Ридпат Майкл. Все продается

Одиннадцатая глава

   Покинув Великобританию, я почувствовал облегчение. Прошлые два дня я испуганно оглядывался на каждом шагу. Оттого, что я не знал, насколько оправданы мои страхи, мне было не легче. Стоило мне оказаться на борту самолета, как с моих плеч будто свалился тяжкий груз. Почему-то я не думал, что Джо может найти меня и в Нью-Йорке. Я был рад, что Кэш и Кэти летят другим рейсом. У них были примерно те же планы, что и у меня. Два первых дня они собирались провести в Нью-Йорке, в главной конторе их банка. Потом они полетят в Финикс на конференцию, после которой вместе со своими клиентами отправятся смотреть «Таити». Особенно мне не хотелось видеть Кэша. Достаточно и того, что он, как я был почти уверен, был одним из авторов аферы с облигациями «Тремонт-капитала». Еще больше меня беспокоило, не причастен ли он к смерти Дебби. В своих поисках убийцы я не продвинулся ни на шаг. Я даже не представлял себе, что было причиной убийства.
   Разговаривать с Кэшем во время этой поездки мне будет нелегко, но я понимал, что это неизбежно. У меня к нему было много вопросов, и задавать их нужно будет очень осторожно. Кроме того, мне предстояло узнать как можно больше о Дике Вайгеле и поискать следы «Тремонт-капитала» в нью-йоркской конторе «Блумфилд Вайс». Там я должен буду провести весь первый день, Кэш уже договорился о множестве встреч, и я надеялся во время этих встреч узнать хотя бы что-нибудь. Правда, пока я не представлял, как буду это делать.
   И все же я охотно брался за решение этой неразрешимой на первый взгляд загадки. На ставке было двадцать миллионов долларов и репутация «Де Джонг энд компани». С Хамилтоном мы договорились встретиться в Нью-Йорке, где он остановится на обратном пути с нидерландских Антильских островов. Я должен сделать так, чтобы мне было что рассказать ему.
   Как обычно, первые часы в Нью-Йорке были сущим кошмаром. Когда я вышел из здания аэровокзала, было половина восьмого по местному времени, но мои биологические часы подсказывали, что только что миновала полночь. Не самое лучшее время для борьбы со стрессом, без которого не обходится нью-йоркское гостеприимство.
   Не успел я сделать и двух шагов, как ко мне привязался шофер, предложивший довезти до города в лимузине его босса за сто долларов. Я предпочел обычное желтое такси. Водитель, которого, судя по укрепленной на приборной доске табличке, звали Диран Грегорян, похоже, вообще не говорил по-английски. Он даже не знал, где находится отель «Уэстбери», но тем не менее включил двигатель и на полной скорости ринулся к городу.
   К счастью, его безудержному полету помешали автомобильные пробки на Лонг-Айленде. Мы проехали по мосту Триборо, и с левой стороны передо мной открылась панорама огромного города. Я пытался сориентироваться по возможно большему числу известных мне зданий. Самым заметным из них был «Эмпайр стейт билдинг», который без фигуры взбирающегося по нему Кинг Конга казался несколько незавершенным. Прямо передо мной высился более элегантный небоскреб корпорации «Крайслер»; шпиль этого небоскреба напоминал минарет, который каждое утро призывал тысячи верных адептов культа денег к своим рабочим местам. Потом я узнал здание «Ситикорп» с аккуратно срезанным правым углом, а еще дальше – прямоугольную громаду штаб-квартиры ООН, чуть не падавшую в Ист-ривер. В центре Манхэттена вокруг этих монстров сгрудились не такие большие и не такие знаменитые строения. Слева протянулась равнина низких коричневых жилых кварталов Сохо, Ист-вилидж и Бауэри, а еще дальше два гигантских здания-близнеца Всемирного торгового центра возвышались над теснившимися под ними офисами и конторами Уолл-стрита. Я почувствовал, как, несмотря на усталость, меня охватывает возбуждение. В этих знаменитых зданиях и между ними были свет, шум, автомобильные пробки и люди. Миллионы работающих и отдыхающих людей. Они влекли присоединиться к ним даже самого усталого из гостей.
   Наконец мы добрались до отеля. Я бросил свою сумку, не потрудившись даже открыть ее, упал на кровать и мгновенно заснул.
