Страница:
– Что? – Вслушавшись наконец в слова дочери, Молли удивленно оглянулась.
– Я видела ее. Я просто с минутку поиграла на пианино, а потом подняла глаза, а она стоит в дверном проеме.
– Представляю, как ты испугалась.
Бренна шумно выдохнула. Разумная Молли О’Тул, благослови ее Господь!
– Я чуть язык не проглотила. Она красивая, точно, как рассказывала Старая Мод. И печальная. Просто сердце разрывается, какая печальная.
– Я всю жизнь надеялась ее увидеть. – Разумная Молли прежде всего налила чаю в две кружки и поставила их на стол. – Но не привелось.
– Эйдан говорил, что не раз видел ее, когда еще был ребенком, а потом и Джуд, когда жила в коттедже. – Немного успокоившись, Бренна села за стол. – Но я как раз перед этим спрашивала Шона, и он сказал, что не видел ее… чувствовал ее присутствие, но ни разу не видел. И вдруг она появляется передо мной. Почему, как ты думаешь?
– Я не знаю, дорогая. Что ты почувствовала?
– Кроме изумления? Пожалуй, жалость к ней. А потом совсем растерялась, потому что не поняла смысла ее слов.
Молли вытаращила глаза.
– Она заговорила с тобой? Я никогда не слышала, чтобы она с кем-то разговаривала, даже с Мод. Мод бы от меня не утаила. И что же она тебе сказала?
– Она сказала: «Его сердце в его песне», а потом «слушай». А когда я опомнилась и хотела спросить ее, что это значит, она уже исчезла.
– Раз там живет Шон и ты играла на его пианино, я бы сказала, что послание достаточно ясное.
– Но я же всегда слушаю его музыку. Невозможно пробыть рядом с ним и пяти минут, чтобы не услышать.
Молли хотела что-то сказать, но спохватилась и накрыла ладонью пальцы дочери. «Моя милая Мэри Бренна, – подумала она, – как же тебе тяжело понять все то, что нельзя разобрать на составные части, а потом собрать заново».
– Когда придет твое время, ты поймешь.
– Так хочется ей помочь, – прошептала Бренна.
– Ты хорошая девочка, Мэри Бренна. Может, очень скоро как раз ты ей и поможешь.
2
3
– Я видела ее. Я просто с минутку поиграла на пианино, а потом подняла глаза, а она стоит в дверном проеме.
– Представляю, как ты испугалась.
Бренна шумно выдохнула. Разумная Молли О’Тул, благослови ее Господь!
– Я чуть язык не проглотила. Она красивая, точно, как рассказывала Старая Мод. И печальная. Просто сердце разрывается, какая печальная.
– Я всю жизнь надеялась ее увидеть. – Разумная Молли прежде всего налила чаю в две кружки и поставила их на стол. – Но не привелось.
– Эйдан говорил, что не раз видел ее, когда еще был ребенком, а потом и Джуд, когда жила в коттедже. – Немного успокоившись, Бренна села за стол. – Но я как раз перед этим спрашивала Шона, и он сказал, что не видел ее… чувствовал ее присутствие, но ни разу не видел. И вдруг она появляется передо мной. Почему, как ты думаешь?
– Я не знаю, дорогая. Что ты почувствовала?
– Кроме изумления? Пожалуй, жалость к ней. А потом совсем растерялась, потому что не поняла смысла ее слов.
Молли вытаращила глаза.
– Она заговорила с тобой? Я никогда не слышала, чтобы она с кем-то разговаривала, даже с Мод. Мод бы от меня не утаила. И что же она тебе сказала?
– Она сказала: «Его сердце в его песне», а потом «слушай». А когда я опомнилась и хотела спросить ее, что это значит, она уже исчезла.
– Раз там живет Шон и ты играла на его пианино, я бы сказала, что послание достаточно ясное.
– Но я же всегда слушаю его музыку. Невозможно пробыть рядом с ним и пяти минут, чтобы не услышать.
Молли хотела что-то сказать, но спохватилась и накрыла ладонью пальцы дочери. «Моя милая Мэри Бренна, – подумала она, – как же тебе тяжело понять все то, что нельзя разобрать на составные части, а потом собрать заново».
