Вот еще одна гравюра того же автора, на которой колдунья представлена в таком же состоянии, с той лишь разницей, что припадок совершается иначе, и присутствующим стоит ужасных усилий удержать несчастную, которая пытается выброситься в окно. Затем у этого же автора мы находим колдунью, которая падает на пол во время семейного совещания. Обратите внимание на то, как у нее отведены назад кисти рук. Это — характерный признак, к которому я вскоре возвращусь.
Особенно часто подобные припадки беснования случались во время проповедей и церковных обрядов. Привожу еще одну гравюру, заимствованную у Палинга, на которой изображен припадок, начавшийся в самой церкви, в то самое время как проповедник трактует о власти демона.
Внимательно ознакомившись с описаниями припадков, можно сделать вывод о том, что сведение членов у бесноватых могло достигать необычайной степени. Посмотрите на эту старинную картинку на ней изображен несчастный, стоящий на голове вверх ногами, который вызывает изумление у всех присутствующих. Других сводило в виде дуги: они опирались лишь на затылок и на пятки, затем ими овладевали конвульсии, во время которых их подбрасывало вверх. Завершался припадок бредом и рвотой.
Перехожу к очень важному явлению в колдовстве, а именно к ряду вызванных (provoquees) галлюцинации, подавших повод к появлению представлений о шабашах ведьм. Из зависти к Богу дьявол задумал, подобно ему, раз в неделю собирать своих приверженцев. С этой целью он учредил шабаш, на котором в искаженном виде совершаются все церковные обряды.
Существует два главных шабаша — малый и большой. Вся разница между ними заключается лишь в том, что на большой шабаш собираются колдуньи всего округа. Это сборище обычно происходит ночью в пустынной местности заросшей вереском, на покинутом кладбище, вокруг виселицы, развалин замка или монастыря. Чтобы попасть туда, ведьмы пользуются весьма простым средством — дьявол вручил колдунье специальную мазь, приготовленную из печени детей, умерших некрещеными. Колдунье достаточно намазать себе тело этой мазью, произнести магические слова и сесть верхом на помело, чтобы тотчас же полететь по воздуху. По общему мнению, в состав этих мазей входил сок паслена, мандрагоры и белладонны, обладающих свойством вызывать продолжительные и связные галлюцинации.
Взгляните на гравюру XVIII века — на ней изображена колдунья, намазывающая тело, в то время как другая уже вылетает из трубы верхом на палке. Иногда колдунья просто призывала своего демона, тот сажал ее себе на плечи и летел с ней. Нечто подобное изображено на гравюре заимствованной нами из "Богословского Трактата", написанного в XVI веке преподобным отцом Гуачиусом.
Во время пути колдуньи защищали себя от дождя какими-нибудь магическими словами. Посетители шабаша подвергались предвари тельному осмотру, они должны были доказать, что носят на теле печать Сатаны. Затем, оказавшись на шабаше, надлежало совершить поклонение Сатане, как председателю собрания. Он сидел на троне, не переряженный и не переодетый, причем голова и ноги у него были козлиные (старинное предание о боге Пане). Кроме того, его украшал громадный хвост и крылья, как у летучей мыши. Впрочем, иногда он принимал и другой облик (ведь галлюцинации у всех колдуний не могли совпадать), и тогда он являлся в виде осла, большого кипариса, черного кота и т. д.
На шабаше все происходило наизнанку. Сатане отвешивали низкие поклоны, но только повернувшись к нему спиной, затем торжественно отрекались от Бога, Богородицы, Святых и посвящали себя Сатане. Привожу старинные гравюры XVI века, на которых изображены эти различные эпизоды. Но Сатана шел еще дальше — он крестил вновь обращенного, издеваясь над истинным таинством крещения, и принуждал каждого наступать на крест. Далее все колдуны, вооруженные факелами, образовывали круг и танцевали, повернувшись спиной друг к другу. Ровно в полночь все падали ниц перед своим повелителем. Это была минута наивысшего поклонения. После этого начиналось пиршество. Самая старая колдунья, царица шабаша, садилась рядом с Сатаной, и все собирались вокруг трапезы. Особенно много тут поедалось жаб, трупов, печенок и сердец детей, умерших некрещеными. После пира возобновлялись танцы, причем сам Сатана не прочь был принять в них участие или же исполнять роль оркестра.
Мария Девин, бедная девушка, сожженная в Валансьене, рассказывала, что она слышала, как Сатана однажды пел комическую песню. Танцы были в высшей степени циничны, и мне приходится всех любопытствующих отослать за сведениями о подробностях к оригинальным авторам, писавшим почти исключительно по-латыни.
В конце шабаша происходила черная обедня.Сатана, облаченный в черную ризу, восходил на алтарь и пародировал обедню, повернувшись спиной к Св. Дарохранительнице. Это служило всеобщим посмешищем — в момент возношения Св. Даров он предлагал для поклонения свеклу или крупную красную морковь. После этого толпа вновь принималась плясать до появления зари и пения петухов, тогда все исчезало и присутствующие разлетались, как стая ночных птиц, спугнутых наступлением дня. На обратном пути колдунья выбрасывала свои мази и яды на жатву своих врагов. Если путь был очень дальний, то Сатана превращал колдунью в какое-нибудь заурядное домашнее животное, чтобы она могла таким образом возвратиться домой незамеченной.
Сообщенные мною факты могли показаться читателю странными и даже смешными — нельзя не изумляться тому, что человеческий ум мог дойти до подобных заблуждений, а эпидемическое и заразительное безумие — довести несчастных галлюцинатов до признания себя виновными в тех странных преступлениях, о которых я только что говорил. Но что могло показаться еще более странным, так это приемы, которые использовали суды по отношению к колдуньям. Я бы воздержался от этих подробностей, если бы они не содержали важных с медицинской точки зрения сведений.