 
   Первые встречи в «Блумфилд Вайс» были назначены на десять часов, поэтому я, не торопясь, наслаждался отличным завтраком в ресторане «Уэстбери». Одно из преимуществ подобных поездок заключается в том, что здесь нет необходимости заставлять себя проглатывать черствую булочку в половине седьмого утра и можно неторопливо позавтракать. «Уэстбери» – это один из манхэттенских отелей в «английском» стиле. Мне заказали номер именно в нем, потому что тут в своих поездках в Нью-Йорк обычно останавливался Хамилтон. Обстановка в отеле была неброской, но изящной. Гобелены в фойе, мебель в стиле Регентства и пейзажи на гравюрах девятнадцатого века почти убеждали посетителя в том, что он находится в английском загородном отеле, а не в восьмиэтажной каменной коробке в центре Манхэттена.
   Наконец насытившись, я взял такси, на этот раз с водителем-гаитянцем, и поехал на Уолл-стрит. В ушах у меня звенело от громкой музыки – водитель наслаждался программой местной радиостанции, которая вела передачи на французском языке.
   Я приехал на несколько минут раньше назначенного времени, поэтому попросил высадить меня в начале улицы, решив пройти несколько кварталов до штаб-квартиры «Блумфилд Вайс» пешком. Идти по Уолл-стрит – это все равно что пробираться по дну глубокого ущелья. По обеим сторонам к небесам возносятся высоченные здания. Несмотря на безоблачное небо, гигантские коробки затеняли улицу, и в этот утренний час было еще прохладно. Примерно в середине Уолл-стрит я повернул налево, потом направо и оказался в лабиринте еще более узких улочек, где тени были еще мрачней. Наконец я подошел к пятидесятиэтажной черной башне, казавшейся почему-то более зловещей, чем соседние здания. Над входом небольшие золотые буквы провозглашали, что здесь находится «Блумфилд Вайс».
   Еще в Лондоне мне сказали, чтобы я поднялся на сорок пятый этаж и обратился к Ллойду Харбину, руководителю отдела по операциям с высокодоходными облигациями. В приемной мне пришлось ждать не больше двух минут. Харбин оказался широкоплечим крепышом среднего роста с толстой мускулистой шеей; Он пошел мне навстречу, протянул руку и загремел:
   – Привет, Пол, как ваши дела? Ллойд Харбин.
   К железному рукопожатию я был готов. Еще в школе меня научили: если ты сунешь ладонь глубоко между большим и указательным пальцами противника, то он не сможет сильно сжать твою руку. Я отработал этот прием до совершенства, так что со стороны могло показаться, будто я ничего специально не делал. Против людей типа бывших американских десантников прием действовал безотказно. Ллойд Харбин на мгновение растерялся.
   Но лишь на мгновение. Мой хозяин не собирался сдаваться какому-то британскому юнцу и тут же обрел прежнюю уверенность.
   – Вы никогда не были в уолл-стритовском операционном зале? – спросил он.
   Я покачал головой.
   – Тогда пойдемте, посмотрите наш.
   Вслед за Харбином я прошел через серые двустворчатые двери. Операционный зал «Блумфилд Вайс» был не самым большим на Уолл-стрите и тем более не самым современным, но определенно самым активным. Здесь были сотни рабочих мест. На больших электронных табло демонстрировались последние новости, курсы акций и время в различных часовых поясах. За столами сидела целая армия агентов, все в почти форменных белых рубашках от «Брукс бразерс». Изредка попадались и женщины, как правило, в узких юбках, с замысловатыми прическами и с обилием косметики на лицах. Во всех операционных залах по-прежнему работают в основном мужчины, а женщины выполняют обязанности помощников и секретарей.
   В зале стоял неумолчный гул сотен голосов – сотрудники банка делились информацией, спорили, отдавали приказы, уговаривали. У меня было такое ощущение, словно я попал в самое сердце капиталистической Америки, в то место, откуда потоки денег выталкиваются во всю кровеносную систему мира.
   – Пойдемте к моему столу, я покажу, как мы работаем, – предложил Ллойд.
   Пробираясь через джунгли поставленных где попало кресел, корзин для мусора и разбросанных бумаг, я последовал за Ллойдом через весь зал. Его рабочее место было в центре обособленной кучки столов, за которыми сидели мужчины в белых рубашках. В своем пиджаке я определенно бросался в глаза и чувствовал себя неуютно. Я сбросил пиджак, но и теперь все же отличался от сотрудников банка, потому что только на мне оказалась сорочка в полоску, но с ней я уже ничего не мог поделать.
