Страница:
– Ублюдок, – вырвалось у него.
– Нет, – устало запротестовала Мэдлин. – Поверь, Перри, я все заслужила. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Ты не можешь себе представить, какой избалованной, какой вздорной и своенравной я была! Иногда доводила Доминика до умопомешательства, и в конце концов он сорвался. Я была невыносима. Если какая-то идея стукнет мне в голову, меня ничто не остановит. Я была опасна для себя самой, и для окружающих тоже. Я не обвиняю Доминика за тот вечер. – Мэдлин вздохнула. – Этого следовало ожидать. Я только хотела, чтобы он поставил меня на место, но как-то более деликатно, вот и все.
– Вздор, – возразил Перри. – Ты была молода и глупа, но это не давало ему права так жестоко оскорбить тебя.
Напрасно было ждать, что Перри поймет. Ведь он знает только сдержанную и рассудительную Мэдлин, думала она, уже лежа в постели. Даже некоторая напряженность на вечере у Лэсситеров удивила его, Перри к этому не привык. Упрямая и неукротимая Мэдлин была выше его понимания.
Она не рассказала ему о давлении, которое оказывали на нее и Доминика. Как только выяснилось, что они проявляют интерес друг к другу, обе семьи ухватились за это и повлекли их к венцу.
Они словно постоянно находились под наблюдением родных и друзей. Где бы они ни встречались, всегда находился кто-то еще, готовый поддержать, направить каждый их взгляд, каждый жест друг к другу. Автоматически предполагалось: раз они вместе, значит, любят друг друга. Следует признать, иногда Мэдлин и сама верила этому.
Через месяц после первого обеда вдвоем состоялась их помолвка. Вряд ли в Лэмберне нашелся хоть один человек, который не захотел так или иначе отметить это событие. Желающих было так много, что Мэдлин и Доминику никак не удавалось побыть наедине.
Может быть, если бы их оставили в покое и отношения развивались естественно, ничего бы и не случилось. От суеты вокруг них Мэдлин пришла в возбуждение, Доминик оставался спокойным. Казалось, Мэдлин забавляла его, ему нравилось потакать ее слабостям, любви к тайным свиданиям, встречам где-нибудь на берегу реки, чтобы побыть наедине. Нравилось дразнить, играть в невинные любовные игры – быстрые поцелуи, ласки. Однако ласки и поцелуи становились все более откровенными, и Доминик поспешил прекратить эти игры, оставив Мэдлин в еще большем нетерпении и растерянности. Так прошло несколько недель.
Она знала, что он хочет ее, – Мэдлин не была слишком наивна и умела читать желание в глазах мужчины. Самообладание Доминика приводило ее в бешенство, и она, оставаясь верной своей натуре, делала все, чтобы соблазнить его. Доминик, хотя и не поддавался соблазну, постепенно начал терять контроль над собой. В их отношениях появилась напряженность, которая все росла, и они уже больше ссорились, чем целовались. А когда Доминик уехал по делам в Бонн, у Мэдлин возникло подозрение, что он просто хочет отдохнуть от нее.
Вечером, в день его возвращения, вся семья собиралась посмотреть мюзикл в Вест-Энде. У Мэдлин появилась редкая возможность провести с Домиником целый вечер.
Доминик приехал одетый в простые джинсы и голубую рубашку. Он был готов провести этот вечер со своей невестой. Но его ждал сюрприз…
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Нет, – устало запротестовала Мэдлин. – Поверь, Перри, я все заслужила. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Ты не можешь себе представить, какой избалованной, какой вздорной и своенравной я была! Иногда доводила Доминика до умопомешательства, и в конце концов он сорвался. Я была невыносима. Если какая-то идея стукнет мне в голову, меня ничто не остановит. Я была опасна для себя самой, и для окружающих тоже. Я не обвиняю Доминика за тот вечер. – Мэдлин вздохнула. – Этого следовало ожидать. Я только хотела, чтобы он поставил меня на место, но как-то более деликатно, вот и все.
– Вздор, – возразил Перри. – Ты была молода и глупа, но это не давало ему права так жестоко оскорбить тебя.
Напрасно было ждать, что Перри поймет. Ведь он знает только сдержанную и рассудительную Мэдлин, думала она, уже лежа в постели. Даже некоторая напряженность на вечере у Лэсситеров удивила его, Перри к этому не привык. Упрямая и неукротимая Мэдлин была выше его понимания.
Она не рассказала ему о давлении, которое оказывали на нее и Доминика. Как только выяснилось, что они проявляют интерес друг к другу, обе семьи ухватились за это и повлекли их к венцу.
Они словно постоянно находились под наблюдением родных и друзей. Где бы они ни встречались, всегда находился кто-то еще, готовый поддержать, направить каждый их взгляд, каждый жест друг к другу. Автоматически предполагалось: раз они вместе, значит, любят друг друга. Следует признать, иногда Мэдлин и сама верила этому.
Через месяц после первого обеда вдвоем состоялась их помолвка. Вряд ли в Лэмберне нашелся хоть один человек, который не захотел так или иначе отметить это событие. Желающих было так много, что Мэдлин и Доминику никак не удавалось побыть наедине.
Может быть, если бы их оставили в покое и отношения развивались естественно, ничего бы и не случилось. От суеты вокруг них Мэдлин пришла в возбуждение, Доминик оставался спокойным. Казалось, Мэдлин забавляла его, ему нравилось потакать ее слабостям, любви к тайным свиданиям, встречам где-нибудь на берегу реки, чтобы побыть наедине. Нравилось дразнить, играть в невинные любовные игры – быстрые поцелуи, ласки. Однако ласки и поцелуи становились все более откровенными, и Доминик поспешил прекратить эти игры, оставив Мэдлин в еще большем нетерпении и растерянности. Так прошло несколько недель.
Она знала, что он хочет ее, – Мэдлин не была слишком наивна и умела читать желание в глазах мужчины. Самообладание Доминика приводило ее в бешенство, и она, оставаясь верной своей натуре, делала все, чтобы соблазнить его. Доминик, хотя и не поддавался соблазну, постепенно начал терять контроль над собой. В их отношениях появилась напряженность, которая все росла, и они уже больше ссорились, чем целовались. А когда Доминик уехал по делам в Бонн, у Мэдлин возникло подозрение, что он просто хочет отдохнуть от нее.
Вечером, в день его возвращения, вся семья собиралась посмотреть мюзикл в Вест-Энде. У Мэдлин появилась редкая возможность провести с Домиником целый вечер.
Доминик приехал одетый в простые джинсы и голубую рубашку. Он был готов провести этот вечер со своей невестой. Но его ждал сюрприз…
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Что за черт, почему ты идешь открывать дверь почти раздетая!
Даже сейчас, спустя столько лет, Мэдлин вздрагивала, вспоминая раздраженный возглас Доминика. Он смотрел на нее, не веря своим глазам.
