Эта книга посвящена долговременному среднему счастью каждого индивида, а не его колебаниям во времени. Хотя на наше среднее счастье может влиять характер нашей деятельности, основное воздействие на него оказывают темперамент, отношения и ключевые черты нашей жизненной ситуации – наши отношения, здоровье, забота о деньгах.

Электроэнцефалограмма

   Скептики по-прежнему могут задаваться вопросом, может ли счастье быть объективным чувством, уровень которого у разных людей поддается сравнению. Чтобы убедить сомневающихся, обратимся к современной физиологии мозга с ее сенсационными открытиями, связанными с тем, что происходит, когда человек чувствует себя счастливым или несчастным. Сейчас такая работа ведется нейрофизиологом Ричардом Дэвидсоном из Университета Висконсина[11].
   В большинстве своих исследований Дэвидсон измеряет активность в различных частях мозга, подключая к голове электроды и считывая электрическую активность. Такие электроэнцефалограммы затем соотносятся с чувствами, о которых сообщают испытуемые. Когда люди испытывают положительные чувства, активность выше в левой лобной доле; когда они испытывают негативные чувства, больше активности в правой лобной доле. Например, когда кому-то показывают забавные отрывки из фильма, левая доля становится более активной, а правая – менее; кроме того, испытуемый улыбается и сообщает, что у него хорошее настроение. Когда показывают пугающие или отталкивающие отрывки, происходит обратное.
   Сходные результаты дает прямое сканирование того, что происходит внутри мозга. Скажем, людей могут поместить внутрь магнитно-резонансного или импульсного томографа, а затем показать им приятные или неприятные картинки. Пример приведен в таблице. Людям показывают изображение сначала счастливого младенца, а потом младенца с физическим недостатком. Импульсный томограф фиксирует изменения в потреблении глюкозы мозгом и записывает их как светлые пятна на фотографиях. Приятная картинка активирует левую сторону мозга, а неприятная – правую[12].
Реакция мозга на два изображения
   Таким образом, есть прямая связь между активностью мозга и настроением. Их может изменить внешний опыт, такой, например, как просмотр картинок. И на активность мозга, и на настроение можно воздействовать напрямую физическими средствами. Используя очень мощные магниты, удается стимулировать активность в левой лобной доле, и это автоматически вызывает улучшение настроения. Метод даже использовался для лечения депрессии[13]. Еще эффективнее, как выяснилось, он позволяет улучшить иммунную систему, на которую настроение человека оказывает значительное воздействие[14].
   Итак, у нас есть точные физические измерения того, как чувства меняются со временем. Мы также можем использовать эти измерения, чтобы сравнить, насколько счастливы разные индивиды. У людей различные энцефалограммы, даже когда они находятся в состоянии покоя. Те, чья левая сторона особенно активна («левосторонние»), сообщают о более позитивных чувствах и воспоминаниях, чем у «правосторонних». Левосторонние больше улыбаются и оцениваются их друзьями как более счастливые. Наоборот, люди с наибольшей активностью в правой стороне рассказывают о более негативных чувствах и воспоминаниях, реже улыбаются и оцениваются их друзьями как более несчастные.
   Таким образом, природная единица измерения счастья – это разница в активности в лобных долях. Она варьируется почти в точном соответствии со многими измерениями настроения, о котором говорит сам обследуемый. Представляет интерес и еще одно открытие. Если разные люди оказывались в условиях, когда у них стимулировали положительный опыт (например, показывали приятные отрывки из фильмов), те, кто был естественным образом счастлив, находясь в состоянии покоя, испытывали большее счастье. А если оказывались в условиях, когда у них стимулировали неприятный опыт, они испытывали меньший дискомфорт.
   Энцефалография проводится и новорожденным[15]. Когда им дают пососать что-нибудь сладкое, левая лобная доля мозга активизируется, тогда как кислый вкус вызывает активность в правой. Уже у десятимесячного младенца мозговая активность в состоянии покоя позволяет предсказать, как он будет реагировать, если на короткое время мать отлучится. Младенцы с большей активностью в правой доле начинают кричать, тогда как «левосторонние» остаются в хорошем настроении. В два с половиной года «левосторонние» дети активнее исследуют окружающий мир, а «правосторонние» держатся за мать. Однако вплоть до подросткового периода различия между детьми с точки зрения характера и мозговых волн неустойчивы. Среди взрослых эти различия более стабильны.
   Лобные доли – не единственная часть мозга, связанная с эмоциями. Например, хранилищем базовых эмоций является мозжечковая миндалина, находящаяся в глубине мозга. Она включает центр управления, мобилизующий тело в ответ на устрашающие стимулы – реакции «бороться или бежать». Но мозжечковая миндалина у человека не слишком отличается от миндалины низших млекопитающих и работает бессознательно. Наш сознательный опыт, однако, особым образом связан с лобными долями, которые у человека развиты сильнее[16].
   Таким образом, нейронаука подтверждает как объективный характер счастья, так и объективный характер боли. Опишем замечательный эксперимент, проводившийся на группе людей. К ноге каждого человека прикладывали очень горячую пластину, температура которой во всех случаях была одинакова. Затем люди сообщали об интенсивности боли. Их показания значительно расходились между собой, но сильно коррелировали с различными уровнями активности в соответствующей части коры головного мозга[17]. Это подтверждает связь между показаниями человека и объективной мозговой активностью. Нет разницы между тем, что люди думают и чувствуют, и между тем, что они чувствуют «на самом деле», в которую нас хотели заставить поверить многие социальные философы.

