Рей Энджи. Влюбленный упрямец

   – И? – Гарик сохранял расслабленную позу, но внутренне напрягся.
   – Есть еще одна компания, заинтересованная в приобретении "Лачленд"? Ее мужу не очень нравится этот "Огремарк"...
   – "Аграмарк".
   – "Огремарк", "Аграмарк" – какая разница. Но мистер Лачленд может передумать, если обнаружит, что у тебя трудности с финансами.
   – Ты пытаешься, Дорин, шантажировать меня? – очень мягко спросил Гарек, перестав махать ракеткой.
   – Конечно, нет. – Она улыбнулась. – Не понимаю, почему ты так подумал.
   В ответ Гарек не улыбнулся. Приобретение "Лачленд" – ключевой момент в его плане расширения "Вишневски индастриз". К сожалению, корпорация "Аграмарк" также хотела купить небольшую кораблестроительную компанию. У корпорации есть все преимущества: финансовые ресурсы, превосходящие возможности Гарека, связи с чиновниками, знающие адвокаты. Но, несмотря ни на что, Гарек твердо решил добиться успеха и уже почти сделал это.
   Если Дорин не подставит ножку.
   Как, черт возьми, она обнаружила, что у него проблемы с финансированием? Он долго-долго смотрел на нее.
   – Дорин, я предупреждал тебя – не вмешивайся в мой бизнес.
   – Бизнес, бизнес, бизнес – это единственное, о чем ты думаешь. Наступило время что-то сделать для семьи. Разве это так трудно? Мне много не надо. Все, что от тебя требуется, – спонсировать мой фонд.
   – И это все? – иронически спросил он.
   – Спасибо, что напомнил. Мне еще необходим помощник, который занимался бы деталями. Из-за слабого здоровья я не в состоянии делать все сама.
   Дорин могла поспорить здоровьем с ломовой лошадью. Крупная, как у брата, фигура, большие ноги и руки. В молодости полная и сочная девица, когда она вышла замуж за Гранта Таррингтона и породнилась с "голубой кровью" Чикаго, то постаралась избавиться от лишнего веса, чтобы выглядеть "соответственно". К несчастью, похудев, Дорин стала костлявой и угловатой.
   – Я также хочу, чтобы ты перестал саботировать мои усилия быть включенной в "Социальный регистр", – продолжала она. – Отказался от женщин с дурной репутацией и нашел себе приятную, уважаемую девушку. Вроде Эмбер Беллэйр. Мы с ней вчера встретились и договорились...
   – Договорились о чем? – чересчур спокойно спросил Гарек.
   – Оставь этот гадкий тон. Мы решили, что ты производишь впечатление... одинокого человека.
   Гарек не хотел рисковать сделкой. Но он ни секунды не сомневался, что нельзя позволить Дорин думать, будто такими манипуляциями она всякий раз будет получать, что захочет.
   – Единственная проблема в том, что Этель не понравится, если я организую конкурирующий фонд. – Дорин задумчиво барабанила наманикюренными ногтями по подлокотнику. – Она может рассердиться. И даже заблокировать мою кандидатуру в "Социальный регистр". Наверное, мне надо найти что-то другое. К примеру, балет. Или изобразительное искусство. Живопись – это очень шикарно. Можно открыть галерею на Мичиган-авеню. Или еще лучше на Ривер-Норт...
   – Галерею?
   – Выставку работ художников, которых мы спонсируем. Восходящих к успеху молодых людей, конечно рекомендованных Институтом искусств, а не дрянных современных мазилок...
   Дорин продолжала болтать, но Гарек уже не слушал. Он вспомнил женщину, вернувшую ожерелье. Элеанор Эрнандес. О чем она говорила? Работает в галерее... Специализируется в современном искусстве... Заходите, если хотите что-нибудь купить.
   Жадная, маленькая ведьма. Такая же жадная, как Дорин, только с парой ярких голубых глаз и самым сексуальным ртом, какой он видел.
