Базиль закончил свой рассказ. Мальчики добавили дров в костер, так что должно было хватить до утра: у них не было ни постелей, ни одеял, и огонь был им совершенно необходим. Базиль и Норман были даже в одних рубашках, и вся надежда их была на костер. Они легли рядом вокруг огня и довольно сносно провели ночь.
Глава XI. ИНТЕРЕСНЫЕ ДЕРЕВЬЯ
Глава XII. ПОСТРОЙКА ПИРОГИ
Глава XIII. ЦЕПЬ ОЗЕР
Глава XI. ИНТЕРЕСНЫЕ ДЕРЕВЬЯ
На следующее утро они встали рано. Позавтракав остатками языка буйвола, тетерева и грудинки антилопы, они отправились за оставшимися буйволами. В несколько приемов перетащили они в лагерь все мясо и, отделив его от костей и разрезав на тонкие куски, развесили над огнем, чтобы высушить его.
Пока мясо сушилось, мальчики сели вокруг огня и стали обсуждать дальнейшие планы. Сначала они решили возвратиться в поселок Красной реки, чтобы раздобыть там другую пирогу и новые припасы. Но это было нелегко. На пути лежало несколько больших озер и болот, и проделать этот путь пешком, да притом еще возвращаясь назад, казалось им слишком грустным. Но что же им оставалось делать? Правда, на северном конце озера Виннипег находился форт Норвей, но как добраться до него пешком? Обойти же озеро —значило сделать, по крайней мере, четыреста миль. Нужно было бы перебираться через многочисленные реки, болота и непроходимые леса. На это ушло бы не менее месяца, и в Норвей-Гоузе они оказались бы так же далеки от цели их путешествия, как и теперь. Да и лежал этот форт совершенно в стороне от их прямого пути. Кумберланд-Гоуз, другая промышленная станция на реке Саскачеван, была первою остановкой, намеченной ими по уходе из селения Красной реки. Но добраться до него пешком было бы тоже трудно, так как и эта станция была в нескольких сотнях миль от них и по пути лежали также озера, болота и реки.
— Только бы не идти назад! — воскликнул Франсуа, всегда готовый на самые смелые предприятия. — Сделаем лодку и отправимся вперед.
— Легко сказать! — возразил Базиль. — А как ее сделать?
— Что же мешает нам срубить толстое дерево и выдолбить его? У нас есть топор и два маленьких топорика. Я убежден, что такая выдолбленная пирога отлично выдержит нас четырех. Что ты на это скажешь, Люс?
— Конечно, — отвечал тот. — Большая пирога выдержит нас. Но найдем ли мы здесь достаточно большое дерево? Ведь мы теперь не на Миссисипи.
— А какой величины дерево нужно вам? — спросил Норман, мало знакомый с подобными лодками.
— По меньшей мере, фута три в диаметре, — отвечал Люсьен, — и оно должно быть такой же толщины, а в длину футов около двадцати. Меньшая лодка не выдержит нас.
— Я уверен, что мы не найдем здесь подходящего дерева. Ни вчера, ни сегодня не встречал я таких деревьев, — отвечал Норман.
Базиль и Люсьен подтвердили его слова.
— Будь мы в Луизиане, — сказал Франсуа, — тогда на расстоянии пятидесяти футов нашлось бы не менее пятидесяти деревьев. Никогда не встречал я такую жалкую растительность, как здесь.
— Ты увидишь деревья еще меньше, прежде чем мы доберемся до цели нашего путешествия, — сказал Норман, отлично знавший, что с удалением на север деревья становятся все мельче, пока, наконец, не дойдут до высоты обыкновенных садовых кустарников. — Но, если мы не в состоянии построить пирогу из одного дерева, быть может, нам удастся сделать это из трех.
— Интересно было бы посмотреть, как это ты смастеришь лодку из трех деревьев! —воскликнул Франсуа. — Ты хочешь, вероятно, сказать, плот, а не лодку?
— Нет, именно лодку, и такую, которая прослужит нам до конца путешествия.
Базиль, Франсуа и Люсьен вопросительно смотрели на него.
— Что ж, вы предпочитаете возвращаться? — спросил их Норман, переводя глаза с одного на другого.
— Нет, нет, мы все хотим идти вперед! — воскликнул Базиль.
— Отлично, — сказал молодой промышленник. — Я берусь построить вам лодку, которая выдержит нас всех. На работу понадобится несколько дней и еще несколько дней пройдет в поисках необходимого дерева, но я уверен, мы найдем все нужное нам в этих лесах. Два дерева уже здесь, третье, по всей вероятности, найдется на тех холмах, которые мы видели сегодня утром.
И Норман указал на два дерева, которые росли среди других недалеко от мальчиков. Судя по их листьям и коре, они были совершенно разных пород. Ближайшее и наиболее заметное из них сразу заинтересовало южан. Люсьен узнал его по ботаническому описанию. Да и Базиль с Франсуа знали его по рассказам путешественников, хотя никогда прежде не видали, так как оно не растет в южных странах. Дерево это было из особой породы березы, как назвал ее Люсьен, бумажной березы, известной тем, что из ее коры делают тысячи пирог, на которых индейцы предпринимают длинные путешествия по озерам и рекам Северной Америки. Из этой же коры приготовляют они чашки, ведра и корзины; ею кроют свои вигвамы и даже мастерят миски и котлы для варки пищи. Наши молодые южане с любопытством рассматривали березу. Она имела около шестидесяти футов высоты и немного более фута в диаметре. Темно-зеленые листья своей формой напоминали сердце. Но что особенно выделяло ее между всеми другими деревьями, так это ее белая, серебристая кора, покрывавшая ее ствол и тонкие ветви. Эта кора была белой только на поверхности; срезав ее с дерева, вы увидели бы, что внутри она красноватая и имеет несколько пластов. Береза представляет отличное топливо и употребляется также для выделки мебели. Она достаточно прочна для обыкновенных потребностей, но на открытом воздухе подвержена быстрому гниению.
