнила, с кем разговаривает. - А, да, правильно, ведь у вас нет времени на отдых.
- До сего дня в этом не было необходимости, - заметил Бенедикт. Может, вы, Ванесса, научите меня отдыхать.
Она пропустила это мимо ушей и демонстративно молчала, пока не подошла к машине. Здесь она остановилась и нахмурилась, увидев рядом с передним колесом показавшуюся ей знакомой плетеную корзину с крышкой.
- Откуда она взялась?
- Это Кейт прислала. Для пикника.
- Пикника?
- По словам Кейт, вы сказали ей, что собираетесь на пляж, и уехали прежде, чем она успела что-нибудь собрать вам на завтрак. Она говорит, в хорошую погоду, вы часто брали с собой на пляж сандвичи, но на этот раз были чем-то озабочены и просто забыли попросить ее об этом.
Ванесса проклинала свое непомерное чувство ответственности, заставлявшее ее каждый раз сообщать, куда она отлучается, чтобы можно было ее найти. Однако она поздравила себя с тем, что ощущение пустоты в желудке, возможно, вызвано не только тем, что Бенедикт выбивает ее из колеи.
- Я не голодна.
Он бросил на нее скептический взгляд.
- Ну, а я хочу есть, так что можете просто посидеть и посмотреть, как я ем, прежде чем мы поедем.
- Мы? - Внезапно она заметила, что на берегу стоит только ее машина. А где ваш автомобиль?
- Меня подбросил один из штукатуров. Он живет в Тапу и поехал домой позавтракать.
- Считаете, все так и должно быть, не так ли?
- Не думаю, что вы настолько бессердечны, что уедете и бросите своего хозяина здесь одного.
Ванесса прищурилась.
- Это угроза?
- Опять вы со своей паранойей. Бога ради, Ванесса, что, по-вашему, я могу вам сделать на общественном пляже?
Он поднял корзину и направился к огромному изогнутому дереву погутукавы, чьи сучковатые ветви свисали над крутым травянистым склоном ниже поворота дороги. Мгновение спустя она неохотно последовала за ним.
Когда она, нарочито помедлив, подошла, Бенедикт уже расстелил одеяло поверх высокой, пружинистой травы.
- Надеюсь, вы не станете стоять у меня над душой, пока я ем. Сядьте. Научитесь отдыхать, Ванесса, - поддразнил он, присаживаясь на одеяло и скидывая куртку, прежде чем начать копаться в корзине.
Она села и тут же ощутила странное чувство отрезанности от мира. Под их тяжестью одеяло очень сильно примяло траву, так что ниже по склону и впереди им было видно только море. Они ощутили себя полностью отрезанными от остального пляжа и дороги наверху. Здесь, в защищенном от ветра месте, было так тепло, что Ванесса расстегнула молнию парки и сняла ее, расправив вязаный жакет из пушистой серой ангоры.
- Здесь уютно, как в гнездышке, да? - пробормотал Бенедикт, пугающе-точно вторя ее мыслям. - Только посмотрите на себя. Пушистая, как птенчик. Хотите кофе или шампанского?
Ванесса поглядела на хрустальный стакан и чашку фирмы "Ройял Доултон", которые он протягивал ей, потом на серебряные приборы и накрахмаленные белые салфетки, разложенные на неровной поверхности одеяла. Для Бенедикта Сэвиджа только самое лучшее. Всегда.
- Кофе, пожалуйста, - чопорно произнесла она.
- Правильно, чтобы не болела голова, - вежливо произнес он, доставая термос из нержавеющей стали и наливая в чашку дымящийся кофе. - Молоко и сахар, миледи?
- Благодарю вас, нет.
Бенедикт передал ей чашку и налил еще одну для себя. Он развернул еду; сандвичи с беконом и яичницей, маринованные холодные цыплята, сливочный золотистый новозеландский чеддер, хрустящий домашний хлеб и маринованные огурчики, которые, как помнила Ванесса, она сама помогала консервировать.
- Довольно неловко получается: я должен спрашивать у вас самые простые вещи о том, что вам нравится и что не нравится, а вам все обо мне известно, - пробормотал Бенедикт, наблюдая, как она пьет кофе.
