Страница:
Малькольм завизжал от страха, а Джуди – от восторга. Ушастик полз вверх, но, к удивлению Малькольма, кусать его не собирался.
– Успокойся, – сказал отец. – Посмотрим, что он будет делать дальше.
– Всё это хорошо, папа, – возразил Малькольм, – но посмотри, во что превратились мои штаны! Что скажет мама?
Как раз в эту минуту в комнату вошла миссис Андерсон и действительно кое-что сказала…
Из того, что Ушастику довелось видеть за последние часы, Малькольм больше всего напоминал дерево. С перепугу он и принял мальчика за дерево. Только добравшись до плеча Малькольма, он понял, что ошибся. Но к этому времени и Малькольм сообразил оторвать его когти от своей рубашки и, гладя Ушастика, говорил:
– Хороший, хороший коала… Малькольм не будет тебя обижать.
Ещё долго Ушастик не мог оправиться от испуга. Потом он начал понимать, не сразу, конечно, что никто его не обидит. Ему будет здесь хорошо.
– Дадим ему попить, – предложил Малькольм, сажая Ушастика на стул.
– Глупый! – заверещала Джуди. – Ты что, не знаешь, что коалы не пьют воды? Говорят, слово «коала» означает «не пьющий воды».
– Тогда давай принесём ему листьев.
Дети побежали и нарвали с мятного дерева самых молодых листочков. Они разыскали ящик с верхом из проволочной сетки, поставили ящик в сарай и, положив в него листья, посадили туда зверька.
Прошло два дня, но Ушастик не дотрагивался до листьев. Джуди и Малькольм приносили ему всё новые и новые, но Ушастик, хоть и понюхал их, есть всё равно не стал и неподвижно лежал в ящике.
– Он погибнет, если не начнёт есть, – огорчённо сказала миссис Андерсон. – Может, дать ему молока?
Ко всеобщей радости, Ушастик, понюхав поставленное перед ним блюдце с молоком, принялся его пить или, скорее, жевать, потому что с тех пор, как он стал взрослым, он разучился пить.
Но очень скоро опять научился. Ежедневно он выпивал два больших блюдца молока. Прошла неделя, и семейство Андерсонов начало верить, что Ушастик выживет. Они решили оставить его у себя, по крайней мере до той поры, пока он не поправится окончательно и не окрепнет. Поэтому мистер Андерсон и Малькольм соорудили вокруг одного из мятных деревьев ограду из порожних бидонов из-под керосина (они были скользкие, и Ушастик не мог на них влезть) и посадили зверька на ветку. К их восторгу, коала, понюхав листья, принялся жевать.
– Теперь, – решила Джуди, – он может у нас остаться. Молоко и мятные листья – вот всё, что ему нужно.
Это было не совсем верно. Листья мятного дерева отнюдь не лучшая пища для коал. Раза два, когда ворота ограды из бидонов были открыты, Ушастик делал попытку убежать, но оба раза был задержан в саду на полпути. Тогда Ушастик решил использовать своё пребывание в доме Андерсонов наилучшим образом. По крайней мере, он попробует.
Он поправился, окреп, постепенно привязался к Андерсонам и легко узнавал их среди людей, которые приходили им полюбоваться.
Ушастик позволял Малькольму, Джуди и их родителям брать себя на руки и гладить. Только если его гладили против шерсти, он злился и мрачнел.
– Зачем спешить сообщать властям о нашем коале? – говорил мистер Андерсон. – Успеем сказать в следующем месяце. И дети подхватывали:
– Да, да, папа, в следующем месяце или через два месяца.
Ушастик научился сидеть у Джуди на плече и у Малькольма на голове. Он быстро осваивал всякие трюки: умел влезать на совершенно гладкий столб, а потом молниеносно спускаться с него винтом; научился сидеть за столом на высоком детском стульчике, а потом даже приучился не трогать молока с хлебом, пока ему не подвяжут нагрудничек. В сырые зимние ночи он теперь спал у кого-нибудь на постели, крепко прижав к себе игрушечного медведя.
Но большую часть времени Ушастик проводил па мятном дереве. Ему приносили из лесу свежие листья с камедных деревьев и клали их в банки из-под джема, привязанные к нижним ветвям. Ушастик поудобнее устраивался в развилке и обнюхивал каждый листок.
Иногда он ел листья с жадностью, в другой раз отвергал, даже не попробовав, что приводило Андерсонов в крайнее недоумение. Им страшно хотелось узнать, что же Ушастик любит больше всего. Загадка была непостижимой и порядком их тревожила.
Однажды Малькольм бродил по лесу, где на обгорелых деревьях и кустах стала появляться нежная бледно-зелёная листва. Домой он вернулся с охапкой свежих, круглой формы листьев, которые сорвал с поверженного пожаром синего эвкалипта.
«Вот это будет настоящее лакомство для Ушастика», – решил он. И более страшной ошибки не мог совершить.
Понюхав листья, Ушастик решил их попробовать. Они и впрямь таяли во рту. Но есть их нельзя – это он сразу понял. А Малькольм рассердился. Он так далеко ходил за ними!..
– Придётся тебе их есть, – сказал Малькольм, впервые по-настоящему разозлившись на Ушастика. – Больше ты ничего не получишь.
Итак, круглые молодые листочки остались на дереве. Спустя час Ушастику страшно захотелось есть. Он принялся хныкать и кричать, но поблизости никого не было. И, заглушив внутренний голос, твердивший ему, что эти листья есть нельзя, Ушастик с аппетитом сжевал их и поскорее проглотил.
В ту же ночь Ушастик заболел. Он лежал на ветке, и его била дрожь. Когда ему стало совсем плохо, он поднял голову и издал щёлкающий, вибрирующий низкий звук, сопровождаемый фырканьем, похожим на хрюканье. Малькольм услышал его и, выбежав во двор прямо в пижаме, унёс Ушастика в дом. Но Ушастику не нужна была ласка. Он царапал Малькольма, и тот поскорее положил его на ковёр. Вскоре вокруг него собралась вся семья.
На следующий день мистер Андерсон позвонил ветеринару, который жил довольно далеко от их дома. Доктор приехал, но, увидев, в каком состоянии Ушастик, с сомнением покачал головой.
– Боюсь, надежды нет, – сказал он.
– Но что случилось? – спросил мистер Андерсон.
– Покажите-ка мне ещё раз листья, которые вы давали ему.
Малькольм, двигаясь как во сне, принёс ему круглые молодые листочки.
– Понятно, – сказал доктор. – Это ювенильные листья.