Эта разновидность березы не единственная на Североамериканском материке. Их встречается не менее полудюжины, все принадлежат к одной породе Betula (от кельтского слова batu, означающего «береза»). Есть белая береза, не имеющая никакой цены, так как она достигает всего лишь футов двадцати в высоту и менее шести дюймов в толщину. Она решительно ни на что не годится и растет на самой плохой почве. Есть еще вишневая береза, называемая так потому, что кора ее напоминает кору вишневого дерева. Ее называют также сладкой березой, так как раздавленные молодые ветки ее распространяют чудный запах. Иногда ее называют и черной березой. Она достигает высоты шестидесяти футов и употребляется на мебель, так как имеет тонкие волокна и легко полируется.
Желтая береза тех же размеров и называется так по цвету коры. Она тоже употребляется в столярных работах, хотя по качеству стоит ниже вишневой березы. Ее ветки и листья также имеют приятный запах, но не такой сильный, как у предыдущей. Она дает превосходное топливо и очень распространена в больших городах Америки. Кора ее почти так же хороша для дубления кожи, как и дубовая.
Другая разновидность, красная береза, достигает размеров бумажной березы и имеет длинные, тонкие и обвислые ветки. Из нее делают, главным образом, веники, употребляемые в Америке.
Есть еще карликовая береза, не больше куста, высотою дюймов в восемнадцать или фута в два. Она растет в холодных гористых местностях и является наиболее интересною из всех мелкорослых разновидностей.
Все эти сведения были сообщены Люсьеном, когда мальчики занялись рубкой берез. Пока же они только взглянули на них и перевели взоры на другое дерево, указанное Норманом и принадлежавшее к породе хвойных, что было ясно по шишкам, висевшим на нем, и по зеленым иглам.
Шишконосные деревья Америки делятся ботаниками на три главных семейства: сосновые, кипарисовые и тисовые.
Каждое семейство имеет нескольких представителей. Так, сосновые включают в себя такие деревья, как сосны, кедры, ели, пихты и лиственницы; к кипарисовым принадлежат кипарисы и можжевельник; семейство тисовых имеет меньшее число представителей.
Род сосны особенно богат. Изыскания последних лет открыли на западном склоне Скалистых гор и в местностях, граничащих с Тихим океаном, множество доселе неизвестных его разновидностей. Многие из них очень необычные и ценные. Некоторые, растущие в горах северной Мексики и в голых пустынях, где почти нет никакой другой растительности, имеют съедобные семена, которые в продолжение многих месяцев года составляют почти единственное пропитание туземных индейских племен. Американские испанцы называют их все пиньон, хотя их несколько сортов. Индейцы высушивают эти семена и изготовляют из них грубую муку, из которой пекут очень вкусный хлеб.
Они иногда прибавляют в него кузнечиков, предварительно высушенных, и этим еще улучшают его вкус.
Ламбертова сосна, названная так по имени ботаника Ламберта, растет в Орегоне и Калифорнии и справедливо считается одним из чудес света. Она часто достигает высоты в триста футов, а шишки ее, длиною восемнадцать дюймов, висят с ее веток наподобие сахарных голов. Испанское красное дерево — другое чудо Калифорнии. Оно достигает такой же высоты при диаметре в шестнадцать футов. Еще есть сосна — красная, употребляемая для палуб и мачт. Она достигает высоты шестидесяти футов, более мелкая сосна ценится как топливо и употребляется на дрова во многих американских городах. Веймутова сосна известна отличным качеством своего дерева. Она одна из самых крупных и наиболее распространенных и часто достигает полутораста футов. Чудные доски, получаемые из нее, хорошо известны плотникам. В одном только Нью-Йоркском штате ежегодно из нее получается не менее 700 000 000 футов строевого леса, что должно, согласно вычислению, обезлесить не менее 70 000 акров земли. Конечно, при таких условиях сосновые леса штата Нью-Йорк скоро совершенно исчезнут.
Есть желтая сосна, высотой футов в шестьдесят, используется для настилки полов; чудная бальзамическая сосна, которая широко распространена как декоративное растение в Европе, Америке и дающая известное лечебное средство — канадский бальзам. В благоприятных условиях это дерево достигает шестидесяти футов; но на холодных вершинах иногда не превышает и нескольких дюймов. Существует еще порода, кора которой употребляется для дубления кожи. Качество ее ниже качества дубовой коры, хотя кожа получается отличная. Из черной, или двойной сосны получают эссенцию, которая придает особый запах известному сорту пива. Кроме вышепоименованных, за последние годы открыты еще и другие разновидности сосны, все более или менее ценные.
Хотя сосны и ели не могут быть названы тропическими растениями, тем не менее некоторые разновидности их встречаются и в южных широтах. В обеих Каролинах смола и скипидар, как то, так и другое — продукты сосны, являются одним из главнейших предметов вывоза. И даже на экваторе высокие горы покрыты роскошными сосновыми лесами. Но преимущественно это северное дерево и с приближением к полярному кругу составляет самую характерную растительность. Одна из ее разновидностей является последним деревом, встречаемым путником на его пути к полюсу. Это — белая сосна, именно та, на которую указал Норман одновременно с березой.
Она была не выше тридцати-сорока футов, с коричневатым стволом толщиною около фута. Ее иглы были длиною около дюйма, очень тонкие и острые, синевато-зеленые. Шишки, в это время года еще очень молодые, были светло-зеленые. Достигнув полного своего развития, они становятся ржаво-коричневыми и достигают двух дюймов длины.
Ни Базиль, ни Франсуа не могли себе представить, чем могла эта сосна пригодиться Норману при постройке пироги. Люсьен только догадывался. Франсуа предполагал, что она пойдет на шпангоуты.
— Нет, — отвечал ему Норман, — для этого мне нужно другое дерево. Если мне не удастся найти его, придется обойтись и этим, хотя это будет несравненно труднее.
— Что же это за дерево? — спросил Франсуа.
— Мне нужен кедр.
— Ага! — сказал Франсуа. — Кедровое дерево легче других и отлично может служить для этой цели.
— На этот раз ты прав. Оно считается наиболее пригодным для шпангоутов.
— Ты полагаешь, мы найдем кедры на холмах, которые мы видели сегодня утром? — спросил Франсуа своего канадского кузена.
— Да, я издали видел что-то похожее на них.