Единое измерение

   Но не упрощение ли это? Действительно ли есть множество видов счастья и боли? И в каком смысле счастье является противоположностью боли?
   На самом деле, есть много видов хорошего и плохого самочувствия. Среди позитивных чувств есть чувство того, что вы любите и любимы, ощущение достижения, открытия, комфорт, спокойствие, радость и многие другие. Среди негативных – страх, гнев, печаль, чувство вины, скука и так далее. Но, как я отмечал выше, все они не отличаются от ситуации, в которой боль и удовольствие – чисто «физические»: боль можно сравнить с болью, а удовольствие – с удовольствием. Сходным образом можно сопоставить психологическую и физическую боль[18], а также психологическое и физическое удовольствие.
   Но является ли счастье единой формой измерения опыта, простирающегося от крайнего несчастья до крайней радости? Можно ли быть одновременно счастливым и несчастным? В общих чертах можно сказать, что нет, нельзя быть одновременно счастливым и несчастным. Позитивные чувства заглушают негативные и наоборот[19]. Иными словами, у нас есть только одна область, простирающаяся от крайне негативного до крайне позитивного.
   Чтобы это не выглядело слишком механистичным, нам следует подчеркнуть, что счастье может быть возбужденным или спокойным, а несчастье – беспокойным или подавляющим. Эти важные различия соответствуют разным уровням «возбуждения». Диапазон возможностей проиллюстрирован на нижеприведенном графике, разрушающем впечатление, что счастье может быть только волнующим или гедонистическим.
   (Когда вы настолько чем-то увлечены, что забываете о себе, – это одна из самых приятных форм возбуждения. Такое ощущение «потока» может быть удивительным как в тот момент, когда вы его переживаете, так и когда оглядываетесь назад.)[20]
Два измерения чувств

Качества счастья

   Описанная мной концепция счастья была развита в основном в эпоху Просвещения в XVIII веке. Она соотносится с тем, что мы чувствуем, когда проживаем наши жизни. Общеизвестно, что она послужила источником вдохновения для авторов Декларации независимости США и занимает центральное место в культурном наследии Запада.
   Концепция отличается, например, от подхода Аристотеля и многих его последователей. Аристотель полагал, что целью жизни является eudaimonia, или разновидность счастья, связанная с добродетельным поведением и философским размышлением. Эту идею видов счастья, высоких и низких удовольствий, в XIX веке воскресил Джон Стюарт Милль, и она сохранилась до наших дней. Милль полагал, что счастье, которое дает разный опыт, может варьироваться как количественно, так и качественно. (Он не смог смириться с тем, что удовлетворение от игры «в иголочки» настолько же ценно, насколько и удовлетворение от поэзии.)
   Догадка Милля была правильной, но он неверно ее сформулировал. Те, кто обрел смысл жизни, счастливее тех, кто живет мимолетными удовольствиями. Кэрол Рифф из Университета Висконсина привела множество подтверждений этого факта. Она произвела измерение таких вещей, как цель в жизни, автономия, хорошие отношения, личный рост и принятие себя, и использовала их для создания индекса психологического благополучия. В выборке из взрослых американцев очень высока корреляция этого индекса со стандартными оценками счастья и удовлетворенности жизнью, которые дают сами люди[21].
   Таким образом, Милль был прав в том, что касается истинных источников длительного счастья, но не прав, когда считал, что некоторые виды счастья по самой своей сути лучше других[22]. В действительности, это крайне патерналистский взгляд. Конечно, очевидно, что некоторые удовольствия – например, от кокаина – по своей природе не могут длиться долго: они вступают в противоречие с долговременным счастьем человека, тем самым давая понять, что нам следует их избегать. Точно так же следует избегать некоторых нездоровых удовольствий, вроде тех, что получает садист, например, потому что они уменьшают счастье других. Но ни одно хорошее чувство не считается плохим само по себе – оно может стать таковым только из-за своих последствий[23].