– Ювенильные листья? – в один голос переспросили Малькольм и мистер Андерсон.
– Маленькие листочки, которые выбрасывает камедное дерево совсем молодым или когда у него начинают расти боковые побеги.
– Ну… ну и что здесь плохого? – спросил Малькольм, чувствуя себя виноватым.
– В них есть яд, вот и всё.
– Яд в камедных листьях? – Мистеру Андерсону это утверждение показалось нелепым.
– Синильная кислота, – ответил доктор. – Как вам известно, из нескольких сотен видов камедных деревьев лишь очень немногие годятся для коал. Но вам, наверное, неизвестно, что листья даже этих немногих видов не всегда съедобны. В определённое время года они вырабатывают ядовитую кислоту. Возможно, таким путём природа по-своему охраняет деревья. Что же касается ювенильных листьев, то они всегда опасны для коал.
Ещё доктор рассказал, что даже с одного дерева коалам нужны разные листья. Таким деревом может быть взрослый медвяный эвкалипт, серый эвкалипт, синий эвкалипт или красное камедное дерево. И коалы едят, чередуя то молодую листву, то старые листья, то даже кору с веток. А когда приходит пора, перебираются на другое дерево.
– Между прочим, известно ли вам, что, держа в доме коалу, вы нарушаете закон? – спросил доктор. Малькольм и Джуди побледнели.
– Почему? – спросил Малькольм.
– Потому что осталось очень мало коал. Представляете, что будет, если все люди захотят иметь у себя в доме коал и отправятся за ними в лес? Тогда на воле их совсем не будет.
Ветеринар уехал.
Андерсоны в растерянности смотрели друг на друга. Они поняли, что им придётся расстаться с их любимцем.
Дня через два Ушастику стало лучше. А Андерсоны не могли решить, чем его кормить.
В субботу Джуди, Малькольм и мистер Андерсон отправились в лес. Ушастик сидел в корзинке и не видел, куда его несут. Та часть леса, где был пожар, снова оделась нежной зеленью, хотя среди листвы то тут, то там проглядывали покрытые копотью стволы и обгорелые сучья. Стояла весна. Миновав заросшее лесными цветами и папоротником место, где когда-то, повинуясь ветру, пламя повернуло назад, Андерсоны очутились в густой роще пышных синих эвкалиптов, у подножия которых буйно разросся папоротник.
Малькольм вынул Ушастика из корзинки. На свету зверёк заморгал, потом не спеша огляделся.
Каждый из Андерсенов погладил его и поцеловал в пушистую головку. Затем мистер Андерсон взял его на руки и понёс к эвкалипту, который показался им самым лучшим из всех деревьев.
Сначала Ушастик не трогался с места, а затем медленно пополз вверх по гладкому серебристому стволу. В голове у него царила неразбериха. Он не понимал, куда лезет и зачем.
– До свиданья, – вздохнул Малькольм.
– Всего хорошего, – добавил мистер Андерсон.
Джуди ничего не сказала, но, когда она повернулась идти домой, ресницы у неё были мокрыми.
Ушастик был в полной растерянности. Он не умел жить один в лесу. Он привык, чтобы о нём заботились люди. Когда небо совсем заволокло облаками, он слез с дерева и заковылял в сторону дома Андерсонов.
И добрался бы до них в ту же ночь – обоняние у коал на удивление острое, – если бы не встретил в лесу двух мальчишек с ружьём, которым они и развлекались. Им не удалось убить кролика, поэтому они обрадовались, заметив среди деревьев ковыляющего на кривых лапах маленького пушистого коалу.
К счастью, Ушастик ещё раньше заметил ребят. Они чем-то ему не приглянулись, и он стал поспешно карабкаться вверх на дерево.
Он преодолел всего футов тридцать, когда мальчишки добрались до дерева. Один из них наставил дуло ружья на Ушастика и выстрелил. Пуля чуть не задела нос зверька. Прицелившись получше, мальчишка выстрелил вторично. На этот раз пуля проложила огненную дорожку в густой шерсти Ушастика. И он стал скорее карабкаться вверх, перебираясь с ветки на ветку. Тогда второй мальчишка потребовал дать ружьё ему. Он стрелял лучше.
Трудно поверить, что кому-нибудь захотелось лишить жизни такое безобидное, простодушное и милое существо, как коала. Мальчишки просто не подумали, они развлекались как умели. К счастью, в Ушастика не так-то легко было попасть. Серый круглый комочек почти слился с деревом и в свете сумерек был едва виден. Может, беда и произошла бы, если бы не дождь. Крупные холодные капли дождя застучали по листьям, косыми струйками побежали по папоротнику.
Ещё один выстрел – и ребята бросились домой.
В лесу стало тихо, и Ушастик вздохнул свободно. Но с дерева он слезать не собирался. Ему было там спокойнее, даже если эти листья и не окажутся подходящими для еды. Сплошная сетка дождя повисла над лесом, быстро стемнело. Дождь мочил шубку Ушастика, и прохладные ручейки, струясь по ветвям и стволам деревьев, поили пересохшую землю.
Внутренний голос шептал ему, что нужно идти дальше, попытаться отыскать других коал. Он уже плохо помнил своего отца Лежебоку, свою мать Пушистые Ушки и тех коал, с которым, и он вместе жил полгода назад.
Три ночи он бродил по лесу, ковыляя по земле от одного дерева к другому. Он держался настороже, приглядываясь и принюхиваясь, не появятся ли змея, лиса или человек, и застывал в неподвижности, если какая-нибудь ночная птица задевала его крылом. И всё время слушал, не раздастся ли где-нибудь знакомый голос коалы.
Если он уставал или был голоден, он снова влезал на синий эвкалипт. Ему было очень одиноко. Он не мог понять, куда делись люди и вещи, когда-то его окружавшие.
Ещё несколько дней и ночей он, грустный и одинокий, просидел на самой верхней ветви дерева, что росло на вершине холма. Перед ним чуть ли не до самого побережья простиралась роща пышных эвкалиптов. Днём медно-красное солнце превращало синюю гладь океана в сверкающее ослепительным блеском серебро, а на закате вода была испещрена золотисто-красными, розовыми, оранжевыми и янтарными бликами. Иногда холмы вдали тонули в длинных, тяжёлых облаках, которые, не торопясь, подобно огромным улиткам или медведям-ленивцам, наползали на глухую лесную чащу.
В любое другое время Ушастик, само олицетворение безмятежности, получил бы удовольствие от этой гармонии и безмолвия, но сейчас он был не в состоянии насладиться ими.
