— Мы отвезем запись на студию редакторам, а затем отправимся в Джорджтаун.
   Ливи стучала на машинке с бешеной скоростью. Она отдала Карлу посмотреть для дневных новостей интервью с Деллом, но у нее было гораздо больше материала для вечерней передачи. Ее предчувствия насчет Анны Монро оправдались. Анна, конечно, осторожничала, но у нее не было такого огромного опыта общения с журналистами, как у ее отца. В интервью чувствовалось напряженное ожидание и ощущение некоего грядущего успеха. Это была удача.
   Пленка получилась хорошая. Ливи бегло просмотрела смонтированные кадры. Бобу удалось подчеркнуть изысканную элегантность обстановки гостиной Анны Монро. Свою роль сыграл контраст благородных, мягких манер хозяйки дома и холодноватой сдержанности ее отца. Было заметно, что Анна отца уважает — это первый план, а также любит красивые вещи — это милые детали. Недурной образчик добротного репортажа, который давал зрителю возможность заглянуть в заманчивый мир большой политики и маленьких слабостей богатых людей. Теперь Оливия торопливо переписывала на машинке свои заметки.
   — Ливи, ты нам срочно нужна для закадрового голоса.
   Ливи так зыркнула на Брайена, что он вздохнул, потом отодвинулся от стола и потянулся.
   — Ладно-ладно, сделаю сам, но с тебя стаканчик.
   — Ты настоящий рыцарь, Брайен, — пропела она под сумасшедший аккомпанемент машинки.
   Через десять минут Ливи выдернула последний лист. Все!
   — Карл! — крикнула она шефу, проходившему через отдел информации в свой кабинет. — Чистовик готов.
   — Неси.
   Вставая, Ливи уточнила время. До эфира еще час.
   Она вошла в кабинет Карла. Экран горел ровным светом, но звук был приглушен. Сидя за столом, Карл проверял материал и сетку передач.
   — Ты уже видел пленку? — Ливи протянула ему рукопись.
   — Все в порядке. — Он зажег новую сигарету об окурок предыдущей и глухо закашлялся. — Мы передадим часть утреннего интервью с Деллом, а потом с его дочерью.
   Он читал ее рукопись так внимательно, что между бровями залегла складка. Это был чисто сработанный репортаж с краткими биографическими справками о главных претендентах на должность госсекретаря, но упор был сделан на кандидатуре Бомонта Делла. Прежде чем расположить зрителя в его пользу, надо дать ему полное представление о кандидате.
   Ливи смотрела, как дым от сигареты клочками поднимается к потолку, и ждала.
   — Пока ты будешь читать текст, стоит показать фотографии остальных претендентов. — Карл торопливо набросал на полях свои замечания. — Они должны быть у нас в картотеке. Если нет, достанем наверху.
   «Наверху» — был термин, означавший Вашингтонское бюро Си-эн-си.
   — Похоже, что тебе потребуется три минуты.
   — Три с половиной, — мгновенно отреагировала Ливи. Она подождала, пока Карл взглянет на нее. — Не так уж часто происходят подобные события. Кстати, по-моему, ничего важного у нас вообще больше нет. Разве что частичное закрытие системы очистки вод Потомака. Так что — три с половиной.
   — Договорись со звукорежиссером, буркнул он.
   Она хотела что-то добавить, но Карл поднял руку: на экране вспыхнула заставка экстренного сообщения. Шеф быстрым жестом велел ей усилить звук. Она еще не успела этого сделать, как Торп посмотрел с экрана прямо ей в глаза.
