Помимо этого Рекс выяснил, что агент КГБ однажды участвовал в Олимпийских играх, завоевал бронзовую медаль в фехтовании, серебряную в стрельбе из пистолета и еще одну, бронзовую, – в стрельбе из пневматической винтовки. Да, такому только попадись… Рекс даже моргнул, увидев список разведчиков, контрреволюционеров и других врагов советской власти, разоблаченных Ильей Симоновым. Ну и полковник! Судя по всему, он получил от своего руководства полную свободу действий.
   Да, Симонову лучше не наступать на ноги. Вся беда в том, что именно это Рекс и собирался сделать.
   Ему приказано было отправиться в Прагу и вести себя там, как подобает солидному состоятельному американскому туристу. Ну что же, вот он и в Праге. Первый раз в своей жизни Рекс Бадер оказался за Железным занавесом, который, если верить Фрэнсису Роже, насквозь проржавел. В молодости Бадер совершил обычный тур по Западной Европе, Лондон – Париж Рим. Но в Чехословакии все было по-иному.
   Лимузин подвез его к отелю «Новая Ялта», расположенному на Вацлавской площади, в самом центре города. Номер ему выделили на удивление приятный: большие комнаты, высокие потолки, никакой ультрамодерновой мебели, к которой он привык дома.
   Вообще у Рекса сложилось впечатление, что здесь отдают явное предпочтение древним искусствам и традициям. Столь явное, что даже в холле отеля за конторкой сидит живой портье. На Западе же, а особенно в Северной Америке, гостиницы почти полностью автоматизированы.
   Когда он наконец устроился, приспело время перекусить. Рекс сначала решил было заказать еду в номер, но потом передумал. Ему приказано было гулять по окрестностям, дабы с ним могли установить связь. Вряд ли какой-нибудь советский единомышленник Роже заявится к нему прямо в гостиничный номер.
   Спустившись в холл. Рекс подошел к портье.
   – Вы говорите по-английски, – сказал он, это было скорее утверждение, а не вопрос.
   Портье ответил ему на безукоризненном английском:
   – Товарищ Бадер, в наше время любой человек, который кончил школу, знает английский. Быть может, для международного языка это не лучший выбор, но вообще-то его никто преднамеренно и не выбирал.
   Рекс озадаченно нахмурился.
   Портье рассмеялся.
   – Так обычно говорят русские, но они тут ничего не могут поделать – уж слишком далеко все зашло. Все началось с Британской империи, самой крупной из известных в истории. А еще Америка – крупнейшая финансово-промышленная держава. В годы второй мировой войны, когда резко возросло количество морских и воздушных перевозок, возникла острая необходимость в международном языке – чтобы давать указания по посадке самолетов, чтобы вводить корабли в порт, чтобы вести радиопереговоры. И как самый распространенный язык в мире был выбран английский. Это означало, что его должен был выучить каждый пилот и каждый радист, капитан любого судна и его помощники. А также все портовые чиновники, будь они по национальности греками, бразильцами, русскими или китайцами. Поэтому английский начали изучать в школах всех стран мира.
   Рекс кивнул:
   – Похоже, вы правы. Я тут на днях читал одну статью. В ней говорилось, что когда шведы, норвежцы и датчане объединили свои авиакомпании в Скандинавскую, им пришлось решать, на каком общем языке будут разговаривать летчики и служащие аэропортов. И какой язык они выбрали? Ни норвежский, ни шведский, ни датский – английский! О’кей, значит, любой образованный человек сегодня знает английский язык. В таком случае скажите мне, пожалуйста, какой в вашем городе лучший ресторан?
   Портье произнес мягко:
   – Лучший ресторан – в нашем отеле, товарищ Бадер.
   – Чудесно. Но у меня сегодня что-то нет настроения обедать в ресторане при гостинице. Что вы еще можете мне порекомендовать?
   – Загляните в «Таверну Вальдштейна», это на Томасской, дом 20. Старый трактир с винным погребом. Очень живописный.
   – О’кей. Ваши автомобили тоже понимают английский?
   – Разумеется. Мы же не варвары, товарищ Бадер. Если надо будет, они поймут и любой другой язык, поскольку наши автоматизированные такси оборудованы компьютерами-переводчиками с большими возможностями. Словом, как и у вас.
