Страница:
В жизни Куин оказалась совсем не такой.
Наверное, ее не назовешь красивой, размышлял Кэл, наливая кофе. Когда в голове прояснится, нужно присмотреться повнимательнее и тогда выносить вердикт.
Несомненно одно: она буквально излучала энергию, в том числе – судя по туману в его голове – и сексуальную.
Возможно, все дело в фигуре, которую на снимке не разглядишь. У дамы потрясающие формы.
Как будто ему ни разу в жизни не приходилось видеть женские формы, и в одеждах, и без них. Почему же присутствие в доме привлекательной, полностью одетой женщины заставляет его ошеломленно топтаться на кухне? Да еще если учесть, что приехала она по делу.
– Господи, Хоукинс, спуститесь на землю.
– Прошу прощения?
Кэл вздрогнул. Она была на кухне, стояла в двух шагах от него и улыбалась своей улыбкой в миллион ватт.
– Вы разговаривали сами с собой? У меня тоже такая привычка. Почему люди считают нас чокнутыми?
– Хотят, чтобы мы разговаривали с ними.
– Вероятно, вы правы. – Куин откинула за спину водопад белокурых волос.
Кэл понял, что не ошибся. Она не красавица. Слегка выдающаяся верхняя челюсть, нос с небольшой горбинкой. Огромные глаза – все это не считалось эталоном красоты. И хорошенькой ее тоже не назовешь. Слишком просто и слащаво. Прелестная… тоже не подходит.
Единственное определение, которое ему пришло в голову, – сексуальная. Но, возможно, это из-за того, что мысли опять начали путаться.
– Я не спросил, с чем вы пьете кофе.
– Неважно. Все равно у вас вряд ли найдется двухпроцентное молоко.
– Я удивляюсь, зачем оно вообще нужно.
С непринужденным смехом, поразившим Кэла в самое сердце, она подошла к стеклянным дверям, которые вели – как и предполагалось – на заднюю часть веранды, и окинула взглядом окружающий пейзаж.
– Из чего следует сделать вывод, что у вас нет и заменителя сахара. Знаете, такие маленькие пакетики, розовые, синие и желтые?
– Только что закончились. Могу предложить настоящее молоко и настоящий сахар.
– Можете. – Разве она не была хорошей девочкой и не съела яблоко? – А я могу согласиться. Позвольте задать вам еще один вопрос, просто чтобы удовлетворить любопытство. У вас дома всегда так аккуратно или вы навели порядок перед моим приездом?
Кэл достал молоко.
– Аккуратно – это женское слово. Я предпочитаю упорядоченно. Люблю порядок. Кроме того… – Он положил перед ней ложку для сахара. – В любой момент может приехать моя мать – что время от времени и происходит. Если в доме будет кавардак, нагоняй мне обеспечен.
– Если я не позвоню матери хотя бы раз в неделю, она будет считать, что меня зарубил топором маньяк-убийца. – Куин положила в чашку одну ложечку сахара, неполную. – Здорово, правда? Прочные семейные узы.
– Мне нравится. Может, присядем в гостиной у камина?
– Отлично. А давно вы здесь живете? В этом доме, – уточнила Куин, когда они, захватив кружки с кофе, покидали кухню.
– Пару лет.
– Не скучаете по соседям?
– Соседи – это чудесно, и я много времени провожу в городе. Но время от времени мне хочется тишины и уединения.
– Обычное дело. Мне иногда тоже. – Куин опустилась в одно из кресел, откинулась на спинку. – Меня удивляет, почему другим людям не пришла в голову та же мысль и они не построили здесь дома.
– Были такие разговоры. Но со временем заглохли.
Осторожничает, пришла к выводу Куин.
– Почему?
– Думаю, из-за финансовой непривлекательности.
– Но вы же здесь.
– Эта земля, участок леса, принадлежала моему деду. Он завещал ее мне.
– И вы построили этот дом.
– В общем, да. Мне понравилось место.
Уединенное. Очень удобно, когда хочется побыть одному. И рядом с лесом, который изменил всю мою жизнь.
– У меня были кое-какие знакомства, и мы построили дом. Как кофе?
– Великолепен. Вы и готовите сами?
– Специализируюсь на кофе. Я прочел ваши книги.
– И как?
– Мне понравилось. Вероятно, вы понимаете, что в противном случае не сидели бы тут.
– Что немного затруднило бы написание книги, которую я задумала. Вы потомок основателя поселения, которое со временем превратилось в деревню, а потом в город. И один из главных участников совсем недавних, необъяснимых инцидентов, связанных с городом. Я покопалась в истории, легендах, преданиях и всевозможных версиях. – Куин взяла сумку, которая служила ей и кошельком, и портфелем, достала диктофон, включила и положила на столик между собой и Кэлом.
Потом взяла блокнот, пристроила на коленях и пролистала до чистой страницы. Улыбка ее светилась энергией и интересом.
– Итак, Кэл, расскажите мне, что происходило в течение недели после седьмого июля восемьдесят седьмого, девяносто четвертого и две тысячи первого года.
Диктофон его… раздражал.
– С места в карьер, да?
– Я любопытная. Седьмого июля у вас день рождения. В тот же день и в том же году родились Фокс О’Делл и Гейдж Тернер, которые, как и вы, выросли в Хоукинс Холлоу. Я читала статьи, рассказывавшие о том, что именно вы с О’Деллом и Тернером одиннадцатого июля восемьдесят седьмого года сообщили о пожаре в начальной школе и спасли жизнь некой Мариан Листер, которая в тот момент была в здании.
Куин все время смотрела ему прямо в глаза. Любопытно, подумал Кэл, что она не пользуется записями и ни на секунду не отводит взгляда.
– Первоначально подозревали вас троих, но впоследствии выяснилось, что в пожаре виновата сама мисс Листер. У нее были ожоги второй степени на тридцати процентах тела и сотрясение мозга. Вы и ваши друзья, то есть трое десятилетних мальчишек, вытащили ее и вызвали пожарных. Двадцатипятилетняя мисс Листер в то время преподавала в четвертом классе; у нее не было ни криминального прошлого, ни психических заболеваний. Эта информация верна?
Она излагает факты по порядку, отметил Кэл. То есть известные факты. Ничего не говорящие о пережитом ими малодушном страхе, когда они вошли в горящую школу или когда наткнулись на хорошенькую мисс Листер, которая бежала сквозь пламя, заходясь в кашле, или когда тащили ее по коридорам, а на ней горела одежда.
– У нее случился нервный срыв.