Колдовство считалось исключительным преступлением, вот почему к нему не могли быть применены общие юридические следственные инструкции. Булла папы Иннокентия VIII запрещает обвиняемому иметь даже защитника. Иногда судилище, призванное рассмотреть процесс о колдовстве, состояло исключительно из светских лиц. Это часто практиковалось в Валансьене, где было сожжено множество колдуний. В других случаях персонал суда был смешанным и состоял наполовину из духовных, наполовину из светских лиц, обыкновенно же там заседали только духовные лица. Как правило, на колдунью или женщину, обвиняемую в чародействе, поступал донос от ее близких. Они видели, как та бродила ночью, или зашла к соседке, у которой после того внезапно умер ребенок, или заглянула в стойло, в котором вскоре заболела скотина, или же в тот день, когда ее видели стоящей возле лужи, выпал град. Кроме того, они слышали, как она билась дома — ее муж или дети сообщали о припадках, во время которых у нее изо рта шла пена и она извивалась, принимая необычайные положения. Ввиду доноса судьи рассматривали улики, которые были призваны убедить их в виновности лица, на которое он был направлен.
Первой уликой служило само имя заподозренной женщины, хотя, по-видимому, трудно поверить в то, чтобы имя обвиняемой могло свидетельствовать против нее. Особенно убедительной уликой, по сообщению судьи Дель-Рио, служили имена вроде Рауеn (язычник), Sarrazin (сарацин), Bucher (костер), Verdelet (золотой подорожник) и пр.
Во-вторых, бледность, нечистоплотность, объяснявшаяся частыми превращениями в животных, пол (на одного колдуна приходилась тысяча ведьм), эксцентричная одежда — все это становилось весьма серьезными уликами против злосчастных обвиняемых. Суд отдавал приказ арестовать колдунью. Сбиры стерегли ее на углу улицы и набрасывались на жертву сзади, из опасения перед ее плевками и порошками, которые она могла на них бросить, после чего их ждала бы неминуемая гибель. После этого ее вели к судьям и втайне допрашивали.
Я позаимствую у человека, гордившегося тем, что он сжег на своем веку более тысячи ведьм, а именно у Богэ, сведения о судебной процедуре, применявшейся к этим несчастным. Извлекаю несколько статей:
"Не следует строго придерживаться обыкновенных юридических форм против колдуний, простого подозрения достаточно для оправдания ареста. Если обвиняемая опускает глаза или бормочет в сторону, то это — серьезная улика. Не следует разрешать обвиняемой посещение бани: епископ Трирский признает это грехом. Если обвиняемая не сознается, то надо посадить ее в тесную тюрьму. Ее разрешается пытать даже в праздничный день. Если общественное мнение указывает на обвиняемую как на колдунью, то она — действительно колдунья. Сын может давать показания против отца. Преступник, подвергнувшийся наказанию, может быть свидетелем по делу о колдовстве. Малолетние тоже могут давать показания. Разногласие в показаниях не должно приниматься за доказательство невиновности обвиняемого, если все свидетели объявляют его колдуном. Он приговаривается к костру, причем колдунов перед сожжением следует душить, а волков-оборотней — сжигать живьем. Приговор может быть справедлив, несмотря на отсутствие доказательств, если человек навлек на себя подозрение".
И я еще пропустил самые блестящие из этих статей!
Как правило, сначала колдунью допрашивали, стараясь доказать ее виновность. Иногда она сразу во всем сознавалась, что объясняется живостью ее галлюцинаций или страхом пытки, а впрочем, к чему могло привести отрицание вины ввиду юридических доводов, как, например следующий? Я заимствую этот факт у Аксенфельда и привожу его дословно:
"Колдунья сознается в том, что вырыла недавно погребенного ребенка и съела его — ее приговаривают к сожжению. Муж осужденной требует проверки факта. Могилу отрывают и находят труп ребенка в полной неприкосновенности. Но судья и не думает сдаваться перед очевидностью, а, опираясь на признание подсудимой, объявляет, что вырытый труп ребенка есть простая иллюзия, произведенная хитростью демона. Эта женщина была сожжена живьем".
По окончании допроса переходили к испытаниям. В некоторых странах, особенно в Германии, как сообщает Бейль, были распространены испытания водой (ордалии): заподозренную женщину бросали в воду, если она погружалась в нее и тонула, то это свидетельствовало о ее невиновности; если же она всплывала, то, значит, была колдуньей — и ее сжигали. Как видите, выбор был неутешительный.
Во Франции главным образом прибегали к испытаниям при помощи стилета (небольшого кинжала). Судья, которому ассистировал врач, приказывал разоблачить обвиняемую и завязать ей глаза. Затем, при помощи острого стилета, ей прокалывали кожу во многих местах, пытаясь обнаружить "печать дьявола", т. е. нечувствительное место, которое можно прокалывать, не вызывая ни капли крови. Я сейчас докажу, что его должны были находить почти всегда. Как только такую точку находили, улика была налицо; затем судьи добивались еще признания подсудимой и выдачи ее соучастников и с этой целью прибегали к пытке. Я не имею никакого желания чрезмерно сгущать краски в изображении этих позорных фактов и если, тем не менее, сообщаю об них, то лишь с целью извлечь отсюда ряд аргументов, которые нам понадобятся впоследствии для чисто научных выводов.
Перечень приемов допроса я заимствую у Люиса, долго занимавшегося этой стороной дела, и вместе с тем привожу несколько гравюр, извлеченных мною из Диалогов о колдовстве,напечатанных в 1659 году Абрамом Палингом.
Само собой разумеется, что пытки были разнообразны. В такого рода изобретательности католическое правосудие могло поспорить лишь с китайским. Самой обыкновенной пыткой в процессах ведьм была пытка "испанским сапогом". Ногу обвиняемой помещали между двумя пилами или досками, которые связывали веревками, а между ногами и досками вколачивали клинья. Сжатая нога в конце концов сплющивалась до такой степени, что из костей выступал мозг. Далее шла дыба. Обвиняемую привязывали руками к веревке, прикреплен ной к потолку, и прицепляли к ее ногам тяжести. Ее оставляли в таком положении до тех пор, пока она не издавала мучительных воплей. Тогда судья приказывал ей сознаться, а в случае отказа ее подвергали жестокому сечению розгами, причем невольные подергивания, вызванные болью, только усиливали ее страдания. Если обвиняемая и после этого не сознавалась в своей вине, то ее подымали на гирях до потолка и с этой высоты вдруг сбрасывали вниз. Эта процедура повторялась до тех пор, пока пытаемая не сознавалась.
