Страница:
Между тем Чарльзу нелегко было провести испуганную компанию вверх по крутому склону через кустарник. Правда, большая часть поклажи была уложена на мулов, но все-таки каждый нес в руках тоже довольно много, поэтому идти было трудно. Добравшись до наиболее опасного места, Чарльз влез на дерево и в подзорную трубу разглядел, что дикари заняты в лагере свежеванием убитых животных; очевидно, они готовились хорошо подкрепиться перед нападением, а это давало защитникам Эсперансы несколько лишних часов.
Наконец Чарльз благополучно довел своих спутников до пещеры; несмотря на невеселое душевное состояние, все невольно были поражены величественной тишиной и красотой этого мирного уголка.
Чарльз наскоро показал кузинам различные отделения пещеры, сказал, чтобы они не забыли накормить лошадей, затем, пообещав так или иначе дать знать о всем, что произойдет в Эсперансе, поспешил на помощь в дом.
Оставшиеся стали немедленно располагаться в пещере и разбирать корзины, откуда Нанни достала припасы и приготовила ужин. Однако есть почти никому не хотелось.
Ночью Мария и Мери взобрались на гору — поглядеть, что делается в лагере индейцев. Оказалось, те готовились к походу и были уже на лошадях. Впереди на белой лошади ехал кто-то в алом пончо, с головным убором из страусиных перьев. По длинным косам девушки поняли, что это женщина, должно быть, мать Павла.
С громкими пронзительными криками вся ватага с места перешла в галоп и быстро исчезла из виду.
Взволнованные девушки поспешили в пещеру.
— Ах, мама, мама! — воскликнула, бросаясь к матери, Мери. — Индейцы поехали в Эсперансу! Что будет с братьями!
— Успокойся, дитя мое, — проговорил мистер Мертон, — и братья твои, и все мы находимся под охраной Господа Бога! Будем лучше молиться Ему!
И, опустившись на колени, мистер Мертон горячо прочел вслух молитву об отсутствующих.
XIII
XIV
Наконец Чарльз благополучно довел своих спутников до пещеры; несмотря на невеселое душевное состояние, все невольно были поражены величественной тишиной и красотой этого мирного уголка.
Чарльз наскоро показал кузинам различные отделения пещеры, сказал, чтобы они не забыли накормить лошадей, затем, пообещав так или иначе дать знать о всем, что произойдет в Эсперансе, поспешил на помощь в дом.
Оставшиеся стали немедленно располагаться в пещере и разбирать корзины, откуда Нанни достала припасы и приготовила ужин. Однако есть почти никому не хотелось.
Ночью Мария и Мери взобрались на гору — поглядеть, что делается в лагере индейцев. Оказалось, те готовились к походу и были уже на лошадях. Впереди на белой лошади ехал кто-то в алом пончо, с головным убором из страусиных перьев. По длинным косам девушки поняли, что это женщина, должно быть, мать Павла.
С громкими пронзительными криками вся ватага с места перешла в галоп и быстро исчезла из виду.
Взволнованные девушки поспешили в пещеру.
— Ах, мама, мама! — воскликнула, бросаясь к матери, Мери. — Индейцы поехали в Эсперансу! Что будет с братьями!
— Успокойся, дитя мое, — проговорил мистер Мертон, — и братья твои, и все мы находимся под охраной Господа Бога! Будем лучше молиться Ему!
И, опустившись на колени, мистер Мертон горячо прочел вслух молитву об отсутствующих.
XIII
Немного успокоившись после молитвы, беглецы развели в пещере большой костер, так как нечего было бояться, что индейцы из-за скал увидят свет. Затем приготовились было ко сну, как вдруг у входа послышались голоса, и в пещеру один за другим вошли защитники Эсперансы, нагруженные ружьями, одеялами, корзинами и мешками.
Вскоре за ужином доктор Люис начал рассказывать:
«Как я и предполагал, индейцы совсем не послушались увещеваний Павла. Напротив, его даже взяли под стражу, а вся шайка с криками бросилась к хижинам. Среди этой сумятицы до нас донесся отчаянный крик Павла: „Спасайтесь, друзья, я не в силах защитить вас“. Мы произвели залп по подступавшему врагу, затем отошли в полуразрушенную хижину и, отвалив камень, скрывавший вход, тихонько удалились в лес, предварительно заложив за собой камень. Добравшись до пещеры, мы думали остаться здесь ночевать, но зная, как вы будете беспокоиться, и надеясь, что занятым грабежом разбойникам будет не до нас, решили идти к вам.
Да, и еще одно: перед уходом мы выпустили на свободу двух коров и мулов, а также кур, уверенные, что они не уйдут далеко от дома. Что же касается Уэллеса, то, боясь, как бы своим лаем он не выдал нас, мы еще раньше отдали его на время Павлу»…
— Однако и спать пора, — сказал Том. — Я ужасно устал.
Это замечание напомнило всем, что действительно пора и на покой: было уже около трех часов утра. Все разошлись по разным отделениям пещеры и вскоре, измученные усталостью, заснули.
На следующий день Альмагро сходил на гору и осмотрел окрестности. Судя по тишине, царившей в лагере дикарей, он понял, что воины еще не вернулись и, вероятно, рыщут по степи и лесам в поисках своих бесследно исчезнувших врагов. Поэтому выходить из пещеры было опасно, и решили этот день провести взаперти, приводя в порядок свое небольшое хозяйство.
На другое утро в лагере дикарей опять началась суета. Женщины убирали шкуры, вьючили лошадей; а воины с торжеством размахивали своими копьями; один звонил в украденный колокол.
Сборы индейцев были недолги, — и скоро вся орда покинула место стоянки, оставив на нем груды тлевших углей, кости и остатки мяса, на которые уже слетелись жадные коршуны.
Наши друзья, убедившись, что враги действительно покинули эту местность, с удовольствием вышли на свежий воздух и принялись обсуждать свое положение. Оно было не из веселых; зиму предстояло провести в пещере; но зато они сумели спасти свои съестные припасы, так что им, по крайней мере, не грозил голод.
Кроме того, хотя вся Эсперанса была разрушена, оказалось, что пшеничное и льняное поле почти не пострадали; зато сад и цветник начисто уничтожены. Из строений же уцелела одна часовня, как оказалось после, благодаря заступничеству Павла, пригрозившего мщением христианского Бога за разрушение его жилища. Из животных — куры явились домой сами, а коров и мулов нашли невдалеке.