   Ливи не ожидала взгляда такой пронзительной силы. Она ощутила сексуальное возбуждение — быструю, неожиданную вспышку желания. Это ее ошеломило. Пришлось прислониться к письменному столу Карла. Больше пяти лет она не чувствовала ничего подобного. Уставившись на экран телевизора, она пропустила несколько начальных слов передачи:
   — …как и ожидалось, принял отставку государственного секретаря Ларкина. Госсекретарь Ларкин подал в отставку по состоянию здоровья. Президент назначил на вакантную должность Бомонта Делла. Час тому назад во время встречи в Овальном зале Белого дома Делл официально дал согласие. Пресс-секретарь Доналдсон назначил пресс-конференцию на завтра в девять часов утра…
   Ливи почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, и всей тяжестью оперлась на стол. Она слышала, как Торп повторяет сообщение, и, закрыв глаза, сделала глубокий вдох. Карл яростно ругался, невзирая на присутствие дамы. Что ж, у репортера нет пола и совести, похоже, тоже нет.
   Итак, ее репортаж загублен. Из него вырвали сердце. И Торп это знал. Он знал это уже тогда, в восемь часов утра.
   На экране началась запланированная передача.
   — Переработай текст, — зло сказал Карл, схватив трубку зазвонившего телефона. — И пошли кого-нибудь наверх за копией сообщения Торпа. Мы должны его вставить. Интервью с дочерью сократишь.
   Ливи сгребла свои бумаги со стола и направилась к двери.
   — Тебя ждут в гримерной, Ливи, — напомнил оператор.
   Она прошла мимо, не обратив внимания на его слова. Выйдя из отдела информации, Ливи подошла к лифту.
   «Это ему так не пройдет! — кипятилась она. — Он не выскочит из этого дела целым и невредимым».
   Уже в кабине лифта, поднимаясь на четвертый этаж, она зашагала взад-вперед, не в силах обуздать гнев, рвущийся наружу. Прошли годы — она могла сосчитать сколько — с тех пор, как что-то или кто-то настолько ее вывел из себя. Ей нужно выпустить пар. Она обрушит свою ярость только на одного человека.
   — Где Торп? — отрывисто спросила она, войдя в отдел информации четвертого этажа.
   Сотрудница взглянула на нее и прикрыла рукой телефонную трубку.
   — У себя в кабинете.
   Ливи помчалась по лестнице. Забыв о своих старательно взлелеянных уравновешенности и самообладании, она стрелой летела вверх.
   — Мисс Кармайкл!
   Секретарша в приемной пятого этажа изумленно вскочила, когда Ливи пулей пронеслась мимо.
   — Мисс Кармайкл! — снова крикнула она ей вдогонку. — Кого вам надо? Мисс Кармайкл!
   Ливи без стука ворвалась в кабинет Торпа.
   — Вы негодяй!
   Торп перестал печатать и обернулся к двери, посмотрев на влетевшую без доклада посетительницу скорее с любопытством, чем с недовольством.
   — Оливия? — Торп оторвался от машинки, но не встал. — Какой приятный сюрприз!
   Заметив в дверях секретаршу, он кивком отослал ее.
   — Садитесь. — И указал на кресло. — Не верю глазам. Вы впервые за целый год удостоили меня своим посещением.
   — Вы зарубили мою передачу!
   Держа в руке копию интервью, она осталась стоять, наклонившись над его столом.
   Щеки ее пылали румянцем, особенно впечатляющим на бледном лице. Глаза потемнели от гнева. Она тяжело дышала, волосы растрепались. Ну просто фурия, валькирия! Он смотрел на нее с восхищением. Какая женщина! «Можно представить, что будет, если она по-настоящему потеряет самообладание», — подумал он. Стоит попробовать.
   — Какую передачу?
   — Вы прекрасно знаете, какую. — Она оперлась руками о стол. — Вы это сделали умышленно.
   — Я вообще ничего не делаю просто так, — непринужденно согласился он. — Если вы имеете в виду назначение Делла, — продолжал он, окинув ее взглядом, — то это был не ваш репортаж. Это мой репортаж.
   — Потому что мой вы уничтожили за сорок пять минут до начала передачи!.. — От ярости она почти кричала.
