Фрэнк вошел в переднюю и почуял запах «Флитвуд Мака». У него упало сердце. Селия любила готовить «Флитвуд Мак», а это означало, что в середине ночи Фрэнку придется встать, крадучись пробраться на кухню и поискать тщательно спрятанный кусок скоромной пищи.
В гостиной было прибрано – еще один плохой признак. То, что там не валялось ни газет, ни обуви, означало только одно: Селия рано пришла с работы в приюте для женщин и взялась за домашние дела.
Они с Ноем ненавидели, когда на Селию нападало желание заняться домом. Приготовленная ею еда была не столько вкусной, сколько полезной; после уборки ничего нельзя было найти, а после стирки и глажения белья Фрэнк недосчитывался половины носков.
В другое время Селия предоставляла заботу о доме мужчинам, и все шло более-менее гладко.
Когда Фрэнк вошел на кухню, его худшие опасения подтвердились. Счастливая Селия что-то помешивала на плите. На столе рядом с фруктовым пюре ядовито-желтого цвета лежала буханка хлеба из толченой коры какого-то дерева.
И все же она была обворожительна. Светлые волосы, забранные в конский хвост, узкие бедра подростка и длинные, стройные белые ноги…
Она стояла с совершенно невинным видом, за которым, как хорошо знал Фрэнк, скрывалась железная решимость. Если Селия Брэди чего-то хотела, ее не остановило бы и землетрясение.
Именно так и вышло с ним, когда она была двадцатилетней студенткой, а он двадцатитрехлетним стажером, арестовавшим ее за участие в демонстрации против опытов на животных.
Первые две недели знакомства они провели в спорах. Вторые две недели – в постели. Она отказывалась выходить за него замуж, а он ее уламывал. Фрэнку тоже было не занимать решительности. Они прожили вместе год, и в конце концов он взял ее измором.
Фрэнк подошел к ней сзади и неожиданно обнял.
– Я люблю тебя, Селия.
Жена повернулась к нему и быстро поцеловала.
– Ты будешь есть пюре и черные бобы. Тебе это полезно.
Он подумал, что как-нибудь переживет это: в глубине холодильника лежала маленькая пицца.
– Это не помешает мне любить тебя. Где Ной?
– Пошел гонять собак с Майком. А потом у него свидание с Сарой.
– Опять?
Селия улыбнулась.
– Фрэнк, она славная девушка. Через несколько недель он уедет, а до тех пор они хотят подольше побыть друг с другом.
– Как бы он не потерял голову из-за этой девчонки. Ему всего восемнадцать.
– Фрэнк, пройдет полсеместра, и она станет для него воспоминанием… Что у тебя случилось?
Он не вздохнул. Просто взял протянутую женой банку с пивом.
– Ты помнишь дело Джулии Макбрайд?
– Джулии Макбрайд? – У Селии поднялись брови. – Конечно. Это было самое громкое дело за годы твоей работы, и ты все еще грустишь, когда по телевидению показывают фильмы с ее участием. А что такое? Ты давно покончил с этим. Сэм Тэннер в тюрьме.
– Малышка…
– Да, я помню. Она разбила тебе сердце. – Селия погладила его по руке. – Оно у тебя слабое.
– Девочку отдали под опеку деду с бабкой, и те увезли ее в штат Вашингтон. У них там дом и база отдыха на полуострове Олимпия. Неподалеку от национального парка.
– Национальный парк «Лес Олимпик»? – У Селии загорелись глаза. – Это чудесное место! Я была там после окончания школы. Там держат в узде этих алчных кровососов.
Для Селии алчным кровососом был каждый, кто рубил деревья, сносил старые постройки, охотился на кроликов или заливал цементом пахотную землю.
– Вот и обнимайся со своими деревьями.
– Не смешно. Если бы ты имел представление, какой вред наносят лесорубы, не видящие дальше собственного носа…
– Не заводись, Си. Я и так питаюсь одними бобами и фруктовым пюре.
Она слегка надулась, затем дернула плечом и начала закипать. Но поскольку ссора с ней в планы Фрэнка не входила, он вынул из кармана письмо.
– Почитай-ка и скажи мне, что ты об этом думаешь.
– С каких это пор тебя стало интересовать мое мнение? – Однако, прочитав две первые строчки, Селия села, и ее воинственный настрой тут же исчез. – Бедная девочка, – с сочувствием пробормотала она. – Такая грустная и такая храбрая…
Она разгладила письмо, отдала его Фрэнку и снова вернулась к плите.
– Слушай, Фрэнк, отдохнуть всей семьей до отъезда Ноя в колледж – это мысль! Последний раз мы жили в палатке, когда ему было три года. Помню, тогда ты поклялся, что больше никогда не будешь спать на голой земле.
У опечаленного письмом Фрэнка гора свалилась с плеч.
– Знаешь, Селия, я действительно люблю тебя.
Оливия изо всех сил пыталась вести себя нормально и не распускать нервы, чтобы дед с бабкой ничего не заметили. У нее захватывало дух, все внутри дрожало от возбуждения и слегка побаливала голова, но она справилась со всеми домашними делами и даже что-то съела во время ленча, чтобы никто не обвинил ее в отсутствии аппетита.
Брэди скоро будут здесь!
Она испытала облегчение, когда деду сразу после ленча позвонили из лагеря и попросили уладить какое-то пустяковое дело. Придумать предлог не ходить с ним оказалось проще простого, хотя Оливия испытывала чувство вины из-за собственной нечестности.
Это чувство заставило ее работать вдвое усерднее: вымести террасу столовой базы отдыха и прополоть окружавшие ее цветы.
Тем более что отсюда было прекрасно видно всех приезжающих и отъезжающих.
Оливия пропалывала веселые ярко-оранжевые настурции, свешивавшиеся с низкой каменной стены, обрывала отцветшие белые маргаритки и одним глазом косилась на вход.
Руки девочки потели в резиновых перчатках, которые она надела только для того, чтобы поздороваться с Брэди, не стесняясь грязных пальцев и траура под ногтями. Фрэнк должен был понять, что она достаточно взрослая для разговора о матери и отце.
Она не хотела, чтобы в ней видели испуганную маленькую девочку, которую нужно было защищать от чудовищ.
Она научится сама прогонять чудовищ, подумала Оливия и рассеянно провела рукой по щеке, измазав ее землей.
Она расчесала волосы, собрала их в аккуратный конский хвост и пропустила его через отверстие в красной бейсболке. Надела джинсы и майку с надписью «Риверс-Энд». С утра и то и другое было чистым, но теперь, как она ни старалась, коленки джинсов запачкались.
Лишнее доказательство того, что она работает, подумала Оливия. И что она человек ответственный.
Они будут здесь с минуты на минуту, думала девочка. Должны быть. Непременно должны. Иначе вернется дедушка. Он может узнать Фрэнка Брэди. Скорее всего, так оно и будет. Дед помнит всех и все. И найдет способ помешать ей поговорить с Фрэнком, помешать ей задать вопросы. Если они не появятся сейчас, все ее планы, надежды и чаяния рухнут.
На террасу вышла пара и села за один из чугунных столиков. Сейчас к ним выйдет кто-нибудь из обслуживающего персонала и предложит выпить или перекусить. И тогда она будет здесь не одна.
