Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Рут Ренделл
Поцелуй дочери канонира
I
Тринадцатое мая – самый несчастливый день в году. Хуже всего, если выпадает на пятницу. В этом году 13 мая был понедельник – тоже ничего хорошего, но Мартин презирал суеверия и в любой день без колебаний брался за важное дело или без опаски садился в самолет.
Утром в школьном портфеле сына Мартин обнаружил пистолет. Вернее, в сумке – когда сам Мартин еще ходил в школу, такие называли ранцами.
В куче потрепанных задачников, учебников и мятых листков, к которым примешалась пара футбольных гетр, пистолет показался было Мартину настоящим, и секунд пятнадцать он с ужасом думал, что Кевин обзавелся огромным револьвером неизвестной системы. Убедившись, что это всего лишь копия, Мартин все же не замедлил ее изъять.
– С этой игрушкой можешь проститься, – сказал он сыну. – Навсегда!
Все это произошло в машине Мартина без малого в девять утра 13 мая по дороге в Кингсмаркэмскую школу. Плохо застегнутый портфель упал с заднего сиденья, и часть содержимого вывалилась на пол.
Кевин уныло проводил взглядом револьвер, исчезнувший в кармане отцовского плаща. Выходя из машины, он что-то пробормотал на прощанье и, удаляясь, ни разу не обернулся.
Таким было первое звено в цепи событий, которая приведет к пяти смертям. Если бы Мартин нашел пистолет прежде, чем они вышли из дому, ничего бы не случилось.
Если, конечно, не верить в судьбу и предопределение. Если не верить, что наши дни строго отмерены.
Если же представить, что дни нашей жизни сочтены и пронумерованы в обратном порядке – от смерти до рождения, то для Мартина наступил День Первый. Понедельник, 13 мая.
То был выходной, Первый День жизни сержанта Мартина, детектива Кингсмаркэмской уголовной полиции. Он выехал из дому в десять минут девятого, чтобы управиться с ремонтом “дворников”, и по дороге в мастерскую завез сына в школу.
Погода стояла ясная – солнце, чистое небо, и прогноз был хороший, но Мартин все равно не рискнул бы ехать с женой в Истборн на целый день с неисправными “дворниками”.
В гараже произошла классическая сцена. Приемщик будто впервые услыхал о нем, хотя два дня назад Мартин обо всем договорился по телефону, а единственный механик качал головой и говорил, что они, может, и успели бы, но Лес неожиданно уехал по срочному вызову, так что лучше Мартину оставить номер, ему позвонят…
В конце концов, Мартин выжал из него обещание, что все будет готово к половине одиннадцатого.
Из мастерской он возвращался пешком по Куин-стрит. Большинство магазинов было еще закрыто. Встречные прохожие спешили на лондонскую электричку. В правом кармане Мартина, оттягивая полу плаща, лежал револьвер. Большой и тяжелый, ствол четыре дюйма длиной. “Вот так оно и было бы, – думал Мартин, – если бы британскую полицию однажды решили вооружить. Каждый день с утра до вечера”.
Наверное, в этом есть и преимущества, и неудобства, но, как бы там ни было, Мартин не мог себе представить, чтобы в парламенте такой закон прошел. Он думал, сказать ли про револьвер жене, и еще, очень серьезно – нужно ли доложить старшему инспектору Вексфорду. Зачем тринадцатилетнему мальчишке револьвер калифорнийского рейнджера? Он уже слишком большой, чтобы играть в войну. А зачем может понадобиться модель пистолета, кроме как для того, чтобы пугать, заставлять других думать, что в твоей руке настоящее оружие? И могут ли у таких действий быть иные мотивы, кроме преступных?
Сейчас Мартину нечего было предпринять, но к каким бы выводам он ни пришел, вечером, конечно, с Кевином придется серьезно поговорить.
Он свернул на Хай-стрит, откуда были видны сине-золотые часы на башне церкви Святого Петра. Стрелки близились к половине десятого. Мартин направился к банку, собираясь снять немного денег, чтобы рассчитаться в мастерской, заправиться, пообедать с женой и оставить на мелкие расходы в Истборне да на жизнь в ближайшие два-три дня. Он не доверял кредитным карточкам и редко пользовался своей. К банкоматам у него было такое же отношение.
Банк еще не открылся, массивная дубовая дверь была плотно заперта, но разве не для удобства клиента в гранитный фасад вмонтирован банкомат? Карточка лежала в бумажнике. Мартин вынул ее и смотрел на нее, вспоминая ПИН-код. Он у него где-то записан. 50–53? 53–05? Но тут лязгнули замки, и тяжелая дверь отворилась. За ней была вторая, стеклянная. Клиенты, небольшой кучкой дожидавшиеся у входа, потянулись внутрь.
Мартин прошел к стойке, где были ручка, пристегнутая цепочкой к фальшивой чернильнице, и промокашка, вынул чековую книжку. Кредитка не понадобится, подтверждать чек нет необходимости: в этом банке у него счет, здесь его знают в лицо. Войдя, он перехватил взгляды одного-двух служащих и пожелал им доброго утра.
Впрочем, имя его мало кому было известно – все звали его просто Мартин. И жена тоже звала его Мартин. Конечно, Вексфорд должен знать его имя, и бухгалтерия, и те, кому это положено, в банке. Когда женился, он громко его произнес, и жена его повторила.
Многие думали, что Мартин – это и есть имя, а он старался по возможности секрета не открывать. Оформляя чек, подписался, как всегда, – “К. Мартин”.
За стеклянными перегородками принимали вклады и выдавали наличность два кассира – Шэрон Фрэзер и Рам Гопал, перед каждым стояла табличка с именем, а над головой висела сигнальная лампочка, которую кассир зажигает, чтобы показать, что свободен.
Посетители выстроились в очередь вдоль недавно устроенного барьера из хромированных стоек и протянутых между ними шнуров василькового цвета.
– Будто мы скотина на ярмарке! – возмущенно произнесла дама впереди.
– Что ж, так зато честнее, – возразил Мартин, приверженец справедливости и порядка, – так уж точно никто не пройдет в обход очереди.
Лишь только Мартин это сказал, он почувствовал неладное.
В банке всегда ощущается какое-то умиротворение. Деньги – это серьезность и тишина. Никакому веселью или фривольности, резким движениям и суете нет места в этом храме процента и денежного оборота. В такой атмосфере сразу чувствуется любое едва заметное возмущение. Небольшое повышение голоса привлекает внимание, булавка падает с грохотом. Ожидающие клиенты вздрагивают от малейшего беспокойства.