Прошел месяц, в течение которого наши друзья уже вполне освоились с пещерной жизнью; освещаемая и согреваемая беспрерывными кострами, на которые не жалели топлива, пещера оказалась далеко не мрачной. Женщины колонии занимались домашним хозяйством или тканием из льна и шерсти, а мужчины делали мебель, постоянно бывали на старом пепелище; расчистили там сад, подновили изгородь, засеяли новые участки поля…
Однажды вечером у входа в пещеру раздался знакомый визг и лай; когда отодвинули камень, преграждавший доступ, в пещеру ворвался Уэллес и, как сумасшедший, стал носиться кругом, бросаясь ко всем с ласками и визжа от радости. Следом за ним, к изумлению наших друзей, вошел Павел. Индеец сначала молча оглядел высокие своды пещеры, столь противные вольному сыну степей, затем с горечью произнес:
— И это Павел загнал своих друзей в такое мрачное жилище! О, зачем христиане были так добры к нему! Лучше бы они предоставили ему умереть, тогда до сих пор жили бы спокойно в своих домах! А Павел принес им одни горе и разорение! Могут ли они после этого протянуть ему руку и снова назвать его своим другом?
Понятно, колонисты поспешили успокоить бедного юношу, заявив, что ничуть не винят его в происшедшем, и подтвердив свои дружеские чувства к нему, обнимали его и жали руку.
Павел за это время заметно поправился, возмужал.
Глубоко растроганный теплой встречей, он рассказал о событиях в его племени, происшедших после разгрома Эсперансы.
— Я грозил им гневом христианского Бога, — начал Павел, — но моя мать, отважная духом, ответила: «На поход против христиан была моя воля — пусть же и кара Бога падет на мою голову»… И что же?! На обратном пути она поехала на благородном Памперо. Когда конь почувствовал на своей спине чужого, он закусил удила и как бешеный понесся по степи. Я в ужасе помчался следом, предчувствуя несчастье, хотя мать и была отличной наездницей. И действительно, вдруг Памперо оступился и на всем скаку упал, придавив мою мать. Когда я подскакал к ней, она была уже без чувств; одна рука и одна нога были сломаны. Я занялся переломами. Когда она очнулась, я было предложил съездить за врачом белых, который лечил меня, но мать воспротивилась этому: «Рука смерти легла на меня, — сказала она, — и я чувствую ее; а твоего друга наши воины убили бы. Но неужели жена и мать благородных касиков должна позорно умереть за то, что не хочет покориться Богу христиан? Говори, Бизон!» Тут, припомнив ваши наставления, я стал рассказывать о христианском Боге и о том рае, который ожидает верующих в него. Но долго ее могучий ум боролся против одолевавших сомнений. Только по мере того, как слабело тело, дух матери стал просветляться. Наконец ее гордость была сломлена, и она со смирением просила прощения у Бога. Перед смертью она позвала стариков племени и рассказала, как она счастлива, что познала истинного Бога. Однако те только засмеялись в ответ, считая ее слова горячечным бредом. Тогда она потребовала под угрозой ужасных небесных кар обещания никогда не нападать на белых. Все племя поклялось, что не будет вести против вас войну, если вы сами не нападете на него.
Когда для матери настал последний час, женщины плакали и говорили мне: «Касик, когда к нам придет смерть, приведи христианского Бога, чтобы и мы умирали так тихо, как она!»
Много дней провел я в горе по умершей, наконец сказал:
«Братья! Я поеду и привезу к вам служителя Божьего! Пусть он скажет вам доброе слово. Выслушайте его с почтением и отпустите его с миром!» Мое предложение понравилось, и я, сев на Памперо, к которому долго не подходил, ведь он был, хоть и невольным, но все-таки виновником смерти матери, отправился на поиски вас. Собака привела меня к этим скалам. А теперь скажите, дорогой мистер Мертон, поедете ли вы со мной в деревню? Укажите моему народу путь к спасению?»
Миссис Мертон побледнела от одной мысли о поездке мужа к дикарям, но ее успокоили, что после обращения матери Павла эта поездка уже не так опасна.
Однако решили, что Павел побудет здесь, посетит Эсперансу и ознакомится с планами колонистов на будущее.
Прошло два дня. В воскресенье впервые решились отправиться все вместе в Эсперансу для совершения богослужения. При выходе из церкви их удивил и напугал конский топот. Однако, оказалось, что скачут всего две лошади: на одной, белой, ехал красивый, статный касик, на другой — молодая женщина с ребенком.
Джек сейчас же узнал приехавших и с громким криком: — Зара, Зара! — бросился к ним навстречу.
Но Зара, — была это действительно она, — соскочив с лошади, кинулась к отцу, вся в слезах, шепча: «Mi padre! Mi padre!» — а Альмагро обнял дочь и не мог вымолвить ни слова от волнения.
К мужу Зары подошел Павел. Племена их были в союзе, и они разговорились.
Семейство Мертонов держалось в стороне, чтобы не мешать встрече отца с дочерью. Люис же был смущен прибытием неожиданных гостей и не знал, можно ли им сообщить тайну их убежища. Он рассказал о своих опасениях Павлу.
— Возьми с него слово не выдавать эту тайну, — ответил тот. — Кангополь хоть и не христианин, но никогда не нарушит свое слово!
Альмагро попросили вести переговоры, и касик с полной готовностью объявил, что ни за что не выдаст тайну убежища отца Зары и его друзей.
Успокоенные этим, наши друзья пригласили в гости приехавших, и вся компания направилась к пещере, индейцы верхом, остальные пешком. Кангополь с изумлением смотрел на почти неприступную стену и еще более изумился, когда, пробравшись тропинками, увидел под ногами зеленую долину, где паслись лошади, коровы, ламы. Зара же пришла в восторг, когда прибыли в пещеру и она увидела, как здесь уютно. Сразу развели костер и стали готовить обед.
Кангополь все время держался надменно; выражение его лица смягчалось лишь при взгляде на жену и сына. Хотя он держался привычек дикой жизни, но часто ездил в города, и это несомненно сказалось на его воззрениях и нраве, кровавые войны ему давно уже были не по душе, и он лишь по обязанности принимал в них участие. Из бесед со своим гостем мистер Мертон вынес убеждение, что в руки ему дается благодатный материал для проповеди слова Божьего.
