Ренделл Рут. Застигнутый врасплох

   – А вот кандидат на третью сторону нашего треугольника. – Вексфорд указал на теплицу.
   – Шон Ловелл? – Бердену явно не нравилось предположение шефа и все, что из этого следовало, и он сердито нахмурился. – Садовник? Послушайте, ему не больше двадцати, а она… Неслыханное дело!
   – Глупости, – отмахнулся Вексфорд. – Такое происходит сплошь и рядом. Даже ты, если и не читал, должен был слышать о леди Чаттерлей^[11].
   – Так это книга. – Берден обрадовался, что старший инспектор обратился к литературе, а не к реальной жизни за примером того, что сам он считал чудовищным извращением. – Должно быть, там холодно. Думаю, из-за ветра.
   – Мы укроемся от холода в теплице.
   Шон Ловелл открыл им дверь, и они очутились в атмосфере жарких и влажных тропиков. С крыши свисали корзины с бледными орхидеями, зелеными и лимонно-розовыми, а на стеллажах выстроились ряды кактусов с мясистыми, похожими на лилии цветками. Ароматная влага конденсировалась на холодном стекле, и отовсюду доносился приглушенный звук капели.
   Благоухание, жара и яркие краски придавали Шону довольно экзотический вид. Черные как вороново крыло волосы и золотистая кожа намекали на итальянскую или греческую кровь, хотя, скорее всего, достались от цыганских предков. «Вместо джинсов и свитера ему больше подошли бы рубашка с отложным воротником и бриджи как у пирата, – подумал Вексфорд, – а еще красная бандана на голове и золотая серьга в ухе».
   – Она была очень милой, настоящая леди, – хрипло произнес Шон и резким движением оторвал мясистый лист зигокактуса. – Такая внимательная и заботливая. И именно ее убили. Как говорит моя старуха, хорошие люди всегда умирают молодыми.
   – Миссис Найтингейл была не так уж молода, Ловелл.
   На оливковых щеках юноши проступил яркий румянец.
   – Всего лишь около тридцати. – Он прикусил губу. – Это же не старость.
   Вексфорд не стал возражать. Элизабет Найтингейл тратила столько сил и финансов на свои кремы и средства для подтяжки лица, что теперь, когда она умерла, было бы неблагородно развеивать иллюзии ее поклонников.
   – Я бы хотел знать о том, что ты делал вчера вечером. В котором часу ушел отсюда и куда направился?
   – Закончил в пять, – угрюмо сказал Ловелл. – Пришел домой к чаю. Я живу в деревне вместе с матерью. Выпил чай и весь вечер смотрел телик.
   – У тебя есть девушка?
   Вместо прямого ответа парень бросил на Вексфорда хитрый взгляд, сделавшись похожим на греческого пирата.
   – Вы видели здешних девушек? По вечерам я смотрю телик или еду в город и слушаю музыкальный автомат в «Карусели». Что еще можно делать в этой дыре?
   – Вопросы здесь задаю я, понятно, Ловелл? Значит, ты все время смотрел телевизор, а потом лег спать?
   – Точно. Больше не выходил из дома. Можете спросить мою старуху.
   – Какие передачи ты смотрел?
   – Сначала «Поп-ревю», потом голливудский мюзикл, до десяти.
   – Ты лег спать в десять?
   – Не помню. Я не помню, что смотрел и когда лег спать. С чего бы? Кажется, мы смотрели телик и после десяти. Да, это был Сэмми Дэвис-младший^[12], вот кто. – Смуглое лицо юноши вдруг озарилось почти религиозным восторгом. – Господи, как я хочу стать таким, как он. – Наткнувшись на холодный взгляд Вексфорда, он опустил глаза и пробормотал скороговоркой: – Мне нужно идти. Работа ждет. Старик Уилл будет ругаться.
   Он проскользнул мимо Вексфорда и обратился в бегство, задев колючие кактусы. Внезапно в дверях появилась миссис Кэнтрип.
   – Обед ждет на кухне, Шон. Я тебя всюду искала. Поторопись, а то совсем остынет.
   Воспользовавшись предлогом, Шон выскочил из теплицы и, увидев, что никто его не останавливает, бегом направился к кухне.