   – Понятно. Не могли бы вы вызвать мне автомобиль?
   Когда Рекс Бадер вышел на улицу, машина уже поджидала его. Распахнулась дверца, он забрался в салон.
   – «Таверна Вальдштейна», Томасская, 20, – сказал он.
   – Да, товарищ, – отозвался механический голос.
   Рекс огляделся. Пожалуй, по внутренней отделке салона здешние такси немного уступали своим западным собратьям. Они, как и отель, принадлежали все-таки вчерашнему дню.
   – Я не вижу монетного паза, куда мог бы вставить свою международную кредитную карточку, – заметил Рекс.
   – Транспортные перевозки в Советском комплексе бесплатны, – ответил механический голос.
   Рекс откинулся на спинку сиденья.
   – Правда? А почему?
   Последнее вырвалось у него само собой.
   Робот довольно надолго замолчал. Когда он заговорил снова, голос его был каким-то другим – более человеческим, что ли.
   – Потому что было решено, что гораздо экономичнее будет не загружать компьютеры подобной работой. Это позволило практически полностью автоматизировать весь транспорт в Комплексе.
   Бадеру потребовалось лишь несколько секунд, чтобы признать правоту подобного решения. Там, дома, транспортные компании – это гигантские образования, в высокой степени интегрированные, но все же находящиеся в частных руках и зависящие от получаемой прибыли. И компьютерам приходится работать, что называется, не покладая рук. Пускай это будет даже короткая поездка в автоматизированном автобусе по подземному сверхскоростному шоссе, поездка, стоимость которой меньше одного псевдодоллара, – все равно компьютер должен вычесть данную сумму из счета пассажира и перевести ее на счет транспортной компании. А за день таких вот мизерных выплат набегает не один миллион. Интересно, что случилось бы с постиндустриальным обществом, не появись так вовремя компьютеры?
   «Таверна Вальдштейна» оказалась именно такой, как ее описал портье, и, по мнению Рекса Бадера, походила больше на музей, чем на кафетерии-автоматы псевдогородов Запада. Рекс едва ли мог припомнить, когда его обслуживал живой официант. Не то чтобы дома не было подобных заведений, но их посещали должнократы или члены старых семейств, а уж никак не те граждане, весь доход которых составляла сумма негативного подоходного налога.
   Рекс посмотрел по сторонам. Таких, как он, сидящих за столиком в одиночестве, было немного. Чехи, по всей видимости, наслаждались едой и обществом друзей. Они смеялись, болтали и поглощали между делом громадные порции чудесно пахнувшей и очень аппетитной на вид пищи.
   Ни один из посетителей не производил впечатления человека, который способен подойти к его столику и произнести, не разжимая губ, «Байрон навсегда» или что-нибудь в этом духе. Рекс пожал плечами. Не он затеял эту игру, не ему и беспокоиться об установлении контакта. По крайней мере, нет необходимости опасаться полиции. Им наверняка известно о его приезде, но они полагают, что он на их стороне.
   Бадер подозвал официанта. В своем черном костюме с белым фартуком, повязанным вокруг талии, тот походил скорее на актера, который исполняет роль официанта. Он предложил Рексу на выбор несколько богемских и словацких национальных блюд.
   Рекс вздохнул – названия ничего ему не говорили:
   – Выберите что-нибудь по своему вкусу, ладно?
   – Хорошо, товарищ. А какое вино вы предпочитаете?
   Вино? В это время суток? Рекс снова пожал плечами. В конце концов, за все платит МСС. Так почему бы не гульнуть? Он предоставил решать вопрос с вином официанту.
   Принесенная еда была приготовлена как будто из какой-то дичи. Скорее всего, из оленины. По крайней мере, Рексу так показалось, хотя до того он пробовал мясо оленя один только раз. Блюдо представляло собой кусок разваренного мяса, обильно политый ароматной подливкой, с гарниром из больших мучных клецек, которые официант назвал кнедликами, и зелени, то бишь красной капусты.
   Выбранное официантом вино оказалось рислингом, изготовленным в Братиславе. Попробовав его. Рекс убедился, что оно сделано из натурального винограда. Ему как-то даже не приходило в голову, что в наши дни в Советском комплексе по-прежнему используют для приготовления вина натуральный виноград. Неужели они тут настолько отстали от западных лабораторий? Неужели они все еще отводят под виноградники громадные участки земли? Неужели они выжили из ума?