- Ну, положим, не все, - автоматически возразила Ванесса.
- И все же я чувствую себя в невыгодном положении.
Если это и была победа, то просто ничтожная, однако ей было приятно узнать, что он хоть в чем-то чувствует себя неуверенно. Ванесса не смогла удержаться от легкой самодовольной усмешки, когда весело произнесла:
- Ну, вот, теперь вы знаете, какой кофе я люблю.
Он ласково следил за тем, как на какую-то ничтожную долю она стала менее настороженной.
- М-м-м... Может, съедите что-нибудь, хотя я знаю, что вы не голодны.
У нее и так уже текли слюнки при виде всего этого разложенного перед ней великолепия. Поэтому она не стала возражать, когда он серебряным ножичком с гравировкой нарезал пирог и положил по кусочку на две тарелки. Прежде чем передать тарелку, он, несколько рисуясь, расправил салфетку и наклонился, чтобы поставить ее ей на колени.
- Как вы считаете, из меня бы вышел хороший дворецкий? - иронически спросил он.
Это было так неожиданно, что она выпалила правду:
- Господи, конечно нет!
- Это было сказано от души. - Он растянулся, лежа на боку и опершись на руку, и принялся за свой кусок пирога. - А почему?
- Потому что вы не... вы слишком... - Она остановилась, раздумывая, насколько можно раскрыть свое мнение о его характере.
- Ну так что? Слишком что?
- Слишком стары.
- Что это должно означать? - глухо спросила Ванесса, не желая услышать ответ.
Он с мрачным выражением на лице повернул ее, придерживая за плечи и немного отстранив от себя.
- Только одно: если это не ложь, что вы не спали с Уэллсом или каким-то другим тайным любовником, то вы не могли забеременеть.
На секунду она была озадачена, потом до нее дошло, в чем он ей признается и почему выглядит таким напряженным, почти измученным.
- О, Бенедикт, мне так жаль... - Неужели он подумал, что из-за этого она будет считать его менее мужественным? С нежным сочувствием она погладила его сжатые губы, но он отшатнулся, как будто на пальце был яд.
- Вам жаль?
- Вы уверены? - спросила она, видя, что неприятно поразила его, поняв с полуслова. - Теперь бесплодие лечат...
Его руки упали с ее плеч, а глаза вспыхнули синим огнем.
- О чем вы говорите, черт возьми? Я не бесплоден!
В его голосе звучала такая яростная уверенность, что у Ванессы сердце сжалось в груди.
- У вас есть дети? - запинаясь, произнесла она. Мысль об этом никогда не приходила ей в голову. О, до чего же она наивна!
- Нет, у меня нет детей! - Он кричал на нее с таким яростным возмущением, что она отступила на шаг назад.
- Тогда... тогда откуда вы знаете, что не бесплодны? - заикаясь, пролепетала она, как ей казалось, с непогрешимой логикой.
- Потому что... - Он остановился и выпалил слово, услышав которое, она неодобрительно поджала губы. - Я не знаю... понятно? Но у меня нет оснований не верить, что я не... - Он провел рукой по волосам нехарактерным для него беспомощным жестом. - О черт, вы все запутали, а я собираюсь сделать вам признание.
- Я все запутала? - Ванесса не удержалась от невольной улыбки, что, казалось, просто взбесило его. Она никогда не видела, чтобы он был так близок к тому, чтобы потерять самообладание. Это было фантастическое зрелище.
Она смотрела на него округлившимися глазами. Тогда он сделал глубокий вдох и произнес очень-очень осторожно:
- Я пытаюсь сказать вам, Ванесса, что у вас не было ни малейшего шанса забеременеть от меня в ту ночь...
- А... - Из-за своего ничтожного сексуального опыта она оказалась в полном замешательстве. - Вы хотите сказать, что вы... э... успели вовремя?..
- Нет, мне ничего не нужно было успевать, - прорычал он.
Ванесса в ужасе уставилась на него. У нее разгорелось лицо и любопытство.