– Когда придет твое время, ты поймешь.
– Так хочется ей помочь, – прошептала Бренна.
– Ты хорошая девочка, Мэри Бренна. Может, очень скоро как раз ты ей и поможешь.
2
Шон решил, что в такую промозглую и ветреную погоду лучше всего предложить посетителям рагу Маллигана. На кухне, как обычно по утрам до открытия паба, царила тишина. Шон строгал овощи и обжаривал ломти молодой баранины, наслаждаясь последними минутами покоя.
Скоро заявится Эйдан и начнет донимать расспросами, сделано ли то, готово ли это. Потом наверху зашевелится Дарси, затопает туда-сюда, включит музыку под свое сегодняшнее настроение.
А пока паб всецело в его распоряжении.
Шон никогда не хотел взваливать на себя семейный бизнес – это дело Эйдана – и был рад, что родился вторым. Однако паб много значил для него, олицетворяя незыблемые семейные традиции. С тех самых пор, как первый Шеймус Галлахер с женой построили паб у Ардморской бухты и распахнули его массивные двери, Галлахеры славились гостеприимством. Здесь всегда можно было встретиться с друзьями и соседями, пропустить кружечку пива или стаканчик виски, вкусно поесть, послушать хорошую музыку.
Родившись в семье владельца паба, Шон прекрасно понимал главное в этом деле: каждый, кто заглянет сюда, должен чувствовать себя желанным гостем. С годами «Паб Галлахеров» завоевал репутацию уютного местечка, где всегда звучит живая музыка. Seisiun – непринужденное общение под народную музыку – любимый досуг ирландцев, а у Галлахеров выступали не только местные музыканты-любители, но и приглашенные ансамбли со всей страны.
Любовь к музыке передалась Шону по наследству – через паб и кровь предков – и была так же неотделима от него, как синева глаз или добродушная улыбка.
Мало что в жизни он любил больше возни на кухне под доносящиеся из зала мелодии. Правда, частенько ему приходилось покидать свое убежище и помогать в зале или за стойкой, ну так что за беда? Чуть раньше или чуть позже каждый посетитель получал то, за чем пришел.
Шон гордился своей кухней и своими кулинарными творениями, а потому редко – случалось, конечно, но редко – что-то у него подгорало или остывало.
Когда над кастрюлей поднялся ароматный пар, Шон добавил в загустевший бульон базилик и розмарин. Как советовала Молли О’Тул, по его мнению, лучшая повариха в округе, он сам выращивал специи, правда, не все. Майоран пока был сушеный из деревенской лавки, но Шон уже решил выращивать свой и купить, как предложила Джуд, фитолампу – специальную лампу для ускорения роста трав. Попробовав рагу, Шон проверил остальные кастрюльки и сковородки и начал шинковать капусту на салат, который посетители поглощали галлонами.
Над головой послышались шаги, затем донеслась музыка, сегодня британская. Шон узнал мелодию и, довольный выбором Дарси, подпевал Энни Леннокс, пока в кухню не ворвался старший братец в толстом рыбацком свитере.
Эйдан был пошире в плечах, покрепче и позадиристее. В его шевелюре почти того же цвета, что и барная стойка из каштана в зале их паба, на солнце поблескивали золотистые искры. И хотя лицо Шона было не таким широким, а глаза поярче, никто не усомнился бы, что это братья.
– И над чем ты посмеиваешься? – поинтересовался Эйдан.
– Над тобой. Ты такой довольный, как кот, объевшийся сметаны.
– А почему бы и нет?
– И правда, почему бы и нет. – Шон налил в кружку горячего чая и протянул Эйдану. – Как поживает наша Джуд?
– С утра подташнивает, но, похоже, ее это не тревожит. – Эйдан глотнул чаю и вздохнул. – А я не стыжусь признать, что с испугом смотрю, как она бледнеет, едва поднимается с кровати. Где-то через час все проходит, но для меня это очень длинный час.
Решив немного передохнуть, Шон отложил нож и взял свою кружку.
– Я бы ни за какие деньги не согласился стать женщиной. Хочешь, я чуть позже отнесу ей рагу? Или, может, лучше куриный бульон?
– Думаю, она справится с рагу. И мы оба будем тебе очень благодарны.