   – Гарек, не думаю, что я расточительна. Ты можешь это позволить. Знаешь, продемонстрировать щедрость тебе не повредит. Я твоя единственная сестра...
   – Очень хорошо.
   Дорин изумленно уставилась на него. Челюсть ее буквально отвисла, и появилась угроза, что пойдут насмарку недавние усилия пластического хирурга.
   – Ты это сделаешь?
   – А у меня есть выбор?
   – Нет. Хоть один раз ты должен сделать то, что я хочу.
   Любой бизнесмен, имевший дело с Гареком Вишневски, тотчас насторожился бы или отнесся скептически к его неожиданной покладистости. Но Дорин только самодовольно улыбалась, уже видя свое имя, напечатанное в "Социальном регистре". Она даже не заметила, что брат перехватил теннисную ракетку и исполнил – аккуратно и неотразимо – удар слева.

Глава 3

   – Это твоя лучшая работа.
   – Ты так считаешь, Элл и? – Карие глаза Тома Скарлатти сверкнули за толстыми линзами очков. – Мой сосед по комнате говорит, что это похоже на мазню двухлетнего ребенка.
   Элли разглядывала холст, развернутый на конторке галереи. Хотя Том использовал ее в качестве модели, изображение не имело ни малейшего сходства с оригиналом. Свободно парящие линии и живые цвета создавали ощущение пространства и гармонии. Картина вызывала желание остановиться и смотреть.
   – Твой сосед инженер, – напомнила Элли. – Он ничего не понимает в искусстве.
   – Это правда. – Узкая грудь Тома будто расширилась. – Я думаю, "Женщина в голубом" хорошо пойдет. Хотя мне неприятно продавать ее.
   – Если хочешь, я прикреплю табличку "Не для продажи", – предложила Элли. – Хотя уверена, что ты можешь назначить за нее отличную цену.
   – Придется, – со вздохом сказал он. – Хозяин грозится выселить меня.
   Зазвенел колокольчик, кто-то вошел в "Фогель-галерею". Том замолчал и посмотрел в сторону двери. Элли изобразила профессиональную улыбку, которая будто замерзла на губах, когда она увидела посетителя.
   Гарек Вишневски!
   Ради бога, что он здесь делает? После той безобразной сцены у него в офисе прошла неделя. Элли собрала все силы и выбросила его из головы. Но иногда приходилось вспоминать. К примеру, когда она заглядывала в обшарпанную шкатулку и видела чек на пять тысяч долларов, лежавший на дне. Ей никак не удавалось убедить себя, что надо пойти в банк и получить деньги.
   Элли пожалела, что не заперла дверь. Зачем он явился? Сделать очередное хамское предложение?
   – Извини, – пробормотала она Тому и вышла из-за конторки. – Добрый вечер, мистер Вишневски, – вежливо, но холодно проговорила она, внутренне приготовившись к отпору. – Могу я быть вам полезной?
   Он задумчиво изучал ее. Наверное, собирается дать очередной совет насчет ее гардероба, сердито подумала Элли.
   – Я хочу только посмотреть. – Он перевел взгляд на плоский стеклянный поднос с грязью и мусором. – Так это и есть концептуальное искусство? Очень впечатляюще.
   Ее возмутил его саркастический тон. Конечно, не каждый способен оценить выдающиеся работы, представляющие современное искусство. Многие, приходя впервые, презрительно оглядывали галерею или насмешливо хихикали. Правда потом, когда Элли объясняла замысел художника, люди относились к увиденному с уважением.
   Гареку Вишневски она ничего не собиралась объяснять. Зачем напрасно тратить время? Он, очевидно, пришел, чтобы посмеяться над ней. Делать ему нечего, что ли?
   Похоже, что нечего. Он прохаживался по галерее, она следовала за ним. Гарек казался таким громадным, что она не доверяла ему – вдруг что-нибудь столкнет и разобьет.