– Очевидно. – Продолжая улыбаться, Куин вскинула брови. – Кроме того, за одну эту неделю в службу спасения Хоукинс Холлоу поступило больше дюжины звонков по поводу домашнего насилия – больше, чем за предыдущие шесть месяцев. А также полицией зарегистрировано два самоубийства, четыре попытки самоубийства, многочисленные нападения, три изнасилования и одна дорожная авария, виновник которой скрылся с места происшествия. Ни один – в буквальном смысле – участник этих преступлений и происшествий толком ничего не помнил. Высказывались предположения, что город стал жертвой массовой истерии, массовой галлюцинации или неизвестной инфекции, распространявшейся через пищу или воду. А вы что думаете?
– Мне было десять лет, и я был до смерти напуган.
Снова эта мимолетная, лучезарная улыбка.
– Не сомневаюсь. – Затем улыбка исчезла. – Вам было семнадцать в девяносто четвертом, когда в течение недели после седьмого июля случилась следующая… скажем, вспышка. Трое убитых, причем одного повесили в городском парке. И никто ничего не видел, никто не признался в преступлениях. Изнасилования, избиения, самоубийства, два сожженных дотла дома. Сообщалось, что вам с О’Деллом и Тернером удалось вытащить нескольких раненых из школьного автобуса и доставить в больницу. Все так?
– Более или менее.
– Тогда я продолжу. В две тысячи…
– Я знаю закономерность, – перебил ее Кэл.
– Каждые семь лет, – кивнула Куин. – Семь ночей. Днем – по крайней мере, насколько мне известно – почти ничего не происходит. Но от заката до рассвета настоящий ад. В совпадения как-то не верится – аномалия повторяется каждые семь лет и начинается в ваш день рождения. Те, кто верит в магию, черную и белую, считают семерку магическим числом. Вы родились седьмого числа седьмого месяца тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
– Если бы я знал ответы на ваши вопросы, то положил бы этому конец. И не разговаривал бы с вами. Я говорю с вами потому, что, возможно, – всего лишь возможно – вы найдете ответы или хотя бы поможете их найти.
– Тогда расскажите, что произошло, расскажите все, что знаете, что думаете и чувствуете.
Кэл отодвинул кофе, наклонился вперед и посмотрел ей в глаза.
– Не на первом свидании.
Умен, с одобрением подумала Куин.
– Отлично. В следующий раз я угощу вас ужином. А теперь, может, вы возьмете на себя роль гида и проводите меня к Языческому камню?
– Сегодня уже слишком поздно. Отсюда два часа ходьбы. Мы не успеем вернуться до темноты.
– Я не боюсь темноты.
Взгляд Кэла стал жестким.
– Испугаетесь. Должен вам сказать, в этих лесах есть места, куда после захода солнца никто не ходит – в любое время года.
Она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Вы никогда не встречали мальчика примерно того же возраста, как вы, в восемьдесят седьмом? Темноволосого. С красными глазами. – Куин заметила, как побледнел Кэл. – Встречали.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что я его видела.
Кэл вскочил, подошел к окну и посмотрел на лес. На улице стало еще темнее и мрачнее, чем час назад.
Они никому не рассказывали об этом мальчике или мужчине – он мог принимать разный облик. Да, Кэл его видел, причем не только во время жуткой недели, повторявшейся каждые семь лет.
Мальчик являлся ему во сне. В виде тени, мелькавшей среди деревьев. Или его ухмыляющееся лицо прижималось к окну в спальне…
Но еще никто, ни один человек, кроме них с Фоксом и Гейджем, не видел мальчика в промежутках между неделями всеобщего безумия.
Почему она?
– Когда вы его видели?
– Сегодня, перед поворотом на Языческую дорогу. Он выскочил прямо перед моей машиной. Появился неизвестно откуда. Обычная отговорка, но в данном случае все именно так и произошло. Сначала мальчик, потом собака. Потом ничего. Там ничего не было.
Кэл услышал, как она встала, и, повернувшись, с изумлением увидел на ее лице ослепительную улыбку.
– Вас это забавляет?
– Скорее, волнует. Возбуждает. Подумать только! Я лично столкнулась с необъяснимым явлением. Страшновато, следует признаться, но здорово. Такого рода вещи меня взбадривают.
– Вижу.
– Я знала: здесь что-то происходит. Чувствовала. Но найти подтверждение в первый же день – это вроде как наткнуться на золотоносную жилу после первого же удара кайлом.
– Я ничего не подтверждал.
– Ваше лицо подтвердило. – Она выключила диктофон. Сегодня Кэл больше ничего не скажет. Он осторожный человек, этот Калеб Хоукинс. – Мне нужно в город – снять номер в гостинице, оглядеться. Хотите, угощу вас сегодня ужином?
Куин действовала быстро, но Кэл не привык торопиться.
– Почему бы вам немного не осмотреться? Поговорим об ужине через пару дней.
– Люблю несговорчивых мужчин. – Она спрятала диктофон и блокнот в сумку. – Думаю, мне нужна моя куртка.
Кэл принес куртку. Одеваясь, Куин пристально разглядывала его.
– Знаете, когда вы появились на пороге, у меня возникло странное ощущение. Дежавю. Очень сильное чувство. А у вас?
– Нет. Но, возможно, просто мои мысли были заняты другим. Я думал: она выглядит лучше, чем на фото.
– Правда? Очень мило, потому что это превосходный снимок. Спасибо за кофе. – Куин оглянулась на собаку, которая негромко похрапывала все время, пока они разговаривали. – До встречи, Лэмп. Не перетруждай себя.
Кэл проводил ее.
– Куин, – окликнул он, когда она спускалась по ступенькам. – Только не вздумайте изображать из себя следопыта и не пытайтесь сами найти Языческий камень. Вы не знаете здешних лесов. Я сам вас туда отведу, как-нибудь на этой неделе.
– Завтра?
– Нет, завтра у меня полно дел. Послезавтра, если вы торопитесь.
– Я почти всегда тороплюсь. – Куин шла к машине, стараясь не выпускать Кэла из виду. – Когда?
– Давайте встретимся здесь в девять утра, если погода не испортится.
– Договорились. – Она открыла дверцу машины. – Кстати, дом вам очень подходит. Деревенский парень, стильный, но без претензий. Мне нравится.
Кэл смотрел, как она уезжает – яркая и сексуальная Куин Блэк.
Потом долго стоял и смотрел, как погружается во тьму лес, который он сделал своим домом.
Кэл позвонил Фоксу и договорился встретиться в боулинг-клубе. На первой и второй дорожках за первенство в лиге сражались команды «Пин Бойз» и «Элли Кэтс», и они с Фоксом поужинали в гриль-баре и посмотрели шоу.
Кроме того, в зале с дорожками было слишком шумно, и разговору мешал бы стук шаров о кегли, гиканье и крики.
– Давай рассуждать логично. – Фокс отхлебнул пиво. – Она могла все это выдумать, чтобы посмотреть на твою реакцию.
– А откуда она узнала, как он выглядит?