   Ллойд показал мне на две группы сотрудников банка, занимавшихся высокодоходными облигациям, – сейлсменов и трейдеров. Задача сейлсменов заключается в том, чтобы говорил ь с клиентами и убеждать их покупать или продавать те или иные облигации. Трейдеры должны определять, по какой цене следует пускать эти облигации в оборот. Они отвечают и за управление облигациями, являющимися собственностью банка. Трейдеры покупают облигации и продают их или клиентам банка, или трейдерам других брокерских контор; сообщество трейдеров называют «стритом». Обычно намного выгоднее совершать сделки непосредственно с клиентами; к тому же только в переговорах с ними трейдеры узнают о ситуации на рынке, а без знания этой ситуации выгодную сделку не совершишь. Итак, сейлсменам нужны трейдеры, а трейдерам – сейлсмены. К сожалению, это симбиотическое сосуществование иногда тоже нарушают конфликты.
   Именно в такой момент я стал свидетелем разгоравшегося спора.
   – Послушай, Крис, ты можешь предложить больше восьмидесяти восьми. Мой клиент вынужден продавать. Его боссы приказали ему продать сегодня. Мы навязали ему эти облигации, теперь мы должны ему помочь, – дружески улыбаясь, говорил моложавый, хорошо ухоженный блондин. Типичный сейлсмен.
   Собеседником блондина был перевозбужденный коротышка, у которого едва ли не пена капала с губ.
   – Это тот прохвост, который на прошлой неделе скупил у меня «Крогеры», а потом поднял на ноги весь «стрит»?! – кричал коротышка. – Я их до сих пор еще не выкупил. Пусть теперь помучается. На этот раз наш черед заработать на нем – хотя бы ради разнообразия.
   Сейлсмен повернулся к Ллойду.
   – Сделайте что-нибудь с этим психом, – негромко сказал он.
   Ллойд подошел к ощетинившемуся трейдеру.
   – Какой курс был у этих облигаций сегодня утром? – спросил Ллойд.
   – Девяносто – девяносто два, но он падает.
   – Хорошо, мы предложим клиенту по восемьдесят девять.
   Трейдер протестующе завопил, а сейлсмен разочарованно покачал головой. Ллойд чуть заметно повысил голос:
   – Я сказал, что мы заплатим по восемьдесят девять. Успокойтесь.
   Спорщики утихли.
   Ллойд вернулся к своему столу. За несколько минут он объяснил мне, как работают его сотрудники, потом представил меня трейдерам. Их было пятеро, все взвинченные до предела, все в нетерпении. Они разговаривали любезно, но не могли уделять мне много внимания. Уже через тридцать секунд разговора они невольно начинали коситься на спои экраны или листы цен. Потом следовали еще две-три минуты скомканного разговора, во время которого все мои собеседники клялись, что они обожают иметь дело с клиентами, особенно с лондонскими. Ллойд подвел меня к другому столу.
   – Поговорите пока с Томми. Томми Мастерсон – Пол Марри из компании «Де Джонг».
   Томми Мастерсон оказался тем самым, который всего несколько минут назад участвовал в яростном споре. Странно, но теперь он казался намного спокойнее большинства своих коллег.
   – Садитесь, – сказал Томми. – Значит, вы из Лондона?
   Я кивнул.
   – Уверен, там не многие интересуются бросовыми облигациями.
   – Не многие, – согласился я. – В сущности, мы только собираемся ими заняться. Кажется, ваши трейдеры горят желанием помочь нам освоить этот рынок.
   Томми засмеялся.
   – Это уж точно. Им некогда ждать. Они используют вас в своих интересах так быстро и так основательно, что вы не успеете и глазом моргнуть.
   – И как же они это будут делать? – поинтересовался я.
   – О, очень просто. Предлагать низкие цены, если вы будете продавать, и высокие, если вы захотите купить. Пытаться сбыть вам самые ненадежные облигации, убеждая вас, что надежнее их не бывает. С крупными американскими клиентами такие фокусы не проходят. Но мелкий зарубежный клиент – готовый агнец на заклание.
   – Что ж, спасибо за предупреждение.
   Я давно знал, что на рынке бросовых облигаций нужно держать ухо востро, но до этого не понимал, в какой мере.
   – Если у вас есть хороший сейлсмен, он должен вас защищать, – сказал Томми. – Кто ваш сейлсмен?
   – Кэш Каллахан, – ответил я.
   – Боже праведный. Скользкий тип. Но я уверен, вы и без меня это знаете.