- Вы хотите сказать, что мы... занимались этим без?..
- В ту ночь мы с вами ничем не занимались в постели! - взорвался Бенедикт. - Нет, кое-что мы все же делали, - мрачно поправился он. - Мы спали.
- Спали?
Он пожал плечами и расслабил все тело, как бы готовясь к поединку.
- Спали? - резко повторила она. До нее наконец дошло, что он хотел сказать.
- Да, знаете ли, находились в бессознательном состоянии, когда человек полностью расслабляется...
- Мы спали!
Он склонил голову, ожидая бури. И она не замедлила разразиться.
- Так вы... - Ванесса набросилась на него, как бешеный порыв урагана. Так вы хотите сказать, что я не?..
- Овладели мной? Боюсь, что нет, - смиренно проговорил он.
- И что вы не?..
- Овладел вами? Нет.
- Мы просто все время спали! И вы думаете, я поверю? Вы что, принимаете меня за идиотку? - пронзительно вскричала она.
- Нет, за девственницу. - И Бенедикт невразумительно принялся распространяться на эту тему. - Если б ту ночь я занимался с вами любовью, Ванесса, поверьте, наутро вы не имели бы никаких сомнений на этот счет. У вас были бы болезненные ощущения в тех местах, о которых мне не позволяет говорить воспитание...
- Воспитание - у вас? - фыркнула Ванесса. - И ваше воспитание позволило вам заставить меня думать... Вы... Вы ублюдок! - Она густо залилась краской, припомнив разговор в ресторане. Как он, должно быть, смеялся над ней!
- Зуб за зуб, Ванесса, - заметил он, но Ванесса не была расположена думать о справедливости. Она вышла из себя, и ее рука с силой обрушилась на его лицо прежде, чем она осознала, что делает.
- Это - раз. - Он произнес это так невозмутимо, что она хлестнула опять - по другой щеке. От удара голова у него откинулась в сторону. Он медленно взглянул на нее. - Это - два.
Она была не настолько глупа, чтобы ударить в третий раз, но ей отчаянно хотелось вывести его из этого приводящего в бешенство спокойствия.
- Вы что, пытаетесь напугать меня? - насмехалась Ванесса, кружа вокруг него в разлетающейся юбке, как черная буря, накапливающая статическое электричество.
Бенедикт, видимо, решил, что гроза миновала. Сложив руки на груди, он медленно поворачивался, стараясь держаться к ней лицом.
- Да мне и не нужно этого делать. Вы сами себя хорошенько напугаете. Мне всегда хотелось посмотреть, как вы выглядите в момент страсти. Теперь я это знаю. Вам нужно чаще сердиться.
Ванесса видела, что он старается отвлечь ее.
- А вам должно быть стыдно! - фыркнула она, сжимая кулаки в мягких складках своей юбки. Вся страсть, накопившаяся за несколько минут до этого, нашла теперь выход в приступе гнева.
- А я считаю, меня нужно похвалить за скромность, - запротестовал Бенедикт. - Даже признаюсь, что смотрел и испытывал вожделение, но плоть была слаба.
Он что, пытается внушить ей, что ее не пожелает ни один мужчина, даже если ее поднесут как на блюдечке? Ванессу пронизала дрожь, потом она взяла себя в руки. Она не позволит ему унижать себя как женщину. Она обещала себе, что никогда ни один мужчина не посмеет сделать этого.
- Черта с два, слаба, - бросила она ему. - Я бы этого не сказала, когда проснулась утром.
У него хватило наглости без стеснения ухмыльнуться.
- Вообще-то по утрам я бываю на высоте, - скромно объяснил он. - Может, в тот момент я предвкушал во сне... Ведь, отоспавшись, я собирался заняться любовью с моим благоухающим, одетым в атлас подарком. Я был очень разочарован, узнав, что это игра моего похотливого воображения.
- Вы просто отвратительны! - задохнулась от злости Ванесса, захваченная вихрем противоречивых чувств - облегчения, смущения, запретного восторга...
- Я мужчина!
- Вы извращенец!
