Риис Лесли. Про коалу Ушастика, черепаху Сарли и Карроинги-эму

   Чёрные люди, гибкие и ловкие, с огромной копной густых чёрных волос на голове и с зоркими глазами, знали много способов, как заманивать и ловить эму. Вожак стаи, проживший на свете вот уже тридцать лет, знал некоторые из этих ловушек и очень боялся людей.
   Но кое-кто из молодых эму не придавал большого значения грозившей опасности.
   Уверенные в себе, они отправились вперёд, считая более серьёзным делом розыск пищи на зиму.
   Всё сложилось так, что беда, грозившая стае, стала неминуемой.

КАРРОИНГИ ТЕРЯЕТ ДРУЗЕЙ

   В одно пасмурное утро двадцать эму спокойно паслись на открытом пространстве, как вдруг одна из птиц заметила очень странную картину.
   Ярдах в трёхстах от стаи из высокой травы высунулись две голые чёрные ноги. Они торчали вверх и быстро-быстро двигались, как будто бежали по воздуху.
   Молодая эму, приятельница Карроинги, была очень удивлена. Она уставилась на ноги. Другие эму тоже. Так они смотрели и смотрели, пока один эму не выкрикнул хрипло что-то, что, вероятно, должно было означать: «Не обращайте внимания! Вспомните, что говорил вожак!»
   И молодые эму продолжали пастись среди цветов, а ноги продолжали бежать по воздуху. Но наконец приятельница Карроинги не выдержала. Взглянув несколько раз украдкой большими карими глазами на двигающиеся ноги, она захотела узнать, что же всё-таки это такое.
   Высоко вскинув маленькую голову и забыв о всякой осторожности, она быстро побежала вперёд. По правде говоря, другие эму тоже были очень возбуждены и едва сдерживали себя, чтобы не последовать за ней.
   Когда молодая эму была приблизительно в восемнадцати ярдах от мелькающих ног, она остановилась. Она не спускала с них глаз. Ноги продолжали свою работу. Тогда она начала ходить вокруг, всё сужая и сужая круги.
   Вот тогда это и случилось. В одно мгновение ноги опустились на землю, а вместо них появилась голова и сильное обнажённое тело чёрного человека.
   Взметнулась рука, копьё разрезало воздух, и смертельно раненная эму упала на землю. Стая в ужасе бросилась бежать через равнину, а со всех сторон с криками начали выскакивать чёрные люди.
   В тот же день с убитой эму сняли шелковистые перья и опустили её в большую яму, слегка засыпав землёй и разложив сверху костёр. Когда птица испеклась, нетерпеливые рты набросились на сочное и вкусно пахнущее мясо и насладились им.
   Через несколько дней случилось новое несчастье. На водопой эму обычно ходили к одному и тому же месту, и тропинка туда была хорошо протоптана. Один из красавцев эму, спускавшийся по этой тропинке, не заметил людей, притаившихся за невысокими кустами чайного дерева. Эму с удовольствием напился и поскакал обратно. Но тут вдруг раздались громкие крики и внезапно с разных сторон появились чёрные люди. Эму бросился вверх по тропе, надеясь спастись. Он не знал, что, пока он пил, люди протянули на его пути специальную сеть. Сеть была сплетена из тонких, но очень прочных стеблей и с обоих концов была прикреплена к деревянным шестам. С безумными глазами, крича и подпрыгивая, люди преследовали эму, пока он не влетел прямо в сеть и не запутался в ней безнадёжно.
   Конечно, неправильно было бы думать, что людям всегда легко удавалось изловить эму. Птицы стали осторожнее, научились ещё быстрее бегать, и иногда проходил целый месяц, а ни одну из них не удавалось поймать.

