Страница:
– Моя дочь может есть сколько угодно, – говорила она друзьям, – и совсем не прибавлять в весе.
Когда настал черед яблочной шарлотки, Нерисса стала расспрашивать мать о соседях – близких друзьях, почти родственниках.
– У них все хорошо, – отозвалась мать. – Правда, я не видела их в последние дни. Знаю только, что Шейла нашла новую работу. А, да, Билла выписали из больницы.
– Отлично. – И Нерисса осторожно поинтересовалась: – А их сын? Все еще живет с ними?
– Дарел? – переспросил отец. – Такой воспитанный мальчик. Пока да, но Шейла говорила, что он собрался покупать квартиру в Докленде. Говорит, что время пришло.
Нерисса не знала, хорошо это или не слишком. Ужиная с родителями, она всегда надеялась, что Дарел Джонс постучится в дверь попросить пару пакетиков чая или вернуть одолженную книгу. Но он ни разу не пришел, хотя, по словам ее матери, Джонсы частенько захаживали в гости. Может, смотрит телевизор вместе с родителями или гуляет с девушкой. Последнее казалось более вероятным для молодого красивого человека двадцати восьми лет. Нерисса вздохнула и улыбнулась, чтобы родители ничего не заметили.
Чувство вины редко посещало Гвендолин. По ее мнению, она всегда вела безупречную жизнь и была абсолютно честна. А обследовать комнату квартиранта – законное право владельца дома, тем более что ей понравилось. Единственная неприятность – приходилось отдыхать между пролетами.
Как много он пьет! С тех пор как она была тут в последний раз, в мусорном контейнере появились пустая бутылка из-под джина, одна из-под водки и четыре винные бутылки. Понятно было, что он почти не ест дома – холодильник практически пуст и воняет антисептиком. На журнальном столике лежала большая книга в кожаном переплете. Гвендолин не могла пройти мимо книги и не открыть ее. Там оказались только фотографии чернокожей девушки в очень короткой юбке или купальниках. Возможно, это и есть порнография – Гвендолин в этом не разбиралась.
Под книгой оказалась вчерашняя «Дейли Телеграф». Гвендолин нравилась эта газета, но стоила баснословных денег. Ее удивило, что Селлини покупает ее. В его духе скорее желтая пресса. Наверняка Эд увидел там рекламу тренажеров, в которой упоминалась «Фиторама», и отдал ее жильцу.
И она, точно так же как не могла пройти мимо
книги, не устояла перед печатным словом. Некоторыми, во всяком случае. Пропустив статью о тренажерах, Гвендолин прочитала первую страницу, потом следующую, сожалея, что не взяла лупу. Дойдя до поздравлений и некрологов, она отложила газету, подошла к двери и прислушалась. Микс редко возвращался домой в середине дня, но лучше соблюдать осторожность. Но до чего же он аккуратный! Ее позабавила мысль о том, что именно его, суетливого чистоплюя, назвали бы старой девой, а она, образованная городская дама, скорее ведет мужской образ жизни.
Гвендолин не слишком интересовали свадьбы и дни рождения, но она пробежала глазами – сильно щурясь при этом – колонку некрологов. Люди слабеют с каждым годом, каждый день умирает масса людей моложе ее. Андерсон, Арбертон, Бересфорт, Браун, Карстер – у нее была знакомая миссис Карстер, но это другая – ту звали Диана, а не Мэделин. Дэвис, Эдвардс, Иган, Фитч, Грехем, Куреиши. Три Нолана – странно, не такая уж распространенная фамилия. Палмер, Притчард, Роулингс, Ривз. Ривз!
Какое невероятное совпадение. Она взяла в руки «Телеграф» впервые за многие месяцы, а тут известие о смерти его жены.
15 июня у себя дома скончалась Эйлин Маргарет, 78 лет, любимая жена доктора Стивена Ривза из Вудстока, Оксон. Похороны состоятся 21 июня в церкви Св. Беды, Вудсток. Не приносить цветов. Пожертвования в фонд исследований рака.
Мелкий шрифт давался тяжело, но сомнений не было. Интересно, Микс заметит, если она вырежет эту заметку? Возможно. Но как он догадается, что это сделала она? Надо найти ножницы. Ее собственные лежали в ванной – она почти ими не пользовалась – или где-то на книжной полке, но такой чистоплюй наверняка держит их в аккуратном ящичке вместе с открывалкой и картофелечисткой.
Гвендолин покопалась у Микса на кухне, особенно тщательно обследуя микроволновку, чьи функции были для нее загадкой. Интересно, это что-то для жарки или для музыки? Или, может, маленькая стиральная машинка? Она нашла ножницы именно там, где надеялась, и вырезала заметку о смерти жены доктора. Изучит ее у себя с помощью лупы.
Гвендолин успела вовремя. Как только она спустилась вниз, в дверь вошел Селлини.
– Добрый вечер, мистер Селлини.
– Здрасьте, – буркнул Микс, думая о том, как она забеременела и обратилась к Реджи за помощью. – Как дела? Все в порядке?
Он позвонил в оздоровительный центр, и Данила сказала, что мадам Шошана согласилась принять его на работу. Пусть он принесет один из своих контрактов. Микс состряпал контракт, надписав его: «Микс – служба поддержки» – чем страшно гордился, – и сделал две копии.
Страх не утихал, а только усиливался в течение дня. Он никогда не видел силуэтов на лестнице, хотя иногда слышался странный шум – шаги в длинном коридоре, шелестящие звуки, словно кто-то вынимает из портфеля бумаги или засовывает их туда, звуки музыки, которые, впрочем, могли доноситься из проезжающих машин. К вечеру ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы приехать домой. Да еще эти ненавистные ступени.
Добравшись до Сент-Блейз-хаус, он заставил себя сунуть в замок ключ и войти в коридор, тускло освещенный люстрой. Стараясь забыть о призраках, Микс принялся считать ступеньки и думать о Нериссе и о том, как приведет себя в форму, чтобы ей понравиться, – кстати, не купить ли велотренажер? «Фитерама» точно сделает скидку. Он всегда рассказывал клиентам, как можно привести себя в отличную форму с помощью тренажеров. Теперь надо применить это к себе. И радоваться этим ступеням. Подниматься по лестнице – прекрасное упражнение.
Терапия помогала, пока он не дошел до плиточного пролета. В окно Изабеллы просачивался слабый свет, и на Микса легли цветные пятна, когда он шел мимо. Два длинных темных коридора, тихие и пустые, все двери закрыты. Он включил свет, со страхом оглядывая левый коридор. Из двери, которая открылась и закрылась сама по себе, появился кот и с независимым видом прошествовал мимо. Его зеленые глаза вспыхнули, он зашипел на Микса и начал спускаться по лестнице.