– Тебе не нравится? – На ней была только мужская спортивная рубашка, лучшая рубашка отца, и кружевные трусики. Мэдлин казалось, что она выглядит очень соблазнительно. Теперь, оглядываясь назад, Мэдлин содрогалась от отвращения к себе: как можно было вести себя так бесстыдно? Неудивительно, что Доминик набросился на нее.
– Иди оденься, – приказал он, не слишком любезно отодвигая ее в сторону, чтобы закрыть дверь.
Вместо этого Мэдлин обвила его шею руками.
– Ты даже не поцелуешь меня, мой любимый? – Она заглянула ему в глаза бездонными голубыми глазами, изо всех сил пытаясь соблазнить.
– Мэдлин…
– Все в порядке, – хрипло лепетала она. – Мы совершенно одни.
Она прервала его возражения поцелуем и стала жадно целовать его, горя страстным желанием, которое терзало ее все недели его отсутствия. Он сердито и неохотно ответил ей, из горла вырвался звук, похожий на рычание. Мэдлин прижалась к нему всем телом. Доминик крепко обнял ее, и она задрожала от возбуждения. Тут она впервые почувствовала настоящее физическое влечение к мужчине, вспыхнувшее как от удара молнии. Тело ослабело в его объятиях, желание было таким сильным, что она не видела ничего вокруг.
Не выпуская ее из объятий, Доминик стал подниматься по лестнице. Она прижалась к нему, не отрываясь от его губ. Его сердце стучало у ее груди, Мэдлин слышала его тяжелое дыхание, чувствовала прикосновение его рук.
Упиваясь тем, что добилась своего, она даже не заметила, что Доминик только ответил на ее поцелуй. Пока ее руки скользили по его плечам и спине и она наслаждалась трепетом мускулов под своими пальцами, Доминик готовил ей наказание.
Они оказались в ее комнате. Он сел на кровать, она свернулась в его объятиях. Вдруг он шлепнул ее – впервые в жизни она получила такой шлепок!
Не слушая криков оскорбленной Мэдлин, Доминик продолжал безжалостную экзекуцию, потом толкнул ее на кровать, встал и пошел к двери.
– Ты добивалась этого много лет, – сердито сказал он, обернувшись. – Ты безнравственная, невоспитанная дрянь, Мэдлин. – Его глаза сверкнули. – Я начинаю думать, не сошел ли я с ума, решив жениться на такой распущенной девчонке! Распущенной!
– Я не выйду за тебя замуж, даже если ты останешься последним мужчиной на земле! – закричала Мэдлин. Она стояла на коленях на покрывале, задыхаясь от обиды и унижения. Спутанные волосы упали на лицо, щеки горели. Глаза смотрели с ненавистью, наталкиваясь на презрительную усмешку Доминика. – Ты больше не прикоснешься ко мне, ты, животное! Я ненавижу тебя, Доминик Стентон, ненавижу!
– Ты завтра придешь и извинишься, – сказал Доминик. Он был таким чужим, высокомерным и самодовольным, что гнев снова охватил Мэдлин.
– Лучше я сгорю в аду, – заявила она и резко рванула с пальца перстень, украшенный сапфирами и бриллиантом. – Мне нужен настоящий мужчина, – прошипела Мэдлин, – а не старик, не способный ответить на сильное чувство!
Доминик отвернулся, перстень попал в спину. Теперь, вспоминая эту безобразную сцену, Мэдлин понимала, что Доминик хотел поскорее уйти, не хотел отвечать оскорблением на эту непростительную насмешку. Он всегда болезненно переживал разницу в их возрасте. Теперь Мэдлин знала: она должна была радоваться, что он не ответил ей. Доминик почувствовал легкий удар, остановился, медленно повернулся и увидел перстень, лежащий на ковре.
– Предупреждаю тебя, Мэдлин, – приглушенным голосом сказал Доминик и усмехнулся. – Остановись, пока не поздно.
Но Мэдлин была слишком взбешена, чтобы слушать, слишком унижена, чтобы о чем-то думать. Она уже не владела собой, не могла сдержать горьких слов, которые слетали с ее дрожащих губ.
– Я тоже предупреждаю тебя. – Рыдания душили ее. – Теперь ты уйдешь отсюда, и я найду тебе замену, прежде чем ты дойдешь до дома!
– Вот как? – протянул Доминик, и Мэдлин стало страшно.
Она откинулась на подушки, ей показалось, что он сейчас убьет ее, так холодно сверкнули его серые глаза. Но Доминик только нагнулся, поднял перстень, повертел его в руках, потом снова взглянул на Мэдлин.
– Если ты готова извиниться, знаешь, где меня найти.
Он положил перстень в карман и пошел к двери.
– Я не шучу, не шучу! – завизжала Мэдлин ему в спину.
– Я тоже, – сказал Доминик и вышел.
Мэдлин была слишком горда, чтобы отступить под угрозой. И слишком наивна, чтобы осознать свое поражение. Через час дом был полон гостей, и Мэдлин бурно веселилась, стараясь выбросить все из головы.
И возможно, утром она забыла бы горечь обиды и злые духи уже не терзали бы ее. Она могла бы пойти к Доминику и умолять о прощении. Но все повернулось иначе. Поздно вечером Доминик решил взять инициативу на себя. В доме Гилбернов шло такое веселье, что даже многострадальная семья Мэдлин была потрясена.
Входная дверь оставалась незапертой. Доминик вошел в полутемную гостиную, пропахшую сигаретным дымом и вином. Он зажег верхний свет и увидел с десяток удивленных лиц. Увидел Мэдлин, лежащую на софе с молодым человеком. Она встречалась с ним до помолвки с Домиником. Лицо Мэдлин пылало, губы распухли от поцелуев. Злосчастная рубашка высоко задралась, обнажив бедра. Он долго смотрел на нее со странной улыбкой, потом повернулся и вышел.
Мэдлин бросилась за ним, внутри у нее все похолодело, она понимала, что на этот раз ей не удастся искупить свой грех. Она догнала Доминика у машины. Они стояли в темноте, разделенные темным корпусом «феррари», и Доминик высказал ей всю убийственную правду о ее характере. Он говорил на одном дыхании, без пауз, не повышая голоса. Мэдлин слушала молча, не сказав ни слова в свою защиту.
Она и не могла защищаться. Она понимала это, безрассудно бросившись за ним. Знала, стоя у машины и не отводя глаз от его холодного лица, на котором было написано презрение. Слушая его слова, произносимые спокойно и твердо. Родные вернулись домой и нашли ее в таком отчаянии, что потребовалось немало времени, чтобы выяснить, что случилось. Сознание своей вины не позволяло Мэдлин оставить все как есть. Она пыталась звонить Доминику, ей ответили, что он в отъезде и будет не скоро, только к балу в загородном клубе.