   Затем тяжкая судьба постигла ещё двух эму. Как могли эти бедные птицы знать, что чёрные люди подбросили листья и ветки питури в их чистый источник, из которого они обычно пили? Листья питури выделяют яд, поэтому, напившись такой воды, эму теряли равновесие, всё кружилось у них перед глазами, как будто они были пьяны. Шатаясь, они делали два-три шага, потом останавливались, бежать они не могли, и в таком состоянии их было очень легко убить.
   Но вот настала очередь и Бэрамула.
   В один жаркий, сухой день в безмятежной тишине раздался знакомый шум хлопающих крыльев. Птицы инстинктивным движением подняли головы, но вся стая стояла на месте – значит, шум исходил не от неё. И тут, оглянувшись по сторонам, Бэрамул вдруг увидел что-то странное, что очень быстро крутилось под деревом.
   Это был большой шар или, вернее, круглый пучок, сделанный из хвостовых перьев эму – да, увы, эму. Из пучка свешивались вниз лоскуты красной тряпки. Перья и лоскуты безостановочно вертелись всего в четырёх футах от земли.
   Бэрамул застыл в траве и всё глядел и глядел на этот шар. Он не видел, что к шару была привязана верёвка из человеческих волос, тянувшаяся вверх к ветке дерева, на которой спрятался голый человек с дротиком в руках.
   Бэрамул не мог оторваться от этого чуда. Он сделал несколько шагов и остановился, громко хлопая крыльями. Вертящийся шар всё больше приковывал его внимание. Бэрамул подбежал ближе, а кое-кто из стаи на почтительном расстоянии последовал за ним.
   С дерева опять раздался клич эму, которому превосходно научились подражать чёрные люди. Бэрамул ещё шагнул вперёд, вытянув шею и напряжённо оглядываясь по сторонам.
   И вот он под самым деревом.
   Сильный и ловкий человек с неистово бьющимся сердцем изо всех сил бросает острое копьё, и Бэрамул падает. Он бьёт крыльями и, громко крича, стучит по земле ногами, поднимая целые тучи пыли и травы.
   О горе!.. Поражённые эму отступают назад. Но теперь ни один из чёрных людей не спешит убивать их. Тот, что бросил копьё, дрожит от радости, но остаётся в своём тайнике в ветвях дерева.
   Что ещё он задумал?
   Отбежав недалеко, эму останавливаются и оглядываются. Они не понимают поведения Бэрамула, который всё старается подняться на ноги и не может. Эму начинают возвращаться. Один из них вырывается вперёд, останавливается, опять бежит, желая узнать, почему у Бэрамула так странно взъерошены крылья и почему он перестал дышать.
   Тут летит ещё одна стрела, и любопытную птицу постигает та же участь, что и Бэрамула.

УОРРИ

   Так Карроинги потерял отца.
   Среди убитых эму были ещё две его сестры и два брата.
   Когда стая увидела, сколько из её числа убито коварными людьми, все решили, что пора менять пастбище. И они покинули приморскую равнину с сочной травой. Никогда уж больше не придётся им лакомиться круглыми плодами фиговых деревьев, так как они росли только на побережье.
   На длинных, неуклюжих ногах эму покрыли всю бесконечную широкую равнину и добрались наконец до гор. Некоторые из них протоптали себе тропу сквозь каменистые ущелья, усеянные родниками и заросшие пёстрыми папоротниковыми деревьями, лаврами и кедровым лесом.
   Тут было хорошо и передохнуть, поесть ягод и выпить холодной, освежающей воды из прозрачного источника. Но жить постоянно здесь было нельзя: неровность почвы, постоянные сумерки и ледяной ветер, пронизывающий ущелье, заставляли эму спешить всё дальше и дальше.
   Они взбирались по склонам до высоких бесплодных вершин и там пробивали себе дорогу вдоль острых хребтов, больно ушибаясь и раня при этом о твёрдые камни ноги. Но вот после долгих недель пути они очутились на заросшем травой плато, вдали от своего прежнего пастбища.
   Опять наступила зима, а с нею и свадебный сезон эму. Шли дожди с градом.