Кто или что открыло дверь? Микс шагнул к себе, нашарил выключатель и нажал на него. Зажегся яркий свет, и он вздохнул с облегчением. Он слышал о кошках, умеющих открывать двери, но в доме все ручки круглые. Хотя у той комнаты, может, и простая ручка. Но Микс и помыслить не мог о том, чтобы выйти и проверить. Наверняка там обычная ручка, и Отто, умный, как дьявол, научился вставать на задние лапы и открывать ее. Но кто тогда закрыл? Дверь захлопывается сама, напомнил себе Микс. Это часто бывает.
Комедия по телевизору, не слишком старый голливудский мюзикл, чашка горячего шоколада с каплей виски и тремя печеньями окончательно успокоили его. Когда он начнет соблюдать режим, ему придется перестать пить и есть такое. В квартире было тепло, но не слишком жарко. 27 градусов. Такую температуру он любил. Тепло, сладкая еда и толстый мягкий матрас, возможность лениться и ничего не делать – почему все эти вещи вредны?
Кот и его глаза во время мюзикла были забыты, тишину нарушал только шум машин, доносящийся с Вествей. Миксу полегчало. Он поздравил себя с – как же это называется? – со стойкостью. Но, выключив ночник, снова вспомнил кота и дверь, и, хотя ничего не было видно, Микс крепко зажмурился в темноте.
Глава 6
Глава 7
Когда настал черед яблочной шарлотки, Нерисса стала расспрашивать мать о соседях – близких друзьях, почти родственниках.
– У них все хорошо, – отозвалась мать. – Правда, я не видела их в последние дни. Знаю только, что Шейла нашла новую работу. А, да, Билла выписали из больницы.
– Отлично. – И Нерисса осторожно поинтересовалась: – А их сын? Все еще живет с ними?
– Дарел? – переспросил отец. – Такой воспитанный мальчик. Пока да, но Шейла говорила, что он собрался покупать квартиру в Докленде. Говорит, что время пришло.
Нерисса не знала, хорошо это или не слишком. Ужиная с родителями, она всегда надеялась, что Дарел Джонс постучится в дверь попросить пару пакетиков чая или вернуть одолженную книгу. Но он ни разу не пришел, хотя, по словам ее матери, Джонсы частенько захаживали в гости. Может, смотрит телевизор вместе с родителями или гуляет с девушкой. Последнее казалось более вероятным для молодого красивого человека двадцати восьми лет. Нерисса вздохнула и улыбнулась, чтобы родители ничего не заметили.
Чувство вины редко посещало Гвендолин. По ее мнению, она всегда вела безупречную жизнь и была абсолютно честна. А обследовать комнату квартиранта – законное право владельца дома, тем более что ей понравилось. Единственная неприятность – приходилось отдыхать между пролетами.
Как много он пьет! С тех пор как она была тут в последний раз, в мусорном контейнере появились пустая бутылка из-под джина, одна из-под водки и четыре винные бутылки. Понятно было, что он почти не ест дома – холодильник практически пуст и воняет антисептиком. На журнальном столике лежала большая книга в кожаном переплете. Гвендолин не могла пройти мимо книги и не открыть ее. Там оказались только фотографии чернокожей девушки в очень короткой юбке или купальниках. Возможно, это и есть порнография – Гвендолин в этом не разбиралась.
Под книгой оказалась вчерашняя «Дейли Телеграф». Гвендолин нравилась эта газета, но стоила баснословных денег. Ее удивило, что Селлини покупает ее. В его духе скорее желтая пресса. Наверняка Эд увидел там рекламу тренажеров, в которой упоминалась «Фиторама», и отдал ее жильцу.
И она, точно так же как не могла пройти мимо
книги, не устояла перед печатным словом. Некоторыми, во всяком случае. Пропустив статью о тренажерах, Гвендолин прочитала первую страницу, потом следующую, сожалея, что не взяла лупу. Дойдя до поздравлений и некрологов, она отложила газету, подошла к двери и прислушалась. Микс редко возвращался домой в середине дня, но лучше соблюдать осторожность. Но до чего же он аккуратный! Ее позабавила мысль о том, что именно его, суетливого чистоплюя, назвали бы старой девой, а она, образованная городская дама, скорее ведет мужской образ жизни.
Гвендолин не слишком интересовали свадьбы и дни рождения, но она пробежала глазами – сильно щурясь при этом – колонку некрологов. Люди слабеют с каждым годом, каждый день умирает масса людей моложе ее. Андерсон, Арбертон, Бересфорт, Браун, Карстер – у нее была знакомая миссис Карстер, но это другая – ту звали Диана, а не Мэделин. Дэвис, Эдвардс, Иган, Фитч, Грехем, Куреиши. Три Нолана – странно, не такая уж распространенная фамилия. Палмер, Притчард, Роулингс, Ривз. Ривз!
Какое невероятное совпадение. Она взяла в руки «Телеграф» впервые за многие месяцы, а тут известие о смерти его жены.
15 июня у себя дома скончалась Эйлин Маргарет, 78 лет, любимая жена доктора Стивена Ривза из Вудстока, Оксон. Похороны состоятся 21 июня в церкви Св. Беды, Вудсток. Не приносить цветов. Пожертвования в фонд исследований рака.
Мелкий шрифт давался тяжело, но сомнений не было. Интересно, Микс заметит, если она вырежет эту заметку? Возможно. Но как он догадается, что это сделала она? Надо найти ножницы. Ее собственные лежали в ванной – она почти ими не пользовалась – или где-то на книжной полке, но такой чистоплюй наверняка держит их в аккуратном ящичке вместе с открывалкой и картофелечисткой.
Гвендолин покопалась у Микса на кухне, особенно тщательно обследуя микроволновку, чьи функции были для нее загадкой. Интересно, это что-то для жарки или для музыки? Или, может, маленькая стиральная машинка? Она нашла ножницы именно там, где надеялась, и вырезала заметку о смерти жены доктора. Изучит ее у себя с помощью лупы.
Гвендолин успела вовремя. Как только она спустилась вниз, в дверь вошел Селлини.
– Добрый вечер, мистер Селлини.
– Здрасьте, – буркнул Микс, думая о том, как она забеременела и обратилась к Реджи за помощью. – Как дела? Все в порядке?