Оливия продолжала пропалывать бордюр, прислушиваясь к женщине, которая вслух читала путеводитель. Пара начала обсуждать, какой маршрут выбрать на завтра, покороче или подлиннее, и брать ли с собой продукты для пикника, которыми база обеспечивала отдыхающих.
В обычное время Оливия сделала бы перерыв и помогла гостям выбрать наиболее подходящий маршрут. Как правило, отдыхающие были людьми общительными, а дедушка с бабушкой поощряли стремление девочки делиться своими знаниями о здешних местах. Но сейчас она была слишком занята своими мыслями, чтобы вступать в непринужденную беседу, и поэтому продолжала работать на террасе, пока не дошла до самого края.
Она увидела большую старую машину, вырулившую на подъездную аллею, но тут же поняла, что сидящий за рулем мужчина слишком молод для Фрэнка Брэди. Лицо у него было приятное – насколько можно судить о человеке в бейсболке и темных очках. Из-под бейсболки выбивались волнистые русые волосы, выгоревшие на солнце.
Женщина на пассажирском сиденье тоже была симпатичная. Его мать, догадалась Оливия. Хотя едва ли. Недостаточно стара. Может быть, тетя или старшая сестра.
Она перебрала в уме заказы, пытаясь вспомнить, должна ли сегодня прибыть какая-то пара, но вдруг заметила еще одного мужчину, сидевшего сзади.
Сердце гулко забилось в груди, отдаваясь эхом в голове. Когда машина миновала последний поворот и остановилась, Оливия медленно поднялась на ноги.
Она узнала его сразу. И нисколько не удивилась тому, что туманные воспоминания прояснились, едва Фрэнк вышел из машины. Она тут же вспомнила цвет его глаз, звук голоса и мягкое прикосновение к щеке его большой ласковой руки.
Когда он повернулся и увидел Оливию, девочка почувствовала головокружение. Она стянула с дрожащих рук резиновые перчатки и сунула их в задний карман. Во рту пересохло, но она заставила себя вежливо улыбнуться и шагнула вперед.
Он сделал то же самое.
Женщина и молодой человек, выходившие из машины, сразу как-то потускнели и отошли на задний план, как и стена огромных деревьев, ярко-голубое небо над ними, порхание бабочек и пение птиц.
Она видела только его, как в ту ночь, когда он открыл дверь шкафа.
– Я Оливия, – сказала девочка голосом, который показался ей чужим. – Спасибо, что приехали, детектив Брэди. – Она протянула руку.
«Сколько еще эта малышка будет надрывать мне душу?» – думал Фрэнк. Она стояла очень прямо, серьезно смотрела ему в глаза, вежливо улыбалась, и только голос слегка дрожал.
– Рад снова видеть тебя, Оливия. – Он пожал ей руку. – Ливи. Разве тебя больше не зовут Ливи?
– Зовут. – Ее улыбка стала теплее. – Хорошо доехали?
– Очень хорошо. Мы решили ехать на машине, но для этого понадобился «Бьюик» моего сына. Только в такой громадине можно путешествовать со всеми удобствами. Правда, Селия?
Он протянул руку и обнял жену за плечи. Оливии понравился этот жест. Ей нравилось наблюдать, как люди ведут себя друг с другом. Эта женщина ему подходила, и улыбка у нее была дружелюбная. А в глазах читалось сочувствие.
– Это Селия, моя жена.
– Здравствуй, Ливи. До чего же чудесные здесь места! Знаешь, однажды я была в вашем лагере, когда мне было столько лет, сколько сейчас Ною. Я никогда не забывала ту поездку. Ной, это Ливи Макбрайд, хозяйка базы.
Ной посмотрел на нее сверху вниз и кивнул – вежливо, но отчужденно.
– Привет, – только и сказал он и сунул руки в задние карманы джинсов. Пряча глаза за темными очками, юноша пристально изучал ее лицо.
Она была более высокой, чем он ожидал. Неуклюжей. Ной напомнил себе, что он видел только ее старую фотографию. Фотографию маленькой девочки, зажимающей уши и плачущей от страха и горя.
Он никогда не забывал, как она выглядела. Никогда не забывал ее.
– В последнее время наш Ной даром слов не тратит, – серьезно сказала Селия, но ее глаза смеялись так, что Оливия не выдержала и улыбнулась.
– Пока будете регистрироваться, можете оставить машину здесь. К сожалению, все номера с видом на озера заняты, но у вас будет комната с прекрасным видом на лес. На первом этаже есть семейный номер с собственным внутренним двориком.
– Замечательно! Я помнила вашу базу все эти годы. – Желая успокоить девочку, Селия положила руку ей на плечо, повернулась и стала рассматривать дом. – Похоже, за это время она стала больше. Как и деревья.
Дом был большой, старый и солидный. Три этажа, центральная часть под крутой двускатной крышей. Широкие окна, из которых открывались ошеломляющие виды. Обветренные коричневые стены и темно-зеленая отделка делали дом такой же частью леса, какой были высившиеся над ним гигантские деревья.
– Тут все кажется таким естественным. Тот, кто строил этот дом, понимал, что гармония с природой важнее, чем борьба с ней.
– Это был мой прадедушка. Сначала он построил центральную часть, а потом вместе со своим братом и с моим дедушкой пристроил остальное. И он же дал базе название. – Оливия боролась с желанием вытереть потные ладони о джинсы. – «Риверс-Энд». Конец реки. Но здесь нет ни конца реки, ни ее начала. Это просто… метафора.
– Которая означает отдых и приют в конце путешествия, – догадалась Селия, и Оливия снова улыбнулась.
– Ага, точно. Именно это он и хотел сказать. Сначала это была гостиница, а базу отдыха сделали только потом. Мы хотим сохранить здесь первоначальную атмосферу, стараемся сберечь это место и сделать так, чтобы вид базы гармонировал с чистотой леса и озер.
– Ты найдешь с ней общий язык, – подмигнул Фрэнк. – Селия грудью стоит за первозданную природу.
– Как и каждый, у кого есть мозги, – выпалила Оливия, и Селия одобрительно кивнула.
– Думаю, мы с ней поладим. Ливи, покажешь мне базу, пока эти здоровенные бугаи будут вынимать багаж?
Пока Селия уводила ее, Оливия оглядывалась на Фрэнка. Она сгорала от нетерпения, но сделала то, о чем ее просили, и открыла половинку большой двустворчатой двери.
– В прошлый приезд я так и не побывала внутри, – сказала Селия. – Денег у меня было в обрез, и я воротила нос от удобств, которые были для людей побогаче. Я была одной из первых хиппи.
Оливия остановилась как вкопанная и заморгала.
– Правда? Вы не похожи на хиппи.
– Я надеваю свои любимые бусы только по особым случаям – например, в годовщину Вудстока[2].
– А Фрэнк тоже был хиппи?
– Фрэнк? – Селия откинула голову и расхохоталась. – Этот человек родился копом и сторонником республиканской партии. Тут уж ничего не поделаешь, – со вздохом сказала она. – Ба, да тут красиво!
Она сделала полукруг по главному вестибюлю, восхищаясь полами и стенами из натуральной сосны и пихты и огромным каменным камином, в котором по случаю теплого августа вместо пламени горели свежие цветы. Повсюду стояли уютные диваны и мягкие кресла.
Вокруг сидели отдыхающие, пившие кофе или вино, наслаждавшиеся видами или листавшие свои путеводители.
