Страница:
На лице женщины было написано невыносимое страдание и жажда мести. Вдруг внезапная мысль пришла ей в голову. Она поднялась и, бросив взгляд сначала на тело дочери, а затем на каймана, быстро пошла к дому. Через несколько минут она возвратилась, неся длинное копье. Это было охотничье копье ее мужа, которое он часто применял при встречах с ягуаром и другими хищниками. Она принесла также и другие предметы: лассо, несколько веревок и два ножа.
Придя на берег, женщина с беспокойством огляделась. Кайман был еще здесь. Она повернулась и с минуту стояла, как бы раздумывая. Наконец женщина приняла решение и, наклонившись, вонзила копье в то, что осталось от ее ребенка. Это было страшное дело, но чувство мести превозмогло ужас. Затем она привязала к копью ножи, расположив их так, чтобы они торчали, как зубцы, придвинула изуродованное тельце вплотную к ножам и плотно затянула петлю лассо на древке копья. Другой конец лассо она обвязала вокруг ствола дерева, хорошо зная, что ее собственная сила ничтожна по сравнению с силой такого чудовища, как кайман.
Когда все было готово, женщина взялась за древко и метнула копье вместе с телом и со всем остальным в воду. Затем, взяв лассо в руки, она спряталась за кусты и стала ждать.
Ждать пришлось недолго. Кайман тут же бросился вперед и схватил тело ребенка своими огромными челюстями. Женщина оставалась неподвижной, выжидая.
Кайманы не жуют пищу; их зубы для этого не приспособлены — они созданы только для того, чтобы хватать, а язык, который они не могут высунуть, только помогает при глотании.
Через несколько мгновений тело исчезло в широком горле чудовища. Увидев это, женщина вдруг вскочила и сильно потянула лассо. Дикий вой известил о том, что ее намерение увенчалось успехом. Торчащие лезвия вонзились в каймана, и он был побежден.
Почувствовав, что его поймали, огромное пресмыкающееся нырнуло на дно, затем всплыло снова. Громко мыча, оно било хвостом, вспенивая воду. Кровь лилась из его пасти и ноздрей. Кайман метался из стороны в сторону, сотрясая дерево, но толстое ременное лассо сдерживало его.
Это продолжалось долго. Наконец силы каймана стали слабеть, и вот он уже лежал неподвижно в воде.
Во время всей этой сцены мать сидела на берегу реки в глубоком молчании, но, когда она устремляла глаза на чудовище, лишившее ее ребенка, они вспыхивали мстительным огнем.
Наконец звук конских копыт заставил женщину выйти из оцепенения. Она оглянулась Это приехал ее муж.
Грустная повесть была поведана ему; вскоре об этом узнали и все соседи. Горе было всеобщим, и сочувствие заставило подняться всю округу. В течение нескольких дней против кайманов велась война на уничтожение… Вот вам подлинный случай, — сказал Люсьен. — Со времени этого печального происшествия прошло не больше двух лет.
— Какая трагическая история! — с волнением воскликнул Базиль. — Черт побери, начинаешь ненавидеть этих чудовищ! Мне хочется сейчас же застрелить хоть одного!.. И, кроме того, мне нужен длинный зуб аллигатора, чтобы заряжать ружье.
С этими словами он взял ружье и пошел к воде. Вблизи не было видно ни одного аллигатора, хотя в реке можно было заметить десятки их.
— Стой, Базиль! — закричал Франсуа. — Потерпи немного, и я заставлю их приблизиться. Спрячься, а я выманю их к берегу.
Одним из достоинств Франсуа был необычайный талант подражания. Он мог имитировать все — от крика петуха до мычанья быка — и так естественно, что обманывал самих животных. Сбежав вниз, к берегу, он укрылся в зарослях юкки и начал скулить и лаять, как маленький щенок. Базиль тоже спрятался в кусты.
Через минуту несколько аллигаторов уже подплывали с разных сторон. Вскоре они достигли того места на берегу, где прятался Франсуа. Впереди всех был большой самец; задрав морду, он выполз из воды.
Аллигатор, конечно, рассчитывал чем-то поживиться, но ему было суждено разочароваться в своих ожиданиях. Раздался выстрел Базиля, и ужасное пресмыкающееся забарахталось в грязном иле и через некоторое время затихло. Аллигатор был мертв —меткая пуля угодила ему прямо в глаз.
Базиль и Франсуа вышли из засады — они не собирались зря тратить пули. Остальные аллигаторы, увидев людей, уплыли быстрее, чем приплыли.
Топориком Люсьена мальчики выбили из челюсти убитого аллигатора самые большие зубы, а страшное тело оставили лежать на месте — на съедение волкам и хищным птицам, всем тем, кто захочет им поживиться.
Поужинав куском оленины и запив его кофе, наши любители приключений расстелили в палатке шкуры бизона и улеглись спать.
На следующее утро они встали на рассвете и, вкусно позавтракав, оседлали коней и отправились дальше.
Глава Х. ПИЩА ШЕЛКОВИЧНЫХ ЧЕРВЕЙ
Глава XI. ЦЕПЬ РАЗРУШЕНИЙ
Придя на берег, женщина с беспокойством огляделась. Кайман был еще здесь. Она повернулась и с минуту стояла, как бы раздумывая. Наконец женщина приняла решение и, наклонившись, вонзила копье в то, что осталось от ее ребенка. Это было страшное дело, но чувство мести превозмогло ужас. Затем она привязала к копью ножи, расположив их так, чтобы они торчали, как зубцы, придвинула изуродованное тельце вплотную к ножам и плотно затянула петлю лассо на древке копья. Другой конец лассо она обвязала вокруг ствола дерева, хорошо зная, что ее собственная сила ничтожна по сравнению с силой такого чудовища, как кайман.
Когда все было готово, женщина взялась за древко и метнула копье вместе с телом и со всем остальным в воду. Затем, взяв лассо в руки, она спряталась за кусты и стала ждать.
Ждать пришлось недолго. Кайман тут же бросился вперед и схватил тело ребенка своими огромными челюстями. Женщина оставалась неподвижной, выжидая.
Кайманы не жуют пищу; их зубы для этого не приспособлены — они созданы только для того, чтобы хватать, а язык, который они не могут высунуть, только помогает при глотании.
