Резник Майк. Всё, что в тебе есть

   — В таком облике ты хочешь видеть меня, — ответила она.
   — А если я захочу увидеть тебя такой, какова ты на самом деле?
   — Ты этого не хочешь, — ответила она и показала на себя, — а желаешь видеть именно это…
   — Почему ты так думаешь?
   — Грегори, Грегори, — вздохнула она, — неужели ты полагаешь, что я создала это лицо и тело, повинуясь своему собственному воображению? Я увидела этот облик в твоем сознании.
   — Дерьмо собачье! — воскликнул я. — Мне еще не приходилось встречать похожих на тебя девушек. Она улыбнулась:
   — Но ты жаждал встретиться с такой. — И добавила после паузы: — А если встретишь такую, то поймешь, что ожидал, чтобы ее звали Ребеккой. Я не только всё, в чем ты нуждаешься, но также всё, чего ты хочешь.
   — Всё-всё? — переспросил я с сомнением.
   — Всё.
   — Давай уточним один вопрос. Твоя одежда — такая же иллюзия, как ты сама?
   — Одежда — это иллюзия, — согласилась Ребекка, и вдруг блузка и брюки исчезли, и она осталась передо мной во всей своей нагой и идеальной красе. — Но я — реальна.
   — Ты реальна как нечто, не известное мне, — возразил я. — Но тебя нельзя назвать реальной женщиной.
   — В настоящий момент я столь же реальна, как и любая знакомая тебе женщина.
   — Позволь-ка подумать, — проговорил я.
   Однако, пытаясь размышлять, я не мог оторвать от нее глаз. А потом понял, что думаю не о том, о чем следовало бы, и потупился.
   — А то существо, которое прогнало ночного бродягу, — спросил я.
   — Это же была ты, так ведь?
   — Я была в то мгновение тем, в ком ты более всего нуждался, — ответила она.
   — А то, что обрывает листья с макушек деревьев… змея, птичка, какая-нибудь тварюшка… это тоже ты?
   — Ты нуждаешься в смеси листьев и трав, чтобы противостоять инфекции.
   — То есть ты хочешь сказать, что находишься здесь исключительно для того, чтобы служить мне? — удивился я. — Вот уж не думал, что Господь будет настолько щедрым ко мне.
   — Нет, Грегори, — возразила Ребекка. — Я хочу сказать, что по своей природе, по призванию ощущаю потребность ухаживать за теми, кто нуждается в сиделке.
   — А как ты узнала, что я попал в беду… или даже просто о том, что я нахожусь на этой планете?
   — Существует много способов подать знак беды, и некоторые из таких сигналов намного сильнее, чем ты можешь представить.
   — Ты хочешь сказать, что если кто-то будет страдать, скажем, в пяти милях отсюда, ты узнаешь об этом?
   — Да.
   — А если больше, чем в пяти милях? — продолжил я. Она промолчала. — А в пятидесяти? В сотне? На всей треклятой планетке?
   Она заглянула мне в глаза с такой печалью, что я полностью забыл о ее наготе.
   — Я не ограничена пределами планеты, Грегори.
   — А когда ты убегала на несколько минут… то спасала другого человека?
   — На этой планете, кроме тебя, людей нет, — ответила она.
   — Кого же тогда?
   — Крошечное сумчатое животное сломало лапку. Я облегчила его страдания.
   — Это уж слишком, — заметил я. — По-твоему выходит, что больное дикое животное позволило странной женщине приблизиться к нему… Трудно поверить.
   — Я явилась ему не в облике женщины.
   Я долго смотрел на нее, кажется, отчасти ожидая, что она вот-вот превратится в некое инопланетное чудище, однако Ребекка оставалась, как и прежде, прекрасной. Я вгляделся в ее нагое тело, пытаясь заметить в нем хоть какой-то дефект, какую-то ошибку, указывающую на то, что она не является человеком, но не мог отыскать и тени порока.
   — Мне надо все хорошенько обдумать, — проговорил я наконец.
   — Ты хочешь, чтобы я оставила тебя?
