Выбор очевиден. Мы можем довольствоваться исполнением чужих слов под чужие ритм и мелодию, либо попытаться освободиться от однообразия уже спетых песен — копировать или творить.
В караоке-клубе живут не только отдельные люди. В мире полно караоке-компаний. В бизнесе даже существует свое название этому безумству имитации: бенчмаркинг и лучшие методы — как будто красивое название что-то меняет. Давайте признаем это. Неважно, что говорят ученые мужи, бенчмаркинг никогда не приведет на вершину, а только выведет в середняки.
Будь то отдельные люди, организации и страны, мы можем слепо копировать других и делаем это. Архитекторы-минималисты все как один изучают Миса ван дер Ройе. General Моtors следит за Тоуota. Европа и Азия смотрят на Америку. Умение быть кем или чем угодно доступно многим из нас. Проблема в том, что слишком многие пытаются всего лишь стать кем-то другим, а не собой. Изобретатели не занимаются копированием. Им известно, что нет смысла пытаться стать мини-GЕ.
Люди, компании и нации могут продолжать снижать неопределенность и становиться еще одной версией оригинала, либо могут рискнуть и создать будущую классику. Просим особо заметить, что, по словам Германа Мелнилла, «лучше пострадать от оригинальности, чем преуспеть в имитации». Вспомним, что даже оригиналы не всегда являются «настоящей МакКой»[«RealMcCoy» с Ким Бессинджер], даже Фрэнк Синатра. Его великое возвращение есть всего лишь караоке-копия концепции, которую Элвис, или, точнее, его выжившие родственники, запустили несколько лет назад.
Некоторым достаточно копии. Одна женщина рассказала нам о недавней поездке в Лас-Вегас. Празднуя сороковую годовщину свадьбы, они с мужем играли на деньги и наслаждались эрзац-великолепием духовного храма караоке-капитализма. Они катались на гондоле с фальшивым венецианским гондольером по фальшивой Венеции. Женщине понравилось. Она, разумеется, была в Венеции, но ее версия в Лас-Вегасе — Лас-Венеция? — оказалась гораздо лучше. Вода чище. Нет неприятных запахов. Гондольеры говорят по-английски. Фальшивка оказалась предпочтительнее реальности. Голландский архитектор и мыслитель Рем Кулхаас называет это противоречием мира подконтрольной природы и джунглей. Подконтрольная природа безопасна, надежна и удобна. Джунгли достаются тем, кто не располагает твердой валютой наших караоке-времен.
Можно говорить, что рынок всегда прав. Если людям нужны фальшивки, пусть будут фальшивки. Мы призываем к отличию. На короткий срок имитаторы могут победить истинных инноваторов, но в долгосрочной перспективе творцы обходят подражателей. Это верно и для стран, и для компаний, и для отдельных людей. В действительности, в мире формальных версий настоящая оригинальность стоит больше чем обычно. Как сказал поэт Роберт Фрост: «Кратчайший путь наружу — насквозь».
Это призыв к оружию. Чтобы преуспеть в жизни и бизнесе, необходимо осмелиться быть отличными от других. Деньги и способности дают пропуск в клуб. Затем надо определиться: довольствоваться фонограммой или самовыражаться. В мире караоке-капитализма успех не в том, чтобы пролезть в массовку. Следование правилам есть имитация жизни. Только воображение и неподдельность дает право на первые роли. И будущее, как всегда, принадлежит тем, кто на переднем крае. Пришло время возлюбить себя и свои права. Кто знает, возможно, мир воздаст вам за это. Или, как поет Маршалл Матерс, он же Эминем: «Пусть настоящий Слим Шей ди встанет, пусть встанет!»[«Will the real Slim Shady please stand up, please stand up !»]
ОСВОБОЖДЕННЫЕ РОБОТАМИ
Технологии открывают возможности для более долгой и счастливой жизни. Они позволяют нам быть самими собой — при наличии компетенции или денег. Не следует принимать демократизацию информации за демократизацию власти. Информация имеет значение, только если вы в состоянии понять ее. Власть переходит из рук тех, кто контролирует информацию, к тем, кто контролирует знание.
Посмотрим на вещи более широко. Каким образом мы пришли к миру индивидуализации?