- Я был бы извращенцем, если бы привел вас сюда и стал заниматься с вами любовью, не сказав, что мы впервые будем вместе. Было бы плохо для нас обоих, когда бы стало ясно, что вы все еще девственница...
- Я уже любила! - с вызовом выпалила Ванесса.
- Хорошо. Тогда мне незачем беспокоиться, что я могу сделать вам больно...
Она содрогнулась от вспыхнувшего мучительного воспоминания, обхватив себя руками и невольно съежившись. Увидев это выдавшее ее движение, Бенедикт прищурился и сжал губы.
- У вас не хватит нахальства думать, что я допущу... - Ванесса смолкла, когда он придвинулся ближе и мягко заговорил.
- Не допустить, Ванесса, а сознательно участвовать, как взрослая и зрелая женщина. Ничего не изменилось. Ведь вы позволили мне зайти так далеко...
- Нет, не позволила, мне просто было любопытно.
- Вам любопытно до сих пор. Вы хотите, чтобы я доказал вам это? По крайней мере, я с вами честен. Не то что вы...
- Что вы имеете в виду?
- Ваше негодование из-за того, что я вам сделал или не сделал. Может, на самом деле это маска, скрывающая ваше собственное чувство вины? Разве вам не доставляло удовольствия с тайным волнением и радостью представить, с какой полной свободой мы, должны быть, занимались любовью?.. Ведь ни один из нас был не в состоянии испытывать стеснение или сдержанность. Разве вы не испытали легкого возбуждения, когда проснулись и обнаружили меня рядом с собой?
Ванесса еще сильнее съежилась.
- Я была в шоке...
- Конечно, вы были шокированы. Но вот вы проснулись, полуобнаженная, в объятиях спящего обнаженного мужчины с возбужденной плотью, совершенно уязвимого - ведь вы могли сделать с ним что угодно. Вы испытали любопытство, не так ли, Ванесса? Вам не пришло в голову, что это может оказаться изнасилованием, потому что подсознательно вы даже тогда доверяли мне. Поэтому вы не закричали. А стали смотреть на меня. Вы смотрели на мое тело. Вы дотрагивались до меня? Вам хотелось ко мне прикоснуться? Я бы хотел, чтоб вы притронулись. Мне бы понравилось, если бы меня разбудили таким образом, понравилось, как ничто другое...
Ванесса не могла больше смотреть на него и повернулась спиной, пытаясь вновь обрести присутствие духа.
- Я...
- Потому что я вас трогал, Ванесса, - признался он с каким-то оглушительным прямодушием, подходя к ней сзади. - Когда я улегся в постель рядом с вами, я ласкал вас, пока меня не сморил сон, - вашу длинную великолепную спину и особенно эту прекрасную округлую попку. - Его руки обвились вокруг нее, нежно прижав к бокам ее руки и удерживая их в таком положении, а его голос звучал где-то в ее волосах. - Было просто невозможно удержаться... такая теплая под этой тонкой сорочкой, как восхитительный мягкий персик, так бы и укусил его... Вы лежали ничком, поэтому я не мог погладить ваши груди, но я знал, что они, должно быть, полные и спелые ведь сорочка была свободного покроя и сползла, и сбоку было видно, как они прижались к постели. Я заснул, думая, как переверну вас на спину и возьму их в руки, попробую на вкус соски, увижу, большие они или маленькие, вишнево-розовые или...
- Прекратите! - слабо вскричала она, но было слишком поздно.
- Я вас возбуждаю, Ванесса? - Он слегка провел ладонями по ее рукам вверх и вниз, потом неожиданно повернул к себе лицом и почувствовал глубокое удовлетворение, увидев разгоряченные щеки, растерянные глаза, полную нижнюю губку, которую он так сладострастно покусывал, теперь закушенную ее собственными зубами.
Он прикоснулся к ниспадающим на плечи волосам с нежностью, от которой у нее защипало в глазах.
- Не беспокойтесь. Я не буду принуждать вас делать что-то, чего вы не хотите. Во всяком случае, не сегодня. Не буду также и торопить, но и не дам вас сдерживать свои, да и мои, чувства. Я честно предупреждаю, что собираюсь воплотить в реальность свои мечты о вас.