За стойкой из полированного дерева сидели два клерка в накрахмаленных белых рубашках и зеленых охотничьих куртках. Расписание экскурсий на сегодня было написано на старой грифельной доске, а на стойке красовалась глиняная ваза с мятными лепешками пастельных тонов.
– Добро пожаловать в «Риверс-Энд». – Женщина-клерк быстро кивнула Оливии, а потом гостеприимно улыбнулась Селии. – Вы остановитесь у нас?
– Да. Селия Брэди с семьей. Муж и сын выгружают багаж.
– Да, миссис Брэди, мы рады принять вас. – Она что-то быстро набрала на клавиатуре под стойкой. – Надеюсь, ваша поездка была приятной.
– Очень. – Селия посмотрела на табличку, пришпиленную к куртке. – Спасибо, Шарон.
– Вы пробудете у нас пять ночей. В вашем распоряжении будут семейный номер, ежедневный завтрак на троих, любой из маршрутов с проводником…
Оливия отвернулась от Шарон, продолжавшей свою приветственную речь, и посмотрела на дверь. Когда вошли Фрэнк и Ной, у нее похолодело в животе. Они несли багаж и рюкзаки.
– Шарон, я помогу. Покажу Брэди их комнату и все остальное.
– Спасибо, Ливи. Миссис Брэди, вы не могли выбрать себе лучшего гида, чем мисс Оливия Макбрайд. Приятного отдыха.
– Вот сюда. – Стараясь не торопиться, Оливия провела их по коридору и свернула направо. – Слева оздоровительный клуб и гостиная. В бассейн можно пройти через них или через южный вход.
Она отбарабанила сведения о времени завтрака, обеда и ужина, о том, как можно заказать еду в номер, о часах работы гостиной, ценах на прокат каноэ, рыболовных принадлежностей и велосипедов.
Пропустив гостей в номер, девочка остановилась у двери и расцвела, когда Селия ахнула от удовольствия.
– Бесподобно! Нет слов! Фрэнк, ты только посмотри на этот вид! Просто как в лесу! – Она быстро подошла к дверям, которые вели во внутренний дворик, и распахнула их. – Господи, и зачем мы живем в городе?
– Это связано с проблемой занятости, – иронически ответил Фрэнк.
– Большая спальня здесь, а вторая там. – Оливия сцепила руки, а потом развела их в стороны. – Если вам нужно что-нибудь еще, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы… Я… Если хотите сходить куда-нибудь во второй половине дня, есть несколько легких и коротких маршрутов.
– Фрэнк, не хочешь вспомнить молодость и поиграть в скаутов? – Селия улыбнулась, не в силах сопротивляться мольбе, горевшей в глазах девочки. – Думаю, мы с Ноем немного поплаваем в бассейне. А ты мог бы прогуляться с Ливи и слегка размять ноги.
– Отличная мысль. Ливи, ты не против?
– Нет, нет, не против! Можно выйти прямо отсюда. – Она махнула рукой в сторону внутреннего дворика. – Тут есть короткий маршрут всего на километр. Можно даже не переобуваться.
– Вот и отлично. – Он поцеловал Селию и погладил ее по руке. – Я скоро вернусь.
– Можешь не торопиться. – Она подошла к двери и посмотрела вслед девочке, которая вела мужчину к деревьям.
– Мама…
Селия обернулась лишь тогда, когда оба исчезли в лесу.
– Да?
– Почему ты ничего мне не сказала?
– О чем, Ной?
– Это ведь дочка Джулии Макбрайд, так?
Селия обернулась. Ной стоял в дверях своей спальни, небрежно прислонившись плечом к косяку.
– Да. А что?
– Мы приехали сюда не для того, чтобы бродить по лесам и ловить рыбу. Папа ненавидит рыбалку. Его идеал отпуска – лежать в гамаке на заднем дворе.
Она чуть не рассмеялась. Ной был совершенно прав.
– А ты как думаешь?
– Он приехал повидаться с девочкой. Неужели в деле об убийстве Джулии Макбрайд появилось что-то новое?
– Нет. Ничего подобного. Ной, я не знала, что оно тебя так интересует.
– А почему оно не должно меня интересовать? – Он оттолкнулся от косяка и взял из стоявшей на столе голубой вазы ярко-красное яблоко. – Это дело расследовал папа, и оно было у него самым громким. Люди все еще говорят о нем. А он думает. – Ной показал подбородком в ту сторону, куда ушел отец. – Даже если молчит об этом. Мама, что все это значит?
Селия пожала плечами.
– Эта девочка… Оливия… написала ему письмо. У нее есть вопросы. Не думаю, что дедушка и бабушка ей много рассказывали, и сомневаюсь, что они знают об этом письме. Давай дадим им немного посекретничать.
– Конечно. – Ной откусил яблоко и посмотрел в окно вслед высокой девочке и мужчине, скрывшимся в лесу. – Просто я удивился.
8
В гостиной было прибрано – еще один плохой признак. То, что там не валялось ни газет, ни обуви, означало только одно: Селия рано пришла с работы в приюте для женщин и взялась за домашние дела.
Они с Ноем ненавидели, когда на Селию нападало желание заняться домом. Приготовленная ею еда была не столько вкусной, сколько полезной; после уборки ничего нельзя было найти, а после стирки и глажения белья Фрэнк недосчитывался половины носков.
В другое время Селия предоставляла заботу о доме мужчинам, и все шло более-менее гладко.
Когда Фрэнк вошел на кухню, его худшие опасения подтвердились. Счастливая Селия что-то помешивала на плите. На столе рядом с фруктовым пюре ядовито-желтого цвета лежала буханка хлеба из толченой коры какого-то дерева.
И все же она была обворожительна. Светлые волосы, забранные в конский хвост, узкие бедра подростка и длинные, стройные белые ноги…
Она стояла с совершенно невинным видом, за которым, как хорошо знал Фрэнк, скрывалась железная решимость. Если Селия Брэди чего-то хотела, ее не остановило бы и землетрясение.
Именно так и вышло с ним, когда она была двадцатилетней студенткой, а он двадцатитрехлетним стажером, арестовавшим ее за участие в демонстрации против опытов на животных.
Первые две недели знакомства они провели в спорах. Вторые две недели – в постели. Она отказывалась выходить за него замуж, а он ее уламывал. Фрэнку тоже было не занимать решительности. Они прожили вместе год, и в конце концов он взял ее измором.
Фрэнк подошел к ней сзади и неожиданно обнял.
– Я люблю тебя, Селия.
Жена повернулась к нему и быстро поцеловала.
– Ты будешь есть пюре и черные бобы. Тебе это полезно.
Он подумал, что как-нибудь переживет это: в глубине холодильника лежала маленькая пицца.
– Это не помешает мне любить тебя. Где Ной?
– Пошел гонять собак с Майком. А потом у него свидание с Сарой.
– Опять?
Селия улыбнулась.
– Фрэнк, она славная девушка. Через несколько недель он уедет, а до тех пор они хотят подольше побыть друг с другом.
– Как бы он не потерял голову из-за этой девчонки. Ему всего восемнадцать.
– Фрэнк, пройдет полсеместра, и она станет для него воспоминанием… Что у тебя случилось?
Он не вздохнул. Просто взял протянутую женой банку с пивом.
– Ты помнишь дело Джулии Макбрайд?
– Джулии Макбрайд? – У Селии поднялись брови. – Конечно. Это было самое громкое дело за годы твоей работы, и ты все еще грустишь, когда по телевидению показывают фильмы с ее участием. А что такое? Ты давно покончил с этим. Сэм Тэннер в тюрьме.