   Однако вино было восхитительным. Рексу подумалось, что, может быть, в отличие от виски, водки, рома и джина, которые прекрасно поддавались синтезированию в лабораторных условиях, к вину подобная технология неприменима.
   К вину и к пиву – как он выяснил некоторое время спустя.
   Ни в этот день, ни вообще в эту неделю никто с ним на связь не вышел. Придуманная для него легенда постепенно начала казаться Рексу довольно нелепой. Да, Прага чудесный город, прямо-таки не город, а музей под открытым небом. Прага ему очень нравилась. Нравилась еда, нравилось вино, нравились развлечения, куда более разнообразные, чем дома. А еще ему нравились девушки. Особенно одна немка, Брюнхильда[4] да и только, с которой он столкнулся в «Викарке», ночном клубе, расположенном в пражском замке. Сперва он решил было, что девушка – полицейский агент, специально приставленный к нему, но потом вынужден был изменить свое мнение. Когда Рекс провел с ней несколько дней, до него дошло, что она, как говорили в старину, падшая женщина. Его это слегка удивило. Он считал, что подобных дам в Советском комплексе просто-напросто не существует. Его заинтересовали не столько ее прелести, сколько образ жизни этой девушки. Ему очень хотелось знать, как расплачиваются с падшими женщинами в эпоху кредитных карточек.
   Выяснилось, что расплачиваются подарками. Женщина, которая живет на советский вариант НПН, обычно не испытывает трудностей с питанием, медицинским обслуживанием, жильем и одеждой. Но предметы роскоши тут, как и на Западе, – удовольствие не из дешевых. Рекс купил своей подружке сравнительно недорогую меховую пелеринку в одном из фешенебельных магазинов на Вацлавской площади. Делая эту покупку, он усмехнулся при мысли, что скажет Темпл Норман, когда увидит на дисплее, на что потрачена такая сумма. Ну и черт с ним! Частью задания Рекса Бадера было ознакомиться с укладом жизни в здешних странах. Именно этим он и занимается.
   Однако со временем Рекс заскучал. Он вел себя как холостяк, сравнительно молодой и богатый. Он посетил Градчаны – некогда резиденцию королей Богемии, а ныне музей. Он снялся на фоне такой излюбленной туристами достопримечательности Праги, как старинные городские часы. Он заглянул в синагогу в бывшем еврейском гетто и был поражен тысячами тысяч имен, выбитых на ее стенах, – имен евреев, погибших в годы немецкой оккупации. Он с разных точек сфотографировал готический собор Святого Витта, где большей частью похоронены чешские короли. Однако все чаще и чаще ловил себя на мысли, что никакой богатый холостяк, будь он в здравом уме, не стал бы тратить на этот город целую неделю.
   Восьмой день пребывания в Праге вознаградил долготерпение Рекса Бадера. Он уже посетил все памятные места. Побывал во всех ресторанах высшей категории, во многих ночных клубах и пивных барах. Безрезультатно. Оставались еще только два заведения, которые он раньше обходил стороной. Наиболее подходящим из них казался ресторан «У Флеку» – старая таверна, в которой, если верить туристическим справочникам, варили копченое черное пиво начиная аж с 1499 года. Легенда гласила, что первый владелец таверны перешел дорогу монахам, которые заправляли харчевней «У святого Томаса» и полагали, что только они умеют готовить копченое черное пиво, а потому объявили хозяина «У Флеку» приспешником дьявола. Того, похоже, это не особенно огорчило; как бы то ни было, оба заведения процветали и по сей день.
   Рекс Бадер никогда не слышал о копченом черном пиве.
   Попробовав его, он понял, что тот прозрачный слабенький напиток, к которому он привык у себя дома, вовсе не пиво.
   В таверне «У Флеку» посетителей обслуживали пышногрудые девушки в национальных костюмах богемских крестьянок. Они клали перед вами на стол кружок, а на него ставили объемистую керамическую кружку с пивом.
   Едва официантка замечала, что ваша кружка пуста, она тут же убирала ее, приносила другую, полную, и делала на кружке пометку карандашом. Узрев же, что ваш желудок не в состоянии более принимать в себя копченое черное пиво, девушка подходила, подсчитывала количество карандашных меток и предъявляла вам счет.