Мартин уловил движение воздуха – резко распахнулась стеклянная дверь – и заметил, как ложится тень: это внешнюю дверь, которая никогда не закрывалась в часы работы и весь день удерживалась защелкой у стены, осторожно и бесшумно затворили.
Он обернулся, и тут все стало совершаться очень быстро.
Человек, который затворил и запер дверь, скомандовал:
– Всем к стене! И прошу побыстрее!
По выговору, несомненно, – бирмингемец, и Мартин про себя назвал его “Брум”. Кто-то вскрикнул – в такой момент кто-нибудь обязательно вскрикнет.
В руке у человека был пистолет. Ровным гнусавым голосом он произнес:
– Делайте, что говорят, и с вами ничего не случится!
Второй – тот был совсем мальчишка – прошел в конец барьера из блестящих столбиков и синих шнуров, к кассирам. Одно окошко справа, одно слева, Шэрон Фрэзер и Рам Гопал. Вместе с остальными Мартин стоял слева, прижавшись спиной к стене. Тут были все посетители банка, все под прицелом у старшего грабителя.
Мартин был почти уверен, что у младшего в руке, затянутой в перчатку, – не настоящий пистолет, а игрушка. Даже не модель, какая сейчас лежит в его собственном кармане, а просто игрушка.
Парень выглядел совсем юным – лет семнадцать-восемнадцать, хотя Мартин понимал, что, пусть он сам и не старик, но уже слишком пожилой, чтобы отличить восемнадцатилетнего от двадцатичетырехлетнего.
Он старался запомнить каждую деталь в облике мальчишки и подумать не мог, что все, что ему удастся запомнить, пропадет впустую. Второго он тоже постарался рассмотреть. У парня на лице была какая-то странная сыпь или пятна – прежде Мартин не встречал ничего похожего. Мужчина был темноволос, с татуировками на руках, перчаток на нем не было.
Его пистолет тоже мог быть имитацией. Определить невозможно. Глядя на мальчишку, Мартин думал о своем сыне, который лишь немного младше. Не замыслил ли Кевин что-то в таком же духе?
Мартин опустил руку в карман и, заметив, что грабитель остановил на нем взгляд, отнял ее от рукоятки и сцепил руки перед собой.
Молодой что-то сказал кассирше Шэрон Фрэзер, но слов Мартин не расслышал.
В банке должна быть тревожная кнопка. Мартин подумал, что не представляет, как она устроена. Может, ее нажимают ногой. Может, тревожная сирена вот сейчас раздалась в полицейском участке.
Ему не пришло в голову изучить внешность тех, кто вместе с ним оказался у стены и ежился под дулом пистолета. Впрочем, если бы такая мысль и пришла, это уже ничего бы не изменило.
Об остальных он мог бы только сказать, что среди них не было ни стариков, ни детей, кроме младенца, который висел у матери на груди в “кенгуру”. Для него они были будто тени, безымянные и безликие “окружающие”. В его груди росла решимость действовать – сделать хоть что-нибудь.
Его охватило негодование. Он всегда переживал такое, столкнувшись с преступлением или преступным намерением. Как они смеют? Кем себя возомнили? По какому надуманному праву пришли сюда взять то, что им не принадлежит? Такое же чувство рождалось в нем, когда он узнавал, что одна страна напала на другую. Как можно допускать такую дикость?
Девушка-кассир отдавала грабителю деньги. Рам Гопал, похоже, не мог нажать тревожную кнопку. Не то окаменев от ужаса, не то в полной невозмутимости Рам во все глаза смотрел, как Шэрон в своей кабинке нажимает кнопки автомата, который выбрасывает упакованные пачки пятидесяти– и стофунтовых банкнот. Холодным взглядом он провожал пачку за пачкой – те ныряли в железный поддон и переходили под стеклянной перегородкой в жадные руки грабителя в перчатках. Парень левой рукой выгребал деньги из приемника и бросал в холщовую сумку, привязанную на поясе. Шэрон Фрэзер все время оставалась на мушке его пистолета – игрушечного пистолета.
Остальных, включая Рама Гопала, держал под прицелом старший грабитель – он занял выгодную позицию. Помещение было небольшое, и заложники жались друг к другу. До Мартина доносились тихие вздохи и слабые всхлипы – среди них плакала женщина.
Его ярость грозила вот-вот вырваться на свободу. Но не сейчас, еще не время! Если бы британским полицейским разрешалось носить оружие, он, пожалуй, теперь был бы достаточно знаком с ним, чтобы отличить настоящий пистолет от игрушки.
Молодой грабитель тем временем перешел к другому окошку и встал перед Гопалом. Юная толстушка Шэрон Фрэзер, дочь школьной подруги жены Мартина, сидела, сжав кулаки, вонзаясь красными ногтями в собственные ладони. Рам Гопал уже совал пачки банкнот в окошко. Почти закончилось. Через секунду все это будет в прошлом, и он, Мартин, так ничего и не сделает.
Он видел, как старший – темный коренастый мужчина – отступил к двери, но это мало что меняло: все по-прежнему оставались у него на мушке.
Мартин сунул руку в карман и нащупал тяжелый револьвер Кевина. Грабитель заметил это, но не отреагировал – ему нужно было открыть путь к бегству, отодвинуть засовы, отворить дверь.
В пистолете Кевина Мартин легко распознал имитацию. И теперь если не опыт, то наблюдательность и рассуждение подсказали ему, что пистолет юного грабителя – тоже ненастоящий. Настенные часы за спиной налетчика показывали 9.42. Как быстро все произошло… Всего полчаса назад он был в мастерской.
Сорок минут назад отобрал у Кевина найденный в портфеле револьвер.
Он выхватил его и закричал:
– Бросай оружие!
Человек у двери лишь на мгновение отвернулся сдвинуть засов. Он пятился, держа оружие двумя руками, как гангстеры в кино. Молодой принял последнюю пачку денег и бросил в сумку.
– Бросай оружие! – повторил Мартин. Медленно повернув голову, мальчишка посмотрел на него. У одной из женщин вырвался придушенный всхлип.
Пистолетик в руке мальчишки, казалось, задрожал. Мартин слышал, как внешняя дверь грохнула о стену. Он не видел, как убегал грабитель с настоящим пистолетом, но знал – тот исчез. По залу пробежал сквозняк. Хлопнула стеклянная дверь.
Мальчишка остановил на Мартине отстраненный и пустой, возможно, затуманенный наркотиком взгляд, держа пистолет так, будто вот-вот собирается уронить, будто испытывает, сколько тот удержится на кончике пальца.
Стеклянная дверь распахнулась – кто-то вошел.
