Страница:
98-я пехотная дивизия, по завершении кампании во Франции демобилизованная, была вновь сформирована в феврале месяце 1941 года. И хотя в соединении началась и полным ходом осуществлялась боевая подготовка, «вопрос «что же стало с 98-й дивизией?» занимал многих». Более того, казалось, все эти «отпускники из промышленности» – те, кого на время демобилизовали – «за время отсутствия напрочь позабыли даже то, что знали». Это еще одно доказательство тому, что германские солдаты отнюдь не были сверхчеловеками. Как и в других армиях мира, солдаты вермахта были субъектами оказываемого на них давления (которому они иногда могли и воспротивиться). Солдата-новобранца тут же отучали от всякого подобия проявлений независимости. Система работала лишь в том случае, если все превратятся в податливую массу. Вот что составляло основу всей подготовки. Солдаты же «высовываться» не желали. Поэтому никто и не обсуждал «приказ о комиссарах». Германский солдат верил в своих умных офицеров и фюрера, продемонстрировавшего успехи и в экономической, и в дипломатической, и, как это выяснилось недавно, в военной области. Если от них требовали воевать с Советским Союзом, что же, фюрер прекрасно знает, что делает, посему нечего и рассуждать. Солдат вполне устраивал принцип «долг и приказ» и служить «по-солдатски». И офицеры не сомневались, что, несмотря на все огрехи, каждый в отдельности немецкий солдат превосходит своего русского противника.
Пулемет MG-34 обеспечил пехотным подразделениям вермахта огромную огневую мощь
120 германских дивизий, сосредоточенных у границ с Советским Союзом к 22 июня 1941 года, представляли собой невиданную в мировой истории военную мощь[10]. В том, что касалось технического оснащения и боевого опыта, вермахт намного превосходил Красную Армию. К тому же немецкие войска были заранее отмобилизованы, выдвинулись на рубежи атаки и имели преимущество внезапности. Боевой дух вермахта находился на небывалой высоте, а идеологическая обработка солдат отличалась беспрецедентной эффективностью. Молодежь составляла 75 % общей численности вермахта и 66 % численности сил люфтваффе. Оберлейтенант д-р Маулль, адъютант командира батальона 289-го пехотного полка, получил Железный крест накануне отправки в Россию. Вот что он пишет своей жене:
«Своим примером я приблизился к идеалу. Подобные стандарты нужнее всего армии именно сейчас. Я готов ко всему, что бы меня сейчас ни ожидало!»
А то, что ожидало этого обер-лейтенанта, до неузнаваемости перекроило карты Европы на многие последующие десятилетия.
Глава 3
Около 170 из общего числа 230–240 советских дивизий были сосредоточены в западной части Советского Союза, но многие из них не были укомплектованы согласно штатам военного времени. Все они входили в состав первого эшелона армий прикрытия – 56 располагались непосредственно у границы и 114 дислоцировались на некотором от нее удалении. Десять советских армий распределялись по четырем приграничным военным округам с севера на юг. Прибалтийский особый военный округ насчитывал 26 дивизий 8-й и 11-й армий, включавших 6 танковых дивизий. Южнее размещались 3-я, 10-я и 4-я армии, относившиеся уже к Западному особому военному округу, располагавшему 36 дивизиями, из них 10 танковыми. Киевский особый военный округ (5-я, 6-я, 26-я и 12-я армии) имел в своем составе 56 дивизий, из них 26 – танковых. На юге СССР Одесский особый военный округ насчитывал 14 дивизий, включая 2 танковых. За перечисленными округами на севере находился Ленинградский военный округ – 14-я, 7-я и 23-я армии. Таковы были силы, противостоявшие запланированному германскому вторжению на фронте длиной 1800 километров от Балтийского до Черного моря[11].
В пятницу 13 июня 1941 года московское радио передало не совсем обычное и лишенное логики сообщение ТАСС, появившееся на страницах газеты «Правда», центрального органа ВКБ (б) уже на следующий день. В нем среди прочего говорилось:
«В советских кругах считают, что слухи о намерении Германии… предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».
Недавнее передвижение немецких войск с Балкан к советской границе объявлялось в заявлении «не имеющим касательства к советско-германским отношениям». Что же касается слухов о том, будто Советский Союз собирается напасть на Германию, то они расценивались как «лживые и провокационные».
В день, когда процитированное заявление появилось в печати, 183 советские дивизии спешили в пункты назначения. Между 12 и 15 июня командование приграничных военных округов получило приказ выдвинуть дивизии первого эшелона ближе к государственной границе. Готовились к передислокации соединения второго эшелона. Генерал-майор Н.И. Бирюков, командир 18-й стрелковой дивизии, входившей в состав Уральского военного округа, вспоминает:
«13 июня 1941 года из штаба округа мы получили директиву особой важности, в соответствии с которой нашей дивизии предстояло сменить «место дислокации». Что это за место дислокации, об этом не сообщалось даже мне, командующему дивизией. Лишь уже в Москве я узнал, что нашей дивизии приказано сосредоточиться в лесах западнее Идрицы».