Счастье улучшает ваше здоровье

   В сентябре 1932 года мать-настоятельница католического ордена «Школьные сестры Нотр-Дама» в Америке решила, что все новые монахини при поступлении должны писать автобиографию. Эти автобиографии сохранились и не так давно прошли независимую психологическую экспертизу, давшую оценку положительных чувств, которые в них раскрываются. Затем было проведено сравнение этих оценок с продолжительностью жизни каждой монахини. Поразительно, но степень положительных эмоций, которые проявлялись у монахини в двадцать лет, была замечательным показателем того, как долго она проживет.
   Лишь 21 % самой жизнерадостной четверти монахинь, живших в 1991 году, умерли в течение последующих девяти лет в отличие от 55 % наименее жизнерадостной четверти[24]. Это показывает, как счастье может увеличить продолжительность жизни.
   На самом деле, по большей части продолжительные положительные эмоции приносят нам пользу. Всякий раз, когда мы измеряем счастье, оно оказывается проводником физического здоровья (при прочих равных условиях)[25]. У счастливых людей, как правило, более здоровая иммунная система и более низкий уровень вызывающего стрессы кортизола. Если их в порядке эксперимента попытаться заразить вирусом гриппа, вероятность заболеть у них окажется ниже. Также выше вероятность, что они поправятся после тяжелой хирургической операции.
   Равным образом, когда человек испытывает счастье, улучшается химия его тела, а кровяное давление и пульс снижаются[26]. Особенно приятные переживания могут оказывать длительное действие на наше здоровье. Если мы возьмем 750 актеров и актрис, когда-либо номинировавшихся на премию «Оскар», мы можем предположить, что до оглашения решения о присуждении премии победители и проигравшие были в среднем одинаково здоровы. Однако те, кто получил «Оскар», в среднем прожили на четыре года дольше, чем те, кто остался без награды[27]. Столь вдохновляющей оказалась эта победа.

