Страница:
Осенью 272 г. Аврелиан победителем вернулся в Европу и разбил карпов. По его уходу в 273 г. сирийцы подняли большое восстание, вновь отложились от Рима и вручили власть некоему Ахиллу, родственнику Зенобии. Аврелиан во второй раз взял Пальмиру и на этот раз подверг ее полному разрушению. Тогда же некий Фирм овладел Египтом. Аврелиан немедленно двинулся против него и нанес ему поражение. Александрийцев он покарал за измену тем, что разрушил Брухион. Покончив с делами на востоке, Аврелиан двинулся на Тетрика, правившего отпавшей Галлией (Вописк: "Аврелиан"; 22, 25-26, 28, 30-32). Здесь он легко одержал победу вследствие предательства самого вождя. Дело в том, что Тетрик, неоднократно подвергавшийся нападениям со стороны солдат, в письме просил защиты у Аврелиана, и, когда тот прибыл, выстроил для вида против него строй и сдался ему, как бы в ходе сражения. Ряды его солдат, что естественно при отсутствии вождя, - были смяты и рассеяны; сам он после блестящего двухгодичного правления был проведен в триумфальном шествии, но потом получил наместничество в Лукании. Тем временем в самом Риме были разгромлены поднявшие восстание ремесленники-монетчики (Виктор: "О Цезарях"; 35). Таким образом за четыре года был положен конец многолетней смуте: империя восстановлена в прежних пределах, а варвары побеждены и отброшены за ее границы.
В 275 г. Аврелиан во главе большой армии двинулся в новый восточный поход - на этот раз против персов. Но в пути, в местечке Кенофурии, между Гераклеей и Византием, он был убит из-за козней своего письмоводителя Мнес-тея. Этого Мнестея император подозревал в каких-то преступлениях. Зная это, письмоводитель составил список лиц, якобы подозреваемых императором, в который наряду с именами тех, на кого Аврелиан действительно гневался, включил также имена тех, о ком тот не думал ничего дурного. Мне-стей добавил к ним и свое имя, чтобы проявляемое им беспокойство вызвало больше доверия. Он прочитал список отдельным лицам, имена которых в нем значились, добавляя, что Аврелиан решил всех их убить и что они, если настоящие мужчины, должны позаботиться о собственной жизни. Страх овладел теми, кто заслужил кару, а скорбь - теми, кто не имел вины, так как Аврелиан, казалось, не чувствовал признательности за все оказанные ему благодеяния. Внезапно они напали на государя и умертвили его (Вописк: "Аврелиан"; 33, 35-36).
АГАСИКЛ
Легендарный спартанский царь из рода Эврипонтидов в конце VII - начале VI в. до Р.Х (Павсаний: 3; 7; 5-7).
АГЕСИЛАЙ I
Легендарный царь Лаконики (IX в. до Р.Х.) из рода Агидов. При Агесилае были приняты законы Ликурга (Павсаний: 3; 2).
АГЕСИЛАЙ II
Царь лакедемонян (398-361 гг. до Р.Х.) из рода Эврипонтидов. Род. ок. 444 г. до Р.Х. Умер ок. 360 г. до Р.Х.
Царь Архидам II, правивший лакедемонянами с большой славой, оставил после себя сына по имени Агис от своей первой жены Лампидо, женщины замечательной и достойной, и второго, младшего - Агесилая от Эвполии. Так как власть царя по закону должна была перейти Агису, а Агесилаю предстояло жить как обыкновенному гражданину, он получил обычное спартанское воспитание, очень строгое и полное трудов, но зато приучающее юношей к повиновению. Детей же, которых ожидала царская власть, закон освобождал от подобных обязанностей.
Когда Агесилай находился в так называемых агелах вместе с другими мальчиками его возлюбленным был Лисандр, пленившийся, прежде всего, его природной скромностью и сдержанностью, ибо, блистая среди юношей пылким усердием, желая быть первым во всем, обладая крепостью тела и живостью нрава, которую ничем нельзя было сдержать, Агесилай отличался в то же время таким послушанием и кротостью, что все приказания выполнял не за страх, а за совесть: его более огорчали упреки, чем трудная работа. Красота его в юные годы делала незаметным телесный порок - хромоту. К тому же он переносил ее легко и жизнерадостно, всегда первым смеялся над своим недостатком и этим как бы исправлял его. От этого еще более заметным делалось его честолюбие, так как он никогда не выставлял свою хромоту в качестве предлога, чтобы отказаться от какого-либо дела или работы.
Есть сведения, что Агесилай был небольшого роста и с виду ничем не замечателен, но живость и жизнерадостность при любых обстоятельствах, веселый нрав, привлекательные черты и приятный голос до самой старости привлекали к нему людей.
После смерти Агиса II возник спор из-за царской власти между его сыном Леонтихидом и Агесилаем. Агесилай обвинил Леонтихида в том, что тот незаконнорожденный. В самом деле, всем было хорошо известно, что вскоре после своего прибытия в Спарту, во время землетрясения, Алквиад в страхе выбежал из спальни Тимеи, жены Агиса, и этому позору было множество свидетелей. А Леонтихид родился как раз через десять месяцев после этого. Сам Агис никогда не считал Леонтихида сыном. На это Леонтихид возражал, что Агис, в присутствии многих свидетелей перед смертью отрекся от своих заблуждений и назвал его сыном. Дело таким образом становилось не совсем ясным. К тому же прорицатель Диониер вспомнил одно древнее прорицание:
Спарта! Одумайся ныне! Хотя
ты с душою надменной
Поступью твердой идешь, но
власть возрастишь ты хромую.
Много придется тебе нежданных
бедствий изведать,
Долго хлестать тебя будут войны
губительной волны.
Это пророчество прозрачно намекало на хромоту Агесилая, но Лисандр, бывший в то время в зените своего могущества, возразил, что пророчество это говорит скорее в пользу Агесилая, чем Леон-тихида. "Ибо, - сказал он, божеству безразлично, если царствует кто-либо хромающий на ногу, но если царем будет незаконнорожденный и, следовательно, не потомок Геракла, то это и будет "хромым пареньем"".