Глава восьмая
Ванесса подняла голову, позволив сильному ветру разметать по плечам слабо заколотые волосы. Она глубже засунула озябшие руки в карманы жакета и пошла вдоль по берегу, осторожно ступая спортивными ботинками на толстой подошве, стараясь не поскользнуться на каменных россыпях.
В отличие от белых песчаных пляжей на восточном побережье Коромандела западное побережье по большей части представляло собой узкие полоски усыпанного камнями темного песка, фестонами окаймлявшие мыс за мысом, где в полосе прибоя обломки скал, обросшие мидиями и устрицами, сменялись мелкой галькой или валунами, перевернув которые можно было обнаружить колонии поспешно удирающих крабов. Выше полосы прибоя, среди больших куч гладко отполированных камней и гальки самых разнообразных оттенков, лежал побелевший плавник и жесткие коричневые морские водоросли.
Ванесса вздрогнула от резкого вскрика, но это была всего лишь чайка, кружившая над мелководьем, коричневым от взбаламученного песка. Завидуя ее свободе, Ванесса следила, как та парит на ветру в бледно-сером небе. Временами ей так хотелось улететь и забыть все свои проблемы. Но это было невыполнимо, потому что летать она не могла, а самая большая проблема была в ней самой, и избавиться от нее было невозможно.
Она повернулась, чтобы пойти назад, и застыла с гулко бьющимся сердцем.
Нет, самая большая ее проблема была перед ней: не спеша прогуливаясь между скалами, Бенедикт шел с таким видом, как будто имел такое же, как и она, право находиться здесь.
Подождав, когда он подойдет поближе, Ванесса напряженно спросила:
- Что вы здесь делаете?
Бенедикт пожал плечами и остановился, стоя среди камней по другую сторону небольшой заводи. Его черная кожаная куртка распахнулась, приоткрыв кремовый свитер.
- Гуляю.
Ванесса фыркнула.
- Вы никогда не гуляете.
- Только потому, что обычно здесь долго не задерживаюсь, а так я каждый день плаваю. Чтобы не растолстеть, я решил выйти и немного побродить.
Она презрительным взглядом обвела его худощавую фигуру.
- Не думаю, что вам нужно об этом беспокоиться.
- Благодарю вас.
- Это не комплимент, а констатация факта, - раздраженно произнесла Ванесса.
- Все равно, благодарю. Вы и сами в хорошей форме.
Он смотрел на ее длинные ноги в джинсах. Она держала джинсы в багажнике машины вместе с курткой-паркой и парой старых спортивных ботинок. Уезжая сюда, она даже не стала переодеваться, а просто захватила с собой вязаный жакет и умчалась. Теперь, когда ее аккуратное темно-синее форменное платье лежало на заднем сиденье в машине, она почувствовала себя ужасно беззащитной.
Ванесса откинула со лба растрепавшиеся на ветру волосы, пытаясь заправить выбившиеся пряди под шарф, завязанный сзади узлом.
- Вы шли за мной? - резко спросила она.
- Почему вы так думаете?
Даже видя его усмешку, она решила не отступать.
- Просто очень странное совпадение, вот и все.
- Не такое уж странное, если учесть, что здесь всего одна дорога. Увидел, что у обрыва припаркована машина, и остановился.
Он говорил это так, как будто действовал под влиянием минутного порыва, но что за причина заставила его поехать к северу от Уайтфилда? Он не производил впечатления человека, собравшегося осматривать достопримечательности. Оставалось только одно.
- Ведь вы сказали, что я могу взять выходной, - с вызовом бросила Ванесса.
- Я предложил, чтобы у нас был выходной, - мягко поправил он. - А вы сразу же улизнули и спрятались, как только я повернулся спиной.
- Я не прячусь. Я просто хотела... подышать свежим воздухом и размять ноги, - тут же сочинила Ванесса.