   Никогда раньше он ничего подобного не слышал. Насколько ему было известно, Оливия Кармайкл никогда не повышала голос. Ее гнев обычно выражался ледяным тоном, а не вспыхивал пламенем. Но так ему нравилось больше.
   — Итак, — он смотрел на нее, слегка постукивая пальцами по столу, — вы недовольны временем моего репортажа?
   — Вы же ничего мне не оставили!
   Она возмущенно ткнула в его сторону экземпляром текста, но потом смяла бумаги и швырнула прямо на пол.
   — Я работала над ним две недели. Я сразу ухватилась за эту тему. Вы зарезали его за две минуты.
   — В мои обязанности не входит страховать чужие репортажи. Это ваша забота. Желаю удачи в следующий раз.
   — О! — Ливи в ярости стукнула кулаком по столу красного дерева. — У вас нет совести. Этот репортаж стоил мне уймы времени, сотен телефонных звонков. Я протопала пешком, наверно, несколько миль. И это вы мне всячески препятствовали.
   Она сощурилась, а в речи проступил легкий северный акцент.
   — Что вы боитесь потерять, Торп? Трясетесь над своей территорией, как жалкий скряга. Похоже, вы не уверены в превосходстве своих репортажей?
   — Боюсь?! — Торп встал и тоже наклонился над столом, оказавшись с ней лицом к лицу. — То, что вы пытаетесь пробраться на мою территорию, отнюдь не мешает мне спать по ночам, Кармайкл. Меня не интересуют начинающие журналисты, которые хотят шагать сразу через три ступеньки. Приходите ко мне, когда выплатите положенное за учебу.
   Ливи ахнула от возмущения.
   — Не смейте со мной так говорить, Торп! Я начала платить восемь лет назад.
   — Восемь лет назад я был в Ливане и старался увернуться от пуль, а вы, моя дорогая, в Гарварде флиртовали с футболистами.
   — Что вы несете? Какие футболисты?! — вспыхнула Ливи. — И это совершенно не относится к делу. Вы все знали уже сегодня утром.
   — Ну и что?
   — Вы знали, что я работаю не покладая рук. Неужели у вас нет чувства лояльности к местному телевидению?
   — Нет.
   Его ответ был настолько прям, что на мгновение сбил ее с толку.
   — Но ведь вы здесь начинали!
   — А вы позвоните на свою телестудию в Джерси и отдайте им свой эксклюзивный материал, потому что когда-то читали там прогноз погоды, — парировал он. — Бросьте эти глупости насчет дружеского плеча и родного гнезда, Ливи, они не вписываются в тему.
   Ее голос упал до зловещего шепота;
   — От вас требовалось только предупредить меня, что вы готовите репортаж.
   — Ну да, а вы бы покорно сложили ручки и позволили мне опередить вас? — Его брови насмешливо изогнулись. — Да вы бы глотку мне перегрызли, только бы попасть в эфир раньше меня.
   — С наслаждением.
   Он рассмеялся: — Когда вы беситесь, Ливи, вы великолепны. И честны.
   Он взял со стола какие-то бумаги и протянул ей.
   — Вам понадобятся мои заметки, чтобы внести изменения в репортаж. Осталось меньше тридцати минут до эфира.
   — Я знаю.
   Ливи не притронулась к протянутым ей бумагам. Ей невыразимо хотелось швырнуть чем-нибудь тяжелым в стекло за его спиной. А лучше прямо в его снисходительно улыбающееся лицо.
   — Мы должны договориться вот о чем, Торп, если не сейчас, то в ближайшее время. Мне надоело в каждой своей работе плестись за вами. — Она все-таки схватила его заметки, понимая, что ее загнали в угол.
   — Прекрасно. — Он смотрел, как она поднимает свою рукопись. — Выпьем вечером в баре?
   — Нет! Даже если от этого зависит ваша жизнь. — Оливия повернулась и пошла к двери.
   — Боитесь?
   Это с легкой насмешкой произнесенное слово остановило ее.
   — В восемь часов в баре О'Райли.
