Страница:
Типовой сюжет №2 - на землю прилетели инопланетяне. В трех существительных и одном предлоге исчерпывающе изложен замысел, идея, сюжет и все прочие компоненты сочиняемого произведения. У открывателей этой фантастической темы дело обстояло не так примитивно. Вспомним уэллсовских марсиан - в их отвратительном облике писатель заклеймил страшную, тупую, нерассуждающую силу, именуемую Агрессией. Называется это - художественный образ. И с тех пор пошло-поехало... После Уэллса на нашу несчастную планету бесчисленное количество раз высаживались злые чужаки, большей частью напоминающие татаро-монгол с автоматами, только вот кожа у них оранжево-зелено-фиолетовая. Предлагаю читателям самостоятельно вспомнить что-нибудь из этакого.
В немалом количестве рассказов и повестей авторы полагают, что сама по себе встреча с посланцами иных миров настолько выдающееся событие, что больше ничего и не требуется. Так, например, в рассказе Михаила Грешнова "Гарсон" /1972 г./ к геологу, коротающему время у костра, приходит в гости робот, заброшенный к нам со звезды Дельта Кита, для сбора информации о земном шаре. За недолгий срок, который робот провел на Земле, никому кроме Володи не открывшись /видимо, особую симпатию конкретно к нему почувствовал/, он собрал исчерпывающую информацию, а также разобрался в земных неурядицах. Так вот скромно, в глухой горной котловине произошел знаменитый фантастический Контакт, Встреча Разумов. А затем робот удалился, не забыв на прощание сообщить молодому человеку, что только наша страна избрала верный путь развития. Одно время разнокалиберных пришельцев развелось так много, что, начиная читать новую фантастическую повесть, с нетерпением, даже со спортивным азартом ожидаешь, ах, в какой же, в какой же из них послышится пронзительный свист и на бедную старушку Землю свалится очередной космический гость. Ага, вот он! Свистит! "Послышался пронзительный свист, словно от падающей авиабомбы, в воздухе сверкнуло что-то большое, серебристое, затем раздался треск сокрушаемого дерева и глухой удар. "Штука", свалившаяся с неба, пробила насквозь крышу навеса и ударилась о валун..." От удара предмет, кусок льда, как оказалось, раскололся, и в почву попали неведомые семена. Космический подарок преподнесен нам в повести Николая Шагурина "Операция "Синий гном" /1975 г./. Свалившиеся под навес американскому фермеру космические семена немедленно взошли и начали расти во все стороны с такой невообразимой энергией, что в кратчайший срок захватили три четверти /!/ территории США, выжив с насиженных мест население. Представляете себе масштабы паники? И чего только не делали с "железной" травой, но ее не брал ни огонь, ни нож. Против нее оказались бессильными не только танки, которым она моментально оплетала гусеницы, но даже и водородная бомба, которую обрушило на Космосиану Сильвию вконец растерявшееся американское правительство. Не совсем, правда, прояснена цель акции: собирались ли пентагоновские генералы в случае положительного эффекта бомбить всю территорию собственной страны? Хотя пентагоновцы, как известно нашим фантастам, исключительно тупоголовый народ. К счастью для американцев, этого не понадобилось, так как Космосиана устояла и перед температурой термоядерного взрыва. Полна чудес могучая природа! Когда агрессивная травка начала примеряться, как бы перекинуться через Атлантику, и Европа застыла в ужасе, раздался спокойный голос крупного ученого... Но прежде чем сообщить, каким образом была спасена наша планета, я хочу предложить вам, дорогие читатели, небольшой эксперимент. Спросите, пожалуйста, у оказавшегося под рукой первоклассника: есть, мол, сорняк, которого ничем не удается выполоть, но с самого начала известно, что растет он только на свету, а по ночам замирает; так какое самое простое средство можно отыскать для борьбы с ним? Кто усомнится, что любой ребенок тут же ответит: надо заслонить его от солнца, скажем, прикрыть одеялом. Одеяла на три четверти США не хватит, но это уже чисто техническая задача. Гораздо любопытнее, что подобное соображение не пришло в голову ни одному нобелевскому лауреату, не говоря о рядовых министрах и президентах. Лишь через три месяца после начала бедствия оно озарило, естественно, советского академика, а чтобы откровение обнародовать, понадобилось созывать международную конференцию в Венесуэле. Во всех вариациях первого и второго рода с непреклонной последовательностью выполняется "закон Гамильтона": инопланетянки выглядят первейшими красавицами, по критериям земных конкурсов красоты, разумеется. Возьмем, к примеру, роман Владимира Корчагина "Астийский эдельвейс" /1982 г./. Чудо как хороша инопланетянка Миона, полюбившая сибирского геолога Максима и даже уносящая от него под сердцем будущего ребеночка на родную планету. Ей не уступает ни по моложавости, ни по красоте ее мать Этана, также полюбившая Максима. До семейной потасовки, правда, дело не дошло, к его и ее чести дело ограничилось словесными признаниями. Но Этану эта любовь примирила с человечеством, которое она до встречи с Максимом тридцать лет /!/ наблюдала с орбиты и пришла к неутешительным для людей выводам. Теперь же она сочла, что ее собственная цивилизация развивается по неверному пути, потому что положила в основу холодную логику разума, исключающая чувства, а тем более страсти. В свою очередь Максим, невзирая на призывы любящих женщин, мужественно решает остаться на Земле, чтобы передать людям знания, полученные на инопланетном корабле, которые, может быть, помогут нам избежать ядерной катастрофы. О, всемогущие пришельцы, до чего же досадно, что вы ставите судьбы человечества в зависимость от капризного увлечения случайно встреченным мужиком! А не влюбись они в Максима - гореть нам в адском пламени! Встречаются сюжетики и позапутаннее, в которых не сразу и разберешься, и только потом выясняешь, что разбираться было незачем. Отправной точкой повести Михаила Клименко "Ледяной телескоп" /1978 г./ служит некая камера, зарытая в прикаспийских песках, где инопланетяне много тысяч лет назад зачем-то запрятали всякие технические диковины... Каждый любитель фантастики сразу вспомнит, откуда содран этот ход, но вряд ли сообразит, зачем его было сдирать. Повесть насыщена сюрреалистическими фантасмагориями в духе картин Сальватора Дали. В ней задействованы гигантские автоматы и гигантские копии людей, через некоторое время превращающиеся в глиняные горшки/!/, способные хватать на лету самолеты /!/; другие копии людей, уже нормальных размеров, из-за чего-то воюют между собой. Какой-то злоумышленник чрезмерно сложным способом пытается вывести космическое добро за границу и привлекает к этому гешефту студента Максима, который обладает способностью ничему не удивляться. Если бы вам предложили за недалекую поездку на "Москвиче" самый крошечный бриллиантик, то, наверное, вы бы заподозрили какую-то авантюру. Максиму же предлагают алмаз весом в сорок пять тысяч каратов /!/ - и ничего. Парень закапывает /!/ сокровище в саду и отправляется в путь, как будто ему каждый день попадаются драгоценные камни величиной с арбуз. Кроме того, он решает испытать прочность камня кувалдой /!/. Тоже неплохо.