– Во время Седмицы некоторые люди его видели… перед тем как на них находило затмение. До нее дошли слухи.
– Не думаю, Фокс. Люди видели разное… мальчика, мужчину, женщину, собаку, волка…
– Крысу размером с добермана, – вспомнил Фокс.
– Спасибо, что напомнил. Но никто никогда не утверждал, что видел их до или после Седмицы. Никто, кроме нас, но мы никому не рассказывали. – Кэл вопросительно вскинул бровь.
– Нет, конечно. Думаешь, я болтаю на всех углах, что вижу красноглазых демонов? Так можно распугать клиентов.
– Куин Блэк умна. Не понимаю, зачем ей придумывать эту встречу – конечно, если она в своем уме. Кроме того, она была взволнована. Воодушевлена. Поэтому признаем, что она действительно видела мальчишку, и продолжим рассуждения. Первый логический вывод заключается в том, что ублюдок сильнее, чем мы предполагали. Достаточно силен, чтобы вырваться за пределы Седмицы.
Фокс задумчиво разглядывал бокал с пивом.
– Не нравится мне эта логика.
– Есть еще один вариант. Куин как-то связана с этим. С одним из нас, с инцидентом у Языческого камня.
– Это мне больше по душе. Все так или иначе связаны друг с другом. При желании можно найти связь между двумя любыми людьми. – Фокс задумчиво ковырял второй ломтик пиццы. – Может, она дальняя родственница. И у тебя, и у меня куча родственников. У Гейджа меньше, но тоже имеются.
– Не исключено. Но почему дальняя родственница видит то, что недоступно близким? Они бы нам рассказали, Фокс. Они яснее других видят и понимают все происходящее.
– Реинкарнация. Кстати, это не так уж противоречит логике. Кроме того, в семье О’Делл уже случались реинкарнации. Возможно, девушка присутствовала здесь, когда все это случилось. В другой жизни.
– Я ничего не отвергаю. Но меня больше интересует, почему она оказалась здесь именно теперь. И не поможет ли нам ее появление раз и навсегда прекратить этот ужас?
– Для выяснения ситуации потребуется несколько больше времени, чем часовая беседа у камина. Полагаю, от Гейджа еще ничего не было.
– Пока нет. Он обязательно объявится. Послезавтра я собираюсь отвести ее к камню.
– Не слишком торопишься?
Кэл покачал головой.
– Если в ближайшее время я ее туда не отведу, она отправится туда сама. Случись с ней что-нибудь… Это не должно быть на нашей совести.
– Мы и так за все в ответе… разве нет? До определенной степени. – Нахмурившись, он смотрел, как Дон Майерс из «Майерс Пламбинг» сделал сплит 7:10, сопровождавшийся восторженными возгласами и криками. Трехсотдвадцатифунтовый, покрытый жировыми складками Майерс исполнил танец радости – зрелище не из приятных.
– Ты продолжаешь жить, – тихо произнес Фокс. – День за днем занимаешься обычными делами. Ешь пиццу, чешешь задницу, перепихиваешься, если повезет. Но все равно знаешь, хотя и пытаешься гнать от себя эти мысли, что оно возвращается. Что кто-то из тех, которых ты встречаешь на улице, не переживет следующего раза. А может, и мы не переживем. Какого черта. – Он взял свой бокал и чокнулся с Кэлом. – У нас есть пять месяцев, и надо во всем разобраться.
– Могу попробовать вернуться в прошлое.
– Подожди Гейджа, нельзя рисковать, пока мы не вместе. Не стоит оно того, Кэл. Раньше ты видел лишь разрозненные куски, обрывки, а расплачиваться пришлось по полной.
– Теперь я старше и мудрее. И мне кажется, что появляясь теперь – вспомни наши сны и то, что случилось с Куин, – оно растрачивает силы. Возможно, я узнаю больше, чем прежде.
– Только с Гейджем. Это… Гм, – пробормотал Фокс, глядя куда-то за спину Кэла. – Свежие цветочки.
Оглянувшись, Кэл увидел стоявшую за дорожкой Куин. Куртка ее была расстегнута, и она с изумлением наблюдала, как Майерс с грацией бегемота подходит к дорожке и бросает свой счастливый красный шар.
– Это Куин.
– Узнал. Я тоже читал ее книги. На фото она хороша, а в жизни еще круче.
– Я первый ее увидел.
Фокс усмехнулся и с улыбкой посмотрел на Кэла.
– Приятель, дело не в том, кто увидел ее первым, а в том, кого видит она. Я включу на полную катушку свой сексуальный шарм, и ты станешь человеком-невидимкой.
– Ерунда. Твой сексуальный шарм не зажжет и сорокаваттную лампочку.
Куин подошла к ним, и Кэл подвинул к ней табурет.
– Вот ради чего меня сегодня отвергли, – сказала она. – Пицца, пиво и боулинг.
– Хет-трик Хуокинс Холлоу. Я сегодня здесь дежурю. Куин, это Фокс О’Делл.
– Вторая составляющая триады. – Она пожала руку Фоксу. – Теперь я вдвойне рада, что выбрала самое популярное место в городе. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
– Нисколько. Угостить вас пивом? – спросил Фокс.
– Можно, конечно, но… только некрепкое.
Кэл шагнул к стойке бара.
– Я принесу. Что-нибудь еще? Пиццу?
– Ну… – Она посмотрела на тарелку с пиццей, и ее глаза внезапно увлажнились. – Не думаю, что у вас есть хлебцы из цельномолотого зерна и обезжиренная моцарелла.
– Следите за здоровьем? – спросил Фокс.
– Наоборот. – Куин прикусила губу. – Меняю образ жизни. Черт, как аппетитно выглядит. А что, если мы разделим одну из этих порций пополам? – Она провела ребром ладони над тарелкой.
– Без проблем.
Кэл принес нож для пиццы и разрезал кусок на две части.
– Я люблю жир и сахар, как мать любит своего ребенка, – сообщила Куин Фоксу. – И поэтому пытаюсь придерживаться разумной диеты.
– Мои родители – вегетарианцы, – сказал Фокс, когда они разложили пиццу по тарелкам. – Я вырос на тофу и люцерне.
– Боже, как печально.
– Вот почему он при любой возможности предпочитал есть у меня, а все свои деньги тратил на «Литл Деббис» и «Слим Джимс».
– «Литл Деббис» – это пища богов. – Она улыбнулась Кэлу, который поставил перед ней пиво. – Мне нравится ваш город. Я прошла несколько кварталов вдоль Мейн-стрит. Замерзла как собака, вернулась в эту милую гостиницу «Отель Холлоу», уселась на подоконник и стала наблюдать за окружающим миром.
– Чудесный мир, но в это время года слегка заторможенный.