   — Заметано.
   Когда она хлопнула дверью, Торп усмехнулся.
   «Так, — подумал он, снова усаживаясь в кресло, — за ледяными манерами скрываются вполне живые плоть и кровь, а я уже начал сомневаться в этом. Похоже, что первый ход сделан». Торп засмеялся и повернулся во вращающемся кресле, чтобы взглянуть в окно на панораму города.
   Все, однако, к лучшему, решил он. Эта несколько бурная встреча пришлась как нельзя кстати, иначе бы он тянул время, ожидая благоприятного случая. Терпение — одно из главных достоинств репортера. Торп терпеливо ждал больше года. «Если точно, то шестнадцать месяцев», — подумал он.
   Когда он увидел ее передачу, он запомнил низкий грудной голос, холодную, строгую красоту. Его страсть вспыхнула мгновенно. С той самой минуты, как он встретился с ее спокойным, внимательным взглядом, он желал ее. Интуиция подсказывала, что следует какое-то время держаться на расстоянии и выжидать. Оливия Кармайкл обладала не только красивой внешностью.
   Он мог подробно разузнать о ее прошлом. У него были для этого все возможности: профессиональное умение и связи, но что-то обуздывало его журналистское любопытство, и он вооружился терпением. В работе с политическими деятелями Торпу приходилось часто и подолгу ждать, так что о терпении он знал все.
   Торп откинулся в кресле и закурил. Есть надежда, что тактика выжидания начинает себя оправдывать.

3.

   Ровно в восемь часов Ливи въехала на стоянку возле ресторана О'Райли. На секунду она прислонилась лбом к рулю. Она вспоминала, как проносится через отдел информации в кабинет Торпа, как кричит на него. Ужасно неприятно. Она жалела, что настолько потеряла самообладание, к тому же в разговоре именно с Торпом. Ливи давно чувствовала, что это человек, от которого следует держаться на расстоянии. Он был слишком сильной, харизматической личностью и явно относился к категории мужчин опасных.
   Ливи предпочитала в подобных случаях сохранять дистанцию, а для этого отношения должны были оставаться строго официальными. Несколько часов назад она отбросила всякую официальность. Да это и немудрено, когда стоишь с человеком нос к носу и орешь на него.
   — Как бы я ни старалась, — прошептала она, — я не способна быть холодной и невозмутимой. И, — признала она со вздохом, — Торп это понимает.
   В детстве Ливи была неприкаянным, неудобным ребенком. Для девочки из степенной, благовоспитанной семьи она задавала слишком много вопросов, слишком часто плакала, чересчур весело смеялась. В отличие от сестры она была равнодушна к нарядам и украшениям. Ей нужна была большая собака, с которой можно побегать, а не смирный маленький пудель, с которым нянчилась мать. Ей хотелось жить на дереве, а не в рафинированном кукольном доме, который выстроил отец, наняв архитектора.
   Ливи вырвалась на свободу, поправ строгие правила и обязанности членов семейства Кармайкл. В колледже ей казалось, что она обрела все, чего только можно желать. Потом она все потеряла. Теперь она заботилась только о себе и своей карьере. Она не утратила жажды свободы, но научилась осторожности.
   Ливи выпрямилась и тряхнула головой. Сейчас было не время думать о прошлом. Надо сосредоточиться на настоящем и будущем. «Я больше не выйду из себя, — решила она, вылезая из машины. — Этого удовольствия я ему не доставлю».
   Ливи вошла в бар при ресторане О'Райли.
   Торп ждал ее. Она снова надела свою маску, отметил он. Оливия окинула взглядом зал. Лицо и глаза ее были спокойны и безмятежны. Среди шума и табачного дыма она казалась мраморной статуей — холодной, гладкой и изысканной. Торну захотелось дотронуться до нее, коснуться ее руки, увидеть, как вспыхнут глаза. Гнев был не единственным чувством, которое он хотел пробудить в ней. Желание, сдерживаемое месяцами, становилось неотвязным.