   – Странно, – сказал Вексфорд. – Вчера вечером по телевизору действительно должны были показывать Сэмми Дэвиса, но в последний момент передачу отменили. Вместо нее поставили какой-то старый фильм. – Он похлопал Бердена по плечу. – Иди пообедай, Майк. Я присоединюсь к тебе, когда смогу.
   Он проводил Бердена взглядом, затем почти бегом нагнал миссис Кэнтрип.
   – В доме есть еще жильцы или работники, с которыми я не беседовал?
   – Нет, сэр.
   Судя по ее виду, экономка еще не оправилась от шока и бразды правления норовили выскользнуть из ее рук.
   – Хотите перекусить? – робко поинтересовалась она. – Вместе с другим джентльменом из полиции?
   – Нет, благодарю вас. – Вексфорд поддержал ее под локоть, помогая подняться по ступенькам террасы. – Но вы можете мне кое-что рассказать. У миссис Найтингейл были друзья? Кто приезжал в поместье?
   Казалось, миссис Кэнтрип была польщена и горда тем, что ее считают ценным работником, пользующимся доверием хозяев.
   – Миссис Найтингейл была не из тех женщин, сэр, что весь день сплетничают или болтают по телефону. Дамы, которые к ней приезжали, всегда были заняты делом, устраивали ярмарки, любительские состязания по конному спорту – вы понимаете, о чем я. Еще… – В ее голосе появилась печальная торжественность. – Еще, сэр, на ужин приезжали их друзья, сэр Джордж и леди Ларкин-Смит, мистер и миссис Праймеро, местная знать.
   – А джентльмены? Не смущайтесь, миссис Кэнтрип. В наше время у леди могут быть друзья-мужчины без… всякого такого.
   Экономка решительно покачала головой.
   – Ее друзья были их общими друзьями, сэр, – сказала она и с некоторой долей сарказма прибавила: – Что еще вы хотите узнать?
   – Только одну вещь. О стирке белья. В чьи обязанности входит менять белье в этом доме, всякие… простыни и полотенца?
   – В мои, сэр, – удивилась миссис Кэнтрип.
   – А сегодня утром вы не забирали мокрых полотенец из ванной мистера Найтингейла?
   – Нет, сэр, точно не забирала. Сегодня утром мне было не до работы – это факт. – Миссис Кэнтрип гордо вскинула голову. – Кроме того, сегодня не тот день. Я меняю постельное белье утром в понедельник, а полотенца – в понедельник и в четверг. Уже много лет, с тех пор как я здесь работаю.
   – А не мог ли кто-то другой… – осторожно предположил Вексфорд.
   – Не мог, – отрезала миссис Кэнтрип. – Грязное белье складывается в корзину на кухне, и сегодня к ней никто не приближался. Могу поклясться. А теперь, сэр, прошу извинить, но мне нужно подавать ленч. Вряд ли мистер Найтингейл захочет есть, но я должна, как обычно, отправить поднос с едой мистеру Виллерсу… Боже милосердный! Мистер Виллерс! Я совсем забыла о мистере Виллерсе!
   Вексфорд смотрел на нее во все глаза.
   – Вы хотите сказать, что в доме живет шурин мистера Найтингейла?
   – Не то чтобы живет, сэр. – Глаза экономки по-прежнему были вытаращены, красная рука замерла, прижатая к щеке. – Он приезжает каждое утро и сочиняет свои книги в Старом доме. О, сэр, мне кажется, ему никто не сказал!
   – Мистер Виллерс должен был видеть, какая тут суматоха.
   – Нет, сэр. Из-за тех деревьев из Старого дома ничего не разглядишь – и снаружи тоже. Я должна пойти и сказать ему. И, слава богу, они не были особенно близки. Одно хорошо – ему будет легче перенести.
   Миссис Кэнтрип поспешила из кухни почти бегом. Вексфорд смотрел, как она скрылась под аркой живой изгороди, над которой нависали ветки липы с уже тронутыми желтизной листьями. Над ними виднелась пологая крыша Старого дома и голубое небо с белыми пятнами облаков.