   – Мы закрываемся. – Его самодовольный вид доводил ее до бешенства. – Наверное, вы сможете прийти в другой день. – Элли изо всех сил старалась быть вежливой.
   – Я побуду здесь еще несколько минут, – сказал Гарек и продолжал прогуливаться по галерее, будто в его распоряжении вечность. Он рассматривал работы, рот кривился в насмешливой улыбке. Он издевался даже над скульптурой гигантского таракана, сделанной Бертрайс из прессованного мусора.
   Затем остановился перед конторкой и уставился на работу Тома.
   – Это я возьму.
   Элли моргнула, опасаясь, что она неправильно поняла.
   – Вы хотите купить "Женщину в голубом"?
   – Да. – Он вскинул брови. – Есть проблема?
   – Нет, нет. Просто я удивлена. – "Остолбенела", пожалуй, было бы точнее. – Почему вы заинтересовались этой картиной?
   – Вы у всех покупателей спрашиваете, почему они собираются сделать ту или иную покупку?
   – Обычно нет. Но большинство моих покупателей любит современное искусство.
   – Вы думаете, что я не люблю? Не стоит так быстро судить обо мне. – Он вытащил из внутреннего кармана пальто бумажник и достал платиновую кредитную карточку. Элли ее не взяла.
   – "Женщина в голубом" не соответствует стилю вашего офиса. Вы уверены, что не желаете что-то другое? Что-то, лучше подходящее вашей личности? – На мгновение ее взгляд остановился на гигантском таракане.
   Гарик заметил это, и глаза его засверкали. То ли от смеха, то ли от злости. Она бы предпочла злость.
   – Мне нравится эта картина. – Он не убирал свою кредитку.
   Элли не верила, что Вишневски пришел в галерею с целью купить картину. Но даже если и так, лучше бы он выбрал что-то еще. Она не хотела, чтобы он завладел "Женщиной в голубом", потому что он не способен оценить ее. Девушка уже открыла было рот, чтобы отказать, но остановилась.
   Разве можно, будучи в здравом уме, не продать картину, когда галерея и Том так нуждаются в деньгах?
   Ответ неприятный, но очевидный.
   Взяв кредитку кончиками пальцев, она оформила продажу.
   – Спасибо, мистер Вишневски, – выдавила Элли. – Завтра картина будет отправлена вам.
   – Отлично. – Он посмотрел на нее, потом на часы. – Мисс Эрнандес, мне надо обсудить с вами один вопрос. Но я знаю, пришло время закрывать галерею. Чтобы мы могли поговорить, не пообедаете ли вы со мной?
   – Нет. – Элли замерла. Значит, у него есть предложение.
   – Это важно, – продолжал Гарек, глазом не моргнув, будто не слыша ее, – и касается галереи.
   – Что такое? – встрепенулась Элли.
   – За обедом я все объясню.
   – Почему вы не можете рассказать сейчас?
   – Я никогда не обсуждаю дела на пустой желудок.
   Улыбка Гарека вызвала у Элли еще больше подозрений. Это была такая улыбка, которая заставляет женщин улыбнуться в ответ и выполнить любую просьбу. И он знал это!
   – Если вас это не интересует, – заметил Гарек, не дождавшись ответа, – я могу найти другую галерею. – Он сделал шаг к двери.
   – Постойте!
   Он остановился, она закусила губу. Элли понимала, что Гарек манипулирует ею. Но любопытство пересилило все.
   – Позвольте мне надеть шляпу и пальто и запереть галерею, – пробормотала она.
   В этот вечер его не ждал лимузин. Он приехал на большом черном "мерседесе" с салоном, отделанным мягкой кожей. Но она не обратила внимания на тщеславную роскошь.
   – Что насчет галереи? – спросила Элли, когда они ехали по улице. – Вы хотите купить еще какую-то картину?
   – Не совсем так. – Гарек аккуратно обогнул сугроб. – Вы владелица галереи?
   – Нет, мистер Фогель.
   – Ах, тогда, видимо, мне надо поговорить с ним.