Он снова двинулся в путь и уже почти не надеялся когда-нибудь вновь увидеть, услышать или учуять коал, как вдруг однажды ночью на дереве, не очень высоко над землёй, заметил знакомое туловище и услышал фырканье. Он принялся разглядывать дерево. Ещё один коала, ещё один.
И сразу ему стало легче.
Он не полез на дерево, потому что знал, что его там не ждут. Ему было известно, что каждое семейство живёт обособленно и глава семьи вовсе не приветствует появление чужих коал-самцов.
Ушастик нашёл неподалёку высокое камедное дерево, на котором коал не было. Приятно возбуждённый соседством, он с аппетитом поел, отыскал себе ветку поудобнее, позевал и заснул.
Со своего дерева ему было видно, что творится на соседнем. Там жило с десяток зверьков. Крупный, толстый отец, две-три мамаши с детёнышами и две уже почти взрослых коалы-дочки.
Уже несколько недель Ушастик обитал на своём дереве или на других поблизости. Всё это были отличные деревья с гладкой корой и стволом, испещрённым сотнями похожих на картофелины наростов, что очень помогало взбираться вверх. На некоторых молодой листвы не было, зато на них красовались сотни цветочных бутонов, прикрытых розовато-зелёными колпачками, которые вот-вот должны были слететь, предоставив окружающим возможность любоваться круглыми зонтиками молочно-кремовых цветов.
«Вот это еда!» – восхищался Ушастик.
Внизу земля переливалась радугой всех оттенков и красок. Лохматые нити сассапарели обвивали поверженные деревья, украшая их маленькими лопатообразными листочками и пурпурными побегами. Белые гроздья дикого ломоноса огромными пауками висели на кустах, превращая их в непроходимые заросли. Всё кругом дышало бодростью, свежестью, сверкало яркостью красок, благоухало лесными запахами.
Однажды ночью Ушастик, которому надоело пребывать в состоянии ожидания, запел любовную песню. «Попробую», – решил он.
Слуху человека эта песня вовсе не показалась бы приятной, но молоденькая коала с соседнего дерева тотчас навострила свои пушистые ушки. Её эта песня очень заинтересовала.
«Приходи, моя пушистая красавица, – пел Ушастик. – На высоком зелёном дереве, залитом солнышком, слишком скучно одному. Что бы ни было суждено нам в дальнейшем, эта весна с её душистыми листочками – наша судьба».
Прошло ещё несколько ночей, и молоденькая коала не устояла перед фырканьем Ушастика.
Она осторожно спустилась со своего дерева, переваливаясь, прошла по заросшей кустарником земле до синего эвкалипта, на котором сидел Ушастик, и полезла наверх. Вот так Ушастик снова превратился в дикое животное и принялся ухаживать за своей подругой.
Бежали месяцы, шли годы. Ушастик вырос, стал бесстрашным, сильным, любил хорошо поесть и хорошо поспать. У него были четыре жены и шестеро детей: двое новорожденных и четверо больших.
Ушастик вообще-то был добродушным, но порой злился, а то и впадал в ярость. Раза два-три он вступал в единоборство с другими самцами, которые хотели занять его место. И дрался он отчаянно, пуская в ход зубы и когти.
Раз в два года у каждой из его жён рождался новый детёныш. И почти год уходил на то, чтобы младенец превратился в самостоятельное животное.
Коалы родятся в начале осени. Без чьей-либо помощи детёныш добирается до материнской сумки и живёт там целых шесть месяцев, пока его розовая кожа не покроется полностью шерстью и не разовьются как следует конечности.
Ушастик хоть и любил своих детей, но предпочитал держаться от них подальше и не участвовать в их воспитании. Порой малыш, цепляясь за мех, взбирался ему на спину, но очень быстро слезал и отправлялся на поиски матери. Коалы-самки, по-видимому, действительно получают удовольствие, когда нянчат и растят младенцев, причём они проявляют заботу не только о собственных, но и о чужих детях.
Однажды ночью в начале лета одна из подруг Ушастика слезла с дерева и пошла по лесу на поиски новых деревьев с более душистыми листьями.
Своего малыша она поручила заботам другой жены Ушастика. Ей, разумеется, было невдомёк, что незадолго до её похода люди проложили в этой стороне леса дорогу, на которую она вышла как раз в тот момент, когда из-за поворота вынырнула машина с горящими фарами. Бедняжка коала остановилась как вкопанная и уставилась на страшное чудовище, которое, приближаясь, слепило ей глаза. Шофёр попытался объехать зверька, но ему это не удалось.
Когда мать вовремя не вернулась, осиротевший малыш принялся горько плакать. И тогда другая самка посадила его к себе на спину вместе со своим детёнышем.
Иногда дули такие ветры, что дерево чуть не сгибалось пополам, а дождь, просекая длинные остроконечные листья, ручьями бежал по ветвям и стволам. Но коал это мало беспокоило. Они никогда не искали убежища в дупле или под большим суком. Им было очень хорошо в их излюбленной развилке среди ветвей. Они только прятали голову. А шерсть пусть дождь мочит. Она у них почти не пропускает воду.
В ясные дни Ушастика можно было видеть на самой верхушке дерева. На мордочке его было написано полнейшее спокойствие – словно он над чем-то глубоко задумался. А в действительности все мысли его были сосредоточены на собственном носе. Его обоняние можно назвать истинным чудом природы. Он мог на значительном расстоянии учуять дерево со съедобными листьями. Быть может, в одну прекрасную ночь коалы снова отправятся в путь в поисках нового пристанища. И знать, куда именно пойти, входило в обязанности Ушастика как главы семьи.
Инстинкт, унаследованный от предков, существовавших на земле миллионы лет назад, помогает умному коале распознать, на каком дереве растут самые вкусные листья и в какое время года их следует искать.
По запаху Ушастик мог определить и присутствие других коал.
У самца на белой пушистой грудке есть коричневое пятно, которое появляется в результате активной деятельности сальной железы и имеет свой особый запах. Когда коала лазает по деревьям, этим пятном он касается коры. Поэтому взрослое животное может по запаху определить, были ли здесь другие коалы и какие деревья они занимают.
У Ушастика теперь уже насчитывалось много детей и даже внуков. Он превратился в довольно крупного зверя с большой головой, постоянно торчащими вверх ушами, с большим, закруглённым книзу носом и дымчато-серой шубой. Он издавал глубокие, грудные звуки и громко фыркал. Как только его сыновья становились самостоятельными, Ушастик прогонял их с дерева. «Уходите, уходите, хрр-хрр! – ворчал он, и голос его был удивительно похож на голос старого Лежебоки. – Убирайтесь отсюда, заводите собственную семью! Хрр!» И сын уходил за десять, а то и двадцать миль и только там отыскивал подходящее для себя место или встречал других коал.