Через несколько мгновений тело исчезло в широком горле чудовища. Увидев это, женщина вдруг вскочила и сильно потянула лассо. Дикий вой известил о том, что ее намерение увенчалось успехом. Торчащие лезвия вонзились в каймана, и он был побежден.
Почувствовав, что его поймали, огромное пресмыкающееся нырнуло на дно, затем всплыло снова. Громко мыча, оно било хвостом, вспенивая воду. Кровь лилась из его пасти и ноздрей. Кайман метался из стороны в сторону, сотрясая дерево, но толстое ременное лассо сдерживало его.
Это продолжалось долго. Наконец силы каймана стали слабеть, и вот он уже лежал неподвижно в воде.
Во время всей этой сцены мать сидела на берегу реки в глубоком молчании, но, когда она устремляла глаза на чудовище, лишившее ее ребенка, они вспыхивали мстительным огнем.
Наконец звук конских копыт заставил женщину выйти из оцепенения. Она оглянулась Это приехал ее муж.
Грустная повесть была поведана ему; вскоре об этом узнали и все соседи. Горе было всеобщим, и сочувствие заставило подняться всю округу. В течение нескольких дней против кайманов велась война на уничтожение… Вот вам подлинный случай, — сказал Люсьен. — Со времени этого печального происшествия прошло не больше двух лет.
— Какая трагическая история! — с волнением воскликнул Базиль. — Черт побери, начинаешь ненавидеть этих чудовищ! Мне хочется сейчас же застрелить хоть одного!.. И, кроме того, мне нужен длинный зуб аллигатора, чтобы заряжать ружье.
С этими словами он взял ружье и пошел к воде. Вблизи не было видно ни одного аллигатора, хотя в реке можно было заметить десятки их.
— Стой, Базиль! — закричал Франсуа. — Потерпи немного, и я заставлю их приблизиться. Спрячься, а я выманю их к берегу.
Одним из достоинств Франсуа был необычайный талант подражания. Он мог имитировать все — от крика петуха до мычанья быка — и так естественно, что обманывал самих животных. Сбежав вниз, к берегу, он укрылся в зарослях юкки и начал скулить и лаять, как маленький щенок. Базиль тоже спрятался в кусты.
Через минуту несколько аллигаторов уже подплывали с разных сторон. Вскоре они достигли того места на берегу, где прятался Франсуа. Впереди всех был большой самец; задрав морду, он выполз из воды.
Аллигатор, конечно, рассчитывал чем-то поживиться, но ему было суждено разочароваться в своих ожиданиях. Раздался выстрел Базиля, и ужасное пресмыкающееся забарахталось в грязном иле и через некоторое время затихло. Аллигатор был мертв —меткая пуля угодила ему прямо в глаз.
Базиль и Франсуа вышли из засады — они не собирались зря тратить пули. Остальные аллигаторы, увидев людей, уплыли быстрее, чем приплыли.
Топориком Люсьена мальчики выбили из челюсти убитого аллигатора самые большие зубы, а страшное тело оставили лежать на месте — на съедение волкам и хищным птицам, всем тем, кто захочет им поживиться.
Поужинав куском оленины и запив его кофе, наши любители приключений расстелили в палатке шкуры бизона и улеглись спать.
На следующее утро они встали на рассвете и, вкусно позавтракав, оседлали коней и отправились дальше.
Глава Х. ПИЩА ШЕЛКОВИЧНЫХ ЧЕРВЕЙ
Покинув Реку Крокодилов, наши юные охотники направились прямо на запад, через прерии Оуплаусаса. Они не рассчитывали встретить бизонов в этих лугах — бизоны уже давно оставили пастбища Оуплаусаса и ушли на запад. Вместо них на этих равнинах бродили тысячи длиннорогих животных. Но все они, хотя и не вполне ручные, имели хозяев, носили тавро и паслись под присмотром пастухов, которые объезжали стада на лошадях. В прериях Оуплаусаса имелись поселения белых, но наши путешественники не стали сворачивать со своего пути, чтобы посетить их, — целью экспедиции было продвинуться намного дальше, и нельзя было попусту терять время.
На пути им приходилось пересекать многочисленные притоки и реки, большинство которых текло на юг, впадая в Мексиканский залив. Мелководные реки они переходили вброд, а глубокие переплывали на лошадях. Это не представляло трудностей, так как и лошади, и мул Жаннет, и собака Маренго — все умели плавать, как рыбы.
После нескольких дней пути юные охотники достигли берегов реки Сабин, которая отделяет Луизиану от Техаса, бывшего тогда мексиканской территорией. Эта местность отличалась от большинства тех, которые они проехали. Тут было много холмов и возвышенностей; изменился и растительный мир: исчезли высокие темные кипарисы, уступив место соснам. Леса были светлее и не так густы.
Сабин разлилась, по мальчики все же переплыли ее и остановились на западном берегу. Хотя солнце было еще высоко, братья решили остаться у реки до конца дня, так как во время переправы намок багаж. Они разбили лагерь на полянке, в роще низкорослых деревьев. Там было много открытых лужаек, так как деревья росли далеко друг от друга, и вся рощица выглядела как запущенный сад. Кое-где, возвышаясь над остальными деревьями, виднелись конусообразные вершины магнолий; огромный голый ствол одной из них казался на расстоянии старой, разрушенной башней.
Земля была покрыта всевозможными цветами. Здесь были и голубой лупинус, и золотистые подсолнечники, и красные цветы мяты, и мальвы по пяти дюймов в диаметре. Там были и дикий виноград и другие ползучие растения, которые обвивались вокруг деревьев или протягивались гирляндами с одного на другое. Больше всего бросались в глаза ярко-алыми раструбами своих венчиков огромные цветы бигнонии.
Среди этих цветов наши охотники и расположились лагерем, разбив, как всегда, палатку и привязав животных.
Светило яркое солнце, и они разложили для просушки мокрую одежду и одеяла.
— Мне приходит в голову, — сказал Люсьен после того, как они закончили все приготовления, — что мы остановились на месте старого индейского города.
— Почему ты так думаешь? — спросил Базиль.
— А я вижу какие-то кучи, поросшие сорной травой и вереском. Это могилы индейцев или сгнившие бревна домов, которые когда-то стояли здесь. Об этом можно судить и по деревьям. Взгляните вокруг… Заметили вы что-нибудь особенное в этих деревьях?