При таких обстоятельствах Аге-силай и был провозглашен царем; он тотчас вступил во владение имуществом Агида, лишив этого права Леонтихида, как незаконнорожденного. Однако, видя, что родственники Леонтихида с материнской стороны, люди вполне порядочные, сильно нуждаются, Агесилай отдал им половину имущества; так, вместо зависти и недоброжелательства, он стяжал себе славу и расположение граждан. Такую же предусмотрительность и дальновидность Агесилай проявил в государственных делах. В то время самой большой силой в государстве были эфоры и геронты; первые из них находились у власти только один год, вторые же сохраняли свое достоинство пожизненно и имели полномочия, ограничивающие власть царей. Поэтому цари с давних времен жили с ними в раздорах, передавая эту вражду от отца к сыну. Но Агесилай избрал другой путь. Вместо того чтобы ссориться с ними и делать их своими врагами, он всячески угождал им, не предпринимая ничего без их совета, а будучи призванным, всегда торопился явиться как можно скорее. Всякий раз, когда эфоры подходили в то время, как он, сидя на царском троне, решал дела, он поднимался им навстречу, каждому вновь избранному геронту он всегда посылал в качестве почетного дара теплый дар и быка. Этими поступками он хотел показать, что почитает их и тем возвышает их достоинство, в действительности же незаметно для окружающих все более укреплял собственное могущество и увеличивал значение царской власти благодаря всеобщему расположению, которым он пользовался (Плутарх: "Агесилай"; 1-3).
Едва успел Агесилай вступить на царствование, как из Финикии прибыл какой-то сиракузец Герод и сообщил, что видел там финикийские триеры: одни приплывали из других мест, другие экипировались на месте, третьи еще только строились. Всего их, как он слышал, должно было собраться триста. Этот флот снаряжался царем и сатрапом Тиссаферном для похода неизвестно куда. Лакедемоняне были очень обеспокоены этим, созвали союзников и стали думать, что им делать. Лисандр, считая, что греки будут значительно превосходить персов на суше и на море, убедил Агесилая взять на себя поход в Азию при условии, что ему будут даны тридцать человек спартиатов, до двух тысяч неодамодов и до шести тысяч союзнических контингентов. Когда Агесилай сделал заявление о предпринимаемом им походе, лакедемоняне дали ему все, что он просил, да еще на шесть месяцев хлеба и зерна. Совершив жертвоприношения, Агесилай отправился в путь. Перед плаваньем в Азию, он решил отправиться в Авлиду и принести жертву на том месте, где Агамемнон совершил жертвоприношение перед отплытием в Трою. Но когда он туда прибыл, беотархи, узнав о его намерениях, послали всадников с запрещением продолжать жертвоприношение; всадники эти сбросили с алтаря части лежащих на нем жертвенных животных. Агесилай пришел в страшный гнев и, призывая в свидетели богов, сел на корабль и отплыл (в 396 г. до Р.Х.). Он прибыл в Гераст, собрал там как можно больше войска и двинулся на Эфес (Ксенофонт: 3; 4; 1-2).
Сначала Тиссаферн, боясь Агесилая, заключил с ним договор, по которому персидский царь обещал предоставить греческим городам в Азии свободу и право жить по собственным законам. Однако позже, решив, что у него уже достаточно сил, он начал войну. Агесилай охотно принял вызов, так как возлагал большие надежды на свой поход. При этом он сделал вид, что собирается выступить в Карию. Когда же там собрались воинские силы варваров, он неожиданно вторгся в Фригию. Здесь он завоевал много городов и захватил большие богатства.
Когда подошло время для возобновления военных действий, Агесилай повел войско в Лидию и прибыл на равнину у Сард (в 395 г. до Р.Х.). Тиссаферн напал со своей конницей на воинов противника, которые разбрелись по равнине с Целью грабежа, и многих из них уничтожил. Но Агесилай немедленно нанес ответный удар: поставив легкую пехоту между всадниками, он приказал воинам выступить на противника, не теряя ни минуты, а сам следом повел тяжелую пехоту. Варвары были обращены в бегство, и греки, устремившись в погоню, многих убили и захватили вражеский лагерь. Узнав о поражении своей армии, Артаксеркс II велел отрубить Тиссаферну голову, а затем сразу обратился к Агеси-лаю с просьбой прекратить войну и отплыть домой, предлагая ему за это деньги, но тот ответил, что вопрос о мире может решить только одна Спарта. Пока же Агесилай повел свои войска во Фригию, взяв у царского посла Тиффраста тридцать талантов на путевые расходы (Плутарх: "Агесилай"; 9-10).
Тиффраст, ничуть не веря миролюбивым заверениям Агесилая, считал несомненным, что лаконец надеется одержать окончательную победу над царем. Не видя другой возможности выпроводить эллинов прочь из Азии, он решил возбудить войну внутри самой Эллады. Итак, он отправил в Грецию родосцаТи-мократа, дав ему с собой 50 талантов, и поручил ему подкупить виднейших политических деятелей в греческих государствах. Тимократ побывал в Фивах, Коринфе и Аргосе и раздал деньги виднейшим демагогам. Принявшие взятку всячески старались опорочить лакедемонян в глазах своих сограждан. Это не потребовало большого труда, так как грубая гегемония лакедемонян вызывала возмущение во всей Элладе. Вскоре не без происков фиванцев началась война между опунтскими локрами и фокей-цами. Когда фокейцы одержали победу, фиванцы вступили в войну на защиту локров. Фокейцы обратились за помощью к лакедемонянам. Лакедемоняне давно уже гневались на фиванцев и немедленно отправили против них две армии - во главе с Лисандром и царем Павса-нием. Афиняне решили помогать фиванцам. Таким образом, через десять лет после окончания Пелопонесской войны началась новая всеэллинская война и началась неудачно для спартанцев - войско Лисандра потерпело поражение, и сам он погиб. Армия же Павсания с позором отступила из Беотии (Ксенофонт: 3; 5).
Тем временем в 394 г. до Р.Х. Агесилай отправился походом в земли сатрапа Фарнабаза и дошел до самой Пафлагонии. Здесь он привлек на свою сторону Пафлагонского царя Котия. Потом он возвратился во Фригию и предал ее опустошению. За два года командования Агесилая слух о нем распространился по всей Азии. При этом особенно прославлялись его рассудительность, простота и умеренность. Среди многих тысяч воинов трудно было найти такого, у которого постель была бы проще и дешевле, чем у Агесилая. К жажде и голоду он был настолько безразличен, как если бы один лишь он был создан, чтобы переносить любые перемены погоды, но самым приятным зрелищем для греков, населяющих Азию, было видеть, как полководцы и наместники, обычно невыносимо гордые, изнеженные богатством и роскошью, с трепетом угождают человеку в простом поношенном плаще и беспрекословно меняют свое поведение, выслушав от него лишь одно по-лаконски немногословное замечание.
В то время Азия сильно волновалась и склонна была к отпадению от персов. Агесилай навел порядок в азиатских городах и придал им надлежащее государственное устройство, не прибегая к казням и изгнаниям граждан. Затем он решил двинуться дальше, чтобы, удалив войну от греческого моря, заставить царя сразиться за его собственную жизнь и сокровища Суз и Экботан и таким образом лишить его возможности возбуждать войну среди греков, сидя спокойно на своем троне и подкупая своекорыстных искателей народной благосклонности. Однако в это время к нему прибыл спартанец Эпикидид с известием, что Спарте угрожает опасная война в самой Греции и что эфоры призывают его прийти на помощь согражданам. Едва успела прийти к нему скитала, как Агесилай отказался от блестящих успехов, от могущества и заманчивых надежд и, оставив незавершенным дело, тотчас же отплыл. Он оставил своих союзников в глубокой печали по нему.