   Таверна «У Флеку» представляла собой огромный зал, в котором посетители сидели за огромными деревянными столами, изготовленными, по всей видимости, несколько столетий назад. Столов было по меньшей мере двадцать, и большей частью они не пустовали. За некоторыми коротали вечер одиночки вроде Рекса, за некоторыми расположились романтические парочки, за некоторыми целые компании или семьи, иногда даже с грудными младенцами. Шум, гам, смех, кто-то пытался петь.
   Все это было весьма живописно. В таверне имелся даже оркестр из четырех человек, облаченных в национальные костюмы полуторавековой давности и рьяно терзавших свои инструменты.
   Рекс был очарован. Вернее сказать, очарование не проходило уже неделю. По первым своим впечатлениям он решил, что чехи на столетия отстали от Запада. Теперь же он начал приходить к выводу, что все совсем наоборот. Дело вовсе не в том, что Прага выглядела средневековой по сравнению с псевдогородами Соединенных Штатов. Не в том, что здесь можно пересчитать по пальцам жилые небоскребы в две тысячи с лишним квартир, с супермаркетами, театрами и всем прочим. Этот город не модерновый, а – как это будет по-немецки? – Gemutlich[5]. Да, что-то вроде этого. И люди здесь спокойнее, чем в Америке, и больше радуются жизни. Эта их черта даже начала раздражать Бадера.
   На деревянную скамью напротив опустился новый посетитель, официантка незамедлительно поставила перед ним кружок и полную кружку пива. Человек тяжело вздохнул и одним глотком опорожнил кружку наполовину.
   – Ах! – только и сказал он при этом.
   Рекс улыбнулся ему.
   Человек махнул кружкой, словно говоря «Ваше здоровье!», и сделал еще глоток. Потом спросил:
   – Vous etes un etranger?[6]
   Рекс, пригубив свое пиво, отозвался:
   – Извините, я не говорю по-чешски.
   – А, так вы англичанин! Я почему-то причислил вас к французам. Я большой поклонник всего английского. В студенческие годы я изучал английскую литературу и пришел к убеждению, что ваш лорд Байрон – величайший из поэтов-романтиков.
 

6

   Никто из сидевших за столом как будто не обращал на них внимания и не прислушивался к разговору. Рекс Бадер осушил свою кружку с копченым черным пивом. Словно по волшебству, перед ним тотчас же появилась другая, а на картонном кружке возникла еще одна карандашная метка.
   – Американец, не англичанин, – поправил он. – Я разделяю ваши литературные симпатии, но должен сказать, что из поэтов романтического периода предпочитаю все-таки Шелли.
   Обратившийся к нему крепко сложенный человек средних лет принадлежал, по-видимому, к зажиточным слоям общества. Он производил впечатление жуира, который, несмотря на свой высокий пост, отнюдь не против заглянуть иногда в заведение вроде «У Флеку» и пропустить пару кружек пивка, послушать грубоватую музыку, съесть сосиску или жирный гуляш. Это последнее блюдо было, очевидно, в таверне фирменным.
   – И как вам наша Прага?
   – Замечательно. Я вообще впервые в Советском комплексе. Тут много интересного. Много такого, что показалось мне удивительным.
   – Да? – собеседник как будто заинтересовался. – И что же, например, удивило вас, сэр?
   Рекс призадумался. Надо подстраиваться под предложенную тему разговора.
   – Ну, скажем, я не ожидал, что вы живете в таком достатке. Книги, которые я читал, вселили в меня уверенность, что вы далеко отстали от Запада в доходе из расчета на одного человека.
   Чех хохотнул:
   – Понимаете, уважаемый. Запад – понятие достаточно растяжимое. Если вы обозначаете им все страны, которые не входят в Советский комплекс, то такие государства, как Чехословакия, намного впереди большинства из них по тому доходу, о котором вы упомянули. Но даже если вы имели в виду только Европу и Северную Америку, вы все равно ошибаетесь. Вы ошибаетесь, если считаете, что все капиталистические государства превосходят по доходам на душу населения советские страны.
   Он отпил из кружки, прежде чем продолжить:
   – Отчаянная конкуренция за больший валовой национальный продукт и доход на душу населения развернулась вскоре после второй мировой войны. Всем почему-то стало дело до этого. Некоторые даже прониклись убеждением, что по этим данным можно решить, что же лучше – капитализм или коммунизм.