– Малышка…
– Да, я помню. Она разбила тебе сердце. – Селия погладила его по руке. – Оно у тебя слабое.
– Девочку отдали под опеку деду с бабкой, и те увезли ее в штат Вашингтон. У них там дом и база отдыха на полуострове Олимпия. Неподалеку от национального парка.
– Национальный парк «Лес Олимпик»? – У Селии загорелись глаза. – Это чудесное место! Я была там после окончания школы. Там держат в узде этих алчных кровососов.
Для Селии алчным кровососом был каждый, кто рубил деревья, сносил старые постройки, охотился на кроликов или заливал цементом пахотную землю.
– Вот и обнимайся со своими деревьями.
– Не смешно. Если бы ты имел представление, какой вред наносят лесорубы, не видящие дальше собственного носа…
– Не заводись, Си. Я и так питаюсь одними бобами и фруктовым пюре.
Она слегка надулась, затем дернула плечом и начала закипать. Но поскольку ссора с ней в планы Фрэнка не входила, он вынул из кармана письмо.
– Почитай-ка и скажи мне, что ты об этом думаешь.
– С каких это пор тебя стало интересовать мое мнение? – Однако, прочитав две первые строчки, Селия села, и ее воинственный настрой тут же исчез. – Бедная девочка, – с сочувствием пробормотала она. – Такая грустная и такая храбрая…
Она разгладила письмо, отдала его Фрэнку и снова вернулась к плите.
– Слушай, Фрэнк, отдохнуть всей семьей до отъезда Ноя в колледж – это мысль! Последний раз мы жили в палатке, когда ему было три года. Помню, тогда ты поклялся, что больше никогда не будешь спать на голой земле.
У опечаленного письмом Фрэнка гора свалилась с плеч.
– Знаешь, Селия, я действительно люблю тебя.
Оливия изо всех сил пыталась вести себя нормально и не распускать нервы, чтобы дед с бабкой ничего не заметили. У нее захватывало дух, все внутри дрожало от возбуждения и слегка побаливала голова, но она справилась со всеми домашними делами и даже что-то съела во время ленча, чтобы никто не обвинил ее в отсутствии аппетита.
Брэди скоро будут здесь!
Она испытала облегчение, когда деду сразу после ленча позвонили из лагеря и попросили уладить какое-то пустяковое дело. Придумать предлог не ходить с ним оказалось проще простого, хотя Оливия испытывала чувство вины из-за собственной нечестности.
Это чувство заставило ее работать вдвое усерднее: вымести террасу столовой базы отдыха и прополоть окружавшие ее цветы.
Тем более что отсюда было прекрасно видно всех приезжающих и отъезжающих.
Оливия пропалывала веселые ярко-оранжевые настурции, свешивавшиеся с низкой каменной стены, обрывала отцветшие белые маргаритки и одним глазом косилась на вход.
Руки девочки потели в резиновых перчатках, которые она надела только для того, чтобы поздороваться с Брэди, не стесняясь грязных пальцев и траура под ногтями. Фрэнк должен был понять, что она достаточно взрослая для разговора о матери и отце.
Она не хотела, чтобы в ней видели испуганную маленькую девочку, которую нужно было защищать от чудовищ.
Она научится сама прогонять чудовищ, подумала Оливия и рассеянно провела рукой по щеке, измазав ее землей.
Она расчесала волосы, собрала их в аккуратный конский хвост и пропустила его через отверстие в красной бейсболке. Надела джинсы и майку с надписью «Риверс-Энд». С утра и то и другое было чистым, но теперь, как она ни старалась, коленки джинсов запачкались.
Лишнее доказательство того, что она работает, подумала Оливия. И что она человек ответственный.
Они будут здесь с минуты на минуту, думала девочка. Должны быть. Непременно должны. Иначе вернется дедушка. Он может узнать Фрэнка Брэди. Скорее всего, так оно и будет. Дед помнит всех и все. И найдет способ помешать ей поговорить с Фрэнком, помешать ей задать вопросы. Если они не появятся сейчас, все ее планы, надежды и чаяния рухнут.
На террасу вышла пара и села за один из чугунных столиков. Сейчас к ним выйдет кто-нибудь из обслуживающего персонала и предложит выпить или перекусить. И тогда она будет здесь не одна.
Оливия продолжала пропалывать бордюр, прислушиваясь к женщине, которая вслух читала путеводитель. Пара начала обсуждать, какой маршрут выбрать на завтра, покороче или подлиннее, и брать ли с собой продукты для пикника, которыми база обеспечивала отдыхающих.
В обычное время Оливия сделала бы перерыв и помогла гостям выбрать наиболее подходящий маршрут. Как правило, отдыхающие были людьми общительными, а дедушка с бабушкой поощряли стремление девочки делиться своими знаниями о здешних местах. Но сейчас она была слишком занята своими мыслями, чтобы вступать в непринужденную беседу, и поэтому продолжала работать на террасе, пока не дошла до самого края.
Она увидела большую старую машину, вырулившую на подъездную аллею, но тут же поняла, что сидящий за рулем мужчина слишком молод для Фрэнка Брэди. Лицо у него было приятное – насколько можно судить о человеке в бейсболке и темных очках. Из-под бейсболки выбивались волнистые русые волосы, выгоревшие на солнце.
Женщина на пассажирском сиденье тоже была симпатичная. Его мать, догадалась Оливия. Хотя едва ли. Недостаточно стара. Может быть, тетя или старшая сестра.
Она перебрала в уме заказы, пытаясь вспомнить, должна ли сегодня прибыть какая-то пара, но вдруг заметила еще одного мужчину, сидевшего сзади.
Сердце гулко забилось в груди, отдаваясь эхом в голове. Когда машина миновала последний поворот и остановилась, Оливия медленно поднялась на ноги.
Она узнала его сразу. И нисколько не удивилась тому, что туманные воспоминания прояснились, едва Фрэнк вышел из машины. Она тут же вспомнила цвет его глаз, звук голоса и мягкое прикосновение к щеке его большой ласковой руки.
Когда он повернулся и увидел Оливию, девочка почувствовала головокружение. Она стянула с дрожащих рук резиновые перчатки и сунула их в задний карман. Во рту пересохло, но она заставила себя вежливо улыбнуться и шагнула вперед.
Он сделал то же самое.
Женщина и молодой человек, выходившие из машины, сразу как-то потускнели и отошли на задний план, как и стена огромных деревьев, ярко-голубое небо над ними, порхание бабочек и пение птиц.
Она видела только его, как в ту ночь, когда он открыл дверь шкафа.
– Я Оливия, – сказала девочка голосом, который показался ей чужим. – Спасибо, что приехали, детектив Брэди. – Она протянула руку.
«Сколько еще эта малышка будет надрывать мне душу?» – думал Фрэнк. Она стояла очень прямо, серьезно смотрела ему в глаза, вежливо улыбалась, и только голос слегка дрожал.
– Рад снова видеть тебя, Оливия. – Он пожал ей руку. – Ливи. Разве тебя больше не зовут Ливи?
– Зовут. – Ее улыбка стала теплее. – Хорошо доехали?
– Очень хорошо. Мы решили ехать на машине, но для этого понадобился «Бьюик» моего сына. Только в такой громадине можно путешествовать со всеми удобствами. Правда, Селия?
