Робертс Нора. Большой риф

   Если бы он был более быстрым и более ловким, Бак не потерял бы ногу. Если бы он был умнее и хитрее, отец был бы еще жив.
   Как он сам. Целый и невредимый. И груз своей вины ему придется нести до конца жизни.
   Мэтью подтянул колени, прижался к ним лбом, пытаясь прояснить путающиеся мысли.
   Бомонты ждут чуть дальше по коридору в приемном покое, но он сбежал от них, боясь совсем расклеиться. Если у Бака и есть шанс выжить, то только благодаря выдержке и умению Мариан. Именно Мариан взяла ситуацию под контроль, не забыла захватить с яхты все необходимое.
   А он не смог даже заполнить больничные бланки, просто бессмысленно таращился на них, пока Мариан не забрала у него дощечку с зажимом и, терпеливо задавая вопросы, сама все не заполнила.
   Как страшно обнаружить собственную бесполезность!
   – Мэтью… – Тейт присела перед ним, вложила в ладони пластиковый стаканчик с кофе. – Пойдем в приемную.
   Он отрицательно покачал головой, машинально поднес стаканчик к губам. Склоненное над ним лицо Тейт было бледным от пережитого потрясения, глаза воспалились от слез… но он мысленно видел, как она неслась мимо него к оскаленной пасти акулы.
   – Уйди.
   Тейт села рядом с ним, обняла за плечи.
   – Мэтью, Бак выкарабкается. Я знаю.
   – Ты что, еще и предсказательница?
   Подавив обиду, Тейт положила голову на его плечо.
   – Очень важно верить. Это помогает.
   Она ошибается. Верить очень больно.
   Мэтью отстранился, вскочил на ноги.
   – Я должен пройтись.
   – Я с тобой.
   – Нет. Ты мне не нужна. – Боль, страх, чувство вины, горе взорвались в нем бешеной яростью. – Мне никто не нужен! Слышишь? Никто!
   Тейт задрожала, на глаза навернулись слезы, однако она не отступила:
   – Мэтью, я не оставлю тебя одного. Начинай привыкать к этому.
   – Ты мне не нужна, – повторил он, оттолкнув ее к стене. – Ни ты, ни твоя милая семейка. Почему бы тебе не убраться отсюда вместе с ними?
   – Потому что Бак нам небезразличен. – Слезы Тейт проглотила, но говорила с трудом. – Как и ты.
   – Вы нас совсем не знаете. – Он смотрел на нее отчужденно, враждебно. – Вы явились сюда поразвлечься охотой за сокровищами да погреться на солнышке. И вам повезло. Вы и представить себе не можете, что значит работать до одури месяц за месяцем, год за годом и ничего не находить. Умереть, так ничего и не найдя.
   – Бак не умрет, – прошептала Тейт.
   – Он уже мертв. – Ярость утихла, и глаза Мэта погасли, словно выключился свет. – Он умер в ту секунду, когда оттолкнул меня. Проклятый идиот оттолкнул меня.
   «Я должен был погибнуть, не Бак», – звенело в ушах Мэта, усугубляя чувство вины.
   – Он оттолкнул меня и загородил собой. О чем он думал, черт побери? О чем ты думала? – Беспомощный гнев снова заклубился в нем, разрывая внутренности. – Ты что, ни черта не соображаешь? Когда акула чувствует кровь, она бросается на что угодно. И нам повезло, что еще дюжина не явилась подкормиться. О чем ты думала, идиотка?
   – О тебе. И я, и Бак думали о тебе. Не знаю, смогла бы я жить, если бы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя.
   Мэтью ошеломленно уставился на нее. Никто еще за всю его жизнь не говорил ему этих слов.
   – Ну и дура.
   – Возможно. – Тейт закусила дрожащие губы. – Но и ты не лучше. Ты думал, что Бак умер, но не оставил его. Мог сбежать, но не сбежал. Почему ты не бросился к яхте, Мэтью?
   Он только затряс головой, а когда Тейт шагнула к нему и обняла, беспомощно уткнулся лицом в ее волосы.
   – Все будет хорошо, – прошептала она, гладя его вздрагивающие плечи. – Все будет хорошо. Только не отталкивай меня.
   – Я приношу несчастье.