На следующее утро мистер Мертон должен был отправиться вместе с Павлом в свою первую миссионерскую экспедицию; решено было, что вместе с ними поедет и Кангополь. Зара же с ребенком осталась в пещере. Прежде всего ее уговорили надеть европейское платье, затем постепенно стали вводить в дела хозяйства, показывая, как доят коров, кормят кур, пекут лепешки, стряпают суп, наконец учили ее шить и ткать.
Не прошло и трех дней, как Зара уже вполне освоилась с привычками своих новых подруг. Расстаться с Кангополем она наотрез отказалась, но надеялась, что скоро и он примет христианство, и их сын. На всякий случай подыскали и подходящие имена: для Кангополя — Педро, а для сына — Альберт.
В виду предстоящего торжества решено было устроить большой пир, — и охотникам велели настрелять побольше зайцев и куропаток. Из Эсперансы притащили пшеничную муку и мед. Нанни немедленно принялась за приготовления.
Однако времени еще оставалось много; поэтому вечера посвящались веселью. Джек играл на своей скрипке; остальные танцевали. Иногда просто беседовали, описывали Заре городскую жизнь, а она, в свою очередь, дикую, привольную жизнь индейцев. В одном из таких разговоров Джек, между прочим, узнал, что вскоре после его бегства старец Саусимиан умер тихой, спокойной смертью, как истинный христианин.
Прошло еще три дня. Погода испортилась. Небо покрылось мрачными тучами; пошел дождь. Вдруг вечером у входа послышался радостный визг Уэллеса, которого мистер Мертон брал с собой.
— Папа, папа! — закричали юноши и бросились было отваливать входной камень. Но осторожный Люис остановил их: мистера Мертона ожидали не раньше, чем через неделю, и такое скорое возвращение показалось Люису подозрительным.
Поставив лестницу к отверстию, находившемуся в скале на высоте девять футов, Люис заглянул вниз и увидел у входа шестерых дикарей с копьями. Один из них полез было за собакой, но та, догадавшись, что имеет дело с врагом, вцепилась ему в горло; тогда товарищи вытащили его из отверстия за ноги и отогнали собаку. Уэллес разбежался и, сделав прыжок, вскочил в верхнее отверстие; три — четыре посланных вдогонку копья, к счастью, не попали в него. Между тем трое индейцев опять направились к отверстию, чтобы отодвинуть камень; четвертый дикарь остался у лошадей, а пятый, наклонясь над раненым, старался унять у того лившуюся из прокушенного горла кровь.
В это время из темного леса появилась огромная пума; сделав гигантский прыжок, чудовище мгновенно свернуло голову несчастному и уже хотело бежать со своей добычей, как Люис, случайно выглянувший в это время из верхнего отверстия, метким выстрелом уложил зверя на месте. Услышав его выстрел, Альмагро, стоявший у нижнего отверстия, счел его за условный сигнал и тоже спустил курок. Оба оставшихся в живых дикаря поспешили отскочить назад, волоча за собой убитого товарища, и в это время увидели пуму. Испуганные, они вскочили на лошадей и без оглядки помчались вверх по лесистому склону.
— Несчастные, они пропали! — воскликнул Люис. — Им впотьмах не спуститься с горы, не зная дороги!
Но индейцев и след простыл.
— Надо теперь осмотреть место схватки, — сказал Чарльз, и мужчины вышли из пещеры.
Оказалось, что жертва пумы, а также дикарь, пораженный пулей Альмагро, были уже мертвы, искусанный же Уэллесом еще хрипел, но, видимо, и его часы были сочтены. Действительно, вскоре он, вздрогнув еще раз, вытянулся и лежал уже неподвижно. Наши друзья прикрыли трупы парусом, навалив сверху камней, чтобы хищные звери и птицы не потревожили покойников, — а утром решено было предать их земле.
Вскоре за ужином доктор Люис начал рассказывать:
«Как я и предполагал, индейцы совсем не послушались увещеваний Павла. Напротив, его даже взяли под стражу, а вся шайка с криками бросилась к хижинам. Среди этой сумятицы до нас донесся отчаянный крик Павла: „Спасайтесь, друзья, я не в силах защитить вас“. Мы произвели залп по подступавшему врагу, затем отошли в полуразрушенную хижину и, отвалив камень, скрывавший вход, тихонько удалились в лес, предварительно заложив за собой камень. Добравшись до пещеры, мы думали остаться здесь ночевать, но зная, как вы будете беспокоиться, и надеясь, что занятым грабежом разбойникам будет не до нас, решили идти к вам.
Да, и еще одно: перед уходом мы выпустили на свободу двух коров и мулов, а также кур, уверенные, что они не уйдут далеко от дома. Что же касается Уэллеса, то, боясь, как бы своим лаем он не выдал нас, мы еще раньше отдали его на время Павлу»…
— Однако и спать пора, — сказал Том. — Я ужасно устал.
Это замечание напомнило всем, что действительно пора и на покой: было уже около трех часов утра. Все разошлись по разным отделениям пещеры и вскоре, измученные усталостью, заснули.
На следующий день Альмагро сходил на гору и осмотрел окрестности. Судя по тишине, царившей в лагере дикарей, он понял, что воины еще не вернулись и, вероятно, рыщут по степи и лесам в поисках своих бесследно исчезнувших врагов. Поэтому выходить из пещеры было опасно, и решили этот день провести взаперти, приводя в порядок свое небольшое хозяйство.
На другое утро в лагере дикарей опять началась суета. Женщины убирали шкуры, вьючили лошадей; а воины с торжеством размахивали своими копьями; один звонил в украденный колокол.
Сборы индейцев были недолги, — и скоро вся орда покинула место стоянки, оставив на нем груды тлевших углей, кости и остатки мяса, на которые уже слетелись жадные коршуны.
Наши друзья, убедившись, что враги действительно покинули эту местность, с удовольствием вышли на свежий воздух и принялись обсуждать свое положение. Оно было не из веселых; зиму предстояло провести в пещере; но зато они сумели спасти свои съестные припасы, так что им, по крайней мере, не грозил голод.
Кроме того, хотя вся Эсперанса была разрушена, оказалось, что пшеничное и льняное поле почти не пострадали; зато сад и цветник начисто уничтожены. Из строений же уцелела одна часовня, как оказалось после, благодаря заступничеству Павла, пригрозившего мщением христианского Бога за разрушение его жилища. Из животных — куры явились домой сами, а коров и мулов нашли невдалеке.