Он позвонил в оздоровительный центр, и Данила сказала, что мадам Шошана согласилась принять его на работу. Пусть он принесет один из своих контрактов. Микс состряпал контракт, надписав его: «Микс – служба поддержки» – чем страшно гордился, – и сделал две копии.
Страх не утихал, а только усиливался в течение дня. Он никогда не видел силуэтов на лестнице, хотя иногда слышался странный шум – шаги в длинном коридоре, шелестящие звуки, словно кто-то вынимает из портфеля бумаги или засовывает их туда, звуки музыки, которые, впрочем, могли доноситься из проезжающих машин. К вечеру ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы приехать домой. Да еще эти ненавистные ступени.
Добравшись до Сент-Блейз-хаус, он заставил себя сунуть в замок ключ и войти в коридор, тускло освещенный люстрой. Стараясь забыть о призраках, Микс принялся считать ступеньки и думать о Нериссе и о том, как приведет себя в форму, чтобы ей понравиться, – кстати, не купить ли велотренажер? «Фитерама» точно сделает скидку. Он всегда рассказывал клиентам, как можно привести себя в отличную форму с помощью тренажеров. Теперь надо применить это к себе. И радоваться этим ступеням. Подниматься по лестнице – прекрасное упражнение.
Терапия помогала, пока он не дошел до плиточного пролета. В окно Изабеллы просачивался слабый свет, и на Микса легли цветные пятна, когда он шел мимо. Два длинных темных коридора, тихие и пустые, все двери закрыты. Он включил свет, со страхом оглядывая левый коридор. Из двери, которая открылась и закрылась сама по себе, появился кот и с независимым видом прошествовал мимо. Его зеленые глаза вспыхнули, он зашипел на Микса и начал спускаться по лестнице.
Кто или что открыло дверь? Микс шагнул к себе, нашарил выключатель и нажал на него. Зажегся яркий свет, и он вздохнул с облегчением. Он слышал о кошках, умеющих открывать двери, но в доме все ручки круглые. Хотя у той комнаты, может, и простая ручка. Но Микс и помыслить не мог о том, чтобы выйти и проверить. Наверняка там обычная ручка, и Отто, умный, как дьявол, научился вставать на задние лапы и открывать ее. Но кто тогда закрыл? Дверь захлопывается сама, напомнил себе Микс. Это часто бывает.
Комедия по телевизору, не слишком старый голливудский мюзикл, чашка горячего шоколада с каплей виски и тремя печеньями окончательно успокоили его. Когда он начнет соблюдать режим, ему придется перестать пить и есть такое. В квартире было тепло, но не слишком жарко. 27 градусов. Такую температуру он любил. Тепло, сладкая еда и толстый мягкий матрас, возможность лениться и ничего не делать – почему все эти вещи вредны?
Кот и его глаза во время мюзикла были забыты, тишину нарушал только шум машин, доносящийся с Вествей. Миксу полегчало. Он поздравил себя с – как же это называется? – со стойкостью. Но, выключив ночник, снова вспомнил кота и дверь, и, хотя ничего не было видно, Микс крепко зажмурился в темноте.
Глава 6
На следующее утро он проснулся, прекрасно помня о своем ночном ужасе, и задумался, в чем было дело. Но страх и воспоминания о страхе начали рассеиваться, когда Микс увидел солнечный свет и услышал голоса детей, играющих в соседнем саду. Возможно, Отто сам открыл дверь, и та захлопнулась за ним. Микс встал, принял душ и, уговорив себя, что надо с чего-то начинать, отправился на прогулку. Но перед этим он осторожно прошел мимо комнаты, из которой выходил кот. Естественно, у двери оказались простые ручки. Он успокоился, будто только что получил хорошие новости, а не просто обнаружил то, что и так уже знал.
А теперь гулять. К черту паутину в углах, пусть солнце вольет в него жизнь. Неподалеку от женского монастыря стоял высокий католический собор, и Микс приостановился, глядя на входящих в церковь людей. Его охватила какая-то печаль и тоска. У этих людей те же проблемы, те же сомнения и страхи. Но у них есть вера, есть, к чему или к кому обратиться. Если бы они увидели призрака или услышали шаги и хлопанье закрывающейся двери, они бы воззвали к своему богу или к чему-то еще. В рассказах это обычно помогало. В детстве у Микса была религия – бабушка, пока была жива, водила его в церковь. Но это было давно и так же давно закончилось. Он не думал об этом, потому что больше не верил в бога. Если он пойдет в церковь и начнет взывать к кому-то в небе, то почувствует себя идиотом. То же самое будет, если он поговорит с их викарием – священником. Микс не мог представить, что спросить и что ему могут ответить. Ему это было недоступно.
В понедельник и вторник он был занят на работе и чуть ли не впервые был этому рад. В квартиру на Бейсуотер привезли новый тренажер, его нужно было установить и показать, как он работает. Потом куча звонков о сломанных тренажерах, электронная почта, жалобы и требования. На второй вечер он нанес визит в центр Шошаны, где сообщил Даниле, что набросал примерный план по обслуживанию. В действительности же он искал Нериссу и собирался расспросить Данилу насчет нее – в какие дни приходит, является ли постоянным клиентом и так далее, но решил, что подобные вопросы прозвучат странно. Будто его контракт – всего лишь повод для встречи с известной моделью. Хотя вообще-то так оно и было.
Расписавшись на копии контракта, он уехал.
В среду вечером он пошел в кино с Эдом и Стеф, а потом они отправились в паб. Когда мужчинам принесли джин с тоником, а Стеф – водку и смородиновый сок, Микс спросил то, о чем хотел спросить – и даже репетировал – целый день. Но все уловки и туманные формулировки улетучились из головы, и он произнес несколько простых слов:
– Стеф, ты веришь в привидения?
Она не засмеялась и не стала издеваться.
– «Есть многое на свете, друг Горацио», – начала она, но не смогла вспомнить окончание фразы. – Я считаю, что, если где-то случилось что-то ужасное – например, убийство, – жертва или убийца могут вернуться на место преступления. Там живет их энергия, – неопределенно добавила она, – ну, то, что заставляет призрак материализоваться.
Так он и думал. Решил было спросить о двери, таинственным образом открывшейся и закрывшейся, но вспомнил, что это проделки кота.
– Как ты думаешь, это обязательно должно быть место преступления? В смысле там, где кто-то умер? А может это быть местом, где совершено другое преступление?
– Откуда ей знать, Микс, – вмешался Эд, – она не медиум.
Микс не обратил на него внимания.
– Допустим, преступник хотел убить еще кого-то, но не получилось. Вернется ли он туда?