   – В Лондоне я видел его в деле, – сказал я, – но не знаю, что он представлял собой в Нью-Йорке. По слухам, он был ведущим сейлсменом вашей фирмы.
   – Был. Но ведущий сейлсмен еще не честнейший сейлсмен. Он работал, как опытный карточный шулер. Давал возможность своим клиентам провернуть несколько умеренно выгодных сделок, заработать немного денег, заставлял их довериться ему. Потом он втягивал их в очень крупные дела, которые приносили ему состояние только за счет комиссионных. Он обирал клиентов до нитки. Он умел обмануть даже самых осторожных. Обычно те даже не понимали, что их обманули, и снова приходили к Кэшу.
   Я вспомнил Хамилтона. Кэш умудрился надуть даже его.
   – Было ли в действиях Кэша что-либо противозаконное? – спросил я.
   – Насколько мне известно, нет. Неэтичное – да, но непротивозаконное.
   – Вас удивило бы, если бы Кэш оказался замешанным в нелегальных операциях?
   – Да, конечно. Для этого он слишком умен. – Томми выпрямился в кресле и улыбнулся. – Вы имеете в виду что-нибудь конкретное?
   – Нет, – ответил я. Очевидно, Томми мне не поверил, поэтому я сменил тему. – Кэш по-прежнему много работает с одним американским клиентом, ссудо-сберегательным банком из Аризоны.
   – Должно быть, это «Финикс просперити», – уточнил Томми.
   Я был очень признателен ему за такую откровенность.
   – Ах, так? Их он тоже надувает?
   – Не знаю. Не думаю. Этот банк постоянно проворачивает через Кэша свои операции. Меня даже удивляет, как такой крохотный банк умудряется столь активно работать. Он довольно агрессивен. Раньше с этим банком имел дело некто Дик Вайгель. Это он превратил небольшой провинциальный банк в крупнейшего клиента, а потом, когда Дик перешел в «Копорейт файненс», агентом «Финикс просперити» стал Кэш.
   – Я слышал о Дике Вайгеле, – сказал я. – Что он собой представляет?
   – Настоящий подонок, – выразительно ответил Томми. – Он думает, что умнее его -нет никого на свете. Послушать его, так можно подумать, что он приносит нашей фирме половину доходов. Но с Кэшем они приятели, давние друзья. Ллойду Дик тоже нравится.
   – В самом деле? Никогда бы не подумал, что Ллойд снисходительно относится к пустозвонству, – сказал я.
   – Нет, это не так, разумеется. Но он не очень умен и не всегда может сообразить, где одни пустые слова, а где дело. Впрочем, Ллойд – крепкий орешек, а иногда ведет себя просто непорядочно. В нашей фирме он обычно добивается успеха, потому что тот, кто осмелится встать на его пути, обычно плохо кончает. Талант тут не при чем, его стиль управления – держать всех в страхе. Он то и дело выгоняет кого-нибудь с работы с единственной целью – заставить оставшихся работать лучше.
   – Но не вас.
   – Нет, не меня, – улыбнулся Томми. – Он был бы рад избавиться и от меня. Ему не нравится моя политика. Слишком калифорнийская, недостаточно жесткая. Маловато энтузиазма. Но меня он выгнать не может. По непонятным причинам я – самый удачливый сейлсмен, хотя никогда не вру и не обманываю клиентов.
   Я бросил взгляд на Томми и охотно поверил ему. У меня не было сомнений, что клиентов привлекают именно доброжелательность и откровенность Томми. И к тому же мне казалось, что в отличие от Кэша он просто не способен обмануть их доверие.
   – Вам нет смысла болтать со мной весь день, – сказал Томми. – В час у вас ленч с Ллойдом, не так ли?
   – Да, кажется, так, – ответил я.
   – Хорошо. Сейчас двенадцать тридцать. Вот что я вам скажу. Сегодня аукцион десятилетних. В час дня Министерство финансов США выбрасывает на аукцион новые государственные облигации со сроком погашения десять лет на сумму девять миллиардов долларов. Вы хотите посмотреть «Блумфилд Вайс» в действии?
   Разумеется, я хотел. «Блумфилд Вайс» прославился своим умением бороться за государственные облигации. Томми провел меня в другой угол операционного зала и представил седому мужчине лет пятидесяти с лишним.
   – Фред, у тебя найдется свободная минута?
   – Для тебя, Томми, всегда, – осклабился Фред.