Вариант №3 - "Вид(ния". Это еще проще. Освоив предлагаемую методику, создавать фантастические рассказы сможет любой человек. Делается это так. Действие происходит на Земле. Где - неважно. Выбирайте любое понравившееся вам место. Кто действует - тоже неважно. Но пол, имя, род занятий, фасон одежды не забудьте довести до читателя пообстоятельнее, так что половина рассказа уже есть. И вот перед героем или героиней возникаю сны, видения, галлюцинации, словом, цветные картинки. Каков механизм их возникновения неважно, но можете ввести для солидности пару-другую "научных" термины генетическая память, эйдетизм и т. п. О чем картинки - тоже неважно. Но что-то, конечно, в них изображается. Другие места, прошлое, будущее, детство... Вот и все недолга. Шли, например, люди по лесу, присели отдохнуть у озера, тут пролетел болид, встряхнул пространство, и на миг открылось видение бородатого мужика с копьем. Открылось и исчезло - больше ничего. /Владимир Щербаков. "Болид над озером", 1977 г./. Грешнова тоже можно причислить к классикам НЛ, он в совершенстве владеет всеми ее рубриками. В его сборнике, который так и называется "Сны над Байкалом" /1983 г./, и болиды для встряски воздуха не понадобились. Небольшое умственное напряжение, и влюбленной паре отдыхающей на озере удается вызвать видения, возникающие одновременно перед обоими. Видение первое: мимо них проехал на тарантасе... догадались кто? Разумеется, Антон Павлович Чехов транзитом на Сахалин, и, конечно же, в пенсне. Второе видение представляет собой иллюстрацию к известной песне о пловце и омулевой бочке. С массой любопытных подробностей: "Бочка отошла от камней. Тут же ее подхватило волной, выкинуло на гребень, армяк затрепетал на ветру, готовый сорваться с жерди..." Жаль, автор не вспомнил: "Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать...". Вот она простирает худые руки... Еще рассказ в том же сборнике - "Чайки с берегов Тихого океана". На этот раз мы отправляемся в гости к краснодарскому рисоводу, которому друг с Курил прислал в подарок двух чаек. Никогда не слышал, чтобы чайки содержались в клетках, но в конце концов это же фантастический рассказ. И вот перед хозяином дома начинают возникать видения - море, волны, пароход, на котором можно было разобрать название - "Охотск"... Я бы для равновесия послал бы курильчанину стебли риса в цветочном горшке и перед ним бы стали возникать... Допишите рассказ сами... Точно так же как коммунистическая партия нынче с легкостью отбросила два краеугольных камня из своего фундамента - атеизм и интернационализм и подключилась к заигрываниям с церковью и национализмом, точно так же ее тогдашняя тень, советская НФ, все время бахвалившаяся кристальной научностью, легко перешла к воспеванию чертовщины и волхования. Герой рассказа Д.Шашурина "Сорочий глаз" /1977 г./, почтенный рабочий, пенсионер, съел в лесу несколько ягодок паслена, но почему-то не отравился /паслен в обычной литературе ядовит/, а помолодел лет на пятьдесят и обнаружил у себя тенденцию к дальнейшему омоложению. Столь простой и дешевой технологии возвращения молодости, кажется, еще не было ни у кого. Фаусту, помнится, пришлось заплатить за аналогичную услугу довольно дорогую цену. По другим авторитетным источникам для достижения желаемого результата надо претерпеть такую малоприятную процедуру, как ныряние в кипящий котел. А тут съел четыре ягодки - и порядок. Съел другие - и вернулся в прежнее состояние. Исключительно удобно. Надо полагать, что единственная цель придумывания этих сказочных чудес - обличение тупости и ретроградства нашей научной мысли: не хотят верить, хоть ты кол у них на голове теши. В Древней Руси наверняка бы поверили. Вспоминается рассказ С.Фитцджеральда "Забавный случай с Бэнджаменом Баттоном", в котором человек родился старичком и "рос" к младенчеству. Научных мотивировок "забавному" феномену автор не дает, и в этом отношении убедительность посылки равна пасленовым ягодам, но зато у него есть мысль: показать несовместимость достойной жизни с "нормальным" обывательским течением времени. А вот зачем подобные штучки переживать честному советскому пенсионеру, остается неясным. Загадочно и назначение иных рассказов Шашурина из сборника "Печерный день". Сказка - есть сказка. И никто, конечно, не потребует давать естественнонаучное обоснование, почему, например, звери могут говорить человеческим голосом. Это даже ребенку понятно. Но вот мы раскрываем книгу, и на читателя обрушивается ворох всевозможных чудес. Люди умеют летать, фонари загораются от одного приближения рук бакенщика, ни с того, ни с сего исчезают и возвращаются стены, взлетают в небо самородки, нарушаются законы термодинамики при помощи такого неподходящего для чудес приспособления, как женские бигуди... Справедливости ради надо сказать, что мистическим туманом пронизаны не все рассказы Шашурина. Нет никакой трансцедентальности, например, в рассказе "Две верблюжки". Просто довоенный папа-полярник нашел загадочные трупики во льду, может быть, даже пришельцев, не растерявшись, сорвал с них золотые пластинки, переплавил на паяльной лампе и прибрел в Торгсине четыре куска хозяйственного мыла и два одеяла из верблюжьей шерсти. Так что если, находясь в Арктике, вам представится подобный случай - не теряйтесь, а то останетесь без верблюжьих одеял. Автор, во всяком случае, поступок папы не осудил. Некоторые авторы не так бесхитростны. Я склонен думать, что еще одну повесть "Отчего бывает радуга" /1978 г./ Клименко хотел направить на защиту православной веры, против сектантов, хотя не стал бы биться об заклад, что разгадал замысел автора. Может быть, наоборот, он преследовал антирелигиозные цели. Судите сами. Герой повести нежданно-негаданно получает особый дар: он перестает видеть нормальные цвета вокруг. Зато люди начинают в его глазах светиться особыми оттенками, по которым можно судить об их душевно-нравственных задатках. Большинство людей изливает спокойное зеленое доброжелательство, особо хорошие светятся золотисто-зеленым пламенем. Но есть в городе несколько человек, отливающие фиолетовым, что герою сразу показалось подозрительным. Почему, он сам себе объяснить не может, но убежден, что должен их раскусить. И что же? Прав был Константин, прав! Фиолетовые оказались членами религиозной секты, которая приносит в жертву маленьких девочек на тайных сборищах. Действие, на всякий случай повторю, происходит не на Новой Гвинее, а в обычном российском городе при советской власти. Константин поспевает как раз вовремя, чтобы выхватить из рук злодеев сестренку своей возлюбленной, которую /сестренку/ считали давно утонувшей, а на деле фанатики прятали ее в ожидании жуткого празднества. Что же это за особый дар, снизошедший на Костю? И за что ему такое предпочтение? Ведь, надо полагать, в городе должны встречаться разные разности - там могли быть хулиганы, бюрократы, душевнобольные, мошенники. Но Константин видел только сектантов. Это наталкивает на мысль, что и он чем-то был с ними связан. Может, это досужие соображения, но такие уж странные мысли рождает эта странная повесть.