   – В этом нет необходимости. Мистер Фогель не занимается делами с тех пор, как умерла его жена. Он старый, и у него слабое здоровье. Он позволяет мне управлять галереей и полностью доверяет.
   – Доверяет? Тогда, очевидно, у меня не будет сложностей. – Сухие нотки в голосе заставили Элли насторожиться, но он заговорил снова:
   – Простите, но мне надо сосредоточиться на вождении. Я объясню все за обедом.
   Разумно. Дорога покрыта льдом и снегом, да еще и с рытвинами. Кроме того, плохая видимость. Но Элли не поверила ему.
   В ресторане они сели за стол, покрытый белой льняной скатертью, уставленный фарфором и хрусталем.
   – Вы бывали здесь прежде? – спросил Гарек.
   – Нет. Но послушайте, в чем, собственно, дело?
   – Вы всегда так нетерпеливы? – Он вскинул брови и взял карту вин.
   – Только когда собеседник намеренно уклоняется от ответа.
   У него опять странно засверкали глаза. Элли показалось, что Гарек хочет вышвырнуть ее из ресторана. Но он спокойно заговорил:
   – Я хочу основать фонд в поддержку искусства. Для этого ищу художников, которых смогу спонсировать, и галерею, где буду выставлять их работы. Думаю, "Фогель" как раз то, что мне надо.
   Элли откинулась на спинку кресла и вытаращила глаза. Сердце громко стучало. Фонд! Тогда для галереи начнется другая жизнь. Она наймет артфотографов, поместит рекламу в дорогих журналах, привлечет внимание критиков и коллекционеров. Они способны превратить неизвестного художника, вроде Тома, в светскую сенсацию. Она поменяет освещение, починит лифт и создаст на крыше сад скульптур, как мечтала...
   Появился официант, и пока он принимал заказ, Элли пыталась справиться с волнением. В Чикаго тысяча галерей. Надо убедить Вишневски, что "Фогель" – лучший выбор для его спонсорства и фонда.
   – "Фогель" идеально вам подходит, – начала она, когда официант удалился. – Наша цель – поддерживать прогрессивное искусство. Мы ищем работы, не скованные условностями, концептуальные и теоретически обоснованные. Все, что у нас выставлено, уникально...
   К столу подошел соммелье. Пока он обсуждал с Гареком, какое вино подчеркнет вкус выбранных блюд, Элли еле сдерживала нетерпение. Наконец мужчины приняли решение, открыли бутылку, начали пробовать. Когда ритуал завершился, она смогла продолжить:
   – Я уверена, что при серьезной поддержке Том Скарлатти – его картину вы купили – станет ярким представителем новой волны...
   – Вы очень высокого мнения о Томе Скарлатти, – перебил ее Гарек.
   – Да. – Она подняла бокал с вином. – Он великолепен, гений, если хотите.
   – Он ваш бойфренд?
   Элли посмотрела на человека, сидевшего напротив, и встретилась с холодными серыми глазами.
   – Нет, – медленно ответила она. – Почему вы спрашиваете?
   – Простое любопытство. В вашей жизни должен быть мужчина.
   – Это не ваше дело, но я отвечу. У меня никого нет. В данный момент я не заинтересована в романтических отношениях.
   – Вы хотите сосредоточиться на карьере? Я удивлен.
   – Почему?
   – Потому что большинство женщин предпочитают найти мужа, сколько бы они ни отрицали этого желания.
   Ей не понравился его циничный тон.
   – Неужели? Я сталкиваюсь с противоположным положением. Большинство мужчин, знакомых мне, отчаянно хотят жениться. Особенно солидные, такие, как вы.
   – Мне двадцать девять, – бросил Гарек.
   – Ох? – Она потупилась, чтобы спрятать улыбку, и отпила немного вина.
   – Думаю, я всего на год-два старше вас, – уточнил он.
   – Головки молодого лука в собственном соку, – объявил подошедший официант.