– Возможно, – с сомнением произнесла Стеф. – Слушай, а это правда происходит? В том странном доме, где ты живешь, водятся привидения?
«Странный дом» – метко сказано, но Миксу не нравилось, когда его так называли. Он обижался за свою квартиру.
– Мне показалось, я что-то видел, – осторожно сказал он.
– Что именно? – с любопытством спросил Эд.
Стеф, более тонкая и чувствительная натура, все поняла по лицу Микса.
– Он не хочет говорить об этом, Эд. И ты бы не захотел. Микс, тебе нужна помощь.
– Думаешь?
– Послушай меня. Возьми на время этот амулет, он поможет отогнать любую нечисть. – Она сняла с шеи небольшой крестик с фиолетовыми и черными камешками. – Вот, держи.
– Не надо, а то вдруг потеряю.
– Ну, это не конец света, если потеряешь. Он стоил всего пятнадцать фунтов. И мать говорит, что не стоит мне его носить, потому что это… Эд, как она это назвала?
– Богохульство, – подсказал Эд.
– Точно, богохульство. Моя мать знакома с медиумом, и та сказала, что амулет работает. Если понадобится. Она сказала, что любой крестик работает.
Микс принялся изучать крестик. На его взгляд, крестик был уродливым, камни – слишком явными стекляшками, а серебро смахивало на никель. Но тем не менее это был крестик, и он мог совершить чудо. Если бросить его в Реджи или просто подержать перед ним, призрак испарится как дымка или джинн.
Гвендолин нашла у себя в спальне пластиковую кость. Поначалу она не поняла, что это за штука и как туда попала, но потом вспомнила, как собачка Олив с ней играла. Она предложила кость Отто, но тот с презрением отскочил – кость пахла собакой. Завернув кость в газету, Гвендолин положила ее в стиральную машину, ожидая, когда Олив позвонит и поведает о потере.
Когда финансы сократились, Гвендолин стала очень бережливой и не любила тратиться даже на лишние телефонные разговоры. Если Олив нужна собачья игрушка, пусть сама звонит и забирает. Но шли дни, а никто не звонил и не приходил. Гвендолин включала машинку, лишь когда набиралась куча белья. В итоге она чуть не постирала кость и газету, но вовремя заметила их.
В округе было несколько маленьких азиатских лавочек и большой супермаркет на пересечении Лэдброук-гроув и Вестбурн-гроув, где Гвендолин делала покупки, внимательно сравнивая цены – она считала каждый пенни. По дороге в любой из этих магазинов она проходила мимо дома Олив. Надев черный шелковый плащ с маленькими пуговицами и небольшую соломенную шляпку, поскольку день был солнечным, Гвендолин положила кость на дно клетчатой сумки на колесиках, которой было всего девять лет и она прекрасно сохранилась.
Гвендолин позвонила в дверь Олив. Никто не отвечал. Портье, которого она попросила позвонить по телефону, сообщил, что никто не отвечает, и вспомнил, что видел, как она уходила. Досадно. Что за безответственность – оставить мусор в чужом доме и даже не догадываться о своей оплошности. Ей захотелось выбросить кость в ближайшую урну, но она усомнилась, а законно ли это. Вдруг это могут приравнять к краже?
После чтения Гвендолин больше всего любила ходить по магазинам. И не потому, что ей нравилось покупать, или разглядывать товар, или общаться с персоналом – просто ей приходилось сравнивать цены, чтобы экономить деньги. Она не была дурой и отлично понимала, что, купив соус здесь, а сыр чеддер там, экономит не больше двадцати пенсов в день. Но для нее это была игра, и поход от супермаркета на Портобелло-роуд в «Сэйнсбери» доставлял ей удовольствие, а не утомлял. Кроме того, ее путь лежал мимо дома, где много лет назад работал доктор Ривз. Теперь уже боль воспоминаний сменилась легкой ностальгией, а также новой надеждой, разбуженной заметкой в «Телеграф».
Сразу после войны Чосеры подумывали ходить к доктору Одессу. Но первые симптомы болезни миссис Чосер вынудили их отказаться от этой затеи. Колвилл-сквер слишком далеко, а доктор Ривз принимал на Лэдброук-гроув. После того судебного процесса, о котором кричали все газеты, Гвендолин узнала, что Одесс был доктором Кристи и много лет наблюдал самого Кристи и его жену.
Сегодня утром она не удержалась и отправилась на рынок. Сияло солнце, повсюду цвели цветы. Местные власти развесили горшки с геранью по всем фонарным столбам. «Представляю, сколько это стоит», – подумала Гвендолин. Иногда, заходя на рынок за овощами и фруктами – единственными фруктами, которые она ела, были бананы и печеные яблоки, – она экономила гораздо больше обычного и к концу дня обнаруживала, что в кошельке на сорок пенсов больше, чем ожидалось. Она остановилась у четырехэтажного дома с крутыми ступеньками, ведущими ко входу. Здесь когда-то принимал пациентов Стивен Ривз. Дом обветшал, одно окно было разбито и залеплено пластиковым пакетом из «Теско».
Внутри была приемная, где она сидела и ждала рецепты для матери. В те времена у врачей не было звонков или лампочек, чтобы приглашать пациентов в кабинет, не было, как правило, и медсестры или секретарши. Доктор Ривз обычно заглядывал в приемную сам, называл имя пациента и придерживал дверь, пропуская его или ее. Гвендолин могла ждать хоть целую вечность, когда он вызовет ее и пропустит вперед, а до того несколько раз выглянет, чтобы позвать другого посетителя. Она знала, что он делал это лишь затем, чтобы лишний раз взглянуть на нее и поймать ее взгляд. Он всегда улыбался, и улыбка, обращенная к ней, была особенной – широкой, теплой и даже немного заговорщицкой.
Казалось, у них есть общая тайна, и она действительно была – их взаимная любовь. Доктор приходил в Сент-Блейз-хаус раз в два дня, они оставались наедине, пили чай и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Они могли делать все, что угодно. Берта, последняя служанка, давно вышла замуж и уволилась, а приходящая прислуга брала дороже, чем Чосеры могли себе позволить. Миссис Чосер спала наверху. Профессор обычно приходил в пять, не раньше: он ездил на велосипеде, минуя пробки на Марилебон-роуд, и через Бейсуотер выезжал к Ноттинг-Хиллу. В пятидесятых годах в Сент-Блейз-хаус было очень тихо, Стивен Ривз и Гвендолин сидели рядом, шептались, смеялись, их руки и колени почти соприкасались, взгляды встречались. Эти встречи и близость, которая возникла между ними, побудили доктора однажды признаться, что он без ума от нее, и Гвендолин решила, что предназначена ему. Она считала, что это и есть то самое «пока смерть не разлучит нас».