– Мне нетрудно. Блюдо дня – рагу Маллигана. Можешь внести в меню. А еще я приготовлю сливочный пудинг.
В зале зазвонил телефон, и Эйдан закатил глаза.
– Надеюсь, это не поставщик с очередной проблемой. У нас заканчивается портер, и я беспокоюсь.
Вот еще одна из множества причин радоваться, что бизнесом руководит Эйдан, подумал Шон, когда брат покинул кухню. Одно дело разливать за стойкой пиво и слушать истории старого мистера Райли, совсем другое – общаться с поставщиками: просить, требовать, спорить. А еще планировать бизнес, вести бухгалтерские книги, рассчитывать налоги. Лично у него голова раскалывается от одних мыслей обо всем этом.
Шон помешал рагу в огромной кастрюле, подошел к лестнице и, закинув голову, крикнул, чтобы Дарси побыстрее тащила вниз свою ленивую задницу. Он вовсе не злился на сестру, просто они привыкли браниться, и его не удивило ответное проклятие.
Вполне довольный началом дня, Шон вышел в зал помочь Эйдану снять стулья со столов, но, к его удивлению, Эйдан стоял за стойкой и хмуро таращился в пустой зал.
– Звонил поставщик? Проблемы?
– Нет, вовсе нет. – Эйдан перевел хмурый взгляд на Шона. – Звонили из Нью-Йорка. Некто Маги.
– Нью-Йорк? Там же еще и пяти утра нет.
– Я знаю, но, судя по голосу, парень трезв и в полном сознании. – Эйдан поскреб макушку, встряхнулся, поднес к губам кружку с чаем. – Он хочет построить в Ардморе театр.
– Театр? – Шон опустил на пол первый стул и оперся о него. – Для кинофильмов?
– Нет. Для музыки. Для живой музыки и, возможно, спектаклей. Он сказал, что слышал о «Пабе Галлахеров» как местном центре народной музыки. Хотел узнать мое мнение.
Шон поставил на пол второй стул.
– И что ты думаешь?
– Ну, пока ничего конкретного, ведь он застал меня врасплох. Я сказал, что, если он не возражает, я подумаю день-два. Он перезвонит в конце недели.
– И с чего вдруг парню из Нью-Йорка пришло в голову строить здесь музыкальный театр? Не логичнее ли выбрать Дублин, или Клэр, или Голуэй?
– Вот и я так подумал. Он особо не распространялся, однако заверил, что его интересует именно Ардмор. Тогда я сказал, что, может, он не в курсе, у нас тут просто рыбацкая деревушка. Конечно, туристы приезжают ради пляжей, а некоторые хотят посмотреть собор Святого Деклана, фотографируют и все такое, но, как ни крути, народ сюда особо не рвется. – Пожав плечами, Эйдан подошел помочь Шону. – Тогда он рассмеялся и заявил, что прекрасно осведомлен и планирует нечто небольшое, интимное, так сказать.
– Хочешь знать мое мнение? – спросил Шон и, когда Эйдан кивнул, продолжил: – Отличная идея. Сработает ли, другой разговор, но идея классная.
– Сначала надо взвесить все «за» и «против», – пробормотал Эйдан. – Скорее всего, парень передумает и отправится в более оживленное местечко.
– А если не передумает, я бы уговорил его построить театр за пабом. – Шон начал расставлять на столах пепельницы. – У нас там есть свободный кусок земли, и, если театр будет связан с пабом, мы выиграем больше всех.
Эйдан перевернул последний стул и расплылся в улыбке.
– И это отличная мысль. Ты меня удивляешь, Шон. Не помню, чтобы ты когда-нибудь интересовался бизнесом.
– О, и в моей голове иногда появляются умные мысли.
Когда двери паба открылись и зал начали заполнять посетители, Шону уже некогда было думать о неожиданном предложении, хотя на короткую перепалку с Дарси времени у него, разумеется, хватило. Наконец Дарси поклялась заговорить с ним только после того, как он шесть лет пролежит в могиле, и в гневе вылетела из кухни.