   Взрослые эму разделились на пары, прихватив с собою и малышей.
   Бэрамул был убит, и поэтому Кундэллу одна присматривала за шестью птенцами, оставшимися у неё. Карроинги – самый старший и самый большой – помогал ей. Когда снова пришло лето, эму объединились в стаю и все вместе бродили по холмистым равнинам.
   На этот раз им не удалось воспользоваться ежегодным урожаем инжира. Но там было много другой еды. Правда, иногда эму глотали и то, что едва ли можно было назвать едой, например металлические болты или гвозди, случайно оброненные землемерами или дорожными рабочими. Такие штуки, конечно, не переваривались и оставались у эму в желудке, но, как видно, не причиняли им зла.
   И вот однажды Карроинги сделал настоящее открытие. Полный восторга, он поспешил скорее сообщить о нём всей стае.
   Эму последовали за ним через многие мили ветреного пространства, пока Карроинги не остановился перед маленьким деревом с узкими, длинными листьями. На фоне листьев ярко выделялись красные плоды около дюйма в окружности.
   Кундэллу насторожилась: фрукты могли оказаться ядовитыми. Но кое-кто из голодных молодых эму уже принялся срывать их с дерева. Кундэллу сама тоже попробовала один. Снаружи он оказался сочным и мягким, но внутри была большая морщинистая круглая косточка.
   Предстоял выбор: то ли совсем отказаться от плодов, то ли глотать их вместе с косточкой. Кундэллу предпочла глотать их с косточкой. А молодые эму уже и сами решили прибавить квондонг к своему и без того разнообразному меню и с удовольствием продолжали рвать плоды с соседних деревьев.
   После того как Карроинги открыл квондонг, он стал очень популярен в стае. Его начали уважать даже старшие эму: они считали, что он подаёт большие надежды.
   Чёрных людей эму больше не встречали – те ушли далеко на север. Но стали появляться белые люди – они возделывали землю и повсюду пасли стада овец.
   Как-то утром вожак стаи, сильный, крепкий самец, наскочил на двух белых людей, рубивших высокое красное дерево. Несколько недель спустя Карроинги своими глазами увидел группу белых людей, строивших железную дорогу. Люди только смотрели на птиц, иногда прогоняли их, но не делали попыток их поймать.
   Так продолжалось в течение трёх лет. Эму жили спокойно, а Карроинги тем временем из подростка превратился в великолепную взрослую птицу. Голова его возвышалась на уровне пяти футов и даже выше и сидела на длинной и гладкой шее, покрытой голубой кожей. Глаза у него были удивительно большие, светло-карие, с тёмными зрачками. На его чёрном, твёрдом, слегка загнутом клюве виднелись большие ноздри. Его ноги были сильны и красивы; до колен они были без перьев, их покрывало что-то вроде чешуи. Из трёх пальцев на ноге средний был самым длинным, толстым, выдающимся вперёд, с острым, крючковатым когтем. Но лучшим украшением Карроинги был пышный покров из перьев, шевелящихся на ветру. На спине вдоль позвоночника перья распадались надвое и мягко спускались направо и налево. На широкой спине перья были чёрные, с едва заметным блеском; на нижней части шеи они неожиданно переходили в серые и даже белые, а по бокам в пёстрые, бронзово-коричневые с чёрными и светло-кремовыми пятнами. Когда ветер поднимал верхний покров, взору открывался толстый слой причудливо завитых перьев, похожих на старые, пожелтевшие кружева.
   Снова приближалась зима, и Карроинги, ставший уже взрослым, начал испытывать какое-то странное волнение. Ему всё время хотелось показывать свою удаль перед эму-самками. С огромной скоростью пересекал он гладкую равнину, до предела выбрасывая вперёд свои сильные ноги и с ликующим криком обгоняя других эму. Он бил ногами, кричал, хлопал крыльями, танцевал, балансировал на одной ноге, взъерошивал на шее перья, задирал кверху голову или же так выворачивал её, что почти свёртывал себе шею.