   – Именно то, что нам надо, – заметил Гарек.
   – Мне двадцать четыре. – Элли не могла сдержать смех. – Что касается галереи...
   – Не надо больше ничего говорить, – покачал он головой. – Я уже принял решение. Это "Фогель".
   Радость охватила Элли. Галерея спасена! Ей хотелось танцевать на столе, петь во всю силу легких, поцеловать Гарека Вишневски в губы...
   Он будто прочел мысли девушки и уставился на ее губы. Праздник кончился. Он так же смотрел на нее и в офисе. Перед тем как сказал, что она может связаться с ним, если ей будет что ему предложить.
   Судя по его заинтересованности ею, Элли отлично понимала, какая ей приготовлена ловушка.
   – И что вы хотите за это? – прямо спросила она после того, как официант расставил все блюда и ушел.
   Гарек положил в рот кусочек филейной части ягненка и долго жевал.
   – Странный вопрос, – наконец произнес он. – Почему люди основывают фонд поддержки искусства?
   – Потому что любят искусство.
   – А вы считаете, что я не люблю? – Он предложил ей тушеные овощи, она покачала головой. – Я уже говорил вам – не судите меня так быстро.
   Он очень уклончиво себя ведет.
   – Почему вы выбрали мою галерею? Ведь я даже не нравлюсь вам.
   – Откуда эта мысль? – Он поднял брови.
   – Когда я возвращала ожерелье, вы были очень невежливы.
   – Прошу прощения. Обычно у женщин, которые врываются ко мне, есть скрытые мотивы.
   – Они хотят, чтобы их снимок попал в газету? – догадалась Элли.
   – Они хотят выйти замуж.
   Элли поперхнулась козьим сыром и красной, словно сердце, редиской. Бедный парень, он, очевидно, страдает серьезным психическим расстройством – манией самодовольства.
   – У меня не появится желание выйти за вас замуж. Обещаю.
   – Поэтому я и выбрал вашу галерею. – Гарек цинично усмехнулся. – Вы честно признались, что заинтересованы только в деньгах.
   Элли открыла было рот, но не стала возражать. Нет смысла.
   – Чем конкретно будет заниматься фонд? – вместо этого спросила она.
   – Чем обычно. Выставки, презентации художников, чьи работы выставлены в галерее. Завтра я пошлю к вам помощницу, и вы скажете ей, что надо сделать. Кроме того, я хочу, чтобы вы с ней подготовили специальное мероприятие – скажем, "предоткрытие". Оно пройдет в доме моей сестры. Естественно, я надеюсь, что вы подберете работы.
   Элли отпила глоток вина, прикидывая, кого из художников она пригласит. Без сомнения, Тома и Бертрайс, может быть, Карло Бустаменте...
   – Также надеюсь, что вы организуете небольшой аукцион, – продолжал Гарек. – И в субботу мне придется повести вас на симфонический концерт.
   – Симфонический концерт! – Элли поставила бокал. – Понятно, зачем нужен аукцион. Но почему концерт?
   – Хочу познакомить вас с коллекционерами. Некоторые из них будут там.
   – Почему вы не можете привести их в галерею?
   – Я бизнесмен. У меня нет другого времени на общение с любителями искусства.
   Элли заподозрила, что вся история с фондом – какой-то заговор. Чтобы затащить ее в постель? Весьма сомнительно. Вишневски богат и не так уж безобразен. Он вполне может без проблем найти женщину, которая ублажала бы его. Или он бездарный художник, которому нужно место, чтобы развешивать свои бесчисленные шедевры?..
   – Этот портрет, который я видела у вас в офисе... – Элли старалась говорить беспечно, но внутри у нее все сжалось от ужаса. – Портрет Лилли Лейд... вы нарисовали?
   – Милостивый боже! – Гарек выглядел совершенно ошеломленным. – Нет! Почему вы спросили?
   – Просто так, – солгала она. Элли откинулась в кресле, приходя в себя от пережитого страха. Она не могла разрешить человеку вроде Гарека Вишневски превратить галерею во что-то несусветное.