   — Нет.
   — А тебе не будет спокойнее, если я вновь создам иллюзию одежды?
   — Будет, — согласился я. И тут же возразил: — Нет. — А потом добавил: — Не знаю.
   — Меня всегда узнают, — сказала она. — Однако не настолько быстро.
   — А ты единственная из тех… кто похож на тебя?
   — Нет, — ответила она. — Однако мы никогда не были многочисленным народом, и я принадлежу к той горстке, которая осталась сейчас на Никите.
   — А что произошло с остальными?
   — Они отправились туда, где были нужнее. Некоторые вернулись назад; но большинство переходит от одного сигнала тревоги к другому.
   — За последние шесть лет здесь не побывало ни единого земного корабля, — напомнил я. — Как твои соплеменники оставили планету?
   — Галактику населяют разные народы, Грегори. И сюда прилетают не только земные корабли.
   — А скольких людей спасла ты?
   — Немногих.
   — А патрукан?
   — И патрукан тоже.
   Я пожал плечами.
   — Собственно, почему нет? Должно быть, и те, и другие кажутся тебе в равной степени чужими.
   — Ты не чужой мне, — возразила она. — Уверяю тебя, в данное мгновение я человек в такой же мере, как и твоя Ребекка. На самом деле я и есть Ребекка твоей мечты.
   Она улыбнулась.
   — Я даже хочу того, чего хотела бы Ребекка.
   — А это возможно? — полюбопытствовал я.
   — Только после того, как у тебя заживет нога, — ответила она. — И это не только возможно, но даже естественно.
   Должно быть, на лице моем отразились сомнения, потому что она добавила:
   — Все будет именно так, как тебе хотелось бы.
   — Лучше верни одежду, чтобы я не выкинул какую-нибудь глупость, которая повредит руке и ноге, — попросил я. Она немедленно «оделась» и спросила:
   — Так лучше?
   — Спокойнее, — вздохнул я.
   — А пока ты будешь думать свои думы, я займусь приготовлением завтрака, — сказала она, помогая мне усесться в тени дерева, после чего отправилась в пузырь за рационами.
   Несколько мгновений я сидел без движения, обдумывая все, что сумел узнать. И пришел к выводу, показавшемуся мне в тот момент удивительным. Она-то и была девушкой моей мечты. Великолепной во всем — с моей точки зрения. Интересы были у нас общими, и она относилась к ним с той же серьезностью, как и я сам. Рядом с ней мне было тепло, и то, что на самом деле она представляла собой существо, ни в чем не похожее на человека, смущало меня в очень малой степени. Если она становится Ребеккой только тогда, когда я нахожусь рядом, это все-таки лучше, чем не встретить Ребекку вообще.
   Женщина подошла ко мне и вручила тарелку, полную соевых продуктов, приготовленных так, чтобы результат был похож на что угодно, только не на сою, и обладал совершенно не свойственным сое вкусом. Поставив тарелку на землю, я взял Ребекку за руку.
   — Ты не отняла руки, — заметил я, погладив ее.
   — Конечно, нет, — ответила она. — Я ведь твоя Ребекка. Мне приятны твои прикосновения.
   — Твои мне тоже приятны, — отметил я, — что, пожалуй, более удивительно. Я сижу под этим деревом, глажу твою руку, ощущаю запах твоего тела, и мне плевать на то, кто ты на самом деле или на что похожа, когда меня нет поблизости. Я просто хочу, чтобы ты была со мной.
   Нагнувшись, она поцеловала меня. И если ее поцелуй чем-то отличался от поцелуя земной женщины, скажу откровенно, разницы я не заметил.
   Я позавтракал, и остаток утра мы провели за разговором — о книгах, искусстве, театре и сотне других, общих для нас тем. День также прошел за беседой, да и вечер тоже.