Через несколько дней все в округе уже знали, что Доминик Стентон застал свою невесту на месте преступления – в объятьях другого мужчины. Был грандиозный скандал. Мэдлин боялась выйти из дома – повсюду ее преследовали обличительные взгляды. В глазах всех она, конечно, вела себя ужасно, но ничего другого от нее и не ждали. Она подозревала, что многие были рады, что их худшие опасения подтвердились.
– Подожди бала, он выслушает тебя, – советовали те, кто жалел ее. – Он любит тебя, Мэдлин, он, конечно, все поймет.
Всю следующую неделю Мэдлин жила в ожидании бала. Она знала, что Доминик будет там, – его родители выступали организаторами торжества.
Если бы Вики была дома, она бы наставила ее на путь истинный, и Мэдлин не рискнула бы отправиться на бал. Но Вики училась в университете и даже не знала, что натворили Доминик и ее лучшая подруга.
Наступил вечер бала. Когда дочь спустилась вниз, Эдвард Гилберн испуганно посмотрел на нее. Мэдлин выглядела принцессой в шелковом платье лимонного цвета. Облегающий лиф подчеркивал пышную грудь и тонкую талию. Длинная юбка в несколько слоев прозрачного шифона легкими волнами падала вниз. Распущенные волосы шелковистыми прядями покрывали плечи. Она была очаровательна в своей пугающей хрупкости и беззащитности. На бледном, без всякой косметики лице жили только глаза.
Они приехали в клуб, как оказалось, последними. Первый, кого увидела Мэдлин, был Доминик. Он танцевал с красивой белокурой девушкой в кроваво-красном бархатном платье.
Жало ревности вонзилось ей в сердце. Нина сжала ее холодную руку, и Мэдлин ощутила взгляды, с жадным любопытством устремленные на нее со всех сторон. Атмосфера была наэлектризованная, все ждали сцену, которую Мэдлин закатит своему жениху.
– Не волнуйся, – тихо сказала Мэдлин Нине в ответ на ее испуганный взгляд. – Я не собираюсь устраивать скандал.
Она действительно вела себя так, словно ничего не случилось. Не обращая внимания на злорадные взгляды, Мэдлин смешалась с толпой, с кем-то поговорила, кому-то улыбнулась и подошла поздороваться с родителями Доминика. Они тоже решили делать вид, что все в порядке. Последовали, как всегда, объятья и поцелуи. Мэдлин немного постояла с ними, беседуя Бог знает о чем. Она вдруг подумала, что, возможно, Стентоны и не знают, что произошло между ними.
Волнение в зале постепенно улеглось. Мэдлин переходила от одной группы гостей к другой – взрыва бомбы не последовало. Она внимательно следила за Домиником – где он, что делает. Сердце билось неровными толчками, воздух с трудом проходил сквозь сдавленное горло.
Больше часа Доминик не обращал на нее никакого внимания. Когда он наконец-то подошел к ней и сдержанно пригласил танцевать, она почувствовала облегчение.
Он повел ее в танце, она молчала, во рту пересохло, глаза расширились. Кожа вибрировала от прикосновения его рук.
– Я танцую с тобой по требованию отца. Он хочет избежать скандала, – сказал он ей напрямик. – Поэтому ничего не воображай.
– Я люблю тебя, Доминик, – хрипло прошептала Мэдлин.
– Ты даже не знаешь истинного значения этого слова, – насмешливо возразил он и холодно добавил: – Между нами все кончено, Мэдлин. Сделай хоть одно доброе дело в твоей сумасбродной жизни: не устраивай сцен, если не ради нас, то хотя бы ради наших родителей.
– Позволь мне хотя бы сказать, что я признаю свою вину, – взмолилась Мэдлин, с испугом глядя в холодное, застывшее лицо Доминика. – Мне кажется, я была немного не в себе в тот вечер…
– Не хочу ничего знать, – отрезал Доминик. – А твои юные дружки довольно скучная публика, чтобы не сказать больше. Хочу дать тебе совет, Мэдлин: оставь взрослых в покое, играй в свои игры с молодыми, такими, как тот юнец, которому ты предлагала себя в тот вечер. Они бывают неловкими, многого не умеют, но быстро приведут тебя в возбуждение. А тебе только это и нужно, пока. Потом будут новые приключения.
– Как ты жесток! – Перемена в Доминике привела ее в отчаяние. Ей казалось, она катится в пропасть. Они кружились по залу, а его резкие слова били без промаха, и рука Доминика больно впивалась в ее тело, лишая ее способности думать, дышать и даже чувствовать. Мэдлин не замечала, что глаза ее полны слез.
– Я не обещал любезничать с тобой, Мэдлин, – сквозь зубы прошипел Доминик. – Только станцевать один танец, черт побери!
– Тогда оставь меня. – Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее. – Мне не нужна благотворительность.
Т – О нет, – прошипел Доминик, – ты дотанцуешь до конца. Ты достаточно унижала меня!
– А ты не унизил меня в тот вечер? – огрызнулась она. Ей уже не хотелось плакать, ее душил гнев.
– Тем, что не взял предлагавшееся мне по дешевке? – съязвил Доминик. – Ведешь себя как шлюха, с тобой и обращаются как со шлюхой. А у тебя это здорово получается, Мэдлин, очень здорово! Не вздумай повторить! – предупредил он. Мэдлин вскинула голову, глаза мрачно горели на бледном лице. – Не устраивай сцен, иначе будет хуже.
– Отомстишь, Доминик? – воскликнула Мэдлин. – Вот что ты задумал: хочешь мне отомстить, поэтому решил подарить мне один танец, танец примирения, и гордо уйти, и все точно будут знать, зачем ты танцевал со мной!
– Это твои проблемы, Мэдлин, – безжалостно отрезал Доминик. – Ты могла бы не приходить на вечер и избавить нас от лишних неприятностей. Но ты пришла, и теперь у тебя есть выбор – достойно прекратить наши отношения либо сделать то, чего от тебя ждут, и доказать всем, что ты сумасшедшая, глупая девчонка!
– О, конечно, давай не будем разочаровывать зрителей, – внятно произнесла Мэдлин, глядя ему в глаза. – Чего бы тебе хотелось, Доминик? Чтобы я выбежала из комнаты в слезах? Или тебе доставит большее удовольствие, если я упаду к твоим ногам и буду смиренно молить о прощении? – Сильным рывком Мэдлин выскользнула из его объятий, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты предпочитаешь второе, не правда ли?
С усмешкой, исказившей совершенную форму ее губ, Мэдлин опустилась к его ногам в глубоком поклоне. Тонкий шелк облаком лег на пол, темноволосая голова поникла в немом раскаянии.
Это был эффектный и очень жестокий поступок. Зал замер. А Мэдлин вдруг почувствовала, что вот-вот улыбнется.