– Назад! – заорал Мартин. – Вызовите полицию! Здесь ограбление!
И шагнул вперед, навстречу парню. Теперь все будет просто, все уже просто, настоящая опасность миновала. Он держал мальчишку на мушке, и тот дрожал.
“Я справлюсь! – думал Мартин. – Господи, в одиночку!”
Мальчишка нажал на спуск и выстрелил ему в сердце.
Мартин упал. Он не переломился пополам, а просто осел на подогнувшихся ногах. На губах показалась кровь. Он не издал ни звука, кроме какого-то слабого покашливания. Тело, будто в замедленном кино, содрогалось, руки хватали воздух, но движения их были слабыми и плавными, постепенно жизнь в нем угасла, и в полной неподвижности он лежал, уставив невидящий взгляд в сводчатый потолок банка.
Миг стояла тишина, а потом люди заголосили все разом.
Умирающего окружили. Из задней комнаты выбежал менеджер Брайан Принс и с ним еще несколько человек. Рам Гопал уже звонил по телефону. Женщина с “кенгуру” завизжала, запричитала и, обхватив двумя руками своего ребенка, с силой прижала его маленькое тельце к себе. Младенец завопил душераздирающе тоскливо.
Шэрон Фрэзер, знавшая Мартина, выбежала в зал и опустилась на колени возле тела, в слезах ломая руки и взывая о справедливости и возмездии:
– Боже, боже, что они с ним сделали? Что с ним стало? Помогите мне кто-нибудь, не дайте ему умереть!
Но Мартин уже умер.
Утром в школьном портфеле сына Мартин обнаружил пистолет. Вернее, в сумке – когда сам Мартин еще ходил в школу, такие называли ранцами.
В куче потрепанных задачников, учебников и мятых листков, к которым примешалась пара футбольных гетр, пистолет показался было Мартину настоящим, и секунд пятнадцать он с ужасом думал, что Кевин обзавелся огромным револьвером неизвестной системы. Убедившись, что это всего лишь копия, Мартин все же не замедлил ее изъять.
– С этой игрушкой можешь проститься, – сказал он сыну. – Навсегда!
Все это произошло в машине Мартина без малого в девять утра 13 мая по дороге в Кингсмаркэмскую школу. Плохо застегнутый портфель упал с заднего сиденья, и часть содержимого вывалилась на пол.
Кевин уныло проводил взглядом револьвер, исчезнувший в кармане отцовского плаща. Выходя из машины, он что-то пробормотал на прощанье и, удаляясь, ни разу не обернулся.
Таким было первое звено в цепи событий, которая приведет к пяти смертям. Если бы Мартин нашел пистолет прежде, чем они вышли из дому, ничего бы не случилось.
Если, конечно, не верить в судьбу и предопределение. Если не верить, что наши дни строго отмерены.
Если же представить, что дни нашей жизни сочтены и пронумерованы в обратном порядке – от смерти до рождения, то для Мартина наступил День Первый. Понедельник, 13 мая.
То был выходной, Первый День жизни сержанта Мартина, детектива Кингсмаркэмской уголовной полиции. Он выехал из дому в десять минут девятого, чтобы управиться с ремонтом “дворников”, и по дороге в мастерскую завез сына в школу.
Погода стояла ясная – солнце, чистое небо, и прогноз был хороший, но Мартин все равно не рискнул бы ехать с женой в Истборн на целый день с неисправными “дворниками”.
В гараже произошла классическая сцена. Приемщик будто впервые услыхал о нем, хотя два дня назад Мартин обо всем договорился по телефону, а единственный механик качал головой и говорил, что они, может, и успели бы, но Лес неожиданно уехал по срочному вызову, так что лучше Мартину оставить номер, ему позвонят…
В конце концов, Мартин выжал из него обещание, что все будет готово к половине одиннадцатого.
Из мастерской он возвращался пешком по Куин-стрит. Большинство магазинов было еще закрыто. Встречные прохожие спешили на лондонскую электричку. В правом кармане Мартина, оттягивая полу плаща, лежал револьвер. Большой и тяжелый, ствол четыре дюйма длиной. “Вот так оно и было бы, – думал Мартин, – если бы британскую полицию однажды решили вооружить. Каждый день с утра до вечера”.
Наверное, в этом есть и преимущества, и неудобства, но, как бы там ни было, Мартин не мог себе представить, чтобы в парламенте такой закон прошел. Он думал, сказать ли про револьвер жене, и еще, очень серьезно – нужно ли доложить старшему инспектору Вексфорду. Зачем тринадцатилетнему мальчишке револьвер калифорнийского рейнджера? Он уже слишком большой, чтобы играть в войну. А зачем может понадобиться модель пистолета, кроме как для того, чтобы пугать, заставлять других думать, что в твоей руке настоящее оружие? И могут ли у таких действий быть иные мотивы, кроме преступных?
Сейчас Мартину нечего было предпринять, но к каким бы выводам он ни пришел, вечером, конечно, с Кевином придется серьезно поговорить.
Он свернул на Хай-стрит, откуда были видны сине-золотые часы на башне церкви Святого Петра. Стрелки близились к половине десятого. Мартин направился к банку, собираясь снять немного денег, чтобы рассчитаться в мастерской, заправиться, пообедать с женой и оставить на мелкие расходы в Истборне да на жизнь в ближайшие два-три дня. Он не доверял кредитным карточкам и редко пользовался своей. К банкоматам у него было такое же отношение.
Банк еще не открылся, массивная дубовая дверь была плотно заперта, но разве не для удобства клиента в гранитный фасад вмонтирован банкомат? Карточка лежала в бумажнике. Мартин вынул ее и смотрел на нее, вспоминая ПИН-код. Он у него где-то записан. 50–53? 53–05? Но тут лязгнули замки, и тяжелая дверь отворилась. За ней была вторая, стеклянная. Клиенты, небольшой кучкой дожидавшиеся у входа, потянулись внутрь.
Мартин прошел к стойке, где были ручка, пристегнутая цепочкой к фальшивой чернильнице, и промокашка, вынул чековую книжку. Кредитка не понадобится, подтверждать чек нет необходимости: в этом банке у него счет, здесь его знают в лицо. Войдя, он перехватил взгляды одного-двух служащих и пожелал им доброго утра.
Впрочем, имя его мало кому было известно – все звали его просто Мартин. И жена тоже звала его Мартин. Конечно, Вексфорд должен знать его имя, и бухгалтерия, и те, кому это положено, в банке. Когда женился, он громко его произнес, и жена его повторила.
Многие думали, что Мартин – это и есть имя, а он старался по возможности секрета не открывать. Оформляя чек, подписался, как всегда, – “К. Мартин”.