Беда состояла в том, что на полуострове, как и во всех остальных частях страны, люди всё больше и больше заселяли землю, распугивая коал и сгоняя их с излюбленных мест, поэтому зверьков становилось всё меньше.
Давно прошли те времена, когда человеку разрешалось убивать коал, чтобы торговать их шкурами. Тем не менее оставались нерешёнными ещё много других проблем.
Наступило время, когда Ушастик и его семья, живя в лесу, перестали чувствовать себя в безопасности.
Но этой мечте не суждено было осуществиться.
Однажды вечером уже почти взрослые Малькольм и Джуди пошли на лекцию, которая читалась в зале местной общины. Заезжий лектор, энергичный и моложавый, оказался специалистом по коалам.
– Уверяю вас, леди и джентльмены, – говорил он, и голубые глаза его сверкали, – уверяю вас, девочки и мальчики, что на дальнейшее существование коал почти нет надежды, если не будет – причём безотлагательно – осуществлён один важный замысел. Неужели эти красивые и ласковые животные должны погибнуть? Навсегда исчезнуть с лица земли? И тем не менее это произойдёт, если мы с вами не создадим для них заповедники – большие лесные массивы, обнесённые оградой, куда не смогут проникнуть ни лиса, ни динго, ни собака, ни кошка, где можно будет посадить сотни любимых коалами медвяных, серых, красных, синих, болотных, капустных и яблочных эвкалиптов…
Лектор рассказал, что несколько таких заповедников уже создано, что коалы там отлично живут, и призвал всех, кому по душе эти зверьки, содействовать охране их существования.
Спустя полгода Джуди и Малькольму удалось побывать в одном из заповедников. Малькольм теперь стал широкоплечим, ростом почти шесть футов, а Джуди превратилась в совсем взрослую девицу. Она уже не визжала от восторга, как прежде. Но идя между рощицами кудрявых молодых деревьев, оба они думали только об Ушастике и не спускали глаз с сидящих на ветках коал. И всякий раз вот-вот готовы были воскликнуть: «Вот он, вот он, наш коала!»
А что же за это время произошло с Ушастиком?
За несколько месяцев до этого, в один прекрасный весенний день, Ушастик тихонько и почти совсем безмятежно покачивался на вершине серого эвкалипта неподалёку от побережья. На ярком солнце вода манила голубизной и прохладой. Со стороны маленького ручья, который, журча, бежал по камням, поднимались запахи цветов: ириса и фуксии, солнечной орхидеи и золотистого горошка, дикой розы и медуницы с крошечными трубочками цветов в окружении жёстких зеленовато-серых листочков. Вокруг кружились птицы и роились пчёлы. И Ушастик, сидя у себя на ветке, размышлял о судьбе своих подруг и детей.
Почему получилось так, что на его дереве не осталось ни одного коалы?
Он не знал, что незадолго до этого одна из его дочерей погибла в огне во время пожара, ибо была так ошеломлена и испугана, что не сумела, когда пламя приблизилось, уйти с дерева. А другая разбилась, когда большое дерево, на которое она влезла, свалили лесорубы. Две его жены зимой застудили лёгкие, и их тоже не стало.
И остальные коалы ушли от Ушастика глубже в лес, решив, наверное, что он недостаточно умен для главы семьи, хотя, разумеется, его никак нельзя было винить во всех этих бедах.
Ночью Ушастик отправился на поиски новой подруги. Хоть он и приметил, что по лесу, осматриваясь по сторонам, бродят люди, тем не менее решил попробовать отыскать подругу в полосе высоких деревьев вдоль моря. Он спустился со ствола и заковылял среди папоротника. В темноте шла какая-то возня: промелькнул не то кролик, не то опоссум, проползла ящерица. Ушастик уже миновал чайное дерево и синий эвкалипт, еле различимые во тьме, как вдруг произошло нечто ужасное! Остановившись на секунду, чтобы оглядеться, он опёрся передними лапами на гладкий пень, а заднюю левую поставил на что-то холодное, твёрдое и непонятное, и в тот же миг капкан захлопнулся. Острые зубы его безжалостно вонзились в лапу Ушастика. Громко крича от боли, он пытался выдернуть ногу, но не тут-то было. Лапа была сломана.
Всю ночь он в мучениях пролежал возле капкана. Лапа болела так, что он не мог даже думать.
Капкан ставили на кроликов. И утром, когда пришёл человек – Ушастик приподнял голову и застонал, – он лишь выругался, увидев в капкане коалу. И уже собрался прикончить Ушастика, как появился второй человек. Это был лесничий.
– Не сметь! – сказал он браконьеру. – Я заберу его с собой.
Ушастик очутился в машине, которую лесничий быстро погнал по лесной дороге, а потом в заповеднике, в лечебнице для коал.
Работавшие там люди любили коал и старались спасти жизнь заболевших или пострадавших при несчастных случаях животных. Ушастику было так плохо, что казалось, он никогда не поправится. Но врачи решили сделать всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь.
Его посадили на резиновую подушку, из середины которой торчал деревянный столбик, и широко раздвинули ему задние лапы. Тогда передними он крепко ухватился за столбик. И врачи занялись его сломанной лапой. Сначала, не понимая, что с ним делают, он кусался и царапался, но операция скоро закончилась, и ему стало легче. Сломанную кость соединили, на лапу наложили лубок и плотно забинтовали.
Пока кость срасталась, ему не позволяли лазить по деревьям. По правде говоря, он вряд ли способен был этим заниматься.
Он сидел на земле или на специальной деревянной подставке и жевал листья серого эвкалипта.
Постепенно он стал замечать других коал. У одних были сломаны лапы, у других повреждён таз, у третьих травма головы. И оказалось, что не все коалы были похожи друг на друга. Были среди них и маленькие коалы из Куинсленда, обросшие густой шерстью, и крупные коалы из Виктории, в коричневых шубках с длинным и прямым ворсом, и дымчато-серые небольшие зверьки из различных частей Нью Саут Уэльса.
– Успокойся, – сказал отец. – Посмотрим, что он будет делать дальше.
– Всё это хорошо, папа, – возразил Малькольм, – но посмотри, во что превратились мои штаны! Что скажет мама?