Если дыба не давала результата, то прибегали к "деревянной кобыле". Это было трехгранное бревно с острым верхним углом, на которое верхом сажали обвиняемую. При этом к ее ногам привязывали гири. Острый клин медленно, но верно входил в тело, и при каждом новом отказе сознаться, палач прибавлял тяжесть. Мария Карлье, 13 лет, была подвергнута этой пытке в 1647 году. Пытка продолжалась несколько часов, и приходилось три раза прибавлять гири, чтобы заставить ее сознаться. Она была сожжена живьем. Вследствие ее молодости и чтобы не вызвать жалости в толпе, ее казнили на заре.
Кроме того, употреблялось еще одно средство — так называемый ошейник. Это было не что иное, как железное кольцо, утыканное изнутри гвоздями и прикрепленное к столбу. В него продевали голову обвиняемой, и в то время, как гвозди мало помалу входили в тело несчастной, ноги ее поджаривались на сильном огне. Вследствие боли она совершала непроизвольные движения и таким образом как бы сама способствовала все большему и большему углублению гвоздей.
В недоумении спрашиваешь себя каким образом такие ужасные муки не вызывали немедленного признания своей вины? Не следует, впрочем, упускать из виду, что это признание немедленно повлекло бы за собой смерть на костре, без всякого снисхождения. Кроме того, многие из этих несчастных во время пытки ничего не чувствовали, подобно нынешним колдуньям, о которых мы будем говорить далее: они были анестезированы. Иногда, вследствие страшных страданий, они даже впадали в экстаз. Их вдруг посещало видение любимого демона, и тогда они хвастались, что видят его. Он будто бы запрещал им говорить и ободрял их, обещая уничтожить все их страдания: это называлось молчаливым очарованием.Иногда колдунья действовала без всяких колебаний — ее страдания были так велики, что она сразу же сознавалась и выдавала соучастников. Понятно, что она указывала на кого попало, утверждая, что он был с ней на шабаше. Все оговоренные лица немедленно арестовывались и предавались суду. Однажды одна обвиняемая под пыткой оговорила жену самого судьи, и та была немедленно арестована.
После пытки оглашали приговор над колдуньей. Наказания были различны. Нередко колдунью приговаривали к изгнанию — это бывало в тех случаях, когда доказательства окончательной вины отсутствовали. Иногда — к обезглавливанию, что случалось весьма редко. Встречаются примеры, когда колдуний бросали в чан с кипятком. Большей же частью их сжигали, предварительно удушив или же прямо живьем. В некоторых случаях колдунью жгли на медленном огне, чтобы продлить страдания и сделать их еще более мучительными. Несколько ведьм были приговорены к закапыванию живьем в землю. В Валансьене молодая девушка, 18 лет, была зарыта живой за колдовство. Крики несчастной были столь ужасны, что палачу сделалось дурно и он отказался продолжать «работу». Невозмутимый судья приказал ему закончить дело. Нередко колдунью везли на казнь, привязав ее под низ телеги и волоча по улицам ничком, при этом она постоянно ударялась о камни и покрывалась пылью и грязью.
Луиз обнаружил целый ряд счетов палачей, из которых видно, что в известных случаях им полагалась особая плата за каждую отдельную манипуляцию. Каждый счет непременно завершается требованием двух су за чистку белых перчаток.
Вот правдивая, непреувеличенная картина ужасов колдовства. Чтобы довести до конца свою задачу, я должен разобрать самые известные случаи и показать читателю, в какой степени эта ужасная язва была распространена в Европе триста лет тому назад. История знаменитых колдуний начинается с имени, которое, наверное, поразит всех, так как речь идет о гордости Франции. Жанна д'Арк была приговорена к сожжению французским духовным судом по обвинению в том, что она призвала на помощь Сатану для уничтожения английской армии. Через пять лет после этой трагической смерти разнесся слух, что в местности Во объявилось много колдунов. Их специальностью было людоедство. Они набрасывались на новорожденных детей и пожирали их, и как правило начинали с собственных детей. Судья Болинген и инквизитор Эд отправили на тот свет громадное количество этих несчастных — наверно более тысячи. Эти злосчастные безумцы были одержимы такими сильными галлюцинациями, что сами обвиняли себя в отравлении покойников, в том, что варили и съедали их. Молодой крестьянин донес на свою жену, на которой женился всего за несколько дней до этого, и с радостью ухватился за мысль, что она будет сожжена на одном костре вместе с ним. Судьи никогда не требовали доказательств и выносили приговор, основываясь только на признании подсудимого и не обращая внимания даже на то, имели ли они дело с помешанными или с психически здоровыми людьми.
Не прошло и 20 лет, как большая эпидемия охватила город Арра. Толпе женщин померещилось, что они присутствовали на шабаше. По вечерам с ними случались конвульсивные припадки, они впадали в какой-то экстаз и, просыпаясь, рассказывали самые невероятные вещи. В хрониках Монстреле упоминается о том, что многие из них были сожжены живьем, за исключением тех, кто сумел отделаться от судей презренным металлом.
Около 1500 года в Германии вдруг появилась масса колдунов. В 1484 году Иннокентий VIII издал буллу, в которой потребовал, чтобы с ними обращались с крайней строгостью. Тогда-то в Бурбии и сожгли живьем 41 женщину за то, что они будто бы ели детей, предварительно их сварив. При этом надо заметить, что в данной местности никто никогда не жаловался на исчезновение ребенка. Однако обвиняемые с гордостью объявили о своем преступлении, и этого оказалось вполне достаточно для суда. Другие 48 женщин были сожжены в Констанце за мнимое присутствие на шабаше. Одна из них похвасталась, что может немедленно вызвать бурю одним магическим словом, и ее тотчас же казнили, так как суд испугался, что она успеет привести в исполнение свою угрозу. К тому же времени относится и вселение дьявола в монахинь Камбрейского монастыря. Они принялись сообща мяукать, лаять, бегать, лазить по деревьям и в корчах кататься по земле. Заклинание, посланное самим папой, не возымело никакого действия, так что больных судили и приговорили к смерти. В 1507 году произошла новая эпидемия, на этот раз в Каталонии. 30 женщин было сожжено живыми. Между 1504 и 1523 годами в Ломбардии начинается большая Комская эпидемия. Репрессивные меры против нее было поручено предпринять доминиканцам. Признаки этой болезни совпадают с теми, о которых я сообщил выше. Лечение было жестоким, так как доминиканцы сжигали более 1000 ведьм и колдунов в год.