Доминик мог бы засмеяться. Мог бы с юмором отнестись к выходке Мэдлин Гил– берн, которая рабски склонилась перед ним. Мог бы снова отшлепать или оттаскать за волосы. Он ведь предупреждал ее! Но Доминик ничего этого не сделал. Только тихо сказал:
– Когда же ты повзрослеешь, Мэдлин? – Он повернулся и ушел.
Наблюдавшие эту сцену со стороны решили, что Доминик отомстил ей за тот вечер, поскольку драматический жест Мэдлин, ее мольба о прощении, не нашел отклика – ее не простили. И так ей и надо. Выходка вполне в ее духе. На самом-то деле – и Доминик это понял – она издевалась над ним. Ему ничего не оставалось, как уйти, чтобы снова не выглядеть дураком.
Мэдлин, напротив, не двинулась с места. Жизнь капля по капле покидала ее вместе с отчаянной дерзостью. Снова и снова мысленно повторяла она жестокие слова Доминика, добавляя их к прежним обидам. Когда отец осторожно поднял ее и вывел из зала, прежняя Мэдлин уже умерла, а новая пребывала в безысходном отчаянии. Она пришла в себя только через полгода, уже в Бостоне. И потребовалось еще несколько лет, чтобы Мэдлин вновь вернулась к жизни.
Все чаще и чаще клялась она себе, что теперь уж не даст повода в чем-нибудь ее упрекнуть.
Прохожие провожали их взглядами. Это была прекрасная пара: длинноногая, стройная Мэдлин – в брюках для верховой езды и коричневой твидовой куртке, волосы заплетены в косу и короной уложены вокруг головы, и высокий, гибкий Перри – тоже в костюме для верховой езды, со светло-каштановыми волосами и классически правильными чертами лица.
Они шли уже минут десять, когда Мэдлин набралась смелости и задала ему вопрос, который мучил ее всю субботу. – Перри, – начала она осторожно, – могу я попросить тебя об одолжении?
– Конечно, – согласно кивнул Перри, – все что угодно.
Именно так. Мэдлин грустно улыбнулась про себя: его содействие потребуется позже.
– Если я скажу родителям, что в среду буду обедать с тобой в Лондоне, ты не выдашь меня?
Перри остановился.
– Почему тебе надо что-то скрывать? – спросил он.
Мэдлин облизнула пересохшие губы.
– Мне надо кое с кем встретиться, – объяснила она. – Родители будут недовольны, если узнают, с кем я встречалась.
– С кем же?
Логичный вопрос, признала Мэдлин со вздохом. О Боже!
– С Домиником, – сказала она и съежилась, когда Перри сердито повернулся к ней.
– Ты что, все забыла? – воскликнул он. – Доминик публично оскорбил тебя, а ты спокойно сообщаешь, что собираешься обедать с ним!
Нельзя сказать, что я спокойно согласилась, подумала Мэдлин, а вслух сказала:
– Я первая оскорбила его, Перри. Мы живем в очень тесном, замкнутом мирке, и, пока эта глупая ссора между нашими семьями продолжается, никто не сможет забыть взаимных оскорблений. А это задевает людей, которые не заслуживают, чтобы их обижали. Я собираюсь встретиться с Домиником, потому что только мы можем прекратить ссору.
– Каким образом? – насмешливо спросил Перри. – Снова начнете встречаться? Сделаете вид, что ничего не было?
– Да, – твердо ответила Мэдлин, – да, если потребуется!
– Но это глупо! – воскликнул Перри. – Ведь прошлое никуда не денется! А ты. четыре года приходила в себя от обиды. Он причинил тебе боль! Ради Бога, будь благоразумной! Держись подальше от него. Подумай о себе. А другие пусть сами решают свои проблемы!
– Я не собираюсь его прощать, пойми! – оправдывалась Мэдлин. – Только пообедаю с ним, и мы обсудим семейный вопрос.
– Откуда ты знаешь, как все получится? – возразил Перри. – Раньше он помыкал тобой. Ты уверена, что он утратил власть над тобой?
Слова Перри больно задели ее, особенно потому, что во многом он был прав. И она не удержалась от колкости:
– Не смейся, горох, ты не лучше бобов. Перри покраснел.
– Ну вот и договорились. Спасибо. Но это не ответ на мой вопрос. Ты не видела его четыре года. Откуда ты знаешь, как ты будешь себя чувствовать с ним?
Перри пристально посмотрел на нее, и Мэдлин опустила голову. – Ага, – понял он. – Ты уже встречалась с ним.
Она не отвечала. Зачем? Перри прочел ответ в ее глазах.
– Когда? Где? – требовательно спросил он.
– Как-то вечером, – ответила Мэдлин. – Я поехала верхом, и мы случайно встретились.
Она не решилась уточнить, что это был за вечер.
– И что произошло?
– О, не волнуйся, Перри. – Мэдлин развеселило беспокойство в его глазах. – Мы начали с того, на чем остановились четыре года назад, – наговорили друг другу много обидных слов. – Вспомнив эту встречу, Мэдлин недобро усмехнулась. Даже поцелуй Доминика был оскорблением, жестоким и мучительным.
– Ты думаешь, новое свидание будет другим?
– Отношения между нашими семьями кое– что значат для нас. Поэтому мы попытаемся забыть о ссоре, найти выход, – ответила Мэдлин.
– Вот как? – Перри насмешливо поднял брови.
Мэдлин нетерпеливо вздохнула и снова зашагала по берегу. Она не могла стоять на месте. Жаль, что Перри не понимает ее. Перри догнал ее и снова пошел рядом. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Река быстро несла холодные воды. Неожиданно Перри сказал:
– Хотел бы я встретиться с ним здесь. С удовольствием сбросил бы подонка в воду.
Мэдлин улыбнулась, взяла его под руку и крепко стиснула ладонь.
– Ты не знаешь, сколько раз мне так хотелось поступить с Кристиной, – призналась она. Ведь Кристина продолжала издеваться над Перри даже после того, как он окончательно расторг помолвку. На многолюдных вечерах, куда приглашали обоих, Кристина появлялась каждый раз с новым мужчиной. – Правда, мне очень хотелось столкнуть ее в бассейн, – пояснила Мэдлин.
Перри грустно улыбнулся.
– Какие же мы с тобой идиоты!
– О да, – согласилась Мэдлин. – Так ты не выдашь меня в среду?
Перри остановился и повернул Мэдлин к себе.
– Обещай, что будешь очень осторожна, – потребовал Перри.
Мэдлин кивнула.
– Обещаю вести себя как дочь своей матери, – поклялась она.
Перри громко рассмеялся: Ди была самой спокойной и безмятежной дамой бостонского общества.
– Более надежного обещания ты не могла дать, – согласился Перри.
Да, подумала Мэдлин. Она очень надеялась, что у нее хватит сил сдержать обещание.