Прошел месяц, в течение которого наши друзья уже вполне освоились с пещерной жизнью; освещаемая и согреваемая беспрерывными кострами, на которые не жалели топлива, пещера оказалась далеко не мрачной. Женщины колонии занимались домашним хозяйством или тканием из льна и шерсти, а мужчины делали мебель, постоянно бывали на старом пепелище; расчистили там сад, подновили изгородь, засеяли новые участки поля…
Однажды вечером у входа в пещеру раздался знакомый визг и лай; когда отодвинули камень, преграждавший доступ, в пещеру ворвался Уэллес и, как сумасшедший, стал носиться кругом, бросаясь ко всем с ласками и визжа от радости. Следом за ним, к изумлению наших друзей, вошел Павел. Индеец сначала молча оглядел высокие своды пещеры, столь противные вольному сыну степей, затем с горечью произнес:
— И это Павел загнал своих друзей в такое мрачное жилище! О, зачем христиане были так добры к нему! Лучше бы они предоставили ему умереть, тогда до сих пор жили бы спокойно в своих домах! А Павел принес им одни горе и разорение! Могут ли они после этого протянуть ему руку и снова назвать его своим другом?
Понятно, колонисты поспешили успокоить бедного юношу, заявив, что ничуть не винят его в происшедшем, и подтвердив свои дружеские чувства к нему, обнимали его и жали руку.
Павел за это время заметно поправился, возмужал.
Глубоко растроганный теплой встречей, он рассказал о событиях в его племени, происшедших после разгрома Эсперансы.
— Я грозил им гневом христианского Бога, — начал Павел, — но моя мать, отважная духом, ответила: «На поход против христиан была моя воля — пусть же и кара Бога падет на мою голову»… И что же?! На обратном пути она поехала на благородном Памперо. Когда конь почувствовал на своей спине чужого, он закусил удила и как бешеный понесся по степи. Я в ужасе помчался следом, предчувствуя несчастье, хотя мать и была отличной наездницей. И действительно, вдруг Памперо оступился и на всем скаку упал, придавив мою мать. Когда я подскакал к ней, она была уже без чувств; одна рука и одна нога были сломаны. Я занялся переломами. Когда она очнулась, я было предложил съездить за врачом белых, который лечил меня, но мать воспротивилась этому: «Рука смерти легла на меня, — сказала она, — и я чувствую ее; а твоего друга наши воины убили бы. Но неужели жена и мать благородных касиков должна позорно умереть за то, что не хочет покориться Богу христиан? Говори, Бизон!» Тут, припомнив ваши наставления, я стал рассказывать о христианском Боге и о том рае, который ожидает верующих в него. Но долго ее могучий ум боролся против одолевавших сомнений. Только по мере того, как слабело тело, дух матери стал просветляться. Наконец ее гордость была сломлена, и она со смирением просила прощения у Бога. Перед смертью она позвала стариков племени и рассказала, как она счастлива, что познала истинного Бога. Однако те только засмеялись в ответ, считая ее слова горячечным бредом. Тогда она потребовала под угрозой ужасных небесных кар обещания никогда не нападать на белых. Все племя поклялось, что не будет вести против вас войну, если вы сами не нападете на него.
Когда для матери настал последний час, женщины плакали и говорили мне: «Касик, когда к нам придет смерть, приведи христианского Бога, чтобы и мы умирали так тихо, как она!»
Много дней провел я в горе по умершей, наконец сказал:
«Братья! Я поеду и привезу к вам служителя Божьего! Пусть он скажет вам доброе слово. Выслушайте его с почтением и отпустите его с миром!» Мое предложение понравилось, и я, сев на Памперо, к которому долго не подходил, ведь он был, хоть и невольным, но все-таки виновником смерти матери, отправился на поиски вас. Собака привела меня к этим скалам. А теперь скажите, дорогой мистер Мертон, поедете ли вы со мной в деревню? Укажите моему народу путь к спасению?»
Миссис Мертон побледнела от одной мысли о поездке мужа к дикарям, но ее успокоили, что после обращения матери Павла эта поездка уже не так опасна.
Однако решили, что Павел побудет здесь, посетит Эсперансу и ознакомится с планами колонистов на будущее.
Прошло два дня. В воскресенье впервые решились отправиться все вместе в Эсперансу для совершения богослужения. При выходе из церкви их удивил и напугал конский топот. Однако, оказалось, что скачут всего две лошади: на одной, белой, ехал красивый, статный касик, на другой — молодая женщина с ребенком.
Джек сейчас же узнал приехавших и с громким криком: — Зара, Зара! — бросился к ним навстречу.
Но Зара, — была это действительно она, — соскочив с лошади, кинулась к отцу, вся в слезах, шепча: «Mi padre! Mi padre!» — а Альмагро обнял дочь и не мог вымолвить ни слова от волнения.
К мужу Зары подошел Павел. Племена их были в союзе, и они разговорились.
Семейство Мертонов держалось в стороне, чтобы не мешать встрече отца с дочерью. Люис же был смущен прибытием неожиданных гостей и не знал, можно ли им сообщить тайну их убежища. Он рассказал о своих опасениях Павлу.
— Возьми с него слово не выдавать эту тайну, — ответил тот. — Кангополь хоть и не христианин, но никогда не нарушит свое слово!
Альмагро попросили вести переговоры, и касик с полной готовностью объявил, что ни за что не выдаст тайну убежища отца Зары и его друзей.
Успокоенные этим, наши друзья пригласили в гости приехавших, и вся компания направилась к пещере, индейцы верхом, остальные пешком. Кангополь с изумлением смотрел на почти неприступную стену и еще более изумился, когда, пробравшись тропинками, увидел под ногами зеленую долину, где паслись лошади, коровы, ламы. Зара же пришла в восторг, когда прибыли в пещеру и она увидела, как здесь уютно. Сразу развели костер и стали готовить обед.
Кангополь все время держался надменно; выражение его лица смягчалось лишь при взгляде на жену и сына. Хотя он держался привычек дикой жизни, но часто ездил в города, и это несомненно сказалось на его воззрениях и нраве, кровавые войны ему давно уже были не по душе, и он лишь по обязанности принимал в них участие. Из бесед со своим гостем мистер Мертон вынес убеждение, что в руки ему дается благодатный материал для проповеди слова Божьего.