– Угу, – согласилась Куин, осторожно откусывая от узкого треугольника пиццы. Потом закрыла глаза и вздохнула. – Вкусно. Я надеялась, что нет – ведь это всего лишь пицца в баре боулинга.
– Стараемся. Но в «Джинос» на той стороне улицы еще вкуснее, да и выбор больше.
Открыв глаза, Куин заметила, что Кэл ей улыбается.
– Нехорошо говорить такое женщине, которая меняет образ жизни.
Кэл наклонился над стойкой, улыбка его приблизилась, и Куин почувствовала, что у нее путаются мысли. Эта быстрая асимметричная улыбка – лучшее, о чем может мечтать женщина.
Он не успел ничего сказать. Кто-то окликнул его, и взгляд этих спокойных серых глаз оторвался от нее и скользнул к другому концу.
– Я на минуту.
– Ну, вот. – Черт, ее сердце было готово остановиться. – Наконец мы остались одни, – сказала она Фоксу. – Значит, вы, Кэл и пока отсутствующий Гейдж Тернер дружите с самого детства?
– С младенчества. А если точнее, мы познакомились еще в утробе матери. Наши матери познакомились на курсах для беременных. Потом они еще раз собрались вместе через пару месяцев после родов, обсудили, что мы трое появились на свет в один день и в одно время.
– Близость, которая возникает у матерей.
– Не знаю. Они всегда ладили друг с другом, хотя, если можно так выразиться, обитали на разных планетах. Испытывали взаимную симпатию, хотя и не дружили. Мои родители и родители Кэла до сих пор общаются, а отец Кэла давал работу отцу Гейджа, когда никто в городе не хотел его брать.
– Почему?
Фокс задумался, сделал глоток пива.
– Это не секрет, – наконец сказал он. – Его отец пил. Теперь бросил. Думаю, уже лет пять. Мне всегда казалось, что мистер Хоукинс давал ему работу просто потому, что иначе не мог поступить. А также ради Гейджа. В любом случае мы всегда дружили.
– И никакой ревности, соперничества, постепенного отдаления друг от друга?
– Мы ссорились… и до сих пор ссоримся… время от времени. – Как и все браться, подумал Фокс. – Бывали, конечно, трудные моменты. Но не более того. Мы накрепко связаны. И ничто не может разрушить эту связь. Ревность? Это, скорее, свойственно девчонкам.
– Но Гейдж здесь больше не живет.
– На самом деле Гейдж нигде не живет. Он вольная птица.
– А вы? Остались в родных местах.
– Я подумывал о ярких огнях, суете большого города и даже уезжал ненадолго. – Фокс поднял голову, услышав разочарованный стон «Элли Кэтс», не сумевших использовать «добивочный» бросок. – Я люблю Холлоу. Люблю свою семью – большую часть времени. И как выяснилось, мне нравится работа адвоката в маленьком городе.
Он говорит правду, пришла к выводу Куин. Но не всю.
– Вы видели мальчика с красными глазами?
Растерявшись, Фокс поставил на стойку бокал с пивом, который уже поднес было к губам.
– Неожиданный поворот.
– Возможно. Вы не ответили.
– Мне нужно время на размышление. Кэл в этом больше разбирается.
– И вам не очень нравится, что он или кто-то другой говорит со мной о том, что может или не может здесь произойти.
– Я не уверен, следует ли обсуждать это с вами. И поэтому пока оцениваю поступающую информацию.
– Достаточно откровенно. – Она перевела взгляд на возвращающегося Кэла. – Ладно, мальчики, спасибо за пиво и пиццу. Мне пора возвращаться в свой уютный номер.
– В боулинг играете? – спросил Кэл, и Куин рассмеялась.
– Ни в коем случае.
– Ого, – пробормотал Фокс.
Кэл обошел вокруг стойки и стал вплотную к Куин, не позволяя ей слезть с табурета. Потом окинул ее ботинки оценивающим взглядом.
– Семь с половиной, да?
– Что… – Она тоже посмотрела на свои ноги. – Прямо в точку. Наметанный глаз.
– Сидите на месте. – Кэл похлопал ее по плечу. – Я мигом.
Куин хмуро посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на Фокса.
– Неужели он собирается принести мне туфли для боулинга?
– Именно так. Вы позволили себе пошутить над традицией, которая – Кэл вам расскажет, если вы дадите хоть малейший шанс, – насчитывает пять тысячелетий. Потом он опишет эволюцию игры, и так далее.
– Боже правый. – Больше ничего Куин не приходило в голову.
Кэл принес пару двухцветных туфель для боулинга, рыжих с кремовым, и еще одну пару, побольше, темно-коричневых, – очевидно, для себя.
– Пятая дорожка свободна. Хочешь сыграть, Фокс?
– Увы, мне нужно закончить один документ. В другой раз. До свиданья, Куин.
Кэл сунул туфли под мышку, взял Куин за руку и стянул с табурета.
– Когда вы последний раз играли в боулинг? – спросил он, ведя ее по проходу к свободной дорожке.
– Думаю, лет в четырнадцать. На вечеринке, которая вышла не очень-то приятной, поскольку объект моей страсти, Натан Хоббс, смотрел только на все время хихикавшую, уже созревшую Мисси Довер. Она все время хихикала.
– Нельзя, чтобы давняя любовная неудача портила вам удовольствие.
– Но и сам боулинг мне тоже не понравился.
– В таком случае, – Кэл усадил ее на гладкую деревянную скамью и сам сел рядом, – сегодня вам понравится больше. Вы когда-нибудь делали страйк?
– Мы по-прежнему говорим о боулинге? Нет.
– Тогда у вас все впереди. Ничто не может сравниться с чувством, когда в первый раз сбиваешь все десять кеглей одним броском.
– А как же секс с Хью Джекманом?[9]
Кэл поднял голову и пристально посмотрел на нее.
– У вас был секс с Хью Джекманом?
– Нет. Но могу поспорить на любую сумму, что для меня секс с Хью Джекманом превзойдет удовольствие от сбивания десяти кеглей одним броском.
– Ладно. А я готов поспорить… скажем, на десять долларов… сделав страйк, вы признаете, что это одно из самых сильных удовольствий.
– Во-первых, у меня вряд ли получится бросок, хотя бы отдаленно напоминающий страйк. А во-вторых, я могу солгать.
– Получится. И не солжете. Переобувайтесь, Блонди.
5
Наверное, ее не назовешь красивой, размышлял Кэл, наливая кофе. Когда в голове прояснится, нужно присмотреться повнимательнее и тогда выносить вердикт.
Несомненно одно: она буквально излучала энергию, в том числе – судя по туману в его голове – и сексуальную.
Возможно, все дело в фигуре, которую на снимке не разглядишь. У дамы потрясающие формы.