В это время свирепствует демономания: 150 женщин высекли в Эстеле и сотню сожгли в Сарагосе. Монахини в Уверте, Бригитте и Кинторне издают вопли, прыгают и мяукают. В это же время беснуются воспитанницы амстердамского сиротского дома. Одного Дольского мономана приговаривают к костру за то, что он ел живых детей.
В Савойе сжигают 80 ведьм, в Тулузе — 400 и почти столько же в Авиньоне. В 1580 году начинается большая эпидемия в Лотарингии, где судья Николай Реми приказывает сжечь более 900 ведьм и колдунов, тогда же Богэ сжигает 600 в Сен-Клоде, а де-Ланкр — в стране басков. Здесь мы встречаем массу приговоренных к смерти детей, о которых Богэ говорит, что, ввиду несовершеннолетия преступников, их не следует сжигать живыми, а душить после того, как они почувствуют силу огня. Даже сами священники не избегают казней. Несчастный священник Гофриди начал заговариваться вследствие усиленного изучения колдовства и был сожжен живым вместе с молодой слепой девушкой. В Берри за один день сжигают 21 колдунью.
Следовательно, я не ошибся, утверждая, что колдовство было более пагубно для человечества, чем великие войны. Я уже все сказал о колдовстве в узком смысле, т. е. о той его части, которая многими авторами называлась активным демонизмом,поэтому теперь перехожу к другой форме помешательства — бесноватости, или пассивному демонизму.
У злого духа, как я уже говорил, есть два приема: он или прельщает колдунью и увлекает жертву с ее согласия, или же вселяется в нее помимо ее воли, говорит ее устами и пользуется ею для достижения зла. Бесноватыми, таким образом, могут быть даже животные. Бес может вселяться также и в трупы, превращая их в бродящих мертвецов. Бесноватые встречались во все времена. На каждом шагу упоминаются они в Библии и Евангелиях. Особенно же бесноватость волновала умы в XVII веке. Это был недуг века, подобно тому, как колдовство было болезнью XVI в., а мания величия свойственна нашему столетию.
Первая большая эпидемия такого рода произошла в Мадридском монастыре. Почти всегда в монастырях — и главным образом в женских обителях — религиозные обряды и постоянное сосредоточение на чудесном влекли за собой различные нервные расстройства, составляющие в совокупности то, что называлось бесноватостью. Мадридская эпидемия началась в монастыре бенедектинок, игуменье которого, донне Терезе, тогда исполнилось всего 26 лет. У одной монахини вдруг стали случаться странные конвульсии. У нее внезапно начинались судороги, мертвели и скрючивались руки, изо рта шла пена, все тело изгибалось в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам больная издавала страшные вопли, и под конец ею овладевал бессвязный бред. Несчастная заявила, что в нее вселился демон Перегрино (обратите внимание на то, что в Испании и демон носит народное имя), который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями, за исключением пяти женщин, причем сама донна Тереза тоже стала жертвой этого недуга. Тогда в обители начались неописуемые сцены: монахини по ночам выли, мяукали и лаяли, заявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник, Франсуа Гарсиа, прибег к заклинанию бесноватых, но неуспешно, после чего это дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать монахинь. С этой целью они были сосланы в различные монастыри. Гарсиа, проявивший в этом деле известное благоразумие, редко встречаемое в людях его класса, был осужден за то, что будто бы вступил в сношения с демонами, прежде чем напасть на них.
Новость о бесноватости бенедектинок наделала много шуму, но ее известность ничтожна по сравнению с эпидемией Луденских урсулинок, беснования которых относятся к 1631 году. Я воспользуюсь историей этой знаменитой одержимости, чтобы познакомить читателя с описанием недуга во всех подробностях. В то время в Лудене жил 40-летний священник по имени Урбан Грандье, отличавшийся большим умом, приятной наружностью и хорошими манерами. Он возбуждал много толков, может быть даже слишком много. Грандье пользовался большим успехом как светский человек и как проповедник, и тем вызвал яростную вражду своих собратьев.
Вследствие анонимных доносов он был приговорен за нарушение церковной дисциплины к сидению на хлебе и воде каждую пятницу, но этот приговор был признан недействительным и отменен архиепископом Бордо. Вполне понятно, что Урбан Грандье возгордился после этой победы и вернулся в Луден, окруженный ореолом мученика. Вскоре после этого кардинал Ришелье прислал советника Лобардемона с поручением срыть укрепления, окружавшие Луден. Эта мера вызвала недовольство. Грандье присоединился к оппозиции и, может быть, даже написал знаменитый анонимный памфлет, направленный против великого кардинала. Таким смелым поступком он вооружил против себя и правительство. Ею гибель была предрешена, и случай осуществить ее представился самым неожиданным образом.
В Лудене существовала община урсулинок, посвятившая себя делу образования. Она состояла из дочерей знатных лиц. Здесь мы встречаем мадам де-Бельсьель, де-Сазильи, родственницу кардинала, мадам де Барбезье, де-Сурди и т. п. Среди них была только одна монахиня из буржуазии — сестра Серафима Арте. Приором монастыря был аббат Муссо, который, впрочем, скоро умер. Спустя непродолжительное время после кончины, однажды ночью он явился госпоже де-Бельсьель в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Своими криками она разбудила всю обитель. Но после этого привидение стало возвращаться каждую ночь. Монахиня рассказала о своем несчастии товаркам. Результат получился обратный: вместо одной привидение стало посещать всех монахинь, в дортуаре то и дело раздавались крики ужаса и монахини пускались в бегство. Слово «одержимость» было пущено в ход и принято всеми: монах Миньон в сопровождении двух товарищей явился в обитель для изгнания злого духа. Игуменья, мадам де-Бельсьель, объявила, что она одержима Астаротом, и как только начались заклинания, стала издавать вопли и биться в конвульсиях. Находясь в бреду, она говорила, что ее околдовал священник Грандье, преподнося ей розы. Грандье не был монастырским духовником, но в женской обители, как и везде, было много разговоров об этом священнике. Им восторгались, несмотря на то, что он слыл человеком довольно легкомысленного поведения. Кроме того, игуменья утверждала, что Грандье являлся в обитель каждую ночь в течение последних 4-х месяцев и что он входил и уходил, проникая сквозь стены.