Пройдя через Фермопилы, Агесилай двинулся по Фокиде, дружественно к нему расположенной. Но лишь только он вступил в Беотию и встал лагерем у Херонеи, пришло известие, что персидский флот под командованием Фарнабаза и афинянина Конона разгромил ла-конский флот у Книда. Чтобы не внушать воинам робости и отчаянья в то время, как они готовились к борьбе, он приказал людям, приплывшим с моря, говорить противоположное действительности - что битва была выиграна спартанцами. Он сам появился с венком на голове, принес жертвы богам за хорошее известие и отослал друзьям части жертвенных животных.
Отсюда он выступил дальше и, оказавшись при Коронее лицом к лицу с противником, выстроил войско в боевой порядок, поручив орхоменцам левое крыло и став во главе правого. У неприятеля на правом фланге стояли фиванцы, на левом - агривяне. Битва была чрезвычайно ожесточенной, так как лакедемоняне и фиванцы уже давно горели ненавистью друг к другу. Первое столкновение не вызвало, правда, упорной и длительной борьбы: фиванцы обратили в бегство орхоменцев, а Агесилай - аргивян. Однако и те и другие, узнав, что их левое крыло опрокинуто и отступает, повернули назад. Агесилай мог бы обеспечить себе верную победу, если бы он не ударил фиванцам в лоб, а дал им пройти мимо и бросился бы на них сзади. Однако из-за ожесточения и честолюбия он сшибся с противником грудь с грудью, желая опрокинуть его своим натиском. Враги приняли удар с не меньшей отвагой, и вспыхнуло горячее сражение по всей боевой линии, особенно напряженное в том месте, где стоял Агесилай, окруженный пятидесятые спартанцами, боевой пыл которых послужил на этот раз спасением для царя. Ибо они сражались, защищая его, с величайшей храбростью и, хотя и не смогли уберечь царя от ран, однако, когда его панцирь был уже пробит во многих местах мечами и копьями, вынесли его с большим трудом, сплотившись тесно вокруг него. Многих врагов они положили на месте, но и сами потеряли многих. Когда выяснилось, что одолеть фиванцев прямым ударом слишком трудно, спартанцы принуждены были принять план, отвергнутый Ими в начале сражения. Они расступились перед фиванцами и дали им пройти между своими, а когда те, увидев, что прорыв уже совершился, нарушили строй, спартанцы погнались за ними и, поравнявшись, напали с флангов. Но и тогда им не удалось обратить врагов в бегство: фиванцы отошли к Геликону, причем эта битва преисполнила их самомнением, так как им удалось остаться непобежденными, несмотря на то, что они были одни без союзников.
По возвращении в Спарту, Агесилай сразу же завоевал симпатии граждан и всеобщее удивление своими привычками и образом жизни. Ибо, в отличие от большинства полководцев, он не вернулся с чужбины другим человеком, преобразившимся под воздействием чужеземных нравов, недовольным всем отечественным, ссорящимся со своими согражданами; наоборот, он вел себя так, как если бы никогда не переходил на другую сторону Эврота, уважал и любил родные обычаи, не изменил ничего ни в пище, ни в купаниях, ни в образе жизни своей жены, ни в украшении своего оружия, ни в домашнем хозяйстве. Даже двери собственного дома, которые были настолько древними, что, казалось, были поставлены еще Аристодемом, он сохранил в прежнем состоянии (Плутарх: "Агесилай"; 11-20).
Война тем временем продолжалась. В 390 г. до Р.Х. лакедемоняне узнали, что весь скот коринфских жителей находится в их владении и согнан в Пирей, а многие также кормятся из запасов, имеющихся в самом городе; поэтому они снова отправились походом на Коринф под предводительством Aгeсилая. Защитники Пирея не стали думать о защите, но все устремились в святилище Геры. Агесилай вступил в крепость и овладел всеми припасами (Ксенофонт; 4; 4-5). Когда Агесилай находился еще около Коринфа и наблюдал, как его воины уводят пленных и уносят добычу, к нему прибыли послы из Фив с предложением дружественного союза. Агесилай, всегда ненавидевший этот город, нашел этот случай подходящим, чтобы выразить свое презрение к фиванцам, и сделал вид, что не видит и не слышит послов. Но еще не успели фиванцы уйти, как к царю прибыли гонцы с известием, что целая мора спартанцев изрублена коринфскими наемниками во главе с афинянином Ификратом. Такое большое несчастье уже давно не постигало лакедемонян: они потеряли многих славных воинов, причем гоплиты оказались побеждены легкой пехотой, и лакедемоняне - наемниками. Агесилай тотчас поспешил на выручку, но, когда узнал, что дело уже свершилось, быстро вернулся к Пирею и уже сам предложил явиться беотийским послам. А фиванцы, платя ему той же монетой, теперь ни словом не упомянули о мире, а лишь попросили пропустить их в Коринф (Плутарх: "Агесилай"; 22).
Между тем, после того как Ко-нон и Фарнабаз с помощью царского флота завоевали владычество на море и стали опустошать берега Лаконики, а афиняне на деньги, полученные от Фарнабаза, вновь укрепили свой город, лакедемоняне решили заключить мир с царем. Они послали Анталкида к Тириба-зу с тем, чтобы позорнейшим, несправедливейшим образом передать царю греков, населяющих Азию, из-за которых и начата была вся война (Плутарх: "Агесилай"; 23). Договор, заключенный между Артаксерксом II и Анталкидом, гласил: "Царь Артаксеркс считает справедливым, чтобы ему принадлежали все города Азии, а из островов - Клазомены и Кипр. Всем же прочим городам, большим и малым, - должна быть предоставлена автономия, кроме Лемноса, Имброса и Скироса, которые по-прежнему остаются во власти афинян. Той из воюющих сторон, которая не примет этих условий, я вместе с принявшими мир, объявляю войну на суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами".
Этот мир несколько ронял престиж Спарты в глазах азиатских греков (что, в сущности, было не так уж важно), но во всем остальном был ей на руку, так как подрывал могущество ее главных врагов - фиванцев и аргосцев. Ведь на основании этого договора первые должны были отказаться от гегемонии над Беотией, а вторые - над Коринфом и предоставить автономию всем подчиненным городам. Как и следовало ожидать, фиванцы возражали против условий мира и хотели принести клятву от всех бео-тийцев, но Агесилай отказался принять такую присягу и потребовал, чтобы фиванцы присягнули на точном основании царской грамоты, - что всякий город - большой и малый станет с этих пор автономным. Не дожидаясь возвращения послов, он стал демонстративно готовиться к походу на Фивы. Однако, прежде чем он двинулся в Беотию, приехали представители фиванцев и заявили, что они согласны на автономию всех городов. Тогда лакедемоняне вернулись на родину, а фиванцы были принуждены присоединиться к общей присяге и предоставить автономию беотийским городам (386 г. до Р.Х.). В целом после Анталкидо-ва мира Спарта сохранила гегемонию над Элладой и даже несколько усилила свои позиции, поскольку взяла на себя роль блюстителя присланных царем мирных условий и добывала автономию греческим городам (Ксенофонт: 5; 1; 29-36).