Примеры можно множить и множить, но не достаточно ли? Однако я пока обращался к одноклеточным произведениям. Приведу еще несколько примеров произведений, в которых признаки НЛ предстают перед читателем в комплексе. Это, так сказать, вершины, НЛ в квадрате. Такой довольно исчерпывающей энциклопедией НЛ может служить повесть Дмитрия Сергеева "Завещание каменного века" /1972 г./. Там есть все. И оживление замерзшего трупа; и цивилизация на иной планете, которая сама, конечно же, загнала себя в тупик слишком большим благополучием; и разумная машина, жаждущая власти и взбунтовавшаяся против своих создателей и еще многое другое, заимствованное из десятков аналогичных книг. Сюжетная путаница, калейдоскоп невероятных событий мешает разглядеть персонажей повести, даже главный герой - рассказчик - совершенно безлик; можно подумать, что герои надели те самые гипномаски, которые были в ходу у обитателей планеты Земетра, дабы всем быть одинаково и неразличимо красивыми. И это, пожалуй, единственно запоминающаяся деталь в повести, хотя автор не заметил, что она работает против него, Следующий роман одним из старейших научных фантастов рекомендован как удачное произведение о гармоничном обществе будущего. Ответственная рекомендация... Но вот мы раскрываем книгу. Действие происходит лет через двести, но никаких сведений о тамошней социальной "гармонии" мы не обнаружим, и каким путем она достигнута, тоже не узнаем. Зато в этом гипотетическом обществе по каждому поводу возникают легенды, так что невольно появляется мысль: не вернулось ли человечество к мифологическому уровню осмысления действительности? В наличии также летающие блюдца, говорящие дельфины, красивые инопланетянки и прочее. Но главное содержание романа В.Щербакова "Семь стихий" /1980 г./, его, так сказать, нестандартность вовсе не в этом. Примерно полкниги автор живописует амурные похождения сорокалетнего журналиста по имени Глеб, начиная с элементарного подглядывания за купающейся девушкой. При этом автор не забывает подчеркнуть, что купальщица была нагой; стал бы в самом деле его герой тратить время, если бы хорошенькая нереидочка оказалась бы в купальнике! Впечатляют и прочие встречи Глеба с женщинами, особенно одна, в которой герой явился на свидание к даме сердца, а на ее месте оказалась другая, что было обнаружено лишь, как бы это сказать помягче, после окончания церемонии. Мимоходом заметим, что другой была инопланетянка, но тоже, разумеется, прекрасная. Одновременно в романе пропагандируется проект улавливания солнечной энергии, которой его организаторы намереваются подогревать океаническую воду. Но и это чудовищное с экологической точки зрения предприятие не позволяет ответить, по крайней мере, на один из многочисленных вопросов, возникающих при чтении "Семи стихий": зачем автору понадобилось так далеко забираться за хребты веков, ведь измываться над океанами, к несчастью, удается и в наше время, равно как и подглядывать за купающимися девушками, если, конечно, в этом мероприятии есть суровая необходимость. Второй роман Щербакова "Чаша бурь" /1985 г./ выглядит приглаженнее. В нем нет ни двадцать вторых веков, ни глобальных проектов. Действие перенесено в сегодняшний день. Правда, главный герой Володя, фантаст и археолог, точная копия Глеба из "Семи стихий". Отчества его мы так и не узнаем, хотя Володечке тоже уже за сорок. Сохранилась и главная черта Володи-Глеба. Вы догадываетесь, о чем я говорю? Как и у Глеба, инопланетянки чередуются с землянками /можно так сказать?/. Но в романе сделана скидка на подростковую аудиторию, интим изображается тонко, завуалировано, акварельно. "В коротких промежутках между репликами мы целовались". И все. Есть в романе и фантастика: расширенный и обогащенный сведениями из атланто- и этрускологии вариант сюжета №2. Земля превращена в арену противоборства двух враждующих внеземных цивилизаций - атлантов и этрусков. Мерзкие атланты /они не славяне/ крадут с Земли предметы, свидетельствующие о существовании Атлантиды, лишая людей возможности проникнуть в глубины собственной истории. Этруски довольствуются копиями. Собственно в этом и состоят их разногласия. Повествование время от времени перебивается фантастическими пассажами, вроде такого: "Однажды на рассвете постучат в окно. Сначала тихо, потом сильнее. Три раза и еще семь раз. Вам захочется открыть окно, но вы не подходите и не открывайте. Знайте: это прилетела металлическая муха разрядить вашу память, освободить от воспоминаний... " /Что за дура: если прилетела с такой целью, к чему стучать?/ О, Боже, зачем все это? Зачем? Зачем атланты, зачем этруски, зачем карлики мкоро-мкоро? Если только с популяризаторской целью, то совершенно необходимо следует отделить действительно научные сведения от произвольных выдумок автора. Иначе в голове любознательного читателя возникнет каша. И не лучше ли ему сразу обратиться к первоисточникам? Тогда он узнает, например, что специалисты называют абсурдом идею о близости русского языка к этрусскому, пропагандируемую Щербаковым в романе. Уже упомянутый Никитин пошел еще дальше. Он сообщает, что древние греки и даже не греки, а ахейцы ХIII века до Р.Х., штурмовавшие Трою, на самом-то деле были древнерусского происхождения... Но даже если бы историко-лингвистические упражнения авторов были плодотворными, сводить фантастику к изложению археологических гипотез - значит ограничивать и обеднять ее художественные возможности. Толстые романы с поцелуями, во всяком случае, для этого не требуются... А к Никитину придется еще вернуться...