— Ничего, — ответил Франсуа. — Ничего, за исключением того, что они в большинстве своем маленькие и низкие.
— Мне кажется, я все их видел и раньше, — сказал Базиль. — Здесь и тутовые деревья, и темные деревья грецкого ореха, и дикая слива, и папайя, и оранжевое дерево, и орешник гикори, и пиканы, и медовые локустовые деревья. Больше я ничего не вижу, кроме винограда и больших магнолий. Я видел все эти деревья и прежде.
— Да, — ответил Люсьен. — Но видел ли ты когда-нибудь, чтобы они росли вот так — все вместе?
— А, это другое дело! Кажется, нет…
— Это потому, — продолжал Люсьен, — что, как мне кажется, здесь были когда-то поселения индейцев. Эти деревья или другие, от которых они произошли, выросли здесь не сами, они были посажены индейцами.
— Но, Люс, — перебил Франсуа, — я никогда не слышал, чтобы у индейцев в этих местах были такие большие поселения. Ведь эти низкие леса простираются на несколько миль вниз по реке. Они должны были культивировать уж очень большую площадь.
— Я думаю, — отвечал Люсьен, — индейцы, которые сейчас заселяют этот район, никогда не сажали эти деревья. Вероятнее всего, это поселение древнего племени натчезов.
— Натчезов! Но ведь это название города на Миссисипи. Я не знал, что существовали индейцы, которые так назывались.
— Сейчас их нет, но когда-то большое племя, занимавшее всю территорию Луизианы, носило это имя. Говорят, что, подобно мексиканцами перуанцам, они достигли больших успехов в цивилизации: знали, как ткать материю и возделывать почву. Теперь этот народ вымер.
— Как же это случилось?
— Никто не может сказать. Некоторые старые испанские авторы утверждают, что это племя было уничтожено индейцами Южной Америки. Эта версия, однако, совершенно нелепа, как и большинство того, что было написано этими старыми испанскими авторами, книги которых можно рассматривать скорее как детский вымысел, чем как произведения разумных людей. Гораздо более вероятно, что натчезы были завоеваны другими индейскими племенами — криками и чикасавами, пришедшими с запада, и что остатки этого племени смешались и затерялись среди завоевателей. Таким образом, мне кажется, и исчезло это племя. Почему же это не может быть одним из их древних поселений, а деревья — остатками садов, которые они обрабатывали, выращивая фрукты или для каких-нибудь других целей?
— Но мы из таких деревьев извлекаем мало пользы, — заметил Франсуа.
— Что ты говоришь! — воскликнул Базиль. — Ты, Франсуа, который каждый год съедает столько орехов гикори, и пиканы, и красной шелковицы! Ты, который любит сочные фрукты, как опоссум! «Мало пользы»!
— Да, это правда, — ответил Франсуа. — Но мы не разводим эти деревья — мы находим их в лесу, где они растут сами по себе…
— Потому что, — прервал его Люсьен, — у нас есть преимущество перед индейцами. Мы ведем торговлю, мы получаем другие, лучшие сорта плодов из всех частей земного шара. У нас есть хлебные злаки, пшеница, рис и многое другое, чего не было у них, — поэтому мы можем обойтись без этих деревьев. А у индейцев — другое дело. У них был только маис, и, как и всем людям, им хотелось разнообразия. Эти деревья предоставляли им такую возможность… Индейские племена, жившие в тропиках, имели достаточно разнообразную пищу. Действительно, ни один другой народ, не знающий торговли, не был более обеспечен плодоносящими растениями и деревьями, чем ацтеки и другие племена юга. У племени натчезов, однако, и у тех, кто живет в зоне умеренного климата, были свои растения и деревья вроде тех, которые находятся перед нами, и от них люди и получали необходимую пищу и лакомые фрукты и напитки. Первые колонисты поступали так же, а многие поселенцы отдаленных районов и по сей день используют эти продукты природы.
— Не правда ли, Базиль, было бы интересно, — сказал Франсуа, обращаясь к старшему брату, — если бы Люсьен дал нам ботаническое описание всех этих деревьев и рассказал об их применении? Он ведь все это знает.
— Да, — ответил Базиль, — расскажи, пожалуйста.
— С удовольствием, — сказал Люсьен. — Но это не будет ботаническое описание в соответствии со школой Линнея note 6, что вас скоро утомит и не прибавит вам знаний. Я расскажу только то, что сам знаю о свойствах этих деревьев и их применении. Заметьте, что не существует ни одного дерева или растения, которое бы не предназначалось природой для какой-нибудь цели. Если бы ученые-ботаники посвятили побольше своего времени изучению вопросов практического использования растений, их труды принесли бы колоссальную пользу всему человечеству.
Давайте начнем с шелковицы, поскольку ее особенно много вокруг. Если бы я взялся рассказать вам все, что известно об этом ценном дереве, это заняло бы весь день или даже больше. Я изложу вам лишь самое важное.
Шелковица была известна еще древним грекам. Мы знаем несколько видов этого рода. Без сомнения, в неисследованных странах встречаются и другие виды шелковицы, которых ботаники или совсем не знают, или еще не описали. То же можно сказать и о других деревьях, так как мы каждый день слышим о новых разновидностях, открытых предприимчивыми исследователями.
Итак, первой идет белая шелковица. Это наиболее важная разновидность из всех известных нам. Вы легко согласитесь с этим, когда я скажу вам, что весь наш шелк добывается от шелковичных червей, живущих именно на этом дереве. Оно называется белой шелковицей по цвету его ягод, которые, однако, не всегда белые — иногда они бывают пурпурные или черные.
Дать точное описание белой шелковицы трудно, так как, подобно яблоням и грушам, существует много ее разновидностей, происходящих от тех же семян, и, кроме того, это зависит от разницы в почве и климате. Однако можно сказать, что шелковица — небольшое дерево, редко достигающее сорока футов высоты. Оно ветвисто, и листья у него плотные, мясистые.
Самой важной частью шелковицы являются листья, так как именно ими питается шелковичный червь. Правда, шелковичный червь может питаться листьями и остальных разновидностей шелковицы, так же как и листьями многих других растений: вязов, фиговых пальм, латука, свеклы и эндивия, — но тогда шелк получается более низкого качества. Даже другие породы самой белой шелковицы дают разное качество этого замечательного материала.