Долгое время она ненавидела его, считала предателем, обманщиком. Пусть он никогда не произносил вслух, что любит, – его действия говорили сами за себя. Позже, оценив ситуацию более трезво, она поняла, что с этой Эйлин он спутался еще до знакомства с нею и, возможно, не мог нарушить обещания. Или же отец или брат девушки пригрозили ему. Такое случалось, она знала об этом из книг. Дуэли, конечно, давно были незаконными и не менее давно вышли из моды. Но доктор явно был слишком тесно связан с той женщиной, на которой женился, так что как он мог жениться на Гвендолин? Что касается ее самой, она была слишком сильно к нему привязана.
Забавно, думала она, катя тележку по Вестбурн-гроув, ведь многие, овдовев или потеряв жену в старости, часто возвращаются к тем, кого любили в молодости. Например, сестра Куини Уинтроп как раз из таких. Конечно, Гвендолин была реалисткой и знала, что жены чаще теряют мужей. Но иногда женщины умирают первыми. Например, ее мать умерла раньше отца. Конечно, он не женился потом на любви своей молодости, но мистер Икбол из «Хидерабад Эмпориум» так и поступил, встретив у мечети женщину из деревни, где жил пятьдесят лет назад. А теперь Эйлин умерла…
Стивен Ривз стал вдовцом. Вернется ли он к ней? Если бы она вышла замуж и муж ее умер, она бы искала Ривза. Они были так близки, и он не мог этого не понимать. Может, ей стоит что-то предпринять? Возможно, он стыдится или чувствует себя виноватым и боится взглянуть ей в глаза. Мужчины – такие трусы. Достаточно вспомнить, как брезговал профессор ухаживать за ее больной матерью.
Прошло полстолетия с тех пор, как она видела Стивена в последний раз. Но в современном мире гораздо проще искать людей, чем в дни ее молодости. Это как-то делают на компьютере. С помощью компьютера попадаешь в какую-то «сеть» или «паутину», и она все тебе рассказывает. На Лэдброук-гроув есть одно место, которые называется «интернет-кафе». Довольно долго Гвендолин думала, что там пьют кофе и едят булочки. Но Олив, глупо хихикая, объяснила, что к чему. Если Гвендолин пойдет в это кафе, сможет ли она найти Стивена Ривза после пятидесятилетней разлуки?
Она размышляла об этом всю дорогу домой. После того как доктор сказал ей, что она милая девушка и что он без ума от нее, она поднялась в спальню и принялась писать свое имя так, как оно звучало бы после свадьбы. Гвендолин Ривз или Г.Л. Ривз – так она бы подписывалась. Но на визитках она будет миссис Стивен Ривз. Миссис Стивен Ривз дома. Доктор и миссис Стивен Ривз благодарят вас за приглашение, но, к сожалению, вынуждены отказаться… Как выяснилось, все это было уготовано для Эйлин. Но теперь не стоит об этом беспокоиться, ведь Эйлин умерла. Гвендолин была уверена, что их брак не был счастливым, несмотря на «любимую жену». Возможно, когда Стивен и Эйлин ссорились, – а они, несомненно, ссорились часто, – он говорил ей, что зря женился.
– Я должен был жениться на Гвендолин, – должно быть, говорил он, – она была моей первой любовью.
Гвендолин никогда не показывала ему своих чувств. Женщине не пристало выражать свои чувства, но теперь все иначе. Он имеет право знать, что она чувствует. Возможно, он никогда этого не знал. Она должна ему об этом сказать, и тогда все будет хорошо.
А теперь гулять. К черту паутину в углах, пусть солнце вольет в него жизнь. Неподалеку от женского монастыря стоял высокий католический собор, и Микс приостановился, глядя на входящих в церковь людей. Его охватила какая-то печаль и тоска. У этих людей те же проблемы, те же сомнения и страхи. Но у них есть вера, есть, к чему или к кому обратиться. Если бы они увидели призрака или услышали шаги и хлопанье закрывающейся двери, они бы воззвали к своему богу или к чему-то еще. В рассказах это обычно помогало. В детстве у Микса была религия – бабушка, пока была жива, водила его в церковь. Но это было давно и так же давно закончилось. Он не думал об этом, потому что больше не верил в бога. Если он пойдет в церковь и начнет взывать к кому-то в небе, то почувствует себя идиотом. То же самое будет, если он поговорит с их викарием – священником. Микс не мог представить, что спросить и что ему могут ответить. Ему это было недоступно.
В понедельник и вторник он был занят на работе и чуть ли не впервые был этому рад. В квартиру на Бейсуотер привезли новый тренажер, его нужно было установить и показать, как он работает. Потом куча звонков о сломанных тренажерах, электронная почта, жалобы и требования. На второй вечер он нанес визит в центр Шошаны, где сообщил Даниле, что набросал примерный план по обслуживанию. В действительности же он искал Нериссу и собирался расспросить Данилу насчет нее – в какие дни приходит, является ли постоянным клиентом и так далее, но решил, что подобные вопросы прозвучат странно. Будто его контракт – всего лишь повод для встречи с известной моделью. Хотя вообще-то так оно и было.
Расписавшись на копии контракта, он уехал.
В среду вечером он пошел в кино с Эдом и Стеф, а потом они отправились в паб. Когда мужчинам принесли джин с тоником, а Стеф – водку и смородиновый сок, Микс спросил то, о чем хотел спросить – и даже репетировал – целый день. Но все уловки и туманные формулировки улетучились из головы, и он произнес несколько простых слов:
– Стеф, ты веришь в привидения?
Она не засмеялась и не стала издеваться.
– «Есть многое на свете, друг Горацио», – начала она, но не смогла вспомнить окончание фразы. – Я считаю, что, если где-то случилось что-то ужасное – например, убийство, – жертва или убийца могут вернуться на место преступления. Там живет их энергия, – неопределенно добавила она, – ну, то, что заставляет призрак материализоваться.
Так он и думал. Решил было спросить о двери, таинственным образом открывшейся и закрывшейся, но вспомнил, что это проделки кота.
– Как ты думаешь, это обязательно должно быть место преступления? В смысле там, где кто-то умер? А может это быть местом, где совершено другое преступление?
– Откуда ей знать, Микс, – вмешался Эд, – она не медиум.
Микс не обратил на него внимания.
– Допустим, преступник хотел убить еще кого-то, но не получилось. Вернется ли он туда?