   Не знаю, когда я уснул, но помню, что проснулся посреди ночи. Я лежал на боку, а она клубочком устроилась возле меня. К ноге моей прикасалось что-то плоское и теплое, но это была не повязка. Она как будто бы… нет, не высасывала, мне не нравится это слово, но извлекалаинфекцию из моей ноги. У меня возникло ощущение, что предмет этот составляет невидимую для меня часть ее тела, но я решил не всматриваться… А когда проснулся утром, женщина уже собирала хворост, чтобы приготовить мне завтрак.
   Так прошли семь идиллических дней. Мы разговаривали, ели, я начал ходить, опираясь на изготовленные моей подругой костыли.
   За это время она четыре раза, испросив прощения, убегала, ощутив новый тревожный сигнал, но всегда возвращалась по прошествии нескольких минут. И еще задолго до того, как неделя подошла к концу, невзирая на сломанную ногу и растерзанную руку, я понял, что более счастливых дней в моей жизни попросту не было.
   Восьмой свой день с ней — девятый на Никите — я провел, преодолевая боль, в неторопливом путешествии к тому месту, куда на следующее утро за мной должен был прилететь корабль. После обеда я расставил пузырь и через пару часов забрался в него. А когда уже начал погружаться в сон, она опустилась рядом со мной, и на сей раз ее иллюзорная одежда не разделяла нас.
   — Не могу, — проговорил я горестным тоном. — Моя нога…
   — Ш-ш-ш, — шепнула она. — Я позабочусь обо всем.
   И она позаботилась.
 
   Когда я проснулся, она уже готовила завтрак.
   — Доброе утро, — проговорил я, выбираясь из пузыря.
   — Доброе утро.
   Подковыляв поближе, я поцеловал ее:
   — Спасибо тебе за эту ночь.
   — Надеюсь, что мы не разбередили твои раны.
   — Если бы даже и разбередили, результат того стоил, — улыбнулся я. — Корабль прилетит меньше чем через час. Нам надо поговорить.
   Она выжидающе посмотрела на меня.
   — Мне безразлично, кто ты на самом деле, — признался я. — Для меня ты Ребекка, и я люблю тебя. Но прежде чем прибудет корабль, я должен узнать, любишь ли ты меня.
   — Да, Грегори, люблю.
   — Тогда полетишь ли ты со мной?
   — Мне бы хотелось, Грегори, — проговорила она. — Однако…
   — Тебе ведь уже случалось покидать Никиту? — спросил я.
   — Да, — ответила она. — В тех случаях, когда я ощущаю, что некто из тех, с кем я была связана, испытывает физическую или эмоциональную боль.
   — Но ты всегда возвращаешься сюда?
   — Здесь мой дом.
   — А ты посещала Майрона Сеймура после того, как он покинул эту планету?
   — Не знаю.
   — Как это — «не знаю»? — возмутился я. — Или посещала, или не посещала.
   — Ну, хорошо, — проговорила она расстроенным голосом. — Или посещала, или не посещала.
   — А мне казалось, ты обещала никогда не обманывать меня!
   — Я не обманываю тебя, Грегори, — проговорила она, опуская руку на мое здоровое плечо. — Ты просто не понимаешь, как работает связь.
   — Какая связь? — спросил я недоумевая.
   — Тебе известно, что я выгляжу Ребеккой и зовусь Ребеккой, потому что твое страдание и несчастье с неодолимой силой привлекли меня к тебе, а имя и образ я прочитала в твоем мозгу, — пояснила она. — Мы соединеныс тобой, Грегори. Ты говоришь, что любишь меня, и, наверное, это действительно так. Я разделяю твое чувство. Но разделяю его по той же причине, благодаря которой могу обсуждать твои любимые книги и пьесы — потому что обнаружила их в том же самом месте, где нашла Ребекку. Когда связь разорвется, когда контакт между нами нарушится, я забуду их. — По щеке ее скользнула слезинка. — Как и все, что я испытываю к тебе сейчас.
   Я смотрел на нее, пытаясь осознать смысл этих слов.
   — Мне очень жаль, Грегори, — продолжила она после небольшой паузы. — И ты даже не знаешь, насколько жаль. В настоящее мгновение я хочу одного: быть с тобой, любить тебя и заботиться о тебе, но когда связь исчезнет, я все забуду.
