Робертс Нора. Северное сияние

Нора Робертс
Северное сияние

Часть первая
ТЬМА

ПРОЛОГ

   Запись в дневнике 12 февраля 1988 года
   Около полудня высадились на леднике Солнечном. Перелет вытряс из меня похмелье и оборвал те удушающие путы, какими цепляется за нас и не дает расправить крылья реальность, оставшаяся за стеклом иллюминатора. Небо ясное, как синий хрусталь. Такое небо и еще слепящий ореол вокруг холодного белого солнца^[1] печатают на видовых открытках, дабы заманить туристов. Воспринимаю это как знак предопределенности нашего восхождения. Ветер порядка десяти узлов. Температура около нуля. Ледник раскинулся широко, как задница труженицы сексуального фронта Кейт, и от него исходит такой же холод, как от ее сердца.
   При всем при том вчера Потаскуха Кейт на дорожку обслужила нас по высшему разряду. Можно сказать, даже скидку сделала. Групповой тариф.
   Одному богу известно, что мы тут делаем, — разве что… Надо же где-то находиться и что-то делать. Зимнее восхождение на пик Безымянный ничем не хуже любого другого занятия и даже лучше многих.
   Недельное приключение — как раз то, что время от времени требуется мужику, только без дешевой выпивки и распутных баб. От них стоит иногда воздерживаться — чтобы затем ценить с новой силой.
   Случайная встреча с двумя земляками из Лунаси не только перевернула ход событий за игорным столом, но и подействовала на мое настроение в целом. Ничто меня так не достает, как поденная работа, но… Миром, как всегда, правит женщина.
   Неожиданный выигрыш должен удовлетворить на время аппетиты моих девчонок, а пока я решил подарить себе несколько дней в мужской компании.
   Противоборство со стихией, ежесекундный риск для жизни в обществе таких же чумовых, как я сам, — вот что мне нужно, чтобы почувствовать, что я еще жив. А то, что ты делаешь это не за деньги, не из чувства долга, не потому, что тебе проела плешь баба, а потому, что самому так захотелось, — это придает нашему мероприятию еще большую остроту.
   Внизу становится чересчур многолюдно. Дороги пролегли там, где их отродясь не бывало, поселки выросли в местах, где прежде не ступала нога человека. Когда я только приехал, такого не было, да и вонючие федералы не совали всюду свой нос.
   Разрешение на восхождение? Чтобы прогуляться в горах? Да пошли они со своими правилами и писаниной! Эти горы стояли здесь задолго до того, как какой-то чиновник в правительстве решил, что на них тоже можно делать бабки. И будут стоять еще долго после того, как он отправится жариться в ад.
   И вот я здесь, в ничейном, свободном краю. Священная земля не может быть ничьей собственностью.
   Если бы можно было жить высоко в горах, я бы раскинул палатку и остался тут навсегда. Но эта священная земля убьет быстрей и верней, чем мегера-жена, от нее пощады не жди.
   Так что я уж лучше поболтаюсь тут недельку с друзьями-единомышленниками, заберусь на этот пик, парящий над городом, над рекой и озерами и неподвластный ограничениям, налагаемым федералами на землю, которая лишь посмеивается над их жалкими потугами ее приручить и усмирить.
   Какие ограничения и правила ни устанавливай, Аляска принадлежит себе одной. Это последняя неприрученная женщина, да благословит ее господь. Я — благословляю.
   Мы разбили базовый лагерь, и солнце уже скрылось за самыми высокими пиками, погрузив все вокруг в морозный мрак. Мы сбились в кучку в нашей палатке, как следует подкрепились, пустили по кругу косячок и теперь обсуждаем завтрашний день.
   Завтра мы идем на вершину.

ГЛАВА 1

   Прибытие в Лунаси. 28 декабря 2004 года
   Втиснутый в дребезжащую консервную банку под названием «самолет», прыжками и скачками пробивающую себе дорогу навстречу ледяному ветру и скудному свету зимнего дня, лавирующую между покрытыми снегом горными склонами в направлении городишка под названием Лунаси, Игнейшус Бэрк пережил озарение.