   – Если я соглашусь, – сказала она, – у меня есть несколько условий.
   – Каких?
   – Во-первых, я должна полностью контролировать направление галереи. При принятии решений мое слово – последнее и решающее. Ничто не может быть выставлено без моего согласия.
   – Прекрасно. Я не хочу ничего менять. Галерея полностью устраивает меня.
   Элли внимательно изучала его – ни в голосе, ни в лице сарказма нет.
   – Во-вторых, наши отношения – деловые. И все.
   – Естественно. А что еще?
   – Вы принимаете мои условия? – насупилась она.
   – Это все? Вы не хотите, чтобы я внес ваше имя в "Социальный регистр"?
   – Простите? – Элли недоуменно вскинула голову.
   – Неважно. Да, я принимаю ваши условия.
   – Тогда я принимаю ваше предложение, – торжественно произнесла она.
   – Благодарю вас, – слегка иронически сказал он. Она не сдержала улыбки.
   Гарек улыбнулся в ответ. Сердце сделало странный маленький кувырок, как при первой встрече. Но Элли тотчас подавила подобную слабость. Несмотря на то, что он согласился на ее условия, Элли не доверяла ему. Ее не оставляло чувство, что у него есть скрытая цель, о которой он не говорит. Мистер Вишневски что-то задумал.
   Но что?

Глава 4

   Гарек терпеть на мог симфоническую музыку, но ему приходилось посещать концерты, сопровождая Эмбер или Дорин. Они ненавидели симфонии еще сильнее, чем он. Эмбер притворялась, что получает удовольствие, но больше интересовалась публикой в зале, а не оркестром. Гарек полагал, что она вообще глухая. В антрактах дамы обсуждали платье Баффи Вандерлорн и прикидывали, настоящие драгоценные камни в ожерелье Триши Митчелл или фальшивые.
   Тем больше он удивился, обнаружив, что Элеанор с напряженным вниманием слушает музыку. Она сидела рядом с ним и казалась очень маленькой. Ее макушка едва доставала до его подбородка. Она выглядела такой хрупкой и беззащитной, как струны скрипки, а спина была прямой, словно палочка дирижера.
   Вечер получился не таким, как ожидал Гарек. Когда он заехал за Элли, то просто остолбенел от ее вида. Тщательно уложенные локоны. Серебристое, украшенное бисером облегающее платье подчеркивало каждый изгиб фигуры. Она выглядела великолепно.
   Он сказал ей об этом. Но, к его великой досаде, голос прозвучал хрипло, словно у подростка на первом свидании.
   – Спасибо, – холодно поблагодарила она и оставалась безучастной, пока не зазвучала музыка.
   Свет со сцены падал на ее лицо. Он наблюдал, как вспыхивали глаза при каждом призыве французских рожков, как дрожали губы при каждой жалобе скрипок. Звуки, ничего не говорившие Гарику, очевидно, очень много значили для нее. Ему это было непонятно.
   Когда начался антракт, лицо Элли сияло. Но только до тех пор, пока она не заметила, что он наблюдает за ней. Тогда маленькая женщина снова замкнулась.
   – Мне всегда нравился этот дирижер, – сказала она по дороге в фойе. – Он способен многого добиться от оркестра.
   – Вы говорите как специалист.
   – Я? – Она пожала плечами и привлекла его внимание к кремовым плечам, лишь едва прикрытым легкой шалью. – Я очень давно не была на концерте. Иногда мне удается послушать симфоническую музыку по радио. А вы часто бываете на концертах?
   – От случая к случаю. – Свет от канделябров падал на ее серебристое платье, оно сверкало и привлекало внимание. Он взял Элли под локоть и повел в бар.
   – Некоторые бизнесмены, с которыми у меня есть деловые связи, являются спонсорами симфонических оркестров. Поэтому мне надо иногда появляться на концертах. Не хотите шампанского?