— И я тоже видел темные деревья, — сказал Люсьен. — Во всяком случае, если нам суждено найти кедры, то, несомненно, там. Они обыкновенно растут на скалистых, бесплодных холмах, как те, которые мы видели.
— Давайте решим этот вопрос теперь же. Если мы решили строить пирогу, нам нечего попусту терять время. Отправимся сейчас же за кедрами.
— Отлично, отлично! — в один голос закричали мальчики и, взяв с собой ружья и топор, отправились на работу. На холме они сразу нашли нужные деревья. Вершина холма была покрыта густой рощей красного кедра. Их легко можно было заметить благодаря многочисленным горизонтальным веткам, покрытым короткими темно-зелеными иглами, придающими им тот темный тенистый оттенок, из-за которого так любят его некоторые породы сов. Прекрасная красноватая древесина была знакома мальчикам, как и всему цивилизованному миру. Каждый, кто употреблял карандаш, хорошо знает красный кедр, так как именно в эту древесину и вкладывается графит. Во всех частях Америки, где он растет, его употребляют на столбы и заборы, так как дерево это отличается чрезвычайной прочностью. Оно служит также отличной растопкой, потому что очень легко воспламеняется и зажигает более твердые породы, такие, как дуб и сосна.
Красный кедр обыкновенно достигает тридцати-сорока футов, а в благоприятных условиях бывает и больше. Он особенно любит каменистую и бесплодную почву и растет преимущественно на сухих бесплодных вершинах, в долинах между которыми виднеется совершенно другая растительность. Есть одна разновидность этого красного кедра, ползущая по земле, причем ветки ее, в свою очередь, пускают корни. Она скорее напоминает кустарник и часто свешивается с неприступных скал; в ботанике это растение известно под именем Luniperus prostrata.
— Теперь у нас есть все необходимое для постройки пироги, — сказал Норман, осмотрев деревья. — Нам нечего терять время, надо сразу приниматься за работу.
— Отлично! — отвечали ему товарищи. — Мы готовы помогать тебе. Говори только, что нам делать.
— Первым делом перенесем сюда наш лагерь, — сказал Норман. — Я вижу здесь все три нужные породы деревьев и даже лучшие экземпляры, чем на берегу. Смотрите, — и он указал на группу деревьев в долине, — вот прекрасные березы и много белой сосны. Мы гораздо скорее заготовим здесь весь материал, если перенесем сюда наш стан.
Все, конечно, согласились с ним и отправились назад к лагерю. Они скоро вернулись обратно с мясом и прочими вещами и, выбрав чистое местечко под развесистым кедром, разложили новый костер, развесили охотничьи рога и сумки на ветках и приставили ружья к стволам деревьев. У них не было палатки, но ведь она и не необходима для лагеря. У американских охотников достаточно разложить костер и провести ночь, чтобы это место само по себе сделалось бы лагерем.
Пока мясо сушилось, мальчики сели вокруг огня и стали обсуждать дальнейшие планы. Сначала они решили возвратиться в поселок Красной реки, чтобы раздобыть там другую пирогу и новые припасы. Но это было нелегко. На пути лежало несколько больших озер и болот, и проделать этот путь пешком, да притом еще возвращаясь назад, казалось им слишком грустным. Но что же им оставалось делать? Правда, на северном конце озера Виннипег находился форт Норвей, но как добраться до него пешком? Обойти же озеро —значило сделать, по крайней мере, четыреста миль. Нужно было бы перебираться через многочисленные реки, болота и непроходимые леса. На это ушло бы не менее месяца, и в Норвей-Гоузе они оказались бы так же далеки от цели их путешествия, как и теперь. Да и лежал этот форт совершенно в стороне от их прямого пути. Кумберланд-Гоуз, другая промышленная станция на реке Саскачеван, была первою остановкой, намеченной ими по уходе из селения Красной реки. Но добраться до него пешком было бы тоже трудно, так как и эта станция была в нескольких сотнях миль от них и по пути лежали также озера, болота и реки.
— Только бы не идти назад! — воскликнул Франсуа, всегда готовый на самые смелые предприятия. — Сделаем лодку и отправимся вперед.
— Легко сказать! — возразил Базиль. — А как ее сделать?
— Что же мешает нам срубить толстое дерево и выдолбить его? У нас есть топор и два маленьких топорика. Я убежден, что такая выдолбленная пирога отлично выдержит нас четырех. Что ты на это скажешь, Люс?
— Конечно, — отвечал тот. — Большая пирога выдержит нас. Но найдем ли мы здесь достаточно большое дерево? Ведь мы теперь не на Миссисипи.
— А какой величины дерево нужно вам? — спросил Норман, мало знакомый с подобными лодками.
— По меньшей мере, фута три в диаметре, — отвечал Люсьен, — и оно должно быть такой же толщины, а в длину футов около двадцати. Меньшая лодка не выдержит нас.
— Я уверен, что мы не найдем здесь подходящего дерева. Ни вчера, ни сегодня не встречал я таких деревьев, — отвечал Норман.
Базиль и Люсьен подтвердили его слова.
— Будь мы в Луизиане, — сказал Франсуа, — тогда на расстоянии пятидесяти футов нашлось бы не менее пятидесяти деревьев. Никогда не встречал я такую жалкую растительность, как здесь.
— Ты увидишь деревья еще меньше, прежде чем мы доберемся до цели нашего путешествия, — сказал Норман, отлично знавший, что с удалением на север деревья становятся все мельче, пока, наконец, не дойдут до высоты обыкновенных садовых кустарников. — Но, если мы не в состоянии построить пирогу из одного дерева, быть может, нам удастся сделать это из трех.
— Интересно было бы посмотреть, как это ты смастеришь лодку из трех деревьев! —воскликнул Франсуа. — Ты хочешь, вероятно, сказать, плот, а не лодку?
— Нет, именно лодку, и такую, которая прослужит нам до конца путешествия.
Базиль, Франсуа и Люсьен вопросительно смотрели на него.
— Что ж, вы предпочитаете возвращаться? — спросил их Норман, переводя глаза с одного на другого.
— Нет, нет, мы все хотим идти вперед! — воскликнул Базиль.