Подобные директивы были разосланы во все штабы дивизий Уральского военного округа. Отдельные части 112-й стрелковой дивизии приступили к погрузке в железнодорожные составы, затем настала очередь 98-й, 153-й и 186-й. Все передвижения войск держались в строгом секрете. Подобные перемещения одновременно происходили по всем округам Советского Союза, в Харькове, на Северном Кавказе, в Орле, на Волге, в Сибирском и Архангельском военных округах. Таким образом, было сформировано 8 армий в полном составе. Пять из них немедленно и в условиях секретности были переброшены на Украину и в Белоруссию. В результате этой операции были задействованы все ресурсы железнодорожного транспорта страны, но даже их оказалось недостаточно для одновременной передислокации войск. В теплушках находилось около 860 000 резервистов. Полковник И. X. Баграмян, начальник оперативного отдела штаба Киевского военного округа, вспоминает о лихорадочной активности, связанной с переподчинением 21-го стрелкового корпуса. Его горнопехотная и 4 стрелковых дивизии насчитывали 48 000 человек. Корпус выдержал многотысячекилометровую переброску железнодорожным транспортом из районов Дальнего Востока. «Нам предстояло обеспечить условия для проживания практически целой армии, причем в самые сжатые сроки, – писал И. X. Баграмян. – В конце мая стали прибывать один за другим эшелоны». Были задействованы буквально все имевшиеся ресурсы.
С соблюдением соответствующих мер секретности было произведено усиление войск первого эшелона армий прикрытия. И заботы, связанные с прибытием огромной массы войск, не ограничивались лишь размещением вновь прибывших частей и подразделений, проводилось также развертывание сил вдоль приграничных районов. Под прикрытием отправок в лагеря на летние сборы части продвигались все ближе и ближе к границе. 78-я стрелковая дивизия Киевского особого военного округа «под предлогом выезда на учения» была «выдвинута в приграничные районы». Полковник Баграмян вспоминает о полученных инструкциях касательно переброски всех пяти подчиненных ему корпусов к границе 15 июня 1941 года, подтверждая, что «они имели все необходимое снаряжение и вооружение для ведения боевых действий». В Одесском военном округе генерал-майор М.В. Захаров, начальник штаба 9-й армии, в тот же день следил за ходом переброски 30-й и 74-й стрелковых дивизий. Они «сосредоточились в лесах восточнее Бельцы якобы для проведения учений».
В кругах историков ведется дискуссия о том, собирались ли Советы вести наступательные операции летом 1941 года. С одной стороны, если исходить из массированной переброски войск железнодорожным транспортом, приведшей к полной загрузке железных дорог и создавшей немалые трудности для сбора и транспортировки урожая зерновых, вполне можно предположить, что Сталин намеревался к 10 июля завершить переброску войск в приграничные районы. Дивизии и корпуса Красной Армии находились в приграничных районах и до заключения советско-германского пакта. Но в период с августа 1939 года, когда был подписан упомянутый пакт, и до весны 1941 года число армий в западных приграничных районах возросло до 11. В течение мая месяца прибыло еще три армии, а также 5 воздушно-десантных корпусов.
Нет никаких сомнений, что развертывание советских войск в районах, непосредственно примыкавших к западным границам СССР в июне 1941 года, осуществлялось в строгом соответствии с имеющимся планом. 3-я советская армия в районе Гродно после усиления своего 21-го стрелкового корпуса прикрывала участок длиной всего в 80 км. 7 стрелковых дивизий занимали полосы обороны всего 6,6 километра на каждую, в то время как нормой считались 10 километров. Упомянутое соединение существенно превосходило по мощи все армии, сосредоточенные вдоль границы, а кроме собственных механизированных корпусов, ей была еще придана и отдельная танковая бригада[12].
3-я армия имела отчетливо выраженную наступательную конфигурацию. По сути, 3-я, 10-я и 4-я армии Советов, насчитывавшие 36 дивизий, 10 из которых были танковыми, вполне могли расцениваться как угроза Восточной Пруссии. Части ВВС в составе 10-й армии были дислоцированы в непосредственной близости от границ, и все базы войскового снабжения и лагеря всего Западного Особого военного округа были также выдвинуты достаточно далеко вперед. В одном только Брест-Литовске, то есть непосредственно на советско-германской границе, было сосредоточено 10 млн литров горючего[13].
Частично наступательную конфигурацию советских сил можно объяснить сложностями чисто практического порядка, проистекавшими из развертывания войск, прибывавших из внутренних регионов СССР. В этом смысле немцам приходилось легче: в их распоряжении имелась куда более разветвленная сеть железных и автомобильных дорог на территории бывшей Польши. Советская военная доктрина 30-х годов предусматривала боевое применение многомиллионных армий. Для наступления вовсе не требовалось дожидаться завершения мобилизации. Поэтому на границе предполагалось сосредоточить силы, способные вторгнуться на территорию неприятеля уже в первый день войны. Такое стремительное вторжение должно было воспрепятствовать завершению неприятелем всеобщей мобилизации. Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский, автор и инициатор упомянутой доктрины, погибший в годы сталинских чисток, выступал за создание «армий вторжения», сосредоточенных в непосредственной близости от государственных границ. Задача этих сил – пересечь госграницу сразу же по объявлении мобилизации. И механизированные части должны быть развернуты вдоль границы на участке шириной 50–60 км. Именно перечисленные факторы и стали определяющими при формировании и развертывании войск Первого стратегического эшелона, осуществлявшихся вблизи границ в июне 1941 года.