   Сколько времени пройдет, прежде чем эти защитные покровы спадут окончательно, гадал он. Он был готов сразиться с ней, чувствуя уверенность в победе. Он не привык проигрывать. Торп подождал, пока она заметит его, улыбнулся и кивнул, но не встал, чтобы провести к столику. Ему нравилась ее походка — плавная, скользящая, скрытно-чувственная.
   — Привет, Оливия.
   — Привет, Торп. — Ливи устроилась в кресле напротив.
   — Что будете пить?
   — Вино. — Она взглянула на официантку, которая уже стояла возле. — Белое вино, Лу.
   — Да, мисс Кармайкл. Еще порцию, мистер Торп?
   — Нет, спасибо.
   Торп поднял стакан с виски. Оливия молча смотрела на него, и улыбка на ее лице погасла.
   — Ну что ж, Торп, раз уж нам предстоит выяснять отношения, давайте приступим.
   — Вы всегда заняты только делом, Ливи? Внимательно глядя ей в лицо, Торп закурил.
   Одним из ценных качеств Торпа было умение долго, неотрывно смотреть на собеседника. Не один высокопоставленный политический деятель ежился под настойчивым, испытующим взглядом его темных глаз.
   Ливи не была исключением. Она тоже ощущала скрытую силу его взгляда.
   — Мы встретились, чтобы обсудить…
   — Вы никогда не слышали о беззаботном обмене любезностями? — прервал он ее. — Как поживаете? Не правда ли, сегодня хорошая погода?
   — Меня совершенно не интересует, как вы поживаете, — парировала она холодным, ровным тоном. Ему не удастся взять над ней верх. — А погода сегодня отвратительная.
   — Такой нежный голос и такой противный язык. — Торп увидел, как в ее глазах вспыхнул и погас огонек. — У вас самое совершенное лицо, какое я когда-либо видел.
   Ливи почти окаменела — спина, плечи, руки. Торп заметил это и пригубил виски.
   — Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать мою внешность.
   — Разумеется, но она имеет большое значение в вашей работе.
   Официантка поставила перед ней вино. Ливи схватилась пальцами за ножку бокала, как за свое спасение.
   — Зрители предпочитают видеть на экране привлекательное лицо. Тем легче скормить им информацию. К тому же вы аристократичны. Выигрышная черта.
   — Вовсе не это определяет достоинства моих передач.
   Голос Ливи оставался холодным и бесстрастным, но глаза уже оживали.
   — Ну как же? Разве это не помогает повышению вашего рейтинга? — Он откинулся в кресле, внимательно рассматривая ее лицо. — Вы первоклассный диктор, Ливи, и набираете обороты как репортер.
   Ливи нахмурилась. Он что, собирается комплиментами сбить ее с толку?
   — И, — продолжал он тем же тоном, — вы очень осторожная женщина.
   — О чем вы?
   — Что вы скажете, если я приглашу вас пообедать?
   — Нет.
   Он выслушал ее ответ с легкой, беззлобной усмешкой.
   — Почему?
   Ливи не спеша отпила глоток.
   — Потому что вы мне не нравитесь, а я не обедаю с мужчинами, которые мне не нравятся.
   — То есть вы обедаете с теми мужчинами, которые вам нравятся. — Торп в последний раз задумчиво затянулся и раздавил сигарету в пепельнице. — Но ведь вы ни с кем не обедаете? Правда?
   — Это не ваше дело.
   Разозлившись, Ливи попыталась встать, но Торп помешал, положив ладони на ее руки.
   — Вот вы готовы вскочить и убежать. Почему? Вы меня заинтересовали, Оливия. — Он говорил тихо, тише, чем смеялись и говорили вокруг.