На следующее утро мистер Мертон должен был отправиться вместе с Павлом в свою первую миссионерскую экспедицию; решено было, что вместе с ними поедет и Кангополь. Зара же с ребенком осталась в пещере. Прежде всего ее уговорили надеть европейское платье, затем постепенно стали вводить в дела хозяйства, показывая, как доят коров, кормят кур, пекут лепешки, стряпают суп, наконец учили ее шить и ткать.
Не прошло и трех дней, как Зара уже вполне освоилась с привычками своих новых подруг. Расстаться с Кангополем она наотрез отказалась, но надеялась, что скоро и он примет христианство, и их сын. На всякий случай подыскали и подходящие имена: для Кангополя — Педро, а для сына — Альберт.
В виду предстоящего торжества решено было устроить большой пир, — и охотникам велели настрелять побольше зайцев и куропаток. Из Эсперансы притащили пшеничную муку и мед. Нанни немедленно принялась за приготовления.
Однако времени еще оставалось много; поэтому вечера посвящались веселью. Джек играл на своей скрипке; остальные танцевали. Иногда просто беседовали, описывали Заре городскую жизнь, а она, в свою очередь, дикую, привольную жизнь индейцев. В одном из таких разговоров Джек, между прочим, узнал, что вскоре после его бегства старец Саусимиан умер тихой, спокойной смертью, как истинный христианин.
Прошло еще три дня. Погода испортилась. Небо покрылось мрачными тучами; пошел дождь. Вдруг вечером у входа послышался радостный визг Уэллеса, которого мистер Мертон брал с собой.
— Папа, папа! — закричали юноши и бросились было отваливать входной камень. Но осторожный Люис остановил их: мистера Мертона ожидали не раньше, чем через неделю, и такое скорое возвращение показалось Люису подозрительным.
Поставив лестницу к отверстию, находившемуся в скале на высоте девять футов, Люис заглянул вниз и увидел у входа шестерых дикарей с копьями. Один из них полез было за собакой, но та, догадавшись, что имеет дело с врагом, вцепилась ему в горло; тогда товарищи вытащили его из отверстия за ноги и отогнали собаку. Уэллес разбежался и, сделав прыжок, вскочил в верхнее отверстие; три — четыре посланных вдогонку копья, к счастью, не попали в него. Между тем трое индейцев опять направились к отверстию, чтобы отодвинуть камень; четвертый дикарь остался у лошадей, а пятый, наклонясь над раненым, старался унять у того лившуюся из прокушенного горла кровь.
В это время из темного леса появилась огромная пума; сделав гигантский прыжок, чудовище мгновенно свернуло голову несчастному и уже хотело бежать со своей добычей, как Люис, случайно выглянувший в это время из верхнего отверстия, метким выстрелом уложил зверя на месте. Услышав его выстрел, Альмагро, стоявший у нижнего отверстия, счел его за условный сигнал и тоже спустил курок. Оба оставшихся в живых дикаря поспешили отскочить назад, волоча за собой убитого товарища, и в это время увидели пуму. Испуганные, они вскочили на лошадей и без оглядки помчались вверх по лесистому склону.
— Несчастные, они пропали! — воскликнул Люис. — Им впотьмах не спуститься с горы, не зная дороги!
Но индейцев и след простыл.
— Надо теперь осмотреть место схватки, — сказал Чарльз, и мужчины вышли из пещеры.
Оказалось, что жертва пумы, а также дикарь, пораженный пулей Альмагро, были уже мертвы, искусанный же Уэллесом еще хрипел, но, видимо, и его часы были сочтены. Действительно, вскоре он, вздрогнув еще раз, вытянулся и лежал уже неподвижно. Наши друзья прикрыли трупы парусом, навалив сверху камней, чтобы хищные звери и птицы не потревожили покойников, — а утром решено было предать их земле.
XIV
В ту памятную ночь почти никто не мог уснуть; поэтому все поднялись рано. Юноши не без удовольствия увидели трех лошадей — приобретение, далеко не лишнее для них.
Утро было ненастное; дождь лил не переставая; тем не менее юноши усердно копали в дальнем конце долины могилы для трех покойников. Вдруг их работу прервали знакомые голоса; они оглянулись и увидели отца и обоих касиков.
— Все ли благополучно? — спросил мистер Мертон и, получив утвердительный ответ, благодарно воздел руки к небу.
— Эти негодяи, — говорил между тем Павел, глядя на окостеневшие трупы, — наказаны по заслугам.
И Павел рассказал, что накануне он хватился шести воинов, бывших самыми свирепыми и непокорными. Вместе с ними исчез и Уэллес. Догадавшись, что негодяи захватили собаку не с добрыми целями, оба касика в сопровождении мистера Мертона сейчас же поскакали в погоню. Подъезжая к горе, они увидели группу из трех человек: двое лежали на земле, а третий стоял с лошадьми. Павел бросился было к нему с упреками, но негодяй, вместо ответа, спокойно прицелился в своего вождя копьем. К счастью, Кангополь успел пустить стрелу, — и разбойник покатился мертвым. Двое других индейцев, по-видимому, умирали рядом со своими мертвыми лошадями. От одного из этих несчастных Павел добился рассказа о том, что произошло прошлой ночью.
Оказалось, что, обезумев от страха и с перепугу позабыв захватить факелы, они наугад помчались на гору, не зная, что она кончается обрывом. Тьма, ветер и дождь мешали разглядеть тропинку, по которой их провел Уэллес, — и они вместе с лошадями скатились вниз. Одному из всадников удалось соскочить с лошади, но как мы только что увидели, и он не избежал заслуженного наказания; двое же других поломали себе руки и ноги и теперь истекали кровью. Доктор поспешил унять им боль, дав успокоительного, но надежды на спасение не было, — и несчастные жертвы алчности и свирепости вскоре скончались.
На следующей день дикарей похоронили, а затем, одетые по-праздничному, все отправились в церковь, где Кангополь и его сын были окрещены; после чего совершилось бракосочетание по христианскому обряду новообращенного Педро и Зары. Торжество завершилось обильным обедом, на славу приготовленным Нанни.