   Оказывается, он не настолько готов умереть, как думал.
   Не самое лучшее озарение в момент, когда судьба висит на волоске, оказавшись в руках закутанного в ярко-желтую парку незнакомого человека с лицом, едва видным из-под потертой кожаной шляпы с полями, надвинутой поверх темно-красной вязаной шапочки.
   В Анкоридже этот незнакомец произвел на него впечатление человека знающего и сердечно тряс Бэрку руку, после чего махнул в сторону консервной банки с пропеллерами.
   Он велел Нейту называть его «просто Джерком». В этот момент закрались первые сомнения.
   Каким надо быть идиотом, чтобы сесть в кабину к пилоту по имени Джерк^[2]?
   Но в это время года до Лунаси иначе как на самолете не добраться. Единственный надежный способ. По крайней мере так сказала мэр Хопп, когда Нейт советовался с ней насчет предстоящей поездки.
   Самолет здорово качнуло вправо, желудок Нейта повторил маневр, а сам он подумал: «Интересно, что у нее называется „надежным“?»
   Он-то думал, что его больше не волнует собственная судьба. Какая, к черту, разница — жив ты или умер? В глобальном плане ровным счетом никакой. Сев в лайнер Балтимор — Вашингтон, он уже убедил себя, что в любом случае приближается к концу своего жизненного пути.
   Психоаналитик, пользующий их управление, когда Нейт пришел к нему с депрессией, предостерегал от кардинальных решений, но была причина, по которой Нейт все же попросился на место начальника полиции Лунаси — название показалось уж больно подходящим. Ведь в Лунаси живут лунатики, так?
   Последовавшее назначение он воспринял равнодушно.
   Сейчас его одолевали приступы тошноты и пугало сознание неготовности к смерти, однако он был уверен, что дело тут не в смерти как таковой, а в способе ее принять. Ему просто не хотелось врезаться в гору в полной темноте.
   Надо было остаться в Балтиморе, быть повежливей с психотерапевтом и с начальством — и, вполне вероятно, он бы и вернулся на службу.
   Но нет, он швырнул жетон — не просто сжег мосты, а испепелил их. А сейчас, того и гляди, разобьется в лепешку в горах Аляски.
   — Сейчас малость поболтает, тут иначе нельзя, — извинился Джерк с протяжным техасским выговором.
   Нейт сглотнул подступившую к горлу желчь.
   — А до этого как по маслу…
   Джерк хмыкнул и подмигнул:
   — Это еще что… Вот когда лобовой ветер…
   — Нет уж, благодарю. Далеко еще?
   — Не очень.
   Самолет нырнул и задребезжал. Нейт, не имея возможности что-либо изменить, закрыл глаза. Он молился о том, чтобы не изгадить окончательно свою смерть, заблевав ботинки.
   «Никогда в жизни больше не сяду в самолет. Если останусь жив, обратно с Аляски на машине поеду. Или пешком пойду. Или поползу. Но в воздух больше ни за что не поднимусь!»
   Самолет резко скакнул, Нейт открыл глаза. И увидел в окно величественный диск солнца, невиданной красоты зарево, несколько рассеявшее мрак и окрасившее небо в перламутр, отчего все внизу покрылось бело-голубыми переливами и стали видны склоны гор, бесчисленные мерцающие озера и уходящие за горизонт, укутанные снегом леса.
   С востока небо практически заслонял горный массив, который местные называли Денали или просто Гора. Даже из своего беглого книжного знакомства с Аляской Нейт знал, что название «Маккинли» в ходу лишь у чужаков.
   Единственная связная мысль, возникшая у Нейта при виде Горы, состояла в том, что ни один реально существующий предмет не может быть таким огромным. Солнце веером озарило вершину, по склонам побежали синие с белым тени, и Гора засияла всем своим ледяным ликом.