Изменения происходили и происходят под действием трех сил: технологии, институтов и ценностей — инструментов, правил и норм. Так или иначе, либо мы управляем этими силами, либо они управляют нами.
Технологическое развитие можно рассматривать как отход от исходных условий, дарованных нам — на ваш вкус — Богом или эволюцией. Сегодня большинство людей в (пост)индустриальном мире живут своей жизнью, невзирая на ветер, солнце, дождь, температуру воздуха и прочее. Способности победили климат.
Инженерия помогает управлять окружающей средой. Теперь за все отвечает просто человек, а не Человек с большой буквы.
Технический прогресс не остановить. Одна яркая идея неминуемо влечет за собой другую. Технологии толкают нас вверх по пирамиде потребностей Маслоу. Они не спрашивают разрешения. Как и рыночный капитализм, технологии не говорят: «Пожалуйста». Они движутся все дальше и дальше. За информационными технологиями следуют био— и нанотехнологии. Мы играем в атомарное Lego. Чем дальше, тем больше.
Технический прогресс обычно описывается в механических терминах. Может показаться, что роботы одерживают верх — вспомним шахматный компьютер IВМ, победивший Гарри Каспарова. Но это не так. Технический прогресс без устали подвигает нас навстречу лучшему пониманию себя как людей, как уникальных личностей. Парадоксально и чудесно технологии приводят к индивидуализации.
12 октября 1492 года Колумб открыл Америку. Спустя чуть более 500 лет были раскрыты секреты генома человека. У нас есть новая карта, и мы отправляемся в путешествие в поисках самих себя. «Наши тела, точнее тела наших детей, которые всегда казались нам большей или меньшей данностью, скоро можно будет лепить, как из глины. И не только их тела, но и умы. Мы беремся за составление каталога генов, ответственных за интеллект, и начинаем понимать, как ими манипулировать», пишет Билл МакКиббен в книге «Достаточно: генная инженерия и конец природы человека». «В то время как цифровая революция изменила характер наших действий, генетическая революция меняет нас самих», считает футуролог Патрик Диксон.
По мнению экспертов, существует большая вероятность того, что начало ХХI века будет расписано не в нулях и единицах компьютерного языка, а при помощи АТСG, четырех букв, определяющих нашу ДНК (где А означает аденин, Т — тиамин, С — цитозин, а G — гуанин). Генетический код состоит из З млрд букв, повторяющихся дважды в каждой из 50 трлн клеток. Бумажная копия генома, содержащегося в каждой из наших клеток, могла бы равняться 248 телефонным справочникам Манхэттена.
Различие между генетическими кодами двух разных людей составляет менее 0,0003%, во что трудно поверить, сравнивая Арнольда Шварценеггера с британским комиком Роуэном Аткинсо ном. В мире, где доминируют индивидуальность и рыночные силы, подобные различия усиливаются. Пусть по разным сведениям IQ составляет всего одну десятую того, чем определяется успех людей, он по-прежнему в основе отличий.
Гены таюке определяют индивидуальную предрасположенность к продолжительности и качеству жизни. Что вызовет естественную смерть и когда? Генетические различия влияют на все: от подверженности заболеваниям и сопротивляемости инфекциям до реакции на лекарства. Герой Аль Пачино в фильме «Адвокат дьявола» в виде Сатаны заявляет, что Бог является самым главным шутником. То же можно сказать о генах, хотя их шутки порой отвратительны.
Невероятно снизилась стоимость расшифровки одного гена. Научные открытия вкупе с финансовой подпиткой мгновенно нашли отражение в количестве заявок на патенты в сфере генетики. В 1990-е ежегодный рост превышал 2000%.
Технологии идут все дальше. Уже сегодня можно заменить дефектную ДНК до рождения ребенка. Медики считают оплодотворение в пробирке более надежным, хотя и не столь приятным, методом зачатия, чем секс, конечно, это зависит от того, с кем вы спите. Моделирование спермы — реальность. Появился и действует банк спермы Нобелевских лауреатов. Есть что-то странное в мире, в котором люди сперва принимают награду из рук короля, а затем отправляются в клинику, чтобы использовать свою собственную руку в совершенно иных целях. Искусственные матки — дело нескольких лет. Скоро мы будем заказывать и получать детей, словно обед в кафе.