   Старший инспектор выждал пять минут, потом, повторяя путь миссис Кэнтрип, зашагал по дорожке, которая привела его на маленький мощеный дворик с небольшим квадратным прудом в центре. В темной прозрачной воде под плоскими блестящими островками листьев лилий плавал карп.
   Дворик утопал в густой тени окружавших его деревьев. Их корни высосали все соки из узких бордюров, на которых ничего не росло, кроме чахлых, лишенных цветов растений, отчаянно и безнадежно тянущихся вверх в надежде выбраться на солнце. Вероятно, миссис Кэнтрип вошла в старинный дом – на взгляд Вексфорда, ему было не меньше четырехсот лет – через распахнутую настежь дверь из красильного дуба. Рядом со ступеньками стояла черная металлическая скребница для обуви в виде петуха с расправленными крыльями. Скользнув взглядом поверх окон, решетки на которых были увиты плющом, Вексфорд заметил его собрата, примостившегося на флюгере.
   Входя в Старый дом, он понял, что ветер стих.

Глава 4

   Помещение, в котором оказался Вексфорд, очевидно, использовалось как кладовая. У стен были сложены пирамидки березовых поленьев, пустые полки над ними ждали нового урожая яблок и груш. Повсюду царили чистота и порядок.
   Другой комнаты на первом этаже не было, впрочем, как и признаков присутствия мистера Дэниса Виллерса, и Вексфорд стал подниматься по лестнице. Дубовые ступени привели его к наклонному проходу в толстой стене, напоминавшему туннель. Из-за единственной двери в дальнем конце слышались тихие голоса. Инспектор постучал. Миссис Кэнтрип приоткрыла дверь и прошептала:
   – Я сказала ему. Вам от меня еще что-нибудь нужно?
   – Нет, благодарю вас, миссис Кэнтрип.
   Экономка вышла; лицо ее было пунцовым. Когда она покидала дом, полутьму нижней комнаты прорезал луч света. Помедлив немного, Вексфорд переступил порог кабинета Виллерса.
   Преподаватель древних языков не поднялся из-за письменного стола, а лишь повернул к Вексфорду мрачное, застывшее лицо и произнес:
   – Доброе утро, старший инспектор. Чем могу быть полезен?
   – Это неприятно, мистер Виллерс, но я вас долго не задержу. Несколько вопросов, если не возражаете.
   – Разумеется. Может, присядете?
   Вексфорд огляделся. Большая, довольно холодная комната, с темными деревянными панелями на стенах. Маленькие окна заслоняют пучки листьев. На полу – квадратный ковер. Мебель – диван с набивкой из конского волоса, два викторианских кресла с кожаными сиденьями, стол с раздвижными ножками и откидной крышкой – вероятно, отслужил свое в главном особняке. Письменный стол Виллерса был завален листами бумаги, раскрытыми справочниками, жестяными коробочками из-под скрепок, пустыми сигаретными пачками. С одного краю примостилась стопка новеньких книг, одинаковых, таких же, как Вексфорд видел на прикроватном столике Найтингейла: «Влюбленный Вордсворт» Дэниса Виллерса, автора «Вордсворт в Грасмире» и «Нет ничего прекрасней».
   Прежде чем сесть, Вексфорд взял верхнюю книгу из стопки, точно так же, как брал книгу в спальне, но на этот раз не пролистал, а перевернул, чтобы рассмотреть портрет Виллерса на последней странице суперобложки. Удачный снимок, сделанный несколько лет назад.
   Мужчине, который сидел перед ним, бесстрастно наблюдая за этими манипуляциями, на вид было около пятидесяти. «Когда-то, – подумал Вексфорд, – он был белокур и хорош собой, очень похож на убитую сестру, но время или, возможно, болезнь не оставили и следа от былой красоты. Да, скорее всего, болезнь. Такими бывают люди, умирающие от рака». Вексфорд помнил: их лица выглядят изможденными, кожа высыхает и сморщивается, приобретает желтовато-серый оттенок, голубые глаза выцветают, становясь блекло-серыми. В Виллерсе поражали болезненная худоба и абсолютно бескровные губы.
   – Я понимаю, какое это для вас потрясение, – начал Вексфорд. – Сожалею, что никто вам не сообщил новость раньше.