   – Я тоже так думал, – мягко заметил Рекс.
   Собеседник его снова глотнул пива и затряс головой:
   – Этим ничего не докажешь. Просто из любопытства я начал изучать данные, которые публиковала Организация Объединенных Наций. Из них следовало, что такие западные страны, как Италия и Япония, не говоря уже о Португалии, Испании и Греции, намного отстают в доходе на душу населения от Чехословакии, Восточной Германии, СССР и даже Венгрии. Но главное даже не в том, кто где находился, а в том, как быстро советские страны прогрессировали.
   – Но уж западноевропейские-то государства развивались быстрее, чем восточные, – попытался возразить Рекс.
   – Некоторые – да, некоторые – нет. Я не знаю, доводилось ли вам слышать о двоих ваших соотечественниках, Германе Кане и Энтони Винере из Гудзоновского института, которые в 1976 году опубликовали книгу под названием «Год 2000»?
   – Я о них ничего не знаю.
   Краем глаза Рекс Бадер наблюдал за другими посетителями таверны, подсевшими к ним за стол. Никто не прислушивался к их беседе – все вели свои собственные разговоры.
   – Замечательная книга, – сказал чех. – Просто замечательная для работ такого рода. Они нарисовали таблицу общего дохода тридцати самых развитых государств и на основании ее вывели сроки, за которые та или иная страна достигнет валового национального продукта США уровня 1965 года; он составлял тогда 3600 долларов на душу населения. По их подсчетам, Швеции потребовалось бы на это одиннадцать лет. Канаде двенадцать, ФРГ – шестнадцать, а ГДР – семнадцать. Франции восемнадцать, Великобритании – девятнадцать, Чехословакии двадцать, Японии – двадцать два, Италии – тридцать, а Мексике, учитывая темпы прироста ее населения, – сто шестьдесят два года.
   Другими словами. Кан и Винер предвидели, что к 1982 году ГДР обойдет Францию и Англию, а Чехословакия, СССР, Польша и Румыния отстанут от нее не так уж далеко.
   – Но, разумеется, самый большой ежегодный доход на душу населения был и остается в Соединенных Штатах, – заметил Рекс.
   – Вы снова ошибаетесь. Самый высокий доход из расчета на одного человека и Кувейте, арабском государстве, которое торгует нефтью и население которого составляет всего полмиллиона человек. Кстати сказать, отметьте следующее. Высокий доход отнюдь не означает всеобщее благоденствие. Правящий Кувейтом эмир Сабах Аль-Салим – абсолютный монарх. Весь доход – больше полумиллиарда долларов в год идет ему в карман. Простым же арабам достается всего ничего.
   Обычного человека заботит не то, каков доход его государства на душу населения, а то, сколько из этого дохода перепадает ему лично и на что он может данную сумму потратить. Если абсолютный монарх или бюрократическое правительство расходуют валовой национальный продукт по собственному усмотрению, тогда граждане этих стран живут на уровне бедности. Прикиньте, сколько потратило на так называемую оборону, на космические программы, на содержание бюрократического аппарата ваше государство.
   – А ваше? – воинственным тоном спросил Рекс.
   – Согласен. Наши страны безумствуют. Но в этом деле есть еще одна сторона. Каким образом создается валовой национальный продукт и ежегодный доход на душу населения? Раньше было проще. Достаточно было сложить, сколько надоено молока, сколько добыто железной руды, сколько поймано рыбы. Сколько стали изготовлено из этой руды, какое количество сыра сделано из молока и так далее. Однако со временем начали возникать всякие проблемы.
   – Что вы имеете в виду? – спросил Рекс, подумав, что все должнократы, какой бы национальности они ни были, одним миром мазаны.
   – Давайте вернемся к самому началу борьбы за увеличение валового национального продукта. В вашей великой стране был такой очень популярный комедийный актер – Роберт Хоуп. Его доход, насколько мне помнится, порою достигал миллиона долларов в год. Примерно в те же годы в Советском Союзе блистала Галина Сергеевна Уланова, народная артистка СССР, прима-балерина, которую считали величайшей в мире танцовщицей. Ее зарплата составляла около двадцати тысяч долларов в год; для русских это громадные деньги. Обе суммы, естественно, приплюсовывались к валовому национальному продукту той и другой страны. Разумеется, даже мистеру Хоупу не снились гонорары английских «Битлз», которые тоже входили в валовой национальный продукт Великобритании. А между тем в СССР в то же время более чем в шестидесяти городах имелись филармонические оркестры, зарплата дирижеров которых, вместе взятых, была меньше дохода «битлов».