Шон сомневался, что ему так повезет, но вернулся к своим обязанностям в отличном настроении: раскладывал по тарелкам рагу, жарил рыбу и картошку, делал сэндвичи с ветчиной и сыром. И опять наслаждался покоем, а постоянный гул голосов, доносившийся из-за массивной двери, его совсем не раздражал. Весь первый час дневной смены Дарси держала слово, лишь бросала на брата гневные взгляды, прибегая забрать заказы, а новые диктовала, отворачиваясь к стене.
Его это веселило, а потому, когда Дарси в очередной раз поставила в мойку грязные тарелки, он схватил ее и смачно поцеловал в губы.
– Поговори со мной, дорогая. Ты разбиваешь мое бедное сердце.
Дарси отпихнула его, шлепнула по рукам, но не выдержала и расхохоталась.
– Отпусти меня!
– Только если не будешь драться и швырять в меня тарелки.
Дарси тряхнула головой, откинув назад копну волос.
– Эйдан вычтет стоимость битой посуды из моего жалованья, а я коплю на новое платье.
– Тогда я в относительной безопасности.
Шон отпустил сестру, перевернул лопаткой здоровенный кусок белой рыбы, шипящий на сковороде.
– Парочка немецких туристов из пансиона хочет попробовать рагу с содовым хлебом и капустным салатом. Завтра они едут в Керри, потом в Клэр, так они говорят. Вот если бы у меня был отпуск в январе, я бы провела его в солнечной Испании или на каком-нибудь тропическом острове, где вся одежка – бикини и масло для загара.
Пока Шон выполнял заказы, Дарси не уходила из кухни. Она была очень красива и сознавала это. Молочно-белая кожа, синие глаза, пухлые губы, неотразимые, дулась их хозяйка или улыбалась. Сегодня утром Дарси накрасила их алой помадой, чтобы выглядеть эффектнее в этот холодный, унылый день, а соблазнительные линии своей стройной фигуры подчеркнула ярким платьем. Дарси любила красивые вещи и была в курсе всех модных тенденций. Ее не миновала фамильная жажда путешествий, правда, утолить эту жажду Дарси мечтала с шиком и не сомневалась в успехе.
Однако время роскошной жизни пока не пришло, а потому Дарси подхватила поднос с очередным заказом и чуть не столкнулась с Бренной.
– Во что ты опять вляпалась? У тебя все лицо черное.
– Сажа. – Бренна засопела и потерла нос тыльной стороной ладони. – Мы с папой чистили дымоход, а это очень грязная работа, но я почти всю сажу стряхнула.
– Ничего подобного. Посмотрись в зеркало.
Обойдя подругу, Дарси покинула кухню.
– Дай Дарси волю, она вообще от зеркала не отходила бы, – заметил Шон. – Ты есть будешь? Ланч готов.
– Мы с отцом поедим рагу. Очень вкусно пахнет. – Бренна нацелилась на черпак, но Шон заступил ей дорогу.
– Пожалуй, я сам положу вам рагу. Если ты думаешь, что отчистилась, то ошибаешься.
– Ладно. И чай. И… мне нужно поговорить с тобой. Позже.
– Почему не сейчас? Мы оба здесь.
– Лучше, когда ты не будешь так занят. Я заскочу в перерыве, если не возражаешь.
Шон поставил на поднос тарелки с рагу и кружки с чаем.
– Ну, ты знаешь, где меня найти.
– Да, конечно. – Бренна взяла поднос и понесла в зал, где в кабинке ее ждал отец.
– А вот и я, пап. Рагу горячее, прямо из кастрюли.
– И пахнет божественно.
Мик О’Тул был невысоким и щуплым, с густой копной курчавых соломенных волос и живыми сине-зелеными глазами, переменчивыми, как море. Его руки были похожи на руки хирурга, он смеялся, как жизнерадостный ослик, и любил романтичные истории.
Бренна его обожала.
– Хорошо отдохнуть в тепле и уюте, правда, Мэри Бренна?
– Конечно. – Бренна зачерпнула ложкой рагу и осторожно подула, хотя запах был таким аппетитным, что не жалко и язык обжечь.
– А теперь, детка, когда у нас есть радость желудкам, почему бы не рассказать, что тебя тревожит?
Он все видит, подумала Бренна. Иногда это успокаивает, но иногда раздражает.