...На протяжении двух недель, прошедших с того памятного напряженного столкновения, Ванесса пыталась сделать так, чтобы они всегда оставались на каком-то расстоянии друг от друга, а Бенедикт так же упорно старался помешать этому. Однажды вечером он пригласил Ричарда и его мать на обед, что привело Ванессу в бешенство, и заставил ее выступать в роли хозяйки дома. Она была вынуждена улыбаться, держаться невозмутимо и спокойно, не обращая внимания на его поддразнивающий небрежный тон, хотя все внутри у нее так и кипело, что только придало блеска ее внешности и привлекло испытующие взгляды миссис Уэллс. Наблюдая Ричарда и Бенедикта рядом, Ванесса не могла не сознавать, насколько разителен контраст между ними - как свет и тень, день и ночь. К сожалению, нечто первобытное в ней неудержимо тянулось к таинственному и запретному, а не к ясному и солнечному.
Вдобавок ко всему Ричард за обедом проговорился о том, что Ванесса по просьбе издателя работает над завершением книги судьи Ситона, над которой тот трудился до самой смерти. Ричард старательно перечислил все трудности, с которыми она столкнулась, пытаясь в свободное время систематизировать и привести в порядок целые кипы записей, разобраться в незавершенных набросках идей. К концу трапезы Ванесса с удивлением обнаружила, что ее ненавязчиво заставили принять помощь Бенедикта.
С тех пор почти все вечера она проводила в библиотеке, сидя плечом к плечу с Бенедиктом за одним столом и упорно стараясь относиться к нему как к неодушевленному предмету. Однако в глубине души с досадой сознавая, что работа над книгой стала двигаться действительно быстрее благодаря его непрошеному участию и знаниям...
- Наши желания совпадают, - самодовольно проговорил Бенедикт. - Можем размять ноги вместе. Вы не считаете, что одному, без компании, совершать моцион скучно?
- Нет.
Он, улыбаясь, встретил ее свирепый взгляд.
- Ну, в таком случае просто идите дальше, а я буду держаться позади на некотором расстоянии.
- О, не будьте смешны!..
- Смешон не я, Ванесса, - мягко проговорил Бенедикт. - Как вы думаете, с какой целью я предложил нам сегодня побездельничать?
Ванесса отвернулась, но он уже заметил, что она покраснела.
- Я что, должна вам теперь и мысли свои раскрывать? Разве у меня нет права на что-то личное? - с жаром заявила она.
- Конечно, вы имеете право на все. Я не захватил с собой тисков для пыток. Разве я когда-нибудь добивался ваших признаний силой, Ванесса?
- Вы делаете это постоянно! - взорвалась та.
- Украдкой - да, но не силой.
Ванесса с невероятной досадой взглянула на него, вынужденная признать, что он прав. Пока они сидели вместе над беспорядочными записями судьи, она рассказала ему о себе больше, чем хотела, поскольку только таким образом можно было прервать поток его пугающих откровений о себе самом.
Она не желала проявлять интерес к темным противоречиям его характера и, уж конечно, ничего не хотела знать о том, что он носит очки с двенадцати лет и что они запотели, когда он в 15 лет впервые по-настоящему целовался с девочкой... хотя потом обнаружила, что раздумывает над тем, что, видимо, поэтому он снял очки, когда целовался с ней!
Она не желала, чтобы ей становились известны все новые и новые подробности, трогающие ее сердце: что его детство прошло под гнетом родительских ожиданий - властного отца, с его непоколебимыми представлениями о превосходстве, воспитывавшего у сына желание стать совершенством, ни больше ни меньше, и матери, чьи ожидания не уступали отцовским. В семейном кругу Сэвиджей было не принято открыто проявлять свои чувства - следовало при любых обстоятельствах вести себя с достоинством. Заслужить любовь можно было лишь надлежащим поведением или выдающимися успехами в учебе.
Бенедикт хорошо усвоил уроки своего раннего детства. Внешне он казался идеальным сыном.
Подростком никогда не бунтовал, в школе и дома всегда вел себя так, как от него ожидали. Закончив университет, послушно пришел в архитектурную фирму отца и продолжал консервативные семейные традиции, рассматривая жилища, собственность и даже самих людей как выгодный источник вложений, а не привязанностей.