– Возможно, – с сомнением произнесла Стеф. – Слушай, а это правда происходит? В том странном доме, где ты живешь, водятся привидения?
«Странный дом» – метко сказано, но Миксу не нравилось, когда его так называли. Он обижался за свою квартиру.
– Мне показалось, я что-то видел, – осторожно сказал он.
– Что именно? – с любопытством спросил Эд.
Стеф, более тонкая и чувствительная натура, все поняла по лицу Микса.
– Он не хочет говорить об этом, Эд. И ты бы не захотел. Микс, тебе нужна помощь.
– Думаешь?
– Послушай меня. Возьми на время этот амулет, он поможет отогнать любую нечисть. – Она сняла с шеи небольшой крестик с фиолетовыми и черными камешками. – Вот, держи.
– Не надо, а то вдруг потеряю.
– Ну, это не конец света, если потеряешь. Он стоил всего пятнадцать фунтов. И мать говорит, что не стоит мне его носить, потому что это… Эд, как она это назвала?
– Богохульство, – подсказал Эд.
– Точно, богохульство. Моя мать знакома с медиумом, и та сказала, что амулет работает. Если понадобится. Она сказала, что любой крестик работает.
Микс принялся изучать крестик. На его взгляд, крестик был уродливым, камни – слишком явными стекляшками, а серебро смахивало на никель. Но тем не менее это был крестик, и он мог совершить чудо. Если бросить его в Реджи или просто подержать перед ним, призрак испарится как дымка или джинн.
Гвендолин нашла у себя в спальне пластиковую кость. Поначалу она не поняла, что это за штука и как туда попала, но потом вспомнила, как собачка Олив с ней играла. Она предложила кость Отто, но тот с презрением отскочил – кость пахла собакой. Завернув кость в газету, Гвендолин положила ее в стиральную машину, ожидая, когда Олив позвонит и поведает о потере.
Когда финансы сократились, Гвендолин стала очень бережливой и не любила тратиться даже на лишние телефонные разговоры. Если Олив нужна собачья игрушка, пусть сама звонит и забирает. Но шли дни, а никто не звонил и не приходил. Гвендолин включала машинку, лишь когда набиралась куча белья. В итоге она чуть не постирала кость и газету, но вовремя заметила их.
В округе было несколько маленьких азиатских лавочек и большой супермаркет на пересечении Лэдброук-гроув и Вестбурн-гроув, где Гвендолин делала покупки, внимательно сравнивая цены – она считала каждый пенни. По дороге в любой из этих магазинов она проходила мимо дома Олив. Надев черный шелковый плащ с маленькими пуговицами и небольшую соломенную шляпку, поскольку день был солнечным, Гвендолин положила кость на дно клетчатой сумки на колесиках, которой было всего девять лет и она прекрасно сохранилась.
Гвендолин позвонила в дверь Олив. Никто не отвечал. Портье, которого она попросила позвонить по телефону, сообщил, что никто не отвечает, и вспомнил, что видел, как она уходила. Досадно. Что за безответственность – оставить мусор в чужом доме и даже не догадываться о своей оплошности. Ей захотелось выбросить кость в ближайшую урну, но она усомнилась, а законно ли это. Вдруг это могут приравнять к краже?
После чтения Гвендолин больше всего любила ходить по магазинам. И не потому, что ей нравилось покупать, или разглядывать товар, или общаться с персоналом – просто ей приходилось сравнивать цены, чтобы экономить деньги. Она не была дурой и отлично понимала, что, купив соус здесь, а сыр чеддер там, экономит не больше двадцати пенсов в день. Но для нее это была игра, и поход от супермаркета на Портобелло-роуд в «Сэйнсбери» доставлял ей удовольствие, а не утомлял. Кроме того, ее путь лежал мимо дома, где много лет назад работал доктор Ривз. Теперь уже боль воспоминаний сменилась легкой ностальгией, а также новой надеждой, разбуженной заметкой в «Телеграф».
Сразу после войны Чосеры подумывали ходить к доктору Одессу. Но первые симптомы болезни миссис Чосер вынудили их отказаться от этой затеи. Колвилл-сквер слишком далеко, а доктор Ривз принимал на Лэдброук-гроув. После того судебного процесса, о котором кричали все газеты, Гвендолин узнала, что Одесс был доктором Кристи и много лет наблюдал самого Кристи и его жену.
Сегодня утром она не удержалась и отправилась на рынок. Сияло солнце, повсюду цвели цветы. Местные власти развесили горшки с геранью по всем фонарным столбам. «Представляю, сколько это стоит», – подумала Гвендолин. Иногда, заходя на рынок за овощами и фруктами – единственными фруктами, которые она ела, были бананы и печеные яблоки, – она экономила гораздо больше обычного и к концу дня обнаруживала, что в кошельке на сорок пенсов больше, чем ожидалось. Она остановилась у четырехэтажного дома с крутыми ступеньками, ведущими ко входу. Здесь когда-то принимал пациентов Стивен Ривз. Дом обветшал, одно окно было разбито и залеплено пластиковым пакетом из «Теско».
Внутри была приемная, где она сидела и ждала рецепты для матери. В те времена у врачей не было звонков или лампочек, чтобы приглашать пациентов в кабинет, не было, как правило, и медсестры или секретарши. Доктор Ривз обычно заглядывал в приемную сам, называл имя пациента и придерживал дверь, пропуская его или ее. Гвендолин могла ждать хоть целую вечность, когда он вызовет ее и пропустит вперед, а до того несколько раз выглянет, чтобы позвать другого посетителя. Она знала, что он делал это лишь затем, чтобы лишний раз взглянуть на нее и поймать ее взгляд. Он всегда улыбался, и улыбка, обращенная к ней, была особенной – широкой, теплой и даже немного заговорщицкой.
Казалось, у них есть общая тайна, и она действительно была – их взаимная любовь. Доктор приходил в Сент-Блейз-хаус раз в два дня, они оставались наедине, пили чай и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Они могли делать все, что угодно. Берта, последняя служанка, давно вышла замуж и уволилась, а приходящая прислуга брала дороже, чем Чосеры могли себе позволить. Миссис Чосер спала наверху. Профессор обычно приходил в пять, не раньше: он ездил на велосипеде, минуя пробки на Марилебон-роуд, и через Бейсуотер выезжал к Ноттинг-Хиллу. В пятидесятых годах в Сент-Блейз-хаус было очень тихо, Стивен Ривз и Гвендолин сидели рядом, шептались, смеялись, их руки и колени почти соприкасались, взгляды встречались. Эти встречи и близость, которая возникла между ними, побудили доктора однажды признаться, что он без ума от нее, и Гвендолин решила, что предназначена ему. Она считала, что это и есть то самое «пока смерть не разлучит нас».