   В душе у Нейта что-то всколыхнулось, и на мгновение он позабыл о приступах тошноты, неумолчном реве мотора и даже о стоявшей в кабине стуже.
   — Здоровая сволочь, скажи?
   — Да уж! — выдохнул Нейт. — Здоровая сволочь.
   Они взяли на запад, но Гора по-прежнему оставалась в поле зрения. Теперь Нейт разглядел: то, что он принял за обледенелую дорогу, на самом деле — замерзшая река. А по берегам ее — следы человека: дома, жилые и нежилые, легковые машины, грузовики.
   Это было похоже на новогодний сувенир в виде прозрачного купола с искусственным пейзажем и падающими «снежинками», только этот купол надо было еще встряхнуть, чтобы оживить и привести в движение его застывшее в ожидании содержимое.
   Под полом кабины что-то громыхнуло.
   — Это еще что такое?
   — Шасси. Мы уже в Лунаси.
   Самолет резко пошел на посадку, Нейту пришлось ухватиться за сиденье.
   — Что? Садимся? Но куда? Где?
   — На реку. В это время года она как камень. Промерзла насквозь. Не бойся, парень.
   — Но…
   — Побежим на лыжах.
   — На лыжах? — Нейт разом вспомнил всю свою ненависть к зимним видам спорта. — Уж лучше тогда на коньках.
   Джерк расхохотался, а самолет уже бежал по льду.
   — Вот была бы хрень — самолет на коньках. Такого я еще не видел.
   Самолет подбрасывало на торосах, он скользил по льду и иногда шел юзом, а вместе с ним и желудок Нейта. Потом машина ловко остановилась. Джерк заглушил двигатели, и в наступившей тишине Нейт услышал, как стучит его сердце.
   — Платят-то мало небось? — выдавил Нейт. — Наверняка мало.
   — Да и хрен с ним. — Джерк похлопал его по плечу. — Я не за деньги пашу. Добро пожаловать в Лунаси, шеф.
   — Вот это ты правильно сказал.
   Землю он решил не целовать. Мало того, что будешь выглядеть дурак дураком, так еще и примерзнуть недолго. Вместо этого он выставил нетвердые ноги на нечеловеческий мороз и стал молиться, чтобы они принесли его в теплый, тихий или хотя бы мало-мальски нормальный уголок.
   Главной проблемой оказалось пройти по льду, не сломав ногу. Или шею.
   — Насчет вещей не беспокойся, шеф! — окликнул Джерк. — Я донесу.
   — Спасибо.
   Нейт выпрямился и заметил стоящую на снегу фигуру. Человек был укутан в коричневую парку с капюшоном, отороченным черным мехом. И курил короткими, нервными затяжками. Взяв его за ориентир, Нейт стал пробираться к берегу по неровному льду, изо всех сил стараясь держать спину прямо. Так сказать — с достоинством.
   — Игнейшус Бэрк? — окликнули его.
   Голос оказался хрипловатым, а главное — женским. Оклик сопровождался клубом пара изо рта. Он поскользнулся, но удержался и наконец выбрался на заснеженный берег. Сердце выпрыгивало из груди.
   — Анастасия Хопп. — Женщина протянула руку в варежке, каким-то чудом ухватила его ладонь и крепко пожала. — Вид у вас малость испуганный. Джерк, ты что, по дороге опять выкрутасничал?
   — Никак нет, мэм. С погодой не очень повезло.
   — Да у нас всегда так. А вы симпатичный, ничего не скажешь. Даже слишком. Глотните-ка.
   Она достала из кармана серебряную фляжку и протянула Нейту.
   — А…
   — Смелее! Вы еще не приступили к исполнению. Глоток бренди вам не повредит.
   Решив, что хуже уже не будет, Нейт отвинтил крышку и сделал большой глоток. Тепло моментально разлилось у него в животе.
   — Благодарю.