– Будешь обедать с Перри, дорогая? – спросила Луиза с улыбкой, от которой Мэдлин захотелось заскрежетать зубами. – Прекрасно. Он очень милый молодой человек. Твоему отцу Перри тоже нравится. С ним приятно иметь дело.
– Я, пожалуй, переоденусь в лондонской квартире, – сказала Мэдлин.
– Да, конечно, – согласилась Луиза, продолжая улыбаться. Видя, что Мэдлин поспешила переменить тему, Луиза поняла, что она не будет откровенна с ней и не скажет, как далеко зашли их отношения с Перри. – Если обед кончится поздно, тебе лучше остаться в Лондоне. Сообщить Краудерсам, что ты приедешь?
– О, будь добра, – поблагодарила Мэдлин. На самом же деле ее раздражали попытки Луизы помочь так называемым отношениям с Перри.
Тени прошлого, со злостью подумала Мэдлин, холодные мурашки пробежали по спине.
Нина предвкушала веселую прогулку по магазинам, которая на деле превратилась в сентиментальное путешествие в мир грез. Мэдлин никак не удавалось отвлечь ее внимание от каких-то детских игрушек.
– Может быть, ты что-то скрываешь от нас? – поддразнила Мэдлин сестру, когда, наконец, уговорила ее выпить кофе в маленьком кафе. – Может быть, уже слышен стук маленьких ножек?
– Мэдди. – Нина пришла в ужас. Она вспыхнула от возмущения. – Чарлз не… никогда… не мог бы…
– Ну хорошо, – успокоила ее Мэдлин. – Я пошутила. Но обычно невесты мало интересуются детскими кроватками и плюшевыми мишками.
– Чарлз… – У Нины задрожали губы, и Мэдлин стало стыдно за свою шутку. – Чарлз хочет, чтобы день нашей свадьбы был исключительным днем. Чтобы я вошла в церковь в белом подвенечном платье, и никакое лицемерие не должно испортить этот день. Мой день, Мэдди, – мечтательно вздохнула Нина.
Мэдлин вспомнился другой день и другой мужчина, который сказал ей те же самые слова. Тогда она, конечно, посмеялась над этим сентиментальным предрассудком. А теперь? Мэдлин задумалась. Наверное, посмеялась бы, решила она. Если мужчина и женщина любят друг друга и собираются пожениться, почему нужно держаться стародавних обычаев, которые предписывают невесте быть в белом платье, знаменующем ее непорочность? Сама она, во всяком случае, собиралась венчаться в розовом – ярко-розовом, – независимо от того, сохранит ли она девственность. Какая польза от благородства Доминика? Никто из присутствующих на свадьбе не станет меньше уважать его, если его невеста будет в розовом! С другой стороны, размышляла Мэдлин, когда придется заказывать подвенечное платье, родители жениха и невесты, вероятно, сделают все, чтобы она изменила свое мнение и надела белое платье. Они ведь сделали все, чтобы направить отношения между ними в нужную им сторону.
Мэдлин призналась себе, что в бурном романе с Домиником именно этот вопрос занимал ее больше всего. Она не была уверена, что он не находится под чьим-то влиянием. Он не хотел идти до конца, и это только подтверждало ее догадки. Может быть, он собирался жениться на ней только потому, что всем это казалось разумным, – и потому, что она забавляла его. Но потом ему это надоело. В конце концов она перестала забавлять Доминика.
Даже сейчас, спустя столько лет, Мэдлин вздрагивала, вспоминая раздраженный возглас Доминика. Он смотрел на нее, не веря своим глазам.
– Тебе не нравится? – На ней была только мужская спортивная рубашка, лучшая рубашка отца, и кружевные трусики. Мэдлин казалось, что она выглядит очень соблазнительно. Теперь, оглядываясь назад, Мэдлин содрогалась от отвращения к себе: как можно было вести себя так бесстыдно? Неудивительно, что Доминик набросился на нее.
– Иди оденься, – приказал он, не слишком любезно отодвигая ее в сторону, чтобы закрыть дверь.
Вместо этого Мэдлин обвила его шею руками.
– Ты даже не поцелуешь меня, мой любимый? – Она заглянула ему в глаза бездонными голубыми глазами, изо всех сил пытаясь соблазнить.
– Мэдлин…
– Все в порядке, – хрипло лепетала она. – Мы совершенно одни.
Она прервала его возражения поцелуем и стала жадно целовать его, горя страстным желанием, которое терзало ее все недели его отсутствия. Он сердито и неохотно ответил ей, из горла вырвался звук, похожий на рычание. Мэдлин прижалась к нему всем телом. Доминик крепко обнял ее, и она задрожала от возбуждения. Тут она впервые почувствовала настоящее физическое влечение к мужчине, вспыхнувшее как от удара молнии. Тело ослабело в его объятиях, желание было таким сильным, что она не видела ничего вокруг.
Не выпуская ее из объятий, Доминик стал подниматься по лестнице. Она прижалась к нему, не отрываясь от его губ. Его сердце стучало у ее груди, Мэдлин слышала его тяжелое дыхание, чувствовала прикосновение его рук.
Упиваясь тем, что добилась своего, она даже не заметила, что Доминик только ответил на ее поцелуй. Пока ее руки скользили по его плечам и спине и она наслаждалась трепетом мускулов под своими пальцами, Доминик готовил ей наказание.
Они оказались в ее комнате. Он сел на кровать, она свернулась в его объятиях. Вдруг он шлепнул ее – впервые в жизни она получила такой шлепок!
Не слушая криков оскорбленной Мэдлин, Доминик продолжал безжалостную экзекуцию, потом толкнул ее на кровать, встал и пошел к двери.
– Ты добивалась этого много лет, – сердито сказал он, обернувшись. – Ты безнравственная, невоспитанная дрянь, Мэдлин. – Его глаза сверкнули. – Я начинаю думать, не сошел ли я с ума, решив жениться на такой распущенной девчонке! Распущенной!
– Я не выйду за тебя замуж, даже если ты останешься последним мужчиной на земле! – закричала Мэдлин. Она стояла на коленях на покрывале, задыхаясь от обиды и унижения. Спутанные волосы упали на лицо, щеки горели. Глаза смотрели с ненавистью, наталкиваясь на презрительную усмешку Доминика. – Ты больше не прикоснешься ко мне, ты, животное! Я ненавижу тебя, Доминик Стентон, ненавижу!
– Ты завтра придешь и извинишься, – сказал Доминик. Он был таким чужим, высокомерным и самодовольным, что гнев снова охватил Мэдлин.
– Лучше я сгорю в аду, – заявила она и резко рванула с пальца перстень, украшенный сапфирами и бриллиантом. – Мне нужен настоящий мужчина, – прошипела Мэдлин, – а не старик, не способный ответить на сильное чувство!