Долгое время она ненавидела его, считала предателем, обманщиком. Пусть он никогда не произносил вслух, что любит, – его действия говорили сами за себя. Позже, оценив ситуацию более трезво, она поняла, что с этой Эйлин он спутался еще до знакомства с нею и, возможно, не мог нарушить обещания. Или же отец или брат девушки пригрозили ему. Такое случалось, она знала об этом из книг. Дуэли, конечно, давно были незаконными и не менее давно вышли из моды. Но доктор явно был слишком тесно связан с той женщиной, на которой женился, так что как он мог жениться на Гвендолин? Что касается ее самой, она была слишком сильно к нему привязана.
Забавно, думала она, катя тележку по Вестбурн-гроув, ведь многие, овдовев или потеряв жену в старости, часто возвращаются к тем, кого любили в молодости. Например, сестра Куини Уинтроп как раз из таких. Конечно, Гвендолин была реалисткой и знала, что жены чаще теряют мужей. Но иногда женщины умирают первыми. Например, ее мать умерла раньше отца. Конечно, он не женился потом на любви своей молодости, но мистер Икбол из «Хидерабад Эмпориум» так и поступил, встретив у мечети женщину из деревни, где жил пятьдесят лет назад. А теперь Эйлин умерла…
Стивен Ривз стал вдовцом. Вернется ли он к ней? Если бы она вышла замуж и муж ее умер, она бы искала Ривза. Они были так близки, и он не мог этого не понимать. Может, ей стоит что-то предпринять? Возможно, он стыдится или чувствует себя виноватым и боится взглянуть ей в глаза. Мужчины – такие трусы. Достаточно вспомнить, как брезговал профессор ухаживать за ее больной матерью.
Прошло полстолетия с тех пор, как она видела Стивена в последний раз. Но в современном мире гораздо проще искать людей, чем в дни ее молодости. Это как-то делают на компьютере. С помощью компьютера попадаешь в какую-то «сеть» или «паутину», и она все тебе рассказывает. На Лэдброук-гроув есть одно место, которые называется «интернет-кафе». Довольно долго Гвендолин думала, что там пьют кофе и едят булочки. Но Олив, глупо хихикая, объяснила, что к чему. Если Гвендолин пойдет в это кафе, сможет ли она найти Стивена Ривза после пятидесятилетней разлуки?
Она размышляла об этом всю дорогу домой. После того как доктор сказал ей, что она милая девушка и что он без ума от нее, она поднялась в спальню и принялась писать свое имя так, как оно звучало бы после свадьбы. Гвендолин Ривз или Г.Л. Ривз – так она бы подписывалась. Но на визитках она будет миссис Стивен Ривз. Миссис Стивен Ривз дома. Доктор и миссис Стивен Ривз благодарят вас за приглашение, но, к сожалению, вынуждены отказаться… Как выяснилось, все это было уготовано для Эйлин. Но теперь не стоит об этом беспокоиться, ведь Эйлин умерла. Гвендолин была уверена, что их брак не был счастливым, несмотря на «любимую жену». Возможно, когда Стивен и Эйлин ссорились, – а они, несомненно, ссорились часто, – он говорил ей, что зря женился.
– Я должен был жениться на Гвендолин, – должно быть, говорил он, – она была моей первой любовью.
Гвендолин никогда не показывала ему своих чувств. Женщине не пристало выражать свои чувства, но теперь все иначе. Он имеет право знать, что она чувствует. Возможно, он никогда этого не знал. Она должна ему об этом сказать, и тогда все будет хорошо.
Глава 7
Микс уже читал «Жертвы Кристи», но довольно давно – семь или восемь лет назад, когда начал собирать библиотеку имени Реджи. Конечно, он помнил это событие. Но ему все еще нравилось ходить по улицам Ноттинг-Хилла тех дней и прогуливаться по жизни самого известного серийного убийцы всех времен.
«Джон Реджинальд Холлидей Кристи переехал в Лондон в 1938 году», – читал Микс, поглощая завтрак.
Вместе с ним приехала его жена Этель. Реджинальд был интересным мужчиной, хотя, казалось бы, в каждом некрофиле должно быть что-то странное, если не сказать – отталкивающее. И дело не только в самом факте некрофилии, отвратительной любому нормальному человеку. Для того чтобы осуществить свое желание, страдающий этим отклонением (если у него нет доступа в морг) сначала убивает жертв.
С высоты двадцать первого века брак Кристи не был удачным. Через пять лет после свадьбы Этель бросила его и уехала в Шеффилд. Несколько лет они жили раздельно, после чего Кристи написал ей письмо с просьбой вернуться. После воссоединения семьи Этель все равно часто ездила к родственникам на север. Кристи работал киномехаником, рабочим, почтальоном, несколько раз сидел в тюрьме за кражу посылок. Отсидев за кражу машины у католического священника, с которым якобы подружился, Реджинальд отправился волонтером в аварийный резерв Лондонской полиции в тот год, когда вместе с женой переехал в Риллингтон-плейс, Ноттинг-Хилл, Лондон.
Очевидно, полиция не интересовалась его прошлым, а если интересовалась, то не нашла ничего серьезного. Так что в 1939 году он стал констеблем. Четыре года спустя, все еще будучи полицейским, он познакомился с девушкой, которая и стала его первой жертвой…
Микс неохотно поднял голову и заложил между страниц фломастер. Надо спешить – он обещал Даниле из «Шошана Спа», что приедет к десяти осмотреть пять тренажеров. Эта книга, написанная Чарльзом К. Дадли, была четвертой или пятой, что он прочел о Риллингтон-плейс. И тем не менее он с головой погрузился в нее, надеясь найти хоть одно упоминание о том, что Кристи посещал дома своих потенциальных жертв. Микс не помнил, писалось ли об этом в книгах.
Микс взял отгул на работе. Нет смысла приходить к Шошане до или после работы, поскольку Нерисса вряд ли могла появиться в это время. Микс читал, что модели просыпаются поздно, поскольку по вечерам заняты премьерами фильмов, клубами, вечеринками и прочим. Когда наступит счастливое время, мечтал он, они будут лежать вместе до полудня или еще позже. Служанка принесет завтрак не раньше одиннадцати, именно то, что он заказывал, – шампанское с апельсиновым соком, бутерброды с икрой и яйца-пашот.