Однако в душе у него происходило совсем другое: его интеллектуальная пытливость и невероятные амбиции, которые неизменно поощрял в нем отец, постоянно приходили в столкновение с ограничениями, навязанными ему положением в фирме. С течением времени он понял, что требования отца удушающе сковывают его - вершиной профессиональной карьеры Бенедикта должна стать фирма, которую он наследовал после ухода отца в отставку, а затем продолжение династии Сэвиджей.
К двадцати восьми годам Бенедикт полностью осознал, что он не тот, кем хочет его видеть отец, и никогда таким не станет. Он желал большего, и на своих собственных условиях.
Разрыв произошел с присущим Сэвиджам достоинством во время натянутого спора, когда оба упрямо отказались от компромисса. Никаких эмоциональных вспышек, никто не выносил сор из избы, последовало лишь весьма умно составленное сообщение для печати, охладившее пыл у любителей посплетничать о семейных распрях. Время от времени Бенедикт продолжал бывать у родителей, хотя мать недвусмысленно дала ему понять, как глубоко она в нем разочарована и что он может не надеяться на ее сочувствие и одобрение, пока не преодолеет свой ребяческий порыв бунтарства против отца и не вернется в лоно семьи.
Бенедикт заметил, сделав кривую гримасу, что поскольку со стороны матери сочувствие никогда не было особенно теплым, он прекрасно обойдется и без него.
Но хотя теперь Ванесса лучше понимала его, ей не стало легче с ним общаться.
- Думаю, я уже надышалась свежим воздухом, - с отчаянием произнесла она и двинулась в обратный путь.
Как и следовало ожидать, Бенедикт, не отставая, последовал за ней, не отрывая от нее взгляда. Он не смотрел под ноги, споткнулся о попавший под его кожаную туфлю камень и оступился, угодив в небольшую лужицу морской воды и замочив отвороты черных брюк.
Когда он споткнулся, Ванесса инстинктивно протянула ему руку, но затем поспешно выхватила ее, а он тепло и благодарно улыбнулся.
- Спасибо, Несси.
- Зачем лезть на рожон и ходить по камням в таких туфлях? - ворчала она, ускоряя шаг, чтобы не поддаваться чарам этой ошеломляющей улыбки. Теперь мне придется отправить эти брюки в химчистку. Почему вы не надели что-нибудь более практичное вроде джинсов?
- Я не знал, что мы будем делать, - спокойно ответил тот. - И потом, у меня нет джинсов.
Для человека ее поколения это показалось настолько невероятным, что она изумленно уставилась на него.
- А что же вы носите, когда отдыхаете? - Потом вспомнила, с кем разговаривает. - А, да, правильно, ведь у вас нет времени на отдых.
- До сего дня в этом не было необходимости, - заметил Бенедикт. Может, вы, Ванесса, научите меня отдыхать.
Она пропустила это мимо ушей и демонстративно молчала, пока не подошла к машине. Здесь она остановилась и нахмурилась, увидев рядом с передним колесом показавшуюся ей знакомой плетеную корзину с крышкой.
- Откуда она взялась?
- Это Кейт прислала. Для пикника.
- Пикника?
- По словам Кейт, вы сказали ей, что собираетесь на пляж, и уехали прежде, чем она успела что-нибудь собрать вам на завтрак. Она говорит, в хорошую погоду, вы часто брали с собой на пляж сандвичи, но на этот раз были чем-то озабочены и просто забыли попросить ее об этом.
Ванесса проклинала свое непомерное чувство ответственности, заставлявшее ее каждый раз сообщать, куда она отлучается, чтобы можно было ее найти. Однако она поздравила себя с тем, что ощущение пустоты в желудке, возможно, вызвано не только тем, что Бенедикт выбивает ее из колеи.
- Я не голодна.
Он бросил на нее скептический взгляд.
- Ну, а я хочу есть, так что можете просто посидеть и посмотреть, как я ем, прежде чем мы поедем.
- Мы? - Внезапно она заметила, что на берегу стоит только ее машина. А где ваш автомобиль?
- Меня подбросил один из штукатуров. Он живет в Тапу и поехал домой позавтракать.