Шелковица имеет и другое применение: ее древесина плотная и тяжелая, один кубический фут ее весит сорок четыре фунта. Во Франции шелковицу часто употребляют в токарном деле; из нее делают винные бочки, так как она придает белым винам приятный аромат фиалок. Из веток делают подпорки для винограда и изгороди, а из коры — путем процесса, который у меня нет времени описывать, — можно выделывать материю, почти такую же тонкую, как сам шелк. Ягоды белой шелковицы, растущей в теплом климате, очень вкусные, и из них можно делать отличный сироп.
Предполагают, что белая шелковица впервые была вывезена из Китая, где ее и сейчас можно найти дикорастущей. Китайцы первыми стали культивировать ее для разведения шелковичных червей еще за две тысячи семьсот лет до нашей эры. Теперь это дерево можно найти повсюду: оно используется или в декоративных целях, или для производства шелка.
Следующая разновидность — это черная шелковица, называемая так по цвету ягод: они темно-пурпурные, почти черные. Этот вид происходит из Персии, но сейчас, как и белая шелковица, встречается во всех цивилизованных странах. Ее культивируют не столько для разведения шелковичных червей, сколько как декоративное и тенистое дерево. Хотя в некоторых странах, особенно в холодном климате, где другие виды не приживаются, ее разводят и на корм шелковичным червям.
Черную шелковицу легко отличить от белой. Кора черной шелковицы намного грубее и темнее; древесина ее не такая твердая и тяжелая, как у белой, но тоже очень прочная и употребляется в Англии для обручей, колес и шпангоутов note 7небольших кораблей. В Испании, Италии и Персии в качестве корма для шелковичных червей предпочитают листья черной шелковицы. Эти листья едят также коровы, овцы и козы. Особо приготовленные корни применяются как глистогонное средство. Ягоды имеют приятный, ароматный вкус; их можно есть и сырыми и в виде варенья; если их смешать с сидром, получается приятный напиток. Греки гонят из этих ягод прозрачную слабую водку, а французы делают вино; но его надо пить, пока оно молодое, так как вино скоро превращается в настоящий уксус. Эти ягоды полезны при лихорадке и ревматизме. Их с жадностью поедают всякие птицы — как дикие, так и домашние.
Это о белой и черной шелковице. Теперь переходим к третьей разновидности — красной.
— Красная шелковица перед вами, — продолжал Люсьен, показывая на дерево, на которое он уже обращал внимание своих братьев. — Ее называют красной из-за ягод, которые, как вы знаете, темно-красного цвета и очень напоминают красную малину. Некоторые из этих деревьев, как видите, около семидесяти футов высотой, хотя обычно они несколько ниже. Обратите внимание на листья. Они имеют сердцевидную форму; многие из них десяти дюймов в длину и почти такой же ширины. Листья темно-зеленые и шершавые, и в тех местах, где растет белая шелковица, шелковичные черви не едят их; однако красная шелковица дает чудесную тень, и в этом одно из применений этих красивых деревьев. Ягоды тоже, по-моему, — и, я думаю, Франсуа согласится со мной, — не уступают по вкусу лучшей малине. Что касается стволов этого дерева, то их часто используют в кораблестроении в Южных штатах. Древесина красной шелковицы бледно-лимонного цвета и считается более подходящей по прочности для нагелей note 8, чем любое другое дерево, за исключением локусты. Красная шелковица, так же как белая и черная, бывает разных пород, значительно отличающихся друг от друга.
Кроме того, есть еще четвертый вид этого рода, называемый бумажной шелковицей. Этот вид, однако, выделен ботаниками в другой род. Она заслуживает особого внимания, потому что это очень любопытное и ценное дерево, или, скорее, кустарник, так как оно не такое высокое, как три предыдущих дерева.
Родина бумажной шелковицы — Китай, Япония и острова Тихого океана, но ее, как и другие шелковицы, разводят в декоративных целях и в Европе и в Америке. Ее ягоды алого цвета и круглые, а не продолговатые, как у настоящей шелковицы, — и в этом одна из причин, почему ее выделили в самостоятельный род. Листья бумажной шелковицы непригодны для шелководства, но являются хорошей пищей для скота, и, поскольку это дерево растет быстро и имеет густую листву, некоторые говорят, что его надо разводить для корма скота вместо травы. Не знаю, делали ли уже такую попытку…
Самой интересной частью бумажной шелковицы является ее кора, которую употребляют для изготовления бумаги как в Китае, так и в Японии. Из нее делают красивую, так называемую индийскую бумагу для гравюр и тонкую белую ткань, которую носят жители островов Согласия и которая так поразила европейцев, когда они впервые увидели ее.
Можно было бы подробно рассказать о том, как делают эту ткань и бумагу, но это заняло бы сейчас слишком много времени.
Существует еще один род деревьев, сильно напоминающих шелковицу. Эти деревья ценятся за их древесину, которая дает хорошую желтую краску, известную под названием «желтое дерево». Дерево, из которого можно сделать лучшую из этих красок, — «красящий тут». Оно растет в Вест-Индии и в тропиках Америки, но его разновидности есть и в Северных штатах, хотя уже более низкого качества; из них добывают заменитель желтой краски, которая идет на продажу.
Вот и все о шелковице. Боюсь, братья, что у меня осталось мало времени, чтобы рассказать о других.
— О нет, времени достаточно! — сказал Базиль. — Нам больше ведь нечего делать. Лучше мы поучимся у тебя, чем будем слоняться без дела. И, честное слово, Люс, ты заставишь меня заинтересоваться ботаникой!
— Очень рад, — ответил Люсьен. — Я считаю, что это чрезвычайно полезная наука не только с точки зрения ее пользы для всяких ремесел и производства, но и для самого изучающего ее, так как, с моей точки зрения, это повышает культуру человека.
Люсьен хотел продолжать свое описание деревьев, но ряд происшествий прервал разговор на эту тему.
На пути им приходилось пересекать многочисленные притоки и реки, большинство которых текло на юг, впадая в Мексиканский залив. Мелководные реки они переходили вброд, а глубокие переплывали на лошадях. Это не представляло трудностей, так как и лошади, и мул Жаннет, и собака Маренго — все умели плавать, как рыбы.