Сталин, обладавший опытом ведения боевых действий, исходя из наступления германских войск на юге России и на Украине в 1918 году, полагал, что будущий удар немцев можно ожидать на том же стратегическом направлении. Ряд признаков указывал именно на такой сценарий, что, собственно, и объясняет массовую переброску сил из внутренних регионов России в приграничные весной и в начале лета 1941 года. Русские не верили, что германские войска располагали на тот момент необходимой мощью для нанесения массированного удара на всем протяжении германо-советской границы. Считалось, что в первую очередь немцы устремятся на юг России, к богатым минеральными ресурсами и развитым в аграрном отношении районам, что потребует от них проведения широкомасштабных операций весьма крупными силами. Красной Армии потребуется блокировать этот удар, контратаковав врага по всему фронту. В этом отношении самым удобным местом становились Белостокский выступ на территории Западного особого военного округа в Белоруссии и, вероятно, Литва. И размещение значительных сил в указанных регионах послужило бы русским средством оказания давления на Германию при проведении так называемой «реалистичной политики».
Стратегическое развертывание войск в приграничных районах весной 1941 года не сопровождалось усиленными работами по возведению оборонительных сооружений, рытьем траншей и противотанковых рвов. Угрозы для себя русские здесь не видели. Дивизии хоронились по лесам, примыкавшим к границе. Точно так же вели себя и немцы по ту сторону границы. С той лишь разницей, что германские войска, дислоцированные в Польше, полностью изготовились к наступлению, а советские – нет.
Даже в эти последние дни и часы германские войска неустанно собирали всю имевшуюся информацию, стремясь выудить как можно больше сведений о своем противнике. Вдоль всей границы с СССР были размещены посты наблюдения. Гауптман Ганс Георг Лемм, командир роты 12-й пехотной дивизии, действовавшей в составе группы армий «Север», изучал через стереотрубу позиции Советов в районе Гумбиннена в Восточной Пруссии. Вот что он рассказал:
«Наши сведения о противнике, как и о районе предстоящих боевых действий, были скупыми… мы видели на той стороне высокие деревянные смотровые вышки, с которых русские следили за всем происходящим на нашей стороне. Кроме того, мы могли наблюдать за тем, как осуществляется войсковой подвоз и даже смена часовых».
Были различимы и траншеи, отрытые примерно в 800–1000 м от границы. Что и говорить, скупая информация. Согласно данным аэрофотосъемки удалось установить наличие позиций полевой артиллерии русских. Согласно оценкам немцев им предстояло иметь дело с двумя полками русских, расположенными на заранее подготовленных позициях. «Полученные нами карты, – досадовал Лемм, – отличались низким полиграфическим качеством и мало что объясняли. По ним, например, никак нельзя было определить ни состояния дорог, ни плотности лесных массивов». И его коллега гауптман фон Хофгартен, занимавшийся боевой подготовкой в Восточной Польше в составе роты мотоциклистов 11-й танковой дивизии, вспоминает, что даже к завершению обучения 19 июня они «не располагали никакой информацией об армии русских, как и о предстоящей кампании».
Несмотря на явное отсутствие необходимых сведений у немецких войск, в целом немцы представляли себе, с кем придется иметь дело в ближайшие дни. Отдел «Иностранные армии «Восток» Генерального штаба сухопутных войск оценивал численность советских войск в европейской части России в 154 стрелковых дивизии, 25,5 кавалерийских, 10 танковых и 37 моторизованных. Кроме того, имелись еще 7–8 воздушно-десантных бригад. В Азии оставались еще 25 стрелковых дивизий, 8 кавалерийских и 5 танковых или моторизованных бригад. Местонахождение важнейших штабов и места дислокации большей части механизированных частей и соединений были немцам известны. Однако немецким оценкам явно недоставало глубины, они грешили приблизительностью. Что касалось голых цифр, они, вероятно, соответствовали действительности, но осознать, обработать их надлежащим образом немцы так и не смогли.
Численность вермахта составляла 3,6 млн солдат и офицеров, из них 3 млн приходилось на долю немцев, остальные – на долю финнов, румын и венгров. Вооружение составляли 3648 танков и самоходных орудий, 7146 артиллерийских орудий, 2510 самолетов. Им противостояли на территории Западного особого военного округа 2,9 млн солдат и офицеров Красной Армии и 14 000–15 000 танков, как минимум 34 695 артиллерийских орудий и 8000–9000 боевых самолетов[14].