   — Мы вас для начала в «Приюте» поселим. Это у нас тут отель такой — «Приют странника» называется. Оглядитесь, придете в себя… — Она зашагала по протоптанной в снегу дорожке. — Город я вам потом покажу, когда у вас голова будет ясная. Все-таки не ближний путь, из Балтимора-то…
   — Да уж, это точно.
   Ощущение было такое, словно он попал на съемочную площадку, а кругом него — декорации. Зеленые с белым сосны и ели, река, снег, бревенчатые дома, из труб вьется дым. И все это — как в тумане. Дорога его совсем доконала, не говоря уже о последнем перелете. Поспать ни на одном рейсе так и не удалось, и несложные подсчеты показывали, что в горизонтальном положении он не был уже почти двадцать четыре часа.
   — Сегодня хороший день, ясный, — проговорила она. — Горы как на картинке. Как раз то, что привлекает сюда туристов.
   Картина действительно была как на видовой открытке, но величие пейзажа подавляло. У Нейта было ощущение, что он смотрит фильм или попал в чужой сон.
   — Вы хорошо экипированы, молодец. — Женщина смерила его оценивающим взглядом. — Многие к нам являются в легких пальтишках и тонких ботиночках, а потом удивляются, что у них задницы отмерзают.
   Все, что на нем было, включая термобелье, а также почти все содержимое его чемодана, он заказал в Интернете, сразу как получил от мэра Хопп список необходимых вещей.
   — Это вам спасибо, вы же мне список прислали. Того, что мне понадобится.
   Она кивнула.
   — И что нам понадобится, — напомнила она. — Смотрите, не разочаруйте меня, Игнейшус.
   — Нейт. Зовите меня Нейт. Надеюсь, что не разочарую, мэр Хопп.
   — А меня зови просто Хопп. Меня тут все так называют.
   Она поднялась на деревянное крыльцо.
   — Это и есть «Приют». Гостиница, бар, ресторан, клуб. Тебе тут выделен номер, это часть контракта. Если решишь перебраться в другое место, это уже будет за твой счет. Заведение принадлежит Чарлин Хайдел. Готовит она хорошо. И чистоту поддерживает. Она о тебе позаботится. А заодно и в штаны к тебе залезет.
   — Не понял?
   — Ты мужчина видный, а у Чарлин к мужикам слабость. Для тебя она старовата, но сама она так не считает. Так что тебе решать, это никого не касается.
   При этих словах она улыбнулась, и Нейт увидел, что под капюшоном скрывается румяное и круглое, как яблочко, лицо. Живые карие глаза, крупный тонкогубый рот с иронично загнутыми вверх уголками.
   — У нас тут мужиков переизбыток, как и по всей Аляске. Но это не значит, что местное женское население не бросится тебя обнюхивать. Ты человек свежий, и многие наверняка захотят тебя отведать. Свободным временем, Игнейшус, располагай на свое усмотрение. Главное — в рабочее время за юбками не гоняйся.
   — Я это себе запишу.
   Ее смех был похож на сирену в тумане — два отрывистых гудка. Для убедительности она еще похлопала его по руке.
   — Запиши, запиши.
   Она распахнула дверь, и они вошли в блаженное тепло.
   Пахло дымом очага, кофе, жареным луком и призывными женскими духами.
   Большое пространство было произвольно разделено на обеденную зону со столиками на двоих, и на четверых, чуть в стороне пять отдельных кабинок и барная стойка с табуретами, чьи красные сиденья были протерты от бесчисленных задниц.
   С правой стороны шел широкий проход, открывавший взору бильярдный стол, настольный футбол и сверкающий разноцветными огнями музыкальный автомат.
   В камине трещали дрова, а окна выходили на фасад и открывали величественный вид на горы.
   Единственная официантка оказалась беременна на последнем месяце, ее длинные и гладкие черные волосы были заплетены в косу. Лицо девушки настолько притягивало к себе своей божественной красотой, что Нейт зажмурился. Это была какая-то туземная, северная версия Мадонны с мягкими черными глазами и золотистой кожей.