   Тонкие бесцветные брови Виллерса слегка приподнялись. Лицо было недовольным и надменным.
   – Откровенно говоря, – произнес он, – не вижу большой разницы. Мы с сестрой не испытывали друг к другу особой привязанности.
   – Могу я спросить почему?
   – Можете, и я вам отвечу. Причина в том, что у нас не было ничего общего. Моя сестра была пустоголовой, легкомысленной женщиной, а я… ну, меня не назовешь пустоголовым, легкомысленным мужчиной. – Виллерс опустил взгляд на пишущую машинку. – Тем не менее полагаю, работать сегодня было бы не очень прилично, правда?
   – Насколько мне известно, вы с женой провели вчерашний вечер в Майфлит Мэнор, мистер Виллерс?
   – Совершенно верно. Играли в бридж. В половине одиннадцатого мы откланялись, поехали домой и легли спать.
   Виллерс говорил резко и отрывисто, в его голосе чувствовалось раздражение, готовое прорваться в любую минуту. Он закашлялся и прижал ладонь к груди.
   – У меня бунгало около Кластервела. Дорога отсюда вчера вечером заняла около десяти минут. Мы с женой сразу же легли спать.
   Очень складно и кратко, подумал Вексфорд. Возможно, отрепетировано заранее.
   – Какой показалась вам вчера сестра? Такой же, как обычно? Или была чем-то взволнована?
   Виллерс вздохнул. Скорее устало, чем печально, решил Вексфорд.
   – Точно такой же, как всегда, старший инспектор. Щедрая хозяйка дома, всеобщая любимица. Бридж у нее всегда отвратителен, но вчера был не хуже и не лучше обычного.
   – Вы знали о ее ночных прогулках по лесу?
   – Я знал о ее ночных прогулках в парке. Вероятно, ей хватило глупости пойти дальше, и вот чем все закончилось.
   – Именно поэтому известие о ее смерти вас не удивило?
   – Напротив, очень удивило. И, естественно, потрясло. Но теперь, по зрелом размышлении, это не кажется мне таким уж странным. Одинокая женщина, прогуливающаяся в безлюдных местах, может стать жертвой убийцы. По крайней мере, мне так говорили. Газет я не читаю. Такого рода истории меня не интересуют.
   – Вы ясно дали понять, что не любили сестру. – Вексфорд окинул взглядом большую, тихую комнату. – Но в таком случае странно видеть вас в числе тех, кто пользовался ее щедростью.
   – Я пользовался щедростью зятя, старший инспектор.
   Побледнев от гнева или иных непонятных Вексфорду чувств, Виллерс вскочил с кресла.
   – Желаю вам доброго утра. – Он распахнул дверь, выходившую прямо в черную пасть лестницы.
   Вексфорд встал и направился к выходу. Посреди комнаты он вдруг остановился и в изумлении посмотрел на Виллерса. Тот и раньше выглядел хуже некуда – больным, похожим на труп. Но теперь его лицо стало абсолютно белым, лишившись даже своего серовато-желтого оттенка.
   Встревоженный, Вексфорд бросился к нему. Виллерс издал какой-то тихий, странный звук и без чувств упал инспектору на руки.
 
   – Итак, что мы имеем, – сказал доктор Крокер, судмедэксперт и приятель Вексфорда. – Элизабет Найтингейл была отлично питавшейся и очень хорошо сохранившейся женщиной лет сорока.
   – Сорока одного, – уточнил Вексфорд, снимая плащ и вешая его на крючок за дверью кабинета. – В углу письменного стола его ждали присланные из буфета две порции сэндвичей с говядиной и термос с кофе. Он уселся в большое вращающееся кресло и, с сомнением посмотрев на верхний сэндвич, который начал загибаться по краям, со вздохом принялся за него.
   – Причиной смерти, – продолжил врач, – стал проломленный череп и многочисленные повреждения мозга. Как минимум дюжина ударов, причем не очень тупым металлическим предметом. То есть это не топор или нож, но нечто с острыми краями, в отличие, например, от трубы или кочерги. Смерть наступила – ну, ты знаешь, точное время указать очень сложно, – скажем, между одиннадцатью и часом ночи.