Начало 1941 года. Летчики ПВО рейха развлекаются излюбленной солдатской игрой в «мясо»
Из всех имевшихся у немцев в наличии танков 1700 безнадежно уступали русским машинам в техническом отношении. Лишь 1880 немецких танков, распределенных по трем группам армий, противостояли огромной массе в 14 000–15 000 советских танков, пусть даже частично устаревших[15]. К тому же вермахт совершенно не учитывал возможностей советской военной промышленности. Над экспертами из германского Генштаба довлели чисто идеологические концепции, суть которых состояла в изначальном и полном качественном, военном и расовом превосходстве германского вермахта, что позволяло, нанеся внезапный и решительный удар, в кратчайшие сроки победоносно завершить восточную кампанию. И вермахт, свято уверовавший в свое превосходство, уже к сентябрю был вынужден столкнуться с проблемой, откуда взять необходимые для ведения боевых действий ресурсы. Что же касалось возможных отступлений или же необходимости продолжения войны в зимний период, ни о чем подобном даже не задумывались. Более того, предыдущие кампании на Западе воспринимались вермахтом куда серьезнее, чем русская, хотя с Россией и связывались определенные опасения.
Как следствие, недостаток знаний о неприятеле пытались компенсировать ни на чем не основанной бравадой. Военнослужащие 20-й танковой дивизии, например, вспоминали, что перед западной кампанией они имели практически полную информацию о противнике, но в июне 1941 года «нам ни словом не обмолвились о силе нашего будущего противника, не говоря уже о его военной организации и вооруженности».
Все ограничивались лишь «грубыми прикидками». Отчеты немецких постов рекогносцировки изобиловали сообщениями о часовых, раздетых по пояс и загоравших, отложив в сторону винтовки и стянув сапоги. «Подобные факты всячески раздувались, нам непрерывно твердили о полном отсутствии воинской дисциплины в Красной Армии».
Танковая группа генерала Гейнца Гудериана дожидалась приказа выступить, расположившись на берегах Буга по обе стороны крепости Брест-Литовск. Об итогах визита в передовые части 20–21 июня Гудериан писал:
«Детальное изучение действий русских убедило меня в том, что они понятия не имели о наших намерениях. Мы имели возможность вести наблюдение за территорией Брест-Литовской цитадели и видели, как личный состав повзводно занимался строевой подготовкой под музыку военного оркестра. Все опорные пункты оборонительной системы пустовали. Ив последние недели не наблюдалось никаких признаков повышения их оборонной мощи. Таким образом, открывались самые лучшие перспективы для нашего внезапного нападения, и в связи с этим даже возник вопрос о целесообразности проведения часовой артподготовки».
И все же генерал решил не отказываться от нее.
Артиллерийское подразделение Генриха Айкмайера, дислоцированное сразу же за Бугом, продолжало вести непрерывное наблюдение за противоположным берегом реки. Им была видна железнодорожная магистраль, ведущая через пограничную реку. Именно через нее и осуществлялись грузоперевозки, предусмотренные протоколами советско-германского пакта о ненападении. «21 июня, – как вспоминает Айкмайер, – нам сообщили, что завтра начнется война с Советским Союзом». И, к своему удивлению, он видит: «Но, несмотря на это, в 6 вечера по мосту через Буг в Россию проследовал товарный состав, груженный не то зерном, не то углем. Мы восприняли машиниста и кочегара как жертв, сознательно отдаваемых будущему врагу. Даже толком не могли сообразить, зачем это было сделано. И задались вопросом: а может, все изменилось и никакой войны не будет?»
Нет, не изменилось ровным счетом ничего. Несколько часов спустя война началась.
Глава 4
«Под палящим солнцем по пропыленным и забитым транспортом и войсками дорогам Восточной Польши мы двигались к Бугу, минуя по пути лесные просеки, цепляясь кузовом за ветки деревьев, мимо артиллерийских батарей и передвижных командных пунктов, затаившихся под кронами сосен.
Бесшумно, не издав ни шороха, мы подползли к самому берегу Буга. Все подъездные дороги к реке были посыпаны толстым слоем песка – на нем глохли шаги наших кованых сапожищ. Штурмовые группы уже сосредотачивались вдоль обочин дорог. На фоне окрашенного утренней зарей неба вырисовывались очертания надувных резиновых лодок».
Добравшись до блиндажа, в котором размещался штаб батальона, Хабеданк бросил взгляд на противоположный берег Буга и на русских, находившихся в какой-то сотне метров в похожем укрытии. Интересно, о чем они сейчас думают. «Были отчетливо слышны доносившиеся с другого берега голоса, – вспоминал он, – а где-то в самой крепости звучал громкоговоритель».
Рудольф Гшёпф, капеллан дивизии, отслужил мессу в 20 часов. После этого встретился с офицером медицинской службы, а медики рангом пониже тем временем занимались рытьем ходов сообщений между перевязочным пунктом 3-го батальона 135-го полка. Вскоре все собрались в небольшом строении и перебросились парой слов – напряжение становилось невыносимым. В 2 часа ночи они с удивлением наблюдали, как через мост проследовал грузовой состав. «Наверняка с грузами, предусмотренными экономической частью германо-советского договора 1939 года». Окутанный клубами пара паровоз тащил вагоны в Германию. Эта вполне мирная картина никак не вязалась с царившей вокруг подготовкой к предстоящему штурму цитадели на другом берегу.
«На противоположной стороне внутри цитадели, казалось, все мирно спали. В двух шагах внизу мирно плескались волны Буга, ночная тьма окутала строения, которым вот-вот суждено было обратиться в руины».