- Считаете, все так и должно быть, не так ли?
- Не думаю, что вы настолько бессердечны, что уедете и бросите своего хозяина здесь одного.
Ванесса прищурилась.
- Это угроза?
- Опять вы со своей паранойей. Бога ради, Ванесса, что, по-вашему, я могу вам сделать на общественном пляже?
Он поднял корзину и направился к огромному изогнутому дереву погутукавы, чьи сучковатые ветви свисали над крутым травянистым склоном ниже поворота дороги. Мгновение спустя она неохотно последовала за ним.
Когда она, нарочито помедлив, подошла, Бенедикт уже расстелил одеяло поверх высокой, пружинистой травы.
- Надеюсь, вы не станете стоять у меня над душой, пока я ем. Сядьте. Научитесь отдыхать, Ванесса, - поддразнил он, присаживаясь на одеяло и скидывая куртку, прежде чем начать копаться в корзине.
Она села и тут же ощутила странное чувство отрезанности от мира. Под их тяжестью одеяло очень сильно примяло траву, так что ниже по склону и впереди им было видно только море. Они ощутили себя полностью отрезанными от остального пляжа и дороги наверху. Здесь, в защищенном от ветра месте, было так тепло, что Ванесса расстегнула молнию парки и сняла ее, расправив вязаный жакет из пушистой серой ангоры.
- Здесь уютно, как в гнездышке, да? - пробормотал Бенедикт, пугающе-точно вторя ее мыслям. - Только посмотрите на себя. Пушистая, как птенчик. Хотите кофе или шампанского?
Ванесса поглядела на хрустальный стакан и чашку фирмы "Ройял Доултон", которые он протягивал ей, потом на серебряные приборы и накрахмаленные белые салфетки, разложенные на неровной поверхности одеяла. Для Бенедикта Сэвиджа только самое лучшее. Всегда.
- Кофе, пожалуйста, - чопорно произнесла она.
- Правильно, чтобы не болела голова, - вежливо произнес он, доставая термос из нержавеющей стали и наливая в чашку дымящийся кофе. - Молоко и сахар, миледи?
- Благодарю вас, нет.
Бенедикт передал ей чашку и налил еще одну для себя. Он развернул еду; сандвичи с беконом и яичницей, маринованные холодные цыплята, сливочный золотистый новозеландский чеддер, хрустящий домашний хлеб и маринованные огурчики, которые, как помнила Ванесса, она сама помогала консервировать.
- Довольно неловко получается: я должен спрашивать у вас самые простые вещи о том, что вам нравится и что не нравится, а вам все обо мне известно, - пробормотал Бенедикт, наблюдая, как она пьет кофе.
- Ну, положим, не все, - автоматически возразила Ванесса.
- И все же я чувствую себя в невыгодном положении.
Если это и была победа, то просто ничтожная, однако ей было приятно узнать, что он хоть в чем-то чувствует себя неуверенно. Ванесса не смогла удержаться от легкой самодовольной усмешки, когда весело произнесла:
- Ну, вот, теперь вы знаете, какой кофе я люблю.
Он ласково следил за тем, как на какую-то ничтожную долю она стала менее настороженной.
- М-м-м... Может, съедите что-нибудь, хотя я знаю, что вы не голодны.
У нее и так уже текли слюнки при виде всего этого разложенного перед ней великолепия. Поэтому она не стала возражать, когда он серебряным ножичком с гравировкой нарезал пирог и положил по кусочку на две тарелки. Прежде чем передать тарелку, он, несколько рисуясь, расправил салфетку и наклонился, чтобы поставить ее ей на колени.
- Как вы считаете, из меня бы вышел хороший дворецкий? - иронически спросил он.
Это было так неожиданно, что она выпалила правду:
- Господи, конечно нет!
- Это было сказано от души. - Он растянулся, лежа на боку и опершись на руку, и принялся за свой кусок пирога. - А почему?
- Потому что вы не... вы слишком... - Она остановилась, раздумывая, насколько можно раскрыть свое мнение о его характере.
- Ну так что? Слишком что?
- Слишком стары.