Особенно часто подобные припадки беснования случались во время проповедей и церковных обрядов. Привожу еще одну гравюру, заимствованную у Палинга, на которой изображен припадок, начавшийся в самой церкви, в то самое время как проповедник трактует о власти демона.
Внимательно ознакомившись с описаниями припадков, можно сделать вывод о том, что сведение членов у бесноватых могло достигать необычайной степени. Посмотрите на эту старинную картинку на ней изображен несчастный, стоящий на голове вверх ногами, который вызывает изумление у всех присутствующих. Других сводило в виде дуги: они опирались лишь на затылок и на пятки, затем ими овладевали конвульсии, во время которых их подбрасывало вверх. Завершался припадок бредом и рвотой.
Перехожу к очень важному явлению в колдовстве, а именно к ряду вызванных (provoquees) галлюцинации, подавших повод к появлению представлений о шабашах ведьм. Из зависти к Богу дьявол задумал, подобно ему, раз в неделю собирать своих приверженцев. С этой целью он учредил шабаш, на котором в искаженном виде совершаются все церковные обряды.
Существует два главных шабаша — малый и большой. Вся разница между ними заключается лишь в том, что на большой шабаш собираются колдуньи всего округа. Это сборище обычно происходит ночью в пустынной местности заросшей вереском, на покинутом кладбище, вокруг виселицы, развалин замка или монастыря. Чтобы попасть туда, ведьмы пользуются весьма простым средством — дьявол вручил колдунье специальную мазь, приготовленную из печени детей, умерших некрещеными. Колдунье достаточно намазать себе тело этой мазью, произнести магические слова и сесть верхом на помело, чтобы тотчас же полететь по воздуху. По общему мнению, в состав этих мазей входил сок паслена, мандрагоры и белладонны, обладающих свойством вызывать продолжительные и связные галлюцинации.
Взгляните на гравюру XVIII века — на ней изображена колдунья, намазывающая тело, в то время как другая уже вылетает из трубы верхом на палке. Иногда колдунья просто призывала своего демона, тот сажал ее себе на плечи и летел с ней. Нечто подобное изображено на гравюре заимствованной нами из "Богословского Трактата", написанного в XVI веке преподобным отцом Гуачиусом.
Во время пути колдуньи защищали себя от дождя какими-нибудь магическими словами. Посетители шабаша подвергались предвари тельному осмотру, они должны были доказать, что носят на теле печать Сатаны. Затем, оказавшись на шабаше, надлежало совершить поклонение Сатане, как председателю собрания. Он сидел на троне, не переряженный и не переодетый, причем голова и ноги у него были козлиные (старинное предание о боге Пане). Кроме того, его украшал громадный хвост и крылья, как у летучей мыши. Впрочем, иногда он принимал и другой облик (ведь галлюцинации у всех колдуний не могли совпадать), и тогда он являлся в виде осла, большого кипариса, черного кота и т. д.
На шабаше все происходило наизнанку. Сатане отвешивали низкие поклоны, но только повернувшись к нему спиной, затем торжественно отрекались от Бога, Богородицы, Святых и посвящали себя Сатане. Привожу старинные гравюры XVI века, на которых изображены эти различные эпизоды. Но Сатана шел еще дальше — он крестил вновь обращенного, издеваясь над истинным таинством крещения, и принуждал каждого наступать на крест. Далее все колдуны, вооруженные факелами, образовывали круг и танцевали, повернувшись спиной друг к другу. Ровно в полночь все падали ниц перед своим повелителем. Это была минута наивысшего поклонения. После этого начиналось пиршество. Самая старая колдунья, царица шабаша, садилась рядом с Сатаной, и все собирались вокруг трапезы. Особенно много тут поедалось жаб, трупов, печенок и сердец детей, умерших некрещеными. После пира возобновлялись танцы, причем сам Сатана не прочь был принять в них участие или же исполнять роль оркестра.
Мария Девин, бедная девушка, сожженная в Валансьене, рассказывала, что она слышала, как Сатана однажды пел комическую песню. Танцы были в высшей степени циничны, и мне приходится всех любопытствующих отослать за сведениями о подробностях к оригинальным авторам, писавшим почти исключительно по-латыни.
В конце шабаша происходила черная обедня.Сатана, облаченный в черную ризу, восходил на алтарь и пародировал обедню, повернувшись спиной к Св. Дарохранительнице. Это служило всеобщим посмешищем — в момент возношения Св. Даров он предлагал для поклонения свеклу или крупную красную морковь. После этого толпа вновь принималась плясать до появления зари и пения петухов, тогда все исчезало и присутствующие разлетались, как стая ночных птиц, спугнутых наступлением дня. На обратном пути колдунья выбрасывала свои мази и яды на жатву своих врагов. Если путь был очень дальний, то Сатана превращал колдунью в какое-нибудь заурядное домашнее животное, чтобы она могла таким образом возвратиться домой незамеченной.
Сообщенные мною факты могли показаться читателю странными и даже смешными — нельзя не изумляться тому, что человеческий ум мог дойти до подобных заблуждений, а эпидемическое и заразительное безумие — довести несчастных галлюцинатов до признания себя виновными в тех странных преступлениях, о которых я только что говорил. Но что могло показаться еще более странным, так это приемы, которые использовали суды по отношению к колдуньям. Я бы воздержался от этих подробностей, если бы они не содержали важных с медицинской точки зрения сведений.
Колдовство считалось исключительным преступлением, вот почему к нему не могли быть применены общие юридические следственные инструкции. Булла папы Иннокентия VIII запрещает обвиняемому иметь даже защитника. Иногда судилище, призванное рассмотреть процесс о колдовстве, состояло исключительно из светских лиц. Это часто практиковалось в Валансьене, где было сожжено множество колдуний. В других случаях персонал суда был смешанным и состоял наполовину из духовных, наполовину из светских лиц, обыкновенно же там заседали только духовные лица. Как правило, на колдунью или женщину, обвиняемую в чародействе, поступал донос от ее близких. Они видели, как та бродила ночью, или зашла к соседке, у которой после того внезапно умер ребенок, или заглянула в стойло, в котором вскоре заболела скотина, или же в тот день, когда ее видели стоящей возле лужи, выпал град. Кроме того, они слышали, как она билась дома — ее муж или дети сообщали о припадках, во время которых у нее изо рта шла пена и она извивалась, принимая необычайные положения. Ввиду доноса судьи рассматривали улики, которые были призваны убедить их в виновности лица, на которое он был направлен.