Что, если завтра вьаяснится, что вам суждено прожить 100 лет вместо 75. Как бы вы изменили свою жизнь?
Новые инструменты вызывают новые вопросы. Что, если завтра выяснится, что вам суждено прожить 100 лет вместо 75. Как бы вы изменили свою жизнь? И стали бы вы ее менять? Что, если дополнительные 25 лет обойдутся вам в $100 тыс.? Что это означает для страховых компаний? Или вспомним хотя бы о корпоративных и государственных пенсионных фондах, которые уже сейчас находятся под давлением!
Поздаее выяснится, что ваш ребенок будет страдать от АDD* — синдрома дефицита внимания. За некоторую сумму дефектная ДНК может быть заменена и пока врачи этим занимаются они также смогут защитить его (они уже знают что это он, а не она) от облысения, которое иначе было бы ему суждено в 27 лет. Исправить и то, и другое? А кто будет платить? То, что сегодня научная фантастика — завтра станет реальностью.
«Конечная мечта биологов — иметь последовательность ДНК, программный код жизни, и быть способными редактировать ее, словно документа текстовом редакторе» — говорит СЕО Аdvanced Cell Technology Майкл Уэст. Рано или поздно отредактированные посредством операций «вырезать» и «вставить» люди станут разгуливать по улицам нашего отредактированного мира—личности-через дефис в обществе-через-дефис. Что все еще не дает мечте (или кошмар стать реальностью, это то, что большинство человеческих качеств и заболеваний зависят от исключительно сложного взаимодействии множества различных генов.
На макроуровне также существуют нерешенные вопросы. Должен ли научный прогресс быть привилегией немногих — избранных и генетически модифицированных — тогда как другие останутся покинутыми в нетронутом виде? Споры вокруг крупных фармацевтических компаний, не производящих лекарств против спида для тех стран, которые а них больше всего нуждаются, — пустяк в сравнении с тем, что грядет.
Споры будут становиться все сильней. Этика науки и технологии — один кз главных вопросов полемики нашего времени. В ХIХ веке дискуссии велись по поводу человеческих аспектов индустриализации. В ХХ веке внимание сосредоточилось на распределении благ, созданных массовым производством. В ХХI столетии на первый план выходит вопрос о природе бытия. «Коль скоро устройство общества становится все более сложным, возможно, оно должно отбирать людей, наиболее способных к тому, чтобы справиться с его сложными проблемами» — размышляет Даниель Кошланд, экс-редактор журнала Science (а за ним уже маячит тень доктора Стрейнджлава[Безумный ученый-ядерщик, чье имя является названием фильма Стэнли Кубрика].)
Хватит обвинять технологии. Технологии не принимают решений. Это прерогатива людей. Технологии не разъединяют людей. Люди разъединяют друг друга. Технологии играют на стороне человечества. Более уместный вопрос, играет ли на стороне человечества сам человек?
Споры о будущем не в состоянии затмить реальность того, что главное влияние технического прогресса в постиндустриальном мире прослеживается в сфере информации и коммуникационных технологий.
За последние три десятилетия стоимость вычислительных воз можностей упала даже не на 99, а на 99,999% В компании Singapore Airlines, средний клиент которой про водит в самолете пол-суток, вычислительные возможности системы развлечения пассажиров выше, чем в кабине пилотов. Мир живет он-лайн, повиснув на выходе мобильного телефона или компьютера.
Информационное общество более не является исключительно американским феноменом. Миллионы людей во всем мире присоединяiотся к племени digeratii.[От digital (цифровой) и lliterati (грамотный, образовавньтй)] В 2001 году Европа обошла США по числу пользователей Сети. Интернетом пользуются более 50 млн. китайцев. Свыше одной трети всех пекинцев в возрасте от 18 до 29 лет заявили, что пользовались Сетью. Для многих молодых китайцев рок-звезда Мэрилин Мэнсон является идолом не в меньшей степени, чем председатель Мао.
Число международных звонков за один день 2001 года равнялось числу всех звонков, сделанных за 1981 год.
В 2003 году доступом в Сетъ раслолагали более 600 млн. человек.