За стеклянными перегородками принимали вклады и выдавали наличность два кассира – Шэрон Фрэзер и Рам Гопал, перед каждым стояла табличка с именем, а над головой висела сигнальная лампочка, которую кассир зажигает, чтобы показать, что свободен.
Посетители выстроились в очередь вдоль недавно устроенного барьера из хромированных стоек и протянутых между ними шнуров василькового цвета.
– Будто мы скотина на ярмарке! – возмущенно произнесла дама впереди.
– Что ж, так зато честнее, – возразил Мартин, приверженец справедливости и порядка, – так уж точно никто не пройдет в обход очереди.
Лишь только Мартин это сказал, он почувствовал неладное.
В банке всегда ощущается какое-то умиротворение. Деньги – это серьезность и тишина. Никакому веселью или фривольности, резким движениям и суете нет места в этом храме процента и денежного оборота. В такой атмосфере сразу чувствуется любое едва заметное возмущение. Небольшое повышение голоса привлекает внимание, булавка падает с грохотом. Ожидающие клиенты вздрагивают от малейшего беспокойства.
Мартин уловил движение воздуха – резко распахнулась стеклянная дверь – и заметил, как ложится тень: это внешнюю дверь, которая никогда не закрывалась в часы работы и весь день удерживалась защелкой у стены, осторожно и бесшумно затворили.
Он обернулся, и тут все стало совершаться очень быстро.
Человек, который затворил и запер дверь, скомандовал:
– Всем к стене! И прошу побыстрее!
По выговору, несомненно, – бирмингемец, и Мартин про себя назвал его “Брум”. Кто-то вскрикнул – в такой момент кто-нибудь обязательно вскрикнет.
В руке у человека был пистолет. Ровным гнусавым голосом он произнес:
– Делайте, что говорят, и с вами ничего не случится!
Второй – тот был совсем мальчишка – прошел в конец барьера из блестящих столбиков и синих шнуров, к кассирам. Одно окошко справа, одно слева, Шэрон Фрэзер и Рам Гопал. Вместе с остальными Мартин стоял слева, прижавшись спиной к стене. Тут были все посетители банка, все под прицелом у старшего грабителя.
Мартин был почти уверен, что у младшего в руке, затянутой в перчатку, – не настоящий пистолет, а игрушка. Даже не модель, какая сейчас лежит в его собственном кармане, а просто игрушка.
Парень выглядел совсем юным – лет семнадцать-восемнадцать, хотя Мартин понимал, что, пусть он сам и не старик, но уже слишком пожилой, чтобы отличить восемнадцатилетнего от двадцатичетырехлетнего.
Он старался запомнить каждую деталь в облике мальчишки и подумать не мог, что все, что ему удастся запомнить, пропадет впустую. Второго он тоже постарался рассмотреть. У парня на лице была какая-то странная сыпь или пятна – прежде Мартин не встречал ничего похожего. Мужчина был темноволос, с татуировками на руках, перчаток на нем не было.
Его пистолет тоже мог быть имитацией. Определить невозможно. Глядя на мальчишку, Мартин думал о своем сыне, который лишь немного младше. Не замыслил ли Кевин что-то в таком же духе?
Мартин опустил руку в карман и, заметив, что грабитель остановил на нем взгляд, отнял ее от рукоятки и сцепил руки перед собой.
Молодой что-то сказал кассирше Шэрон Фрэзер, но слов Мартин не расслышал.
В банке должна быть тревожная кнопка. Мартин подумал, что не представляет, как она устроена. Может, ее нажимают ногой. Может, тревожная сирена вот сейчас раздалась в полицейском участке.
Ему не пришло в голову изучить внешность тех, кто вместе с ним оказался у стены и ежился под дулом пистолета. Впрочем, если бы такая мысль и пришла, это уже ничего бы не изменило.
Об остальных он мог бы только сказать, что среди них не было ни стариков, ни детей, кроме младенца, который висел у матери на груди в “кенгуру”. Для него они были будто тени, безымянные и безликие “окружающие”. В его груди росла решимость действовать – сделать хоть что-нибудь.
Его охватило негодование. Он всегда переживал такое, столкнувшись с преступлением или преступным намерением. Как они смеют? Кем себя возомнили? По какому надуманному праву пришли сюда взять то, что им не принадлежит? Такое же чувство рождалось в нем, когда он узнавал, что одна страна напала на другую. Как можно допускать такую дикость?
Девушка-кассир отдавала грабителю деньги. Рам Гопал, похоже, не мог нажать тревожную кнопку. Не то окаменев от ужаса, не то в полной невозмутимости Рам во все глаза смотрел, как Шэрон в своей кабинке нажимает кнопки автомата, который выбрасывает упакованные пачки пятидесяти– и стофунтовых банкнот. Холодным взглядом он провожал пачку за пачкой – те ныряли в железный поддон и переходили под стеклянной перегородкой в жадные руки грабителя в перчатках. Парень левой рукой выгребал деньги из приемника и бросал в холщовую сумку, привязанную на поясе. Шэрон Фрэзер все время оставалась на мушке его пистолета – игрушечного пистолета.
Остальных, включая Рама Гопала, держал под прицелом старший грабитель – он занял выгодную позицию. Помещение было небольшое, и заложники жались друг к другу. До Мартина доносились тихие вздохи и слабые всхлипы – среди них плакала женщина.
Его ярость грозила вот-вот вырваться на свободу. Но не сейчас, еще не время! Если бы британским полицейским разрешалось носить оружие, он, пожалуй, теперь был бы достаточно знаком с ним, чтобы отличить настоящий пистолет от игрушки.
Молодой грабитель тем временем перешел к другому окошку и встал перед Гопалом. Юная толстушка Шэрон Фрэзер, дочь школьной подруги жены Мартина, сидела, сжав кулаки, вонзаясь красными ногтями в собственные ладони. Рам Гопал уже совал пачки банкнот в окошко. Почти закончилось. Через секунду все это будет в прошлом, и он, Мартин, так ничего и не сделает.
Он видел, как старший – темный коренастый мужчина – отступил к двери, но это мало что меняло: все по-прежнему оставались у него на мушке.
Мартин сунул руку в карман и нащупал тяжелый револьвер Кевина. Грабитель заметил это, но не отреагировал – ему нужно было открыть путь к бегству, отодвинуть засовы, отворить дверь.
В пистолете Кевина Мартин легко распознал имитацию. И теперь если не опыт, то наблюдательность и рассуждение подсказали ему, что пистолет юного грабителя – тоже ненастоящий. Настенные часы за спиной налетчика показывали 9.42. Как быстро все произошло… Всего полчаса назад он был в мастерской.