   – Я хочу представить тебе Пола Марри, одного из наших заокеанских клиентов. Пол, это Фред Флекер. У нас он – самый крупный специалист по государственным облигациям. Он работает на рынке с сотворения мира. Первые проданные им долгосрочные облигации погашены давным-давно, так я говорю, Фред?
   – Так, – ответил Фред. Мы пожали друг другу руки. – Садитесь, – пригласил он.
   Я отыскал небольшой стул и с трудом втиснулся между Фредом и его коллегами, которые ожесточенно хватались за телефонные трубки. В этом тесном кругу я чувствовал себя чем-то вроде еще одной мусорной корзины.
   – Вы понимаете, что сейчас происходит? – спросил Фред.
   – Нет, – ответил я. – Объясните.
   – Хорошо. Ровно в час наша фирма вместе со всеми другими инвестиционными банками Уолл-стрита вступит в аукционные торги. На торги выставляются государственные облигации со сроком погашения десять лет на сумму девять миллиардов долларов. Каждый покупатель предлагает определенную процентную ставку. Участнику торгов, предложившему самую низкую ставку, будет продан первый пакет облигаций, второй пакет получит тот, кто предложит вторую ставку и так далее.
   Мы будем участвовать в торгах от своего имени и по поручению наших клиентов. Очевидно, чем большим будет спрос на эти облигации, тем больше мы постараемся купить их для себя. Моя задача заключается в ведении переговоров с нашими главными нью-йоркскими клиентами и в передаче их требований нашему главному трейдеру государственных облигаций Джону Сондерзу. Он сидит вон там. – Фред показал на тощего мужчину футах в тридцати от нас. Сондерз сосредоточенно насупился; к его столу то и дело подходили агенты, передавали сообщения и тут же убегали.
   В этот момент ожил селектор, стоявший на столе Фреда:
   – Фред, что у вас слышно?
   – Это Джон, – пояснил мне Фред, потом повернулся к микрофону селектора: – Кажется, все идет хорошо. Только из Нью-Йорка мы получили предложений на шестьсот миллионов. Похоже, облигации всем нравятся.
   – Да, примерно то же мне говорят из Бостона и Чикаго, – проскрипел голос Джона.
   – Вы сами собираетесь покупать? – спросил Фред.
   – Во всяком случае я имею это в виду.
   Потом я внимательно следил за переговорами Фреда с клиентами. В большинстве случаев клиенты приказывали покупать облигации на аукционе. Меня поражало хладнокровие Фреда, ведь речь шла об огромных суммах. Но его негромкий размеренный голос внушал собеседникам спокойствие и уверенность.
   В 12:55, за пять минут до начала торгов, к Фреду подошел Джон и что-то шепнул ему на ухо. Фред улыбнулся, повернулся ко мне и сказал:
   – Никому ни слова о том, что вы увидите сейчас. Поняли?
   Я кивнул.
   – А что сейчас будет? – спросил я.
   – Мы сделаем исключающее предложение, – объяснил Фред. – Мы предложим почти на весь выпуск такую низкую процентную ставку, что другие дилеры вообще не станут покупать облигации. Большинство дилеров договорились о продаже десятилетних облигаций на короткий срок в надежде выкупить их в ходе аукциона. Но у них из этого ничего не получится, потому что все облигации будут в наших руках. Дилеры засуетятся, пытаясь выполнить свои обязательства по срочным сделкам, другие клиенты поймут, что их приказы не могут быть выполнены, и в результате все будут пытаться всеми правдами и неправдами купить облигации. Их курс поднимется, и «Блумфилд Вайс» получит большую прибыль. А теперь мне нужно позвонить в два места. Нам необходимо подключить к операции наших друзей.
   Первый звонок был в одну из крупнейших американских корпораций.
   – Привет, Стив, это Фред, – сказал он. – Вы передали нам приказ на сто миллионов десятилетних. Думаю, вам стоит подумать, не увеличить ли эту сумму.
   – Почему? – спросил Стив.
   – Ты же знаешь, я не могу этого сказать, – ответил Фред.
   Последовало молчание, потом Стив отозвался:
   – Хорошо, я вступаю в игру. Запиши меня на пятьсот миллионов.
   – Спасибо, – ответил Фред и положил трубку.
   Очевидно, подобные операции они проделывали не впервой.
   Потом Фред позвонил в другую крупную корпорацию, которая согласилась увеличить свою сумму до трехсот миллионов долларов.