Функция счастья

   Надеюсь, я убедил вас в том, что счастье существует и что в целом оно полезно для вашего здоровья. Но не это делает его исключительно важным, а то, что оно является нашим главным мотивационным средством. Мы стремимся к тому, чтобы нам было хорошо и чтобы не испытывать боли (не от случая к случаю, а в целом)[28].
   Без этого стремления человечество бы давно погибло. То, от чего нам хорошо (секс, еда, любовь, дружба и так далее), так же оказывается генетически благотворно для нашего выживания. А то, что причиняет нам боль, – плохо для выживания (огонь, обезвоживание, яд, остракизм). Таким образом, стремясь к удовольствию и избегая боли, мы устремлялись к тому, что для нас хорошо, и избегали того, что плохо, и тем самым выжили как вид. Поиски положительных эмоций – механизм, сохранивший и приумноживший род человеческий.
   Некоторые люди сомневаются, что у нас есть общая система мотивации. Они утверждают, что у нас есть независимые друг от друга влечения к сексу, еде и так далее и что мы реагируем на эти влечения независимо от их воздействия на наше общее чувство благополучия[29]. Факты говорят об обратном. Ибо нам часто приходится выбирать, какое влечение удовлетворить, и наш выбор варьируется в зависимости от того, насколько одно влечение легче поддается удовлетворению в сравнении с другим. Короче говоря, должен постоянно идти какой-то общий процесс оценки, сравнивающий, какой вклад разные влечения вносят в нашу общую удовлетворенность.
   Когда один источник удовлетворения становится более затратным в сравнении с другим, мы реже к нему прибегаем. Этот так называемый закон потребности, который находит подтверждение на протяжении всей жизни человека и среди многих видов животных[30]. Он не является привилегией человека и, вероятно, применим ко многим живым существам, для которых характерна тенденция изо всех сил стремиться к собственному благу. У более примитивных животных этот процесс бессознательный, и у человека зачастую тоже, поскольку сознание, вероятно, не может справиться с такой обширной задачей. Как бы то ни было, у нас есть массивные лобные доли, которых нет у других млекопитающих, и, вероятно, именно там выполняется основная часть операций по сведению баланса.
   Эксперименты показывают, что внутри нас идет постоянная оценка ситуации, зачастую бессознательная[31]. Нас привлекают те черты нашей ситуации, которые нам нравятся, и отталкивают те, что не нравятся. Именно эта модель «приближения» и «избегания» играет центральную роль в нашем поведении.
   Вот два хитроумных эксперимента, выполненных психологом Джоном Баргом и иллюстрирующих работу указанного механизма приближения-избегания. Технически он заключался в том, чтобы показывать на экране хорошие или плохие слова и наблюдать, как люди на них реагируют. В первом эксперименте слова мелькали с такой скоростью, что их восприятие было ниже порога сознания. Барг фиксировал их воздействие на настроение. Хорошие слова (например, «музыка») улучшали настроение, а плохие (такие, как «червь») – ухудшали. После чего он исследовал поведение приближения и избегания, сделав так, чтобы слова на экране можно было прочесть, и попросив испытуемого убирать их с помощью рычага. Вам свойственно инстинктивно тянуть к себе то, что вам нравится, и отталкивать от себя то, чего вы стремитесь избежать. И поэтому Барг разделил испытуемых на две группы. Группу А попросили вести себя естественно – тянуть рычаг на себя в случае хороших слов и от себя – в случае плохих. Группу Б попросили поступать «неестественно» – тянуть рычаг на себя для плохих слов и от себя – для хороших. Группа А выполнила задачу гораздо быстрее, подтвердив, насколько основополагающим являются механизмы приближения и избегания.
   Итак, у каждого из нас есть оценочная способность, которая сообщает нам, насколько мы счастливы в данной ситуации, а затем подталкивает нас стремиться к тому, что делает нас счастливыми, и избегать того, что не делает. Из различных возможностей, открывающихся нам, мы выбираем ту комбинацию видов деятельности, которая нам наиболее приятна. Поступая так, мы не просто реагируем на ситуацию, а планируем будущее, которое иногда предполагает, что мы в чем-то себе отказываем сегодня ради удовлетворения в будущем.
   Эта общая психологическая модель напоминает ту, которой пользовались экономисты со времен Адама Смита[32]. Мы хотим быть счастливыми и действуем так, чтобы способствовать нашему счастью в настоящем и будущем, учитывая имеющиеся у нас возможности.
   Конечно, мы можем совершать ошибки. Иногда люди делают вещи, вредные для выживания, например, когда курят или морят себя голодом из-за невротической анорексии. Кроме того, люди недальновидны и не умеют прогнозировать свои будущие чувства. Естественный отбор не произвел ни идеальных тел, ни тем более идеальной психики. Однако очевидно, что отбор был направлен на то, чтобы мы были здоровыми, хотя мы иногда и болеем. И мы явно отобраны так, чтобы чувствовать себя хорошо, даже если иногда совершаем ошибки: невозможно объяснить деятельность и выживание человека ничем, кроме желания достичь положительных эмоций.
   В связи с этим возникает естественный вопрос: почему в таком случае мы не стали счастливее, чем мы есть? Откуда столько случаев тревоги и депрессии? Играли ли тревожность и депрессия какую-либо роль в объяснении нашего выживания? Почти наверняка да. Даже сегодня имеет смысл испытывать тревогу, если ведете машину – или пишете книгу. Изрядная доля самокритики спасет вас от грубых ошибок. И лучше всего в целом скептически относиться к тому, что вы слышите от других, пока их слова не нашли подтверждения в независимых источниках.
   Еще важнее было быть настороже, когда человек впервые отправился в путешествие по африканской саванне. Когда есть опасность того, что вас съест лев, крайняя осторожность не помешает. (Лучше иметь пожарный датчик, срабатывающий, когда у вас подгорел тост, чем тот, который молчит, когда горит дом.) Даже у депрессии может быть своя функция. Когда собака сталкивается с противником, которого ей не одолеть, она демонстрирует признаки депрессии, отнимающей у противника желание на нее нападать. То же самое может относиться к человеку[33].
   В наши дни эти механизмы тревоги и депрессии не столь важны, чем когда-то в африканской саванне. Благодаря нашему уму мы в основном покорили природу, победили большинство позвоночных и многих насекомых и бактерий. Вследствие этого мы увеличили свою численность от нескольких тысяч до нескольких миллиардов за очень короткое время – поразительное достижение. Мы уже не так нуждаемся в тревоге и депрессии. Сейчас величайшая цель – использовать нашу власть над природой, чтобы обрести власть над самими собой и дать самим себе больше счастья, которого мы все желаем.
   Итак, как обстоят у нас дела?

Глава 3
Становимся ли мы счастливее?

   Деньги лучше бедности, пусть только по финансовым причинам.
Вуди Аллен