Первой уликой служило само имя заподозренной женщины, хотя, по-видимому, трудно поверить в то, чтобы имя обвиняемой могло свидетельствовать против нее. Особенно убедительной уликой, по сообщению судьи Дель-Рио, служили имена вроде Рауеn (язычник), Sarrazin (сарацин), Bucher (костер), Verdelet (золотой подорожник) и пр.
Во-вторых, бледность, нечистоплотность, объяснявшаяся частыми превращениями в животных, пол (на одного колдуна приходилась тысяча ведьм), эксцентричная одежда — все это становилось весьма серьезными уликами против злосчастных обвиняемых. Суд отдавал приказ арестовать колдунью. Сбиры стерегли ее на углу улицы и набрасывались на жертву сзади, из опасения перед ее плевками и порошками, которые она могла на них бросить, после чего их ждала бы неминуемая гибель. После этого ее вели к судьям и втайне допрашивали.
Я позаимствую у человека, гордившегося тем, что он сжег на своем веку более тысячи ведьм, а именно у Богэ, сведения о судебной процедуре, применявшейся к этим несчастным. Извлекаю несколько статей:
"Не следует строго придерживаться обыкновенных юридических форм против колдуний, простого подозрения достаточно для оправдания ареста. Если обвиняемая опускает глаза или бормочет в сторону, то это — серьезная улика. Не следует разрешать обвиняемой посещение бани: епископ Трирский признает это грехом. Если обвиняемая не сознается, то надо посадить ее в тесную тюрьму. Ее разрешается пытать даже в праздничный день. Если общественное мнение указывает на обвиняемую как на колдунью, то она — действительно колдунья. Сын может давать показания против отца. Преступник, подвергнувшийся наказанию, может быть свидетелем по делу о колдовстве. Малолетние тоже могут давать показания. Разногласие в показаниях не должно приниматься за доказательство невиновности обвиняемого, если все свидетели объявляют его колдуном. Он приговаривается к костру, причем колдунов перед сожжением следует душить, а волков-оборотней — сжигать живьем. Приговор может быть справедлив, несмотря на отсутствие доказательств, если человек навлек на себя подозрение".
И я еще пропустил самые блестящие из этих статей!
Как правило, сначала колдунью допрашивали, стараясь доказать ее виновность. Иногда она сразу во всем сознавалась, что объясняется живостью ее галлюцинаций или страхом пытки, а впрочем, к чему могло привести отрицание вины ввиду юридических доводов, как, например следующий? Я заимствую этот факт у Аксенфельда и привожу его дословно:
"Колдунья сознается в том, что вырыла недавно погребенного ребенка и съела его — ее приговаривают к сожжению. Муж осужденной требует проверки факта. Могилу отрывают и находят труп ребенка в полной неприкосновенности. Но судья и не думает сдаваться перед очевидностью, а, опираясь на признание подсудимой, объявляет, что вырытый труп ребенка есть простая иллюзия, произведенная хитростью демона. Эта женщина была сожжена живьем".
По окончании допроса переходили к испытаниям. В некоторых странах, особенно в Германии, как сообщает Бейль, были распространены испытания водой (ордалии): заподозренную женщину бросали в воду, если она погружалась в нее и тонула, то это свидетельствовало о ее невиновности; если же она всплывала, то, значит, была колдуньей — и ее сжигали. Как видите, выбор был неутешительный.
Во Франции главным образом прибегали к испытаниям при помощи стилета (небольшого кинжала). Судья, которому ассистировал врач, приказывал разоблачить обвиняемую и завязать ей глаза. Затем, при помощи острого стилета, ей прокалывали кожу во многих местах, пытаясь обнаружить "печать дьявола", т. е. нечувствительное место, которое можно прокалывать, не вызывая ни капли крови. Я сейчас докажу, что его должны были находить почти всегда. Как только такую точку находили, улика была налицо; затем судьи добивались еще признания подсудимой и выдачи ее соучастников и с этой целью прибегали к пытке. Я не имею никакого желания чрезмерно сгущать краски в изображении этих позорных фактов и если, тем не менее, сообщаю об них, то лишь с целью извлечь отсюда ряд аргументов, которые нам понадобятся впоследствии для чисто научных выводов.
Перечень приемов допроса я заимствую у Люиса, долго занимавшегося этой стороной дела, и вместе с тем привожу несколько гравюр, извлеченных мною из Диалогов о колдовстве,напечатанных в 1659 году Абрамом Палингом.
Само собой разумеется, что пытки были разнообразны. В такого рода изобретательности католическое правосудие могло поспорить лишь с китайским. Самой обыкновенной пыткой в процессах ведьм была пытка "испанским сапогом". Ногу обвиняемой помещали между двумя пилами или досками, которые связывали веревками, а между ногами и досками вколачивали клинья. Сжатая нога в конце концов сплющивалась до такой степени, что из костей выступал мозг. Далее шла дыба. Обвиняемую привязывали руками к веревке, прикреплен ной к потолку, и прицепляли к ее ногам тяжести. Ее оставляли в таком положении до тех пор, пока она не издавала мучительных воплей. Тогда судья приказывал ей сознаться, а в случае отказа ее подвергали жестокому сечению розгами, причем невольные подергивания, вызванные болью, только усиливали ее страдания. Если обвиняемая и после этого не сознавалась в своей вине, то ее подымали на гирях до потолка и с этой высоты вдруг сбрасывали вниз. Эта процедура повторялась до тех пор, пока пытаемая не сознавалась.