Индейцы погостили еще несколько дней, в течение которых они помогали нашим друзьям в охоте, делая запасы мяса для сушения и соления на зиму. Но вот опять колонисты остались одни. Опять пошли повседневные заботы. Не теряя времени, из Эсперансы перетащили запасы пшеницы и маиса, свечи, мыло, картофель, затем стали думать о фураже для скота. Решено было прежде всего поставить какое-нибудь помещение для укрытия скота от непогоды. Для этого построили два длинных сарая, причем так, что конец одного находился у самого входа в пещеру. Сараи эти были сделаны из плетеных прутьев, вымазанных глиной, и покрыты листьями и мхом. Крепкие двери на ременных петлях преграждали сюда доступ диким зверям.
Вскоре после этого Люис предложил юношам исследовать весь лабиринт пещер, простиравшихся за теми, где они расположились. Юноши с восторгом откликнулись на это предложение и, захватив свечи, отправились на разведку. Через какое-то время исследователи натолкнулись на ручей, проложивший себе русло в каменной породе и текущий в долину. Это было чрезвычайно важное открытие, так как давало возможность постоянно иметь под рукой свежую воду, даже зимой, когда ручей в долине мог замерзнуть. В сравнении с этим открытием другое было уже не так важно, а между тем, в иное время и при иных обстоятельствах, оно вызвало бы величайший восторг: дело в том, что наши друзья нашли самородок серебра фунта в три весом.
Но зачем было серебро?.. Оно только тешило их любознательность, — и Люис сказал, что он давно уже подозревал, что их обширные пещеры — покинутые серебряные рудники, разрабатывавшиеся испанцами в те времена, когда их владения простирались по обеим сторонам Анд.
Но теперь нашим друзьям некуда было и девать серебро. Впрочем, в память о своем открытии юноши расплавили найденный самородок и сделали из него две чаши, несколько грубоватой работы, которые и поднесли родителям.
Тем временем погода стала портиться. Пошел снег, — и скоро долина была покрыта им футов на пять. И такая погода продолжалась целый месяц, так что нечего было и думать об охоте. Наконец, небо прояснилось, — и наши друзья, которым порядком надоело сидеть в пещерах, да и соленое мясо набило оскомину, с наслаждением вырвались на волю.
В степи снега не было, но воздух был морозный. Охотники скоро увидели целое стадо рогатого скота и поскакали ему навстречу. Вдруг огромный бык, вожак стада, с ревом наклонив страшные рога, кинулся на лошадь Тома. Охотники сделали залп, и бык был убит, но перед смертью успел-таки всадить свои рога в живот лошади. Та взвилась на дыбы и, повалившись на бок, придавила собой всадника. Ее пришлось пристрелить, чтобы избавить от напрасных мучений. Но и Тому это падение обошлось дорого: у него оказалась сломанной нога.
Люис только что закончил забинтовывать поврежденную ногу, как появился другой враг. Это была стая безобразных темных животных, похожих на свиней, с длинными мордами, щетинистыми спинами и почти без хвостов. Они известны под названием пекари и, несмотря на свою незначительную величину, являются для охотников крайне опасными, ввиду своей отчаянной храбрости, терпения и упорства в преследовании врага. Пекари, очевидно, были сильно раздражены чем-то и, едва завидев наших друзей, с грозным хрюканьем набросились на лошадей, кусая их за ноги. Тем пришлось бы плохо, а вместе с ними и охотникам, если бы не подоспели на помощь Альмагро и Чарльз, охотившиеся невдалеке; общими усилиями удалось справиться с врагом, уложив на месте несколько пекари, — и такой благополучный исход был предрешен лишь тем обстоятельством, что пекарей было немного; будь же это стадо побольше, дело бы могло кончиться гораздо печальнее для наших друзей.
Отобрав штук шесть туш, охотники взвалили их на лошадей, затем подняли Тома и направились домой, где сдали раненого Тома на попечение сестер.
Погода все больше портилась. Днем часто шел проливной дождь или мокрый снег, а ночью морозило. Том поправлялся, но, конечно, еще вынужден был лежать в пещере; впрочем, и остальные сидели тут же, так что больному юноше нечего было завидовать.
Так прошла зима. Солнце стало пригревать. Снег таял; показалась зеленая трава, и скот выпустили на волю.
Тогда наши друзья отправились в Эсперансу и здесь в течение нескольких дней приводили в порядок сад, поля и огород, вычистили их, вспахали и засеяли; затем, для защиты от дальнейших набегов индейцев, решено было усадьбу обнести кирпичной стеной в несколько футов высоты, благо берега реки изобиловали глиной.
Принялись за новую тяжелую работу, которая при наличии всего пятерых работников могла затянуться на месяцы. А ведь еще нужно было заново устраивать жилища!
Но тут произошло событие, значительно облегчившее эту тяжелую задачу.
Дело было так.
Однажды, во время отсутствия мужчин, в пещерах послышался страшный грохот. Между тем снаружи все было тихо и спокойно. Значит, это не было землетрясение, поняли женщины. Храбрая Матильда, взяв с собой свечи и вооружившись ружьем, пошла разузнать о причинах необычайного шума и, к изумлению, в одной пещере, не очень высоко над собой, увидела сверху яркий дневной свет. На земле перед нею лежала огромная глыба обвалившейся скалы и куча осыпавшейся земли… Наши друзья, когда им рассказали об этом событии, поспешили подкатить большой кусок скалы к проходу в ту пещеру, где случился обвал, но к самому явлению отнеслись спокойно, объясняя его действием растаявшего снега, размягчившего землю.
Прошло два дня. Об этом происшествии уже забыли, как вдруг та же Матильда, которая пошла собирать яйца кур, несшихся теперь в одной из задних пещер, бегом возвратилась назад, бледная, взволнованная, и проговорила:
— В пещерах человек! Я видела его лицо над теми большими обломками скал, которыми заставлен вход в обвалившуюся пещеру.
Все вскочили и, наскоро вооружившись, бросились к пещере. Общими усилиями отодвинули обломок скалы, и пламя свеч озарило дрожащее от страха бледное лицо человека, который умоляюще произнес на ломаном испанском языке:
— Пощадите, благородные индейцы! Я случайно попал в эти шахты и вашего серебра не крал!
Люис стал успокаивать его. Вдруг Джек воскликнул по-английски:
— Да это не испанец! Он по-испански говорит хуже, чем я!