После нескольких дней пути юные охотники достигли берегов реки Сабин, которая отделяет Луизиану от Техаса, бывшего тогда мексиканской территорией. Эта местность отличалась от большинства тех, которые они проехали. Тут было много холмов и возвышенностей; изменился и растительный мир: исчезли высокие темные кипарисы, уступив место соснам. Леса были светлее и не так густы.
Сабин разлилась, по мальчики все же переплыли ее и остановились на западном берегу. Хотя солнце было еще высоко, братья решили остаться у реки до конца дня, так как во время переправы намок багаж. Они разбили лагерь на полянке, в роще низкорослых деревьев. Там было много открытых лужаек, так как деревья росли далеко друг от друга, и вся рощица выглядела как запущенный сад. Кое-где, возвышаясь над остальными деревьями, виднелись конусообразные вершины магнолий; огромный голый ствол одной из них казался на расстоянии старой, разрушенной башней.
Земля была покрыта всевозможными цветами. Здесь были и голубой лупинус, и золотистые подсолнечники, и красные цветы мяты, и мальвы по пяти дюймов в диаметре. Там были и дикий виноград и другие ползучие растения, которые обвивались вокруг деревьев или протягивались гирляндами с одного на другое. Больше всего бросались в глаза ярко-алыми раструбами своих венчиков огромные цветы бигнонии.
Среди этих цветов наши охотники и расположились лагерем, разбив, как всегда, палатку и привязав животных.
Светило яркое солнце, и они разложили для просушки мокрую одежду и одеяла.
— Мне приходит в голову, — сказал Люсьен после того, как они закончили все приготовления, — что мы остановились на месте старого индейского города.
— Почему ты так думаешь? — спросил Базиль.
— А я вижу какие-то кучи, поросшие сорной травой и вереском. Это могилы индейцев или сгнившие бревна домов, которые когда-то стояли здесь. Об этом можно судить и по деревьям. Взгляните вокруг… Заметили вы что-нибудь особенное в этих деревьях?
— Ничего, — ответил Франсуа. — Ничего, за исключением того, что они в большинстве своем маленькие и низкие.
— Мне кажется, я все их видел и раньше, — сказал Базиль. — Здесь и тутовые деревья, и темные деревья грецкого ореха, и дикая слива, и папайя, и оранжевое дерево, и орешник гикори, и пиканы, и медовые локустовые деревья. Больше я ничего не вижу, кроме винограда и больших магнолий. Я видел все эти деревья и прежде.
— Да, — ответил Люсьен. — Но видел ли ты когда-нибудь, чтобы они росли вот так — все вместе?
— А, это другое дело! Кажется, нет…
— Это потому, — продолжал Люсьен, — что, как мне кажется, здесь были когда-то поселения индейцев. Эти деревья или другие, от которых они произошли, выросли здесь не сами, они были посажены индейцами.
— Но, Люс, — перебил Франсуа, — я никогда не слышал, чтобы у индейцев в этих местах были такие большие поселения. Ведь эти низкие леса простираются на несколько миль вниз по реке. Они должны были культивировать уж очень большую площадь.
— Я думаю, — отвечал Люсьен, — индейцы, которые сейчас заселяют этот район, никогда не сажали эти деревья. Вероятнее всего, это поселение древнего племени натчезов.
— Натчезов! Но ведь это название города на Миссисипи. Я не знал, что существовали индейцы, которые так назывались.
— Сейчас их нет, но когда-то большое племя, занимавшее всю территорию Луизианы, носило это имя. Говорят, что, подобно мексиканцами перуанцам, они достигли больших успехов в цивилизации: знали, как ткать материю и возделывать почву. Теперь этот народ вымер.
— Как же это случилось?
— Никто не может сказать. Некоторые старые испанские авторы утверждают, что это племя было уничтожено индейцами Южной Америки. Эта версия, однако, совершенно нелепа, как и большинство того, что было написано этими старыми испанскими авторами, книги которых можно рассматривать скорее как детский вымысел, чем как произведения разумных людей. Гораздо более вероятно, что натчезы были завоеваны другими индейскими племенами — криками и чикасавами, пришедшими с запада, и что остатки этого племени смешались и затерялись среди завоевателей. Таким образом, мне кажется, и исчезло это племя. Почему же это не может быть одним из их древних поселений, а деревья — остатками садов, которые они обрабатывали, выращивая фрукты или для каких-нибудь других целей?
— Но мы из таких деревьев извлекаем мало пользы, — заметил Франсуа.
— Что ты говоришь! — воскликнул Базиль. — Ты, Франсуа, который каждый год съедает столько орехов гикори, и пиканы, и красной шелковицы! Ты, который любит сочные фрукты, как опоссум! «Мало пользы»!
— Да, это правда, — ответил Франсуа. — Но мы не разводим эти деревья — мы находим их в лесу, где они растут сами по себе…
— Потому что, — прервал его Люсьен, — у нас есть преимущество перед индейцами. Мы ведем торговлю, мы получаем другие, лучшие сорта плодов из всех частей земного шара. У нас есть хлебные злаки, пшеница, рис и многое другое, чего не было у них, — поэтому мы можем обойтись без этих деревьев. А у индейцев — другое дело. У них был только маис, и, как и всем людям, им хотелось разнообразия. Эти деревья предоставляли им такую возможность… Индейские племена, жившие в тропиках, имели достаточно разнообразную пищу. Действительно, ни один другой народ, не знающий торговли, не был более обеспечен плодоносящими растениями и деревьями, чем ацтеки и другие племена юга. У племени натчезов, однако, и у тех, кто живет в зоне умеренного климата, были свои растения и деревья вроде тех, которые находятся перед нами, и от них люди и получали необходимую пищу и лакомые фрукты и напитки. Первые колонисты поступали так же, а многие поселенцы отдаленных районов и по сей день используют эти продукты природы.
— Не правда ли, Базиль, было бы интересно, — сказал Франсуа, обращаясь к старшему брату, — если бы Люсьен дал нам ботаническое описание всех этих деревьев и рассказал об их применении? Он ведь все это знает.
— Да, — ответил Базиль, — расскажи, пожалуйста.