   – А вы что-нибудь делаете только для удовольствия? – Голос Элли звучал неодобрительно и одновременно удивленно.
   – Если вы хотите преуспеть в бизнесе, на удовольствия времени не остается, – объяснил Гарек. – В жестоком окружении надо бороться за жизнь. Но награда огромна.
   – Вы имеете в виду деньги? – Элли приняла из его рук бокал шампанского, но не успела продолжить свою мысль. Резкий голос позвал Гарека по имени. Он оглянулся и увидел Этель Палермо, которая, точно бульдозер, прокладывала в толпе путь. Сзади шел ее тихий маленький муж Джордж. Гарек представил ей Элеанор, но Этель не обратила внимания на его слова.
   – Твоя сестра здесь?
   – Я ее не видел.
   – Я разговаривала с ней в полдень, – возмущенно сообщила Этель. – Она сказала, что завтра уезжает в круиз и должна собрать вещи. Я напомнила ей, как важно поддерживать симфонические концерты. Она обещала прийти.
   – Может быть, у Дорин началась головная боль. Вы же знаете, как она страдает. – Особенно когда предстоит провести несколько часов в концертном зале.
   Этель поправила бриллиантовую тиару в замысловатой прическе и перевела острый взгляд на Элли.
   – Элеанор Эрнандес? Никогда не слышала о вас.
   – Вы и не могли услышать, – улыбнулась Элли.
   К удивлению Гарека, разговор на этом не оборвался. Через несколько минут Этель рассказывала Элли о своих трех сыновьях, неблагодарных болтунах. О дочери – источнике постоянных разочарований. И о десяти внуках, красивых, умных и талантливых. Когда Этель сообщила, что старший внук прекрасно рисует, Элли заметила, что, хотя талант часто бывает наследственным, его надо подпитывать.
   – Вы или ваш муж занимаетесь творчеством? – спросила она.
   – Я всегда любила искусство, – кивнула Этель. – А Джордж играет на скрипке.
   – Вы играете? – Улыбка осветила Элли лицо. – Мой отец тоже играл. Что вы думаете о солисте?
   – По-моему, его импровизация была слабовата. Не хватало страсти. – Гортанный голос Джорджа разносился по фойе.
   Гарек не верил своим ушам. Джордж со счастливым лицом разбирал звучание каждой группы инструментов. Как Элли удалось очаровать самую надменную пару в Чикаго?!
   То же самое случилось с Бренуэллами, великими снобами. И с Митчеллами, чьи рассуждения о Страшном суде могли бы испугать и самого неисправимого оптимиста.
   – Вы, кажется, от души веселитесь? – спросил Гарек, когда они на минуту остались одни.
   – Да, вы угадали.
   – Вы прекрасно справились с Палермо.
   – Я нашла их очень интересными людьми. – Элли посмотрела на кого-то за его спиной. Он оглянулся и увидел Джека Филлипса, старого делового партнера. С ним была высокая худая блондинка в черном атласном платье.
   – Гарек, дорогой! – проворковала Эмбер Беллэйр. – Куда ты запропастился? Я не видела тебя целую вечность!
   Гарек представил подошедшим Элли. Эмбер сверху вниз посмотрела на девушку и немедленно забыла про нее.
   – Гарек, почему ты мне не звонишь? – обратилась она к Вишневски. – Я чувствую себя такой одинокой.
   – Ты говорила, что видеть меня больше не хочешь.
   – Дорогой, я пошутила. Мы всегда можем поболтать. – Она ткнула ярко-красным ногтем в его грудь. – В любое время.
   Раздался звонок. Публика двинулась ко входу в зал.
   – Мисс Беллэйр ваш хороший друг? – Голос Элли прозвучал так же холодно, как и голос Эмбер.
   – Не совсем так. – Гарек пытался ускорить шаг, но в толпе это было невозможно. – Мы недолго встречались.
   – И потом расстались?
   – Она воспринимала все слишком... серьезно.