   С особенным усердием он проделывал всё это после знакомства с молодой Уорри. Уорри была очень польщена. Ей нравился Карроинги, и в ответ она издавала гортанные звуки и хрипы.
   Когда стая снова начала делиться на пары, никто не удивился, что Карроинги и Уорри вместе отправились устраивать гнездо.

ПЕЧАЛЬНАЯ СУДЬБА ПЕРВОЙ КЛАДКИ

   Была тихая холодная июльская ночь. В морозной вышине светила луна; сотни звёзд, будто осколки хрусталя, сверкали на тёмном небе. Ночной воздух над затихшим кустарником был таким прозрачным, что контуры деревьев и кустов вырисовывались совсем ясно, как будто вы смотрели на них сквозь тёмные очки. Тени деревьев казались огромными чудовищами. Снежный иней, толстым слоем покрывавший траву, белел и сверкал спокойным блеском; дождевые лужицы на пнях замёрзли. Вся местность казалась скованной холодом. Из застывшей тишины, так долго лишённой каких-либо звуков, рождённых зверем или насекомым, птицей или человеком, вдруг донёсся слабый крик. Это был призывный крик. Он всё приближался, затем послышался равномерный топот ног и ритмичное похлопыванье тяжёлых крыльев, словно сухая трава шелестела на ветру. Это был Карроинги, в глубокую ночь нёсшийся через заросшую кустарником равнину, чтобы сообщить всем, что он стал отцом. Отцом восемнадцати овальных яиц!
   Это была рекордная кладка, и Карроинги как будто понимал это. Бывали случаи, когда в гнезде эму высиживалось даже двадцать шесть яиц, но это лишь когда одним гнездом пользовались одновременно две матери. У птиц, которых Карроинги созвал посмотреть на него с Уорри, такая кладка вызвала восхищение. Яйца были большие, тонкая скорлупа была совсем прозрачной и зернистой.
   Уорри продолжала сидеть на своём временном гнезде, сделанном из мягких трав и древесной коры, а Карроинги рвался в ночную равнину, желая со всеми поделиться своим счастьем. Тем временем все уважающие себя эму продолжали спать под голыми сливовыми деревьями. Шум его крыльев наконец разбудил и рассердил одного из отцов семейства. Это не смутило Карроинги – он был готов к бою. Мужская сила, энергия и гордость взыграли в нём, и он готов был вызвать на состязание или на борьбу хоть весь свет.
   Вдруг из прозрачного лунного света перед ним выросла угрожающая тёмная фигура. По неистовому биению крыльев Карроинги узнал, кто это: вожак стаи. Карроинги остановился. Он уже чувствовал себя менее уверенно.
   На эту встречу он не рассчитывал – вожак считался неутомимым борцом. Но отступать было поздно.
   Вожак приближался огромными скачками. В двенадцати ярдах он остановился и уставился на Карроинги; его карие глаза метали грозные молнии. Затем он бросился на Карроинги, Карроинги – на него. Подпрыгнув высоко в воздух, они сцепились своими длинными крючковатыми пальцами. Карроинги получил удар в бедро и тут же нанёс ответный удар по крылу вожака. Потом последовал ещё более сильный удар, сотни мелких перьев полетели от Карроинги, и что-то подсказало ему, что лучше отступить.
   Продолжая бить крыльями, Карроинги вернулся к своему гнезду. Здесь он утешил своё раненое самолюбие, прогнав бедную Уорри с гнезда. Он сам уселся на него, но перед этим осторожно повернул клювом все восемнадцать яиц.
   К сожалению, Карроинги недолго пришлось гордиться, что он отец такого большого числа прекрасных яиц.
   В течение трёх лет белые поселенцы не трогали эму, за исключением нескольких раз, когда они были просто вынуждены гнаться за птицами верхом, так как эму слишком близко подбирались к их посевам и домашнему скоту.