— С удовольствием, — сказал Люсьен. — Но это не будет ботаническое описание в соответствии со школой Линнея note 6, что вас скоро утомит и не прибавит вам знаний. Я расскажу только то, что сам знаю о свойствах этих деревьев и их применении. Заметьте, что не существует ни одного дерева или растения, которое бы не предназначалось природой для какой-нибудь цели. Если бы ученые-ботаники посвятили побольше своего времени изучению вопросов практического использования растений, их труды принесли бы колоссальную пользу всему человечеству.
Давайте начнем с шелковицы, поскольку ее особенно много вокруг. Если бы я взялся рассказать вам все, что известно об этом ценном дереве, это заняло бы весь день или даже больше. Я изложу вам лишь самое важное.
Шелковица была известна еще древним грекам. Мы знаем несколько видов этого рода. Без сомнения, в неисследованных странах встречаются и другие виды шелковицы, которых ботаники или совсем не знают, или еще не описали. То же можно сказать и о других деревьях, так как мы каждый день слышим о новых разновидностях, открытых предприимчивыми исследователями.
Итак, первой идет белая шелковица. Это наиболее важная разновидность из всех известных нам. Вы легко согласитесь с этим, когда я скажу вам, что весь наш шелк добывается от шелковичных червей, живущих именно на этом дереве. Оно называется белой шелковицей по цвету его ягод, которые, однако, не всегда белые — иногда они бывают пурпурные или черные.
Дать точное описание белой шелковицы трудно, так как, подобно яблоням и грушам, существует много ее разновидностей, происходящих от тех же семян, и, кроме того, это зависит от разницы в почве и климате. Однако можно сказать, что шелковица — небольшое дерево, редко достигающее сорока футов высоты. Оно ветвисто, и листья у него плотные, мясистые.
Самой важной частью шелковицы являются листья, так как именно ими питается шелковичный червь. Правда, шелковичный червь может питаться листьями и остальных разновидностей шелковицы, так же как и листьями многих других растений: вязов, фиговых пальм, латука, свеклы и эндивия, — но тогда шелк получается более низкого качества. Даже другие породы самой белой шелковицы дают разное качество этого замечательного материала.
Шелковица имеет и другое применение: ее древесина плотная и тяжелая, один кубический фут ее весит сорок четыре фунта. Во Франции шелковицу часто употребляют в токарном деле; из нее делают винные бочки, так как она придает белым винам приятный аромат фиалок. Из веток делают подпорки для винограда и изгороди, а из коры — путем процесса, который у меня нет времени описывать, — можно выделывать материю, почти такую же тонкую, как сам шелк. Ягоды белой шелковицы, растущей в теплом климате, очень вкусные, и из них можно делать отличный сироп.
Предполагают, что белая шелковица впервые была вывезена из Китая, где ее и сейчас можно найти дикорастущей. Китайцы первыми стали культивировать ее для разведения шелковичных червей еще за две тысячи семьсот лет до нашей эры. Теперь это дерево можно найти повсюду: оно используется или в декоративных целях, или для производства шелка.
Следующая разновидность — это черная шелковица, называемая так по цвету ягод: они темно-пурпурные, почти черные. Этот вид происходит из Персии, но сейчас, как и белая шелковица, встречается во всех цивилизованных странах. Ее культивируют не столько для разведения шелковичных червей, сколько как декоративное и тенистое дерево. Хотя в некоторых странах, особенно в холодном климате, где другие виды не приживаются, ее разводят и на корм шелковичным червям.
Черную шелковицу легко отличить от белой. Кора черной шелковицы намного грубее и темнее; древесина ее не такая твердая и тяжелая, как у белой, но тоже очень прочная и употребляется в Англии для обручей, колес и шпангоутов note 7небольших кораблей. В Испании, Италии и Персии в качестве корма для шелковичных червей предпочитают листья черной шелковицы. Эти листья едят также коровы, овцы и козы. Особо приготовленные корни применяются как глистогонное средство. Ягоды имеют приятный, ароматный вкус; их можно есть и сырыми и в виде варенья; если их смешать с сидром, получается приятный напиток. Греки гонят из этих ягод прозрачную слабую водку, а французы делают вино; но его надо пить, пока оно молодое, так как вино скоро превращается в настоящий уксус. Эти ягоды полезны при лихорадке и ревматизме. Их с жадностью поедают всякие птицы — как дикие, так и домашние.
Это о белой и черной шелковице. Теперь переходим к третьей разновидности — красной.
— Красная шелковица перед вами, — продолжал Люсьен, показывая на дерево, на которое он уже обращал внимание своих братьев. — Ее называют красной из-за ягод, которые, как вы знаете, темно-красного цвета и очень напоминают красную малину. Некоторые из этих деревьев, как видите, около семидесяти футов высотой, хотя обычно они несколько ниже. Обратите внимание на листья. Они имеют сердцевидную форму; многие из них десяти дюймов в длину и почти такой же ширины. Листья темно-зеленые и шершавые, и в тех местах, где растет белая шелковица, шелковичные черви не едят их; однако красная шелковица дает чудесную тень, и в этом одно из применений этих красивых деревьев. Ягоды тоже, по-моему, — и, я думаю, Франсуа согласится со мной, — не уступают по вкусу лучшей малине. Что касается стволов этого дерева, то их часто используют в кораблестроении в Южных штатах. Древесина красной шелковицы бледно-лимонного цвета и считается более подходящей по прочности для нагелей note 8, чем любое другое дерево, за исключением локусты. Красная шелковица, так же как белая и черная, бывает разных пород, значительно отличающихся друг от друга.
Кроме того, есть еще четвертый вид этого рода, называемый бумажной шелковицей. Этот вид, однако, выделен ботаниками в другой род. Она заслуживает особого внимания, потому что это очень любопытное и ценное дерево, или, скорее, кустарник, так как оно не такое высокое, как три предыдущих дерева.
Родина бумажной шелковицы — Китай, Япония и острова Тихого океана, но ее, как и другие шелковицы, разводят в декоративных целях и в Европе и в Америке. Ее ягоды алого цвета и круглые, а не продолговатые, как у настоящей шелковицы, — и в этом одна из причин, почему ее выделили в самостоятельный род. Листья бумажной шелковицы непригодны для шелководства, но являются хорошей пищей для скота, и, поскольку это дерево растет быстро и имеет густую листву, некоторые говорят, что его надо разводить для корма скота вместо травы. Не знаю, делали ли уже такую попытку…
Самой интересной частью бумажной шелковицы является ее кора, которую употребляют для изготовления бумаги как в Китае, так и в Японии. Из нее делают красивую, так называемую индийскую бумагу для гравюр и тонкую белую ткань, которую носят жители островов Согласия и которая так поразила европейцев, когда они впервые увидели ее.