   – Глупости. Ты просто встревожен и измучен. Пойдем. Будем ждать все вместе.
 
   Они ждали, погрузившись в то странное оцепенение, какое часто охватывает здоровых людей в больницах. Вокруг двигались люди, бесшумно ступали по плиткам резиновые подошвы тапочек медсестер. Пахло кофе, антисептиком и безнадежностью. Иногда в приемную доносился легкий шелест открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Потом добавилась дробь дождя по оконным стеклам.
   Тейт задремала, положив голову на плечо Мэтью… и проснулась, как только его тело напряглось, инстинктивно схватив его за руку.
   Появился врач – совсем молодой чернокожий мужчина с усталыми морщинками вокруг глаз и рта.
   – Мистер Лэситер… – Голос прозвучал мелодично, как вечерний дождь.
   – Да. – Мэтью вскочил, приготовившись к худшему.
   – Я доктор Фардж. Ваш дядя выдержал операцию. Пожалуйста, сядьте.
   – Что значит – выдержал?
   – Он пережил операцию. – Фардж присел на край журнального столика, подождал, пока Мэтью опустится на стул. – Он в критическом состоянии, так как потерял много крови. Если бы вы привезли его сюда на десять минут позже, у него бы не было шансов. Однако у вашего дяди крепкий организм, и мы настроены оптимистично.
   – Вы хотите сказать, что он будет жить?
   – С каждым часом его шансы увеличиваются.
   – И каковы эти шансы?
   Фардж внимательно взглянул на юношу и решил, что в данном случае необходима честность.
   – Примерно сорок из ста пережить ночь. Если он доживет до утра, то прогноз будет более благоприятным. Конечно, когда он окрепнет, потребуется дальнейшее лечение. Я могу порекомендовать вам несколько специалистов, хорошо проявивших себя в лечении пациентов с ампутированными конечностями.
   – Он в сознании? – тихо спросила Мариан.
   – Нет. Еще некоторое время мы подержим его в послеоперационной палате, затем переведем в отделение интенсивной терапии. Не думаю, что он очнется раньше чем через несколько часов. Оставьте на сестринском посту свой телефон. В случае необходимости мы с вами свяжемся.
   – Я останусь, – твердо сказал Мэтью. – Я хочу его увидеть.
   – Вы сможете его увидеть только в палате интенсивной терапии и то ненадолго.
   Рэй встал, положил руку на плечо Мэта.
   – Мы снимем комнаты в отеле и будем дежурить здесь по очереди.
   – Я не уйду.
   Рэй легко сжал плечо Мэта и, взглянув на дочь, понял, что она тоже не уйдет.
   – Хорошо. Мы с Мариан все устроим и через несколько часов сменим тебя и Тейт.
 
   Многочисленные трубки змеями обвивали вытянувшееся на больничной кровати тело. Глухо урчали аппараты, за тонкой занавеской деловито двигались и шептались медсестры… но в этом узком и сумрачном пространстве Мэт был наедине с Баком.
   Он заставил себя перевести взгляд на странно провисшую в ногах простыню. Подумал, что придется к этому привыкать. Им обоим придется к этому привыкать… Если Бак выживет.
   Бак совсем не был похож на живого. Обычно он спал беспокойно и храпел так, что краска, казалось, вот-вот посыплется со стен. Сейчас он был тих и неподвижен, как покойник в гробу.
   Мэтью обхватил обеими руками широкую ладонь Бака и устремил взгляд на лицо, которое, как он считал, знал так же хорошо, как свое собственное.
   Какие густые у Бака брови! Когда они успели поседеть? А когда вокруг глаз появилось столько морщин? И эта горькая складка у губ?
   Мэтью крепко сжал веки. Господи, о чем он думает! Ведь у Бака нет ноги!
   – Какой идиотский поступок! Ты не должен был загораживать меня. Может, ты думал, что справишься с акулой, но ты уже не так силен, как прежде. А теперь ты, наверное, думаешь, что я перед тобой в долгу. Выживи, и я верну тебе долг. – Мэтью крепче сжал вялые пальцы дяди. – Ты слышишь, Бак? Ты должен выжить. Бросишь меня и не получишь долг. Да еще мы с Бомонтами разделим твою долю «Маргариты», а ведь это твоя первая настоящая удача. Если умрешь, не потратишь ни одной монеты…
   Медсестра отдернула занавеску – вежливое напоминание о том, что время посещения закончилось.