Как будто ему ни разу в жизни не приходилось видеть женские формы, и в одеждах, и без них. Почему же присутствие в доме привлекательной, полностью одетой женщины заставляет его ошеломленно топтаться на кухне? Да еще если учесть, что приехала она по делу.
– Господи, Хоукинс, спуститесь на землю.
– Прошу прощения?
Кэл вздрогнул. Она была на кухне, стояла в двух шагах от него и улыбалась своей улыбкой в миллион ватт.
– Вы разговаривали сами с собой? У меня тоже такая привычка. Почему люди считают нас чокнутыми?
– Хотят, чтобы мы разговаривали с ними.
– Вероятно, вы правы. – Куин откинула за спину водопад белокурых волос.
Кэл понял, что не ошибся. Она не красавица. Слегка выдающаяся верхняя челюсть, нос с небольшой горбинкой. Огромные глаза – все это не считалось эталоном красоты. И хорошенькой ее тоже не назовешь. Слишком просто и слащаво. Прелестная… тоже не подходит.
Единственное определение, которое ему пришло в голову, – сексуальная. Но, возможно, это из-за того, что мысли опять начали путаться.
– Я не спросил, с чем вы пьете кофе.
– Неважно. Все равно у вас вряд ли найдется двухпроцентное молоко.
– Я удивляюсь, зачем оно вообще нужно.
С непринужденным смехом, поразившим Кэла в самое сердце, она подошла к стеклянным дверям, которые вели – как и предполагалось – на заднюю часть веранды, и окинула взглядом окружающий пейзаж.
– Из чего следует сделать вывод, что у вас нет и заменителя сахара. Знаете, такие маленькие пакетики, розовые, синие и желтые?
– Только что закончились. Могу предложить настоящее молоко и настоящий сахар.
– Можете. – Разве она не была хорошей девочкой и не съела яблоко? – А я могу согласиться. Позвольте задать вам еще один вопрос, просто чтобы удовлетворить любопытство. У вас дома всегда так аккуратно или вы навели порядок перед моим приездом?
Кэл достал молоко.
– Аккуратно – это женское слово. Я предпочитаю упорядоченно. Люблю порядок. Кроме того… – Он положил перед ней ложку для сахара. – В любой момент может приехать моя мать – что время от времени и происходит. Если в доме будет кавардак, нагоняй мне обеспечен.
– Если я не позвоню матери хотя бы раз в неделю, она будет считать, что меня зарубил топором маньяк-убийца. – Куин положила в чашку одну ложечку сахара, неполную. – Здорово, правда? Прочные семейные узы.
– Мне нравится. Может, присядем в гостиной у камина?
– Отлично. А давно вы здесь живете? В этом доме, – уточнила Куин, когда они, захватив кружки с кофе, покидали кухню.
– Пару лет.
– Не скучаете по соседям?
– Соседи – это чудесно, и я много времени провожу в городе. Но время от времени мне хочется тишины и уединения.
– Обычное дело. Мне иногда тоже. – Куин опустилась в одно из кресел, откинулась на спинку. – Меня удивляет, почему другим людям не пришла в голову та же мысль и они не построили здесь дома.
– Были такие разговоры. Но со временем заглохли.
Осторожничает, пришла к выводу Куин.
– Почему?
– Думаю, из-за финансовой непривлекательности.
– Но вы же здесь.
– Эта земля, участок леса, принадлежала моему деду. Он завещал ее мне.
– И вы построили этот дом.
– В общем, да. Мне понравилось место.
Уединенное. Очень удобно, когда хочется побыть одному. И рядом с лесом, который изменил всю мою жизнь.
– У меня были кое-какие знакомства, и мы построили дом. Как кофе?
– Великолепен. Вы и готовите сами?
– Специализируюсь на кофе. Я прочел ваши книги.
– И как?
– Мне понравилось. Вероятно, вы понимаете, что в противном случае не сидели бы тут.
– Что немного затруднило бы написание книги, которую я задумала. Вы потомок основателя поселения, которое со временем превратилось в деревню, а потом в город. И один из главных участников совсем недавних, необъяснимых инцидентов, связанных с городом. Я покопалась в истории, легендах, преданиях и всевозможных версиях. – Куин взяла сумку, которая служила ей и кошельком, и портфелем, достала диктофон, включила и положила на столик между собой и Кэлом.
Потом взяла блокнот, пристроила на коленях и пролистала до чистой страницы. Улыбка ее светилась энергией и интересом.
– Итак, Кэл, расскажите мне, что происходило в течение недели после седьмого июля восемьдесят седьмого, девяносто четвертого и две тысячи первого года.
Диктофон его… раздражал.
– С места в карьер, да?
– Я любопытная. Седьмого июля у вас день рождения. В тот же день и в том же году родились Фокс О’Делл и Гейдж Тернер, которые, как и вы, выросли в Хоукинс Холлоу. Я читала статьи, рассказывавшие о том, что именно вы с О’Деллом и Тернером одиннадцатого июля восемьдесят седьмого года сообщили о пожаре в начальной школе и спасли жизнь некой Мариан Листер, которая в тот момент была в здании.
Куин все время смотрела ему прямо в глаза. Любопытно, подумал Кэл, что она не пользуется записями и ни на секунду не отводит взгляда.
– Первоначально подозревали вас троих, но впоследствии выяснилось, что в пожаре виновата сама мисс Листер. У нее были ожоги второй степени на тридцати процентах тела и сотрясение мозга. Вы и ваши друзья, то есть трое десятилетних мальчишек, вытащили ее и вызвали пожарных. Двадцатипятилетняя мисс Листер в то время преподавала в четвертом классе; у нее не было ни криминального прошлого, ни психических заболеваний. Эта информация верна?
Она излагает факты по порядку, отметил Кэл. То есть известные факты. Ничего не говорящие о пережитом ими малодушном страхе, когда они вошли в горящую школу или когда наткнулись на хорошенькую мисс Листер, которая бежала сквозь пламя, заходясь в кашле, или когда тащили ее по коридорам, а на ней горела одежда.
– У нее случился нервный срыв.
– Очевидно. – Продолжая улыбаться, Куин вскинула брови. – Кроме того, за одну эту неделю в службу спасения Хоукинс Холлоу поступило больше дюжины звонков по поводу домашнего насилия – больше, чем за предыдущие шесть месяцев. А также полицией зарегистрировано два самоубийства, четыре попытки самоубийства, многочисленные нападения, три изнасилования и одна дорожная авария, виновник которой скрылся с места происшествия. Ни один – в буквальном смысле – участник этих преступлений и происшествий толком ничего не помнил. Высказывались предположения, что город стал жертвой массовой истерии, массовой галлюцинации или неизвестной инфекции, распространявшейся через пищу или воду. А вы что думаете?
– Мне было десять лет, и я был до смерти напуган.