   Она наливала кофе двум посетителям в кабинке. За другим столом сидел мальчуган лет четырех и старательно малевал в книжке-раскраске. За стойкой бара сидел мужчина в твидовом пиджаке, курил и читал потрепанный томик «Улисса».
   За дальним столом мужчина с каштановой бородой, доходящей до середины его застиранной фланелевой рубахи в крупную клетку, вел сердитый разговор сам с собой.
   Головы повернулись к вошедшим, раздались приветствия в адрес мэра Хопп. Та скинула капюшон, демонстрируя густую седую шевелюру. Все глаза вперились в Нейта — одни с любопытством и скепсисом, другие — как бородатый — с откровенной враждебностью.
   — Представляю вам Игнейшуса Бэрка, нового начальника городской полиции, — объявила мэр Хопп, расстегивая «молнию» на куртке. — Тут у нас в кабинке — Декc Трилби и Пол Финкл, а это — Бинг Карловски, это у которого из-под бороды только усмешка видна. Официантка — Роза Айту. Роза, как сегодня ведет себя малыш?
   — Да разбрыкался что-то. Добро пожаловать, шеф Бэрк.
   — Благодарю.
   — А это наш Профессор. — Хопп подошла к стойке и постучала по твидовой спине. — Неужто в этой книжке что-то новое появилось с тех пор, как ты ее в последний раз читал?
   — В книге всегда можно найти что-то новое. — Мужчина отложил очки в металлической оправе, чтобы получше разглядеть вновь прибывшего. — Долгий путь проделали?
   — Это точно, — согласился Нейт.
   — Так еще и не весь, — прибавил Профессор и вернулся к чтению.
   — А этот хорошенький бесенок — сын Розы, Джесси.
   Мальчик, не поднимая головы над своей раскраской, исподлобья взглянул на чужака. Большие темные глазищи сверкнули из-под густых черных ресниц. Он потянул к себе Хопп за куртку, та наклонилась, и малыш что-то зашептал ей на ухо.
   — Не переживай, мы ему подберем.
   Дверь позади бара распахнулась, и в зал выплыл чернокожий громила в белом переднике.
   — А это Большой Майк, — представила Хопп. — Он у нас шеф-повар. Служил на флоте, пока его не подцепила одна наша девчонка, когда гостила в Кодиаке.
   — Попался я на удочку, как форель, — расплылся Майк. — Добро пожаловать в Лунаси.
   — Спасибо.
   — Давай-ка для нового шефа полиции изобрази что-нибудь вкусненькое да погорячее.
   — Сегодня могу порекомендовать уху, — сообщил Большой Майк. — Очень советую. Если, конечно, шеф, ты не предпочитаешь мясо.
   Нейт не сразу понял, что «шеф» относится к нему. Все глаза были устремлены на него.
   — Уха подойдет.
   — Сию минуту будет. — Он удалился на кухню, и до Нейта донеслось его баритональное пение.
   Декорации к кинофильму, снова подумал Нейт. Открытка. Театр какой-то. С какого бока ни возьми — бутафория, она и есть бутафория.
   Хопп жестом попросила его оставаться на месте, прошла к стойке портье, перегнулась и достала из ячейки ключ.
   В этот момент дверь позади стойки распахнулась. И появилась красотка.
   Блондинка — что, по убеждению Нейта, является неотъемлемой чертой женской красоты, — с волнистой копной золотистых волос, ниспадающих на впечатляющую грудь, подчеркнутую глубоким вырезом мягкого голубого свитера. Он не сразу перевел взгляд на лицо — сначала его внимание приковали джинсы, в которые был заправлен свитер, — такие узкие, что несколько внутренних органов, как пить дать, получили повреждения.
   Лицо тоже оказалось примечательным — парадоксальное сочетание невинных голубых глаз и пухлых красных губ, накрашенных чуть больше нужного, так что на ум сразу приходила кукла Барби.
   Барби-сердцеедка.
   Женщина вышла из-за стойки и на высоких каблуках прошествовала в обеденный зал. Удивительное дело: несмотря на тесную одежду, все, что положено, у нее покачивалось и вздрагивало в такт шагам. Она томно облокотилась о стойку бара.