   – Тебя ждут слава и богатство. Ты столько о них мечтал. Помни об этом. Меня прогоняют отсюда, но я вернусь.
   Как только Мэт вышел в коридор, к нему бросилась Тейт.
   – Он очнулся?
   – Нет.
   – Врач так и говорил. Пока он спит, ты должен отдохнуть. Конечно, мы все надеялись, что Бак очнется, но ничего страшного. Мама с папой подежурят. – Мэт упрямо замотал головой. – Мэтью, послушай меня. Это касается нас всех. Мы все нужны Баку. – Она ободряюще улыбнулась родителям и потянула Мэта к лифтам. – Сейчас мы поедем в отель, поедим, поспим несколько часов.
   – Я должен что-то делать.
   – Ты делаешь. Мы скоро вернемся. Просто ты должен немного отдохнуть. И я тоже.
   Мэт только сейчас взглянул на нее. Лицо Тейт казалось почти прозрачным, под глазами залегли тени.
   – Тебе надо поспать.
   – Не отказалась бы. – Они вошли в лифт, Тейт нажала кнопку. – Скоро мы вернемся, и ты посидишь с Баком, пока он не проснется.
   – Хорошо. – Мэтью тупо уставился на мелькающие номера этажей. – Пока он не проснется.
 
   Дождь лил как из ведра, сильный ветер щелкал мокрыми пальмовыми листьями. Такси с трудом продвигалось по узким пустынным улочкам, утопая в лужах.
   Темнота, скопление причудливых зданий, дрожащих в свете фар, монотонный скрежет «дворников» по ветровому стеклу. Словно в чьем-то чужом сне, думал Мэт.
   Такси остановилось. Пока Мэтью выуживал из бумажника местные банкноты, Тейт вышла из машины, и мгновенно намокшие волосы облепили ее голову.
   – Папа дал мне ключи. Это не «Ритц», конечно. – Она улыбнулась, проходя через крохотный вестибюль, заставленный плетеными креслами и пальмами в кадках. – Зато близко к больнице. Наши номера на втором этаже. – Поднимаясь по лестнице, Тейт нервно теребила ключи. – Вот твоя комната. Наша рядом… Мэтью, можно я войду с тобой? Я не хочу оставаться одна. Я знаю, это глупо, но…
   – Ладно. Пошли. – Мэт взял у нее ключ и отпер дверь.
   В номере оказалась кровать, застеленная ярко-оранжевым в красных цветах покрывалом, и маленький комод с настольной лампой. Тейт поправила покосившийся абажур, придававший свету болезненную желтизну.
   – Думаю, это не то, к чему ты привыкла. – Мэт прошел в ванную комнату и вернулся с полотенцем. – Высуши волосы.
   – Спасибо. Тебе надо выспаться. Наверное, я должна уйти.
   Он присел на край кровати, стал снимать ботинки.
   – Оставайся, если хочешь. Тебе не о чем волноваться.
   – Я не волнуюсь.
   – А зря. – Мэтью со вздохом поднялся, забрал у нее полотенце и вытер волосы. – Разувайся и ложись.
   – Ты ляжешь со мной?
   Мэт оглянулся. Тейт устало расшнуровывала кроссовки. Он знал, что может овладеть ею… Одно прикосновение, одно слово. С ней он мог бы забыть о своем несчастье. Она была бы нежной, податливой, сладкой.
   А потом он возненавидел бы себя.
   Мэт молча откинул покрывало, растянулся на простыне, протянул ей руку, и Тейт без колебаний легла рядом с ним, свернулась калачиком, прижавшись щекой к его плечу, положив ладонь на его грудь.
   Он спрятал лицо в ее пахнущих дождем волосах, и острое желание растаяло в странной смеси покоя и боли.
   Тейт закрыла глаза.
   – Все будет хорошо. Я знаю, что все будет хорошо. Я люблю тебя, Мэтью.
   Она заснула мгновенно, как ребенок, а Мэтью лежал, вслушиваясь в сердитую дробь дождя, и ждал рассвета.