Как раз в эту минуту в комнату вошла миссис Андерсон и действительно кое-что сказала…
Из того, что Ушастику довелось видеть за последние часы, Малькольм больше всего напоминал дерево. С перепугу он и принял мальчика за дерево. Только добравшись до плеча Малькольма, он понял, что ошибся. Но к этому времени и Малькольм сообразил оторвать его когти от своей рубашки и, гладя Ушастика, говорил:
– Хороший, хороший коала… Малькольм не будет тебя обижать.
Ещё долго Ушастик не мог оправиться от испуга. Потом он начал понимать, не сразу, конечно, что никто его не обидит. Ему будет здесь хорошо.
– Дадим ему попить, – предложил Малькольм, сажая Ушастика на стул.
– Глупый! – заверещала Джуди. – Ты что, не знаешь, что коалы не пьют воды? Говорят, слово «коала» означает «не пьющий воды».
– Тогда давай принесём ему листьев.
Дети побежали и нарвали с мятного дерева самых молодых листочков. Они разыскали ящик с верхом из проволочной сетки, поставили ящик в сарай и, положив в него листья, посадили туда зверька.
Прошло два дня, но Ушастик не дотрагивался до листьев. Джуди и Малькольм приносили ему всё новые и новые, но Ушастик, хоть и понюхал их, есть всё равно не стал и неподвижно лежал в ящике.
– Он погибнет, если не начнёт есть, – огорчённо сказала миссис Андерсон. – Может, дать ему молока?
Ко всеобщей радости, Ушастик, понюхав поставленное перед ним блюдце с молоком, принялся его пить или, скорее, жевать, потому что с тех пор, как он стал взрослым, он разучился пить.
Но очень скоро опять научился. Ежедневно он выпивал два больших блюдца молока. Прошла неделя, и семейство Андерсонов начало верить, что Ушастик выживет. Они решили оставить его у себя, по крайней мере до той поры, пока он не поправится окончательно и не окрепнет. Поэтому мистер Андерсон и Малькольм соорудили вокруг одного из мятных деревьев ограду из порожних бидонов из-под керосина (они были скользкие, и Ушастик не мог на них влезть) и посадили зверька на ветку. К их восторгу, коала, понюхав листья, принялся жевать.
– Теперь, – решила Джуди, – он может у нас остаться. Молоко и мятные листья – вот всё, что ему нужно.
Это было не совсем верно. Листья мятного дерева отнюдь не лучшая пища для коал. Раза два, когда ворота ограды из бидонов были открыты, Ушастик делал попытку убежать, но оба раза был задержан в саду на полпути. Тогда Ушастик решил использовать своё пребывание в доме Андерсонов наилучшим образом. По крайней мере, он попробует.
Он поправился, окреп, постепенно привязался к Андерсонам и легко узнавал их среди людей, которые приходили им полюбоваться.
Ушастик позволял Малькольму, Джуди и их родителям брать себя на руки и гладить. Только если его гладили против шерсти, он злился и мрачнел.
НА КРАЮ ГИБЕЛИ
Постепенно семейство Андерсонов так привязалось к Ушастику, что мысль о том, что придётся с ним расстаться, приводила их в уныние.– Зачем спешить сообщать властям о нашем коале? – говорил мистер Андерсон. – Успеем сказать в следующем месяце. И дети подхватывали:
– Да, да, папа, в следующем месяце или через два месяца.
Ушастик научился сидеть у Джуди на плече и у Малькольма на голове. Он быстро осваивал всякие трюки: умел влезать на совершенно гладкий столб, а потом молниеносно спускаться с него винтом; научился сидеть за столом на высоком детском стульчике, а потом даже приучился не трогать молока с хлебом, пока ему не подвяжут нагрудничек. В сырые зимние ночи он теперь спал у кого-нибудь на постели, крепко прижав к себе игрушечного медведя.
Но большую часть времени Ушастик проводил па мятном дереве. Ему приносили из лесу свежие листья с камедных деревьев и клали их в банки из-под джема, привязанные к нижним ветвям. Ушастик поудобнее устраивался в развилке и обнюхивал каждый листок.
Иногда он ел листья с жадностью, в другой раз отвергал, даже не попробовав, что приводило Андерсонов в крайнее недоумение. Им страшно хотелось узнать, что же Ушастик любит больше всего. Загадка была непостижимой и порядком их тревожила.
Однажды Малькольм бродил по лесу, где на обгорелых деревьях и кустах стала появляться нежная бледно-зелёная листва. Домой он вернулся с охапкой свежих, круглой формы листьев, которые сорвал с поверженного пожаром синего эвкалипта.
«Вот это будет настоящее лакомство для Ушастика», – решил он. И более страшной ошибки не мог совершить.
Понюхав листья, Ушастик решил их попробовать. Они и впрямь таяли во рту. Но есть их нельзя – это он сразу понял. А Малькольм рассердился. Он так далеко ходил за ними!..
– Придётся тебе их есть, – сказал Малькольм, впервые по-настоящему разозлившись на Ушастика. – Больше ты ничего не получишь.
Итак, круглые молодые листочки остались на дереве. Спустя час Ушастику страшно захотелось есть. Он принялся хныкать и кричать, но поблизости никого не было. И, заглушив внутренний голос, твердивший ему, что эти листья есть нельзя, Ушастик с аппетитом сжевал их и поскорее проглотил.
В ту же ночь Ушастик заболел. Он лежал на ветке, и его била дрожь. Когда ему стало совсем плохо, он поднял голову и издал щёлкающий, вибрирующий низкий звук, сопровождаемый фырканьем, похожим на хрюканье. Малькольм услышал его и, выбежав во двор прямо в пижаме, унёс Ушастика в дом. Но Ушастику не нужна была ласка. Он царапал Малькольма, и тот поскорее положил его на ковёр. Вскоре вокруг него собралась вся семья.
На следующий день мистер Андерсон позвонил ветеринару, который жил довольно далеко от их дома. Доктор приехал, но, увидев, в каком состоянии Ушастик, с сомнением покачал головой.
– Боюсь, надежды нет, – сказал он.
– Но что случилось? – спросил мистер Андерсон.
– Покажите-ка мне ещё раз листья, которые вы давали ему.
Малькольм, двигаясь как во сне, принёс ему круглые молодые листочки.
– Понятно, – сказал доктор. – Это ювенильные листья.
– Ювенильные листья? – в один голос переспросили Малькольм и мистер Андерсон.
– Маленькие листочки, которые выбрасывает камедное дерево совсем молодым или когда у него начинают расти боковые побеги.
– Ну… ну и что здесь плохого? – спросил Малькольм, чувствуя себя виноватым.