Можно было бы подробно рассказать о том, как делают эту ткань и бумагу, но это заняло бы сейчас слишком много времени.
Существует еще один род деревьев, сильно напоминающих шелковицу. Эти деревья ценятся за их древесину, которая дает хорошую желтую краску, известную под названием «желтое дерево». Дерево, из которого можно сделать лучшую из этих красок, — «красящий тут». Оно растет в Вест-Индии и в тропиках Америки, но его разновидности есть и в Северных штатах, хотя уже более низкого качества; из них добывают заменитель желтой краски, которая идет на продажу.
Вот и все о шелковице. Боюсь, братья, что у меня осталось мало времени, чтобы рассказать о других.
— О нет, времени достаточно! — сказал Базиль. — Нам больше ведь нечего делать. Лучше мы поучимся у тебя, чем будем слоняться без дела. И, честное слово, Люс, ты заставишь меня заинтересоваться ботаникой!
— Очень рад, — ответил Люсьен. — Я считаю, что это чрезвычайно полезная наука не только с точки зрения ее пользы для всяких ремесел и производства, но и для самого изучающего ее, так как, с моей точки зрения, это повышает культуру человека.
Люсьен хотел продолжать свое описание деревьев, но ряд происшествий прервал разговор на эту тему.
Глава XI. ЦЕПЬ РАЗРУШЕНИЙ
Прямо перед палаткой, совсем близко от нее, между двумя деревьями протянулись плети дикого винограда. Это были большие камедные деревья, и ползучие растения, которые переплелись между стволами, образовали своими темными листьями непроницаемую сетку. Между листьями виднелись цветы; их было так много, что они почти закрывали листву, и казалось, будто между деревьями натянут яркий ковер. Цветы были разных расцветок: некоторые — белые, как звездочки, но в большинстве это были большие алые колокольчики бигнонии.
Франсуа, слушая своего брата, время от времени поглядывал в том направлении, как бы любуясь цветами. Вдруг, прервав разговор, он воскликнул:
— Посмотрите туда: колибри!
В Америке не так часто можно видеть колибри, как это предполагают по рассказам путешественников. Даже в Мексике, где существует много их пород, вы не каждый день увидите колибри. Правда, вы можете их просто не заметить, если только не ищете их специально. Это такие крохотные существа и они так быстро летают, порхая с цветка на цветок, с дерева на дерево, что вы можете пройти мимо и вовсе не увидеть их или принять за пчел. А в Соединенных Штатах, где до сих пор известна только одна порода колибри, увидеть их — большая редкость, и это обычно вызывает интерес. Поэтому в восклицании Франсуа звучало удивление и удовольствие.
— Где они? — с живостью спросил Люсьен, поднимаясь.
— Вон там, — ответил Франсуа, — около бигнонии. Мне кажется, я вижу нескольких.
— Осторожно, братья, — сказал Люсьен. — Приблизимся тихонько, чтобы не спугнуть их. Мне хочется понаблюдать за ними.
Говоря это, Люсьен осторожно продвигался вперед. Базиль и Франсуа следовали за ним.
— А, — воскликнул Люсьен, когда они подошли ближе, — теперь я вижу одну! Это рубиновая колибри. Она пьет сок бигнонии. Они любят эти цветы больше всех остальных. Смотрите, она забралась внутрь цветка. Вот она вылезла обратно! Послушайте, какой звук издают ее крылышки: как жужжанье большой пчелы. Отсюда и их название — «жужжащие птички». Посмотрите, как блестит у нее горлышко — прямо как рубин!
— Вон и другая! — воскликнул Франсуа. — Взгляните наверх! Эта не такая красивая, как первая. Она другой породы?
— Нет, — ответил Люсьен, — это самка той же породы. Но ее оперение не такое яркое, и ты можешь заметить, что грудка у нее не рубиновая.
— Больше я не вижу колибри, — сказал Франсуа после некоторого молчания.
— Я думаю, тут только две, — заметил Люсьен, — самец и самка. Сейчас период выведения птенцов. Несомненно, где-то поблизости у них гнездо.
— Попробуем поймать их? — предложил Франсуа.
— Это можно бы сделать, будь у нас сеть.
— Я могу застрелить их дробью.
— Нет, нет, — сказал Люсьен, — самая маленькая дробинка разорвет колибри на куски. В них иногда стреляют семенами мака или водой. Но не нужно, я хотел бы понаблюдать за ними так. Я хочу удостовериться в одном своем предположении. А вы пока поищите гнездо — у вас зоркие глаза. Вы найдете его поблизости, в какой-нибудь обнаженной развилке, а не в ветвях или листьях.
Базиль и Франсуа принялись искать гнездо, а Люсьен продолжал наблюдать за поведением крошечных пернатых созданий. Наш молодой натуралист хотел удостовериться, едят ли колибри и насекомых или они питаются только цветочным нектаром. По этому вопросу между орнитологами шел спор.
Пока Люсьен стоял и смотрел, прилетел, жужжа, большой шмель и уселся на цветок. Едва его ножки коснулись ярких лепестков, как самец колибри напал на него, словно маленькая фурия. Враги вместе вылетели из цветка, продолжая на лету свою борьбу. После короткого состязания шмель пустился наутек и улетел с сердитым жужжанием, которое, конечно, происходило оттого, что, улетая, он еще быстрее работал крылышками.
Крик Франсуа известил, что гнездо обнаружено. Оно помещалось в развилине низкой ветки, но яиц в нем еще не было, иначе обе птички не летали бы вдали от него.
Братья внимательно осмотрели гнездо, но не тронули его. Оно было свито из тонких нитей испанского мха, которыми и было прикреплено к ветке, а внутри выложено шелковистым пухом анемона. Гнездо представляло собой полушарие в один дюйм диаметром, открытое сверху, и было такое маленькое, что, если бы это был кто-нибудь другой, а не зоркий Франсуа — знаменитый птицелов и открыватель гнезд, он принял бы его просто за выпуклость на коре дерева.