Снова эта мимолетная, лучезарная улыбка.
– Не сомневаюсь. – Затем улыбка исчезла. – Вам было семнадцать в девяносто четвертом, когда в течение недели после седьмого июля случилась следующая… скажем, вспышка. Трое убитых, причем одного повесили в городском парке. И никто ничего не видел, никто не признался в преступлениях. Изнасилования, избиения, самоубийства, два сожженных дотла дома. Сообщалось, что вам с О’Деллом и Тернером удалось вытащить нескольких раненых из школьного автобуса и доставить в больницу. Все так?
– Более или менее.
– Тогда я продолжу. В две тысячи…
– Я знаю закономерность, – перебил ее Кэл.
– Каждые семь лет, – кивнула Куин. – Семь ночей. Днем – по крайней мере, насколько мне известно – почти ничего не происходит. Но от заката до рассвета настоящий ад. В совпадения как-то не верится – аномалия повторяется каждые семь лет и начинается в ваш день рождения. Те, кто верит в магию, черную и белую, считают семерку магическим числом. Вы родились седьмого числа седьмого месяца тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
– Если бы я знал ответы на ваши вопросы, то положил бы этому конец. И не разговаривал бы с вами. Я говорю с вами потому, что, возможно, – всего лишь возможно – вы найдете ответы или хотя бы поможете их найти.
– Тогда расскажите, что произошло, расскажите все, что знаете, что думаете и чувствуете.
Кэл отодвинул кофе, наклонился вперед и посмотрел ей в глаза.
– Не на первом свидании.
Умен, с одобрением подумала Куин.
– Отлично. В следующий раз я угощу вас ужином. А теперь, может, вы возьмете на себя роль гида и проводите меня к Языческому камню?
– Сегодня уже слишком поздно. Отсюда два часа ходьбы. Мы не успеем вернуться до темноты.
– Я не боюсь темноты.
Взгляд Кэла стал жестким.
– Испугаетесь. Должен вам сказать, в этих лесах есть места, куда после захода солнца никто не ходит – в любое время года.
Она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Вы никогда не встречали мальчика примерно того же возраста, как вы, в восемьдесят седьмом? Темноволосого. С красными глазами. – Куин заметила, как побледнел Кэл. – Встречали.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что я его видела.
Кэл вскочил, подошел к окну и посмотрел на лес. На улице стало еще темнее и мрачнее, чем час назад.
Они никому не рассказывали об этом мальчике или мужчине – он мог принимать разный облик. Да, Кэл его видел, причем не только во время жуткой недели, повторявшейся каждые семь лет.
Мальчик являлся ему во сне. В виде тени, мелькавшей среди деревьев. Или его ухмыляющееся лицо прижималось к окну в спальне…
Но еще никто, ни один человек, кроме них с Фоксом и Гейджем, не видел мальчика в промежутках между неделями всеобщего безумия.
Почему она?
– Когда вы его видели?
– Сегодня, перед поворотом на Языческую дорогу. Он выскочил прямо перед моей машиной. Появился неизвестно откуда. Обычная отговорка, но в данном случае все именно так и произошло. Сначала мальчик, потом собака. Потом ничего. Там ничего не было.
Кэл услышал, как она встала, и, повернувшись, с изумлением увидел на ее лице ослепительную улыбку.
– Вас это забавляет?
– Скорее, волнует. Возбуждает. Подумать только! Я лично столкнулась с необъяснимым явлением. Страшновато, следует признаться, но здорово. Такого рода вещи меня взбадривают.
– Вижу.
– Я знала: здесь что-то происходит. Чувствовала. Но найти подтверждение в первый же день – это вроде как наткнуться на золотоносную жилу после первого же удара кайлом.
– Я ничего не подтверждал.
– Ваше лицо подтвердило. – Она выключила диктофон. Сегодня Кэл больше ничего не скажет. Он осторожный человек, этот Калеб Хоукинс. – Мне нужно в город – снять номер в гостинице, оглядеться. Хотите, угощу вас сегодня ужином?
Куин действовала быстро, но Кэл не привык торопиться.
– Почему бы вам немного не осмотреться? Поговорим об ужине через пару дней.
– Люблю несговорчивых мужчин. – Она спрятала диктофон и блокнот в сумку. – Думаю, мне нужна моя куртка.
Кэл принес куртку. Одеваясь, Куин пристально разглядывала его.
– Знаете, когда вы появились на пороге, у меня возникло странное ощущение. Дежавю. Очень сильное чувство. А у вас?
– Нет. Но, возможно, просто мои мысли были заняты другим. Я думал: она выглядит лучше, чем на фото.
– Правда? Очень мило, потому что это превосходный снимок. Спасибо за кофе. – Куин оглянулась на собаку, которая негромко похрапывала все время, пока они разговаривали. – До встречи, Лэмп. Не перетруждай себя.
Кэл проводил ее.
– Куин, – окликнул он, когда она спускалась по ступенькам. – Только не вздумайте изображать из себя следопыта и не пытайтесь сами найти Языческий камень. Вы не знаете здешних лесов. Я сам вас туда отведу, как-нибудь на этой неделе.
– Завтра?
– Нет, завтра у меня полно дел. Послезавтра, если вы торопитесь.
– Я почти всегда тороплюсь. – Куин шла к машине, стараясь не выпускать Кэла из виду. – Когда?
– Давайте встретимся здесь в девять утра, если погода не испортится.
– Договорились. – Она открыла дверцу машины. – Кстати, дом вам очень подходит. Деревенский парень, стильный, но без претензий. Мне нравится.
Кэл смотрел, как она уезжает – яркая и сексуальная Куин Блэк.
Потом долго стоял и смотрел, как погружается во тьму лес, который он сделал своим домом.
Кэл позвонил Фоксу и договорился встретиться в боулинг-клубе. На первой и второй дорожках за первенство в лиге сражались команды «Пин Бойз» и «Элли Кэтс», и они с Фоксом поужинали в гриль-баре и посмотрели шоу.
Кроме того, в зале с дорожками было слишком шумно, и разговору мешал бы стук шаров о кегли, гиканье и крики.
– Давай рассуждать логично. – Фокс отхлебнул пиво. – Она могла все это выдумать, чтобы посмотреть на твою реакцию.
– А откуда она узнала, как он выглядит?
– Во время Седмицы некоторые люди его видели… перед тем как на них находило затмение. До нее дошли слухи.
– Не думаю, Фокс. Люди видели разное… мальчика, мужчину, женщину, собаку, волка…
– Крысу размером с добермана, – вспомнил Фокс.
– Спасибо, что напомнил. Но никто никогда не утверждал, что видел их до или после Седмицы. Никто, кроме нас, но мы никому не рассказывали. – Кэл вопросительно вскинул бровь.