Он протянул руку и обнял жену за плечи. Оливии понравился этот жест. Ей нравилось наблюдать, как люди ведут себя друг с другом. Эта женщина ему подходила, и улыбка у нее была дружелюбная. А в глазах читалось сочувствие.
– Это Селия, моя жена.
– Здравствуй, Ливи. До чего же чудесные здесь места! Знаешь, однажды я была в вашем лагере, когда мне было столько лет, сколько сейчас Ною. Я никогда не забывала ту поездку. Ной, это Ливи Макбрайд, хозяйка базы.
Ной посмотрел на нее сверху вниз и кивнул – вежливо, но отчужденно.
– Привет, – только и сказал он и сунул руки в задние карманы джинсов. Пряча глаза за темными очками, юноша пристально изучал ее лицо.
Она была более высокой, чем он ожидал. Неуклюжей. Ной напомнил себе, что он видел только ее старую фотографию. Фотографию маленькой девочки, зажимающей уши и плачущей от страха и горя.
Он никогда не забывал, как она выглядела. Никогда не забывал ее.
– В последнее время наш Ной даром слов не тратит, – серьезно сказала Селия, но ее глаза смеялись так, что Оливия не выдержала и улыбнулась.
– Пока будете регистрироваться, можете оставить машину здесь. К сожалению, все номера с видом на озера заняты, но у вас будет комната с прекрасным видом на лес. На первом этаже есть семейный номер с собственным внутренним двориком.
– Замечательно! Я помнила вашу базу все эти годы. – Желая успокоить девочку, Селия положила руку ей на плечо, повернулась и стала рассматривать дом. – Похоже, за это время она стала больше. Как и деревья.
Дом был большой, старый и солидный. Три этажа, центральная часть под крутой двускатной крышей. Широкие окна, из которых открывались ошеломляющие виды. Обветренные коричневые стены и темно-зеленая отделка делали дом такой же частью леса, какой были высившиеся над ним гигантские деревья.
– Тут все кажется таким естественным. Тот, кто строил этот дом, понимал, что гармония с природой важнее, чем борьба с ней.
– Это был мой прадедушка. Сначала он построил центральную часть, а потом вместе со своим братом и с моим дедушкой пристроил остальное. И он же дал базе название. – Оливия боролась с желанием вытереть потные ладони о джинсы. – «Риверс-Энд». Конец реки. Но здесь нет ни конца реки, ни ее начала. Это просто… метафора.
– Которая означает отдых и приют в конце путешествия, – догадалась Селия, и Оливия снова улыбнулась.
– Ага, точно. Именно это он и хотел сказать. Сначала это была гостиница, а базу отдыха сделали только потом. Мы хотим сохранить здесь первоначальную атмосферу, стараемся сберечь это место и сделать так, чтобы вид базы гармонировал с чистотой леса и озер.
– Ты найдешь с ней общий язык, – подмигнул Фрэнк. – Селия грудью стоит за первозданную природу.
– Как и каждый, у кого есть мозги, – выпалила Оливия, и Селия одобрительно кивнула.
– Думаю, мы с ней поладим. Ливи, покажешь мне базу, пока эти здоровенные бугаи будут вынимать багаж?
Пока Селия уводила ее, Оливия оглядывалась на Фрэнка. Она сгорала от нетерпения, но сделала то, о чем ее просили, и открыла половинку большой двустворчатой двери.
– В прошлый приезд я так и не побывала внутри, – сказала Селия. – Денег у меня было в обрез, и я воротила нос от удобств, которые были для людей побогаче. Я была одной из первых хиппи.
Оливия остановилась как вкопанная и заморгала.
– Правда? Вы не похожи на хиппи.
– Я надеваю свои любимые бусы только по особым случаям – например, в годовщину Вудстока[2].
– А Фрэнк тоже был хиппи?
– Фрэнк? – Селия откинула голову и расхохоталась. – Этот человек родился копом и сторонником республиканской партии. Тут уж ничего не поделаешь, – со вздохом сказала она. – Ба, да тут красиво!
Она сделала полукруг по главному вестибюлю, восхищаясь полами и стенами из натуральной сосны и пихты и огромным каменным камином, в котором по случаю теплого августа вместо пламени горели свежие цветы. Повсюду стояли уютные диваны и мягкие кресла.
Вокруг сидели отдыхающие, пившие кофе или вино, наслаждавшиеся видами или листавшие свои путеводители.
За стойкой из полированного дерева сидели два клерка в накрахмаленных белых рубашках и зеленых охотничьих куртках. Расписание экскурсий на сегодня было написано на старой грифельной доске, а на стойке красовалась глиняная ваза с мятными лепешками пастельных тонов.
– Добро пожаловать в «Риверс-Энд». – Женщина-клерк быстро кивнула Оливии, а потом гостеприимно улыбнулась Селии. – Вы остановитесь у нас?
– Да. Селия Брэди с семьей. Муж и сын выгружают багаж.
– Да, миссис Брэди, мы рады принять вас. – Она что-то быстро набрала на клавиатуре под стойкой. – Надеюсь, ваша поездка была приятной.
– Очень. – Селия посмотрела на табличку, пришпиленную к куртке. – Спасибо, Шарон.
– Вы пробудете у нас пять ночей. В вашем распоряжении будут семейный номер, ежедневный завтрак на троих, любой из маршрутов с проводником…
Оливия отвернулась от Шарон, продолжавшей свою приветственную речь, и посмотрела на дверь. Когда вошли Фрэнк и Ной, у нее похолодело в животе. Они несли багаж и рюкзаки.
– Шарон, я помогу. Покажу Брэди их комнату и все остальное.
– Спасибо, Ливи. Миссис Брэди, вы не могли выбрать себе лучшего гида, чем мисс Оливия Макбрайд. Приятного отдыха.
– Вот сюда. – Стараясь не торопиться, Оливия провела их по коридору и свернула направо. – Слева оздоровительный клуб и гостиная. В бассейн можно пройти через них или через южный вход.
Она отбарабанила сведения о времени завтрака, обеда и ужина, о том, как можно заказать еду в номер, о часах работы гостиной, ценах на прокат каноэ, рыболовных принадлежностей и велосипедов.
Пропустив гостей в номер, девочка остановилась у двери и расцвела, когда Селия ахнула от удовольствия.
– Бесподобно! Нет слов! Фрэнк, ты только посмотри на этот вид! Просто как в лесу! – Она быстро подошла к дверям, которые вели во внутренний дворик, и распахнула их. – Господи, и зачем мы живем в городе?
– Это связано с проблемой занятости, – иронически ответил Фрэнк.
– Большая спальня здесь, а вторая там. – Оливия сцепила руки, а потом развела их в стороны. – Если вам нужно что-нибудь еще, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы… Я… Если хотите сходить куда-нибудь во второй половине дня, есть несколько легких и коротких маршрутов.
– Фрэнк, не хочешь вспомнить молодость и поиграть в скаутов? – Селия улыбнулась, не в силах сопротивляться мольбе, горевшей в глазах девочки. – Думаю, мы с Ноем немного поплаваем в бассейне. А ты мог бы прогуляться с Ливи и слегка размять ноги.
– Отличная мысль. Ливи, ты не против?
– Нет, нет, не против! Можно выйти прямо отсюда. – Она махнула рукой в сторону внутреннего дворика. – Тут есть короткий маршрут всего на километр. Можно даже не переобуваться.