   Я обратил внимание на то, что над столом Джона Сондерза коршуном закружил Кэш. Должно быть, он что-то пронюхал, потому что внезапно рванулся к ближайшему незанятому столу и схватил телефонную трубку. Нетрудно было догадаться, куда звонил Кэш.
   За две минуты до начала аукциона Фреду позвонили из фирмы, которая называлась «Банкер хилл мьючуал».
   – Привет, Фред, как дела?
   – У меня отлично, Питер. Но мне кажется, этот аукцион вообще не состоится. Никто из моих клиентов не проявляет ни малейшего интереса.
   – Как ты думаешь, что предпримет «Блумфилд Вайс»? – спросил тот, кого Фред назвал Питером.
   – Не знаю, разумеется, но полагаю, что мы откажемся от участия.
   Питер проворчал что-то вроде «благодарю» и положил трубку.
   – Почему вы ему так ответили? – спросил я.
   Фред усмехнулся.
   – Видите ли, перед любым аукционом он всегда обзванивает все инвестиционные банки. Он невероятно болтлив. Если бы я рассказал ему о наших намерениях, то через минуту об этом знал бы весь Уолл-стрит.
   Ровно в час в огромном операционном зале воцарилась тишина. Могло пройти минут десять, прежде чем станут известны первые результаты торгов.
   Минута проходила за минутой, потом ожил динамик селектора:
   – Итак, похоже, «Блумфилд Вайс» скупил эти облигации на все девять миллиардов. Садитесь на телефоны и сообщите своим клиентам. Давайте попугаем этих любителей нагреть руки на срочных сделках.
   Я осмотрелся. Сейлсмены названивали клиентам, и с их лиц не сходили улыбки. Не прошло и минуты, как на экранах Фреда замигали зеленые цифры – цена облигаций поползла вверх.
   В тот день «Блумфилд Вайс» и его самые крупные клиенты хорошо заработали.
 
   К ленчу в одной из столовых «Блумфилд Вайс» я опоздал на несколько минут. Столовая произвела на меня неизгладимое впечатление. Она располагалась на сорок шестом этаже, и из ее окон открывался вид на город до самого порта. Мне никогда не приходилось видеть нью-йоркский порт в таком изумительном ракурсе. Солнце освещало светло-серый океан, паромы суетливо сновали между островом Стейтен и морским вокзалом. Статуя свободы демонстративно протягивала в нашу сторону факел, не обращая внимания на пару вертолетов, надоедливо жужжавших возле ее ушей. На самом горизонте изящно искривилась дуга моста Верразано – последняя точка земли для примерно десятка кораблей, уходивших в океан.
   Ко мне подошел Ллойд.
   – В любом другом ресторане только за такой вид пришлось бы выложить лишних двести долларов, – гордо сказал он.
   С моей стороны это было непростительной глупостью, но признаюсь, что в тот момент я не догадался выразить цену изумительного вида в долларах.
   За спиной Ллойда стоял Кэш, а рядом с ним – лысеющий коротышка лет тридцати пяти в очках с толстыми стеклами.
   При виде Кэша мне стало нехорошо. Я был ужасно зол на себя за то, что поддался на его показное добродушие и лживую доброжелательность. Впрочем, я понимал, что мне придется говорить с ним, попытавшись забыть о том, какой ущерб он причинил нашей компании, и о том, что он, возможно, виновен в смерти Дебби.
   – Привет, Пол, как дела? – оглушительно загудел Кэш, протягивая руку.
   Я заколебался, но все же ответил на рукопожатие, потом собрался с силами и сказал:
   – Все отлично. Твои коллеги были очень любезны и показали Мне много интересного.
   – Хорошо, хорошо, – отозвался Кэш. – Итак, с Ллойдом ты уже знаком, но, кажется, еще не встречался с моим старым другом Диком Вайгелем.
   Лысеющий коротышка энергично потряс мне руку и одарил меня неестественной улыбкой, от которой за милю попахивало неискренностью.
   – Рад с вами познакомиться, – сказал он. – Все клиенты Кэша – мои друзья.
   – А почему мы стоим? – вмешался Ллойд. – Давайте сядем за столик. Пол, что бы вы хотели выпить? Чай со льдом?
   Я забыл, что днем уолл-стритовские инвестиционные банки становятся сообществом трезвенников. Мне было трудно привыкнуть к американскому обычаю пить за ленчем чай со льдом, но, думаю, американцам казалось не менее неуместным наше теплое пиво. Я решил, что в чужом монастыре нужно подчиняться его уставу.