В главе о шестидесятниках я уже говорил о печальной судьбе романов, авторы которых вели непримиримую борьбу с империализмом. Но там отрицательных примеров не приводил, не хотелось обеднять данную главу, лишать возможности представить нуль-литературу на мировой арене. Впрочем, держа самого себя за фалды, я ограничусь только одним примером. Любимый сюжетный ход авторов подобных произведений - введение в действие американского /именно американского/ шпиона, изображенного как человека крайне низких моральных и бытовых качеств, короче, законченным болваном, ловля которого доставляет истинное удовольствие писателю, контрразведчикам, а также пионерам и пенсионерам. Единственное, чему удивляешься, почему они не хватают его за шкирку сразу, а терпеливо ждут до конца книжки. Приятным исключением из этого сонма алкоголиков, стаканами хлещущих виски перед ответственными операциями, стала шпионка из романа Казанцева "Льды возвращаются" /1964 г./, которая, хотя тоже не прочь глотнуть стаканчик-другой, на самом деле оказывается тайной коммунисткой княжеского рода, давшей себя завербовать, чтобы ложными шифровками побольше насолить ненавистным империалистам. Но само совершенство - это роман Марка Ланского "Битые козыри" /1977 г./. Чтобы обеспечить себе свободу маневра, автор перенес действие на иную планету, куда с Земли драпанул миллион перепуганных победой социализма сторонников рыночной экономики. Постепенно они расплодились, расслоились, и все опять повторилось сначала уже на новой планете, которая тоже стала называться Землей. Она вертится вокруг звезды под названием Солнце, а вокруг нее, в свою очередь, вращается естественный спутник. Как он именуется, догадайтесь сами. Супермиллиардер и отставной генерал, уединившись в космических хоромах, вынашивают зловещие планы. Они решают спровоцировать на планете ядерную катастрофу, чтобы избавиться от "лишних" ртов, а заодно подавить бациллу либерализма. Для придания остроты конфликту в очередной раз сперва намечается удар по своим. Так как не вполне прояснено, есть ли на описываемой Земле государства, способные противостоять этим безумным планам /по тогдашним представлениям, они должны были бы быть социалистическими/, то тяжесть борьбы с воротилами большого бизнеса берет на себя ученый-одиночка Лайт - абсолютный гений. Конечно, ему бы не справиться с могущественными противниками, но автор позаботился снабдить Лайта почти божественными возможностями. Он и неотличимых от человека роботов создает, и бессмертное органическое вещество синтезирует, с помощью невидимых и неощутимых датчиков он способен непрерывно снимать голограммы с мозга любого человека и таким образом проникать не только в тайны секретных переговоров, но и в тщательно скрываемые мысли. Под занавес он самого себя превращает в неуязвимое существо, которому не страшны ни излучения, ни высокие температуры, ни космический холод, а стержни из твердых сплавов он играючи завязывает узлами. Не удивительно, что этому супермену из комиксов удается без особых сложностей справиться с преступными планами поджигателей. В данном случае трудно поверить даже в то, что всю эту ахинею автор писал с контрпропагандистскими целями.
Но не оставляет меня мысль, что, выбирая примеры для этой главы, я могу нанести авторам незаслуженную обиду. Скажем, вот я выбрал роман Михановского. Что ж, у нас хуже романов нет? Наверняка, есть. Не допустил ли я по отношению к незнакомому мне литератору предвзятости? От угрызений совести меня спас выпуск "Роман-газеты". Было до новых времен такое дешевое издание. Главной достопримечательностью "Роман-газеты" был ее /или его/ тираж. В этом сборнике он составлял З 465 000 экземпляров. Таких единовременных тиражей мне больше встречать не приходилось. С негодованием оставив в стороне мысль о коррупции, логично предположить, что для столь массового издания будет отбираться ну уж, во всяком случае, не самое худшее. На фантастику "Роман-газета" обращала внимание редко, но три выпуска в ней все же успели выйти. Об одном из них я умолчу, принимая во внимание преклонный возраст автора, а раскрыв второй, я с удовлетворением - не скрою - увидел, что он открывается "маленькой повестью" того же Михановского "Элы". Значит, в госкомиздатовских кругах, которые составляли и выпускали эти сборники Михановский был расценен выше, чем, например, Стругацкие или Булычев. И "Элы", согласно той же логике, должны быть одной из лучших его вещей. Нет, сила НЛ непобедима. Благодаря некомпетентности издателей или кумовству авторов с ними она подминает под себя хорошую фантастику, потому что "Элы" являют собой образец рафинированного нуль-образца. Однако чтобы вступить в общение с иным разумом не обязательно лететь так далеко, как это пришлось делать людям и элам. Евгений Гуляковский обнаружил его на Земле, о чем сообщается во второй повести того же сборника "Шорох прибоя" /1988 г./. В отличие от Михановского у Гуляковского мысль в повести есть. Она бесспорна и тоже может быть сформулирована в трех словах: океаны загрязнять нехорошо. Не открытие, но ладно: мысль-то правильная. Как же это воплощено в образной форме? Выясняется, что в глубинах океана живут разумные бактерии. Жили они мирно миллионы лет и зашевелились только нынче, когда люди "достали" их своей бесцеремонностью. То ли для установления контакта, то ли для выражения протеста бактерии эти стали создавать псевдолюдей, перевоссоздали, например, утонувшую девушку. Подобный фантастический ход в "Солярисе" Лема исполнен глубокого смысла. Созданная из "ничего" Хари - это олицетворенная больная совесть Криса, ощущающего чувство вины за ее самоубийство. Во Власту же не вложено ровным счетом ничего - непонятно, почему бактерии удостоили именно ее своим вниманием, зачем выкинули обратно на берег, зачем снова позвали в воду, зачем им, бактериям, там, в пучине человеческая душа, какую идейную или художественную функцию вообще несет эта девушка в контексте повести? Никакую. В том-то и особенность разбираемого жанра, что его авторы усердно придумывают иногда невероятные, а чаще заимствованные фокусы ни для чего, это, можно сказать, искусство для искусства.