— Отлично, — сказал молодой промышленник. — Я берусь построить вам лодку, которая выдержит нас всех. На работу понадобится несколько дней и еще несколько дней пройдет в поисках необходимого дерева, но я уверен, мы найдем все нужное нам в этих лесах. Два дерева уже здесь, третье, по всей вероятности, найдется на тех холмах, которые мы видели сегодня утром.
И Норман указал на два дерева, которые росли среди других недалеко от мальчиков. Судя по их листьям и коре, они были совершенно разных пород. Ближайшее и наиболее заметное из них сразу заинтересовало южан. Люсьен узнал его по ботаническому описанию. Да и Базиль с Франсуа знали его по рассказам путешественников, хотя никогда прежде не видали, так как оно не растет в южных странах. Дерево это было из особой породы березы, как назвал ее Люсьен, бумажной березы, известной тем, что из ее коры делают тысячи пирог, на которых индейцы предпринимают длинные путешествия по озерам и рекам Северной Америки. Из этой же коры приготовляют они чашки, ведра и корзины; ею кроют свои вигвамы и даже мастерят миски и котлы для варки пищи. Наши молодые южане с любопытством рассматривали березу. Она имела около шестидесяти футов высоты и немного более фута в диаметре. Темно-зеленые листья своей формой напоминали сердце. Но что особенно выделяло ее между всеми другими деревьями, так это ее белая, серебристая кора, покрывавшая ее ствол и тонкие ветви. Эта кора была белой только на поверхности; срезав ее с дерева, вы увидели бы, что внутри она красноватая и имеет несколько пластов. Береза представляет отличное топливо и употребляется также для выделки мебели. Она достаточно прочна для обыкновенных потребностей, но на открытом воздухе подвержена быстрому гниению.
Эта разновидность березы не единственная на Североамериканском материке. Их встречается не менее полудюжины, все принадлежат к одной породе Betula (от кельтского слова batu, означающего «береза»). Есть белая береза, не имеющая никакой цены, так как она достигает всего лишь футов двадцати в высоту и менее шести дюймов в толщину. Она решительно ни на что не годится и растет на самой плохой почве. Есть еще вишневая береза, называемая так потому, что кора ее напоминает кору вишневого дерева. Ее называют также сладкой березой, так как раздавленные молодые ветки ее распространяют чудный запах. Иногда ее называют и черной березой. Она достигает высоты шестидесяти футов и употребляется на мебель, так как имеет тонкие волокна и легко полируется.
Желтая береза тех же размеров и называется так по цвету коры. Она тоже употребляется в столярных работах, хотя по качеству стоит ниже вишневой березы. Ее ветки и листья также имеют приятный запах, но не такой сильный, как у предыдущей. Она дает превосходное топливо и очень распространена в больших городах Америки. Кора ее почти так же хороша для дубления кожи, как и дубовая.
Другая разновидность, красная береза, достигает размеров бумажной березы и имеет длинные, тонкие и обвислые ветки. Из нее делают, главным образом, веники, употребляемые в Америке.
Есть еще карликовая береза, не больше куста, высотою дюймов в восемнадцать или фута в два. Она растет в холодных гористых местностях и является наиболее интересною из всех мелкорослых разновидностей.
Все эти сведения были сообщены Люсьеном, когда мальчики занялись рубкой берез. Пока же они только взглянули на них и перевели взоры на другое дерево, указанное Норманом и принадлежавшее к породе хвойных, что было ясно по шишкам, висевшим на нем, и по зеленым иглам.
Шишконосные деревья Америки делятся ботаниками на три главных семейства: сосновые, кипарисовые и тисовые.
Каждое семейство имеет нескольких представителей. Так, сосновые включают в себя такие деревья, как сосны, кедры, ели, пихты и лиственницы; к кипарисовым принадлежат кипарисы и можжевельник; семейство тисовых имеет меньшее число представителей.
Род сосны особенно богат. Изыскания последних лет открыли на западном склоне Скалистых гор и в местностях, граничащих с Тихим океаном, множество доселе неизвестных его разновидностей. Многие из них очень необычные и ценные. Некоторые, растущие в горах северной Мексики и в голых пустынях, где почти нет никакой другой растительности, имеют съедобные семена, которые в продолжение многих месяцев года составляют почти единственное пропитание туземных индейских племен. Американские испанцы называют их все пиньон, хотя их несколько сортов. Индейцы высушивают эти семена и изготовляют из них грубую муку, из которой пекут очень вкусный хлеб.
Они иногда прибавляют в него кузнечиков, предварительно высушенных, и этим еще улучшают его вкус.
Ламбертова сосна, названная так по имени ботаника Ламберта, растет в Орегоне и Калифорнии и справедливо считается одним из чудес света. Она часто достигает высоты в триста футов, а шишки ее, длиною восемнадцать дюймов, висят с ее веток наподобие сахарных голов. Испанское красное дерево — другое чудо Калифорнии. Оно достигает такой же высоты при диаметре в шестнадцать футов. Еще есть сосна — красная, употребляемая для палуб и мачт. Она достигает высоты шестидесяти футов, более мелкая сосна ценится как топливо и употребляется на дрова во многих американских городах. Веймутова сосна известна отличным качеством своего дерева. Она одна из самых крупных и наиболее распространенных и часто достигает полутораста футов. Чудные доски, получаемые из нее, хорошо известны плотникам. В одном только Нью-Йоркском штате ежегодно из нее получается не менее 700 000 000 футов строевого леса, что должно, согласно вычислению, обезлесить не менее 70 000 акров земли. Конечно, при таких условиях сосновые леса штата Нью-Йорк скоро совершенно исчезнут.
Есть желтая сосна, высотой футов в шестьдесят, используется для настилки полов; чудная бальзамическая сосна, которая широко распространена как декоративное растение в Европе, Америке и дающая известное лечебное средство — канадский бальзам. В благоприятных условиях это дерево достигает шестидесяти футов; но на холодных вершинах иногда не превышает и нескольких дюймов. Существует еще порода, кора которой употребляется для дубления кожи. Качество ее ниже качества дубовой коры, хотя кожа получается отличная. Из черной, или двойной сосны получают эссенцию, которая придает особый запах известному сорту пива. Кроме вышепоименованных, за последние годы открыты еще и другие разновидности сосны, все более или менее ценные.