Сорок минут назад отобрал у Кевина найденный в портфеле револьвер.
Он выхватил его и закричал:
– Бросай оружие!
Человек у двери лишь на мгновение отвернулся сдвинуть засов. Он пятился, держа оружие двумя руками, как гангстеры в кино. Молодой принял последнюю пачку денег и бросил в сумку.
– Бросай оружие! – повторил Мартин. Медленно повернув голову, мальчишка посмотрел на него. У одной из женщин вырвался придушенный всхлип.
Пистолетик в руке мальчишки, казалось, задрожал. Мартин слышал, как внешняя дверь грохнула о стену. Он не видел, как убегал грабитель с настоящим пистолетом, но знал – тот исчез. По залу пробежал сквозняк. Хлопнула стеклянная дверь.
Мальчишка остановил на Мартине отстраненный и пустой, возможно, затуманенный наркотиком взгляд, держа пистолет так, будто вот-вот собирается уронить, будто испытывает, сколько тот удержится на кончике пальца.
Стеклянная дверь распахнулась – кто-то вошел.
– Назад! – заорал Мартин. – Вызовите полицию! Здесь ограбление!
И шагнул вперед, навстречу парню. Теперь все будет просто, все уже просто, настоящая опасность миновала. Он держал мальчишку на мушке, и тот дрожал.
“Я справлюсь! – думал Мартин. – Господи, в одиночку!”
Мальчишка нажал на спуск и выстрелил ему в сердце.
Мартин упал. Он не переломился пополам, а просто осел на подогнувшихся ногах. На губах показалась кровь. Он не издал ни звука, кроме какого-то слабого покашливания. Тело, будто в замедленном кино, содрогалось, руки хватали воздух, но движения их были слабыми и плавными, постепенно жизнь в нем угасла, и в полной неподвижности он лежал, уставив невидящий взгляд в сводчатый потолок банка.
Миг стояла тишина, а потом люди заголосили все разом.
Умирающего окружили. Из задней комнаты выбежал менеджер Брайан Принс и с ним еще несколько человек. Рам Гопал уже звонил по телефону. Женщина с “кенгуру” завизжала, запричитала и, обхватив двумя руками своего ребенка, с силой прижала его маленькое тельце к себе. Младенец завопил душераздирающе тоскливо.
Шэрон Фрэзер, знавшая Мартина, выбежала в зал и опустилась на колени возле тела, в слезах ломая руки и взывая о справедливости и возмездии:
– Боже, боже, что они с ним сделали? Что с ним стало? Помогите мне кто-нибудь, не дайте ему умереть!
Но Мартин уже умер.
II
Так Имя Мартина попало в газеты. Оно прозвучало на всю страну в вечерних новостях “Би-би-си” и потом еще раз – в одиннадцатичасовом выпуске.
Сержант Калеб Мартин, детектив, тридцать девять лет, имел жену и сына.
– Чудно, – сказал инспектор Бёрден, – ты не поверишь, но я и не знал, что его так звали. Всегда думал, что он Джон или Билл или что-то в этом роде. Мы звали его Мартин, как по имени. Не могу понять, чего он полез? Что его на это толкнуло?
– Храбрость, – ответил Вексфорд. – Бедняга Мартин был крутой малый.
– Безрассудство, – печально и без укора заметил Бёрден.
– Храбрость вообще не самая умная вещь, правда? Ей мало дела до логики и рассуждений. Не оставляет рассудку шанса посмотреть трезвым взглядом.
Он был такой же, как они, один из них. Полицейскому всегда дико, если убивают полицейского. Это сугубое злодеяние и квинтэссенция всех преступлений, потому что, в идеале, именно предотвращению преступлений посвящает свою жизнь полицейский.
Разыскивая убийц Мартина, старший инспектор Вексфорд прилагал не больше усилий, чем в охоте за любым другим убийцей, но чувствовал, что дело задевает его лично. При том, что он не особенно любил Мартина и часто раздражался от его сосредоточенной унылой старательности. “Роет землю”, – нередко с насмешкой и презрением говорят о полицейских. На жаргоне их иногда зовут “кротами”. Именно эти слова сразу приходили на ум, когда речь заходила о Мартине.
Но теперь все это было забыто – Мартин погиб.
– Я вот все думаю, – сказал Вексфорд Бёрдену, – каким неважным психологом показывает себя Шекспир, когда говорит, что злые дела остаются, а добрые часто сходят в могилу вместе с телом[1]. Я это не к тому, что Мартин был злой, ты понимаешь… Мы помним о людях хорошее, а не плохое. Я вспоминаю, каким он был усердным и педантичным, пусть и упрямым. По-доброму вспоминаю, но я зол как черт. Господи, как подумаю, что тот прыщавый сопляк хладнокровно пристрелил его, мне ярость застилает глаза.
Они начали с самого тщательного и обстоятельного допроса Шэрон Фрэзер, Рама Гопала и менеджера Брайана Принса. Потом перешли к посетителям, присутствовавшим при ограблении – вернее, к тем из них, кто остался и предложил помощь. Сколько же всего людей было в банке в момент убийства, не знал никто.
– Я уверен, Мартин знал, – сказал Бёрден, – он-то все заметил, это точно. Но он погиб, а будь он жив, все это не имело бы никакого значения.
Брайан Принс не видел ничего. Он ни о чем и не подозревал, пока не услышал выстрел. Рам Гопал, представитель немногочисленного в Кингсмаркэме индийского землячества, пенджабец из касты браминов, дал Вексфорду полное и точное описание обоих налетчиков. Не найти их, имея такого свидетеля, говорил потом Вексфорд, было бы преступлением.
– Я разглядывал их очень внимательно. Я сидел почти не двигаясь, концентрируя энергию, старался замечать каждую мелочь в их облике. Видите ли, я понимал, что тут ничего не поделаешь, но вот это я мог, и я постарался.
Мишель Уивер, служащая турагентства по соседству, в банк зашла по пути на работу. Она рассказала, что убийце было от двадцати двух до двадцати пяти, он не очень высок, у него светлые волосы и лицо в прыщах. Миссис Уэнди Галд, мать младенца, тоже сказала, что парень был светлым, но большого роста, шесть футов минимум. Шэрон Фрэзер тоже запомнила его высоким и светловолосым, но больше всего ей запомнились глаза – бледные, серо-голубые. Все свидетели-мужчины – трое – утверждали, что парню на вид двадцать два-двадцать три года, щуплый, невысок (один сказал “низкий”, другой – “среднего роста”). Уэнди Галд добавила, что он выглядел больным. Третья свидетельница, Барбара Уоткин, сказала, что убийца был низенький и темноволосый, с темными глазами. Все видели его нечистое лицо, но Барбара Уоткин усомнилась, что это прыщи. Больше похоже на множество мелких родинок, сказала она.