   Берден сидел у стены. Над его головой висела официальная карта района Кингсмаркхэм, на которой темный массив Черитонского леса был похож на силуэт приготовившегося к прыжку кота.
   – Осмотр сада и леса пока результатов не дал, – сообщил он. – Как вы думаете, что это могло быть за орудие?
   – Это не входит в мои обязанности, Майк, старина.
   Крокер подошел к окну и посмотрел вниз, на Хай-стрит. Возможно, знакомый вид показался ему скучным, потому что он дыхнул на стекло и принялся пальцем рисовать какой-то узор, похожий на схему органов дыхания человека.
   – Понятия не имею. Может, металлическая ваза или даже кухонная утварь. Декоративная пепельница, каминные щипцы или пивная кружка.
   – Думаешь? – презрительно фыркнул Вексфорд, не прекращая жевать. – Парень идет в лес, чтобы убить женщину, вооружившись взбивалкой для яиц или кастрюлей, так? Или малый видит свою жену, которая крутит любовь с другим мужчиной, хватает резную серебряную вазу, которая случайно оказалась у него в кармане, и лупит супругу по голове этой вазой?
   – Не хочешь ли ты сказать, – врач был шокирован, – что в числе подозреваемых у тебя значится и Квентин Найтингейл, один из столпов нашего общества?
   – Но ведь он тоже человек, правда? И тоже подвержен страстям. Честно говоря, я бы поставил на ее брата, этого Виллерса. Только он выглядит настолько больным, будто не способен управиться с ножом и вилкой, не говоря уже о том, чтобы трахнуть кого-нибудь сковородкой.
   Вексфорд доел сэндвичи и снял крышку с термоса. Потом глотнул кофе и задумчиво посмотрел на доктора.
   – Я говорил с Виллерсом. Помимо всего прочего, он выглядел очень больным человеком. Желтая кожа, дрожащие руки и все такое. А когда я уходил, он упал в обморок. Сначала мне показалось, что Виллерс умер, однако вскоре он пришел в себя, и я отвел его в особняк.
   – Виллерс мой пациент. – Крокер стер рисунок ладонью, открыв Вексфорду любимый пейзаж из старинных крыш и старых сассекских деревьев. – Найтингейлы лечатся частным образом у какой-то большой шишки, но Виллерс уже много лет наблюдается у меня.
   – И ты, – желчно произнес Вексфорд, – будучи истинным жрецом медицинской веры, намерен свято хранить его диагноз в своем гиппократовском чреве.
   – Конечно – было бы что хранить. Дело в том, что он так же здоров, как ты.
   Крокер окинул взглядом массивное тело Вексфорда, посмотрел на красные прожилки у него на лбу.
   – Даже здоровее, – серьезно прибавил он.
   Вексфорд не без труда втянул живот и выпрямился в кресле.
   – Удивительное дело. Я подумал, что у него рак; но должно быть, некая душевная мука «снедает жар его ланит»^[13]. Вроде угрызений совести. Сколько ему лет?
   – Ну… – Доктор Крокер поерзал.
   – Эй, брось. Возраст мужчины – это не то, в чем он признается только за стерильной зеленой ширмой какого-нибудь шарлатана психиатра.
   – Ему тридцать восемь.
   – Тридцать восемь! А выглядит на десять лет старше и очень больным. Господи, да по сравнению с ним Майк просто подросток.
   Две пары внимательных глаз уставились на Бердена, который скромно отвел взгляд, при этом немного красуясь.
   – Не знаю, почему ты настаиваешь, что он болен. Просто много работает, вот и все. В любом случае он не выглядит таким уж больным или старым.
   – Сегодня выглядел, – возразил Вексфорд.
   – Шок, – предположил доктор. – А чего ты ждешь от человека, который только что узнал о смерти сестры?
   – Именно этого и жду, если не считать, что он, похоже, ее смертельно ненавидел. Ты бы слышал, как любящий брат о ней отзывался. Такого неприятного субъекта, как Виллерс, мне уже давненько не попадалось… Ладно, Майк, за дело. Мы должны навестить нескольких дам, которые под воздействием твоей сексуальности и – не побоюсь этого слова – юношеского очарования растают и расскажут все, что нам нужно.