Унизив таким образом Фивы, Агесилай не успокоился на этом. В 382 г. до Р.Х. лакедемонский отряд под командованием Фебида был отправлен в Халкидику для того, чтобы вести войну против олинфян. В это время в Фивах шла борьба между демократической партией Исмения и олигархами, возглавляемыми Леонтиадом. И вот, когда Фебид проходил мимо города со своим войском, Леонтиад убедил его внезапно захватить Кадмею (фйванский акрополь). Фебид послушался и напал во время Фесмофорий на ничего не подозревающих фиванцев и завладел твердынею. Исмений был схвачен, отправлен в Лакедемон и через некоторое время казнен. Демократы, и в их числе Пелопид, бежали. Эпа-минонд остался в городе: его не тронули, так как вследствие его научных занятий враги не считали его способным к политической деятельности (Плутарх: "Пелопид"; 5).
Когда весть о захвате Кадмеи лакедемонянами распространилась по Элладе, все греки были охвачены негодованием; возмущались и сами спартанцы, особенно противники Агесилая. В гневе они спрашивали Фебида, по чьему приказанию он так поступил, и всеобщие подозрения были обращены на Агесилая. Но Агесилай без колебаний открыто выступил на защиту Фебида, говоря, что важно выяснить только, принес ли этот поступок какую-нибудь пользу. "Ибо все, что приносит пользу Лакедемону, - говорил он, - вполне допустимо совершать на свой страх и риск, даже без чьего-либо приказания". Он не только спас жизнь Фебиду, но и убедил государство взять ответственность за это преступление, разместить в Кад-мее караульный отряд и предоставить фиванские дела и государственное устройство на произвол Архия и Леонтиада, с помощью которых Фебид вошел в город и захватил крепость. Вот почему у всех явилась мысль, что Фебид был только исполнителем, а зачинщик всего дела - Агесилай. Дальнейшие события с несомненностью подтвердили эти подозрения.
В 379 г. до Р.Х. изгнанники-демократы тайно возвратились в Фивы и убили Архия и Леонтиада. После этого фиванцы восстали и изгнали из города спартанский караульный отряд. В Фивах было восстановлено демократическое правление. Агесилай обвинил фиванцев в том, что они убили своих полемархов (хотя те были ими лишь на словах, а на деле правили как настоящие тираны), и склонил лакедемонян объявить Фивам войну. В поход был отправлен второй царь - Клеом-брот I, который вернулся, не совершив ничего достойного.
До этого времени фиванцы вели войну с лакедемонянами в одиночку, даже часть беотийцев выступала против них. Но вскоре на сторону Фив встали Афины, и причиной тому была авантюра Сфодрия. Сфодрий был оставлен Клеомбротом в качестве гармоста в Феспиях. Это был человек, не лишенный смелости и честолюбия, но более преисполненный пустых надежд, чем благоразумия. Он желал стяжать славу и, считая, что Фебид благодаря своему дерзкому поступку стал знаменит, пришел к выводу, что приобретет имя еще более громкое, если неожиданным нападением захватит Пирей и этим отрежет афинян от моря. Передают также, что это была затея беотар-хов с Мелоном и Пелопидом во главе. Они подослали к Сфодрию людей, прикинувшихся друзьями лакедемонян, которые и побудили Сфодрия взяться за дело. Этот поступок по своей несправедливости и противозаконности был подобен поступку Фебида, но в исполнении его не было ни той же смелости, ни того же успеха. День застал лакедемонян на Фриаский-ской равнине, в результате чего замысел их раскрылся. Афиняне отправили послов в Спарту, чтобы обвинить Сфодрия. Но еще прежде сами спартанцы привлекли Сфодрия к суду по обвинению, грозившему смертной казнью.
У Сфодрия был сын Клеоним, еще совсем юный и красивой наружности, к которому пылал страстью сын Агесилая Архидам. Незадолго до суда Архидам приступил к отцу с просьбой поддержать Сфодрия. Агесилай, хотя и порицал очень сильно поступок Сфодрия, не оставил просьбы сына без ответа. Он вообще очень любил своих детей. О нем даже рассказывали одну забавную историю, не вязавшуюся с его суровым обликом: будто бы он дома играл со своими детьми, когда они были еще маленькими, и ездил вместе с ними на палочке, а когда один из друзей увидел Агесилая за этим занятием, Агесилай попросил не говорить об этом никому, пока тот сам не станет отцом.
Итак, благодаря поддержке Агесилая, Сфодрий был оправдан, и возмущенные афиняне объявили лакедемонянам войну (Плутарх: "Агесилай"; 23-25).
В 378 г. до Р.Х. Агесилай во главе войска лакедемонян вторгся в Беотию и предал окрестности Фив опустошению. После он отступил, оставив в Феспиях Фебида. В том же году Фебид потерпел поражение и сам пал в бою. В следующем году Агесилай повторил свое вторжение и вновь предал страну систематическому опустошению. Фиванцы оказались в очень тяжелом положении вследствие недостатка хлеба; уже два года они не могли снимать с полей жатвы. Возможно, действуя Агесилай против них прежним способом, он мог бы преуспеть в военных действиях, но в 376 г. до Р.Х он тяжело и надолго заболел. На пути из Фив, в то время как его войско находилось в Мегарах, он шел однажды из храма Афродиты. Вдруг у него лопнула какая-то жила, и кровь потекла из тела в здоровую, не хромую ногу. Голень необычайно раздулась и причиняла Агесилаю невыносимую боль. Тогда какой-то сиракузский врач вскрыл ему жилу около лодыжки. Кровь брызнула и, не переставая, текла целые сутки. Никакими средствами не удавалось остановить кровотечение, пока Агесилай не впал в беспамятство; тогда кровотечение само собой прекратилось. После этого Агесилай был отвезен в Лакедемон, где долго пролежал больным, не будучи в состоянии выступить в поход (Ксе-нофонт: 5; 4; 34-58). Тем временем, в 375 г. до Р.Х., фиванцы взяли Фес-пии, а затем разбили близ Тегиры в открытом бою две спартанские моры, причем погибли оба спартанских полемарха (Плутарх: "Пелопид"; 16-17). После этого они легко покорили Беотию и восстановили свою гегемонию. Еще прежде афиняне разбили лаконский флот в проливе между Накосом и Пиро-сом. Из 83 лаконских триер афинский наварх Храбрий захватил 49, а 24 потопил (Плутарх: "Фокион"; 6). В 373 г. до Р.Х. другой спартанский наварх Мнасипп потерпел тяжелое поражение на Керкире и сам пал в бою. Но в том же году фиванцы взяли и разрушили Платеи. Это до крайности возмутило афинян, имевших с платейцами очень давнюю дружбу, и охладило их рвение. В самом деле, пока афиняне вели войну со Спартой, фиванцы потихоньку прибрали к рукам всю Беотию и приступили к завоеванию Фокиды. Могущество фиванцев стремительно возрастало и теперь уже внушало опасение самим афинянам. Итак, обе стороны стали искать путей к примирению.