В 2003 году число пользователей мобильной связи составляло 1,2 млрд. По оценкам NоКiа, в 2008 году их будет более 2 млрд.
Сеть предоставляет им доступ к новому миру и новым взглядам.
Потребление неизбежно соседствует со злоупотреблением. Несколько лет назад было много разговоров о том, как IТ в целом, и Интернет в частности, могут быть использованы для обучения и интеграции людей в странах Третьего мира. Сегодня Сеть заполонили порнография, музыка и игры. Великие надежды на изменение и улучшение мира оказались погребены в потоке спама и лживых обещаний касательно увеличения гениталий. Когда пишется эта книга, наиболее востребованными персонами при поиске в сети являются Осама бен Ладен и Памела Андерсон!
Возможно, Интернет и не изменяет так, как мечталось ранее, но он, и IТ в целом, оказывают влияние на личную жизнь и общественные институты весьма любопытным образом. Не так давно Тhe Economist заметил, что если когда-то немецкий фондовый рынок затихал в дни еврейских праздников, то теперь объем торгов снижается в дни студенческих каникул, а в Японии радиоэфир оказывается забитым около 10 часов вечера, когда подростки посылают друг другу сообщения с пожеланиями спокойной ночи.
IТ оказывают персонифицированное влияние. Это индивидуальные технологии. В конце концов, они живут в наших домах. Сеть — это среда для караоке. Она дает нам свободу знать, идти, делать и быть. В интернет-мире мы можем быть мальчиками и девочками, европейцами или африканцами, молодыми или старыми. Все в нашей власти.
Интернет индивидуализирует. Около 18% участников чатов в США являются трансвеститами. В том смысле, что в сети они появляются, имея другой пол, нежели в обычной жизни. На самом деле Джон — лысеющий мужчина средних лет со Среднего Запада со все увеличивающейся талией. Но он-лайн он предстает как Лора, 19 лет, недавно перенесшал серьезную пластическую операцию. Выходя в город на кружку пива с друзьями, Джон продолжает быть мистером Обычным человеком, но с мышкой в руке он преображается. К нему по-другому относятся. Он начинает чувствовать себя лучше. Им интересуются, его уважают, им восхищаются, он вызывает эмоции.
Звучит банально, но мы являемся свидетелями того, как большое число людей ставят под сомнение один из краеугольных камней западного общества — концепцию «самости». Наше «я» — не игрушка.Предполагается, что оно стабильно. Это вечная данность и не более. Но, опять же, технологии дают возможность экспериментировать с собственными персонами.
Александр Бард и Ян Зодерквист, авторы «Глобальной империи»[Alexander Bard & Jan Sodergvist, The Global Empite], имеют смелость утверждать, что традиционная концепция индивидуальности, человека цельного, будет со временем заменена более аттенционалистским ди человеком делимым. Это будет персонаж, получающий удовольствие от существования во множестве разных личностей.
Дивидуал может быть активным и ценным членом многих племенных сетей — геев и гетеросексуалов, пассивных и активных, фанатов Нагlеу-Davidson и Рiаggio — одновременно. В конечном счете, утверждают авторы, такой ход событий будет означать конец традиционной психотерапии. Вчера мы жаждали избавиться от шизофрении. Завтра мы будем искать совета, как стать многоликими. Мы следуем от единого ко множественному, возможно, чересчур множественному. Итогом индивидуализма может стать приобретение способности быть более чем одной личностью.
Технологии также приводят к более приземленным — но не менее глубоким — изменениям. Благодаря Интернету и другим СМИ все больше людей во все большем числе мест получают доступ ко все большему количеству информации о все больших вещах.
Как же ведут себя люди, имеющие доступ к важной информации? Возьмем детей. Что делают дети, имеющие доступ к важной информации? Все просто. Они начинают выражать сомнение. Они говорят:
«Мама сказала, что ты можешь это сделать. А бабушка сказала, что когда ты был маленький, тебе никогда не разрешали это делать».