– Вот и отлично. – Он поцеловал Селию и погладил ее по руке. – Я скоро вернусь.
– Можешь не торопиться. – Она подошла к двери и посмотрела вслед девочке, которая вела мужчину к деревьям.
– Мама…
Селия обернулась лишь тогда, когда оба исчезли в лесу.
– Да?
– Почему ты ничего мне не сказала?
– О чем, Ной?
– Это ведь дочка Джулии Макбрайд, так?
Селия обернулась. Ной стоял в дверях своей спальни, небрежно прислонившись плечом к косяку.
– Да. А что?
– Мы приехали сюда не для того, чтобы бродить по лесам и ловить рыбу. Папа ненавидит рыбалку. Его идеал отпуска – лежать в гамаке на заднем дворе.
Она чуть не рассмеялась. Ной был совершенно прав.
– А ты как думаешь?
– Он приехал повидаться с девочкой. Неужели в деле об убийстве Джулии Макбрайд появилось что-то новое?
– Нет. Ничего подобного. Ной, я не знала, что оно тебя так интересует.
– А почему оно не должно меня интересовать? – Он оттолкнулся от косяка и взял из стоявшей на столе голубой вазы ярко-красное яблоко. – Это дело расследовал папа, и оно было у него самым громким. Люди все еще говорят о нем. А он думает. – Ной показал подбородком в ту сторону, куда ушел отец. – Даже если молчит об этом. Мама, что все это значит?
Селия пожала плечами.
– Эта девочка… Оливия… написала ему письмо. У нее есть вопросы. Не думаю, что дедушка и бабушка ей много рассказывали, и сомневаюсь, что они знают об этом письме. Давай дадим им немного посекретничать.
– Конечно. – Ной откусил яблоко и посмотрел в окно вслед высокой девочке и мужчине, скрывшимся в лесу. – Просто я удивился.
8
Деревья сомкнулись вокруг, как гигантские стены древней тюрьмы. Фрэнк ожидал чего-то светлого и чарующего, а вместо этого неуверенно шагал по незнакомому первобытному миру, окрашенному в зловещий зеленый цвет.
Даже звуки и запахи были здесь чужими. В воздухе висела сырость. Ему было бы уютнее в какой-нибудь темной аллее бандитского восточного Лос-Анджелеса.
Он оглянулся через плечо, жалея, что не чувствует успокаивающего веса оружия.
– Ты когда-нибудь терялась здесь? – спросил он Оливию.
– Я – нет, но с другими такое бывало. Нужно всегда носить при себе компас, а если вы новичок – придерживаться размеченных маршрутов. – Она подняла лицо и стала рассматривать Фрэнка. – Думаю, вы городской турист.
Этот термин заставил его усмехнуться.
– Ты права.
Девочка улыбнулась, и у нее засияли глаза.
– Тетя Джейми сказала, что она теперь тоже такая. Но в городе тоже можно заблудиться, правда?
– О, еще как.
Она обернулась и замедлила шаг.
– Вы очень хорошо сделали, что приехали. Я не думала, что вы согласитесь. И даже не была уверена, что вы меня помните.
– Я помню тебя, Ливи. – Фрэнк слегка прикоснулся к ее руке и ощутил зажатость и напряжение, несвойственные двенадцатилетней девочке. – Я думал о тебе. Мне хотелось знать, как ты поживаешь.
– У меня замечательные дедушка и бабушка. Мне нравится жить здесь. Не могу представить себе, что я могла бы жить где-нибудь еще. Люди приезжают сюда в отпуск, но я живу здесь всегда.
Она говорила очень быстро, как будто хотела выложить все хорошее, пока не поздно.
– У вас хорошая семья… – начала она.
– Спасибо. Надеюсь, что сумею ее сохранить.
Она улыбнулась и снова стала серьезной.
– У меня тоже хорошая семья. Но я… Вот «питательное полено», – показала Оливия, когда у нее сорвался голос. – Когда падают дерево или ветка, лес их использует. Ничто не пропадает здесь зря. Это пихта, а на ней растут побеги тсуги, мох, папоротник и грибы. Когда здесь что-то умирает, оно дает жить другому.
Оливия снова посмотрела на него; за пеленой слез в ее глазах мерцал янтарь.
– Почему умерла моя мама?
– Ливи, я не могу ответить на это. Никогда не знаю, почему, и это самое трудное в моей работе.
– Это было ни к чему, правда? Зачем уничтожать доброе и красивое? Она ведь была доброй и красивой, правда?
– Да. Доброй и красивой.
Она кивнула, пошла дальше и вновь заговорила только тогда, когда справилась со слезами.
– А мой отец не был. Он не мог быть добрым и красивым, просто не мог. Но она полюбила его и вышла за него замуж.
– У твоего отца возникли проблемы.
– Наркотики, – прямо сказала она. – Я прочитала об этом в газетах, которые бабушка отнесла на чердак. Он наглотался наркотиков и убил ее. Он не мог ее любить. Не мог любить никого из нас.
– Ливи, жизнь не всегда так проста. В ней есть не только черное и белое.
– Если ты любишь кого-то, то заботишься о нем. Защищаешь его. Если любишь по-настоящему, то можешь отдать за него жизнь. – Оливия говорила тихо, но в ее голосе слышался гнев. – Он говорит, что не делал этого. Но сделал. Я видела его. Я до сих пор вижу его, если позволяю себе. – Она сжала губы. – Он убил бы и меня тоже, если бы я не убежала.
– Я не знаю. – Что он мог ответить этому ребенку с тихим голосом и глазами старого человека? – Это возможно.
– Вы говорили с ним. Потом.
– Да. Это часть моей работы.
– Он сумасшедший?
Фрэнк открыл рот и снова закрыл его. Точного ответа у него не было.
– Суд решил, что нет.
– А вы?
Брэди тяжело вздохнул. Теперь ему стало ясно, что они идут по кругу. Вдали виднелись крыша и сверкающие окна гостиницы.
– Ливи, я думаю, что он был больным человеком и что причиной его болезни были наркотики. Они заставляли его верить в то, чего не было, и совершать неправильные поступки. Твоя мать разъехалась с ним, чтобы защитить не себя, а тебя. Я думаю, что таким способом она надеялась заставить его обратиться за помощью.
«Но это не помогло, – подумала Оливия. – Не заставило его обратиться за помощью и никого не спасло».
– Если он больше не жил с нами, то почему в тот вечер оказался в нашем доме?
– Результаты экспертизы показали, что она сама впустила его.
– Потому что еще любила. – Она покачала головой, не дав Фрэнку ответить. – Ладно. Это я понимаю. Его будут держать в тюрьме вечно?
Увы, нет, подумал Брэди.
– Ему дали двадцать лет. Первые пятнадцать – без права освобождения под честное слово.
Оливия задумчиво прищурилась. Она сама еще не прожила пятнадцати лет, но этого было недостаточно.
– Значит, лет через семь он сможет выйти на свободу? После всего того, что сделал?
– Нет, не обязательно. Порядок… – Как можно было объяснить ребенку все хитрости и тонкости судебной системы? – Выпустить его досрочно или нет, будет решать суд присяжных.
– Но присяжные его не знают. Они там не были. Им будет все равно.
– Нет, не будет. Я могу поговорить с ними. – «Так я и сделаю», – решил Фрэнк. Он замолвит слово за ребенка. – Я имею право обратиться к присяжным, потому что я был там.