 
   Акула серебряной пулей пронзила толщу воды. Море забурлило. Кровавый водоворот отрезал все пути к спасению. Отвратительная пасть распахнулась, и острые зубы вонзились в тело, захлестнув невыносимой болью… Тейт очнулась, пытаясь выбраться из кошмара, хотела закричать, но крик застрял в горле.
   Нечего бояться. Она в номере Мэта. В окно струится водянистый солнечный свет. Она в безопасности. Он в безопасности… Но где же он?
   Неужели Мэту сообщили о смерти Бака и он вернулся в больницу без нее? Нет-нет. Это не дождь шелестит за окном, а льется вода в душе.
   Тейт вздохнула с облегчением: как хорошо, что Мэтью не был свидетелем ее паники. Ему и без этого тяжело. Она будет смелой и сильной, она будет ему опорой…
   Когда Мэт вышел из ванной комнаты, с влажными волосами, с голой грудью и в незастегнутых джинсах, улыбка замерла на губах Тейт, сердце дрогнуло.
   – Ты проснулась. – Мэт попытался не думать о том, как соблазнительно она выглядит. – Я думал, ты еще поспишь.
   – Нет, все нормально. – Ей вдруг стало неловко, и она облизнула губы. – Дождь кончился.
   – Я заметил. – А еще он заметил, какими огромными и настороженными стали ее глаза. – Я возвращаюсь в больницу.
   – Мы возвращаемся в больницу, – поправила Тейт. – Я только приму душ и переоденусь. – Она соскочила с постели, схватила с комода свой ключ. – Мама сказала, что рядом с отелем есть кафе. Встретимся там через десять минут.
   – Тейт.
   Она остановилась у двери, обернулась. Но что он мог сказать ей?
   – Нет, ничего. Встречаемся через десять минут.
   Спустя полчаса они уже были в больнице. Увидев их, Рэй и Мариан поднялись с банкетки, стоявшей у двери в палату интенсивной терапии.
   Мэта всегда удивляло, что в любых обстоятельствах Бомонты были аккуратно одеты и тщательно причесаны. Теперь их одежда была измятой, а щеки и подбородок Рэя покрывала щетина. За все недели, что они работали вместе, Мэт никогда не видел Рэя небритым и сейчас, сам не зная почему, сосредоточился на этом крохотном факте – Рэй не побрился… а Мариан не причесалась.
   – Персонал не очень разговорчив, – начал Рэй. – Нам только сказали, что Бак провел беспокойную ночь.
   – Каждый час нас на несколько минут впускали в палату. – Мариан сжала руку Мэта. – Ты отдохнул, милый?
   – Да. – Мэт откашлялся. – Я хочу сказать, как благодарен вам за…
   – Не смей оскорблять нас, Мэтью Лэситер, – возмутилась Мариан. – Можешь говорить таким тоном с чужими людьми, но не с друзьями, которые тебя любят.
   Никому никогда не удавалось так пристыдить и так тронуть его одновременно.
   – Я имел в виду, что рад видеть вас здесь.
   – Мне кажется, Бак выглядит получше. Порозовел немного. – Рэй обнял жену. – Правда, Мариан?
   – Да. И медсестра сказала, что скоро его посмотрит доктор Фардж.
   – Мама, мы с Мэтью вас сменим. Я хочу, чтобы вы позавтракали и поспали.
   Рэй вгляделся в лицо дочери и кивнул.
   – Хорошо. Позвоните в отель, если будут какие-то новости. Если нет, мы вернемся к полудню.
   Когда родители ушли, Тейт взяла Мэта за руку.
   – Пойдем к Баку.
   Может, он действительно немного порозовел, думал Мэтью, стоя у дядиной кровати. Лицо осунувшееся, но ужасающая серость с него исчезла.
   – Его шансы увеличиваются с каждым часом, – напомнила Тейт. – Он выдержал операцию и пережил ночь.
   – Он крепкий. Видишь этот шрам? – Мэтью провел кончиком пальца по неровному шраму на правом предплечье Бака. – Барракуда. Юкатан. Бак поднялся в лодку и сам заштопал рану. А через час вернулся. У него еще есть отметина на бедре…
   – Мэтью… Мэтью, он сжал мою руку.
   – Что?!
   – Он сжал мою руку. Смотри, кажется, он приходит в себя. Поговори с ним.