   — Привет, красавчик, — гортанно промурлыкала она. Этот голос мог свести с ума любого мужика и вмиг низвести его интеллект до уровня зеленой редьки.
   — Чарлин, веди себя прилично, — предостерегла Хопп, поигрывая ключом. — Парень устал и еще не совсем оправился от дороги. Пока он еще не в силах с тобой общаться. Шеф Бэрк — Чарлин Хайдел. Хозяйка этого заведения. Учти, Нейт, жилье и еду тебе оплачивает городской бюджет, так что самому ни за что платить не нужно.
   — Какая же ты вредная, Хопп! — проговорила Чарлин, улыбаясь, как кошка, когда ее гладит хозяин. — Давай-ка, шеф Бэрк, я тебя отведу наверх и помогу устроиться. А потом мы накормим тебя горячей едой.
   — Я его сама отведу. — Хопп решительно зажала ключ в кулаке. — Джерк занесет вещи. И хорошо бы Роза принесла ему уху, которую Майк тут нахваливал. Идем, Игнейшус. Потом пообщаешься, когда с ног не будешь валиться.
   Он мог и сам за себя ответить, но какой смысл? Он проследовал за мэром по лестнице с покорностью щенка, плетущегося за хозяином.
   Кто-то сзади хмыкнул: «Чичако». С таким выражением обычно сплевывают несъедобное мясо. По-видимому, это было оскорбление, но Нейт решил пропустить его мимо ушей.
   — Чарлин вообще-то безобидная, — говорила тем временем Хопп. — Но стоит ей дать волю — до смерти мужика может задразнить.
   — Обо мне не беспокойтесь, мамочка.
   Она опять засмеялась своим, похожим на пароходный гудок, смехом и вставила ключ в замочную скважину двести третьего номера.
   — Мужик ее лет пятнадцать назад бросил, оставил с дочкой на руках — и никакой помощи. Она ее неплохо воспитала, хотя временами они с Мег грызутся, как две кошки. С тех пор у Чарлин мужиков вагон перебывало, и с каждым годом все моложе и моложе. Я тебе сказала, она для тебя старовата. — Хопп обернулась. — А на самом-то деле выходит, это ты для нее староват. Тебе сколько, тридцать два?
   — Да вроде так было, когда из Балтимора выезжал. А сколько с тех пор прошло, даже не знаю…
   Хопп качнула головой и распахнула дверь.
   — Чарлин тебя на десять с лишним лет старше. У нее дочь без малого твоя ровесница. Имей это в виду, так, на всякий случай.
   — А я думал, бабы любят, когда хоть кому-то удается заарканить молодого мужика.
   — Хорошо же ты женщин знаешь… Нас это бесит — не мы же его заарканили. Ну, вот…
   Он вошел в обшитую деревом комнату. Из мебели была кованая кровать, гардероб с зеркалом, небольшой круглый стол, два стула и крохотный письменный стол.
   Комната была чистая, просторная и не вызывала никаких эмоций.
   — А здесь у тебя маленькая кухонька. — Хопп отодвинула синюю штору, за которой скрывался крошечный холодильник, двухконфорочная плита и раковина величиной с ладонь. — Я бы на твоем месте питалась внизу, если только кулинария не твое хобби. Здесь хорошо готовят. Не «Риц», конечно, да и номера у Чарлин получше есть, но городской бюджет не резиновый. — Она сделала еще два шага и открыла дверь. — Здесь ванная. И туалет.
   — Ого! — Он заглянул внутрь.
   Раковина была побольше, чем на «кухне», но ненамного. Ванны как таковой не было, впрочем, ему достаточно душевой кабины.
   — Твои вещи, шеф, — объявил Джерк, внося в номер два чемодана и рюкзак с такой легкостью, как если бы они были пустые. Он водрузил их на кровать — матрас под весом прогнулся. — Если понадоблюсь — я внизу. Надо подкрепиться. Я сегодня тут заночую, в Толкитну полечу утром.