– В них есть яд, вот и всё.
– Яд в камедных листьях? – Мистеру Андерсону это утверждение показалось нелепым.
– Синильная кислота, – ответил доктор. – Как вам известно, из нескольких сотен видов камедных деревьев лишь очень немногие годятся для коал. Но вам, наверное, неизвестно, что листья даже этих немногих видов не всегда съедобны. В определённое время года они вырабатывают ядовитую кислоту. Возможно, таким путём природа по-своему охраняет деревья. Что же касается ювенильных листьев, то они всегда опасны для коал.
Ещё доктор рассказал, что даже с одного дерева коалам нужны разные листья. Таким деревом может быть взрослый медвяный эвкалипт, серый эвкалипт, синий эвкалипт или красное камедное дерево. И коалы едят, чередуя то молодую листву, то старые листья, то даже кору с веток. А когда приходит пора, перебираются на другое дерево.
– Между прочим, известно ли вам, что, держа в доме коалу, вы нарушаете закон? – спросил доктор. Малькольм и Джуди побледнели.
– Почему? – спросил Малькольм.
– Потому что осталось очень мало коал. Представляете, что будет, если все люди захотят иметь у себя в доме коал и отправятся за ними в лес? Тогда на воле их совсем не будет.
Ветеринар уехал.
Андерсоны в растерянности смотрели друг на друга. Они поняли, что им придётся расстаться с их любимцем.
Дня через два Ушастику стало лучше. А Андерсоны не могли решить, чем его кормить.
В субботу Джуди, Малькольм и мистер Андерсон отправились в лес. Ушастик сидел в корзинке и не видел, куда его несут. Та часть леса, где был пожар, снова оделась нежной зеленью, хотя среди листвы то тут, то там проглядывали покрытые копотью стволы и обгорелые сучья. Стояла весна. Миновав заросшее лесными цветами и папоротником место, где когда-то, повинуясь ветру, пламя повернуло назад, Андерсоны очутились в густой роще пышных синих эвкалиптов, у подножия которых буйно разросся папоротник.
Малькольм вынул Ушастика из корзинки. На свету зверёк заморгал, потом не спеша огляделся.
Каждый из Андерсенов погладил его и поцеловал в пушистую головку. Затем мистер Андерсон взял его на руки и понёс к эвкалипту, который показался им самым лучшим из всех деревьев.
Сначала Ушастик не трогался с места, а затем медленно пополз вверх по гладкому серебристому стволу. В голове у него царила неразбериха. Он не понимал, куда лезет и зачем.
– До свиданья, – вздохнул Малькольм.
– Всего хорошего, – добавил мистер Андерсон.
Джуди ничего не сказала, но, когда она повернулась идти домой, ресницы у неё были мокрыми.
Ушастик был в полной растерянности. Он не умел жить один в лесу. Он привык, чтобы о нём заботились люди. Когда небо совсем заволокло облаками, он слез с дерева и заковылял в сторону дома Андерсонов.
И добрался бы до них в ту же ночь – обоняние у коал на удивление острое, – если бы не встретил в лесу двух мальчишек с ружьём, которым они и развлекались. Им не удалось убить кролика, поэтому они обрадовались, заметив среди деревьев ковыляющего на кривых лапах маленького пушистого коалу.
К счастью, Ушастик ещё раньше заметил ребят. Они чем-то ему не приглянулись, и он стал поспешно карабкаться вверх на дерево.
Он преодолел всего футов тридцать, когда мальчишки добрались до дерева. Один из них наставил дуло ружья на Ушастика и выстрелил. Пуля чуть не задела нос зверька. Прицелившись получше, мальчишка выстрелил вторично. На этот раз пуля проложила огненную дорожку в густой шерсти Ушастика. И он стал скорее карабкаться вверх, перебираясь с ветки на ветку. Тогда второй мальчишка потребовал дать ружьё ему. Он стрелял лучше.
Трудно поверить, что кому-нибудь захотелось лишить жизни такое безобидное, простодушное и милое существо, как коала. Мальчишки просто не подумали, они развлекались как умели. К счастью, в Ушастика не так-то легко было попасть. Серый круглый комочек почти слился с деревом и в свете сумерек был едва виден. Может, беда и произошла бы, если бы не дождь. Крупные холодные капли дождя застучали по листьям, косыми струйками побежали по папоротнику.
Ещё один выстрел – и ребята бросились домой.
В лесу стало тихо, и Ушастик вздохнул свободно. Но с дерева он слезать не собирался. Ему было там спокойнее, даже если эти листья и не окажутся подходящими для еды. Сплошная сетка дождя повисла над лесом, быстро стемнело. Дождь мочил шубку Ушастика, и прохладные ручейки, струясь по ветвям и стволам деревьев, поили пересохшую землю.
УШАСТИК – ГЛАВА СЕМЕЙСТВА
Ушастик не долго задержался на этом дереве. От мысли вернуться к Андерсенам он отказался. Если бы не ребята с ружьём, он бы вернулся, но теперь он несколько утратил доверие к людям. Ему трудно было им верить.Внутренний голос шептал ему, что нужно идти дальше, попытаться отыскать других коал. Он уже плохо помнил своего отца Лежебоку, свою мать Пушистые Ушки и тех коал, с которым, и он вместе жил полгода назад.
Три ночи он бродил по лесу, ковыляя по земле от одного дерева к другому. Он держался настороже, приглядываясь и принюхиваясь, не появятся ли змея, лиса или человек, и застывал в неподвижности, если какая-нибудь ночная птица задевала его крылом. И всё время слушал, не раздастся ли где-нибудь знакомый голос коалы.
Если он уставал или был голоден, он снова влезал на синий эвкалипт. Ему было очень одиноко. Он не мог понять, куда делись люди и вещи, когда-то его окружавшие.
Ещё несколько дней и ночей он, грустный и одинокий, просидел на самой верхней ветви дерева, что росло на вершине холма. Перед ним чуть ли не до самого побережья простиралась роща пышных эвкалиптов. Днём медно-красное солнце превращало синюю гладь океана в сверкающее ослепительным блеском серебро, а на закате вода была испещрена золотисто-красными, розовыми, оранжевыми и янтарными бликами. Иногда холмы вдали тонули в длинных, тяжёлых облаках, которые, не торопясь, подобно огромным улиткам или медведям-ленивцам, наползали на глухую лесную чащу.
В любое другое время Ушастик, само олицетворение безмятежности, получил бы удовольствие от этой гармонии и безмолвия, но сейчас он был не в состоянии насладиться ими.