Если дыба не давала результата, то прибегали к "деревянной кобыле". Это было трехгранное бревно с острым верхним углом, на которое верхом сажали обвиняемую. При этом к ее ногам привязывали гири. Острый клин медленно, но верно входил в тело, и при каждом новом отказе сознаться, палач прибавлял тяжесть. Мария Карлье, 13 лет, была подвергнута этой пытке в 1647 году. Пытка продолжалась несколько часов, и приходилось три раза прибавлять гири, чтобы заставить ее сознаться. Она была сожжена живьем. Вследствие ее молодости и чтобы не вызвать жалости в толпе, ее казнили на заре.
Кроме того, употреблялось еще одно средство — так называемый ошейник. Это было не что иное, как железное кольцо, утыканное изнутри гвоздями и прикрепленное к столбу. В него продевали голову обвиняемой, и в то время, как гвозди мало помалу входили в тело несчастной, ноги ее поджаривались на сильном огне. Вследствие боли она совершала непроизвольные движения и таким образом как бы сама способствовала все большему и большему углублению гвоздей.
В недоумении спрашиваешь себя каким образом такие ужасные муки не вызывали немедленного признания своей вины? Не следует, впрочем, упускать из виду, что это признание немедленно повлекло бы за собой смерть на костре, без всякого снисхождения. Кроме того, многие из этих несчастных во время пытки ничего не чувствовали, подобно нынешним колдуньям, о которых мы будем говорить далее: они были анестезированы. Иногда, вследствие страшных страданий, они даже впадали в экстаз. Их вдруг посещало видение любимого демона, и тогда они хвастались, что видят его. Он будто бы запрещал им говорить и ободрял их, обещая уничтожить все их страдания: это называлось молчаливым очарованием.Иногда колдунья действовала без всяких колебаний — ее страдания были так велики, что она сразу же сознавалась и выдавала соучастников. Понятно, что она указывала на кого попало, утверждая, что он был с ней на шабаше. Все оговоренные лица немедленно арестовывались и предавались суду. Однажды одна обвиняемая под пыткой оговорила жену самого судьи, и та была немедленно арестована.
После пытки оглашали приговор над колдуньей. Наказания были различны. Нередко колдунью приговаривали к изгнанию — это бывало в тех случаях, когда доказательства окончательной вины отсутствовали. Иногда — к обезглавливанию, что случалось весьма редко. Встречаются примеры, когда колдуний бросали в чан с кипятком. Большей же частью их сжигали, предварительно удушив или же прямо живьем. В некоторых случаях колдунью жгли на медленном огне, чтобы продлить страдания и сделать их еще более мучительными. Несколько ведьм были приговорены к закапыванию живьем в землю. В Валансьене молодая девушка, 18 лет, была зарыта живой за колдовство. Крики несчастной были столь ужасны, что палачу сделалось дурно и он отказался продолжать «работу». Невозмутимый судья приказал ему закончить дело. Нередко колдунью везли на казнь, привязав ее под низ телеги и волоча по улицам ничком, при этом она постоянно ударялась о камни и покрывалась пылью и грязью.
Луиз обнаружил целый ряд счетов палачей, из которых видно, что в известных случаях им полагалась особая плата за каждую отдельную манипуляцию. Каждый счет непременно завершается требованием двух су за чистку белых перчаток.
Вот правдивая, непреувеличенная картина ужасов колдовства. Чтобы довести до конца свою задачу, я должен разобрать самые известные случаи и показать читателю, в какой степени эта ужасная язва была распространена в Европе триста лет тому назад. История знаменитых колдуний начинается с имени, которое, наверное, поразит всех, так как речь идет о гордости Франции. Жанна д'Арк была приговорена к сожжению французским духовным судом по обвинению в том, что она призвала на помощь Сатану для уничтожения английской армии. Через пять лет после этой трагической смерти разнесся слух, что в местности Во объявилось много колдунов. Их специальностью было людоедство. Они набрасывались на новорожденных детей и пожирали их, и как правило начинали с собственных детей. Судья Болинген и инквизитор Эд отправили на тот свет громадное количество этих несчастных — наверно более тысячи. Эти злосчастные безумцы были одержимы такими сильными галлюцинациями, что сами обвиняли себя в отравлении покойников, в том, что варили и съедали их. Молодой крестьянин донес на свою жену, на которой женился всего за несколько дней до этого, и с радостью ухватился за мысль, что она будет сожжена на одном костре вместе с ним. Судьи никогда не требовали доказательств и выносили приговор, основываясь только на признании подсудимого и не обращая внимания даже на то, имели ли они дело с помешанными или с психически здоровыми людьми.
Не прошло и 20 лет, как большая эпидемия охватила город Арра. Толпе женщин померещилось, что они присутствовали на шабаше. По вечерам с ними случались конвульсивные припадки, они впадали в какой-то экстаз и, просыпаясь, рассказывали самые невероятные вещи. В хрониках Монстреле упоминается о том, что многие из них были сожжены живьем, за исключением тех, кто сумел отделаться от судей презренным металлом.
Около 1500 года в Германии вдруг появилась масса колдунов. В 1484 году Иннокентий VIII издал буллу, в которой потребовал, чтобы с ними обращались с крайней строгостью. Тогда-то в Бурбии и сожгли живьем 41 женщину за то, что они будто бы ели детей, предварительно их сварив. При этом надо заметить, что в данной местности никто никогда не жаловался на исчезновение ребенка. Однако обвиняемые с гордостью объявили о своем преступлении, и этого оказалось вполне достаточно для суда. Другие 48 женщин были сожжены в Констанце за мнимое присутствие на шабаше. Одна из них похвасталась, что может немедленно вызвать бурю одним магическим словом, и ее тотчас же казнили, так как суд испугался, что она успеет привести в исполнение свою угрозу. К тому же времени относится и вселение дьявола в монахинь Камбрейского монастыря. Они принялись сообща мяукать, лаять, бегать, лазить по деревьям и в корчах кататься по земле. Заклинание, посланное самим папой, не возымело никакого действия, так что больных судили и приговорили к смерти. В 1507 году произошла новая эпидемия, на этот раз в Каталонии. 30 женщин было сожжено живыми. Между 1504 и 1523 годами в Ломбардии начинается большая Комская эпидемия. Репрессивные меры против нее было поручено предпринять доминиканцам. Признаки этой болезни совпадают с теми, о которых я сообщил выше. Лечение было жестоким, так как доминиканцы сжигали более 1000 ведьм и колдунов в год.