В 275 г. Аврелиан во главе большой армии двинулся в новый восточный поход - на этот раз против персов. Но в пути, в местечке Кенофурии, между Гераклеей и Византием, он был убит из-за козней своего письмоводителя Мнес-тея. Этого Мнестея император подозревал в каких-то преступлениях. Зная это, письмоводитель составил список лиц, якобы подозреваемых императором, в который наряду с именами тех, на кого Аврелиан действительно гневался, включил также имена тех, о ком тот не думал ничего дурного. Мне-стей добавил к ним и свое имя, чтобы проявляемое им беспокойство вызвало больше доверия. Он прочитал список отдельным лицам, имена которых в нем значились, добавляя, что Аврелиан решил всех их убить и что они, если настоящие мужчины, должны позаботиться о собственной жизни. Страх овладел теми, кто заслужил кару, а скорбь - теми, кто не имел вины, так как Аврелиан, казалось, не чувствовал признательности за все оказанные ему благодеяния. Внезапно они напали на государя и умертвили его (Вописк: "Аврелиан"; 33, 35-36).
АГАСИКЛ
Легендарный спартанский царь из рода Эврипонтидов в конце VII - начале VI в. до Р.Х (Павсаний: 3; 7; 5-7).
АГЕСИЛАЙ I
Легендарный царь Лаконики (IX в. до Р.Х.) из рода Агидов. При Агесилае были приняты законы Ликурга (Павсаний: 3; 2).
АГЕСИЛАЙ II
Царь лакедемонян (398-361 гг. до Р.Х.) из рода Эврипонтидов. Род. ок. 444 г. до Р.Х. Умер ок. 360 г. до Р.Х.
Царь Архидам II, правивший лакедемонянами с большой славой, оставил после себя сына по имени Агис от своей первой жены Лампидо, женщины замечательной и достойной, и второго, младшего - Агесилая от Эвполии. Так как власть царя по закону должна была перейти Агису, а Агесилаю предстояло жить как обыкновенному гражданину, он получил обычное спартанское воспитание, очень строгое и полное трудов, но зато приучающее юношей к повиновению. Детей же, которых ожидала царская власть, закон освобождал от подобных обязанностей.
Когда Агесилай находился в так называемых агелах вместе с другими мальчиками его возлюбленным был Лисандр, пленившийся, прежде всего, его природной скромностью и сдержанностью, ибо, блистая среди юношей пылким усердием, желая быть первым во всем, обладая крепостью тела и живостью нрава, которую ничем нельзя было сдержать, Агесилай отличался в то же время таким послушанием и кротостью, что все приказания выполнял не за страх, а за совесть: его более огорчали упреки, чем трудная работа. Красота его в юные годы делала незаметным телесный порок - хромоту. К тому же он переносил ее легко и жизнерадостно, всегда первым смеялся над своим недостатком и этим как бы исправлял его. От этого еще более заметным делалось его честолюбие, так как он никогда не выставлял свою хромоту в качестве предлога, чтобы отказаться от какого-либо дела или работы.
Есть сведения, что Агесилай был небольшого роста и с виду ничем не замечателен, но живость и жизнерадостность при любых обстоятельствах, веселый нрав, привлекательные черты и приятный голос до самой старости привлекали к нему людей.
После смерти Агиса II возник спор из-за царской власти между его сыном Леонтихидом и Агесилаем. Агесилай обвинил Леонтихида в том, что тот незаконнорожденный. В самом деле, всем было хорошо известно, что вскоре после своего прибытия в Спарту, во время землетрясения, Алквиад в страхе выбежал из спальни Тимеи, жены Агиса, и этому позору было множество свидетелей. А Леонтихид родился как раз через десять месяцев после этого. Сам Агис никогда не считал Леонтихида сыном. На это Леонтихид возражал, что Агис, в присутствии многих свидетелей перед смертью отрекся от своих заблуждений и назвал его сыном. Дело таким образом становилось не совсем ясным. К тому же прорицатель Диониер вспомнил одно древнее прорицание:
Спарта! Одумайся ныне! Хотя
ты с душою надменной
Поступью твердой идешь, но
власть возрастишь ты хромую.
Много придется тебе нежданных
бедствий изведать,
Долго хлестать тебя будут войны
губительной волны.
Это пророчество прозрачно намекало на хромоту Агесилая, но Лисандр, бывший в то время в зените своего могущества, возразил, что пророчество это говорит скорее в пользу Агесилая, чем Леон-тихида. "Ибо, - сказал он, божеству безразлично, если царствует кто-либо хромающий на ногу, но если царем будет незаконнорожденный и, следовательно, не потомок Геракла, то это и будет "хромым пареньем"".
При таких обстоятельствах Аге-силай и был провозглашен царем; он тотчас вступил во владение имуществом Агида, лишив этого права Леонтихида, как незаконнорожденного. Однако, видя, что родственники Леонтихида с материнской стороны, люди вполне порядочные, сильно нуждаются, Агесилай отдал им половину имущества; так, вместо зависти и недоброжелательства, он стяжал себе славу и расположение граждан. Такую же предусмотрительность и дальновидность Агесилай проявил в государственных делах. В то время самой большой силой в государстве были эфоры и геронты; первые из них находились у власти только один год, вторые же сохраняли свое достоинство пожизненно и имели полномочия, ограничивающие власть царей. Поэтому цари с давних времен жили с ними в раздорах, передавая эту вражду от отца к сыну. Но Агесилай избрал другой путь. Вместо того чтобы ссориться с ними и делать их своими врагами, он всячески угождал им, не предпринимая ничего без их совета, а будучи призванным, всегда торопился явиться как можно скорее. Всякий раз, когда эфоры подходили в то время, как он, сидя на царском троне, решал дела, он поднимался им навстречу, каждому вновь избранному геронту он всегда посылал в качестве почетного дара теплый дар и быка. Этими поступками он хотел показать, что почитает их и тем возвышает их достоинство, в действительности же незаметно для окружающих все более укреплял собственное могущество и увеличивал значение царской власти благодаря всеобщему расположению, которым он пользовался (Плутарх: "Агесилай"; 1-3).