   Рекс хмыкнул.
   – Кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните.
   – Хорошо. Но самое нелепое еще впереди, ибо актер – это профессия третьей руки. В нашем современном постиндустриальном обществе большинство работающих имеет профессии четвертой руки. Как можно в денежном выражении оценить работу президента благотворительной организации? Или возьмем какого-нибудь известного психиатра, который обслуживает высокооплачиваемых членов общества, например популярного художника. В конце года он посылает ему чек на 25 000 долларов. Художник не моргнув глазом платит, а позже продает жене врача свою картину за ту же сумму. Таким образом, валовой национальный продукт увеличился сразу на 50 000 долларов. Но как оценить работу художника? Он может достичь высот Пикассо и получать миллион долларов за картину, на которую у него ушел день работы. У меня есть знакомый, который вырастил двух котят, продал их по 25 000 долларов каждого и купил себе собаку за 50 000 долларов.
   Рекс Бадер громко расхохотался и махнул рукой пробегавшей мимо с тремя кружками пива в руках официантке. Она задержалась у их столика ровно настолько, чтобы заменить кружку и черкнуть карандашом по кружку.
   Рекс пребывал уже в блаженной стадии легкого опьянения. Он спросил:
   – Ну и что все это означает?
   Собеседник его тоже рассмеялся.
   – Это означает, что перед нами разыгрывают комедию. В действительности же и передовые западные страны, и Советский комплекс живут в достатке. Этот достаток обеспечивает промышленность. Сегодня уже нет таких, кто голодал бы или не имел жилья, одежды, медицинского обслуживания и всего прочего. Что необходимо для нормальной жизни.
   Внезапно чех поглядел на свои наручные часы. Рекс Бадер удивился про себя: в Штатах ныне мало кто пользовался подобными игрушками. Гораздо удобнее было узнавать время по карманному видеофону.
   Чех встал.
   – Наша беседа доставила мне большое удовольствие, сэр. К сожалению, мне пора. Надеюсь, вам понравится «У Флеку». Потом прибавил: – Если вы проголодались, закажите сосисочный струдель. Это разновидность мясного пирога. Таверна славится им на всю Прагу.
   – Спасибо, – поблагодарил Рекс. – Приятно было поговорить с вами.
   Чех снова взглянул на часы и откланялся.
   Бадер вновь принялся за пиво. Ну и что все это значит?
   Добрых пятнадцать минут он выслушивал лекцию о сравнительном валовом национальном продукте Соединенных Штатов и Советского комплекса. И что? Вне всякого сомнения, это был один из тех, с кем он должен был установить контакт по заданию Роже. Ладно, контакт установили. А дальше что?
   Мимо прошмыгнула официантка с подносом, на котором дымились гуляш и какие-то пироги. Рекс припомнил совет чеха. Пиво возбудило аппетит. Он подозвал одну из девушек и заказал себе порцию сосисочного струделя.
   Минут через пять официантка шлепнула перед ним на стол заказанное блюдо и удалилась. Рекс внимательно посмотрел на струдель. Он восхитительно пахнул и был обжигающе горячим. Бадер перевернул его вилкой, примеряясь, откуда лучше начать.
   На обратной стороне пирога была надпись: «Поезжайте в Бухарест».
   Решив, что здоровью его эта надпись не повредит, Рекс уничтожил ее вместе со струделем. О’кей, Бухарест так Бухарест.
   Вернувшись в отель, он открыл дверь своего номера и направился было в спальню, но вдруг замер. На полу лежал листочек почтовой бумаги. Рекс подобрал его. На нем было написано: «Комната 1052».
   Его номер на десятом этаже. Комната 1052, должно быть, тоже. Пройдя в ванную, он разорвал записку на мелкие кусочки и смыл их струей воды. Выглянул в коридор – никого, вышел из своего номера и направился на поиски комнаты 1052.