   — Я не желаю, чтобы вы мной так или иначе интересовались. Вы мне не нравитесь, — упрямо повторила она, чувствуя, что выглядит смешно. Более того, последняя фраза прозвучала неубедительно. Его ладони оказались неожиданно жесткими и мозолистыми. Их прикосновение странно волновало. — Мне не нравятся ваше непомерное самомнение и постоянное стремление доказать свою мужественность, — торопливо заговорила она, теряя над собой контроль.
   — Мужественность? — Он одобрительно усмехнулся. — Но это, по-моему, комплимент.
   Его усмешка была на редкость обаятельна, но Ливи приказала себе не поддаваться. Да, она была права, когда отнесла его к категории опасных.
   — Мне нравится ваша манера поведения, Ливи. Выражение вашего лица восхитительно — замороженное пламя секса, — продолжал он и увидел, что задел ее за живое. Ее руки судорожно дрогнули под его ладонями, взгляд из сердитого стал уязвленным, затем намеренно безразличным.
   — Отпустите мои руки.
   Он хотел вывести Ливи из себя, подразнить, но не обидеть.
   — Простите.
   Извинение было неожиданным, простым и искренним. Ливи уже расхотелось вскочить и убежать. Когда он отпустил ее руки, она снова взяла бокал.
   — Теперь, когда мы покончили с любезностями, Торп, может быть, вернемся к делу?
   — Хорошо, Ливи, — согласился он. — Ваша очередь.
   Она отставила бокал:
   — Я требую, чтобы вы не стояли у меня на пути.
   — То есть?
   — Вашингтонское отделение «Новости мира» — филиал Си-эн-си. Предполагается, что они должны работать в сотрудничестве. Местное телевидение не менее важно, чем общегосударственное.
   — И что же?
   Порой его немногословие выводило из себя. Она отодвинула бокал и наклонилась над столом.
   — Я не прошу вашей помощи. Она мне не нужна. Но мне надоел саботаж.
   — Саботаж? — Он поднял стакан и взболтал виски.
   Ливи снова заволновалась, забыв о своей клятве. Положительно, он плохо на нее действовал. Давно она не чувствовала себя такой растерянной. Торпу нравился легкий румянец, от которого порозовела ее кожа цвета слоновой кости.
   — Вам было известно, что я работаю над репортажем о Делле. Вам был известен каждый мой шаг. Не смотрите на меня таким невинным взглядом, Торп. Я знаю, что у вас есть знакомства и связи в нашей студии. Вы хотели сделать из меня дурочку.
   Торпа рассмешило это неожиданное для нее выражение.
   — Конечно, я знал, над чем вы работаете, — пожав плечами, согласился он. — Но это ваша проблема, а не моя. Я дал вам копию своего репортажа. Это нормальный порядок работы. Местное телевидение всегда кормится за счет государственного.
   — Мне бы не понадобился ваш текст, если бы вы не взяли меня за горло.
   Ливи не интересовали ни общепринятый порядок, ни щедрость верхних этажей.
   — Если бы я заранее располагала необходимой информацией, я бы изменила характер интервью с Анной Монро и использовала его. Это была хорошая работа, но она пропала зря.
   — У вас слишком узкий взгляд на вещи, — заметил Торп и допил виски. — Вы все поставили на одну карту. Вполне можно было, — продолжал он, закуривая новую сигарету, — задать Анне и другие вопросы. Тогда вы могли бы переработать интервью после моего репортажа. И вы все еще можете им воспользоваться. Я видел пленку, — добавил он. — Хорошая работа, но не отличная.
   — Не указывайте мне, как надо работать.
   — В таком случае и вы не указывайте мне. — И он тоже наклонился вперед. — Я пять лет держал руку на пульсе политической жизни. Я не собираюсь поднести вам Капитолий на блюдце, Кармайкл. Если у вас есть претензии к моей работе, обратитесь к Моррисону.
   Торп назвал фамилию директора Вашингтонского бюро Си-эн-си.
   — Вы так самоуверенны. — Ливи вдруг захотелось придушить его. — Так уверены в том, что именно вы хранитель Святого Грааля.