– Нет, конечно. Думаешь, я болтаю на всех углах, что вижу красноглазых демонов? Так можно распугать клиентов.
– Куин Блэк умна. Не понимаю, зачем ей придумывать эту встречу – конечно, если она в своем уме. Кроме того, она была взволнована. Воодушевлена. Поэтому признаем, что она действительно видела мальчишку, и продолжим рассуждения. Первый логический вывод заключается в том, что ублюдок сильнее, чем мы предполагали. Достаточно силен, чтобы вырваться за пределы Седмицы.
Фокс задумчиво разглядывал бокал с пивом.
– Не нравится мне эта логика.
– Есть еще один вариант. Куин как-то связана с этим. С одним из нас, с инцидентом у Языческого камня.
– Это мне больше по душе. Все так или иначе связаны друг с другом. При желании можно найти связь между двумя любыми людьми. – Фокс задумчиво ковырял второй ломтик пиццы. – Может, она дальняя родственница. И у тебя, и у меня куча родственников. У Гейджа меньше, но тоже имеются.
– Не исключено. Но почему дальняя родственница видит то, что недоступно близким? Они бы нам рассказали, Фокс. Они яснее других видят и понимают все происходящее.
– Реинкарнация. Кстати, это не так уж противоречит логике. Кроме того, в семье О’Делл уже случались реинкарнации. Возможно, девушка присутствовала здесь, когда все это случилось. В другой жизни.
– Я ничего не отвергаю. Но меня больше интересует, почему она оказалась здесь именно теперь. И не поможет ли нам ее появление раз и навсегда прекратить этот ужас?
– Для выяснения ситуации потребуется несколько больше времени, чем часовая беседа у камина. Полагаю, от Гейджа еще ничего не было.
– Пока нет. Он обязательно объявится. Послезавтра я собираюсь отвести ее к камню.
– Не слишком торопишься?
Кэл покачал головой.
– Если в ближайшее время я ее туда не отведу, она отправится туда сама. Случись с ней что-нибудь… Это не должно быть на нашей совести.
– Мы и так за все в ответе… разве нет? До определенной степени. – Нахмурившись, он смотрел, как Дон Майерс из «Майерс Пламбинг» сделал сплит 7:10, сопровождавшийся восторженными возгласами и криками. Трехсотдвадцатифунтовый, покрытый жировыми складками Майерс исполнил танец радости – зрелище не из приятных.
– Ты продолжаешь жить, – тихо произнес Фокс. – День за днем занимаешься обычными делами. Ешь пиццу, чешешь задницу, перепихиваешься, если повезет. Но все равно знаешь, хотя и пытаешься гнать от себя эти мысли, что оно возвращается. Что кто-то из тех, которых ты встречаешь на улице, не переживет следующего раза. А может, и мы не переживем. Какого черта. – Он взял свой бокал и чокнулся с Кэлом. – У нас есть пять месяцев, и надо во всем разобраться.
– Могу попробовать вернуться в прошлое.
– Подожди Гейджа, нельзя рисковать, пока мы не вместе. Не стоит оно того, Кэл. Раньше ты видел лишь разрозненные куски, обрывки, а расплачиваться пришлось по полной.
– Теперь я старше и мудрее. И мне кажется, что появляясь теперь – вспомни наши сны и то, что случилось с Куин, – оно растрачивает силы. Возможно, я узнаю больше, чем прежде.
– Только с Гейджем. Это… Гм, – пробормотал Фокс, глядя куда-то за спину Кэла. – Свежие цветочки.
Оглянувшись, Кэл увидел стоявшую за дорожкой Куин. Куртка ее была расстегнута, и она с изумлением наблюдала, как Майерс с грацией бегемота подходит к дорожке и бросает свой счастливый красный шар.
– Это Куин.
– Узнал. Я тоже читал ее книги. На фото она хороша, а в жизни еще круче.
– Я первый ее увидел.
Фокс усмехнулся и с улыбкой посмотрел на Кэла.
– Приятель, дело не в том, кто увидел ее первым, а в том, кого видит она. Я включу на полную катушку свой сексуальный шарм, и ты станешь человеком-невидимкой.
– Ерунда. Твой сексуальный шарм не зажжет и сорокаваттную лампочку.
Куин подошла к ним, и Кэл подвинул к ней табурет.
– Вот ради чего меня сегодня отвергли, – сказала она. – Пицца, пиво и боулинг.
– Хет-трик Хуокинс Холлоу. Я сегодня здесь дежурю. Куин, это Фокс О’Делл.
– Вторая составляющая триады. – Она пожала руку Фоксу. – Теперь я вдвойне рада, что выбрала самое популярное место в городе. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
– Нисколько. Угостить вас пивом? – спросил Фокс.
– Можно, конечно, но… только некрепкое.
Кэл шагнул к стойке бара.
– Я принесу. Что-нибудь еще? Пиццу?
– Ну… – Она посмотрела на тарелку с пиццей, и ее глаза внезапно увлажнились. – Не думаю, что у вас есть хлебцы из цельномолотого зерна и обезжиренная моцарелла.
– Следите за здоровьем? – спросил Фокс.
– Наоборот. – Куин прикусила губу. – Меняю образ жизни. Черт, как аппетитно выглядит. А что, если мы разделим одну из этих порций пополам? – Она провела ребром ладони над тарелкой.
– Без проблем.
Кэл принес нож для пиццы и разрезал кусок на две части.
– Я люблю жир и сахар, как мать любит своего ребенка, – сообщила Куин Фоксу. – И поэтому пытаюсь придерживаться разумной диеты.
– Мои родители – вегетарианцы, – сказал Фокс, когда они разложили пиццу по тарелкам. – Я вырос на тофу и люцерне.
– Боже, как печально.
– Вот почему он при любой возможности предпочитал есть у меня, а все свои деньги тратил на «Литл Деббис» и «Слим Джимс».
– «Литл Деббис» – это пища богов. – Она улыбнулась Кэлу, который поставил перед ней пиво. – Мне нравится ваш город. Я прошла несколько кварталов вдоль Мейн-стрит. Замерзла как собака, вернулась в эту милую гостиницу «Отель Холлоу», уселась на подоконник и стала наблюдать за окружающим миром.
– Чудесный мир, но в это время года слегка заторможенный.
– Угу, – согласилась Куин, осторожно откусывая от узкого треугольника пиццы. Потом закрыла глаза и вздохнула. – Вкусно. Я надеялась, что нет – ведь это всего лишь пицца в баре боулинга.
– Стараемся. Но в «Джинос» на той стороне улицы еще вкуснее, да и выбор больше.
Открыв глаза, Куин заметила, что Кэл ей улыбается.
– Нехорошо говорить такое женщине, которая меняет образ жизни.