Доминик отвернулся, перстень попал в спину. Теперь, вспоминая эту безобразную сцену, Мэдлин понимала, что Доминик хотел поскорее уйти, не хотел отвечать оскорблением на эту непростительную насмешку. Он всегда болезненно переживал разницу в их возрасте. Теперь Мэдлин знала: она должна была радоваться, что он не ответил ей. Доминик почувствовал легкий удар, остановился, медленно повернулся и увидел перстень, лежащий на ковре.
– Предупреждаю тебя, Мэдлин, – приглушенным голосом сказал Доминик и усмехнулся. – Остановись, пока не поздно.
Но Мэдлин была слишком взбешена, чтобы слушать, слишком унижена, чтобы о чем-то думать. Она уже не владела собой, не могла сдержать горьких слов, которые слетали с ее дрожащих губ.
– Я тоже предупреждаю тебя. – Рыдания душили ее. – Теперь ты уйдешь отсюда, и я найду тебе замену, прежде чем ты дойдешь до дома!
– Вот как? – протянул Доминик, и Мэдлин стало страшно.
Она откинулась на подушки, ей показалось, что он сейчас убьет ее, так холодно сверкнули его серые глаза. Но Доминик только нагнулся, поднял перстень, повертел его в руках, потом снова взглянул на Мэдлин.
– Если ты готова извиниться, знаешь, где меня найти.
Он положил перстень в карман и пошел к двери.
– Я не шучу, не шучу! – завизжала Мэдлин ему в спину.
– Я тоже, – сказал Доминик и вышел.
Мэдлин была слишком горда, чтобы отступить под угрозой. И слишком наивна, чтобы осознать свое поражение. Через час дом был полон гостей, и Мэдлин бурно веселилась, стараясь выбросить все из головы.
И возможно, утром она забыла бы горечь обиды и злые духи уже не терзали бы ее. Она могла бы пойти к Доминику и умолять о прощении. Но все повернулось иначе. Поздно вечером Доминик решил взять инициативу на себя. В доме Гилбернов шло такое веселье, что даже многострадальная семья Мэдлин была потрясена.
Входная дверь оставалась незапертой. Доминик вошел в полутемную гостиную, пропахшую сигаретным дымом и вином. Он зажег верхний свет и увидел с десяток удивленных лиц. Увидел Мэдлин, лежащую на софе с молодым человеком. Она встречалась с ним до помолвки с Домиником. Лицо Мэдлин пылало, губы распухли от поцелуев. Злосчастная рубашка высоко задралась, обнажив бедра. Он долго смотрел на нее со странной улыбкой, потом повернулся и вышел.
Мэдлин бросилась за ним, внутри у нее все похолодело, она понимала, что на этот раз ей не удастся искупить свой грех. Она догнала Доминика у машины. Они стояли в темноте, разделенные темным корпусом «феррари», и Доминик высказал ей всю убийственную правду о ее характере. Он говорил на одном дыхании, без пауз, не повышая голоса. Мэдлин слушала молча, не сказав ни слова в свою защиту.
Она и не могла защищаться. Она понимала это, безрассудно бросившись за ним. Знала, стоя у машины и не отводя глаз от его холодного лица, на котором было написано презрение. Слушая его слова, произносимые спокойно и твердо. Родные вернулись домой и нашли ее в таком отчаянии, что потребовалось немало времени, чтобы выяснить, что случилось. Сознание своей вины не позволяло Мэдлин оставить все как есть. Она пыталась звонить Доминику, ей ответили, что он в отъезде и будет не скоро, только к балу в загородном клубе.
Через несколько дней все в округе уже знали, что Доминик Стентон застал свою невесту на месте преступления – в объятьях другого мужчины. Был грандиозный скандал. Мэдлин боялась выйти из дома – повсюду ее преследовали обличительные взгляды. В глазах всех она, конечно, вела себя ужасно, но ничего другого от нее и не ждали. Она подозревала, что многие были рады, что их худшие опасения подтвердились.
– Подожди бала, он выслушает тебя, – советовали те, кто жалел ее. – Он любит тебя, Мэдлин, он, конечно, все поймет.
Всю следующую неделю Мэдлин жила в ожидании бала. Она знала, что Доминик будет там, – его родители выступали организаторами торжества.
Если бы Вики была дома, она бы наставила ее на путь истинный, и Мэдлин не рискнула бы отправиться на бал. Но Вики училась в университете и даже не знала, что натворили Доминик и ее лучшая подруга.
Наступил вечер бала. Когда дочь спустилась вниз, Эдвард Гилберн испуганно посмотрел на нее. Мэдлин выглядела принцессой в шелковом платье лимонного цвета. Облегающий лиф подчеркивал пышную грудь и тонкую талию. Длинная юбка в несколько слоев прозрачного шифона легкими волнами падала вниз. Распущенные волосы шелковистыми прядями покрывали плечи. Она была очаровательна в своей пугающей хрупкости и беззащитности. На бледном, без всякой косметики лице жили только глаза.
Они приехали в клуб, как оказалось, последними. Первый, кого увидела Мэдлин, был Доминик. Он танцевал с красивой белокурой девушкой в кроваво-красном бархатном платье.
Жало ревности вонзилось ей в сердце. Нина сжала ее холодную руку, и Мэдлин ощутила взгляды, с жадным любопытством устремленные на нее со всех сторон. Атмосфера была наэлектризованная, все ждали сцену, которую Мэдлин закатит своему жениху.
– Не волнуйся, – тихо сказала Мэдлин Нине в ответ на ее испуганный взгляд. – Я не собираюсь устраивать скандал.
Она действительно вела себя так, словно ничего не случилось. Не обращая внимания на злорадные взгляды, Мэдлин смешалась с толпой, с кем-то поговорила, кому-то улыбнулась и подошла поздороваться с родителями Доминика. Они тоже решили делать вид, что все в порядке. Последовали, как всегда, объятья и поцелуи. Мэдлин немного постояла с ними, беседуя Бог знает о чем. Она вдруг подумала, что, возможно, Стентоны и не знают, что произошло между ними.
Волнение в зале постепенно улеглось. Мэдлин переходила от одной группы гостей к другой – взрыва бомбы не последовало. Она внимательно следила за Домиником – где он, что делает. Сердце билось неровными толчками, воздух с трудом проходил сквозь сдавленное горло.
Больше часа Доминик не обращал на нее никакого внимания. Когда он наконец-то подошел к ней и сдержанно пригласил танцевать, она почувствовала облегчение.
Он повел ее в танце, она молчала, во рту пересохло, глаза расширились. Кожа вибрировала от прикосновения его рук.
– Я танцую с тобой по требованию отца. Он хочет избежать скандала, – сказал он ей напрямик. – Поэтому ничего не воображай.
– Я люблю тебя, Доминик, – хрипло прошептала Мэдлин.
– Ты даже не знаешь истинного значения этого слова, – насмешливо возразил он и холодно добавил: – Между нами все кончено, Мэдлин. Сделай хоть одно доброе дело в твоей сумасбродной жизни: не устраивай сцен, если не ради нас, то хотя бы ради наших родителей.