– Спасибо. – Борясь со слезами, Оливия быстро протянула ему руку. – Спасибо за заботу.
– Ливи… – Он принял ладонь девочки и свободной рукой коснулся ее щеки. – Ты можешь звонить или писать мне в любое время. Когда захочешь.
– Правда?
– Я буду рад, если ты это сделаешь.
Слезы перестали жечь глаза, и она слегка успокоилась.
– Тогда ладно. Я правда рада, что вы приехали. Надеюсь, вы все хорошо отдохнете. Если хотите, я запишу вас на один из маршрутов с проводником или покажу тропинки, по которым вы сможете ходить сами.
Фрэнк улыбнулся и доверился инстинкту.
– Мы с удовольствием, но только если нашим проводником будешь ты. Нам нужно все самое лучшее.
Она смерила его серьезным взглядом.
– В маршруте «Скайлайн»[3] всего пятьдесят километров. – Когда Фрэнк открыл рот, она слегка улыбнулась. – Шучу. Я знаю один легкий дневной маршрут, который подойдет вам, если вы любите фотографировать.
– Что ты называешь легким дневным маршрутом?
По ее губам скользнула удивленная улыбка.
– Всего четыре километра. Вы увидите бобров и скоп. Если захотите устроить пикник, на базе вам выдадут сухой паек.
– Принято. Как насчет завтра?
– Я поговорю с дедушкой, но все будет в порядке. Приду за вами в половине двенадцатого.
– Ливи, – спросил Фрэнк, когда девочка повернулась к деревьям, – а компас купить?
Она обернулась и улыбнулась.
– Я не дам вам заблудиться.
Оливия быстро вошла в рощу, убедилась, что ее никто не видит, обхватила себя руками и дала волю слезам.
Они были горячими, жгучими; в груди стояла тянущая боль. Но когда слезы кончились и вернулась способность дышать, Оливия вытерла щеки, и ей стало легче.
И тут двенадцатилетняя девочка приняла решение, определившее ее дальнейшую жизнь. Она узнает о здешних лесах, озерах и горах все, что можно узнать. Будет жить и работать в месте, которое любит. Там, где выросла ее мать.
Кроме того, она будет выяснять все, что связано с ее матерью. И с человеком, который убил ее. Будет всей душой любить первую. Всей душой ненавидеть второго.
И никогда, никогда не влюбится так, как сделала ее мать.
Она будет жить сама по себе. И начнет прямо сейчас.
Оливия умылась в ручье и сидела на берегу, пока не удостоверилась, что слезы и бурные эмоции остались позади. Ее бабушка и дедушка ничего не должны знать. Она дала себе еще одну клятву: ни один ее поступок не причинит им боли.
Выйдя на поляну и увидев, что дед пропалывает цветы, она подошла к нему, опустилась на колени и улыбнулась.
– На базе все сделано. В палисадниках чисто.
– Детка, тебе передался мой талант садовника. – Он подмигнул ей. – Тут ты не в бабушку.
– Почему? Она хорошо ухаживает за комнатными растениями… На базу приехала семья. Муж, жена и сын. – Оливия с беспечным видом выдернула сорняк. Она не хотела лгать и решила ограничиться полуправдой. – Мать сказала, что она была здесь подростком, но мне кажется, что отец с сыном не отличат куст от дикобраза. Они хотят, чтобы я завтра провела их по короткому маршруту. Думаю сводить их к Ирландскому озеру, чтобы они смогли пофотографировать.
Дед присел на корточки, и его лоб прорезала глубокая морщина.
– Не знаю, Ливи…
– Я сделаю это с удовольствием. Я знаю дорогу. Хочу начать учиться управлять базой и лагерем, хочу как можно больше узнать о маршрутах и их окрестностях. Я ходила по всем маршрутам и хочу проверить, смогу ли провести экскурсию самостоятельно. До Ирландского озера совсем недалеко. Если все пройдет нормально, я скоро смогу водить группы в летние походы, особенно детские. А когда вырасту, буду водить походы с ночевкой и стану ученым-натуралистом. Как те, которые работают в национальном парке. Только лучше, потому что я здесь выросла. Потому что это мой дом.
Дед протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Внучка заставила его вспомнить Джулию. Джулию, говорившую ему о своей мечте стать великой актрисой. Эта мечта и увела ее от отца. А Оливия хочет остаться здесь.
– Ты еще слишком мала. Двадцать раз передумаешь.
– Не передумаю. Но сначала надо попробовать. А вдруг не получится? Завтра я хочу сделать первую попытку.
– Значит, на Ирландское?
– Я только что провела главу семьи вокруг гостиницы. Он боялся заблудиться. – Оливия хихикнула. – Думаю, до Ирландского озера он доберется.
Даже звуки и запахи были здесь чужими. В воздухе висела сырость. Ему было бы уютнее в какой-нибудь темной аллее бандитского восточного Лос-Анджелеса.
Он оглянулся через плечо, жалея, что не чувствует успокаивающего веса оружия.
– Ты когда-нибудь терялась здесь? – спросил он Оливию.
– Я – нет, но с другими такое бывало. Нужно всегда носить при себе компас, а если вы новичок – придерживаться размеченных маршрутов. – Она подняла лицо и стала рассматривать Фрэнка. – Думаю, вы городской турист.
Этот термин заставил его усмехнуться.
– Ты права.
Девочка улыбнулась, и у нее засияли глаза.
– Тетя Джейми сказала, что она теперь тоже такая. Но в городе тоже можно заблудиться, правда?
– О, еще как.
Она обернулась и замедлила шаг.
– Вы очень хорошо сделали, что приехали. Я не думала, что вы согласитесь. И даже не была уверена, что вы меня помните.
– Я помню тебя, Ливи. – Фрэнк слегка прикоснулся к ее руке и ощутил зажатость и напряжение, несвойственные двенадцатилетней девочке. – Я думал о тебе. Мне хотелось знать, как ты поживаешь.
– У меня замечательные дедушка и бабушка. Мне нравится жить здесь. Не могу представить себе, что я могла бы жить где-нибудь еще. Люди приезжают сюда в отпуск, но я живу здесь всегда.
Она говорила очень быстро, как будто хотела выложить все хорошее, пока не поздно.
– У вас хорошая семья… – начала она.
– Спасибо. Надеюсь, что сумею ее сохранить.
Она улыбнулась и снова стала серьезной.
– У меня тоже хорошая семья. Но я… Вот «питательное полено», – показала Оливия, когда у нее сорвался голос. – Когда падают дерево или ветка, лес их использует. Ничто не пропадает здесь зря. Это пихта, а на ней растут побеги тсуги, мох, папоротник и грибы. Когда здесь что-то умирает, оно дает жить другому.
Оливия снова посмотрела на него; за пеленой слез в ее глазах мерцал янтарь.
– Почему умерла моя мама?
– Ливи, я не могу ответить на это. Никогда не знаю, почему, и это самое трудное в моей работе.
– Это было ни к чему, правда? Зачем уничтожать доброе и красивое? Она ведь была доброй и красивой, правда?
– Да. Доброй и красивой.
Она кивнула, пошла дальше и вновь заговорила только тогда, когда справилась со слезами.
– А мой отец не был. Он не мог быть добрым и красивым, просто не мог. Но она полюбила его и вышла за него замуж.