В немалом количестве рассказов и повестей авторы полагают, что сама по себе встреча с посланцами иных миров настолько выдающееся событие, что больше ничего и не требуется. Так, например, в рассказе Михаила Грешнова "Гарсон" /1972 г./ к геологу, коротающему время у костра, приходит в гости робот, заброшенный к нам со звезды Дельта Кита, для сбора информации о земном шаре. За недолгий срок, который робот провел на Земле, никому кроме Володи не открывшись /видимо, особую симпатию конкретно к нему почувствовал/, он собрал исчерпывающую информацию, а также разобрался в земных неурядицах. Так вот скромно, в глухой горной котловине произошел знаменитый фантастический Контакт, Встреча Разумов. А затем робот удалился, не забыв на прощание сообщить молодому человеку, что только наша страна избрала верный путь развития. Одно время разнокалиберных пришельцев развелось так много, что, начиная читать новую фантастическую повесть, с нетерпением, даже со спортивным азартом ожидаешь, ах, в какой же, в какой же из них послышится пронзительный свист и на бедную старушку Землю свалится очередной космический гость. Ага, вот он! Свистит! "Послышался пронзительный свист, словно от падающей авиабомбы, в воздухе сверкнуло что-то большое, серебристое, затем раздался треск сокрушаемого дерева и глухой удар. "Штука", свалившаяся с неба, пробила насквозь крышу навеса и ударилась о валун..." От удара предмет, кусок льда, как оказалось, раскололся, и в почву попали неведомые семена. Космический подарок преподнесен нам в повести Николая Шагурина "Операция "Синий гном" /1975 г./. Свалившиеся под навес американскому фермеру космические семена немедленно взошли и начали расти во все стороны с такой невообразимой энергией, что в кратчайший срок захватили три четверти /!/ территории США, выжив с насиженных мест население. Представляете себе масштабы паники? И чего только не делали с "железной" травой, но ее не брал ни огонь, ни нож. Против нее оказались бессильными не только танки, которым она моментально оплетала гусеницы, но даже и водородная бомба, которую обрушило на Космосиану Сильвию вконец растерявшееся американское правительство. Не совсем, правда, прояснена цель акции: собирались ли пентагоновские генералы в случае положительного эффекта бомбить всю территорию собственной страны? Хотя пентагоновцы, как известно нашим фантастам, исключительно тупоголовый народ. К счастью для американцев, этого не понадобилось, так как Космосиана устояла и перед температурой термоядерного взрыва. Полна чудес могучая природа! Когда агрессивная травка начала примеряться, как бы перекинуться через Атлантику, и Европа застыла в ужасе, раздался спокойный голос крупного ученого... Но прежде чем сообщить, каким образом была спасена наша планета, я хочу предложить вам, дорогие читатели, небольшой эксперимент. Спросите, пожалуйста, у оказавшегося под рукой первоклассника: есть, мол, сорняк, которого ничем не удается выполоть, но с самого начала известно, что растет он только на свету, а по ночам замирает; так какое самое простое средство можно отыскать для борьбы с ним? Кто усомнится, что любой ребенок тут же ответит: надо заслонить его от солнца, скажем, прикрыть одеялом. Одеяла на три четверти США не хватит, но это уже чисто техническая задача. Гораздо любопытнее, что подобное соображение не пришло в голову ни одному нобелевскому лауреату, не говоря о рядовых министрах и президентах. Лишь через три месяца после начала бедствия оно озарило, естественно, советского академика, а чтобы откровение обнародовать, понадобилось созывать международную конференцию в Венесуэле. Во всех вариациях первого и второго рода с непреклонной последовательностью выполняется "закон Гамильтона": инопланетянки выглядят первейшими красавицами, по критериям земных конкурсов красоты, разумеется. Возьмем, к примеру, роман Владимира Корчагина "Астийский эдельвейс" /1982 г./. Чудо как хороша инопланетянка Миона, полюбившая сибирского геолога Максима и даже уносящая от него под сердцем будущего ребеночка на родную планету. Ей не уступает ни по моложавости, ни по красоте ее мать Этана, также полюбившая Максима. До семейной потасовки, правда, дело не дошло, к его и ее чести дело ограничилось словесными признаниями. Но Этану эта любовь примирила с человечеством, которое она до встречи с Максимом тридцать лет /!/ наблюдала с орбиты и пришла к неутешительным для людей выводам. Теперь же она сочла, что ее собственная цивилизация развивается по неверному пути, потому что положила в основу холодную логику разума, исключающая чувства, а тем более страсти. В свою очередь Максим, невзирая на призывы любящих женщин, мужественно решает остаться на Земле, чтобы передать людям знания, полученные на инопланетном корабле, которые, может быть, помогут нам избежать ядерной катастрофы. О, всемогущие пришельцы, до чего же досадно, что вы ставите судьбы человечества в зависимость от капризного увлечения случайно встреченным мужиком! А не влюбись они в Максима - гореть нам в адском пламени! Встречаются сюжетики и позапутаннее, в которых не сразу и разберешься, и только потом выясняешь, что разбираться было незачем. Отправной точкой повести Михаила Клименко "Ледяной телескоп" /1978 г./ служит некая камера, зарытая в прикаспийских песках, где инопланетяне много тысяч лет назад зачем-то запрятали всякие технические диковины... Каждый любитель фантастики сразу вспомнит, откуда содран этот ход, но вряд ли сообразит, зачем его было сдирать. Повесть насыщена сюрреалистическими фантасмагориями в духе картин Сальватора Дали. В ней задействованы гигантские автоматы и гигантские копии людей, через некоторое время превращающиеся в глиняные горшки/!/, способные хватать на лету самолеты /!/; другие копии людей, уже нормальных размеров, из-за чего-то воюют между собой. Какой-то злоумышленник чрезмерно сложным способом пытается вывести космическое добро за границу и привлекает к этому гешефту студента Максима, который обладает способностью ничему не удивляться. Если бы вам предложили за недалекую поездку на "Москвиче" самый крошечный бриллиантик, то, наверное, вы бы заподозрили какую-то авантюру. Максиму же предлагают алмаз весом в сорок пять тысяч каратов /!/ - и ничего. Парень закапывает /!/ сокровище в саду и отправляется в путь, как будто ему каждый день попадаются драгоценные камни величиной с арбуз. Кроме того, он решает испытать прочность камня кувалдой /!/. Тоже неплохо.