   Другая слезинка прокатилась следом за первой.
   — Я даже не буду испытывать чувства потери…
   — Так, значит, именно поэтому ты не можешь вспомнить, побывала ли ты на Земле, чтобы спасти Сеймура?
   — Возможно, побывала, возможно — нет, — беспомощно повторила она. — Не знаю. И, скорее всего, никогда не узнаю. Подумав хорошенько, я сказал:
   — Ладно. Другие меня не волнуют. Просто останься со мной. Пусть связь не нарушится.
   — Это не в моей власти, Грегори, — ответила она. — Связь наша сильнее всего в тот момент, когда ты более всего нуждаешься во мне. По мере того как ты начнешь выздоравливать, она станет слабеть, и тогда меня притянет к тому, кто будет нуждаться во мне больше… Возможно, это будет человек, возможно, патрукан, возможно, какое-то другое существо. Но так происходит снова и снова.
   — Если только я не буду нуждаться в тебе больше, чем кто-либо другой, — сказал я.
   — Если ты не будешь нуждаться во мне более, чем кто-либо другой, — согласилась она.
   И тут я понял, почему Сеймур, Даниэльс и иже с ними шли навстречу почти неизбежной смерти. Понял, чего не знали Симмс и патруканский историк Миксофтил: эти люди не желали погибнуть, они рассчитывали, находясь на грани смерти, не переступать этой черты.
   И вдруг над нашими головами возник корабль, он опускался в нескольких сотнях метров и готовился к посадке.
   — А прямо сейчас кто-нибудь или что-нибудь нуждается в тебе? — спросил я. — То есть больше, чем я?
   — Прямо сейчас? Нет.
   — Тогда проводи меня настолько далеко, насколько сможешь, — предложил я.
   — Сомнительная идея, — протянула она. — Я могу отправиться с тобой в путешествие, однако с каждым днем ты будешь становиться все увереннее, а меня всегда кто-то зовет. Мы доберемся до космопорта, чтобы пересесть на другой корабль: ты обернешься, а меня нет за твоей спиной… В Галактике столько боли и страдания…
   — Но я буду нуждаться в тебе даже тогда, когда стану совершенно здоровым… Я же люблю тебя, черт побери!
   — И я люблю тебя, — молвила она. — Сегодня. Но что будет завтра?
   Она беспомощно пожала плечами.
   Корабль опустился на грунт.
   — И ты любила каждого из них… так ведь? — спросил я.
   — Не знаю, — пожала плечами она. — Не знаю и охотно отдала бы все, что у меня есть, чтобы вспомнить это.
   — Так, значит, ты забудешь меня?
   Обхватив мою шею руками, она поцеловала меня:
   — Не думай об этом…
   А потом повернулась и направилась прочь. Подошедший ко мне пилот подхватил мои вещи.
   — А это еще что за чертовщина? — Он ткнул большим пальцем в направлении Ребекки, и я понял, что этот человек видит ее такой, какая она есть на самом деле.
   — И как выглядит это создание? — ответил я вопросом. Он покачал головой:
   — В жизни не видел ничего подобного!
 
   Обратный путь на Землю занял у меня пять дней. Врачи в госпитале несказанно удивились моему быстрому исцелению. Я позволил им записать мое выздоровление в разряд чудесных, да, собственно, так и было. Какая разница: я хотел только одного — вернуть ее назад.
   Я ушел с работы в Океанпорте и поступил в отделение полиции. Там меня несколько месяцев промариновали за столом — пока не прошла хромота, — но вчера наконец перевели на оперативную работу.
   Вечером ожидается заключение крупной сделки: семена альфанеллы привозят откуда-то из скопления Альбиона, и наркотик этот будет в десять раз круче героина. Так что через четыре часа мы начинаем рейд.
   И у продавцов, и у покупателей нет недостатка в решительных ребятах, и нас ожидает горячее дельце.
   Я надеюсь на это.
   И потому запер свое оружие в шкаф.