– Ничего особенного, пап. Помнишь, ты рассказывал, что с тобой случилось в молодости, когда умерла твоя бабушка?
– Разумеется. Я как раз был в «Пабе Галлахеров». Хозяйничал здесь отец Эйдана – еще до того, как уехал с женой в Америку. А ты была лишь желанием в моем сердце и улыбкой в глазах твоей матери. Я работал на кухне, там, где сейчас юный Шон. У Галлахеров раковина текла, вот они меня и позвали. – Мик умолк, распробовал рагу, промокнул рот салфеткой, как требовала Молли, помешанная на хороших манерах. – Я возился под раковиной, сидя на полу, но почему-то вдруг взглянул вверх и увидел бабушку в цветастом платье и белом фартуке. Она улыбнулась мне, но, когда я попытался заговорить с ней, покачала головой, а потом взмахнула рукой и исчезла. И я сразу понял, что она умерла, и это ее душа пришла ко мне попрощаться. Ведь я был ее любимчиком.
– Я не хотела тебя расстраивать, – прошептала Бренна.
– Ничего. – Мик вздохнул. – Она была чудесной женщиной и прожила хорошую, долгую жизнь. А нам, живым, остается грустить по тем, кого уже нет.
Бренна вспомнила конец истории. Бросив работу, папа побежал в маленький домик, где жила его бабушка, овдовевшая за два года до того, и нашел ее на кухне. Бабушка сидела за столом. В цветастом платье и белом фартуке. Она умерла тихо и мирно.
– А иногда, – осторожно произнесла Бренна, – грустят умершие. Сегодня утром в коттедже на Эльфийском холме я видела Красавицу Гвен.
Мик придвинулся поближе к дочери.
– Бедняжка, – произнес он, когда Бренна закончила рассказ. – Тоскливо так долго ждать, когда от тебя ничего не зависит.
– Некоторых ожидание не беспокоит. – Бренна оглянулась на Шона, появившегося в зале с полным подносом. – Я хочу рассказать это Шону, когда народ схлынет. У Дарси в комнате барахлит одна из розеток. Я посмотрю ее после ланча, а потом поговорю с Шоном, если у тебя нет для меня дел на сегодня.
Мик пожал плечами.
– Сегодня, завтра. Работа никуда не убежит. Я как раз собирался в отель узнать, надумали ли они, какой номер пойдет в ремонт следующим. – Мик подмигнул дочери. – До конца зимы мы будем работать в теплом и сухом месте.
– И ты сможешь проверять, правда ли Мэри Кейт весь день стучит в офисе на компьютере.
Мик застенчиво ухмыльнулся.
– Я бы не назвал это проверкой. Но я рад, что, закончив университет, девочка решила поработать рядом с домом, хотя, думаю, очень скоро она найдет работу получше в Дублине или Уотерфорд-сити. Мои птенчики покидают гнездо.
– Но я же с тобой. И Эллис Мей еще маленькая.
– Да, но я скучаю по тем дням, когда все пять моих девочек то и дело на меня натыкались. А теперь Морин замужняя женщина, Пэтти весной выходит замуж. Не представляю, что буду делать, детка, когда ты найдешь своего мужчину и уйдешь от меня.
– Никуда ты, папуля, от меня не денешься. – Доев рагу, Бренна откинулась на спинку стула, скрестила обутые в тяжелые ботинки ноги. – Мужчины не теряют голову или сердце из-за таких женщин, как я.
– Правильный мужчина потеряет.
Бренна с трудом удержалась, чтобы не посмотреть в сторону кухни.
– Я не сгораю от нетерпения. – Она взглянула на отца и улыбнулась. – Мы же с тобой партнеры. Поэтому, найдется такой мужчина или нет, «О’Тул и О’Тул» навсегда.
«Другого мне и не надо, – думала Бренна, – отмываясь от сажи в ванной комнате Дарси. У меня есть любимая работа и свобода. Я могу делать что угодно, и ходить, куда угодно. Какая женщина, прикованная к мужчине, может этим похвастаться?
