Резник Майк. Кириньяга

   Он плюнул на ладони в доказательство своей искренности, глубоко с облегчением вздохнул и шагнул назад.
   Я повернулся к Камири.
   — Согласна ли ты возделывать шамбу для Нджогу, сына Мучири? — спросил я ее.
   — Да, — тихо ответила она, склонив голову. — Согласна.
   Я вытянул правую руку, мать невесты поставила на ладонь тыкву с помбе.
   — Если этот мужчина тебе не нравится, — обратился я к Камири, — я вылью помбе на землю.
   — Не выливай его, — ответила она.
   — Тогда пей.
   Я протянул ей тыкву. Она взяла ее, сделала глоток и протянула Нджогу, который сделал то же самое. Когда тыква опустела, родители Нджогу и Камири набили ее травой, подтверждая тем самым дружбу между родами.
   Зрители радостно закричали, тушу барана потащили на вертел, новое помбе появилось, словно по волшебству. Когда жених отвел невесту в свою бома, люди не ушли и праздновали до глубокой ночи. Они остановились, лишь когда блеяние коз подсказало, что поблизости бродят гиены, и тогда женщины и дети разошлись по бома, а мужчины взяли копья и отправились в поля отпугивать гиен.
   Я уже собрался уходить, и тут ко мне подошел Коиннаге.
   — Ты говорил с женщиной из Обслуживания?
   — Да.
   — Что она сказала?
   — Сказала, что не одобряет убийства детей, рожденных ногами вперед.
   — А что ей ответил ты?
   — Сказал, что нам не требуется одобрения Обслуживания для совершения религиозных обрядов.
   — И они прислушаются к твоим словам?
   — У них нет выбора. И у нас тоже нет выбора, — добавил я. — Если позволить им хоть что-то решать за нас, то вскоре они будут решать за нас все. Уступи им, и Нджогу и Камири станут давать свадебную клятву на Библии или коране. Такое уже произошло с нами в Кении; мы не можем позволить, чтобы это повторилось в Кириньяге.
   — Но они нас не накажут? — не успокаивался он.
   — Не накажут.
   Удовлетворенный, он зашагал к своей бома, а я по узкой извилистой тропинке пошел к себе. Возле загона остановился. У меня прибавилось два козла — дар от родителей жениха и невесты в благодарность за услуги. Через несколько минут я уже спал.
   Компьютер разбудил меня за несколько минут до восхода солнца. Я поднялся, ополоснул лицо водой из тыквы и подошел к терминалу. Там было сообщение от Барбары Итон, краткое и по существу:
   «Обслуживание пришло к предварительному заключению о том, что инфантицид, какими бы причинами он ни оправдывался, есть прямое нарушение хартии Кириньяги. Сейчас мы обсуждаем вашу практику эвтаназии, и для этого в будущем могут потребоваться ваши показания. Барбара Итон».
   Через минуту ко мне прибежал посланник от Коиннаге с просьбой явиться на совет старейшин, и я понял, что вождь получил такое же послание.
   Я закутался в одеяло и пошел к шамбе Коиннаге, состоящей из его бома, а также бома трех его женатых сыновей. Придя туда, я увидел, что собрались не только местные старейшины, но и два вождя из соседних деревень.
   — Ты получил послание от Обслуживания? — спросил Коиннаге, когда я уселся напротив него.
   — Получил.
   — Я предупреждал тебя, что такое случится! Что нам теперь делать?
   — Жить, как жили прежде, — невозмутимо ответил я.
   — Мы не можем жить, как прежде, — заявил один из соседских вождей. — Они нам это запретили.
   — У них нет права запрещать наши обычаи.
   — В моей деревне есть женщина, которая скоро родит, — продолжил вождь, — и все признаки говорят о том, что у нее родится двойня. Обычаи указывают нам, что родившийся первым должен быть убит, потому что одна мать не может породить две души. Но теперь Обслуживание запретило нам убивать детей. Что нам делать?
   — Мы должны убить родившегося первым, потому что это демон.
   — И тогда Обслуживание заставит нас покинуть Кириньягу! — с горечью воскликнул Коиннаге.
   — Наверное, нам не следует убивать ребенка, — добавил вождь. Это их удовлетворит, и они оставят нас в покое.
   Я покачал головой.
   — Они не оставят нас в покое. Они уже обсуждают наши обычаи и выносят приговор. Если мы уступим в одном, настанет день, когда придется уступить во всем.
   — А что плохого? — не унимался вождь. — У них есть лекарства, каких нет у нас. Может быть, они даже тебя способны сделать молодым.
   — Вы не поняли, — сказал я, вставая. — Наше общество не есть мешанина из людей, обычаев и традиций. Нет, это сложная система, в которой каждая часть зависит от другой, подобно животным и растениям в саванне. Если вы пошлете огонь на траву, то убьете не только импалу, которая на ней пасется, но и хищника, который охотится на импалу, а заодно стервятников и марибу, что кормятся трупами умерших хищников. Нельзя уничтожить часть, не уничтожив целого.