Он снова двинулся в путь и уже почти не надеялся когда-нибудь вновь увидеть, услышать или учуять коал, как вдруг однажды ночью на дереве, не очень высоко над землёй, заметил знакомое туловище и услышал фырканье. Он принялся разглядывать дерево. Ещё один коала, ещё один.
И сразу ему стало легче.
Он не полез на дерево, потому что знал, что его там не ждут. Ему было известно, что каждое семейство живёт обособленно и глава семьи вовсе не приветствует появление чужих коал-самцов.
Ушастик нашёл неподалёку высокое камедное дерево, на котором коал не было. Приятно возбуждённый соседством, он с аппетитом поел, отыскал себе ветку поудобнее, позевал и заснул.
Со своего дерева ему было видно, что творится на соседнем. Там жило с десяток зверьков. Крупный, толстый отец, две-три мамаши с детёнышами и две уже почти взрослых коалы-дочки.
Уже несколько недель Ушастик обитал на своём дереве или на других поблизости. Всё это были отличные деревья с гладкой корой и стволом, испещрённым сотнями похожих на картофелины наростов, что очень помогало взбираться вверх. На некоторых молодой листвы не было, зато на них красовались сотни цветочных бутонов, прикрытых розовато-зелёными колпачками, которые вот-вот должны были слететь, предоставив окружающим возможность любоваться круглыми зонтиками молочно-кремовых цветов.
«Вот это еда!» – восхищался Ушастик.
Внизу земля переливалась радугой всех оттенков и красок. Лохматые нити сассапарели обвивали поверженные деревья, украшая их маленькими лопатообразными листочками и пурпурными побегами. Белые гроздья дикого ломоноса огромными пауками висели на кустах, превращая их в непроходимые заросли. Всё кругом дышало бодростью, свежестью, сверкало яркостью красок, благоухало лесными запахами.
Однажды ночью Ушастик, которому надоело пребывать в состоянии ожидания, запел любовную песню. «Попробую», – решил он.
Слуху человека эта песня вовсе не показалась бы приятной, но молоденькая коала с соседнего дерева тотчас навострила свои пушистые ушки. Её эта песня очень заинтересовала.
«Приходи, моя пушистая красавица, – пел Ушастик. – На высоком зелёном дереве, залитом солнышком, слишком скучно одному. Что бы ни было суждено нам в дальнейшем, эта весна с её душистыми листочками – наша судьба».
Прошло ещё несколько ночей, и молоденькая коала не устояла перед фырканьем Ушастика.
Она осторожно спустилась со своего дерева, переваливаясь, прошла по заросшей кустарником земле до синего эвкалипта, на котором сидел Ушастик, и полезла наверх. Вот так Ушастик снова превратился в дикое животное и принялся ухаживать за своей подругой.
Бежали месяцы, шли годы. Ушастик вырос, стал бесстрашным, сильным, любил хорошо поесть и хорошо поспать. У него были четыре жены и шестеро детей: двое новорожденных и четверо больших.
Ушастик вообще-то был добродушным, но порой злился, а то и впадал в ярость. Раза два-три он вступал в единоборство с другими самцами, которые хотели занять его место. И дрался он отчаянно, пуская в ход зубы и когти.
Раз в два года у каждой из его жён рождался новый детёныш. И почти год уходил на то, чтобы младенец превратился в самостоятельное животное.
Коалы родятся в начале осени. Без чьей-либо помощи детёныш добирается до материнской сумки и живёт там целых шесть месяцев, пока его розовая кожа не покроется полностью шерстью и не разовьются как следует конечности.
Ушастик хоть и любил своих детей, но предпочитал держаться от них подальше и не участвовать в их воспитании. Порой малыш, цепляясь за мех, взбирался ему на спину, но очень быстро слезал и отправлялся на поиски матери. Коалы-самки, по-видимому, действительно получают удовольствие, когда нянчат и растят младенцев, причём они проявляют заботу не только о собственных, но и о чужих детях.
Однажды ночью в начале лета одна из подруг Ушастика слезла с дерева и пошла по лесу на поиски новых деревьев с более душистыми листьями.
Своего малыша она поручила заботам другой жены Ушастика. Ей, разумеется, было невдомёк, что незадолго до её похода люди проложили в этой стороне леса дорогу, на которую она вышла как раз в тот момент, когда из-за поворота вынырнула машина с горящими фарами. Бедняжка коала остановилась как вкопанная и уставилась на страшное чудовище, которое, приближаясь, слепило ей глаза. Шофёр попытался объехать зверька, но ему это не удалось.
Когда мать вовремя не вернулась, осиротевший малыш принялся горько плакать. И тогда другая самка посадила его к себе на спину вместе со своим детёнышем.
Иногда дули такие ветры, что дерево чуть не сгибалось пополам, а дождь, просекая длинные остроконечные листья, ручьями бежал по ветвям и стволам. Но коал это мало беспокоило. Они никогда не искали убежища в дупле или под большим суком. Им было очень хорошо в их излюбленной развилке среди ветвей. Они только прятали голову. А шерсть пусть дождь мочит. Она у них почти не пропускает воду.
В ясные дни Ушастика можно было видеть на самой верхушке дерева. На мордочке его было написано полнейшее спокойствие – словно он над чем-то глубоко задумался. А в действительности все мысли его были сосредоточены на собственном носе. Его обоняние можно назвать истинным чудом природы. Он мог на значительном расстоянии учуять дерево со съедобными листьями. Быть может, в одну прекрасную ночь коалы снова отправятся в путь в поисках нового пристанища. И знать, куда именно пойти, входило в обязанности Ушастика как главы семьи.
Инстинкт, унаследованный от предков, существовавших на земле миллионы лет назад, помогает умному коале распознать, на каком дереве растут самые вкусные листья и в какое время года их следует искать.
По запаху Ушастик мог определить и присутствие других коал.
У самца на белой пушистой грудке есть коричневое пятно, которое появляется в результате активной деятельности сальной железы и имеет свой особый запах. Когда коала лазает по деревьям, этим пятном он касается коры. Поэтому взрослое животное может по запаху определить, были ли здесь другие коалы и какие деревья они занимают.
У Ушастика теперь уже насчитывалось много детей и даже внуков. Он превратился в довольно крупного зверя с большой головой, постоянно торчащими вверх ушами, с большим, закруглённым книзу носом и дымчато-серой шубой. Он издавал глубокие, грудные звуки и громко фыркал. Как только его сыновья становились самостоятельными, Ушастик прогонял их с дерева. «Уходите, уходите, хрр-хрр! – ворчал он, и голос его был удивительно похож на голос старого Лежебоки. – Убирайтесь отсюда, заводите собственную семью! Хрр!» И сын уходил за десять, а то и двадцать миль и только там отыскивал подходящее для себя место или встречал других коал.