Пулемет MG-34 обеспечил пехотным подразделениям вермахта огромную огневую мощь
120 германских дивизий, сосредоточенных у границ с Советским Союзом к 22 июня 1941 года, представляли собой невиданную в мировой истории военную мощь[10]. В том, что касалось технического оснащения и боевого опыта, вермахт намного превосходил Красную Армию. К тому же немецкие войска были заранее отмобилизованы, выдвинулись на рубежи атаки и имели преимущество внезапности. Боевой дух вермахта находился на небывалой высоте, а идеологическая обработка солдат отличалась беспрецедентной эффективностью. Молодежь составляла 75 % общей численности вермахта и 66 % численности сил люфтваффе. Оберлейтенант д-р Маулль, адъютант командира батальона 289-го пехотного полка, получил Железный крест накануне отправки в Россию. Вот что он пишет своей жене:
«Своим примером я приблизился к идеалу. Подобные стандарты нужнее всего армии именно сейчас. Я готов ко всему, что бы меня сейчас ни ожидало!»
А то, что ожидало этого обер-лейтенанта, до неузнаваемости перекроило карты Европы на многие последующие десятилетия.
Глава 3
НА СОВЕТСКОЙ ГРАНИЦЕ
«Природа дышала удивительным покоем и умиротворением».
Советский офицер.
«Не было никакой информации…»
В глубине страны части Красной Армии пришли в движение. Бесконечные составы, груженные танками, замерли в ожидании прибытия в приграничную зону. Около 4216 вагонов с боеприпасами по лабиринту железных дорог направлялись к границе. Спешили в пункты назначения 1320 составов с грузовиками – и их срочно перебрасывали к границе. В середине июня 1941 года 63-й стрелковый корпус, 200-я и 48-я стрелковые дивизии находились в пути, как и многие другие соединения Красной Армии. Гигантский груз в виде военных карт – 200 товарных вагонов – дожидался своей очереди на дорогах Прибалтийского особого, Киевского особого и Западного особого военных округов. Советским железным дорогам ранее не доводилось сталкиваться со столь объемными по масштабам грузоперевозками, причем так и оставшимися практически не замеченными для глаз германской разведки. Все составы следовали в западном направлении…Около 170 из общего числа 230–240 советских дивизий были сосредоточены в западной части Советского Союза, но многие из них не были укомплектованы согласно штатам военного времени. Все они входили в состав первого эшелона армий прикрытия – 56 располагались непосредственно у границы и 114 дислоцировались на некотором от нее удалении. Десять советских армий распределялись по четырем приграничным военным округам с севера на юг. Прибалтийский особый военный округ насчитывал 26 дивизий 8-й и 11-й армий, включавших 6 танковых дивизий. Южнее размещались 3-я, 10-я и 4-я армии, относившиеся уже к Западному особому военному округу, располагавшему 36 дивизиями, из них 10 танковыми. Киевский особый военный округ (5-я, 6-я, 26-я и 12-я армии) имел в своем составе 56 дивизий, из них 26 – танковых. На юге СССР Одесский особый военный округ насчитывал 14 дивизий, включая 2 танковых. За перечисленными округами на севере находился Ленинградский военный округ – 14-я, 7-я и 23-я армии. Таковы были силы, противостоявшие запланированному германскому вторжению на фронте длиной 1800 километров от Балтийского до Черного моря[11].
В пятницу 13 июня 1941 года московское радио передало не совсем обычное и лишенное логики сообщение ТАСС, появившееся на страницах газеты «Правда», центрального органа ВКБ (б) уже на следующий день. В нем среди прочего говорилось:
«В советских кругах считают, что слухи о намерении Германии… предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».
Недавнее передвижение немецких войск с Балкан к советской границе объявлялось в заявлении «не имеющим касательства к советско-германским отношениям». Что же касается слухов о том, будто Советский Союз собирается напасть на Германию, то они расценивались как «лживые и провокационные».
В день, когда процитированное заявление появилось в печати, 183 советские дивизии спешили в пункты назначения. Между 12 и 15 июня командование приграничных военных округов получило приказ выдвинуть дивизии первого эшелона ближе к государственной границе. Готовились к передислокации соединения второго эшелона. Генерал-майор Н.И. Бирюков, командир 18-й стрелковой дивизии, входившей в состав Уральского военного округа, вспоминает:
«13 июня 1941 года из штаба округа мы получили директиву особой важности, в соответствии с которой нашей дивизии предстояло сменить «место дислокации». Что это за место дислокации, об этом не сообщалось даже мне, командующему дивизией. Лишь уже в Москве я узнал, что нашей дивизии приказано сосредоточиться в лесах западнее Идрицы».