   Втроем они спустились в лифте, и на ступеньках участка доктор распрощался с инспекторами. Ветер совсем стих, но Хай-стрит была усыпана мусором, который оставила после себя буря: сломанные ветки, крохотное пустое гнездо зяблика, сброшенное с высокого дерева, черепица со старых крыш.
   Брайант выехал из города по дороге на Помфрет, а затем на развилке свернул налево к Майфлит Мэнор. Они проехали мимо Кингсмаркхэмской средней классической школы для мальчиков, больше известной как «заведение для сыновей йоменов^[14], горожан и высших сословий, основанное королем Эдуардом Шестым». На летние каникулы вышеозначенные сыновья разъехались, и тюдоровский особняк из бурого кирпича выглядел непривычно заброшенным и аккуратным. Пять лет назад сзади и слева к основному зданию пристроили большое новое крыло – уродину, как называли его реакционеры, – поскольку в последнее время число йоменов и горожан угрожающе возросло, чего нельзя было сказать о высших сословиях.
   Здание школы отличалось благородством и изяществом, присущим всем старинным домам, и большинство родителей в Кингсмаркхэме стремились пристроить туда своих отпрысков, решительно отвергая качество образования и удобства единой средней школы в Стовертоне. Кому нужна великолепная научная лаборатория из стекла и стали, зал с батутами или построенный по олимпийским стандартам бассейн, когда можно хвастаться знакомством с древними воротами и стертыми каменными ступенями, на которые ступала (правда, всего один раз) нога сына Генриха Восьмого? Кроме того, если ваш мальчик посещает Королевскую школу, как все ее называют, можно делать вид, что он учится в привилегированном частном заведении, умалчивая, что школа государственная.
   Берден, чей сын поступил сюда годом раньше, выдержав сложный экзамен, несколько похожий на тот, что сдают по окончании начальной школы, сказал:
   – Здесь преподает Виллерс.
   – Латынь и греческий, если я не ошибаюсь?
   Берден кивнул.
   – У Джона латынь. Кажется, греческий изучают в старших классах. Джон говорит, что Виллерс часто работает после занятий, сидит в библиотеке. Это в новом крыле.
   – Собирает материал для своих книг?
   – Наверное. В школе замечательная библиотека. Я мало что в этом понимаю, но был там на дне открытых дверей, и она произвела на меня громадное впечатление.
   – Джону он нравится?
   – Вы же знаете этих мальчишек, сэр, – сказал Берден. – Маленькие чертенята называют его Старой римской виллой. Он умеет призвать их к порядку, я бы так выразился. – Отец, лишь сегодня утром откупившийся от сына полукроной, многозначительно прибавил: – Если хотите знать мое мнение, с этими мальчишками нужно быть построже.
   Мысленно усмехнувшись, Вексфорд сменил тему.
   – Меня интересуют ответы на три главных вопроса, – сказал он. – Почему Квентин Найтингейл принимал ванну в пять утра? Или почему делает вид, что принимал? Почему Шон Ловелл сказал, что вчера вечером смотрел по телевизору передачу, которую отменили в последнюю минуту? Почему Элизабет Найтингейл прекрасно ладила со всеми, кроме единственного брата?
   – И почему, если уж на то пошло, у нее не было близких друзей?
   – Возможно, были. Мы должны выяснить. Вот и Кластервел. Майк, ты случайно не знаешь, где бунгало Виллерсов?
   Берден выпрямился и принялся смотреть в окно.
   – Оно за границей деревни, ближе к Майфлиту. Дальше, еще минуту… Притормози, Брайант. Вот, сэр, немного на отшибе.
   Слегка нахмурившись, Вексфорд окинул взглядом отдельно стоящее бунгало. Приземистый дом с двумя входами и двумя низкими фронтонами с эркерными окнами.
   – Надо бы покрасить, – констатировал Берден, вспоминая свой симпатичный, почти полностью обновленный домик. – Прямо халупа какая-то. И приличный гараж Виллерс мог бы уж себе позволить.
   Палисадник представлял собой сплошные заросли астр, причем одного цвета. С одной стороны дома длинная цементная дорожка, вся в трещинах и ямах, вела к сборному асбестовому гаражу с крышей из рубероида.