   Но вот один из поселенцев сделал как-то открытие, очень печальное для эму.
   Птицы часто останавливались и смотрели на сухощавых, будто поседевших от солнца людей, объезжавших на тощих лошадях равнину. Как хороши эти животные, называемые лошадьми, думали эму, наблюдая ритмичную игру их мускулов под золотисто-коричневой или же серой блестящей кожей. Во всяком случае, бегали они почти так же быстро, как эму. Вот поэтому-то, хотя эму и были очень любопытны, они старались держаться на значительном расстоянии от всадников.
   В один прекрасный день, когда Карроинги спокойно сидел на своих восемнадцати яйцах, его слух вдруг уловил быстро нарастающий шум. Уорри не было поблизости: она ушла на поиски пищи. Гнездо было расположено среди низких дубков возле заболоченной части равнины, и Карроинги надеялся, что его не заметят. У него были все основания рассчитывать на это, так как расцветка эму была защитной и сливалась с цветом деревьев и травы. Этим природа как бы помогала эму укрываться от врагов. Оставаясь совершенно спокойным, Карроинги приник к земле, вытянув длинную шею и приложив голову к самой траве; глаза и уши его были на страже.
   Стук копыт быстро приближался. Одна лошадь или две?
   Зимний день кончался. Белый туман повис над землёй, и тёмные силуэты ближних дубков, кривых и сучковатых, казались как бы выгравированными на светлом фоне неба. Далеко впереди равнина незаметно сливалась со взметнувшейся вверх громадой серых облаков.
   Каждый нерв, каждый мускул Карроинги был напряжён. Он всё ещё надеялся, что стук копыт вдруг начнёт удаляться. Но нет! Он приближался прямо к нему. Карроинги в страхе прижался к земле. Когда лошадиное цоканье раздалось всего в нескольких ярдах от него, сердце его отчаянно заколотилось. С пронзительным криком вскочил он на ноги и бросился бежать.
   Двое людей натянули поводья, чтобы успокоить испугавшихся лошадей.
   – Вот гнездо, Билл!
   – Посмотри-ка на чудака, спасающего свою жизнь!
   – Ну и кладка!
   Карроинги остановился в сорока ярдах от людей и беспокойно глядел на них. Пока один из всадников следил за ним, другой соскочил с гнедой лошади и быстро сложил в сумку из-под сахара все яйца.
   Затем оба ускакали прочь.
   Гневу Карроинги не было предела, когда он обнаружил, что все до одного яйца украдены. Вернувшаяся Уорри была совершенно потрясена, она никак не могла понять, что же случилось. Оба не знали, что делать. Хотя бы пять, четыре, даже два яйца оставили им!
   Ни одного!
   Люди слишком полюбили страусиные яйца. Один из них, тот, которого звали Билл, высчитал, что в одном страусином яйце столько же содержимого, сколько в восьми куриных.
   – При этом они вкусны! – сказал он китайскому повару на буррингской ферме. – Пожалуй, они слишком остры, но для омлета или кекса вполне годятся. Попробуйте-ка их!
   Повар воспользовался его советом и убедился, что из страусиных яиц получается прекрасная закуска, если их запечь с сыром. Только предварительно с них надо было снять слой жира после того, как они пролежат ночь в миске, без скорлупы.
   Но всё это, конечно, не было утешением для Карроинги и Уорри, которые потеряли свой первый выводок.

КАРРОИНГИ – ВОЖАК

   На следующий год эму перенесли место кладки яиц на много миль в глубь страны. Поселения людей быстро разрастались, и эму стали мешать им. Некоторые фермеры огородили большие пространства для выгона овец. Другие вспахали узкие участки плодородной земли, кое-где перемежавшиеся серым песком, и засеяли их пшеницей или овсом.