Подобные директивы были разосланы во все штабы дивизий Уральского военного округа. Отдельные части 112-й стрелковой дивизии приступили к погрузке в железнодорожные составы, затем настала очередь 98-й, 153-й и 186-й. Все передвижения войск держались в строгом секрете. Подобные перемещения одновременно происходили по всем округам Советского Союза, в Харькове, на Северном Кавказе, в Орле, на Волге, в Сибирском и Архангельском военных округах. Таким образом, было сформировано 8 армий в полном составе. Пять из них немедленно и в условиях секретности были переброшены на Украину и в Белоруссию. В результате этой операции были задействованы все ресурсы железнодорожного транспорта страны, но даже их оказалось недостаточно для одновременной передислокации войск. В теплушках находилось около 860 000 резервистов. Полковник И. X. Баграмян, начальник оперативного отдела штаба Киевского военного округа, вспоминает о лихорадочной активности, связанной с переподчинением 21-го стрелкового корпуса. Его горнопехотная и 4 стрелковых дивизии насчитывали 48 000 человек. Корпус выдержал многотысячекилометровую переброску железнодорожным транспортом из районов Дальнего Востока. «Нам предстояло обеспечить условия для проживания практически целой армии, причем в самые сжатые сроки, – писал И. X. Баграмян. – В конце мая стали прибывать один за другим эшелоны». Были задействованы буквально все имевшиеся ресурсы.
С соблюдением соответствующих мер секретности было произведено усиление войск первого эшелона армий прикрытия. И заботы, связанные с прибытием огромной массы войск, не ограничивались лишь размещением вновь прибывших частей и подразделений, проводилось также развертывание сил вдоль приграничных районов. Под прикрытием отправок в лагеря на летние сборы части продвигались все ближе и ближе к границе. 78-я стрелковая дивизия Киевского особого военного округа «под предлогом выезда на учения» была «выдвинута в приграничные районы». Полковник Баграмян вспоминает о полученных инструкциях касательно переброски всех пяти подчиненных ему корпусов к границе 15 июня 1941 года, подтверждая, что «они имели все необходимое снаряжение и вооружение для ведения боевых действий». В Одесском военном округе генерал-майор М.В. Захаров, начальник штаба 9-й армии, в тот же день следил за ходом переброски 30-й и 74-й стрелковых дивизий. Они «сосредоточились в лесах восточнее Бельцы якобы для проведения учений».
В кругах историков ведется дискуссия о том, собирались ли Советы вести наступательные операции летом 1941 года. С одной стороны, если исходить из массированной переброски войск железнодорожным транспортом, приведшей к полной загрузке железных дорог и создавшей немалые трудности для сбора и транспортировки урожая зерновых, вполне можно предположить, что Сталин намеревался к 10 июля завершить переброску войск в приграничные районы. Дивизии и корпуса Красной Армии находились в приграничных районах и до заключения советско-германского пакта. Но в период с августа 1939 года, когда был подписан упомянутый пакт, и до весны 1941 года число армий в западных приграничных районах возросло до 11. В течение мая месяца прибыло еще три армии, а также 5 воздушно-десантных корпусов.
Нет никаких сомнений, что развертывание советских войск в районах, непосредственно примыкавших к западным границам СССР в июне 1941 года, осуществлялось в строгом соответствии с имеющимся планом. 3-я советская армия в районе Гродно после усиления своего 21-го стрелкового корпуса прикрывала участок длиной всего в 80 км. 7 стрелковых дивизий занимали полосы обороны всего 6,6 километра на каждую, в то время как нормой считались 10 километров. Упомянутое соединение существенно превосходило по мощи все армии, сосредоточенные вдоль границы, а кроме собственных механизированных корпусов, ей была еще придана и отдельная танковая бригада[12].
3-я армия имела отчетливо выраженную наступательную конфигурацию. По сути, 3-я, 10-я и 4-я армии Советов, насчитывавшие 36 дивизий, 10 из которых были танковыми, вполне могли расцениваться как угроза Восточной Пруссии. Части ВВС в составе 10-й армии были дислоцированы в непосредственной близости от границ, и все базы войскового снабжения и лагеря всего Западного Особого военного округа были также выдвинуты достаточно далеко вперед. В одном только Брест-Литовске, то есть непосредственно на советско-германской границе, было сосредоточено 10 млн литров горючего[13].
Частично наступательную конфигурацию советских сил можно объяснить сложностями чисто практического порядка, проистекавшими из развертывания войск, прибывавших из внутренних регионов СССР. В этом смысле немцам приходилось легче: в их распоряжении имелась куда более разветвленная сеть железных и автомобильных дорог на территории бывшей Польши. Советская военная доктрина 30-х годов предусматривала боевое применение многомиллионных армий. Для наступления вовсе не требовалось дожидаться завершения мобилизации. Поэтому на границе предполагалось сосредоточить силы, способные вторгнуться на территорию неприятеля уже в первый день войны. Такое стремительное вторжение должно было воспрепятствовать завершению неприятелем всеобщей мобилизации. Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский, автор и инициатор упомянутой доктрины, погибший в годы сталинских чисток, выступал за создание «армий вторжения», сосредоточенных в непосредственной близости от государственных границ. Задача этих сил – пересечь госграницу сразу же по объявлении мобилизации. И механизированные части должны быть развернуты вдоль границы на участке шириной 50–60 км. Именно перечисленные факторы и стали определяющими при формировании и развертывании войск Первого стратегического эшелона, осуществлявшихся вблизи границ в июне 1941 года.