Никто не выгонит меня из дома, пока я сама не захочу уйти. У меня полно родных и друзей. Пусть Морин и Пэтти кудахчут над своими мужьями, а Мэри Кейт сидит в своем офисе. Это их выбор, а мне не нужно ничего, кроме моих инструментов и грузовичка. И все было бы отлично, если бы не страсть к Шону Галлахеру… от нее одни разочарования и тревоги. Дай бог, со временем это пройдет».
Прекрасно зная Дарси, Бренна тщательно отскребла раковину, а руки и лицо вытерла чистыми тряпками из своего инструментального ящика. Не хватало еще испачкать крохотные вышитые полотенчики Дарси! И зачем было тратиться на них, как будто кто-то посмеет ими вытереться.
Жизнь была бы намного проще, если бы все покупали черные полотенца. И никаких визгов и проклятий, когда беленькие пушистые лоскутки покрываются грязными пятнами и разводами.
За несколько минут Бренна заменила сломанную розетку новенькой и уже заканчивала работу, когда в гостиную влетела Дарси.
– Наконец-то. Она меня жутко раздражала, – вместо благодарности объявила Дарси, высыпая чаевые в свой «кувшин желаний». – Да, Эйдан просил сказать тебе, что они с Джуд хотят переделать комнату Шона в детскую. Я сейчас к Джуд. Если хочешь, пойдем вместе, узнаем, что она задумала.
– Мне сначала нужно кое-что сделать, но скажи ей, что я скоро загляну.
– О, Бренна, черт тебя побери! Ты наследила в ванной.
Поморщившись, Бренна поспешно докрутила шурупы.
– Прости, Дарси, зато я вымыла раковину.
– Тогда с тем же успехом вымоешь пол. Я не собираюсь подтирать за тобой. Какого черта ты не отмылась в туалете в пабе? Там на этой неделе убирает Шон.
– Ну, не подумала. Хватит ругаться. Я подотру пол перед уходом, а ты можешь принимать работу.
– Спасибо. – Дарси накинула кожаную куртку, которую подарила себе на Рождество. – Увидимся у Джуд.
– Я надеюсь, – пробормотала Бренна, недовольная тем, что придется мыть пол в ванной комнате.
Когда Бренна спустилась вниз, паб уже опустел, а Шон заканчивал прибираться на кухне.
– Дарси наняла тебя на уборку?
– Я натащила грязи. – Бренна налила себе чаю. – Я не думала, что это займет столько времени. Не хочу тебя задерживать, если ты что-то наметил на перерыв.
– Ничего особенного. Но я выпил бы пинту пива. Не присоединишься?
– Нет, мне хватит чаю.
– Тогда подожди, я налью себе. Если хочешь, остался пудинг.
Бренна не хотела, но была не в силах отказаться от сладкого. Когда Шон вернулся с пинтой «Харпа», она уже удобно устроилась за столом.
– Тим Райли говорит, что завтра потеплеет.
– Обычно он не ошибается.
– Но тепло принесет дожди. – Шон сел за стол напротив нее. – Так что у тебя на уме?
– Сейчас расскажу. – Бренна заранее продумала дюжину разных вариантов и остановилась на самом правдоподобном. – Когда ты ушел сегодня утром, я заглянула в твою гостиную проверить дымоход.
Ложь, конечно, но гордость стоила покаяния на исповеди.
– По-моему, тянет нормально.
– Ага, – согласилась Бренна, пожав плечами. – Только время от времени нужно проверять. В общем, когда я оглянулась, она там стояла. Прямо в дверях гостиной.
– Кто она?
– Красавица Гвен.
– Ты ее видела? – Шон хлопнул кружкой по столу.
– Так же ясно, как тебя сейчас. Она стояла и улыбалась мне очень печально, и… – Бренна не хотела передавать ему слова Гвен, однако понимала, что должна. Маленькая ложь во спасение – это одно, но сплошной обман?
– Что было дальше?
Бренна разозлилась, почувствовав столь редкое для него нетерпение.
– Я к этому и веду. Она заговорила со мной.
– Заговорила? С тобой? – Шон вскочил из-за стола и заметался по кухне. Поскольку и возбуждение ему было несвойственно, Бренна удивленно смотрела на него.
– Шон, да с чего ты завелся?
– Я там живу, верно? Она мне показалась? Заговорила со мной? Ничего подобного. Дождалась, пока ты придешь чинить плиту и возиться с дымоходом, и нате вам, явилась.