   Чтобы не оказаться вдруг в плену за изгородью, эму пришлось отступить на нетронутые ещё земли, где добывать пищу стало очень трудно.
   К тому времени, когда Уорри была готова сделать вторую кладку, эму оказались на большом болоте. За узкой полосой высоких хинных деревьев, будто одетых в лохмотья, которые развевались по ветру, тянулось четверть мили водяного пространства. Глубина его была в несколько футов. Посередине этого озера находилось три или четыре болотистых островка, покрытых чайными деревьями и травой. Бросившись в заросшую гростником воду, Карроинги и Уорри доплыли до одного из этих островков, обошли его со всех сторон и решили, что это прекрасное и безопасное место для выведения птенцов.
   Сырость не тревожила их, и они могли быть спокойны, что в таком месте люди уж не доберутся до их гнезда. Будучи по природе своей хорошими пловцами, эму в любой момент могли вернуться на берег.
   Там Карроинги и Уорри сделали наспех гнездо из травы и сучьев, расположив их таким образом, чтобы яйца не могли раскатиться в разные стороны. Уорри снесла двенадцать яиц. И спустя семь или восемь недель их семейство могло уже насчитывать десять птенцов.
   Почему десять? Да потому, что двоих отнял у них воздушный разбойник.
   В один из редких дней, когда Уорри наконец было разрешено посидеть на яйцах, перед её глазами промелькнула чья-то тень. На неясном фоне деревьев она заметила птицу. Это был черногрудый сарыч, о котором её предупреждал ещё отец.
   Сарыч вдруг опустился на землю. Приблизительно в семи ярдах от гнезда лежал небольшой круглый камень. Переваливаясь с ноги на ногу, сарыч подошёл к нему и захватил когтями. Что он задумал? Любопытство сменилось страхом в сердце Уорри.
   А сарыч уже шёл прямо к Уорри, волоча за собой камень. Вдруг он неистово и угрожающе захлопал крыльями. Уорри не выдержала, с громким «Уа-а-а-аш!» она сорвалась с гнезда и убежала прочь.
   Сарыч продолжал ковылять к гнезду. Когда он добрался до первого, ещё сохранившего тепло яйца, он поднял ногу и бросил камень прямо на толстую зелёную скорлупу. Скорлупа треснула, обнажив нежную светло-зелёную внутреннюю стенку. Сарыч поднял камень и бросил его опять. Трещина разошлась. Не обращая внимания на Уорри, которая стояла совсем недалеко, сарыч принялся высасывать яйцо.
   Он уже покончил со вторым яйцом, когда прибежал Карроинги. С сердитым хлопаньем крыльев Карроинги бросился на сарыча и прогнал его…
   Велика была радость родителей, когда на их маленьком островке начали вылупляться птенцы. Десять восхитительных малюток, которые жалобно пищат и просят есть! Уорри и Карроинги просто не знали, откуда взять столько имён для них всех. Наконец они выбрали: Подди, Уорри, Петта, Карри, Бёрри, Ког, Вурон, Путга, Гура и Булу.
   Когда птенцы подросли настолько, что могли уже доплывать до берега, всё семейство покинуло своё надёжное, но, пожалуй, слишком сырое убежище и выбралось на более широкие просторы.
   В следующую зиму Уорри не делала кладки. К этому времени стая ушла ещё на пятьдесят миль от болота.
   В течение многих месяцев не было ни одного дождя, и земля совсем обнажилась. От травы остались одни корни, так что, когда они проходили по ней, они поднимали в воздух клубы удушающей ныли. Вихри размельчённой земли носились над равниной. Небо казалось неестественно жёлтым от медного солнца. Пыль толстым слоем лежала на листьях эвкалипта. Почву сдуло даже с корней деревьев, и они стояли высокие, голые и уродливые. Урожай квон-донга погиб, и лишь несколько плодов созрело на немногих кустах.