Сталин, обладавший опытом ведения боевых действий, исходя из наступления германских войск на юге России и на Украине в 1918 году, полагал, что будущий удар немцев можно ожидать на том же стратегическом направлении. Ряд признаков указывал именно на такой сценарий, что, собственно, и объясняет массовую переброску сил из внутренних регионов России в приграничные весной и в начале лета 1941 года. Русские не верили, что германские войска располагали на тот момент необходимой мощью для нанесения массированного удара на всем протяжении германо-советской границы. Считалось, что в первую очередь немцы устремятся на юг России, к богатым минеральными ресурсами и развитым в аграрном отношении районам, что потребует от них проведения широкомасштабных операций весьма крупными силами. Красной Армии потребуется блокировать этот удар, контратаковав врага по всему фронту. В этом отношении самым удобным местом становились Белостокский выступ на территории Западного особого военного округа в Белоруссии и, вероятно, Литва. И размещение значительных сил в указанных регионах послужило бы русским средством оказания давления на Германию при проведении так называемой «реалистичной политики».
Стратегическое развертывание войск в приграничных районах весной 1941 года не сопровождалось усиленными работами по возведению оборонительных сооружений, рытьем траншей и противотанковых рвов. Угрозы для себя русские здесь не видели. Дивизии хоронились по лесам, примыкавшим к границе. Точно так же вели себя и немцы по ту сторону границы. С той лишь разницей, что германские войска, дислоцированные в Польше, полностью изготовились к наступлению, а советские – нет.
Даже в эти последние дни и часы германские войска неустанно собирали всю имевшуюся информацию, стремясь выудить как можно больше сведений о своем противнике. Вдоль всей границы с СССР были размещены посты наблюдения. Гауптман Ганс Георг Лемм, командир роты 12-й пехотной дивизии, действовавшей в составе группы армий «Север», изучал через стереотрубу позиции Советов в районе Гумбиннена в Восточной Пруссии. Вот что он рассказал:
«Наши сведения о противнике, как и о районе предстоящих боевых действий, были скупыми… мы видели на той стороне высокие деревянные смотровые вышки, с которых русские следили за всем происходящим на нашей стороне. Кроме того, мы могли наблюдать за тем, как осуществляется войсковой подвоз и даже смена часовых».
Были различимы и траншеи, отрытые примерно в 800–1000 м от границы. Что и говорить, скупая информация. Согласно данным аэрофотосъемки удалось установить наличие позиций полевой артиллерии русских. Согласно оценкам немцев им предстояло иметь дело с двумя полками русских, расположенными на заранее подготовленных позициях. «Полученные нами карты, – досадовал Лемм, – отличались низким полиграфическим качеством и мало что объясняли. По ним, например, никак нельзя было определить ни состояния дорог, ни плотности лесных массивов». И его коллега гауптман фон Хофгартен, занимавшийся боевой подготовкой в Восточной Польше в составе роты мотоциклистов 11-й танковой дивизии, вспоминает, что даже к завершению обучения 19 июня они «не располагали никакой информацией об армии русских, как и о предстоящей кампании».
Несмотря на явное отсутствие необходимых сведений у немецких войск, в целом немцы представляли себе, с кем придется иметь дело в ближайшие дни. Отдел «Иностранные армии «Восток» Генерального штаба сухопутных войск оценивал численность советских войск в европейской части России в 154 стрелковых дивизии, 25,5 кавалерийских, 10 танковых и 37 моторизованных. Кроме того, имелись еще 7–8 воздушно-десантных бригад. В Азии оставались еще 25 стрелковых дивизий, 8 кавалерийских и 5 танковых или моторизованных бригад. Местонахождение важнейших штабов и места дислокации большей части механизированных частей и соединений были немцам известны. Однако немецким оценкам явно недоставало глубины, они грешили приблизительностью. Что касалось голых цифр, они, вероятно, соответствовали действительности, но осознать, обработать их надлежащим образом немцы так и не смогли.
Численность вермахта составляла 3,6 млн солдат и офицеров, из них 3 млн приходилось на долю немцев, остальные – на долю финнов, румын и венгров. Вооружение составляли 3648 танков и самоходных орудий, 7146 артиллерийских орудий, 2510 самолетов. Им противостояли на территории Западного особого военного округа 2,9 млн солдат и офицеров Красной Армии и 14 000–15 000 танков, как минимум 34 695 артиллерийских орудий и 8000–9000 боевых самолетов[14].
Начало 1941 года. Летчики ПВО рейха развлекаются излюбленной солдатской игрой в «мясо»
Из всех имевшихся у немцев в наличии танков 1700 безнадежно уступали русским машинам в техническом отношении. Лишь 1880 немецких танков, распределенных по трем группам армий, противостояли огромной массе в 14 000–15 000 советских танков, пусть даже частично устаревших[15]. К тому же вермахт совершенно не учитывал возможностей советской военной промышленности. Над экспертами из германского Генштаба довлели чисто идеологические концепции, суть которых состояла в изначальном и полном качественном, военном и расовом превосходстве германского вермахта, что позволяло, нанеся внезапный и решительный удар, в кратчайшие сроки победоносно завершить восточную кампанию. И вермахт, свято уверовавший в свое превосходство, уже к сентябрю был вынужден столкнуться с проблемой, откуда взять необходимые для ведения боевых действий ресурсы. Что же касалось возможных отступлений или же необходимости продолжения войны в зимний период, ни о чем подобном даже не задумывались. Более того, предыдущие кампании на Западе воспринимались вермахтом куда серьезнее, чем русская, хотя с Россией и связывались определенные опасения.