Хотя сосны и ели не могут быть названы тропическими растениями, тем не менее некоторые разновидности их встречаются и в южных широтах. В обеих Каролинах смола и скипидар, как то, так и другое — продукты сосны, являются одним из главнейших предметов вывоза. И даже на экваторе высокие горы покрыты роскошными сосновыми лесами. Но преимущественно это северное дерево и с приближением к полярному кругу составляет самую характерную растительность. Одна из ее разновидностей является последним деревом, встречаемым путником на его пути к полюсу. Это — белая сосна, именно та, на которую указал Норман одновременно с березой.
Она была не выше тридцати-сорока футов, с коричневатым стволом толщиною около фута. Ее иглы были длиною около дюйма, очень тонкие и острые, синевато-зеленые. Шишки, в это время года еще очень молодые, были светло-зеленые. Достигнув полного своего развития, они становятся ржаво-коричневыми и достигают двух дюймов длины.
Ни Базиль, ни Франсуа не могли себе представить, чем могла эта сосна пригодиться Норману при постройке пироги. Люсьен только догадывался. Франсуа предполагал, что она пойдет на шпангоуты.
— Нет, — отвечал ему Норман, — для этого мне нужно другое дерево. Если мне не удастся найти его, придется обойтись и этим, хотя это будет несравненно труднее.
— Что же это за дерево? — спросил Франсуа.
— Мне нужен кедр.
— Ага! — сказал Франсуа. — Кедровое дерево легче других и отлично может служить для этой цели.
— На этот раз ты прав. Оно считается наиболее пригодным для шпангоутов.
— Ты полагаешь, мы найдем кедры на холмах, которые мы видели сегодня утром? — спросил Франсуа своего канадского кузена.
— Да, я издали видел что-то похожее на них.
— И я тоже видел темные деревья, — сказал Люсьен. — Во всяком случае, если нам суждено найти кедры, то, несомненно, там. Они обыкновенно растут на скалистых, бесплодных холмах, как те, которые мы видели.
— Давайте решим этот вопрос теперь же. Если мы решили строить пирогу, нам нечего попусту терять время. Отправимся сейчас же за кедрами.
— Отлично, отлично! — в один голос закричали мальчики и, взяв с собой ружья и топор, отправились на работу. На холме они сразу нашли нужные деревья. Вершина холма была покрыта густой рощей красного кедра. Их легко можно было заметить благодаря многочисленным горизонтальным веткам, покрытым короткими темно-зелеными иглами, придающими им тот темный тенистый оттенок, из-за которого так любят его некоторые породы сов. Прекрасная красноватая древесина была знакома мальчикам, как и всему цивилизованному миру. Каждый, кто употреблял карандаш, хорошо знает красный кедр, так как именно в эту древесину и вкладывается графит. Во всех частях Америки, где он растет, его употребляют на столбы и заборы, так как дерево это отличается чрезвычайной прочностью. Оно служит также отличной растопкой, потому что очень легко воспламеняется и зажигает более твердые породы, такие, как дуб и сосна.
Красный кедр обыкновенно достигает тридцати-сорока футов, а в благоприятных условиях бывает и больше. Он особенно любит каменистую и бесплодную почву и растет преимущественно на сухих бесплодных вершинах, в долинах между которыми виднеется совершенно другая растительность. Есть одна разновидность этого красного кедра, ползущая по земле, причем ветки ее, в свою очередь, пускают корни. Она скорее напоминает кустарник и часто свешивается с неприступных скал; в ботанике это растение известно под именем Luniperus prostrata.
— Теперь у нас есть все необходимое для постройки пироги, — сказал Норман, осмотрев деревья. — Нам нечего терять время, надо сразу приниматься за работу.
— Отлично! — отвечали ему товарищи. — Мы готовы помогать тебе. Говори только, что нам делать.
— Первым делом перенесем сюда наш лагерь, — сказал Норман. — Я вижу здесь все три нужные породы деревьев и даже лучшие экземпляры, чем на берегу. Смотрите, — и он указал на группу деревьев в долине, — вот прекрасные березы и много белой сосны. Мы гораздо скорее заготовим здесь весь материал, если перенесем сюда наш стан.
Все, конечно, согласились с ним и отправились назад к лагерю. Они скоро вернулись обратно с мясом и прочими вещами и, выбрав чистое местечко под развесистым кедром, разложили новый костер, развесили охотничьи рога и сумки на ветках и приставили ружья к стволам деревьев. У них не было палатки, но ведь она и не необходима для лагеря. У американских охотников достаточно разложить костер и провести ночь, чтобы это место само по себе сделалось бы лагерем.
Глава XII. ПОСТРОЙКА ПИРОГИ
Норман предполагал, что недели будет достаточно для постройки пироги. Чем раньше окончили бы ее, тем для них было бы лучше, и, не теряя времени, они принялись за работу. Первым делом нужно было заготовить ребра, или шпангоуты; они нарубили прямых кедровых ветвей, очистили их от сучьев и сделали одинаковой толщины с обоих концов. Затем ножом они придали им плоскую форму и, слегка расправив их, загнули так, что они стали похожи на воловье ярмо, обыкновенно употребляемое в Америке, или, вернее, на букву U. Согнутые таким способом ребра были неодинаковой крутости. Те, которые предназначались для средней части судна, имели около двух футов в поперечнике, следующие за ними в обе стороны делались все круче по мере приближения к корме или носу. Заготовленные ребра были вложены одни в другие, подобно блюдам различной величины, и крепко связаны друг с другом. В таком положении они должны были высохнуть, чтобы сохранить приданную им форму. Затем их следовало развязать и скрепить с килем.
Пока Норман был занят ребрами, его товарищи не оставались праздными. Базиль срубил несколько больших прямых берез, а Люсьен осторожно содрал с них бересту, которую очистил от наростов и других неровностей. Широкие полосы ее были высушены над огнем, и береста сделалась прочной и эластичной. Франсуа между тем набрал клейкой смолы, обильно выделяемой стволами местных сосен, крайне необходимой для постройки берестовой пироги. Она употребляется для заливки швов и всяких трещин в бересте, и без нее или какого-либо подобного ей вещества было бы трудно сделать пирогу непроницаемой для воды. Кроме этой смолы местная ель дает и другой необходимый для постройки материал: расколотые корни ее дают волокна, служащие для сшивания отдельных кусков бересты и прикрепления их к ребрам. Эти нити своею крепостью не уступают лучшим пеньковым веревкам и известны у индейцев под названием «ватап».