Старшему грабителю все согласно давали лет на десять – а миссис Уоткин на все двадцать – больше, чем мальчишке. Темный, кто-то сказал “смуглый”, с волосатыми руками. Мишель Уивер заметила у него родинку на левой щеке, Шэрон Фрэзер он показался очень высоким, но в то же время один из свидетелей-мужчин описал его как “мелкого”, а другой сказал: “Не выше подростка”.
Больше всего Вексфорд был склонен доверять уверенности и собранности Рама Гопала. Тот описал мальчишку очень худым, светловолосым и голубоглазым, ростом примерно пять футов восемь дюймов, с прыщавым лицом. На нем были синие джинсы, темная футболка или свитер и черная кожаная куртка. На руках перчатки – эту деталь упустили из виду остальные свидетели.
Второй был без перчаток. Его руки покрыты темными волосами. Волосы на голове – почти черные, на лбу большая залысина. Не моложе тридцати пяти, одет так же, как и первый, только джинсы темные, темно-серые или коричневые, а под курткой коричневый пуловер или что-то вроде того.
Молодой грабитель заговорил только раз, когда приказал Шэрон Фрэзер передать деньги. Описать голос она не смогла. Рам Гопал считал, что выговор был не кокни, но и не образованного человека, похож на южно-лондонский.
Мог ли это быть какой-то местный выговор, “лондонизированный” под влиянием телевидения и расширяющейся столицы? Рам сказал, что это возможно. Но он нетвердо различал английские диалекты – Вексфорд протестировал его, и Рам перепутал девонский выговор с йоркширским.
А сколько народу было на месте преступления? Рам говорил – пятнадцать человек, включая сотрудников банка. Шэрон Фрэзер насчитала шестнадцать. Брайан Принс не имел представления. Один из клиентов сказал “двенадцать”, а другой – “восемнадцать”. Но как бы много или мало их ни было, очевидно, не все пожелали общаться с полицией. С момента бегства грабителей и до приезда наряда человек пять спокойно покинули банк, пока остальные занимались Мартином.
Они устремились на волю, лишь только это стало возможно. Их не за что осуждать – особенно если они не запомнили ничего важного. Кто захочет связываться с полицейским расследованием, если и сообщить-то особенно нечего? Может, ты и видел что-то, но незначительное, или всеми замеченное – так не лучше ли, чтобы о том же рассказали другие, более наблюдательные очевидцы? Для душевного спокойствия и нормальной жизни гораздо проще выскользнуть за дверь и отправиться по делам: на работу, в магазин или домой.
Сыщики помнили, что четверо или пятеро свидетелей хранят молчание: может, что-то знают, может, не знают ничего, но таятся и молчат. Единственное, что было известно об этих пятерых или четверых или, быть может, троих, – никого из них работники банка не знали в лицо. Ни Рам Гопал, ни Шэрон Фрэзер, ни Брайан Принс не заметили в зале ни одного знакомого лица, кроме тех постоянных клиентов, что остались на месте после гибели Мартина.
Мартина, конечно, тоже знали – в числе других Мишель Уивер и Венди Галд.
Шэрон Фрэзер про ушедших могла сказать лишь одно: ей кажется, там были только мужчины.
Но поистине сенсационным было свидетельство Мишель Уивер. Она видела, как прыщавый парень бросил свой пистолет и лишь потом выбежал из банка. Бросил его на пол и побежал.
Бёрден не сразу понял, что она не шутит. Звучало все это предельно странно. Про ситуацию, описанную свидетельницей, он где-то читал или слышал в какой-то лекции, возможно, знал из учебного курса. Классический прием мафии. Бёрден даже сказал ей, что они, видно, читали одну и ту же книжку. Но Мишель Уивер настаивала. Она видела, как пистолет скользил по полу. Остальные бросились к Мартину, а она стояла в очереди последней, дальше всех от него.
Револьвер, с которым Калеб Мартин храбро пошел на злодея, выпал из его руки. Кевин позже опознал в нем свой, тот самый, что отец забрал у него утром в машине. Игрушка, грубая, с рядом неточностей, копия 10-й модели “Смит-и-Вессона”, армейского и полицейского револьвера с четырехдюймовым стволом.
Многие видели, как упал пистолет Мартина. Владелец строительной фирмы по имени Питер Кемп стоял рядом, он сказал, что погибший выронил оружие в тот самый момент, когда в него попала пуля.
– Миссис Уивер, а может быть, вы видели пистолет детектива Мартина?
– Что-что?
– Детектив Мартин держал в руке пистолет и выронил его. Под ногами людей пистолет катился по полу. Не его ли вы видели? Не ошиблись ли вы?
– Я видела, как парень бросил его на пол.
– Вы сказали, что видели, как пистолет скользил по полу. Пистолет Мартина скользил по полу. На полу было два пистолета?
– Не знаю. Я видела один.
– Вы видели его в руке преступника, а потом на полу. Видели вы тот момент, когда пистолет вылетел из руки?
Миссис Уивер засомневалась. Ей казалось, она это видела. Она точно видела пистолет в руке и потом видела, как он едет по блестящему мраморному полу под ногами людей.
Неожиданная мысль заставила ее на миг замолчать. Она посмотрела на Бёрдена в упор и сказала:
– Я бы не поклялась в этом в суде.
В последующие месяцы розыск грабителей, ворвавшихся в кингсмаркэмский банк, развернулся в национальном масштабе. Понемногу обнаружились почти все похищенные банкноты. Один из двоих успел купить машину, пока номера купюр еще не были разосланы, вручив ничего не подозревавшему автоторговцу шесть тысяч фунтов наличными.
Это был темный – старший – грабитель. Продавец дал его подробное описание и, разумеется, сообщил его имя – или то, какое покупатель пожелал назвать. Джордж Браун.
С того момента для кингсмаркэмской полиции он стал Джорджем Брауном.
Из оставшихся денег без малого две тысячи фунтов обнаружились в газетном свертке на городской свалке. Еще шесть тысяч так и не нашли. Возможно, грабители спустили их на мелкие расходы.
Тут они ничем не рисковали. Ни одна кассирша, говорил Вексфорд, не станет проверять номера двух десяток, которыми ты рассчитываешься за продукты. Нужно только быть благоразумным и не появляться в том магазине во второй раз.