   — В политической жизни нет ничего святого, Кармайкл, — возразил Торп. — Я здесь потому, что умею играть в эту игру. А вам, может быть, следует взять несколько уроков мастерства.
   — Ну уж не у вас.
   — Глядите, не нарваться бы на кого похуже. — Он помолчал минуту и подумал.
   — Вот что, пожалуй, я вам кое-что все же посоветую. Чтобы пустить здесь корни, требуется больше года. Здешние чиновники всегда в центре внимания. Политика — грязное дело, особенно после Уотергейта. Наше дело — разоблачать их. Игнорировать нас они не могут, поэтому они обходятся с нами так же, как мы с ними.
   — Вы не сообщили мне ничего нового, — с легким презрением отметила Оливия.
   — Возможно, — согласился он. — Но у вас есть преимущества, которые вы напрасно не пускаете в ход: внешность и порода, класс.
   — Не понимаю, какое отношение…
   — Не будьте идиоткой! — с раздражением прервал ее Торп. — Репортер должен использовать все, что может выпросить, одолжить или украсть. Ваша внешность никак не связана с вашими умственными способностями, с которыми вы так носитесь. Она влияет на то, как вас воспринимают. Такова человеческая природа. — И выждал, пока она полностью уразумеет его слова.
   Обдумав их, она поняла, что Торп прав, и это ее раздосадовало. Одни журналисты обыгрывали свой шарм, другие — грубость, ей мог помочь аристократизм или, как выразился Торп, класс.
   — В субботу вечером прием в посольстве. Я возьму вас с собой.
   Она изумленно воззрилась на Торпа. Вот так так!
   — Вы…
   — Вам нужно видеть общество изнутри, воспользуйтесь самым доступным входом.
   Недоверчивость, отразившаяся в ее взгляде, позабавила Торпа.
   — После нескольких бокалов шампанского можно услышать весьма интересную болтовню в дамской комнате.
   — Вам, разумеется, это хорошо известно, — ответила она сухо.
   — Вы бы многому удивились, — добавил он, пропустив ее колкость мимо ушей.
   Предложение Торпа было заманчиво, однако казалось крайне подозрительным. В конце концов, с чего бы ему оказывать ей такие любезности? Торп пододвинул ей бокал.
   — Есть поговорка насчет дареного коня, Ливи.
   — А как насчет Троянского?
   Торп рассмеялся:
   — Хороший репортер открыл бы ворота ради сенсации.
   Торп, конечно, прав, но все это было ей не по душе. Если бы на месте Торпа был другой, она бы не колебалась. «К черту, надо действительно брать что дают», — сказала она себе и взяла сумочку.
   — Хорошо. Какое посольство?
   — Английское.
   Торп с интересом наблюдал, как она принимает решение.
   — В котором часу мы с вами встретимся?
   — Я вас подхвачу.
   Лйви начала уже вставать, но замерла. — Нет.
   — Мое приглашение — мои условия. Можете согласиться, можете отказаться.
   О, как ей это не нравилось. Ехать с ним в одной машине, бог знает куда это вообще может ее завести. Нет-нет, ничего такого ей не надо. Только покой и безопасность. Впрочем, она сомневалась, что женщина могла бы чувствовать себя в безопасности с Торпом. Что же касается покоя… Черт, он опять загонял ее в угол. Если она откажется, то поставит себя в дурацкое положение.
   — Хорошо. — Ливи достала записную книжку. — Я дам вам свой адрес.
   — Я знаю ваш адрес.
   Торп встретился с ней взглядом и увидел в ее глазах некоторую растерянность.
   — Я репортер, Ливи. Информация — моя профессия. — Торп поднялся из-за стола. — Я провожу вас.
   Он взял ее под руку и повел к выходу. Лини молчала. Она не знала — то ли выиграла очко, то ли проиграла два. «Во всяком случае, — подумала она, — это лучше, чем бездействие».