В местности, где трудно достать пеньку, ватап незаменим. Заменить его кожаными ремнями нельзя, так как ремни от сырости растягиваются, и швы разошлись бы в воде; ватап же нисколько не подвержен ее влиянию.
Мальчикам оставалось позаботиться о бортике и дне. Получить первый было легко. Два шеста, каждый длиной в двадцать футов, были согнуты наподобие лука и обращенными друг к другу вогнутыми частями крепко связаны на концах. Это и составило бортик. Сделать дно оказалось самым трудным, так как для него необходима доска, а пилы-то у них и не было. Им все же удалось с помощью топора обтесать бревно до нужной толщины и заострить его с обоих концов. Затем они срубили еще несколько длинных шестов и вставили их между ребрами и берестой для укрепления последней. Таким образом, весь материал был заготовлен, и оставалось подождать несколько дней до его окончательной просушки, а там приступить к сборке пироги.
В ожидании этого мальчики сделали весла, а Норман с помощью других приготовил «док» или «верфь», как в шутку называл он сам сооружение. Оно заключалось в земляной насыпи, напоминающей свежезасыпанную могилу, только в три раза больших размеров. Она была плоская сверху, с постепенно сливавшимися с землей сторонами.
Наконец было решено, что материал готов, и мальчики приступили к его сборке.
Первым делом развязали и отделили друг от друга согнутые и высохшие ребра. Затем их по порядку, то есть самые широкие посередине, прилаживали ко дну. К счастью, у Люсьена нашелся перочинный ножик с шилом, одним из необходимейших предметов при постройке пироги. С его помощью в нижней доске были проделаны дырки, и через эти дырки ребра прикреплялись ко дну прочными веревками из ватапа. Конечно, работа была не из легких, но с помощью Франсуа Норман все же справился с нею.
Затем киль был «введен в док». Мальчики подняли остов пироги на земляную насыпь. Внутрь, на днище, положили несколько больших камней, которые плотно прижали его к утрамбованной земле. Возвышение, на котором стояла пирога, позволяло работать стоя, почти не нагибаясь.
Уже готовый к постановке борт был привязан к концам шпангоутов; внутрь вставили прочные поперечные бруски, служившие не только распорками, но и сиденьем.
Само собой разумеется, что борт составлял верхнюю кромку пироги. Он был несколькими футами длиннее доски, составлявшей дно, и выдавался с обоих концов дальше ребер. От каждого конца днища к соответствующему концу борта был загнан прямой кусок доски для образования носа и кормы. После этого длинные шесты были прикреплены вдоль ребер с наружной стороны, и остов был закончен. Оставалось покрыть его берестой.
Ее уже нарезали на куски нужной формы и величины, то есть продолговатыми параллелограммами, и прикрепили вдоль ребер от днища к борту. Куски бересты были настолько велики, что четырех хватало на покрытие каждой стороны; следовательно, было достаточно одного поперечного и одного продольного шва, чтобы их скрепить вместе. Это обстоятельство было крайне важно, так как при многочисленности швов бывает очень трудно сделать пирогу непроницаемой для воды. Благодаря чудным березам, растущим в этой местности, нашим молодым строителям удалось достать отличнейшую бересту.
Оставалось лишь залить швы смолой. Ее предварительно сварили и смешали с жиром, так что получилось нечто похожее на воск. Буйволовый жир, имевшийся у мальчиков, пригодился как нельзя лучше, а маленькая жестяная чашечка, уцелевшая после их крушения, так как была прицеплена к патронташу Базиля, позволила им растопить смолу и еще горячей пустить ее в дело. Менее чем за час швы были залиты, и пирога была объявлена непроницаемой для воды, или, как выразился Франсуа, пригодной для морского плаванья.
Невдалеке под холмом был небольшой пруд. Франсуа первый заметил его.
— Живей, живей, товарищи, — вскричал он, — совершим спуск корабля!
Все согласились. Из пироги вынули камни. Базиль и Норман, один за нос, другой за корму, приподняли ее с «верфи» и, взвалив на плечи, отнесли к пруду. В следующий момент ее столкнули в воду, и радостный крик, к которому присоединился лай Маренго, приветствовал новое судно: пирога держалась на воде, как пробка. Залп из четырех ружей был достойным салютом. К довершению опыта, Франсуа схватил весло, прыгнул в пирогу и, не переставая испускать неистовые крики радости, оттолкнулся от берега. Сделав небольшой круг по пруду, он вернулся к мальчикам, которые с восторгом убедились, что в пироге не было ни капли воды. Поздравления и благодарности сыпались на Нормана со всех сторон. Вытащив затем пирогу из воды, веселые и счастливые, наши молодые путешественники отправились обратно в лагерь, где ожидал их специально приготовленный Люсьеном торжественный обед.
Пока Норман был занят ребрами, его товарищи не оставались праздными. Базиль срубил несколько больших прямых берез, а Люсьен осторожно содрал с них бересту, которую очистил от наростов и других неровностей. Широкие полосы ее были высушены над огнем, и береста сделалась прочной и эластичной. Франсуа между тем набрал клейкой смолы, обильно выделяемой стволами местных сосен, крайне необходимой для постройки берестовой пироги. Она употребляется для заливки швов и всяких трещин в бересте, и без нее или какого-либо подобного ей вещества было бы трудно сделать пирогу непроницаемой для воды. Кроме этой смолы местная ель дает и другой необходимый для постройки материал: расколотые корни ее дают волокна, служащие для сшивания отдельных кусков бересты и прикрепления их к ребрам. Эти нити своею крепостью не уступают лучшим пеньковым веревкам и известны у индейцев под названием «ватап».
В местности, где трудно достать пеньку, ватап незаменим. Заменить его кожаными ремнями нельзя, так как ремни от сырости растягиваются, и швы разошлись бы в воде; ватап же нисколько не подвержен ее влиянию.