   Я помолчал, чтобы они обдумали сказанное, и продолжил:
   — Кириньяга подобна саванне. Если мы перестанем оставлять старых и немощных гиенам, те начнут голодать. Если гиены начнут голодать, травоядные настолько размножатся, что для нашего скота не останется свободных пастбищ. Если старые и немощные не умрут тогда, когда это решит Нгаи, то вскоре у нас не хватит на всех еды.
   Я поднял палочку и уравновесил ее на вытянутом пальце.
   — Эта палочка — народ кикуйю, а мой палец — Кириньяга. Они в равновесии. — Я посмотрел на соседского вождя. — Но что случится, если я нарушу равновесие и нажму пальцем здесь? — спросил я, показав на кончик палочки.
   — Палочка упадет.
   — А здесь? — я показал на точку в дюйме от пальца.
   — Тоже упадет.
   — То же самое и с нами, — пояснил я. — Уступим ли мы в одном месте, или в нескольких, результат окажется одинаковым: кикуйю упадут, как упадет эта палочка. Неужели прошлое нас ничему не научило? Мы должны соблюдать наши обычаи; это все, что у нас есть!
   — Но Обслуживание нам не позволит! — запротестовал Коиннаге.
   — Они не воины, а цивилизованные люди, — сказал я, добавив в голос презрения. — Их вожди и мундумугу не пошлют своих людей в Кириньягу с ружьями и копьями. Они начнут заваливать нас предупреждениями и обращениями, а когда из этого ничего не получится, обратятся в суд Утопии, и суд будет много раз откладываться, а заседания происходить снова и снова. — Я увидел, как они, наконец, расслабились, и уверенно сказал: — Каждый из вас давно умрет под грузом лет, прежде чем Обслуживание решится перейти от слов к делу. Я ваш мундумугу; я жил среди цивилизованных людей и хорошо знаю их.
   Соседский вождь встал и повернулся ко мне:
   — Я пошлю за тобой, когда родятся близнецы.
   — Я приду, — пообещал я.
   Мы поговорили о других делах, потом старейшины побрели в свои бома, а я задумался о будущем, которое видел яснее, чем Коиннаге или старейшины.
   Побродив по деревне, я отыскал юного храброго Ндеми, метавшего копье в травяное чучело буйвола.
   — Джамбо, Кориба! — поздоровался он.
   — Джамбо, мой храбрый юный воин.
   — Я учусь, как ты и велел.
   — Помнится, ты собирался охотиться на газелей, — заметил я.
   — Газели для детей. Я пойду охотиться на буйвола мбого.
   — У мбого может оказаться на этот счет другое мнение.
   — Тем лучше, — уверенно ответил он. — У меня нет желания убивать животное, которое от меня убегает.
   — И когда ты пойдешь охотиться на могучего мбого?
   — Когда мое копье станет более точным. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Может, завтра.
   Я задумчиво посмотрел на него и сказал:
   — До завтра еще целый день. А у нас есть дело сегодня вечером.
   — Какое дело?
   — Ты должен найти десять своих друзей, еще не достигших возраста обрезания, и привести их к пруду на северной опушке леса. Они должны прийти туда после захода солнца. Передай им, что мундумугу Кориба приказал не говорить никому, даже родителям, куда они отправятся. Ты все понял, Ндеми?
   — Все.
   — Тогда иди.
   Он вытащил копье из соломенного буйвола и быстро зашагал в деревню — молодой, высокий, сильный и бесстрашный.
   Ты — наше будущее, — думал я, глядя ему вслед. — Не Коиннаге, не я, не даже молодой жених Нджогу, потому что их время настало и прошло еще до начала битвы. От тебя, Ндеми, будет зависеть судьба Кириньяги.
   Когда-то давно кикуйю пришлось сражаться за свою свободу. Объединившись вокруг вождя Джомо Кенийатта, чье имя большинство твоих предков успело позабыть, мы принесли в Мау-Мау страшную клятву, и мы калечили, убивали и совершали такие зверства, что в конце концов дошли до Ухуру, потому что против такой жестокости у цивилизованного человека нет другой защиты, кроме отступления.
   А сегодня ночью, юный Ндеми, когда твои родители заснут, ты и твои друзья встретитесь со мной в чаще леса и узнаете о последней традиции кикуйю, потому что я призову не только силу Нгаи, но и неукротимый дух Джомо Кенийатты. Вы произнесете слова ужасной клятвы и совершите жуткие поступки, чтобы доказать свою верность, а я, в свою очередь, научу каждого из вас, как принимать эту клятву от тех, кто придет вам на смену.
   Есть время для всего: для рождения, для возмужания, для смерти. Есть, без сомнения, и время для Утопии, но ему придется подождать.
   Потому что для нас настало время Ухуру.