   Мэтью замер, увидев дрогнувшие пальцы Бака, и перевел взгляд на его лицо. Веки слегка трепетали.
   – Черт побери, Бак, я же знаю, что ты меня слышишь. Я не собираюсь болтать сам с собой.
   Веки Бака снова затрепетали.
   – Дерьмо…
   – Дерьмо, – повторила Тейт и тихо заплакала. – Мэтью, ты слышал? Он сказал «дерьмо».
   – Конечно. – Мэтью сжал руку Бака. – Ну же, старый трус, просыпайся.
   – Я не сплю. Господи… – Бак открыл глаза и увидел расплывчатые дрожащие силуэты. Затем его зрение прояснилось, он различил лицо племянника. – Какого черта! Я уж подумал, что помер.
   – Значит, нас таких двое.
   – Она не схватила тебя, правда? – Бак с трудом выговаривал слова. – Эта гадина не достала тебя?
   – Нет. – Чувство вины снова пронзило Мэта. – Нет, она меня не достала. Это была тигровая акула, футов в десять длиной. Мы ее убили. Тейт и я. Теперь ее доедают рыбы.
   – Хорошо. – Глаза Бака снова закрылись. – Ненавижу акул.
   – Я позову медсестру, – прошептала Тейт.
   – Ненавижу, – повторил Бак. – Безобразные гадины. В следующий раз обязательно возьмем петарды. – Он снова открыл глаза и только сейчас заметил аппараты и трубки. И нахмурился. – Это не «Дьявол».
   – Да. Ты в больнице.
   – Ненавижу больницы. Чертовы доктора. Мальчик, ты же знаешь, что я ненавижу больницы.
   – Знаю. – Мэтью попытался преодолеть собственный страх, заметив панику, промелькнувшую в глазах Бака. – Пришлось привезти тебя сюда, Бак. Акула ранила тебя.
   – Пара швов…
   – Не волнуйся, Бак. Ты не должен волноваться.
   Но Бак уже начал вспоминать. В его глазах застыли страх и боль.
   – Она меня схватила.
   Он вспомнил, как болтался в отвратительной пасти. Вспомнил беспомощность и ужас, вспомнил, как захлебывался собственной кровью. И последнее ясное воспоминание – черные безжалостные глаза акулы.
   – Эта сука меня схватила. Что? Что она сделала со мной, мальчик?
   – Успокойся. Ты должен успокоиться. – Как можно осторожнее Мэтью удержал Бака. – Если будешь брыкаться, врачи опять тебя вырубят.
   – Скажи мне… – Бак вцепился в рубашку племянника, но его хватка была такой слабой, что Мэтью мог бы легко высвободиться, только у него не хватило духу. – Скажи, что эта гадина со мной сделала?
   Между ними случалось всякое, но они никогда не лгали друг другу. Мэтью накрыл ладони Бака своими и посмотрел ему прямо в глаза.
   – Она отхватила тебе ногу, Бак. Эта гадина отхватила твою ногу.

8

   – Ты не должен винить себя.
   Тейт перестала метаться по коридору и села на банкетку рядом с Мэтью. Прошли сутки с тех пор, как Бак пришел в себя, и чем лучше становился прогноз врачей, тем глубже Мэтью погружался в депрессию.
   – Я не вижу никого вокруг, на кого можно было бы переложить вину.
   – Иногда некого винить в случившемся. Мэтью… То, что произошло, ужасно, но ты не мог это остановить. Ты не можешь ничего изменить сейчас. Все, что ты можешь, что мы можем сделать, это помочь ему справиться с несчастьем.
   – Тейт, он потерял ногу. И каждый раз, когда Бак смотрит на меня, мы оба понимаем, что это должен был быть я.
   Эта страшная мысль мучила и ее.
   – Глупости. – Устав от уговоров, измученная непрерывной борьбой с собственными страхами, Тейт прислонилась к стене. – Бак измучен, сердит, подавлен. Но он не винит тебя.
   – Неужели? – Мэтью поднял на нее полные горечи и скорби глаза.
   – Бак тебя не винит, потому что он не такой ограниченный и самодовольный, как ты. Все! Я иду к нему. А ты можешь сидеть здесь и жалеть себя.