   Джерк кивнул, прощаясь, и удалился.
   — Черт. Погодите! — Нейт порылся в кармане.
   — Я ему заплачу, не беспокойся, — остановила его Хопп. — Пока не приступил к обязанностям, ты гость муниципалитета Лунаси.
   — Спасибо.
   — Рассчитываю, что отработаешь. Посмотрим, как у тебя дела пойдут.
   — Обслуживание номеров! — пропела Чарлин, внося в комнату поднос с едой. При каждом шаге бедра у нее покачивались с ритмичностью метронома. — Принесла тебе уху, шеф, и добротный мужской сандвич. Кофе горячий.
   — Пахнет восхитительно. Спасибо, мисс Хайдел.
   — Вот еще удумал, для тебя я просто Чарлин. — Она взмахнула ресницами. Обработка началась, догадался Нейт. — Мы здесь одна большая семья.
   — Тогда с чего бы нам понадобился шеф полиции?
   — Не пугай его, Хопп. Номер достаточно просторный, Игнейшус?
   — Зовите меня Нейт. Да, спасибо. Все отлично.
   — Подкрепись и отдохни как следует, — посоветовала Хопп. — Как придешь в себя — звони. Завтра после обеда мы должны быть на собрании в мэрии, представим тебя общественности. А перед этим неплохо бы взглянуть на участок, познакомиться со своими замами и с Пич. И еще мы тебе звезду должны выдать.
   — Звезду?
   — Джесси хочет, чтобы у тебя непременно была шерифская звезда. Ступай, Чарлин. Дай человеку отдохнуть.
   — Если что-нибудь понадобится — позвони вниз. — Чарлин одарила его многообещающей улыбкой. — Что бы ни было…
   У нее за спиной Хопп закатила глаза. Чтобы избавить вновь прибывшего от чрезмерного внимания Чарлин, она взяла ее за локоть и подтолкнула к двери. Обе вышли, закрыв за собой дверь.
   До Нейта долетел недовольный голос Чарлин:
   — Что на тебя нашло, Хопп? Я всего лишь проявила любезность.
   — Любезность хозяйки гостиницы и любезность шлюхи — не одно и то же. Когда-нибудь до тебя это дойдет.
   Дождавшись, когда голоса и шаги стихнут, Нейт заперся на ключ. Потом снял куртку, точнее, сбросил ее на пол, стащил вязаную шапочку и швырнул следом. Шарф полетел туда же. Расстегнул утепленный жилет и отправил поверх кучи.
   Оставшись в рубашке и штанах (правда, поверх специального термобелья), он принялся за суп, но за стол не сел, а с тарелкой и ложкой в руках расположился у темного окна.
   Половина четвертого дня, если верить часам на тумбочке. А уже темно, как ночью. Он хлебал уху и смотрел в окно. На улице горели фонари, высвечивая контуры строений. Повсюду были рождественские гирлянды, на крышах домов — фигуры Санта-Клауса и северных оленей.
   А вот людей не было. Жизнь замерла. Движения никакого.
   Он машинально жевал еду, от усталости даже не ощущая вкуса.
   «Не город, а кинопавильон», — подумалось ему опять. Это не дома, а фальшивые фасады, а люди внизу — не более чем горстка призраков.
   Может, это только причудливая галлюцинация? Порождение его депрессии, горя, злобы — гадкого клубка эмоций, толкнувшего его в эту Тмутаракань?
   Завтра он проснется у себя в квартире, в Балтиморе, и постарается собраться с силами, чтобы прожить еще один день.
   Он взял в руки сандвич и стал жевать, все так же стоя у окна и глядя на безлюдный черно-белый мир с нелепой на этом фоне праздничной иллюминацией.
   Может, ему суждено тоже войти в этот мир? И стать персонажем мистической пьесы. А потом его силуэт станет постепенно чернеть и размываться, как заключительные кадры старого кино. И все будет кончено.