Вариант №3 - "Вид(ния". Это еще проще. Освоив предлагаемую методику, создавать фантастические рассказы сможет любой человек. Делается это так. Действие происходит на Земле. Где - неважно. Выбирайте любое понравившееся вам место. Кто действует - тоже неважно. Но пол, имя, род занятий, фасон одежды не забудьте довести до читателя пообстоятельнее, так что половина рассказа уже есть. И вот перед героем или героиней возникаю сны, видения, галлюцинации, словом, цветные картинки. Каков механизм их возникновения неважно, но можете ввести для солидности пару-другую "научных" термины генетическая память, эйдетизм и т. п. О чем картинки - тоже неважно. Но что-то, конечно, в них изображается. Другие места, прошлое, будущее, детство... Вот и все недолга. Шли, например, люди по лесу, присели отдохнуть у озера, тут пролетел болид, встряхнул пространство, и на миг открылось видение бородатого мужика с копьем. Открылось и исчезло - больше ничего. /Владимир Щербаков. "Болид над озером", 1977 г./. Грешнова тоже можно причислить к классикам НЛ, он в совершенстве владеет всеми ее рубриками. В его сборнике, который так и называется "Сны над Байкалом" /1983 г./, и болиды для встряски воздуха не понадобились. Небольшое умственное напряжение, и влюбленной паре отдыхающей на озере удается вызвать видения, возникающие одновременно перед обоими. Видение первое: мимо них проехал на тарантасе... догадались кто? Разумеется, Антон Павлович Чехов транзитом на Сахалин, и, конечно же, в пенсне. Второе видение представляет собой иллюстрацию к известной песне о пловце и омулевой бочке. С массой любопытных подробностей: "Бочка отошла от камней. Тут же ее подхватило волной, выкинуло на гребень, армяк затрепетал на ветру, готовый сорваться с жерди..." Жаль, автор не вспомнил: "Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать...". Вот она простирает худые руки... Еще рассказ в том же сборнике - "Чайки с берегов Тихого океана". На этот раз мы отправляемся в гости к краснодарскому рисоводу, которому друг с Курил прислал в подарок двух чаек. Никогда не слышал, чтобы чайки содержались в клетках, но в конце концов это же фантастический рассказ. И вот перед хозяином дома начинают возникать видения - море, волны, пароход, на котором можно было разобрать название - "Охотск"... Я бы для равновесия послал бы курильчанину стебли риса в цветочном горшке и перед ним бы стали возникать... Допишите рассказ сами... Точно так же как коммунистическая партия нынче с легкостью отбросила два краеугольных камня из своего фундамента - атеизм и интернационализм и подключилась к заигрываниям с церковью и национализмом, точно так же ее тогдашняя тень, советская НФ, все время бахвалившаяся кристальной научностью, легко перешла к воспеванию чертовщины и волхования. Герой рассказа Д.Шашурина "Сорочий глаз" /1977 г./, почтенный рабочий, пенсионер, съел в лесу несколько ягодок паслена, но почему-то не отравился /паслен в обычной литературе ядовит/, а помолодел лет на пятьдесят и обнаружил у себя тенденцию к дальнейшему омоложению. Столь простой и дешевой технологии возвращения молодости, кажется, еще не было ни у кого. Фаусту, помнится, пришлось заплатить за аналогичную услугу довольно дорогую цену. По другим авторитетным источникам для достижения желаемого результата надо претерпеть такую малоприятную процедуру, как ныряние в кипящий котел. А тут съел четыре ягодки - и порядок. Съел другие - и вернулся в прежнее состояние. Исключительно удобно. Надо полагать, что единственная цель придумывания этих сказочных чудес - обличение тупости и ретроградства нашей научной мысли: не хотят верить, хоть ты кол у них на голове теши. В Древней Руси наверняка бы поверили. Вспоминается рассказ С.Фитцджеральда "Забавный случай с Бэнджаменом Баттоном", в котором человек родился старичком и "рос" к младенчеству. Научных мотивировок "забавному" феномену автор не дает, и в этом отношении убедительность посылки равна пасленовым ягодам, но зато у него есть мысль: показать несовместимость достойной жизни с "нормальным" обывательским течением времени. А вот зачем подобные штучки переживать честному советскому пенсионеру, остается неясным. Загадочно и назначение иных рассказов Шашурина из сборника "Печерный день". Сказка - есть сказка. И никто, конечно, не потребует давать естественнонаучное обоснование, почему, например, звери могут говорить человеческим голосом. Это даже ребенку понятно. Но вот мы раскрываем книгу, и на читателя обрушивается ворох всевозможных чудес. Люди умеют летать, фонари загораются от одного приближения рук бакенщика, ни с того, ни с сего исчезают и возвращаются стены, взлетают в небо самородки, нарушаются законы термодинамики при помощи такого неподходящего для чудес приспособления, как женские бигуди... Справедливости ради надо сказать, что мистическим туманом пронизаны не все рассказы Шашурина. Нет никакой трансцедентальности, например, в рассказе "Две верблюжки". Просто довоенный папа-полярник нашел загадочные трупики во льду, может быть, даже пришельцев, не растерявшись, сорвал с них золотые пластинки, переплавил на паяльной лампе и прибрел в Торгсине четыре куска хозяйственного мыла и два одеяла из верблюжьей шерсти. Так что если, находясь в Арктике, вам представится подобный случай - не теряйтесь, а то останетесь без верблюжьих одеял. Автор, во всяком случае, поступок папы не осудил. Некоторые авторы не так бесхитростны. Я склонен думать, что еще одну повесть "Отчего бывает радуга" /1978 г./ Клименко хотел направить на защиту православной веры, против сектантов, хотя не стал бы биться об заклад, что разгадал замысел автора. Может быть, наоборот, он преследовал антирелигиозные цели. Судите сами. Герой повести нежданно-негаданно получает особый дар: он перестает видеть нормальные цвета вокруг. Зато люди начинают в его глазах светиться особыми оттенками, по которым можно судить об их душевно-нравственных задатках. Большинство людей изливает спокойное зеленое доброжелательство, особо хорошие светятся золотисто-зеленым пламенем. Но есть в городе несколько человек, отливающие фиолетовым, что герою сразу показалось подозрительным. Почему, он сам себе объяснить не может, но убежден, что должен их раскусить. И что же? Прав был Константин, прав! Фиолетовые оказались членами религиозной секты, которая приносит в жертву маленьких девочек на тайных сборищах. Действие, на всякий случай повторю, происходит не на Новой Гвинее, а в обычном российском городе при советской власти. Константин поспевает как раз вовремя, чтобы выхватить из рук злодеев сестренку своей возлюбленной, которую /сестренку/ считали давно утонувшей, а на деле фанатики прятали ее в ожидании жуткого празднества. Что же это за особый дар, снизошедший на Костю? И за что ему такое предпочтение? Ведь, надо полагать, в городе должны встречаться разные разности - там могли быть хулиганы, бюрократы, душевнобольные, мошенники. Но Константин видел только сектантов. Это наталкивает на мысль, что и он чем-то был с ними связан. Может, это досужие соображения, но такие уж странные мысли рождает эта странная повесть.