Повзрослев, люди ведут себя точно так же. Не важно, кто — простые граждане, капиталисты, покупатели или коллеги по работе. Вооружите людей информацией, и они все подвергнут сомнению. Вот почему диктаторские режимы стремятся контролировать источники информации. Вспомним, как Гитлер и Геббельс контролировали немецкое радио. Диктаторы корпоративных бюрократий используют схожие методы, когда направляют указания и информацию по принципу «это все, что вам нужно знать». Однонаправленные технологии позволяли управлять несведущими. С появлением интерактивных открытых систем положение дел меняется. Ныне технологии работают против автократов.
У одного из авторов есть младший брат, врач. У него масса проблем. Все большее число его пациентов заявляют, что они сами в точности знают, чем они больны и какими лекарствами можно их излечить. Перед визитом к врачу пациенты заходят в Интернет. Через два часа, проведенных за компьютером, они располагают всей возможной информацией, но ограниченным знанием.
Люди, имеющие доступ к важной информации, бросают вызов тем, чья власть исторически основывалась на информационной монополии. Гигантские сети общения делают мир и его лидеров более прозрачными. И коль скоро информационное преимущество является необходимым условием законности, власти начинают испытытывать трудности, связанные с исчезновением такого преимущества. Король-то голый.
После двух часов за компьютером пациенты располагают всей возможной информацией, ограниченным знанием.
В нудистском караоке-баре никому не избежать тщательного исследования — вспомним хотя бы развод экс-СЕО Gеnегаl Еlectric Джека Уэлча, во время которого всплыли все его секретные заработки; или сомнительный переход Марты Стюарт от декорирования интерьеров к торговле инсайдерской информацией; или оправдания Тони Блэра в суде за действия в отношении Ирака.
Проспект Прозрачности — улица с двухсторонним движением. Не только знаменитости, но и все мы становимся прозрачнее. В киберпространстве можно нагишом ходить за покупками, напевая национальный гимн, но все же это может быть опасным — отовариваться голым. В Сети мы можем сохранять анонимность, с точки зрения фактов биографии, в том, что касается имени, пола и возраста, но сохранить анонимность в покупательском поведении невозможно. За нами постоянно кто-нибудь наблюдает. Прозрачность — палка о двух концах. Представим себе продавца местного Wal-Mart, или H&M, или Carrefour, который знает о своих покупателях столько же, сколько знают American Exspress, Visa или MasterCard. Приятно или кошмарно? То, что раньше было делом частным, теперь становится все более публичным. Попробуйте заказать что-либо через Интернет, при этом слегка изменив свое имя на Джоан или Келли — и увидите, сколько писем, адресованных вашему второму «я», обычных и электронных, вы получите.
Еще более пугающим, по крайней мере для тех, кто не обязательно пытается делать покупки голышом в Интернете, является тот факт, что определившись со своими покупателями, компании могут поделить их на категории А, Б, В и т. д. Будут ли они обслуживать невыгодных клиентов? Вряд ли. Поэтому покуда для одних цифровые технологии открывают горизонты для создания множества других ндивидуальностей, возможность разделения людей с более или менее хирургической точностью на нишевые сегменты приведет такжее к усилению разделения на тех, у кого есть деньги и компетенции, и на тех, у кого их нет. Деньги и способности всегда в цене. Информационные технологии дают простор для создания альтернативных личностей, но таюке закрепляют и существующие.
Повышение прозрачности и быстрый рост инфраструктуры для передачи информации можно легко принять за ее окончательную демократизацию — при том что предварительно обработанная информация, в виде доступа к базам данных и агентствам новостей, часто весьма дорого стоит. Но расширение доступа к информации не следует воспринимать как демократизацию знаний. И уж тем более не стоит путать его с демократизацией власти. В реальности, чем более широко распространена информация, тем более важным фактором становится знание. Это справедливо, даже если не принимать в расчет то, что более знающие люди имеют лучший доступ к информации через Интернет и прочие источники. Когда это происходит, меняется центр власти.
Компетенция является ключом, позволяющим взломать код к пониманию информации. Без знания она не имеет смысла. А без него информация не дает никакой власти. Если во все более меритократическом обществе способность к расшифровыванию информации сосредоточится в руках немногих избранных, власть тоже окажется в их руках.