– Позволь мне хотя бы сказать, что я признаю свою вину, – взмолилась Мэдлин, с испугом глядя в холодное, застывшее лицо Доминика. – Мне кажется, я была немного не в себе в тот вечер…
– Не хочу ничего знать, – отрезал Доминик. – А твои юные дружки довольно скучная публика, чтобы не сказать больше. Хочу дать тебе совет, Мэдлин: оставь взрослых в покое, играй в свои игры с молодыми, такими, как тот юнец, которому ты предлагала себя в тот вечер. Они бывают неловкими, многого не умеют, но быстро приведут тебя в возбуждение. А тебе только это и нужно, пока. Потом будут новые приключения.
– Как ты жесток! – Перемена в Доминике привела ее в отчаяние. Ей казалось, она катится в пропасть. Они кружились по залу, а его резкие слова били без промаха, и рука Доминика больно впивалась в ее тело, лишая ее способности думать, дышать и даже чувствовать. Мэдлин не замечала, что глаза ее полны слез.
– Я не обещал любезничать с тобой, Мэдлин, – сквозь зубы прошипел Доминик. – Только станцевать один танец, черт побери!
– Тогда оставь меня. – Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее. – Мне не нужна благотворительность.
Т – О нет, – прошипел Доминик, – ты дотанцуешь до конца. Ты достаточно унижала меня!
– А ты не унизил меня в тот вечер? – огрызнулась она. Ей уже не хотелось плакать, ее душил гнев.
– Тем, что не взял предлагавшееся мне по дешевке? – съязвил Доминик. – Ведешь себя как шлюха, с тобой и обращаются как со шлюхой. А у тебя это здорово получается, Мэдлин, очень здорово! Не вздумай повторить! – предупредил он. Мэдлин вскинула голову, глаза мрачно горели на бледном лице. – Не устраивай сцен, иначе будет хуже.
– Отомстишь, Доминик? – воскликнула Мэдлин. – Вот что ты задумал: хочешь мне отомстить, поэтому решил подарить мне один танец, танец примирения, и гордо уйти, и все точно будут знать, зачем ты танцевал со мной!
– Это твои проблемы, Мэдлин, – безжалостно отрезал Доминик. – Ты могла бы не приходить на вечер и избавить нас от лишних неприятностей. Но ты пришла, и теперь у тебя есть выбор – достойно прекратить наши отношения либо сделать то, чего от тебя ждут, и доказать всем, что ты сумасшедшая, глупая девчонка!
– О, конечно, давай не будем разочаровывать зрителей, – внятно произнесла Мэдлин, глядя ему в глаза. – Чего бы тебе хотелось, Доминик? Чтобы я выбежала из комнаты в слезах? Или тебе доставит большее удовольствие, если я упаду к твоим ногам и буду смиренно молить о прощении? – Сильным рывком Мэдлин выскользнула из его объятий, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты предпочитаешь второе, не правда ли?
С усмешкой, исказившей совершенную форму ее губ, Мэдлин опустилась к его ногам в глубоком поклоне. Тонкий шелк облаком лег на пол, темноволосая голова поникла в немом раскаянии.
Это был эффектный и очень жестокий поступок. Зал замер. А Мэдлин вдруг почувствовала, что вот-вот улыбнется.
Доминик мог бы засмеяться. Мог бы с юмором отнестись к выходке Мэдлин Гил– берн, которая рабски склонилась перед ним. Мог бы снова отшлепать или оттаскать за волосы. Он ведь предупреждал ее! Но Доминик ничего этого не сделал. Только тихо сказал:
– Когда же ты повзрослеешь, Мэдлин? – Он повернулся и ушел.
Наблюдавшие эту сцену со стороны решили, что Доминик отомстил ей за тот вечер, поскольку драматический жест Мэдлин, ее мольба о прощении, не нашел отклика – ее не простили. И так ей и надо. Выходка вполне в ее духе. На самом-то деле – и Доминик это понял – она издевалась над ним. Ему ничего не оставалось, как уйти, чтобы снова не выглядеть дураком.
Мэдлин, напротив, не двинулась с места. Жизнь капля по капле покидала ее вместе с отчаянной дерзостью. Снова и снова мысленно повторяла она жестокие слова Доминика, добавляя их к прежним обидам. Когда отец осторожно поднял ее и вывел из зала, прежняя Мэдлин уже умерла, а новая пребывала в безысходном отчаянии. Она пришла в себя только через полгода, уже в Бостоне. И потребовалось еще несколько лет, чтобы Мэдлин вновь вернулась к жизни.
Все чаще и чаще клялась она себе, что теперь уж не даст повода в чем-нибудь ее упрекнуть.
* * *
В воскресенье утром Мэдлин с Перри ездили верхом, галопом скакали по зеленым полям, потом позавтракали в прибрежной гостинице и пошли к реке.Прохожие провожали их взглядами. Это была прекрасная пара: длинноногая, стройная Мэдлин – в брюках для верховой езды и коричневой твидовой куртке, волосы заплетены в косу и короной уложены вокруг головы, и высокий, гибкий Перри – тоже в костюме для верховой езды, со светло-каштановыми волосами и классически правильными чертами лица.
Они шли уже минут десять, когда Мэдлин набралась смелости и задала ему вопрос, который мучил ее всю субботу. – Перри, – начала она осторожно, – могу я попросить тебя об одолжении?
– Конечно, – согласно кивнул Перри, – все что угодно.
Именно так. Мэдлин грустно улыбнулась про себя: его содействие потребуется позже.
– Если я скажу родителям, что в среду буду обедать с тобой в Лондоне, ты не выдашь меня?
Перри остановился.
– Почему тебе надо что-то скрывать? – спросил он.
Мэдлин облизнула пересохшие губы.
– Мне надо кое с кем встретиться, – объяснила она. – Родители будут недовольны, если узнают, с кем я встречалась.
– С кем же?
Логичный вопрос, признала Мэдлин со вздохом. О Боже!
– С Домиником, – сказала она и съежилась, когда Перри сердито повернулся к ней.
– Ты что, все забыла? – воскликнул он. – Доминик публично оскорбил тебя, а ты спокойно сообщаешь, что собираешься обедать с ним!
Нельзя сказать, что я спокойно согласилась, подумала Мэдлин, а вслух сказала:
– Я первая оскорбила его, Перри. Мы живем в очень тесном, замкнутом мирке, и, пока эта глупая ссора между нашими семьями продолжается, никто не сможет забыть взаимных оскорблений. А это задевает людей, которые не заслуживают, чтобы их обижали. Я собираюсь встретиться с Домиником, потому что только мы можем прекратить ссору.
– Каким образом? – насмешливо спросил Перри. – Снова начнете встречаться? Сделаете вид, что ничего не было?