Примеры можно множить и множить, но не достаточно ли? Однако я пока обращался к одноклеточным произведениям. Приведу еще несколько примеров произведений, в которых признаки НЛ предстают перед читателем в комплексе. Это, так сказать, вершины, НЛ в квадрате. Такой довольно исчерпывающей энциклопедией НЛ может служить повесть Дмитрия Сергеева "Завещание каменного века" /1972 г./. Там есть все. И оживление замерзшего трупа; и цивилизация на иной планете, которая сама, конечно же, загнала себя в тупик слишком большим благополучием; и разумная машина, жаждущая власти и взбунтовавшаяся против своих создателей и еще многое другое, заимствованное из десятков аналогичных книг. Сюжетная путаница, калейдоскоп невероятных событий мешает разглядеть персонажей повести, даже главный герой - рассказчик - совершенно безлик; можно подумать, что герои надели те самые гипномаски, которые были в ходу у обитателей планеты Земетра, дабы всем быть одинаково и неразличимо красивыми. И это, пожалуй, единственно запоминающаяся деталь в повести, хотя автор не заметил, что она работает против него, Следующий роман одним из старейших научных фантастов рекомендован как удачное произведение о гармоничном обществе будущего. Ответственная рекомендация... Но вот мы раскрываем книгу. Действие происходит лет через двести, но никаких сведений о тамошней социальной "гармонии" мы не обнаружим, и каким путем она достигнута, тоже не узнаем. Зато в этом гипотетическом обществе по каждому поводу возникают легенды, так что невольно появляется мысль: не вернулось ли человечество к мифологическому уровню осмысления действительности? В наличии также летающие блюдца, говорящие дельфины, красивые инопланетянки и прочее. Но главное содержание романа В.Щербакова "Семь стихий" /1980 г./, его, так сказать, нестандартность вовсе не в этом. Примерно полкниги автор живописует амурные похождения сорокалетнего журналиста по имени Глеб, начиная с элементарного подглядывания за купающейся девушкой. При этом автор не забывает подчеркнуть, что купальщица была нагой; стал бы в самом деле его герой тратить время, если бы хорошенькая нереидочка оказалась бы в купальнике! Впечатляют и прочие встречи Глеба с женщинами, особенно одна, в которой герой явился на свидание к даме сердца, а на ее месте оказалась другая, что было обнаружено лишь, как бы это сказать помягче, после окончания церемонии. Мимоходом заметим, что другой была инопланетянка, но тоже, разумеется, прекрасная. Одновременно в романе пропагандируется проект улавливания солнечной энергии, которой его организаторы намереваются подогревать океаническую воду. Но и это чудовищное с экологической точки зрения предприятие не позволяет ответить, по крайней мере, на один из многочисленных вопросов, возникающих при чтении "Семи стихий": зачем автору понадобилось так далеко забираться за хребты веков, ведь измываться над океанами, к несчастью, удается и в наше время, равно как и подглядывать за купающимися девушками, если, конечно, в этом мероприятии есть суровая необходимость. Второй роман Щербакова "Чаша бурь" /1985 г./ выглядит приглаженнее. В нем нет ни двадцать вторых веков, ни глобальных проектов. Действие перенесено в сегодняшний день. Правда, главный герой Володя, фантаст и археолог, точная копия Глеба из "Семи стихий". Отчества его мы так и не узнаем, хотя Володечке тоже уже за сорок. Сохранилась и главная черта Володи-Глеба. Вы догадываетесь, о чем я говорю? Как и у Глеба, инопланетянки чередуются с землянками /можно так сказать?/. Но в романе сделана скидка на подростковую аудиторию, интим изображается тонко, завуалировано, акварельно. "В коротких промежутках между репликами мы целовались". И все. Есть в романе и фантастика: расширенный и обогащенный сведениями из атланто- и этрускологии вариант сюжета №2. Земля превращена в арену противоборства двух враждующих внеземных цивилизаций - атлантов и этрусков. Мерзкие атланты /они не славяне/ крадут с Земли предметы, свидетельствующие о существовании Атлантиды, лишая людей возможности проникнуть в глубины собственной истории. Этруски довольствуются копиями. Собственно в этом и состоят их разногласия. Повествование время от времени перебивается фантастическими пассажами, вроде такого: "Однажды на рассвете постучат в окно. Сначала тихо, потом сильнее. Три раза и еще семь раз. Вам захочется открыть окно, но вы не подходите и не открывайте. Знайте: это прилетела металлическая муха разрядить вашу память, освободить от воспоминаний... " /Что за дура: если прилетела с такой целью, к чему стучать?/ О, Боже, зачем все это? Зачем? Зачем атланты, зачем этруски, зачем карлики мкоро-мкоро? Если только с популяризаторской целью, то совершенно необходимо следует отделить действительно научные сведения от произвольных выдумок автора. Иначе в голове любознательного читателя возникнет каша. И не лучше ли ему сразу обратиться к первоисточникам? Тогда он узнает, например, что специалисты называют абсурдом идею о близости русского языка к этрусскому, пропагандируемую Щербаковым в романе. Уже упомянутый Никитин пошел еще дальше. Он сообщает, что древние греки и даже не греки, а ахейцы ХIII века до Р.Х., штурмовавшие Трою, на самом-то деле были древнерусского происхождения... Но даже если бы историко-лингвистические упражнения авторов были плодотворными, сводить фантастику к изложению археологических гипотез - значит ограничивать и обеднять ее художественные возможности. Толстые романы с поцелуями, во всяком случае, для этого не требуются... А к Никитину придется еще вернуться...