— Господи! Я слышу родные английские слова! — проговорил удивленный незнакомец. — Как я рад! Теперь я уверен, что вы поможете мне выбраться из этого чертова логовища! —И он рассказал, что там, наверху, целая компания. Его же послали вниз — вытащить упавшего в провал мула; действительно, рядом с незнакомцем стоял мул, вдруг жалобно заревевший в эту минуту, словно подтверждая его слова.
Наконец незнакомец представился: «Джо, рудокоп из Йоркшира».
Тем временем Джек, никем не замеченный, вскарабкался по отлогой куче обвалившейся земли, и тотчас же раздалось его радостное «ура». Люис и Чарльз бросились за ним и очутились в небольшом овраге, окруженном скалами. Там они увидели еще нескольких мужчин, женщин и навьюченных мулов. Джека они застали в объятиях закутанной в меха дамы, в которой сразу же узнали миссис Дуглас; ее супруг, весело смеясь, стоял тут же, а рядом — бледный, задумчивый — мистер Керризерс, тоже на минуту просиявший от радости.
— Ах, вы, милые мои! — воскликнула миссис Дуглас. — Кто бы мог подумать, что вы один за другим вынырнете из-под земли, подобно гномам, и выведете нас из этого заколдованного круга, в котором мы бродим уже третий день! Ну, как вы поживаете? Отчего не в Эсперансе? — и она так стала сыпать вопросами, что ей едва успевали отвечать.
— Отложим расспросы до более удобного времени, — наконец сказал Люис, — а пока милости просим под наш кров! Только вам, господа, придется последовать примеру провалившегося мула и вашего Джо!
— Я принес лестницу! — раздался в это время голос Альмагро.
Лестница значительно облегчила спуск, — и все быстро оказались в пещере, оставив наверху Альмагро и двух рудокопов, чтобы развьючить мулов.
Не будем описывать, с каким удивлением встретили в столовой неожиданных гостей. Достаточно сказать, что если колонисты Эсперансы были изумлены необычайным возвращением своих друзей, то еще больше удивлялись супруги Дуглас и сопровождавшие их пещерной жизни колонистов, ведь они ожидали их увидеть в уютных домиках.
Утро было ненастное; дождь лил не переставая; тем не менее юноши усердно копали в дальнем конце долины могилы для трех покойников. Вдруг их работу прервали знакомые голоса; они оглянулись и увидели отца и обоих касиков.
— Все ли благополучно? — спросил мистер Мертон и, получив утвердительный ответ, благодарно воздел руки к небу.
— Эти негодяи, — говорил между тем Павел, глядя на окостеневшие трупы, — наказаны по заслугам.
И Павел рассказал, что накануне он хватился шести воинов, бывших самыми свирепыми и непокорными. Вместе с ними исчез и Уэллес. Догадавшись, что негодяи захватили собаку не с добрыми целями, оба касика в сопровождении мистера Мертона сейчас же поскакали в погоню. Подъезжая к горе, они увидели группу из трех человек: двое лежали на земле, а третий стоял с лошадьми. Павел бросился было к нему с упреками, но негодяй, вместо ответа, спокойно прицелился в своего вождя копьем. К счастью, Кангополь успел пустить стрелу, — и разбойник покатился мертвым. Двое других индейцев, по-видимому, умирали рядом со своими мертвыми лошадями. От одного из этих несчастных Павел добился рассказа о том, что произошло прошлой ночью.
Оказалось, что, обезумев от страха и с перепугу позабыв захватить факелы, они наугад помчались на гору, не зная, что она кончается обрывом. Тьма, ветер и дождь мешали разглядеть тропинку, по которой их провел Уэллес, — и они вместе с лошадями скатились вниз. Одному из всадников удалось соскочить с лошади, но как мы только что увидели, и он не избежал заслуженного наказания; двое же других поломали себе руки и ноги и теперь истекали кровью. Доктор поспешил унять им боль, дав успокоительного, но надежды на спасение не было, — и несчастные жертвы алчности и свирепости вскоре скончались.
На следующей день дикарей похоронили, а затем, одетые по-праздничному, все отправились в церковь, где Кангополь и его сын были окрещены; после чего совершилось бракосочетание по христианскому обряду новообращенного Педро и Зары. Торжество завершилось обильным обедом, на славу приготовленным Нанни.
Индейцы погостили еще несколько дней, в течение которых они помогали нашим друзьям в охоте, делая запасы мяса для сушения и соления на зиму. Но вот опять колонисты остались одни. Опять пошли повседневные заботы. Не теряя времени, из Эсперансы перетащили запасы пшеницы и маиса, свечи, мыло, картофель, затем стали думать о фураже для скота. Решено было прежде всего поставить какое-нибудь помещение для укрытия скота от непогоды. Для этого построили два длинных сарая, причем так, что конец одного находился у самого входа в пещеру. Сараи эти были сделаны из плетеных прутьев, вымазанных глиной, и покрыты листьями и мхом. Крепкие двери на ременных петлях преграждали сюда доступ диким зверям.
Вскоре после этого Люис предложил юношам исследовать весь лабиринт пещер, простиравшихся за теми, где они расположились. Юноши с восторгом откликнулись на это предложение и, захватив свечи, отправились на разведку. Через какое-то время исследователи натолкнулись на ручей, проложивший себе русло в каменной породе и текущий в долину. Это было чрезвычайно важное открытие, так как давало возможность постоянно иметь под рукой свежую воду, даже зимой, когда ручей в долине мог замерзнуть. В сравнении с этим открытием другое было уже не так важно, а между тем, в иное время и при иных обстоятельствах, оно вызвало бы величайший восторг: дело в том, что наши друзья нашли самородок серебра фунта в три весом.
Но зачем было серебро?.. Оно только тешило их любознательность, — и Люис сказал, что он давно уже подозревал, что их обширные пещеры — покинутые серебряные рудники, разрабатывавшиеся испанцами в те времена, когда их владения простирались по обеим сторонам Анд.
Но теперь нашим друзьям некуда было и девать серебро. Впрочем, в память о своем открытии юноши расплавили найденный самородок и сделали из него две чаши, несколько грубоватой работы, которые и поднесли родителям.
Тем временем погода стала портиться. Пошел снег, — и скоро долина была покрыта им футов на пять. И такая погода продолжалась целый месяц, так что нечего было и думать об охоте. Наконец, небо прояснилось, — и наши друзья, которым порядком надоело сидеть в пещерах, да и соленое мясо набило оскомину, с наслаждением вырвались на волю.
В степи снега не было, но воздух был морозный. Охотники скоро увидели целое стадо рогатого скота и поскакали ему навстречу. Вдруг огромный бык, вожак стада, с ревом наклонив страшные рога, кинулся на лошадь Тома. Охотники сделали залп, и бык был убит, но перед смертью успел-таки всадить свои рога в живот лошади. Та взвилась на дыбы и, повалившись на бок, придавила собой всадника. Ее пришлось пристрелить, чтобы избавить от напрасных мучений. Но и Тому это падение обошлось дорого: у него оказалась сломанной нога.
Люис только что закончил забинтовывать поврежденную ногу, как появился другой враг. Это была стая безобразных темных животных, похожих на свиней, с длинными мордами, щетинистыми спинами и почти без хвостов. Они известны под названием пекари и, несмотря на свою незначительную величину, являются для охотников крайне опасными, ввиду своей отчаянной храбрости, терпения и упорства в преследовании врага. Пекари, очевидно, были сильно раздражены чем-то и, едва завидев наших друзей, с грозным хрюканьем набросились на лошадей, кусая их за ноги. Тем пришлось бы плохо, а вместе с ними и охотникам, если бы не подоспели на помощь Альмагро и Чарльз, охотившиеся невдалеке; общими усилиями удалось справиться с врагом, уложив на месте несколько пекари, — и такой благополучный исход был предрешен лишь тем обстоятельством, что пекарей было немного; будь же это стадо побольше, дело бы могло кончиться гораздо печальнее для наших друзей.
Отобрав штук шесть туш, охотники взвалили их на лошадей, затем подняли Тома и направились домой, где сдали раненого Тома на попечение сестер.
Погода все больше портилась. Днем часто шел проливной дождь или мокрый снег, а ночью морозило. Том поправлялся, но, конечно, еще вынужден был лежать в пещере; впрочем, и остальные сидели тут же, так что больному юноше нечего было завидовать.
Так прошла зима. Солнце стало пригревать. Снег таял; показалась зеленая трава, и скот выпустили на волю.
Тогда наши друзья отправились в Эсперансу и здесь в течение нескольких дней приводили в порядок сад, поля и огород, вычистили их, вспахали и засеяли; затем, для защиты от дальнейших набегов индейцев, решено было усадьбу обнести кирпичной стеной в несколько футов высоты, благо берега реки изобиловали глиной.
Принялись за новую тяжелую работу, которая при наличии всего пятерых работников могла затянуться на месяцы. А ведь еще нужно было заново устраивать жилища!
Но тут произошло событие, значительно облегчившее эту тяжелую задачу.
Дело было так.
Однажды, во время отсутствия мужчин, в пещерах послышался страшный грохот. Между тем снаружи все было тихо и спокойно. Значит, это не было землетрясение, поняли женщины. Храбрая Матильда, взяв с собой свечи и вооружившись ружьем, пошла разузнать о причинах необычайного шума и, к изумлению, в одной пещере, не очень высоко над собой, увидела сверху яркий дневной свет. На земле перед нею лежала огромная глыба обвалившейся скалы и куча осыпавшейся земли… Наши друзья, когда им рассказали об этом событии, поспешили подкатить большой кусок скалы к проходу в ту пещеру, где случился обвал, но к самому явлению отнеслись спокойно, объясняя его действием растаявшего снега, размягчившего землю.
Прошло два дня. Об этом происшествии уже забыли, как вдруг та же Матильда, которая пошла собирать яйца кур, несшихся теперь в одной из задних пещер, бегом возвратилась назад, бледная, взволнованная, и проговорила:
— В пещерах человек! Я видела его лицо над теми большими обломками скал, которыми заставлен вход в обвалившуюся пещеру.
Все вскочили и, наскоро вооружившись, бросились к пещере. Общими усилиями отодвинули обломок скалы, и пламя свеч озарило дрожащее от страха бледное лицо человека, который умоляюще произнес на ломаном испанском языке:
— Пощадите, благородные индейцы! Я случайно попал в эти шахты и вашего серебра не крал!
Люис стал успокаивать его. Вдруг Джек воскликнул по-английски:
— Да это не испанец! Он по-испански говорит хуже, чем я!
— Господи! Я слышу родные английские слова! — проговорил удивленный незнакомец. — Как я рад! Теперь я уверен, что вы поможете мне выбраться из этого чертова логовища! —И он рассказал, что там, наверху, целая компания. Его же послали вниз — вытащить упавшего в провал мула; действительно, рядом с незнакомцем стоял мул, вдруг жалобно заревевший в эту минуту, словно подтверждая его слова.
Наконец незнакомец представился: «Джо, рудокоп из Йоркшира».
Тем временем Джек, никем не замеченный, вскарабкался по отлогой куче обвалившейся земли, и тотчас же раздалось его радостное «ура». Люис и Чарльз бросились за ним и очутились в небольшом овраге, окруженном скалами. Там они увидели еще нескольких мужчин, женщин и навьюченных мулов. Джека они застали в объятиях закутанной в меха дамы, в которой сразу же узнали миссис Дуглас; ее супруг, весело смеясь, стоял тут же, а рядом — бледный, задумчивый — мистер Керризерс, тоже на минуту просиявший от радости.
— Ах, вы, милые мои! — воскликнула миссис Дуглас. — Кто бы мог подумать, что вы один за другим вынырнете из-под земли, подобно гномам, и выведете нас из этого заколдованного круга, в котором мы бродим уже третий день! Ну, как вы поживаете? Отчего не в Эсперансе? — и она так стала сыпать вопросами, что ей едва успевали отвечать.
— Отложим расспросы до более удобного времени, — наконец сказал Люис, — а пока милости просим под наш кров! Только вам, господа, придется последовать примеру провалившегося мула и вашего Джо!
— Я принес лестницу! — раздался в это время голос Альмагро.
Лестница значительно облегчила спуск, — и все быстро оказались в пещере, оставив наверху Альмагро и двух рудокопов, чтобы развьючить мулов.
Не будем описывать, с каким удивлением встретили в столовой неожиданных гостей. Достаточно сказать, что если колонисты Эсперансы были изумлены необычайным возвращением своих друзей, то еще больше удивлялись супруги Дуглас и сопровождавшие их пещерной жизни колонистов, ведь они ожидали их увидеть в уютных домиках.