Кэл наклонился над стойкой, улыбка его приблизилась, и Куин почувствовала, что у нее путаются мысли. Эта быстрая асимметричная улыбка – лучшее, о чем может мечтать женщина.
Он не успел ничего сказать. Кто-то окликнул его, и взгляд этих спокойных серых глаз оторвался от нее и скользнул к другому концу.
– Я на минуту.
– Ну, вот. – Черт, ее сердце было готово остановиться. – Наконец мы остались одни, – сказала она Фоксу. – Значит, вы, Кэл и пока отсутствующий Гейдж Тернер дружите с самого детства?
– С младенчества. А если точнее, мы познакомились еще в утробе матери. Наши матери познакомились на курсах для беременных. Потом они еще раз собрались вместе через пару месяцев после родов, обсудили, что мы трое появились на свет в один день и в одно время.
– Близость, которая возникает у матерей.
– Не знаю. Они всегда ладили друг с другом, хотя, если можно так выразиться, обитали на разных планетах. Испытывали взаимную симпатию, хотя и не дружили. Мои родители и родители Кэла до сих пор общаются, а отец Кэла давал работу отцу Гейджа, когда никто в городе не хотел его брать.
– Почему?
Фокс задумался, сделал глоток пива.
– Это не секрет, – наконец сказал он. – Его отец пил. Теперь бросил. Думаю, уже лет пять. Мне всегда казалось, что мистер Хоукинс давал ему работу просто потому, что иначе не мог поступить. А также ради Гейджа. В любом случае мы всегда дружили.
– И никакой ревности, соперничества, постепенного отдаления друг от друга?
– Мы ссорились… и до сих пор ссоримся… время от времени. – Как и все браться, подумал Фокс. – Бывали, конечно, трудные моменты. Но не более того. Мы накрепко связаны. И ничто не может разрушить эту связь. Ревность? Это, скорее, свойственно девчонкам.
– Но Гейдж здесь больше не живет.
– На самом деле Гейдж нигде не живет. Он вольная птица.
– А вы? Остались в родных местах.
– Я подумывал о ярких огнях, суете большого города и даже уезжал ненадолго. – Фокс поднял голову, услышав разочарованный стон «Элли Кэтс», не сумевших использовать «добивочный» бросок. – Я люблю Холлоу. Люблю свою семью – большую часть времени. И как выяснилось, мне нравится работа адвоката в маленьком городе.
Он говорит правду, пришла к выводу Куин. Но не всю.
– Вы видели мальчика с красными глазами?
Растерявшись, Фокс поставил на стойку бокал с пивом, который уже поднес было к губам.
– Неожиданный поворот.
– Возможно. Вы не ответили.
– Мне нужно время на размышление. Кэл в этом больше разбирается.
– И вам не очень нравится, что он или кто-то другой говорит со мной о том, что может или не может здесь произойти.
– Я не уверен, следует ли обсуждать это с вами. И поэтому пока оцениваю поступающую информацию.
– Достаточно откровенно. – Она перевела взгляд на возвращающегося Кэла. – Ладно, мальчики, спасибо за пиво и пиццу. Мне пора возвращаться в свой уютный номер.
– В боулинг играете? – спросил Кэл, и Куин рассмеялась.
– Ни в коем случае.
– Ого, – пробормотал Фокс.
Кэл обошел вокруг стойки и стал вплотную к Куин, не позволяя ей слезть с табурета. Потом окинул ее ботинки оценивающим взглядом.
– Семь с половиной, да?
– Что… – Она тоже посмотрела на свои ноги. – Прямо в точку. Наметанный глаз.
– Сидите на месте. – Кэл похлопал ее по плечу. – Я мигом.
Куин хмуро посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на Фокса.
– Неужели он собирается принести мне туфли для боулинга?
– Именно так. Вы позволили себе пошутить над традицией, которая – Кэл вам расскажет, если вы дадите хоть малейший шанс, – насчитывает пять тысячелетий. Потом он опишет эволюцию игры, и так далее.
– Боже правый. – Больше ничего Куин не приходило в голову.
Кэл принес пару двухцветных туфель для боулинга, рыжих с кремовым, и еще одну пару, побольше, темно-коричневых, – очевидно, для себя.
– Пятая дорожка свободна. Хочешь сыграть, Фокс?
– Увы, мне нужно закончить один документ. В другой раз. До свиданья, Куин.
Кэл сунул туфли под мышку, взял Куин за руку и стянул с табурета.
– Когда вы последний раз играли в боулинг? – спросил он, ведя ее по проходу к свободной дорожке.
– Думаю, лет в четырнадцать. На вечеринке, которая вышла не очень-то приятной, поскольку объект моей страсти, Натан Хоббс, смотрел только на все время хихикавшую, уже созревшую Мисси Довер. Она все время хихикала.
– Нельзя, чтобы давняя любовная неудача портила вам удовольствие.
– Но и сам боулинг мне тоже не понравился.
– В таком случае, – Кэл усадил ее на гладкую деревянную скамью и сам сел рядом, – сегодня вам понравится больше. Вы когда-нибудь делали страйк?
– Мы по-прежнему говорим о боулинге? Нет.
– Тогда у вас все впереди. Ничто не может сравниться с чувством, когда в первый раз сбиваешь все десять кеглей одним броском.
– А как же секс с Хью Джекманом?[9]
Кэл поднял голову и пристально посмотрел на нее.
– У вас был секс с Хью Джекманом?
– Нет. Но могу поспорить на любую сумму, что для меня секс с Хью Джекманом превзойдет удовольствие от сбивания десяти кеглей одним броском.
– Ладно. А я готов поспорить… скажем, на десять долларов… сделав страйк, вы признаете, что это одно из самых сильных удовольствий.
– Во-первых, у меня вряд ли получится бросок, хотя бы отдаленно напоминающий страйк. А во-вторых, я могу солгать.
– Получится. И не солжете. Переобувайтесь, Блонди.
5
Это оказалось не так нелепо, как ей представлялось сначала. Глупо, конечно, но она могла позволить себе глупости.
Шары были белыми в черную крапинку – маленькие, без отверстий. Нужно было запускать их по длинной гладкой дорожке в сторону кеглей с красной полоской на узком горлышке, которые Кэл называл «утками».
Он наблюдал, как Куин подходит к линии броска, размахивается и отпускает шар.
Шар несколько раз подпрыгнул и ушел в параллельный желоб, не докатившись до кеглей.
Шары были белыми в черную крапинку – маленькие, без отверстий. Нужно было запускать их по длинной гладкой дорожке в сторону кеглей с красной полоской на узком горлышке, которые Кэл называл «утками».
Он наблюдал, как Куин подходит к линии броска, размахивается и отпускает шар.
Шар несколько раз подпрыгнул и ушел в параллельный желоб, не докатившись до кеглей.