– Да, – твердо ответила Мэдлин, – да, если потребуется!
– Но это глупо! – воскликнул Перри. – Ведь прошлое никуда не денется! А ты. четыре года приходила в себя от обиды. Он причинил тебе боль! Ради Бога, будь благоразумной! Держись подальше от него. Подумай о себе. А другие пусть сами решают свои проблемы!
– Я не собираюсь его прощать, пойми! – оправдывалась Мэдлин. – Только пообедаю с ним, и мы обсудим семейный вопрос.
– Откуда ты знаешь, как все получится? – возразил Перри. – Раньше он помыкал тобой. Ты уверена, что он утратил власть над тобой?
Слова Перри больно задели ее, особенно потому, что во многом он был прав. И она не удержалась от колкости:
– Не смейся, горох, ты не лучше бобов. Перри покраснел.
– Ну вот и договорились. Спасибо. Но это не ответ на мой вопрос. Ты не видела его четыре года. Откуда ты знаешь, как ты будешь себя чувствовать с ним?
Перри пристально посмотрел на нее, и Мэдлин опустила голову. – Ага, – понял он. – Ты уже встречалась с ним.
Она не отвечала. Зачем? Перри прочел ответ в ее глазах.
– Когда? Где? – требовательно спросил он.
– Как-то вечером, – ответила Мэдлин. – Я поехала верхом, и мы случайно встретились.
Она не решилась уточнить, что это был за вечер.
– И что произошло?
– О, не волнуйся, Перри. – Мэдлин развеселило беспокойство в его глазах. – Мы начали с того, на чем остановились четыре года назад, – наговорили друг другу много обидных слов. – Вспомнив эту встречу, Мэдлин недобро усмехнулась. Даже поцелуй Доминика был оскорблением, жестоким и мучительным.
– Ты думаешь, новое свидание будет другим?
– Отношения между нашими семьями кое– что значат для нас. Поэтому мы попытаемся забыть о ссоре, найти выход, – ответила Мэдлин.
– Вот как? – Перри насмешливо поднял брови.
Мэдлин нетерпеливо вздохнула и снова зашагала по берегу. Она не могла стоять на месте. Жаль, что Перри не понимает ее. Перри догнал ее и снова пошел рядом. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Река быстро несла холодные воды. Неожиданно Перри сказал:
– Хотел бы я встретиться с ним здесь. С удовольствием сбросил бы подонка в воду.
Мэдлин улыбнулась, взяла его под руку и крепко стиснула ладонь.
– Ты не знаешь, сколько раз мне так хотелось поступить с Кристиной, – призналась она. Ведь Кристина продолжала издеваться над Перри даже после того, как он окончательно расторг помолвку. На многолюдных вечерах, куда приглашали обоих, Кристина появлялась каждый раз с новым мужчиной. – Правда, мне очень хотелось столкнуть ее в бассейн, – пояснила Мэдлин.
Перри грустно улыбнулся.
– Какие же мы с тобой идиоты!
– О да, – согласилась Мэдлин. – Так ты не выдашь меня в среду?
Перри остановился и повернул Мэдлин к себе.
– Обещай, что будешь очень осторожна, – потребовал Перри.
Мэдлин кивнула.
– Обещаю вести себя как дочь своей матери, – поклялась она.
Перри громко рассмеялся: Ди была самой спокойной и безмятежной дамой бостонского общества.
– Более надежного обещания ты не могла дать, – согласился Перри.
Да, подумала Мэдлин. Она очень надеялась, что у нее хватит сил сдержать обещание.
– Будешь обедать с Перри, дорогая? – спросила Луиза с улыбкой, от которой Мэдлин захотелось заскрежетать зубами. – Прекрасно. Он очень милый молодой человек. Твоему отцу Перри тоже нравится. С ним приятно иметь дело.
– Я, пожалуй, переоденусь в лондонской квартире, – сказала Мэдлин.
– Да, конечно, – согласилась Луиза, продолжая улыбаться. Видя, что Мэдлин поспешила переменить тему, Луиза поняла, что она не будет откровенна с ней и не скажет, как далеко зашли их отношения с Перри. – Если обед кончится поздно, тебе лучше остаться в Лондоне. Сообщить Краудерсам, что ты приедешь?
– О, будь добра, – поблагодарила Мэдлин. На самом же деле ее раздражали попытки Луизы помочь так называемым отношениям с Перри.
Тени прошлого, со злостью подумала Мэдлин, холодные мурашки пробежали по спине.
Нина предвкушала веселую прогулку по магазинам, которая на деле превратилась в сентиментальное путешествие в мир грез. Мэдлин никак не удавалось отвлечь ее внимание от каких-то детских игрушек.
– Может быть, ты что-то скрываешь от нас? – поддразнила Мэдлин сестру, когда, наконец, уговорила ее выпить кофе в маленьком кафе. – Может быть, уже слышен стук маленьких ножек?
– Мэдди. – Нина пришла в ужас. Она вспыхнула от возмущения. – Чарлз не… никогда… не мог бы…
– Ну хорошо, – успокоила ее Мэдлин. – Я пошутила. Но обычно невесты мало интересуются детскими кроватками и плюшевыми мишками.
– Чарлз… – У Нины задрожали губы, и Мэдлин стало стыдно за свою шутку. – Чарлз хочет, чтобы день нашей свадьбы был исключительным днем. Чтобы я вошла в церковь в белом подвенечном платье, и никакое лицемерие не должно испортить этот день. Мой день, Мэдди, – мечтательно вздохнула Нина.
Мэдлин вспомнился другой день и другой мужчина, который сказал ей те же самые слова. Тогда она, конечно, посмеялась над этим сентиментальным предрассудком. А теперь? Мэдлин задумалась. Наверное, посмеялась бы, решила она. Если мужчина и женщина любят друг друга и собираются пожениться, почему нужно держаться стародавних обычаев, которые предписывают невесте быть в белом платье, знаменующем ее непорочность? Сама она, во всяком случае, собиралась венчаться в розовом – ярко-розовом, – независимо от того, сохранит ли она девственность. Какая польза от благородства Доминика? Никто из присутствующих на свадьбе не станет меньше уважать его, если его невеста будет в розовом! С другой стороны, размышляла Мэдлин, когда придется заказывать подвенечное платье, родители жениха и невесты, вероятно, сделают все, чтобы она изменила свое мнение и надела белое платье. Они ведь сделали все, чтобы направить отношения между ними в нужную им сторону.
Мэдлин призналась себе, что в бурном романе с Домиником именно этот вопрос занимал ее больше всего. Она не была уверена, что он не находится под чьим-то влиянием. Он не хотел идти до конца, и это только подтверждало ее догадки. Может быть, он собирался жениться на ней только потому, что всем это казалось разумным, – и потому, что она забавляла его. Но потом ему это надоело. В конце концов она перестала забавлять Доминика.