   Высоко подняв голову, Тейт гордо прошествовала к дверям палаты, но, как только оказалась вне поля зрения Мэта, остановилась, чтобы взять себя в руки и нацепить на лицо веселую улыбку… затем отдернула занавеску.
   Раньше Бак всегда встречал ее шутками, подмигивал. Сейчас его глаза за толстыми линзами очков были тусклыми.
   – Эй! – Тейт чмокнула его в щеку. – Я слышала, что через день-два вас переведут в обычную палату. С телевизором и хорошенькими медсестрами.
   – Может быть. – Бак поморщился от фантомной боли в ампутированной ноге. – Думал, что вы с мальчиком вернулись на яхту.
   – Нет. Мэтью сидит в коридоре. Хотите его видеть?
   Бак отрицательно замотал головой.
   – Рэй заходил, сказал, что в Чикаго есть хороший специалист. Только никто не вернет мне ногу.
   – Но, может, он сделает ногу лучше старой. – Тейт понимала, что ее бодрость слишком фальшива, но ничего не могла с собой поделать. – Бак, помните телешоу с роботом? Мне очень нравилось, когда я была маленькой. Вы станете Роботом Баком.
   Уголки его рта слегка дернулись.
   – Ну да. Робот Бак, король калек.
   – Если вы будете так говорить, я уйду.
   Бак дернул плечом. Он слишком устал, чтобы спорить. Слишком устал, чтобы жалеть себя.
   – Лучше вернись на яхту, девочка. Надо спрятать сокровища, пока кто-то другой это не сделал.
   – Не тревожьтесь. Мы же подали заявку.
   – Ничего ты не понимаешь! – рявкнул Бак. – Вот в чем беда любителей. Все уже пронюхали о сокровищах. Особенно после этого. Нападение акулы всегда привлекает внимание, тем более в туристской зоне. – Он забарабанил пальцами по матрацу. – Ты заперла то, что мы уже подняли? Куда-нибудь в надежное место?
   – Я… – Тейт уже двое суток не вспоминала о сокровищах, но пришлось солгать. – Да-да. Конечно, Бак, не беспокойтесь.
   – Надо побыстрее поднять остальное. Я говорил это Рэю? – Веки опустились, и Бак с трудом снова открыл глаза. – Я ему говорил? Каша в голове от этих лекарств. Надо все поднять. Все золото. Оно для пиратов, как кровь для акул. – Бак горько рассмеялся и повторил: – Как кровь для акул. Ну, разве не смешно? Я нашел сокровище и расплатился собственной ногой. Поднимите все, девочка, и заприте получше. Обязательно.
   – Хорошо, Бак. – Тейт ласково погладила его лоб. – Я позабочусь об этом. Отдыхайте.
   – Не погружайся одна.
   – Нет, конечно, нет, – прошептала она, снимая с него очки.
   – «Проклятие Анжелики». Это оно виновато. Будь осторожна.
   – Буду. Отдыхайте.
   Когда Бак заснул, Тейт тихонько вышла из палаты. Мэтью в коридоре не было, а до прихода родителей оставалось около часа.
   После секундного колебания Тейт решительно направилась к лифтам. Она обо все позаботится сама.
 
   Кто-то, наверное мама, вымыл палубу «Приключения». Никаких следов крови. Все снаряжение аккуратно сложено. Кругом ни пылинки. Камбуз безупречно чист… Нет, что-то не так. На столе нет ни оставленного ею блокнота, ни последних находок… ничего.
   Когда первый приступ паники прошел, Тейт попыталась убедить себя, что все прибрали родители. Они собрали находки и отвезли их в отель. Или на «Морского дьявола». Пожалуй, на «Морского дьявола». Это логичнее.
   Тейт оглянулась на берег. Может, следует вернуться и найти родителей? Тревога, рожденная опасениями Бака, вспыхнула с новой силой. Нет, не стоит терять время. До «Морского дьявола» недалеко. Она сама все проверит.
   Когда Тейт вывела яхту в открытое море, ее напряжение растаяло. Жизнь кажется такой простой и безоблачной, когда под ногами покачивается палуба, руки сжимают штурвал, а над головой переругиваются чайки. Интересно, если бы она родилась в другой семье, если бы ее воспитывали традиционно и не рассказывали бы на ночь о морских тайнах и подводных сокровищах, завораживал бы ее этот бескрайний мерцающий мир?