Все трое вернулись, чтобы продолжать наблюдение за птичками, которые, не заметив, что возле их гнезда побывали люди, по-прежнему порхали среди цветов. Мальчики подкрались как можно ближе, прячась за ползучими растениями. Люсьен был ближе всех; его лицо находилось в нескольких футах от крохотных созданий, и он мог наблюдать за каждым их движением. Вскоре он был вознагражден зрелищем, разрешившим вопрос, который его интересовал.
Внимание Люсьена было привлечено роем синекрылых мушек. Они летали среди цветов, то садясь отдохнуть, то перелетая с одного на другой. Он видел, что птички несколько раз бросались на мух с открытым клювом и хватали их.
Итак, вопрос был решен: колибри питаются насекомыми.
Через некоторое время самка колибри улетела к своему гнезду, оставив самца среди цветов.
Любопытство мальчиков было удовлетворено, и они уже хотели вернуться к палатке, когда Люсьен вдруг сделал им знак и шепнул, чтобы они молчали. Франсуа первый заметил то, что вызвало странное поведение брата, а потом и Базиль.
Франсуа, слушая своего брата, время от времени поглядывал в том направлении, как бы любуясь цветами. Вдруг, прервав разговор, он воскликнул:
— Посмотрите туда: колибри!
В Америке не так часто можно видеть колибри, как это предполагают по рассказам путешественников. Даже в Мексике, где существует много их пород, вы не каждый день увидите колибри. Правда, вы можете их просто не заметить, если только не ищете их специально. Это такие крохотные существа и они так быстро летают, порхая с цветка на цветок, с дерева на дерево, что вы можете пройти мимо и вовсе не увидеть их или принять за пчел. А в Соединенных Штатах, где до сих пор известна только одна порода колибри, увидеть их — большая редкость, и это обычно вызывает интерес. Поэтому в восклицании Франсуа звучало удивление и удовольствие.
— Где они? — с живостью спросил Люсьен, поднимаясь.
— Вон там, — ответил Франсуа, — около бигнонии. Мне кажется, я вижу нескольких.
— Осторожно, братья, — сказал Люсьен. — Приблизимся тихонько, чтобы не спугнуть их. Мне хочется понаблюдать за ними.
Говоря это, Люсьен осторожно продвигался вперед. Базиль и Франсуа следовали за ним.
— А, — воскликнул Люсьен, когда они подошли ближе, — теперь я вижу одну! Это рубиновая колибри. Она пьет сок бигнонии. Они любят эти цветы больше всех остальных. Смотрите, она забралась внутрь цветка. Вот она вылезла обратно! Послушайте, какой звук издают ее крылышки: как жужжанье большой пчелы. Отсюда и их название — «жужжащие птички». Посмотрите, как блестит у нее горлышко — прямо как рубин!
— Вон и другая! — воскликнул Франсуа. — Взгляните наверх! Эта не такая красивая, как первая. Она другой породы?
— Нет, — ответил Люсьен, — это самка той же породы. Но ее оперение не такое яркое, и ты можешь заметить, что грудка у нее не рубиновая.
— Больше я не вижу колибри, — сказал Франсуа после некоторого молчания.
— Я думаю, тут только две, — заметил Люсьен, — самец и самка. Сейчас период выведения птенцов. Несомненно, где-то поблизости у них гнездо.
— Попробуем поймать их? — предложил Франсуа.
— Это можно бы сделать, будь у нас сеть.
— Я могу застрелить их дробью.
— Нет, нет, — сказал Люсьен, — самая маленькая дробинка разорвет колибри на куски. В них иногда стреляют семенами мака или водой. Но не нужно, я хотел бы понаблюдать за ними так. Я хочу удостовериться в одном своем предположении. А вы пока поищите гнездо — у вас зоркие глаза. Вы найдете его поблизости, в какой-нибудь обнаженной развилке, а не в ветвях или листьях.
Базиль и Франсуа принялись искать гнездо, а Люсьен продолжал наблюдать за поведением крошечных пернатых созданий. Наш молодой натуралист хотел удостовериться, едят ли колибри и насекомых или они питаются только цветочным нектаром. По этому вопросу между орнитологами шел спор.
Пока Люсьен стоял и смотрел, прилетел, жужжа, большой шмель и уселся на цветок. Едва его ножки коснулись ярких лепестков, как самец колибри напал на него, словно маленькая фурия. Враги вместе вылетели из цветка, продолжая на лету свою борьбу. После короткого состязания шмель пустился наутек и улетел с сердитым жужжанием, которое, конечно, происходило оттого, что, улетая, он еще быстрее работал крылышками.
Крик Франсуа известил, что гнездо обнаружено. Оно помещалось в развилине низкой ветки, но яиц в нем еще не было, иначе обе птички не летали бы вдали от него.
Братья внимательно осмотрели гнездо, но не тронули его. Оно было свито из тонких нитей испанского мха, которыми и было прикреплено к ветке, а внутри выложено шелковистым пухом анемона. Гнездо представляло собой полушарие в один дюйм диаметром, открытое сверху, и было такое маленькое, что, если бы это был кто-нибудь другой, а не зоркий Франсуа — знаменитый птицелов и открыватель гнезд, он принял бы его просто за выпуклость на коре дерева.
Все трое вернулись, чтобы продолжать наблюдение за птичками, которые, не заметив, что возле их гнезда побывали люди, по-прежнему порхали среди цветов. Мальчики подкрались как можно ближе, прячась за ползучими растениями. Люсьен был ближе всех; его лицо находилось в нескольких футах от крохотных созданий, и он мог наблюдать за каждым их движением. Вскоре он был вознагражден зрелищем, разрешившим вопрос, который его интересовал.
Внимание Люсьена было привлечено роем синекрылых мушек. Они летали среди цветов, то садясь отдохнуть, то перелетая с одного на другой. Он видел, что птички несколько раз бросались на мух с открытым клювом и хватали их.
Итак, вопрос был решен: колибри питаются насекомыми.
Через некоторое время самка колибри улетела к своему гнезду, оставив самца среди цветов.
Любопытство мальчиков было удовлетворено, и они уже хотели вернуться к палатке, когда Люсьен вдруг сделал им знак и шепнул, чтобы они молчали. Франсуа первый заметил то, что вызвало странное поведение брата, а потом и Базиль.