Как следствие, недостаток знаний о неприятеле пытались компенсировать ни на чем не основанной бравадой. Военнослужащие 20-й танковой дивизии, например, вспоминали, что перед западной кампанией они имели практически полную информацию о противнике, но в июне 1941 года «нам ни словом не обмолвились о силе нашего будущего противника, не говоря уже о его военной организации и вооруженности».
Все ограничивались лишь «грубыми прикидками». Отчеты немецких постов рекогносцировки изобиловали сообщениями о часовых, раздетых по пояс и загоравших, отложив в сторону винтовки и стянув сапоги. «Подобные факты всячески раздувались, нам непрерывно твердили о полном отсутствии воинской дисциплины в Красной Армии».
Танковая группа генерала Гейнца Гудериана дожидалась приказа выступить, расположившись на берегах Буга по обе стороны крепости Брест-Литовск. Об итогах визита в передовые части 20–21 июня Гудериан писал:
«Детальное изучение действий русских убедило меня в том, что они понятия не имели о наших намерениях. Мы имели возможность вести наблюдение за территорией Брест-Литовской цитадели и видели, как личный состав повзводно занимался строевой подготовкой под музыку военного оркестра. Все опорные пункты оборонительной системы пустовали. Ив последние недели не наблюдалось никаких признаков повышения их оборонной мощи. Таким образом, открывались самые лучшие перспективы для нашего внезапного нападения, и в связи с этим даже возник вопрос о целесообразности проведения часовой артподготовки».
И все же генерал решил не отказываться от нее.
Артиллерийское подразделение Генриха Айкмайера, дислоцированное сразу же за Бугом, продолжало вести непрерывное наблюдение за противоположным берегом реки. Им была видна железнодорожная магистраль, ведущая через пограничную реку. Именно через нее и осуществлялись грузоперевозки, предусмотренные протоколами советско-германского пакта о ненападении. «21 июня, – как вспоминает Айкмайер, – нам сообщили, что завтра начнется война с Советским Союзом». И, к своему удивлению, он видит: «Но, несмотря на это, в 6 вечера по мосту через Буг в Россию проследовал товарный состав, груженный не то зерном, не то углем. Мы восприняли машиниста и кочегара как жертв, сознательно отдаваемых будущему врагу. Даже толком не могли сообразить, зачем это было сделано. И задались вопросом: а может, все изменилось и никакой войны не будет?»
Нет, не изменилось ровным счетом ничего. Несколько часов спустя война началась.
Глава 4
ЧАС «Ч». 3 ЧАСА 15 МИНУТ
«Восток был объят пламенем».
Военврач из пехотных частей,22 июня 1941 года
Река Буг… Город Брест
Герд Хабеданк, военный корреспондент, продвигался вместе с частями 45-й пехотной дивизии. Цель – крепость города Бреста.«Под палящим солнцем по пропыленным и забитым транспортом и войсками дорогам Восточной Польши мы двигались к Бугу, минуя по пути лесные просеки, цепляясь кузовом за ветки деревьев, мимо артиллерийских батарей и передвижных командных пунктов, затаившихся под кронами сосен.
Бесшумно, не издав ни шороха, мы подползли к самому берегу Буга. Все подъездные дороги к реке были посыпаны толстым слоем песка – на нем глохли шаги наших кованых сапожищ. Штурмовые группы уже сосредотачивались вдоль обочин дорог. На фоне окрашенного утренней зарей неба вырисовывались очертания надувных резиновых лодок».
Добравшись до блиндажа, в котором размещался штаб батальона, Хабеданк бросил взгляд на противоположный берег Буга и на русских, находившихся в какой-то сотне метров в похожем укрытии. Интересно, о чем они сейчас думают. «Были отчетливо слышны доносившиеся с другого берега голоса, – вспоминал он, – а где-то в самой крепости звучал громкоговоритель».
Рудольф Гшёпф, капеллан дивизии, отслужил мессу в 20 часов. После этого встретился с офицером медицинской службы, а медики рангом пониже тем временем занимались рытьем ходов сообщений между перевязочным пунктом 3-го батальона 135-го полка. Вскоре все собрались в небольшом строении и перебросились парой слов – напряжение становилось невыносимым. В 2 часа ночи они с удивлением наблюдали, как через мост проследовал грузовой состав. «Наверняка с грузами, предусмотренными экономической частью германо-советского договора 1939 года». Окутанный клубами пара паровоз тащил вагоны в Германию. Эта вполне мирная картина никак не вязалась с царившей вокруг подготовкой к предстоящему штурму цитадели на другом берегу.
«На противоположной стороне внутри цитадели, казалось, все мирно спали. В двух шагах внизу мирно плескались волны Буга, ночная тьма окутала строения, которым вот-вот суждено было обратиться в руины».