– У твоего отца возникли проблемы.
– Наркотики, – прямо сказала она. – Я прочитала об этом в газетах, которые бабушка отнесла на чердак. Он наглотался наркотиков и убил ее. Он не мог ее любить. Не мог любить никого из нас.
– Ливи, жизнь не всегда так проста. В ней есть не только черное и белое.
– Если ты любишь кого-то, то заботишься о нем. Защищаешь его. Если любишь по-настоящему, то можешь отдать за него жизнь. – Оливия говорила тихо, но в ее голосе слышался гнев. – Он говорит, что не делал этого. Но сделал. Я видела его. Я до сих пор вижу его, если позволяю себе. – Она сжала губы. – Он убил бы и меня тоже, если бы я не убежала.
– Я не знаю. – Что он мог ответить этому ребенку с тихим голосом и глазами старого человека? – Это возможно.
– Вы говорили с ним. Потом.
– Да. Это часть моей работы.
– Он сумасшедший?
Фрэнк открыл рот и снова закрыл его. Точного ответа у него не было.
– Суд решил, что нет.
– А вы?
Брэди тяжело вздохнул. Теперь ему стало ясно, что они идут по кругу. Вдали виднелись крыша и сверкающие окна гостиницы.
– Ливи, я думаю, что он был больным человеком и что причиной его болезни были наркотики. Они заставляли его верить в то, чего не было, и совершать неправильные поступки. Твоя мать разъехалась с ним, чтобы защитить не себя, а тебя. Я думаю, что таким способом она надеялась заставить его обратиться за помощью.
«Но это не помогло, – подумала Оливия. – Не заставило его обратиться за помощью и никого не спасло».
– Если он больше не жил с нами, то почему в тот вечер оказался в нашем доме?
– Результаты экспертизы показали, что она сама впустила его.
– Потому что еще любила. – Она покачала головой, не дав Фрэнку ответить. – Ладно. Это я понимаю. Его будут держать в тюрьме вечно?
Увы, нет, подумал Брэди.
– Ему дали двадцать лет. Первые пятнадцать – без права освобождения под честное слово.
Оливия задумчиво прищурилась. Она сама еще не прожила пятнадцати лет, но этого было недостаточно.
– Значит, лет через семь он сможет выйти на свободу? После всего того, что сделал?
– Нет, не обязательно. Порядок… – Как можно было объяснить ребенку все хитрости и тонкости судебной системы? – Выпустить его досрочно или нет, будет решать суд присяжных.
– Но присяжные его не знают. Они там не были. Им будет все равно.
– Нет, не будет. Я могу поговорить с ними. – «Так я и сделаю», – решил Фрэнк. Он замолвит слово за ребенка. – Я имею право обратиться к присяжным, потому что я был там.
– Спасибо. – Борясь со слезами, Оливия быстро протянула ему руку. – Спасибо за заботу.
– Ливи… – Он принял ладонь девочки и свободной рукой коснулся ее щеки. – Ты можешь звонить или писать мне в любое время. Когда захочешь.
– Правда?
– Я буду рад, если ты это сделаешь.
Слезы перестали жечь глаза, и она слегка успокоилась.
– Тогда ладно. Я правда рада, что вы приехали. Надеюсь, вы все хорошо отдохнете. Если хотите, я запишу вас на один из маршрутов с проводником или покажу тропинки, по которым вы сможете ходить сами.
Фрэнк улыбнулся и доверился инстинкту.
– Мы с удовольствием, но только если нашим проводником будешь ты. Нам нужно все самое лучшее.
Она смерила его серьезным взглядом.
– В маршруте «Скайлайн»[3] всего пятьдесят километров. – Когда Фрэнк открыл рот, она слегка улыбнулась. – Шучу. Я знаю один легкий дневной маршрут, который подойдет вам, если вы любите фотографировать.
– Что ты называешь легким дневным маршрутом?
По ее губам скользнула удивленная улыбка.
– Всего четыре километра. Вы увидите бобров и скоп. Если захотите устроить пикник, на базе вам выдадут сухой паек.
– Принято. Как насчет завтра?
– Я поговорю с дедушкой, но все будет в порядке. Приду за вами в половине двенадцатого.
– Ливи, – спросил Фрэнк, когда девочка повернулась к деревьям, – а компас купить?
Она обернулась и улыбнулась.
– Я не дам вам заблудиться.
Оливия быстро вошла в рощу, убедилась, что ее никто не видит, обхватила себя руками и дала волю слезам.
Они были горячими, жгучими; в груди стояла тянущая боль. Но когда слезы кончились и вернулась способность дышать, Оливия вытерла щеки, и ей стало легче.
И тут двенадцатилетняя девочка приняла решение, определившее ее дальнейшую жизнь. Она узнает о здешних лесах, озерах и горах все, что можно узнать. Будет жить и работать в месте, которое любит. Там, где выросла ее мать.
Кроме того, она будет выяснять все, что связано с ее матерью. И с человеком, который убил ее. Будет всей душой любить первую. Всей душой ненавидеть второго.
И никогда, никогда не влюбится так, как сделала ее мать.
Она будет жить сама по себе. И начнет прямо сейчас.
Оливия умылась в ручье и сидела на берегу, пока не удостоверилась, что слезы и бурные эмоции остались позади. Ее бабушка и дедушка ничего не должны знать. Она дала себе еще одну клятву: ни один ее поступок не причинит им боли.
Выйдя на поляну и увидев, что дед пропалывает цветы, она подошла к нему, опустилась на колени и улыбнулась.
– На базе все сделано. В палисадниках чисто.
– Детка, тебе передался мой талант садовника. – Он подмигнул ей. – Тут ты не в бабушку.
– Почему? Она хорошо ухаживает за комнатными растениями… На базу приехала семья. Муж, жена и сын. – Оливия с беспечным видом выдернула сорняк. Она не хотела лгать и решила ограничиться полуправдой. – Мать сказала, что она была здесь подростком, но мне кажется, что отец с сыном не отличат куст от дикобраза. Они хотят, чтобы я завтра провела их по короткому маршруту. Думаю сводить их к Ирландскому озеру, чтобы они смогли пофотографировать.
Дед присел на корточки, и его лоб прорезала глубокая морщина.
– Не знаю, Ливи…
– Я сделаю это с удовольствием. Я знаю дорогу. Хочу начать учиться управлять базой и лагерем, хочу как можно больше узнать о маршрутах и их окрестностях. Я ходила по всем маршрутам и хочу проверить, смогу ли провести экскурсию самостоятельно. До Ирландского озера совсем недалеко. Если все пройдет нормально, я скоро смогу водить группы в летние походы, особенно детские. А когда вырасту, буду водить походы с ночевкой и стану ученым-натуралистом. Как те, которые работают в национальном парке. Только лучше, потому что я здесь выросла. Потому что это мой дом.
Дед протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Внучка заставила его вспомнить Джулию. Джулию, говорившую ему о своей мечте стать великой актрисой. Эта мечта и увела ее от отца. А Оливия хочет остаться здесь.
– Ты еще слишком мала. Двадцать раз передумаешь.
– Не передумаю. Но сначала надо попробовать. А вдруг не получится? Завтра я хочу сделать первую попытку.
– Значит, на Ирландское?
– Я только что провела главу семьи вокруг гостиницы. Он боялся заблудиться. – Оливия хихикнула. – Думаю, до Ирландского озера он доберется.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента