Робертс Нора. Рожденная в огне

   – Ко мне приходит то, что приходит. Никакого предварительного замысла, никакого плана. Все идет от чувств, эмоций, а не от мыслей о выгоде, о конъюнктуре рынка. Иначе я бы заклинилась на маленьких лебедях для магазина подарков. О Господи, этого еще не хватало!
   Он широко улыбнулся.
   – К счастью, я не интересуюсь маленькими стеклянными лебедями. Но от чая бы не отказался.
   – Тогда пойдемте на кухню. Она снова сделала попытку направиться туда, и снова он ее удержал.
   Это уже слишком! Что ему надо, наконец?
   – Вы все время мешаете мне пройти! – возмущенно сказала она.
   – Ошибаетесь, – загадочно ответил он. – Я как раз хочу расчистить для вас путь, мисс Конкеннан.
   Он отпустил ее руку и молча последовал за ней на кухню.
   Дом Мегги не дышал тем сельским комфортом, которым отличалась гостиница «Блекторн», откуда Роган только что прибыл. В воздухе здесь не гуляли заманчивые ароматы печеной и вареной пищи, здесь не было пухлых подушек на диванах, не было и самих диванов, а также блещущих глянцем деревянных изделий в виде украшений. Обстановка тут была спартанской – из вещей только то, что необходимо, но и оно размещено не слишком аккуратно.
   Возможно, именно поэтому, предположил Роган, на фоне царящего беспорядка и неприхотливости, так поразителен эффект расставленных здесь и там предметов из стекла.
   Подумал он и о том, где же спит хозяйка и так ли удобна и хороша ее постель, как та, на которой он спал предыдущую ночь. И еще: а если бы он провел ночь с ней?.. Нет, поправил он себя, не «если», а «когда».
   Мегги поставила на стол чайник и две глиняные кружки.
   – Вам понравилось ваше пребывание в «Блекторне»? – учтиво спросила она.
   – О да. Ваша сестра превосходная хозяйка. А еду невозможно забыть.
   Мегги мысленно поблагодарила его за добрые слова о сестре и щедро положила себе в кружку три ложки сахара.
   – Бри – домохозяйка в лучшем смысле этого слова, – с теплотой сказала она. – Угощала она вас сегодня сдобными булочками с корицей?
   – Я съел целых две.
   Мегги ощутила, как испарилось ее напряжение. Она весело рассмеялась, закинула ногу на ногу.
   – Наш отец любил говорить, что Бри блестит, как золото, а я – как медь. Боюсь, у меня вы не получите домашних булочек, Суини, хотя я попытаюсь сейчас найти коробку с печеньем.
   – Совсем не обязательно.
   – Тогда перейдем сразу к делу. – Мегги взяла кружку в обе руки, наклонилась вперед. – Ничего, если я вам скажу честно? Меня не интересует ваше предложение.
   Роган ответил не сразу. Он сделал несколько глотков, чай был крепкий и свежий.
   – А ничего, если я назову вас лгуньей, Мегги? – Он улыбнулся, увидев, как гневно вспыхнули ее глаза. – Потому что, если вы говорите правду, зачем было приглашать меня и поить чаем на вашей кухне? – Он сделал предостерегающее движение рукой, так как она собралась возразить. – Однако сойдемся на том, что вы не хотите признаться себе самой, что заинтересованы. Ладно?
   Умный человек, ничего не скажешь, вынуждена была признать Мегги, слегка смягчившись. Но умные люди – самые опасные. Поэтому надо сразу поставить его на место.
   – Я не имею ни малейшего желания, чтобы мною управляли, руководили, чтобы меня окружали заботой, вели и опекали!
   Она заявила все это с вызовом, он оставался совершенно спокойным.
   – Вы перечислили почти все возможные виды воздействия, – сказал он негромко. – Но мы часто не желаем именно того, в чем так нуждаемся. – Он наблюдал за ней из-за краев своей кружки и с удовлетворением заметил, как легкий румянец выступил у нее на щеках, от чего цвет глаз сделался темнее. – Разрешите мне высказаться точнее. Ваш талант – исключительно ваша собственность. Я не имею ни малейшего намерения вторгаться в то, что вы делаете у себя в мастерской. Вы создаете, что хотите и умеете, на что у вас хватает вдохновения и сил.
   – А если то, что я сделаю, окажется вам не по вкусу?
   – Я выставляю и продаю множество работ, которые не хотел бы иметь в своем доме. Таков мой бизнес, Мегги. Я не стану вмешиваться, повторяю еще раз, в вашу работу, но и вы не станете вмешиваться в мои дела.
   – Например, в то, кто покупает мои вещи?
   – Да, – решительно ответил он. – Если у вас появится какая-то особая привязанность к той или иной работе, вы должны перешагнуть через это или попросту оставить вещь у себя. Но то, что попадает в мои руки, то уже мое.
   Она сжала губы. Потом спросила:
   – И всякий, у кого есть деньги, может приобрести мою вещь?
   – Конечно.
   Мегги со стуком поставила кружку на стол, вскочила с места, принялась шагать по комнате. Рогану нравилось, как она это делала – все ее тело принимало самое деятельное участие в этом процессе: руки, плечи, даже брови двигались в едином ритме, бурном и полном какого-то детского негодования. Он отставил кружку и с удовольствием откинулся на спинку стула, наслаждаясь зрелищем.
   – Я вытаскиваю на свет, – возбужденно говорила она, – что-то из самых своих глубин и из этого «что-то» создаю материальное, осязаемое, свое. А потом появляется какой-нибудь идиот из Керри, Дублина или, не дай Бог, Лондона и покупает это для своей жены, ко дню ее рождения, ни сном ни духом не понимая, что оно такое…
   – Вы устанавливаете личные отношения с каждым вашим покупателем? – невозмутимо спросил Роган.
   – Что? Во всяком случае, знаю, кто что купил и куда оно уедет.
   Обычно знаю, честно добавила она про себя.
   – Позвольте напомнить вам, что до нашей встречи я приобрел две ваши работы, а вы и знать не знали об этом.
   – Что ж, и видите, к чему это привело. Вы приехали сюда со своими дьявольскими предложениями.
   Да, палец в рот ей не клади, подумал он со вздохом. Характерец не приведи Господи! Сколько раз ему приходилось иметь дело с художниками, но такого он, пожалуй, не видел. И, по правде говоря, не может до конца понять…
   – Мегги, – сказал он, стараясь вложить в слова весь свой дар убеждения, – опекать вас и ваш дар нужно именно потому, чтобы избавить от всех этих трудностей. Вы не должны заботиться о продаже, вам лишь следует целиком сосредоточиться на работе. И если какой-нибудь идиот, как вы изволите выражаться, приедет ко мне из Керри, из Дублина или даже из нелюбимого вами Лондона и будет готов выложить за вашу работу столько, сколько вы хотите, я немедленно заключу с ним сделку. Никаких рекомендаций, никаких особых документов я у него не потребую. Зато к концу года, с моей помощью, вы станете богатой женщиной.
   – Вы действительно воображаете, Роган Суини, что именно это мне нужно? – Она была искренне возмущена, он это видел. – Считаете, что я каждый день держу в руках трубку и дую в нее изо всех сил, прикидывая в то же время в уме, сколько мне за нее набежит?
   – Нет, Мегги. Я так не считаю. Наоборот, думаю, вы удивительный художник, и говорю об этом прямо, не опасаясь, что вы раздуетесь от самомнения до таких размеров, что не сможете пройти в эту дверь. По первой же вашей работе, которую я увидел, я понял это.
   – Что ж, значит, у вас неплохой вкус, – хмыкнула она, пожав плечами.
   – Это мне уже не раз говорили. А я вам повторю: ваши работы заслуживают большего. И вы сами тоже.
   Она оперлась о буфет, возле которого стояла, и спросила, глядя прямо ему в глаза:
   – И вы станете утверждать, что хотите помочь мне только по доброте душевной?
   – Моя душа не имеет к этому никакого отношения. Я собираюсь помочь вам потому, что это, как я надеюсь, повысит престиж моих галерей.
   – И вашей чековой книжки!
   – Разумеется. Как-нибудь я попрошу вас объяснить мне причину вашей ненависти к деньгам, хорошо? А пока что ваш чай стынет.
   Она вернулась к столу. Нужно успокоиться, сказала она себе. Улыбнуться, как и подобает гостеприимной хозяйке, сказать гостю что-нибудь приятное.
   Она улыбнулась.
   – Роган, – вкрадчиво сказала она, – я уверена, вы превосходно ведете свои дела. Я слышала, ваши галереи знамениты и художники почитают за честь выставляться в них.
   Он смотрел на нее с нескрываемым удовольствием.
   Она забавна и даже мила, думал он в эти минуты, и в своей запальчивости, и в своем желании польстить ему. В этой женщине определенно что-то есть. Помимо несомненного таланта. Тем временем она продолжала:
   – Безусловно, любой художник должен дорожить вашим признанием. Но я – простая женщина, привыкшая полагаться только на себя, и мне трудно измениться. Трудно даже подумать, что кто-то другой будет делать часть моей работы. И, значит, этому другому я должна всецело доверять.
   – Вы не доверяете мне? – Вопрос прозвучал, возможно, излишне высокомерно, но что эта «простая женщина» себе позволяет?
   Она подняла руку, как бы защищаясь.
   – Только глупец может не доверять владельцу таких галерей. Все дело во мне. Я простой, безыскусный человек.
   Он рассмеялся так громко и непосредственно, что она в недоумении замолчала. Прежде чем она пришла в себя, он наклонился к ней со своего стула и снова взял за руку. Да что он не дает покоя ее и своим рукам! Что за манеры!
   – Нет, Маргарет, – серьезно произнес он, перестав смеяться так же внезапно, как начал. – Вы совсем не простая женщина. Не уверяйте меня в этом. Вы хитрая, упрямая, незаурядная, чудесная женщина с отвратительным характером. Все, что угодно, только не простая.
   – Мне лучше себя знать, – проворчала она, вырывая у него свою руку.
   – О нет. Вас знают и многие другие. Те, кто умеет и хочет знать. – В голосе у него не было ни тени иронии. – Каждая ваша работа, когда окончена, кричит о своем создателе: «Она – такая! А не какая-нибудь иная!» Нужно лишь уметь слышать.
   Ее поразили эти слова. Лишний раз она должна была признаться себе, что не вполне права, считая, что те, кто делает на искусстве деньги, ничего в нем не смыслят. Во всяком случае, Роган Суини, как видно, не из таких.
   – И все же я несложный человек, – упрямо сказала она, – и предпочитаю таким оставаться. А теперь о другом. Если я соглашусь на ваше предложение, то поставлю свои условия.
   Что ж, и все-таки она у него на крючке, он уже чувствовал это. Но понимал также, что самоуспокоенность – враг любых переговоров.
   – Какие же? – спросил он с улыбкой.
   – Никакой публичности, никакой рекламы, пока я сама не захочу этого. А я никогда не захочу, обещаю вам.
   – Что ж, это придает нашим отношениям элемент тайны, не правда ли?
   Если ему угодно так рассматривать это, то пусть. Его дело.
   – И я не собираюсь появляться разодетой, как клоун, на ваших презентациях, или как они там называются.
   – Надеюсь, если и появитесь, то будете одеты с присущим вам вкусом.
   Это могло бы звучать как оскорбление. Впрочем, она не была уверена.
   – И еще, не требуйте от меня, чтобы я была любезна с теми, с кем не хочу быть таковой!
   – Буйный темперамент художника порою способствует лучшей продаже его произведений.
   Опять что-то вроде насмешки? Она откинулась на стуле, скрестила руки.
   – Никогда, слышите, никогда я не стану дублировать свои работы, а также делать что-то по заказу.
   – Какая жалость! А мне уже хочется нарушить это условие и заказать вам семь слоников для этажерки.
   У нее дрогнули губы, и затем она громко расхохоталась.
   – Ладно, Роган. Вполне возможно, мы сумеем работать вместе. С чего начнем?
   – Я составлю контракт. По которому Всемирная галерея в Дублине получает исключительные права на ваши работы.
   Она сморщилась как от боли. Словно кто-то надумал отрезать кусок ее тела. Лучший кусок.
   – Права касаются только того, что я захочу продать?
   – Естественно.
   Она перевела взгляд с лица Рогана на то, что виднелось за окном. Поля… И еще поля… Когда-то, очень, очень давно, они были неотъемлемой частью ее самой, как и ее искусство. Сейчас они стали просто частью пейзажа.
   – Что еще? – удрученно спросила она. Он помолчал, прежде чем ответить. Какой у нее печальный вид. Словно потеряла что-то самое дорогое.
   Ему захотелось ее утешить.
   – Все это не изменит того, что вы делаете. Не изменит и вас как художника. Поверьте мне.
   – Не знаю, – тихо ответила она. Встряхнув рыжей копной волос, она посмотрела на него. – Продолжайте. Что еще?
   – Месяца через два я хочу сделать вашу выставку в Дублине. До этого мне нужно будет увидеть все ваши законченные работы и подготовить к перевозке морем. Также хочу, чтобы вы поставили меня в известность о работах, которые будут готовы в ближайшие недели. Мы определим их стоимость, а те предметы, что останутся после выставки, распределим по галереям в Дублине и другим местам. Она глубоко вздохнула.
   – Согласна. Только прошу не называть мои работы предметами. Во всяком случае, в моем присутствии.
   – Договорились. Вы, разумеется, получите полный список изделий, которые будут проданы. Можете, если захотите, сами выбрать то, что считаете нужным сфотографировать для нашего каталога. Или доверить это нам.
   – Как и когда мне будут платить? – поинтересовалась вдруг она, не отвечая на его слова.
   – Я могу заплатить вам сразу при покупке. Не дожидаясь, пока сумею продать. Потому что верю в вас.
   Она не хотела показаться человеком, совсем не разбирающимся в практических делах, и потому спросила:
   – А как вы будете продавать?
   – Мы ставим на комиссию. И, если вещь продается, оставляем себе определенный процент с продажи.
   Азартная игра, с горечью подумала она. Ставки, ажиотаж, проценты. Впрочем, в душе она была игроком. Как и ее отец.
   – И сколько процентов вы берете? Заранее ожидая ее реакцию, он сказал, глядя ей прямо в лицо:
   – Тридцать пять.
   Она чуть не подавилась.
   – Тридцать пять! Я вас правильно поняла? Да вы же настоящий грабитель с большой дороги! Разбойник! – Она снова вскочила с места, чуть не опрокинув стул. – Вы просто хищник, Роган Суини! Будьте вы трижды прокляты вместе с вашими процентами!
   – Но я же несу все издержки. И, кроме того, рискую. – Он был само спокойствие. – Ваше дело – только работа.
   – Только! Вы думаете, это так легко – просто сидишь на заднице и ждешь, когда снизойдет вдохновение? А потом – раз, два, и все! Ничего вы не понимаете! – Она опять заметалась по комнате – казалось, воздух вокруг нее свивается в вихри. – Повторяю вам, ничего не смейте продавать без моего согласия! Я не позволю торговать моей кровью, моим потом, моей душой! Вот! И вы получите пятнадцать процентов!
   – – Я получу тридцать.
   – Чума вас побери, Роган! Вы просто бандит!
   Двадцать!
   – Двадцать пять! – Она застыла с полуоткрытым ртом, он тоже поднялся и встал почти вплотную к ней. – Совет директоров Международной галереи в моем лице предлагает забирать у вас, мисс Маргарет Конкеннан, одну четверть вашей крови и пота. Это вас устраивает? Двадцать пять процентов.
   – Четверть, – прошипела она со стиснутыми зубами. – Думаете, я стану благодарить? Вас, для кого искусство – средство наживы.
   – И способ обеспечить художника, сделать его менее зависимым. Только подумайте, Мегги, ваши работы смогут увидеть в Нью-Йорке, в Риме, Париже. И все будут восторгаться. Слава!
   – Ox, как вы хитры, Роган, сразу повернули от денег к славе. – Она язвительно усмехнулась и внезапно протянула ему руку. – К черту деньги и вас! Получайте свои двадцать пять процентов.
   На столько он и рассчитывал с самого начала. Он взял протянутую руку, задержал в своей.
   – Мы поладим с вами, Мегги, – примирительно сказал он. – Вот увидите.
   А главное, что я смогу, думала она в эту самую минуту, поселить мать отдельно от Брианны. Ради этого стоит продать душу.
   – Если мы поссоримся, Роган, – пригрозила она, – я заставлю вас заплатить за все. Не воображайте, что я совсем не от мира сего.
   – С охотой иду на риск.
   Ему нравился запах ее кожи, он опять поднес руку Мегги к губам, что заставило ее сердце забиться сильнее. Или это была невольная радость от состоявшегося соглашения? Почему он все время задерживает ее руку? Что у них, в Дублине, так принято?
   – Если задумаете соблазнить меня, – весело сказала она вдруг, – приличней сделать это до того, как мы вступим в деловые отношения.
   Ее слова не удивили его, но вызвали раздражение.
   – Я предпочитаю не смешивать интимные отношения с деловыми, – сухо заметил он.
   – Еще одно различие между нами, – парировала она. – Личное и профессиональное у меня всегда слиты воедино. И, когда наступает пора, они действуют совместно. Но она еще не наступила. Я говорю о поре. Я дам вам знать, когда это случится.
   – Хотите поймать меня на крючок, Мегги? Она как бы всерьез задумалась над его словами. Потом озабоченно сказала:
   – Нет, просто объясняю вам. А теперь пойдемте в мастерскую, и вы отберете то, что хотите отправить в Дублин. – Она сняла свою куртку с крючка на задней двери. – Не забудьте надеть пальто, чтобы не намочить ваш ослепительный костюм.
   Некоторое время он смотрел на нее, раздумывая, не оскорбиться ли, но почему-то не хотелось. Не говоря ни слова, он повернулся на каблуках и вышел в гостиную за своим пальто.
   Мегги не стала дожидаться и открыла дверь в сад. Моросящий дождь несколько охладил ее разгоряченную кровь. Удивительно, сказала она самой себе. Отчего ее так взбудоражил простой поцелуй руки? Да, следует признать, Роган Суини притягательный мужчина. Чересчур притягательный. Как удачно, что он живет в другом конце страны. Хотя, в общем-то, он не в ее вкусе.