Едва успел Агесилай вступить на царствование, как из Финикии прибыл какой-то сиракузец Герод и сообщил, что видел там финикийские триеры: одни приплывали из других мест, другие экипировались на месте, третьи еще только строились. Всего их, как он слышал, должно было собраться триста. Этот флот снаряжался царем и сатрапом Тиссаферном для похода неизвестно куда. Лакедемоняне были очень обеспокоены этим, созвали союзников и стали думать, что им делать. Лисандр, считая, что греки будут значительно превосходить персов на суше и на море, убедил Агесилая взять на себя поход в Азию при условии, что ему будут даны тридцать человек спартиатов, до двух тысяч неодамодов и до шести тысяч союзнических контингентов. Когда Агесилай сделал заявление о предпринимаемом им походе, лакедемоняне дали ему все, что он просил, да еще на шесть месяцев хлеба и зерна. Совершив жертвоприношения, Агесилай отправился в путь. Перед плаваньем в Азию, он решил отправиться в Авлиду и принести жертву на том месте, где Агамемнон совершил жертвоприношение перед отплытием в Трою. Но когда он туда прибыл, беотархи, узнав о его намерениях, послали всадников с запрещением продолжать жертвоприношение; всадники эти сбросили с алтаря части лежащих на нем жертвенных животных. Агесилай пришел в страшный гнев и, призывая в свидетели богов, сел на корабль и отплыл (в 396 г. до Р.Х.). Он прибыл в Гераст, собрал там как можно больше войска и двинулся на Эфес (Ксенофонт: 3; 4; 1-2).
Сначала Тиссаферн, боясь Агесилая, заключил с ним договор, по которому персидский царь обещал предоставить греческим городам в Азии свободу и право жить по собственным законам. Однако позже, решив, что у него уже достаточно сил, он начал войну. Агесилай охотно принял вызов, так как возлагал большие надежды на свой поход. При этом он сделал вид, что собирается выступить в Карию. Когда же там собрались воинские силы варваров, он неожиданно вторгся в Фригию. Здесь он завоевал много городов и захватил большие богатства.
Когда подошло время для возобновления военных действий, Агесилай повел войско в Лидию и прибыл на равнину у Сард (в 395 г. до Р.Х.). Тиссаферн напал со своей конницей на воинов противника, которые разбрелись по равнине с Целью грабежа, и многих из них уничтожил. Но Агесилай немедленно нанес ответный удар: поставив легкую пехоту между всадниками, он приказал воинам выступить на противника, не теряя ни минуты, а сам следом повел тяжелую пехоту. Варвары были обращены в бегство, и греки, устремившись в погоню, многих убили и захватили вражеский лагерь. Узнав о поражении своей армии, Артаксеркс II велел отрубить Тиссаферну голову, а затем сразу обратился к Агеси-лаю с просьбой прекратить войну и отплыть домой, предлагая ему за это деньги, но тот ответил, что вопрос о мире может решить только одна Спарта. Пока же Агесилай повел свои войска во Фригию, взяв у царского посла Тиффраста тридцать талантов на путевые расходы (Плутарх: "Агесилай"; 9-10).
Тиффраст, ничуть не веря миролюбивым заверениям Агесилая, считал несомненным, что лаконец надеется одержать окончательную победу над царем. Не видя другой возможности выпроводить эллинов прочь из Азии, он решил возбудить войну внутри самой Эллады. Итак, он отправил в Грецию родосцаТи-мократа, дав ему с собой 50 талантов, и поручил ему подкупить виднейших политических деятелей в греческих государствах. Тимократ побывал в Фивах, Коринфе и Аргосе и раздал деньги виднейшим демагогам. Принявшие взятку всячески старались опорочить лакедемонян в глазах своих сограждан. Это не потребовало большого труда, так как грубая гегемония лакедемонян вызывала возмущение во всей Элладе. Вскоре не без происков фиванцев началась война между опунтскими локрами и фокей-цами. Когда фокейцы одержали победу, фиванцы вступили в войну на защиту локров. Фокейцы обратились за помощью к лакедемонянам. Лакедемоняне давно уже гневались на фиванцев и немедленно отправили против них две армии - во главе с Лисандром и царем Павса-нием. Афиняне решили помогать фиванцам. Таким образом, через десять лет после окончания Пелопонесской войны началась новая всеэллинская война и началась неудачно для спартанцев - войско Лисандра потерпело поражение, и сам он погиб. Армия же Павсания с позором отступила из Беотии (Ксенофонт: 3; 5).
Тем временем в 394 г. до Р.Х. Агесилай отправился походом в земли сатрапа Фарнабаза и дошел до самой Пафлагонии. Здесь он привлек на свою сторону Пафлагонского царя Котия. Потом он возвратился во Фригию и предал ее опустошению. За два года командования Агесилая слух о нем распространился по всей Азии. При этом особенно прославлялись его рассудительность, простота и умеренность. Среди многих тысяч воинов трудно было найти такого, у которого постель была бы проще и дешевле, чем у Агесилая. К жажде и голоду он был настолько безразличен, как если бы один лишь он был создан, чтобы переносить любые перемены погоды, но самым приятным зрелищем для греков, населяющих Азию, было видеть, как полководцы и наместники, обычно невыносимо гордые, изнеженные богатством и роскошью, с трепетом угождают человеку в простом поношенном плаще и беспрекословно меняют свое поведение, выслушав от него лишь одно по-лаконски немногословное замечание.
В то время Азия сильно волновалась и склонна была к отпадению от персов. Агесилай навел порядок в азиатских городах и придал им надлежащее государственное устройство, не прибегая к казням и изгнаниям граждан. Затем он решил двинуться дальше, чтобы, удалив войну от греческого моря, заставить царя сразиться за его собственную жизнь и сокровища Суз и Экботан и таким образом лишить его возможности возбуждать войну среди греков, сидя спокойно на своем троне и подкупая своекорыстных искателей народной благосклонности. Однако в это время к нему прибыл спартанец Эпикидид с известием, что Спарте угрожает опасная война в самой Греции и что эфоры призывают его прийти на помощь согражданам. Едва успела прийти к нему скитала, как Агесилай отказался от блестящих успехов, от могущества и заманчивых надежд и, оставив незавершенным дело, тотчас же отплыл. Он оставил своих союзников в глубокой печали по нему.
Пройдя через Фермопилы, Агесилай двинулся по Фокиде, дружественно к нему расположенной. Но лишь только он вступил в Беотию и встал лагерем у Херонеи, пришло известие, что персидский флот под командованием Фарнабаза и афинянина Конона разгромил ла-конский флот у Книда. Чтобы не внушать воинам робости и отчаянья в то время, как они готовились к борьбе, он приказал людям, приплывшим с моря, говорить противоположное действительности - что битва была выиграна спартанцами. Он сам появился с венком на голове, принес жертвы богам за хорошее известие и отослал друзьям части жертвенных животных.
Отсюда он выступил дальше и, оказавшись при Коронее лицом к лицу с противником, выстроил войско в боевой порядок, поручив орхоменцам левое крыло и став во главе правого. У неприятеля на правом фланге стояли фиванцы, на левом - агривяне. Битва была чрезвычайно ожесточенной, так как лакедемоняне и фиванцы уже давно горели ненавистью друг к другу. Первое столкновение не вызвало, правда, упорной и длительной борьбы: фиванцы обратили в бегство орхоменцев, а Агесилай - аргивян. Однако и те и другие, узнав, что их левое крыло опрокинуто и отступает, повернули назад. Агесилай мог бы обеспечить себе верную победу, если бы он не ударил фиванцам в лоб, а дал им пройти мимо и бросился бы на них сзади. Однако из-за ожесточения и честолюбия он сшибся с противником грудь с грудью, желая опрокинуть его своим натиском. Враги приняли удар с не меньшей отвагой, и вспыхнуло горячее сражение по всей боевой линии, особенно напряженное в том месте, где стоял Агесилай, окруженный пятидесятые спартанцами, боевой пыл которых послужил на этот раз спасением для царя. Ибо они сражались, защищая его, с величайшей храбростью и, хотя и не смогли уберечь царя от ран, однако, когда его панцирь был уже пробит во многих местах мечами и копьями, вынесли его с большим трудом, сплотившись тесно вокруг него. Многих врагов они положили на месте, но и сами потеряли многих. Когда выяснилось, что одолеть фиванцев прямым ударом слишком трудно, спартанцы принуждены были принять план, отвергнутый Ими в начале сражения. Они расступились перед фиванцами и дали им пройти между своими, а когда те, увидев, что прорыв уже совершился, нарушили строй, спартанцы погнались за ними и, поравнявшись, напали с флангов. Но и тогда им не удалось обратить врагов в бегство: фиванцы отошли к Геликону, причем эта битва преисполнила их самомнением, так как им удалось остаться непобежденными, несмотря на то, что они были одни без союзников.
По возвращении в Спарту, Агесилай сразу же завоевал симпатии граждан и всеобщее удивление своими привычками и образом жизни. Ибо, в отличие от большинства полководцев, он не вернулся с чужбины другим человеком, преобразившимся под воздействием чужеземных нравов, недовольным всем отечественным, ссорящимся со своими согражданами; наоборот, он вел себя так, как если бы никогда не переходил на другую сторону Эврота, уважал и любил родные обычаи, не изменил ничего ни в пище, ни в купаниях, ни в образе жизни своей жены, ни в украшении своего оружия, ни в домашнем хозяйстве. Даже двери собственного дома, которые были настолько древними, что, казалось, были поставлены еще Аристодемом, он сохранил в прежнем состоянии (Плутарх: "Агесилай"; 11-20).
Война тем временем продолжалась. В 390 г. до Р.Х. лакедемоняне узнали, что весь скот коринфских жителей находится в их владении и согнан в Пирей, а многие также кормятся из запасов, имеющихся в самом городе; поэтому они снова отправились походом на Коринф под предводительством Aгeсилая. Защитники Пирея не стали думать о защите, но все устремились в святилище Геры. Агесилай вступил в крепость и овладел всеми припасами (Ксенофонт; 4; 4-5). Когда Агесилай находился еще около Коринфа и наблюдал, как его воины уводят пленных и уносят добычу, к нему прибыли послы из Фив с предложением дружественного союза. Агесилай, всегда ненавидевший этот город, нашел этот случай подходящим, чтобы выразить свое презрение к фиванцам, и сделал вид, что не видит и не слышит послов. Но еще не успели фиванцы уйти, как к царю прибыли гонцы с известием, что целая мора спартанцев изрублена коринфскими наемниками во главе с афинянином Ификратом. Такое большое несчастье уже давно не постигало лакедемонян: они потеряли многих славных воинов, причем гоплиты оказались побеждены легкой пехотой, и лакедемоняне - наемниками. Агесилай тотчас поспешил на выручку, но, когда узнал, что дело уже свершилось, быстро вернулся к Пирею и уже сам предложил явиться беотийским послам. А фиванцы, платя ему той же монетой, теперь ни словом не упомянули о мире, а лишь попросили пропустить их в Коринф (Плутарх: "Агесилай"; 22).
Между тем, после того как Ко-нон и Фарнабаз с помощью царского флота завоевали владычество на море и стали опустошать берега Лаконики, а афиняне на деньги, полученные от Фарнабаза, вновь укрепили свой город, лакедемоняне решили заключить мир с царем. Они послали Анталкида к Тириба-зу с тем, чтобы позорнейшим, несправедливейшим образом передать царю греков, населяющих Азию, из-за которых и начата была вся война (Плутарх: "Агесилай"; 23). Договор, заключенный между Артаксерксом II и Анталкидом, гласил: "Царь Артаксеркс считает справедливым, чтобы ему принадлежали все города Азии, а из островов - Клазомены и Кипр. Всем же прочим городам, большим и малым, - должна быть предоставлена автономия, кроме Лемноса, Имброса и Скироса, которые по-прежнему остаются во власти афинян. Той из воюющих сторон, которая не примет этих условий, я вместе с принявшими мир, объявляю войну на суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами".
Этот мир несколько ронял престиж Спарты в глазах азиатских греков (что, в сущности, было не так уж важно), но во всем остальном был ей на руку, так как подрывал могущество ее главных врагов - фиванцев и аргосцев. Ведь на основании этого договора первые должны были отказаться от гегемонии над Беотией, а вторые - над Коринфом и предоставить автономию всем подчиненным городам. Как и следовало ожидать, фиванцы возражали против условий мира и хотели принести клятву от всех бео-тийцев, но Агесилай отказался принять такую присягу и потребовал, чтобы фиванцы присягнули на точном основании царской грамоты, - что всякий город - большой и малый станет с этих пор автономным. Не дожидаясь возвращения послов, он стал демонстративно готовиться к походу на Фивы. Однако, прежде чем он двинулся в Беотию, приехали представители фиванцев и заявили, что они согласны на автономию всех городов. Тогда лакедемоняне вернулись на родину, а фиванцы были принуждены присоединиться к общей присяге и предоставить автономию беотийским городам (386 г. до Р.Х.). В целом после Анталкидо-ва мира Спарта сохранила гегемонию над Элладой и даже несколько усилила свои позиции, поскольку взяла на себя роль блюстителя присланных царем мирных условий и добывала автономию греческим городам (Ксенофонт: 5; 1; 29-36).
Унизив таким образом Фивы, Агесилай не успокоился на этом. В 382 г. до Р.Х. лакедемонский отряд под командованием Фебида был отправлен в Халкидику для того, чтобы вести войну против олинфян. В это время в Фивах шла борьба между демократической партией Исмения и олигархами, возглавляемыми Леонтиадом. И вот, когда Фебид проходил мимо города со своим войском, Леонтиад убедил его внезапно захватить Кадмею (фйванский акрополь). Фебид послушался и напал во время Фесмофорий на ничего не подозревающих фиванцев и завладел твердынею. Исмений был схвачен, отправлен в Лакедемон и через некоторое время казнен. Демократы, и в их числе Пелопид, бежали. Эпа-минонд остался в городе: его не тронули, так как вследствие его научных занятий враги не считали его способным к политической деятельности (Плутарх: "Пелопид"; 5).
Когда весть о захвате Кадмеи лакедемонянами распространилась по Элладе, все греки были охвачены негодованием; возмущались и сами спартанцы, особенно противники Агесилая. В гневе они спрашивали Фебида, по чьему приказанию он так поступил, и всеобщие подозрения были обращены на Агесилая. Но Агесилай без колебаний открыто выступил на защиту Фебида, говоря, что важно выяснить только, принес ли этот поступок какую-нибудь пользу. "Ибо все, что приносит пользу Лакедемону, - говорил он, - вполне допустимо совершать на свой страх и риск, даже без чьего-либо приказания". Он не только спас жизнь Фебиду, но и убедил государство взять ответственность за это преступление, разместить в Кад-мее караульный отряд и предоставить фиванские дела и государственное устройство на произвол Архия и Леонтиада, с помощью которых Фебид вошел в город и захватил крепость. Вот почему у всех явилась мысль, что Фебид был только исполнителем, а зачинщик всего дела - Агесилай. Дальнейшие события с несомненностью подтвердили эти подозрения.
В 379 г. до Р.Х. изгнанники-демократы тайно возвратились в Фивы и убили Архия и Леонтиада. После этого фиванцы восстали и изгнали из города спартанский караульный отряд. В Фивах было восстановлено демократическое правление. Агесилай обвинил фиванцев в том, что они убили своих полемархов (хотя те были ими лишь на словах, а на деле правили как настоящие тираны), и склонил лакедемонян объявить Фивам войну. В поход был отправлен второй царь - Клеом-брот I, который вернулся, не совершив ничего достойного.
До этого времени фиванцы вели войну с лакедемонянами в одиночку, даже часть беотийцев выступала против них. Но вскоре на сторону Фив встали Афины, и причиной тому была авантюра Сфодрия. Сфодрий был оставлен Клеомбротом в качестве гармоста в Феспиях. Это был человек, не лишенный смелости и честолюбия, но более преисполненный пустых надежд, чем благоразумия. Он желал стяжать славу и, считая, что Фебид благодаря своему дерзкому поступку стал знаменит, пришел к выводу, что приобретет имя еще более громкое, если неожиданным нападением захватит Пирей и этим отрежет афинян от моря. Передают также, что это была затея беотар-хов с Мелоном и Пелопидом во главе. Они подослали к Сфодрию людей, прикинувшихся друзьями лакедемонян, которые и побудили Сфодрия взяться за дело. Этот поступок по своей несправедливости и противозаконности был подобен поступку Фебида, но в исполнении его не было ни той же смелости, ни того же успеха. День застал лакедемонян на Фриаский-ской равнине, в результате чего замысел их раскрылся. Афиняне отправили послов в Спарту, чтобы обвинить Сфодрия. Но еще прежде сами спартанцы привлекли Сфодрия к суду по обвинению, грозившему смертной казнью.
У Сфодрия был сын Клеоним, еще совсем юный и красивой наружности, к которому пылал страстью сын Агесилая Архидам. Незадолго до суда Архидам приступил к отцу с просьбой поддержать Сфодрия. Агесилай, хотя и порицал очень сильно поступок Сфодрия, не оставил просьбы сына без ответа. Он вообще очень любил своих детей. О нем даже рассказывали одну забавную историю, не вязавшуюся с его суровым обликом: будто бы он дома играл со своими детьми, когда они были еще маленькими, и ездил вместе с ними на палочке, а когда один из друзей увидел Агесилая за этим занятием, Агесилай попросил не говорить об этом никому, пока тот сам не станет отцом.
Итак, благодаря поддержке Агесилая, Сфодрий был оправдан, и возмущенные афиняне объявили лакедемонянам войну (Плутарх: "Агесилай"; 23-25).
В 378 г. до Р.Х. Агесилай во главе войска лакедемонян вторгся в Беотию и предал окрестности Фив опустошению. После он отступил, оставив в Феспиях Фебида. В том же году Фебид потерпел поражение и сам пал в бою. В следующем году Агесилай повторил свое вторжение и вновь предал страну систематическому опустошению. Фиванцы оказались в очень тяжелом положении вследствие недостатка хлеба; уже два года они не могли снимать с полей жатвы. Возможно, действуя Агесилай против них прежним способом, он мог бы преуспеть в военных действиях, но в 376 г. до Р.Х он тяжело и надолго заболел. На пути из Фив, в то время как его войско находилось в Мегарах, он шел однажды из храма Афродиты. Вдруг у него лопнула какая-то жила, и кровь потекла из тела в здоровую, не хромую ногу. Голень необычайно раздулась и причиняла Агесилаю невыносимую боль. Тогда какой-то сиракузский врач вскрыл ему жилу около лодыжки. Кровь брызнула и, не переставая, текла целые сутки. Никакими средствами не удавалось остановить кровотечение, пока Агесилай не впал в беспамятство; тогда кровотечение само собой прекратилось. После этого Агесилай был отвезен в Лакедемон, где долго пролежал больным, не будучи в состоянии выступить в поход (Ксе-нофонт: 5; 4; 34-58). Тем временем, в 375 г. до Р.Х., фиванцы взяли Фес-пии, а затем разбили близ Тегиры в открытом бою две спартанские моры, причем погибли оба спартанских полемарха (Плутарх: "Пелопид"; 16-17). После этого они легко покорили Беотию и восстановили свою гегемонию. Еще прежде афиняне разбили лаконский флот в проливе между Накосом и Пиро-сом. Из 83 лаконских триер афинский наварх Храбрий захватил 49, а 24 потопил (Плутарх: "Фокион"; 6). В 373 г. до Р.Х. другой спартанский наварх Мнасипп потерпел тяжелое поражение на Керкире и сам пал в бою. Но в том же году фиванцы взяли и разрушили Платеи. Это до крайности возмутило афинян, имевших с платейцами очень давнюю дружбу, и охладило их рвение. В самом деле, пока афиняне вели войну со Спартой, фиванцы потихоньку прибрали к рукам всю Беотию и приступили к завоеванию Фокиды. Могущество фиванцев стремительно возрастало и теперь уже внушало опасение самим афинянам. Итак, обе стороны стали искать путей к примирению.