В главе о шестидесятниках я уже говорил о печальной судьбе романов, авторы которых вели непримиримую борьбу с империализмом. Но там отрицательных примеров не приводил, не хотелось обеднять данную главу, лишать возможности представить нуль-литературу на мировой арене. Впрочем, держа самого себя за фалды, я ограничусь только одним примером. Любимый сюжетный ход авторов подобных произведений - введение в действие американского /именно американского/ шпиона, изображенного как человека крайне низких моральных и бытовых качеств, короче, законченным болваном, ловля которого доставляет истинное удовольствие писателю, контрразведчикам, а также пионерам и пенсионерам. Единственное, чему удивляешься, почему они не хватают его за шкирку сразу, а терпеливо ждут до конца книжки. Приятным исключением из этого сонма алкоголиков, стаканами хлещущих виски перед ответственными операциями, стала шпионка из романа Казанцева "Льды возвращаются" /1964 г./, которая, хотя тоже не прочь глотнуть стаканчик-другой, на самом деле оказывается тайной коммунисткой княжеского рода, давшей себя завербовать, чтобы ложными шифровками побольше насолить ненавистным империалистам. Но само совершенство - это роман Марка Ланского "Битые козыри" /1977 г./. Чтобы обеспечить себе свободу маневра, автор перенес действие на иную планету, куда с Земли драпанул миллион перепуганных победой социализма сторонников рыночной экономики. Постепенно они расплодились, расслоились, и все опять повторилось сначала уже на новой планете, которая тоже стала называться Землей. Она вертится вокруг звезды под названием Солнце, а вокруг нее, в свою очередь, вращается естественный спутник. Как он именуется, догадайтесь сами. Супермиллиардер и отставной генерал, уединившись в космических хоромах, вынашивают зловещие планы. Они решают спровоцировать на планете ядерную катастрофу, чтобы избавиться от "лишних" ртов, а заодно подавить бациллу либерализма. Для придания остроты конфликту в очередной раз сперва намечается удар по своим. Так как не вполне прояснено, есть ли на описываемой Земле государства, способные противостоять этим безумным планам /по тогдашним представлениям, они должны были бы быть социалистическими/, то тяжесть борьбы с воротилами большого бизнеса берет на себя ученый-одиночка Лайт - абсолютный гений. Конечно, ему бы не справиться с могущественными противниками, но автор позаботился снабдить Лайта почти божественными возможностями. Он и неотличимых от человека роботов создает, и бессмертное органическое вещество синтезирует, с помощью невидимых и неощутимых датчиков он способен непрерывно снимать голограммы с мозга любого человека и таким образом проникать не только в тайны секретных переговоров, но и в тщательно скрываемые мысли. Под занавес он самого себя превращает в неуязвимое существо, которому не страшны ни излучения, ни высокие температуры, ни космический холод, а стержни из твердых сплавов он играючи завязывает узлами. Не удивительно, что этому супермену из комиксов удается без особых сложностей справиться с преступными планами поджигателей. В данном случае трудно поверить даже в то, что всю эту ахинею автор писал с контрпропагандистскими целями.
Но не оставляет меня мысль, что, выбирая примеры для этой главы, я могу нанести авторам незаслуженную обиду. Скажем, вот я выбрал роман Михановского. Что ж, у нас хуже романов нет? Наверняка, есть. Не допустил ли я по отношению к незнакомому мне литератору предвзятости? От угрызений совести меня спас выпуск "Роман-газеты". Было до новых времен такое дешевое издание. Главной достопримечательностью "Роман-газеты" был ее /или его/ тираж. В этом сборнике он составлял З 465 000 экземпляров. Таких единовременных тиражей мне больше встречать не приходилось. С негодованием оставив в стороне мысль о коррупции, логично предположить, что для столь массового издания будет отбираться ну уж, во всяком случае, не самое худшее. На фантастику "Роман-газета" обращала внимание редко, но три выпуска в ней все же успели выйти. Об одном из них я умолчу, принимая во внимание преклонный возраст автора, а раскрыв второй, я с удовлетворением - не скрою - увидел, что он открывается "маленькой повестью" того же Михановского "Элы". Значит, в госкомиздатовских кругах, которые составляли и выпускали эти сборники Михановский был расценен выше, чем, например, Стругацкие или Булычев. И "Элы", согласно той же логике, должны быть одной из лучших его вещей. Нет, сила НЛ непобедима. Благодаря некомпетентности издателей или кумовству авторов с ними она подминает под себя хорошую фантастику, потому что "Элы" являют собой образец рафинированного нуль-образца. Однако чтобы вступить в общение с иным разумом не обязательно лететь так далеко, как это пришлось делать людям и элам. Евгений Гуляковский обнаружил его на Земле, о чем сообщается во второй повести того же сборника "Шорох прибоя" /1988 г./. В отличие от Михановского у Гуляковского мысль в повести есть. Она бесспорна и тоже может быть сформулирована в трех словах: океаны загрязнять нехорошо. Не открытие, но ладно: мысль-то правильная. Как же это воплощено в образной форме? Выясняется, что в глубинах океана живут разумные бактерии. Жили они мирно миллионы лет и зашевелились только нынче, когда люди "достали" их своей бесцеремонностью. То ли для установления контакта, то ли для выражения протеста бактерии эти стали создавать псевдолюдей, перевоссоздали, например, утонувшую девушку. Подобный фантастический ход в "Солярисе" Лема исполнен глубокого смысла. Созданная из "ничего" Хари - это олицетворенная больная совесть Криса, ощущающего чувство вины за ее самоубийство. Во Власту же не вложено ровным счетом ничего - непонятно, почему бактерии удостоили именно ее своим вниманием, зачем выкинули обратно на берег, зачем снова позвали в воду, зачем им, бактериям, там, в пучине человеческая душа, какую идейную или художественную функцию вообще несет эта девушка в контексте повести? Никакую. В том-то и особенность разбираемого жанра, что его авторы усердно придумывают иногда невероятные, а чаще заимствованные фокусы ни для чего, это, можно сказать, искусство для искусства.