Мальчикам оставалось позаботиться о бортике и дне. Получить первый было легко. Два шеста, каждый длиной в двадцать футов, были согнуты наподобие лука и обращенными друг к другу вогнутыми частями крепко связаны на концах. Это и составило бортик. Сделать дно оказалось самым трудным, так как для него необходима доска, а пилы-то у них и не было. Им все же удалось с помощью топора обтесать бревно до нужной толщины и заострить его с обоих концов. Затем они срубили еще несколько длинных шестов и вставили их между ребрами и берестой для укрепления последней. Таким образом, весь материал был заготовлен, и оставалось подождать несколько дней до его окончательной просушки, а там приступить к сборке пироги.
В ожидании этого мальчики сделали весла, а Норман с помощью других приготовил «док» или «верфь», как в шутку называл он сам сооружение. Оно заключалось в земляной насыпи, напоминающей свежезасыпанную могилу, только в три раза больших размеров. Она была плоская сверху, с постепенно сливавшимися с землей сторонами.
Наконец было решено, что материал готов, и мальчики приступили к его сборке.
Первым делом развязали и отделили друг от друга согнутые и высохшие ребра. Затем их по порядку, то есть самые широкие посередине, прилаживали ко дну. К счастью, у Люсьена нашелся перочинный ножик с шилом, одним из необходимейших предметов при постройке пироги. С его помощью в нижней доске были проделаны дырки, и через эти дырки ребра прикреплялись ко дну прочными веревками из ватапа. Конечно, работа была не из легких, но с помощью Франсуа Норман все же справился с нею.
Затем киль был «введен в док». Мальчики подняли остов пироги на земляную насыпь. Внутрь, на днище, положили несколько больших камней, которые плотно прижали его к утрамбованной земле. Возвышение, на котором стояла пирога, позволяло работать стоя, почти не нагибаясь.
Уже готовый к постановке борт был привязан к концам шпангоутов; внутрь вставили прочные поперечные бруски, служившие не только распорками, но и сиденьем.
Само собой разумеется, что борт составлял верхнюю кромку пироги. Он был несколькими футами длиннее доски, составлявшей дно, и выдавался с обоих концов дальше ребер. От каждого конца днища к соответствующему концу борта был загнан прямой кусок доски для образования носа и кормы. После этого длинные шесты были прикреплены вдоль ребер с наружной стороны, и остов был закончен. Оставалось покрыть его берестой.
Ее уже нарезали на куски нужной формы и величины, то есть продолговатыми параллелограммами, и прикрепили вдоль ребер от днища к борту. Куски бересты были настолько велики, что четырех хватало на покрытие каждой стороны; следовательно, было достаточно одного поперечного и одного продольного шва, чтобы их скрепить вместе. Это обстоятельство было крайне важно, так как при многочисленности швов бывает очень трудно сделать пирогу непроницаемой для воды. Благодаря чудным березам, растущим в этой местности, нашим молодым строителям удалось достать отличнейшую бересту.
Оставалось лишь залить швы смолой. Ее предварительно сварили и смешали с жиром, так что получилось нечто похожее на воск. Буйволовый жир, имевшийся у мальчиков, пригодился как нельзя лучше, а маленькая жестяная чашечка, уцелевшая после их крушения, так как была прицеплена к патронташу Базиля, позволила им растопить смолу и еще горячей пустить ее в дело. Менее чем за час швы были залиты, и пирога была объявлена непроницаемой для воды, или, как выразился Франсуа, пригодной для морского плаванья.
Невдалеке под холмом был небольшой пруд. Франсуа первый заметил его.
— Живей, живей, товарищи, — вскричал он, — совершим спуск корабля!
Все согласились. Из пироги вынули камни. Базиль и Норман, один за нос, другой за корму, приподняли ее с «верфи» и, взвалив на плечи, отнесли к пруду. В следующий момент ее столкнули в воду, и радостный крик, к которому присоединился лай Маренго, приветствовал новое судно: пирога держалась на воде, как пробка. Залп из четырех ружей был достойным салютом. К довершению опыта, Франсуа схватил весло, прыгнул в пирогу и, не переставая испускать неистовые крики радости, оттолкнулся от берега. Сделав небольшой круг по пруду, он вернулся к мальчикам, которые с восторгом убедились, что в пироге не было ни капли воды. Поздравления и благодарности сыпались на Нормана со всех сторон. Вытащив затем пирогу из воды, веселые и счастливые, наши молодые путешественники отправились обратно в лагерь, где ожидал их специально приготовленный Люсьеном торжественный обед.
Глава XIII. ЦЕПЬ ОЗЕР
Путешественники решили двинуться дальше. Пока Норман с помощью Франсуа строил пирогу, другие не оставались без дела. Базиль, хороший охотник, убил, кроме зайцев, гусей и перепелов, еще трех оленей, известных как лесные канадские олени. Люсьен занялся вялением мяса, и мальчики надеялись, что его хватит до Кумберланд-Гоуза, где они рассчитывали пополнить свои запасы. Шкуры оленей были также употреблены в дело: Люсьен очистил и высушил их и превратил вместе со шкурой антилопы в охотничьи рубашки для Нормана и Франсуа, которые, как известно читателю, разрезали свои на ремни.
На следующее утро пирогу спустили на воду ниже порогов, тщательно сложив сушеное мясо и другие вещи в ее кормовой части. Путешественники заняли в ней места, схватились за весла, и радостный крик ознаменовал возобновление их путешествия. Мальчики были в восторге от пироги: она стрелой разрезала воду и пропускала такое ничтожное количество воды, что, по выражению Франсуа, даже комар не мог бы утонуть в ней. Все заняли места, определенные на этот день общим советом. Норман был назначен передовым гребцом и сидел на носу. Это считается самым почетным местом у настоящих канадских путешественников, и передового гребца обыкновенно называют капитаном. Его обязанности очень сложны, в особенности на порогах, и требуют большого искусства и уменья. Быть кормовым гребцом тоже очень почетно и ответственно; эти два гребца, носовой и кормовой, получают обыкновенно большее жалованье, чем остальные гребцы, носящие название средних. На корме сидел Люсьен. Между ним и Норманом на веслах сидели Базиль и Франсуа. Таков был порядок, установленный на первый день; затем решено было сменять Базиля и Франсуа, но с условием, что при первых порогах или малейшей опасности они должны были возвращаться на свои места. Норман, естественно, был лучше своих товарищей, южан, знаком с плаванием по северным озерам и поэтому был признан капитаном. Франсуа, обращаясь к нему, и не называл его иначе. Люсьен тоже доказал свое право на второе место. Маренго не имел определенного места: он тихо лежал у ног Люсьена и прислушивался к общему разговору.