Незадолго до Рождества Вексфорд отправился на север – проведать в Ланкаширской тюрьме одного подследственного. Такова обычная практика – если подследственный соглашается помогать полиции и сообщает полезные сведения, суд может оказаться к нему благосклоннее.
Подследственного звали Джеймс Вэлли, и ему светило семь лет. Вэлли сообщил Вексфорду, что был в деле с Джорджем Брауном, которого и вправду так звали. Это было давнее дело, Вэлли просил это учесть. Вексфорд навестил этого Брауна у него дома в Уоррингтоне. Довольно старый, хотя, должно быть, моложе, чем выглядит. При ходьбе хромает – несколько лет назад упал со строительных лесов, пытаясь забраться в чужую квартиру.
После этой встречи детективы стали говорить про “своего” грабителя “иначе известный как Джордж Браун”.
О прыщавом не поступало абсолютно никаких известий – ни следа, ни шепота. В воровском мире его не знали, о нем никто не слышал, будто он умер.
В январе объявился еще один Джордж Браун. Джордж Томас Ли, задержанный при попытке ограбления в Лидсе. В этот раз в следственную тюрьму ездил Бёрден. Он увидел маленького косого человечка с коротко стриженными рыжими волосами, который пытался скормить Бёрдену легенду о прыщавом юнце, который в брэдфордском пабе хвастал, что убил полицейского где-то на юге.
Рассказчик назвал сначала один паб, потом забыл и назвал другой, но зато он знал полное имя парня и его домашний адрес.
Сержант Калеб Мартин, детектив, тридцать девять лет, имел жену и сына.
– Чудно, – сказал инспектор Бёрден, – ты не поверишь, но я и не знал, что его так звали. Всегда думал, что он Джон или Билл или что-то в этом роде. Мы звали его Мартин, как по имени. Не могу понять, чего он полез? Что его на это толкнуло?
– Храбрость, – ответил Вексфорд. – Бедняга Мартин был крутой малый.
– Безрассудство, – печально и без укора заметил Бёрден.
– Храбрость вообще не самая умная вещь, правда? Ей мало дела до логики и рассуждений. Не оставляет рассудку шанса посмотреть трезвым взглядом.
Он был такой же, как они, один из них. Полицейскому всегда дико, если убивают полицейского. Это сугубое злодеяние и квинтэссенция всех преступлений, потому что, в идеале, именно предотвращению преступлений посвящает свою жизнь полицейский.
Разыскивая убийц Мартина, старший инспектор Вексфорд прилагал не больше усилий, чем в охоте за любым другим убийцей, но чувствовал, что дело задевает его лично. При том, что он не особенно любил Мартина и часто раздражался от его сосредоточенной унылой старательности. “Роет землю”, – нередко с насмешкой и презрением говорят о полицейских. На жаргоне их иногда зовут “кротами”. Именно эти слова сразу приходили на ум, когда речь заходила о Мартине.
Но теперь все это было забыто – Мартин погиб.
– Я вот все думаю, – сказал Вексфорд Бёрдену, – каким неважным психологом показывает себя Шекспир, когда говорит, что злые дела остаются, а добрые часто сходят в могилу вместе с телом[1]. Я это не к тому, что Мартин был злой, ты понимаешь… Мы помним о людях хорошее, а не плохое. Я вспоминаю, каким он был усердным и педантичным, пусть и упрямым. По-доброму вспоминаю, но я зол как черт. Господи, как подумаю, что тот прыщавый сопляк хладнокровно пристрелил его, мне ярость застилает глаза.
Они начали с самого тщательного и обстоятельного допроса Шэрон Фрэзер, Рама Гопала и менеджера Брайана Принса. Потом перешли к посетителям, присутствовавшим при ограблении – вернее, к тем из них, кто остался и предложил помощь. Сколько же всего людей было в банке в момент убийства, не знал никто.
– Я уверен, Мартин знал, – сказал Бёрден, – он-то все заметил, это точно. Но он погиб, а будь он жив, все это не имело бы никакого значения.
Брайан Принс не видел ничего. Он ни о чем и не подозревал, пока не услышал выстрел. Рам Гопал, представитель немногочисленного в Кингсмаркэме индийского землячества, пенджабец из касты браминов, дал Вексфорду полное и точное описание обоих налетчиков. Не найти их, имея такого свидетеля, говорил потом Вексфорд, было бы преступлением.
– Я разглядывал их очень внимательно. Я сидел почти не двигаясь, концентрируя энергию, старался замечать каждую мелочь в их облике. Видите ли, я понимал, что тут ничего не поделаешь, но вот это я мог, и я постарался.
Мишель Уивер, служащая турагентства по соседству, в банк зашла по пути на работу. Она рассказала, что убийце было от двадцати двух до двадцати пяти, он не очень высок, у него светлые волосы и лицо в прыщах. Миссис Уэнди Галд, мать младенца, тоже сказала, что парень был светлым, но большого роста, шесть футов минимум. Шэрон Фрэзер тоже запомнила его высоким и светловолосым, но больше всего ей запомнились глаза – бледные, серо-голубые. Все свидетели-мужчины – трое – утверждали, что парню на вид двадцать два-двадцать три года, щуплый, невысок (один сказал “низкий”, другой – “среднего роста”). Уэнди Галд добавила, что он выглядел больным. Третья свидетельница, Барбара Уоткин, сказала, что убийца был низенький и темноволосый, с темными глазами. Все видели его нечистое лицо, но Барбара Уоткин усомнилась, что это прыщи. Больше похоже на множество мелких родинок, сказала она.
Старшему грабителю все согласно давали лет на десять – а миссис Уоткин на все двадцать – больше, чем мальчишке. Темный, кто-то сказал “смуглый”, с волосатыми руками. Мишель Уивер заметила у него родинку на левой щеке, Шэрон Фрэзер он показался очень высоким, но в то же время один из свидетелей-мужчин описал его как “мелкого”, а другой сказал: “Не выше подростка”.
Больше всего Вексфорд был склонен доверять уверенности и собранности Рама Гопала. Тот описал мальчишку очень худым, светловолосым и голубоглазым, ростом примерно пять футов восемь дюймов, с прыщавым лицом. На нем были синие джинсы, темная футболка или свитер и черная кожаная куртка. На руках перчатки – эту деталь упустили из виду остальные свидетели.
Второй был без перчаток. Его руки покрыты темными волосами. Волосы на голове – почти черные, на лбу большая залысина. Не моложе тридцати пяти, одет так же, как и первый, только джинсы темные, темно-серые или коричневые, а под курткой коричневый пуловер или что-то вроде того.