Вернувшись к реальности, Микс осознал, что припарковаться негде. Он понял это еще до того, как добрался до места, – все было забито машинами. Наконец каким-то чудом он нашел свободный счетчик и заплатил сразу за два часа. Впрочем, место было не самым удобным – далековато от клуба. Напомнив себе, что пешие прогулки полезны для фигуры, ровно в десять Микс подошел к двери, отвел глаза от номера тринадцать и проскочил в лифт. Оглядев зал, он удостоверился, что Нериссы нет. Возможно, рановато для нее. Микс отметил, что Данила, несмотря на худобу и зашуганность, вполне ничего. Надо поближе познакомиться с нею и как-то это использовать.
– Мадам Шошана передала, чтобы вы не смотрели тренажеры, пока на них кто-то занимается, – сказала девушка.
– Конечно, – ответил он, – я знаю свое дело.
– А еще она просила не использовать масло или что-то в этом роде, а то клиенты могут испачкаться. Это ее слова, не мои.
– Я использую только невидимую обезжиренную смазку, – соврал Микс.
Он привез три приводных ремня и гаечные ключи. Клуб Шошаны работал не слишком давно, так что вряд ли тренажеры износились. Но на случай, если Данила получила указания проследить за ним, он подкрутил пару гаек и поправил руль на велосипедах, а затем уселся в угол почитать «Жертвы Кристи».
Данила была очень худой. Нерисса тоже, но то была худоба совершенно другого толка – у нее кости не торчали. У Данилы было птичье лицо: нос-клювик и крохотный подбородок. Но зато красивые ноги и великолепные черные волосы. Он отчаялся дождаться Нериссу. Было уже четверть двенадцатого, пора возвращаться к машине. Отбуксировка машины за неуплату стоянки – не слишком радужная перспектива.
Данила сидела за стойкой, попивая кофе без сливок.
– Еще одна чашечка найдется? – поинтересовался Микс.
– Да, только никому не говори, хорошо?
Она исчезла где-то в задней части клуба и вернулась с кофе, кувшинчиком молока и сахаром в маленьких пакетиках.
«Джон Реджинальд Холлидей Кристи переехал в Лондон в 1938 году», – читал Микс, поглощая завтрак.
Вместе с ним приехала его жена Этель. Реджинальд был интересным мужчиной, хотя, казалось бы, в каждом некрофиле должно быть что-то странное, если не сказать – отталкивающее. И дело не только в самом факте некрофилии, отвратительной любому нормальному человеку. Для того чтобы осуществить свое желание, страдающий этим отклонением (если у него нет доступа в морг) сначала убивает жертв.
С высоты двадцать первого века брак Кристи не был удачным. Через пять лет после свадьбы Этель бросила его и уехала в Шеффилд. Несколько лет они жили раздельно, после чего Кристи написал ей письмо с просьбой вернуться. После воссоединения семьи Этель все равно часто ездила к родственникам на север. Кристи работал киномехаником, рабочим, почтальоном, несколько раз сидел в тюрьме за кражу посылок. Отсидев за кражу машины у католического священника, с которым якобы подружился, Реджинальд отправился волонтером в аварийный резерв Лондонской полиции в тот год, когда вместе с женой переехал в Риллингтон-плейс, Ноттинг-Хилл, Лондон.
Очевидно, полиция не интересовалась его прошлым, а если интересовалась, то не нашла ничего серьезного. Так что в 1939 году он стал констеблем. Четыре года спустя, все еще будучи полицейским, он познакомился с девушкой, которая и стала его первой жертвой…
Микс неохотно поднял голову и заложил между страниц фломастер. Надо спешить – он обещал Даниле из «Шошана Спа», что приедет к десяти осмотреть пять тренажеров. Эта книга, написанная Чарльзом К. Дадли, была четвертой или пятой, что он прочел о Риллингтон-плейс. И тем не менее он с головой погрузился в нее, надеясь найти хоть одно упоминание о том, что Кристи посещал дома своих потенциальных жертв. Микс не помнил, писалось ли об этом в книгах.
Микс взял отгул на работе. Нет смысла приходить к Шошане до или после работы, поскольку Нерисса вряд ли могла появиться в это время. Микс читал, что модели просыпаются поздно, поскольку по вечерам заняты премьерами фильмов, клубами, вечеринками и прочим. Когда наступит счастливое время, мечтал он, они будут лежать вместе до полудня или еще позже. Служанка принесет завтрак не раньше одиннадцати, именно то, что он заказывал, – шампанское с апельсиновым соком, бутерброды с икрой и яйца-пашот.
Вернувшись к реальности, Микс осознал, что припарковаться негде. Он понял это еще до того, как добрался до места, – все было забито машинами. Наконец каким-то чудом он нашел свободный счетчик и заплатил сразу за два часа. Впрочем, место было не самым удобным – далековато от клуба. Напомнив себе, что пешие прогулки полезны для фигуры, ровно в десять Микс подошел к двери, отвел глаза от номера тринадцать и проскочил в лифт. Оглядев зал, он удостоверился, что Нериссы нет. Возможно, рановато для нее. Микс отметил, что Данила, несмотря на худобу и зашуганность, вполне ничего. Надо поближе познакомиться с нею и как-то это использовать.
– Мадам Шошана передала, чтобы вы не смотрели тренажеры, пока на них кто-то занимается, – сказала девушка.
– Конечно, – ответил он, – я знаю свое дело.
– А еще она просила не использовать масло или что-то в этом роде, а то клиенты могут испачкаться. Это ее слова, не мои.
– Я использую только невидимую обезжиренную смазку, – соврал Микс.
Он привез три приводных ремня и гаечные ключи. Клуб Шошаны работал не слишком давно, так что вряд ли тренажеры износились. Но на случай, если Данила получила указания проследить за ним, он подкрутил пару гаек и поправил руль на велосипедах, а затем уселся в угол почитать «Жертвы Кристи».
Данила была очень худой. Нерисса тоже, но то была худоба совершенно другого толка – у нее кости не торчали. У Данилы было птичье лицо: нос-клювик и крохотный подбородок. Но зато красивые ноги и великолепные черные волосы. Он отчаялся дождаться Нериссу. Было уже четверть двенадцатого, пора возвращаться к машине. Отбуксировка машины за неуплату стоянки – не слишком радужная перспектива.
Данила сидела за стойкой, попивая кофе без сливок.
– Еще одна чашечка найдется? – поинтересовался Микс.
– Да, только никому не говори, хорошо?
Она исчезла где-то в задней части клуба и вернулась с кофе, кувшинчиком молока и сахаром в маленьких пакетиках.