За несколько часов мальчики проплыли болотистую местность, лежащую в устье реки Красной, и вошли в озеро Виннипег, белая равнина которого терялась на севере за горизонтом. Норман, прежде бывавший на Виннипеге, был уже знаком с ним; спутников же его вид озера привел в немалое удивление. Вместо ожидаемого темного озера перед ними простиралась белесоватая, грязная пелена, и лишь изредка глаз отдыхал на живописной полоске берега. Берег казался низким и болотистым, каков он действительно и есть к югу от озера. Северный и восточный берега резко отличаются от южного; они так называемой первичной формации и, как таковые, состоят из неровных скал и утесов гранита, сиенита, гнейса и других пород. Западный берег — вторичной формации и состоит из слоистого известняка, часто встречающегося в прериях Америки. Собственно говоря, Виннипег является границей между первичной и вторичной формациями. По западному его берегу лежит плоская известковая местность, покрытая частью лесом, частью прериями, и простирающаяся до самых Скалистых гор, где первичная формация снова становится преобладающей. Длина Виннипега около трехсот миль, ширина весьма незначительна, от пятнадцати до пятидесяти. Озеро тянется почти прямо с севера на юг, с легким уклоном с северо-запада на юго-восток, и принимает несколько больших рек: Красную, Саскачеван и Виннипег. Эти реки под другими названиями вытекают из озера и впадают в Гудзонов залив. Существует мнение, что озеро Виннипег, подобно океану, имеет приливы и отливы. Мнение это ошибочно. Действительно, в нем наблюдаются подъемы воды, но они не повторяются периодически и происходят от сильного ветра, пригоняющего воду к тому или другому берегу. Озеро Виннипег замечательно тем, что, занимая центральное положение внутри американского материка, является центром речного судоходства. Отсюда можно проехать водою на северо-восток до Гудзонова залива, на восток до Атлантического океана, на юг до Мексиканского залива, на запад до Тихого океана и до Ледовитого моря на севере и северо-западе. Некоторые из этих путей достигают трех тысяч миль в длину, и ни один из них не требует длинного волока или переноски пироги; в некоторых же направлениях бывает даже возможно выбирать тот или другой маршрут.
На следующее утро пирогу спустили на воду ниже порогов, тщательно сложив сушеное мясо и другие вещи в ее кормовой части. Путешественники заняли в ней места, схватились за весла, и радостный крик ознаменовал возобновление их путешествия. Мальчики были в восторге от пироги: она стрелой разрезала воду и пропускала такое ничтожное количество воды, что, по выражению Франсуа, даже комар не мог бы утонуть в ней. Все заняли места, определенные на этот день общим советом. Норман был назначен передовым гребцом и сидел на носу. Это считается самым почетным местом у настоящих канадских путешественников, и передового гребца обыкновенно называют капитаном. Его обязанности очень сложны, в особенности на порогах, и требуют большого искусства и уменья. Быть кормовым гребцом тоже очень почетно и ответственно; эти два гребца, носовой и кормовой, получают обыкновенно большее жалованье, чем остальные гребцы, носящие название средних. На корме сидел Люсьен. Между ним и Норманом на веслах сидели Базиль и Франсуа. Таков был порядок, установленный на первый день; затем решено было сменять Базиля и Франсуа, но с условием, что при первых порогах или малейшей опасности они должны были возвращаться на свои места. Норман, естественно, был лучше своих товарищей, южан, знаком с плаванием по северным озерам и поэтому был признан капитаном. Франсуа, обращаясь к нему, и не называл его иначе. Люсьен тоже доказал свое право на второе место. Маренго не имел определенного места: он тихо лежал у ног Люсьена и прислушивался к общему разговору.
За несколько часов мальчики проплыли болотистую местность, лежащую в устье реки Красной, и вошли в озеро Виннипег, белая равнина которого терялась на севере за горизонтом. Норман, прежде бывавший на Виннипеге, был уже знаком с ним; спутников же его вид озера привел в немалое удивление. Вместо ожидаемого темного озера перед ними простиралась белесоватая, грязная пелена, и лишь изредка глаз отдыхал на живописной полоске берега. Берег казался низким и болотистым, каков он действительно и есть к югу от озера. Северный и восточный берега резко отличаются от южного; они так называемой первичной формации и, как таковые, состоят из неровных скал и утесов гранита, сиенита, гнейса и других пород. Западный берег — вторичной формации и состоит из слоистого известняка, часто встречающегося в прериях Америки. Собственно говоря, Виннипег является границей между первичной и вторичной формациями. По западному его берегу лежит плоская известковая местность, покрытая частью лесом, частью прериями, и простирающаяся до самых Скалистых гор, где первичная формация снова становится преобладающей. Длина Виннипега около трехсот миль, ширина весьма незначительна, от пятнадцати до пятидесяти. Озеро тянется почти прямо с севера на юг, с легким уклоном с северо-запада на юго-восток, и принимает несколько больших рек: Красную, Саскачеван и Виннипег. Эти реки под другими названиями вытекают из озера и впадают в Гудзонов залив. Существует мнение, что озеро Виннипег, подобно океану, имеет приливы и отливы. Мнение это ошибочно. Действительно, в нем наблюдаются подъемы воды, но они не повторяются периодически и происходят от сильного ветра, пригоняющего воду к тому или другому берегу. Озеро Виннипег замечательно тем, что, занимая центральное положение внутри американского материка, является центром речного судоходства. Отсюда можно проехать водою на северо-восток до Гудзонова залива, на восток до Атлантического океана, на юг до Мексиканского залива, на запад до Тихого океана и до Ледовитого моря на севере и северо-западе. Некоторые из этих путей достигают трех тысяч миль в длину, и ни один из них не требует длинного волока или переноски пироги; в некоторых же направлениях бывает даже возможно выбирать тот или другой маршрут.