Беда состояла в том, что на полуострове, как и во всех остальных частях страны, люди всё больше и больше заселяли землю, распугивая коал и сгоняя их с излюбленных мест, поэтому зверьков становилось всё меньше.
Давно прошли те времена, когда человеку разрешалось убивать коал, чтобы торговать их шкурами. Тем не менее оставались нерешёнными ещё много других проблем.
Наступило время, когда Ушастик и его семья, живя в лесу, перестали чувствовать себя в безопасности.
СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ
Андерсены долго не могли утешиться, отпустив на волю своего любимца, и часто ходили в лес, мечтая встретить его. А возвращаясь домой, нередко думали, что вот, мол, сейчас они войдут в сад, а Ушастик сидит на дереве и ждёт их.Но этой мечте не суждено было осуществиться.
Однажды вечером уже почти взрослые Малькольм и Джуди пошли на лекцию, которая читалась в зале местной общины. Заезжий лектор, энергичный и моложавый, оказался специалистом по коалам.
– Уверяю вас, леди и джентльмены, – говорил он, и голубые глаза его сверкали, – уверяю вас, девочки и мальчики, что на дальнейшее существование коал почти нет надежды, если не будет – причём безотлагательно – осуществлён один важный замысел. Неужели эти красивые и ласковые животные должны погибнуть? Навсегда исчезнуть с лица земли? И тем не менее это произойдёт, если мы с вами не создадим для них заповедники – большие лесные массивы, обнесённые оградой, куда не смогут проникнуть ни лиса, ни динго, ни собака, ни кошка, где можно будет посадить сотни любимых коалами медвяных, серых, красных, синих, болотных, капустных и яблочных эвкалиптов…
Лектор рассказал, что несколько таких заповедников уже создано, что коалы там отлично живут, и призвал всех, кому по душе эти зверьки, содействовать охране их существования.
Спустя полгода Джуди и Малькольму удалось побывать в одном из заповедников. Малькольм теперь стал широкоплечим, ростом почти шесть футов, а Джуди превратилась в совсем взрослую девицу. Она уже не визжала от восторга, как прежде. Но идя между рощицами кудрявых молодых деревьев, оба они думали только об Ушастике и не спускали глаз с сидящих на ветках коал. И всякий раз вот-вот готовы были воскликнуть: «Вот он, вот он, наш коала!»
А что же за это время произошло с Ушастиком?
За несколько месяцев до этого, в один прекрасный весенний день, Ушастик тихонько и почти совсем безмятежно покачивался на вершине серого эвкалипта неподалёку от побережья. На ярком солнце вода манила голубизной и прохладой. Со стороны маленького ручья, который, журча, бежал по камням, поднимались запахи цветов: ириса и фуксии, солнечной орхидеи и золотистого горошка, дикой розы и медуницы с крошечными трубочками цветов в окружении жёстких зеленовато-серых листочков. Вокруг кружились птицы и роились пчёлы. И Ушастик, сидя у себя на ветке, размышлял о судьбе своих подруг и детей.
Почему получилось так, что на его дереве не осталось ни одного коалы?
Он не знал, что незадолго до этого одна из его дочерей погибла в огне во время пожара, ибо была так ошеломлена и испугана, что не сумела, когда пламя приблизилось, уйти с дерева. А другая разбилась, когда большое дерево, на которое она влезла, свалили лесорубы. Две его жены зимой застудили лёгкие, и их тоже не стало.
И остальные коалы ушли от Ушастика глубже в лес, решив, наверное, что он недостаточно умен для главы семьи, хотя, разумеется, его никак нельзя было винить во всех этих бедах.
Ночью Ушастик отправился на поиски новой подруги. Хоть он и приметил, что по лесу, осматриваясь по сторонам, бродят люди, тем не менее решил попробовать отыскать подругу в полосе высоких деревьев вдоль моря. Он спустился со ствола и заковылял среди папоротника. В темноте шла какая-то возня: промелькнул не то кролик, не то опоссум, проползла ящерица. Ушастик уже миновал чайное дерево и синий эвкалипт, еле различимые во тьме, как вдруг произошло нечто ужасное! Остановившись на секунду, чтобы оглядеться, он опёрся передними лапами на гладкий пень, а заднюю левую поставил на что-то холодное, твёрдое и непонятное, и в тот же миг капкан захлопнулся. Острые зубы его безжалостно вонзились в лапу Ушастика. Громко крича от боли, он пытался выдернуть ногу, но не тут-то было. Лапа была сломана.
Всю ночь он в мучениях пролежал возле капкана. Лапа болела так, что он не мог даже думать.
Капкан ставили на кроликов. И утром, когда пришёл человек – Ушастик приподнял голову и застонал, – он лишь выругался, увидев в капкане коалу. И уже собрался прикончить Ушастика, как появился второй человек. Это был лесничий.
– Не сметь! – сказал он браконьеру. – Я заберу его с собой.
Ушастик очутился в машине, которую лесничий быстро погнал по лесной дороге, а потом в заповеднике, в лечебнице для коал.
Работавшие там люди любили коал и старались спасти жизнь заболевших или пострадавших при несчастных случаях животных. Ушастику было так плохо, что казалось, он никогда не поправится. Но врачи решили сделать всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь.
Его посадили на резиновую подушку, из середины которой торчал деревянный столбик, и широко раздвинули ему задние лапы. Тогда передними он крепко ухватился за столбик. И врачи занялись его сломанной лапой. Сначала, не понимая, что с ним делают, он кусался и царапался, но операция скоро закончилась, и ему стало легче. Сломанную кость соединили, на лапу наложили лубок и плотно забинтовали.
Пока кость срасталась, ему не позволяли лазить по деревьям. По правде говоря, он вряд ли способен был этим заниматься.
Он сидел на земле или на специальной деревянной подставке и жевал листья серого эвкалипта.
Постепенно он стал замечать других коал. У одних были сломаны лапы, у других повреждён таз, у третьих травма головы. И оказалось, что не все коалы были похожи друг на друга. Были среди них и маленькие коалы из Куинсленда, обросшие густой шерстью, и крупные коалы из Виктории, в коричневых шубках с длинным и прямым ворсом, и дымчато-серые небольшие зверьки из различных частей Нью Саут Уэльса.