Молодой грабитель заговорил только раз, когда приказал Шэрон Фрэзер передать деньги. Описать голос она не смогла. Рам Гопал считал, что выговор был не кокни, но и не образованного человека, похож на южно-лондонский.
Мог ли это быть какой-то местный выговор, “лондонизированный” под влиянием телевидения и расширяющейся столицы? Рам сказал, что это возможно. Но он нетвердо различал английские диалекты – Вексфорд протестировал его, и Рам перепутал девонский выговор с йоркширским.
А сколько народу было на месте преступления? Рам говорил – пятнадцать человек, включая сотрудников банка. Шэрон Фрэзер насчитала шестнадцать. Брайан Принс не имел представления. Один из клиентов сказал “двенадцать”, а другой – “восемнадцать”. Но как бы много или мало их ни было, очевидно, не все пожелали общаться с полицией. С момента бегства грабителей и до приезда наряда человек пять спокойно покинули банк, пока остальные занимались Мартином.
Они устремились на волю, лишь только это стало возможно. Их не за что осуждать – особенно если они не запомнили ничего важного. Кто захочет связываться с полицейским расследованием, если и сообщить-то особенно нечего? Может, ты и видел что-то, но незначительное, или всеми замеченное – так не лучше ли, чтобы о том же рассказали другие, более наблюдательные очевидцы? Для душевного спокойствия и нормальной жизни гораздо проще выскользнуть за дверь и отправиться по делам: на работу, в магазин или домой.
Сыщики помнили, что четверо или пятеро свидетелей хранят молчание: может, что-то знают, может, не знают ничего, но таятся и молчат. Единственное, что было известно об этих пятерых или четверых или, быть может, троих, – никого из них работники банка не знали в лицо. Ни Рам Гопал, ни Шэрон Фрэзер, ни Брайан Принс не заметили в зале ни одного знакомого лица, кроме тех постоянных клиентов, что остались на месте после гибели Мартина.
Мартина, конечно, тоже знали – в числе других Мишель Уивер и Венди Галд.
Шэрон Фрэзер про ушедших могла сказать лишь одно: ей кажется, там были только мужчины.
Но поистине сенсационным было свидетельство Мишель Уивер. Она видела, как прыщавый парень бросил свой пистолет и лишь потом выбежал из банка. Бросил его на пол и побежал.
Бёрден не сразу понял, что она не шутит. Звучало все это предельно странно. Про ситуацию, описанную свидетельницей, он где-то читал или слышал в какой-то лекции, возможно, знал из учебного курса. Классический прием мафии. Бёрден даже сказал ей, что они, видно, читали одну и ту же книжку. Но Мишель Уивер настаивала. Она видела, как пистолет скользил по полу. Остальные бросились к Мартину, а она стояла в очереди последней, дальше всех от него.
Револьвер, с которым Калеб Мартин храбро пошел на злодея, выпал из его руки. Кевин позже опознал в нем свой, тот самый, что отец забрал у него утром в машине. Игрушка, грубая, с рядом неточностей, копия 10-й модели “Смит-и-Вессона”, армейского и полицейского револьвера с четырехдюймовым стволом.
Многие видели, как упал пистолет Мартина. Владелец строительной фирмы по имени Питер Кемп стоял рядом, он сказал, что погибший выронил оружие в тот самый момент, когда в него попала пуля.
– Миссис Уивер, а может быть, вы видели пистолет детектива Мартина?
– Что-что?
– Детектив Мартин держал в руке пистолет и выронил его. Под ногами людей пистолет катился по полу. Не его ли вы видели? Не ошиблись ли вы?
– Я видела, как парень бросил его на пол.
– Вы сказали, что видели, как пистолет скользил по полу. Пистолет Мартина скользил по полу. На полу было два пистолета?
– Не знаю. Я видела один.
– Вы видели его в руке преступника, а потом на полу. Видели вы тот момент, когда пистолет вылетел из руки?
Миссис Уивер засомневалась. Ей казалось, она это видела. Она точно видела пистолет в руке и потом видела, как он едет по блестящему мраморному полу под ногами людей.
Неожиданная мысль заставила ее на миг замолчать. Она посмотрела на Бёрдена в упор и сказала:
– Я бы не поклялась в этом в суде.
В последующие месяцы розыск грабителей, ворвавшихся в кингсмаркэмский банк, развернулся в национальном масштабе. Понемногу обнаружились почти все похищенные банкноты. Один из двоих успел купить машину, пока номера купюр еще не были разосланы, вручив ничего не подозревавшему автоторговцу шесть тысяч фунтов наличными.
Это был темный – старший – грабитель. Продавец дал его подробное описание и, разумеется, сообщил его имя – или то, какое покупатель пожелал назвать. Джордж Браун.
С того момента для кингсмаркэмской полиции он стал Джорджем Брауном.
Из оставшихся денег без малого две тысячи фунтов обнаружились в газетном свертке на городской свалке. Еще шесть тысяч так и не нашли. Возможно, грабители спустили их на мелкие расходы.
Тут они ничем не рисковали. Ни одна кассирша, говорил Вексфорд, не станет проверять номера двух десяток, которыми ты рассчитываешься за продукты. Нужно только быть благоразумным и не появляться в том магазине во второй раз.
Незадолго до Рождества Вексфорд отправился на север – проведать в Ланкаширской тюрьме одного подследственного. Такова обычная практика – если подследственный соглашается помогать полиции и сообщает полезные сведения, суд может оказаться к нему благосклоннее.
Подследственного звали Джеймс Вэлли, и ему светило семь лет. Вэлли сообщил Вексфорду, что был в деле с Джорджем Брауном, которого и вправду так звали. Это было давнее дело, Вэлли просил это учесть. Вексфорд навестил этого Брауна у него дома в Уоррингтоне. Довольно старый, хотя, должно быть, моложе, чем выглядит. При ходьбе хромает – несколько лет назад упал со строительных лесов, пытаясь забраться в чужую квартиру.
После этой встречи детективы стали говорить про “своего” грабителя “иначе известный как Джордж Браун”.
О прыщавом не поступало абсолютно никаких известий – ни следа, ни шепота. В воровском мире его не знали, о нем никто не слышал, будто он умер.
В январе объявился еще один Джордж Браун. Джордж Томас Ли, задержанный при попытке ограбления в Лидсе. В этот раз в следственную тюрьму ездил Бёрден. Он увидел маленького косого человечка с коротко стриженными рыжими волосами, который пытался скормить Бёрдену легенду о прыщавом юнце, который в брэдфордском пабе хвастал, что убил полицейского где-то на юге.
Рассказчик назвал сначала один паб, потом забыл и назвал другой, но зато он знал полное имя парня и его домашний адрес.