В это время свирепствует демономания: 150 женщин высекли в Эстеле и сотню сожгли в Сарагосе. Монахини в Уверте, Бригитте и Кинторне издают вопли, прыгают и мяукают. В это же время беснуются воспитанницы амстердамского сиротского дома. Одного Дольского мономана приговаривают к костру за то, что он ел живых детей.
В Савойе сжигают 80 ведьм, в Тулузе — 400 и почти столько же в Авиньоне. В 1580 году начинается большая эпидемия в Лотарингии, где судья Николай Реми приказывает сжечь более 900 ведьм и колдунов, тогда же Богэ сжигает 600 в Сен-Клоде, а де-Ланкр — в стране басков. Здесь мы встречаем массу приговоренных к смерти детей, о которых Богэ говорит, что, ввиду несовершеннолетия преступников, их не следует сжигать живыми, а душить после того, как они почувствуют силу огня. Даже сами священники не избегают казней. Несчастный священник Гофриди начал заговариваться вследствие усиленного изучения колдовства и был сожжен живым вместе с молодой слепой девушкой. В Берри за один день сжигают 21 колдунью.
Следовательно, я не ошибся, утверждая, что колдовство было более пагубно для человечества, чем великие войны. Я уже все сказал о колдовстве в узком смысле, т. е. о той его части, которая многими авторами называлась активным демонизмом,поэтому теперь перехожу к другой форме помешательства — бесноватости, или пассивному демонизму.
У злого духа, как я уже говорил, есть два приема: он или прельщает колдунью и увлекает жертву с ее согласия, или же вселяется в нее помимо ее воли, говорит ее устами и пользуется ею для достижения зла. Бесноватыми, таким образом, могут быть даже животные. Бес может вселяться также и в трупы, превращая их в бродящих мертвецов. Бесноватые встречались во все времена. На каждом шагу упоминаются они в Библии и Евангелиях. Особенно же бесноватость волновала умы в XVII веке. Это был недуг века, подобно тому, как колдовство было болезнью XVI в., а мания величия свойственна нашему столетию.
Первая большая эпидемия такого рода произошла в Мадридском монастыре. Почти всегда в монастырях — и главным образом в женских обителях — религиозные обряды и постоянное сосредоточение на чудесном влекли за собой различные нервные расстройства, составляющие в совокупности то, что называлось бесноватостью. Мадридская эпидемия началась в монастыре бенедектинок, игуменье которого, донне Терезе, тогда исполнилось всего 26 лет. У одной монахини вдруг стали случаться странные конвульсии. У нее внезапно начинались судороги, мертвели и скрючивались руки, изо рта шла пена, все тело изгибалось в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам больная издавала страшные вопли, и под конец ею овладевал бессвязный бред. Несчастная заявила, что в нее вселился демон Перегрино (обратите внимание на то, что в Испании и демон носит народное имя), который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями, за исключением пяти женщин, причем сама донна Тереза тоже стала жертвой этого недуга. Тогда в обители начались неописуемые сцены: монахини по ночам выли, мяукали и лаяли, заявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник, Франсуа Гарсиа, прибег к заклинанию бесноватых, но неуспешно, после чего это дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать монахинь. С этой целью они были сосланы в различные монастыри. Гарсиа, проявивший в этом деле известное благоразумие, редко встречаемое в людях его класса, был осужден за то, что будто бы вступил в сношения с демонами, прежде чем напасть на них.
Новость о бесноватости бенедектинок наделала много шуму, но ее известность ничтожна по сравнению с эпидемией Луденских урсулинок, беснования которых относятся к 1631 году. Я воспользуюсь историей этой знаменитой одержимости, чтобы познакомить читателя с описанием недуга во всех подробностях. В то время в Лудене жил 40-летний священник по имени Урбан Грандье, отличавшийся большим умом, приятной наружностью и хорошими манерами. Он возбуждал много толков, может быть даже слишком много. Грандье пользовался большим успехом как светский человек и как проповедник, и тем вызвал яростную вражду своих собратьев.
Вследствие анонимных доносов он был приговорен за нарушение церковной дисциплины к сидению на хлебе и воде каждую пятницу, но этот приговор был признан недействительным и отменен архиепископом Бордо. Вполне понятно, что Урбан Грандье возгордился после этой победы и вернулся в Луден, окруженный ореолом мученика. Вскоре после этого кардинал Ришелье прислал советника Лобардемона с поручением срыть укрепления, окружавшие Луден. Эта мера вызвала недовольство. Грандье присоединился к оппозиции и, может быть, даже написал знаменитый анонимный памфлет, направленный против великого кардинала. Таким смелым поступком он вооружил против себя и правительство. Ею гибель была предрешена, и случай осуществить ее представился самым неожиданным образом.
В Лудене существовала община урсулинок, посвятившая себя делу образования. Она состояла из дочерей знатных лиц. Здесь мы встречаем мадам де-Бельсьель, де-Сазильи, родственницу кардинала, мадам де Барбезье, де-Сурди и т. п. Среди них была только одна монахиня из буржуазии — сестра Серафима Арте. Приором монастыря был аббат Муссо, который, впрочем, скоро умер. Спустя непродолжительное время после кончины, однажды ночью он явился госпоже де-Бельсьель в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Своими криками она разбудила всю обитель. Но после этого привидение стало возвращаться каждую ночь. Монахиня рассказала о своем несчастии товаркам. Результат получился обратный: вместо одной привидение стало посещать всех монахинь, в дортуаре то и дело раздавались крики ужаса и монахини пускались в бегство. Слово «одержимость» было пущено в ход и принято всеми: монах Миньон в сопровождении двух товарищей явился в обитель для изгнания злого духа. Игуменья, мадам де-Бельсьель, объявила, что она одержима Астаротом, и как только начались заклинания, стала издавать вопли и биться в конвульсиях. Находясь в бреду, она говорила, что ее околдовал священник Грандье, преподнося ей розы. Грандье не был монастырским духовником, но в женской обители, как и везде, было много разговоров об этом священнике. Им восторгались, несмотря на то, что он слыл человеком довольно легкомысленного поведения. Кроме того, игуменья утверждала, что Грандье являлся в обитель каждую ночь в течение последних 4-х месяцев и что он входил и уходил, проникая сквозь стены.