   Наряд Карроинги и Уорри представлял теперь грустное зрелище: они похудели, измучились, перья у них все спутались и часто выпадали. Эму, так же как и другие птицы и звери, умирали от голода; их тела оставались лежать на земле и служили пищей чёрным воронам. И в этот год Уорри не снесла ни одного яйца.
   Наконец засуха кончилась, и проливные дожди превратили коричневую, засохшую равнину в огромное волнующееся зелёное море.
   Фермеры были столь же счастливы, сколь и исконные жители равнины, но счастье их поубавилось, когда они обнаружили, что эму снесли их изгороди и потоптали кое-где посевы пшеницы.
   Так шли годы, пока наконец Карроинги не стал отцом стольких птенцов, что и сам не мог их сосчитать. Знакомство с врагами научило Карроинги и Уорри многим хитростям, с помощью которых они с успехом высиживали свои яйца.
   Например, вот такая. Сделав гнездо, Уорри сносила в него только одно яйцо. На следующий день она выбирала место в каких-нибудь семидесяти пяти ярдах от него, под кустом, и клала туда ещё одно яйцо. На третий день она переходила на новое место, тоже поблизости, и сносила следующее яйцо. И так до тех пор, пока не заканчивала всю кладку. Тем временем Карроинги внимательно следил за всеми яйцами, бодрствуя и днём и ночью. Расположение яиц таким образом давало надежду, что если какой-нибудь враг, например орёл, спустится на гнездо, то ему удастся захватить только одно яйцо, а не всю кладку.
   Но яйца надо было ещё высиживать. Поэтому, когда кладка была закончена, Карроинги и Уорри с помощью клюва и когтей катили по земле одно за другим все яйца по направлению к гнезду, пока они все не собирались там в плотную овальную группу. Настало время, когда Карроинги почти перестал узнавать, кто из стройных подросших эму его отпрыск, а кто нет. Стая выросла уже до двухсот птиц, и Карроинги был среди самых сильных и наиболее уважаемых её вожаков. Поэтому оказалось достаточно одного маленького случая, чтобы он выдвинулся вперёд.
   Злейшими врагами эму были динго – хищные и отвратительные животные. Только за последние несколько лет, когда эму были вынуждены уходить всё дальше и дальше в глубь страны, эти жёлтые собаки погубили многих из них. Всё чаще стали они забираться ночью в страусиные гнёзда, хватали острыми зубами испуганную птицу и одним ударом сворачивали ей шею. К тому же дикие собаки постоянно крали неосторожных птенцов.
   Наконец Карроинги дал им отпор. Это случилось однажды вечером, когда солнце отдавало свои последние лучи и на равнину, словно покрывало из перьев, опускалась темнота.
   Карроинги сидел на гнезде, собрав под собою весь последний свой выводок. Когда пышнохвостый динго со всей силой набросился на Карроинги и вцепился ему в шею, эму поднялся, захлопал крыльями и отпрянул в сторону. Но вместо того чтобы броситься бежать, как этого ожидал динго, Карроинги приготовился к бою. Он был взбешён.
   Тонконогие пушистые птенцы с писком и криком разбежались в разные стороны, ища укрытия под покровом темноты.
   Динго приник к земле, готовый к прыжку; жёлтые клыки его оскалились. Карроинги откинул назад голову и подпрыгнул на три фута в воздух, выбросив вперёд правую ногу, вооружённую сильным когтистым средним пальцем. Но динго рванулся в сторону, и острый коготь эму только слегка задел его ногу. Взвыв от злобы и недоумения, динго снова бросился на Карроинги, но в награду получил лишь ворох перьев из его крыла себе прямо в рот.
   Собака упала и тут же повернулась на бок. Карроинги снова подпрыгнул, его тяжёлая ступня опустилась на извивавшегося динго, нанеся ему в бок рану в восемь дюймов длиной и в четыре глубиной. С душераздирающим воем динго потащился прочь и замертво упал на землю.