Вспомним пример с шифровальной машиной Еnigma, которая помогла союзникам читать немецкие радиограммы во время II мировой войны. Без такой машины содержавшаяся в радиограммах информация не имела ни малейшего смысла. С практической точки зрения разница между неспособностью перехватить сообщение и неспособностью расшифровать его минимальна. Сходным образом, если у вас есть Еnigma но вы не в состоянии перехватить сообщение, то толку от нее немного, и стоить она будет ровно столько, как если бы продать ее на запчасти.
Сегодня все — или почти все — потенциально имеют доступ к какой угодно информации. Вопрос лишь в нашей способности сделать с ней что-либо. В эпоху вседоступности знание становится важнейшим рычагом. Вчера люди с монопольным доступом к информации держали «обычных» людей на коротком поводке. Сегодня рост распространения информации дает возможности тем, кто способен понимать ее значение, объединиться с обладателями финансовых ресурсов и таким образом сформировать новую элиту. Власть переходит из рук тех, кто контролировал информацию, к тем, кто контролирует знание. Остальные будут отставать.
Отстающих уже предостаточно. Ведь для большинства людей перспективы цифровой экономики не являются даже далекой мечтой. Лишь 6% населения Земли когда-либо заходили в Интернет. В Бразилии лишь каждый десятый имеет доступ к стационарному телефону.
На Манхэттене больше телефонных линий, чем в Африке южнее Сахары. Для многих перспектива цифрового неравенства более реальна, чем все цифровые мечты, о которых мы тут рассуждали. Если мы действительно хотим избавиться от такого неравенства, то должны понять, что доступ — это еще не все. Для приобретения необходимых знаний люди нуждаются в образовании и непрерывно последующем обучении.
ИЗМЕНЯЯ ПРАВИЛА
Институты прошлого подвергаются перестройке. Мы живем и работаем в обществе всеобщего благоденствия, которое выглядит так, словно его спроектировали в IКЕА. Увеличение возможностей сопровождается ростом числа обязательств. Фрагментация и исчезновение социального капитала вынуждают становиться индивидуальными институциональными изобретателями. От тех, кто принимал правила игры, власть переходит к тем, кто их устанавливает и нарушает.
Он услышал это еще до того как почувствовал. Точно звук отцовского ружья, из которого они когда-то стреляли перепелов. Когда он взглянул вниз, трещина стала шире. Почва стала уходить из-под ног. Он рванулся сквозь снег, чтобы бросить прощальный взгляд на мир сверху. Затем все рухнуло.
Холод был невыносим. Когда он достиг дна, камень чуть не сломал ему череп. Рыбак почувствовал кровь на губах. Пытаясь добраться до места, куда еще пробивался свет, он одной ногой запутался в сети. Чем сильнее он барахтался, тем сильнее увязал. Думать некогда. Человек отважно цеплялся за жизнь. Через какое-то время ледяная вода вдруг стала казаться ему теплой. Сознание начало покидать его.
Он видел теперь все так отчетливо: лето с семьей, громкий смех матери, двое сыновей играют на берегу — за несколько мгновений вся жизнь пронеслась перед его внутренним взором. Затем он внезапно почувствовал свободу. Он снова видел свет. Будущее, такое яркое.
Через два дня его нашли. Чтобы освободить его изо льда, пришлось использовать топор и пилу. Тело промерзло насквозь. Лицо было синим, почти пурпурным. Одну руку пришлось отпилить, чтобы втиснуть тело в гроб. Рыбак оставил жену и семерых маленьких детей. Ему было 37.
Что им делать теперь? Кто поможет? Где они будут жить? Вопросы без ответа. За ответом они обратились к Богу и нашли гiрибежище в церкви.
Через несколько лет один из сыновей уехал на запад. Он покинул церковь и общину. Женился на местной девушке. У них появилось двое сыновей. Рыбная ловля перестала быть достаточным источником дохода для семьи. Они попросили убежища в государстве всеобщего благосостояния — новом храме современности. Он получил работу на стройке. Там они строили новый мир. Жизнь была прекрасна. Государство защищало и обеспечивало. Дети пошли в школу и учились хорошо. Жена тоже нашла работу. Они наслаждались гарантией занятости и ощущением защищенности. Они нашли защиту у дворца — когда-то места обитания королей и королев, а ныне резиденции демократически избранных лидеров. Семья молилась, чтобы премьер-министр не оставлял их своей заботой.