– Ну, прости, что твое привидение выбрало меня, только я ведь не напрашивалась. – Бренна отправила в рот полную ложку пудинга.
– Ладно, ладно, не сердись. – Нахмурившись, Шон плюхнулся на стул. – Что она тебе сказала?
Наслаждаясь его нетерпением, Бренна смотрела будто сквозь него и невозмутимо ела пудинг, затем изящно отпила чаю.
– Ой, ты это мне? Или решил наорать на кого-то еще, ни в чем не виноватого?
– Прошу прощения. – Шон улыбнулся во весь рот, прекрасно сознавая неотразимость своей улыбки. – Будь добра, не томи. Что она сказала?
– Ну, раз ты так вежливо просишь… Она сказала: «Его сердце в его песне». Я подумала, что она говорит о своем принце эльфов, но когда я поделилась с мамой, она сказала, что Гвен имела в виду тебя.
– Если так, то я не понимаю, что это значит.
– Я понимаю не больше твоего, но хотела спросить, ты не возражаешь, если я буду иногда заходить к тебе?
– Ты и так заходишь, – буркнул Шон.
– Если не хочешь, ты только скажи. – Его замечание неприятно задело ее.
– Я этого не говорил и не имел в виду. Я просто сказал, что ты и так заходишь.
– Я могла бы заходить, когда тебя нет дома, как сегодня. Вдруг она вернется? А я что-нибудь поделала бы для тебя.
– Не нужно придумывать никакой работы. Я всегда тебе рад.
Бренна растаяла от его слов, это были искренние слова, он не кривил душой.
– Я знаю, но я не люблю сидеть без дела. Так что, если ты не возражаешь, я буду иногда заглядывать.
– Ты скажешь мне, если опять ее увидишь?
– Ты будешь первым. – Бренна поднялась, отнесла тарелку и кружку в мойку. – А ты не думаешь… – Она осеклась, покачала головой.
– Что?
– Нет, ничего. Глупости, – ответила она, не оборачиваясь.
Шон подошел к ней, слегка сжал пальцами ее шею. Бренне захотелось выгнуться, замурлыкать, но осмотрительность возобладала.
– Если нельзя быть глупой с другом, тогда с кем же?
– Ну, интересно, неужели любовь может длиться так долго, преодолевая смерть и время.
– Только любовь и может быть вечной.
– Ты когда-нибудь любил?
– Не так сильно, а значит, не любил вовсе.
– Если по-настоящему любит один, но не любит другой, страшнее и не придумаешь, – вздохнула Бренна, сама удивляясь своей откровенности.
Шон удивился ее словам не меньше. Волнение в своем сердце он принял за сочувствие.
– Бренна, милая, неужели ты в меня влюбилась?
Бренна вздрогнула и сердито уставилась на Шона. А он смотрел на нее с такой… такой чертовой заботой, таким терпением и симпатией, что захотелось разбить в кровь его физиономию. Однако Бренна подавила это желание, оттолкнула Шона и подхватила свой ящик.
– Шон Галлахер, ты и впрямь самый глупый мужчина на свете.
Гордо вскинув голову, она покинула кухню, гремя инструментами.
Покачав головой, Шон вернулся к уборке, размышляя, на кого же запала О’Тул. И почему-то сердце его снова сжалось.
Кто бы он ни был, решил Шон, громко хлопнув дверцей шкафчика, пусть только попробует ее обидеть.
Скоро заявится Эйдан и начнет донимать расспросами, сделано ли то, готово ли это. Потом наверху зашевелится Дарси, затопает туда-сюда, включит музыку под свое сегодняшнее настроение.
А пока паб всецело в его распоряжении.
Шон никогда не хотел взваливать на себя семейный бизнес – это дело Эйдана – и был рад, что родился вторым. Однако паб много значил для него, олицетворяя незыблемые семейные традиции. С тех самых пор, как первый Шеймус Галлахер с женой построили паб у Ардморской бухты и распахнули его массивные двери, Галлахеры славились гостеприимством. Здесь всегда можно было встретиться с друзьями и соседями, пропустить кружечку пива или стаканчик виски, вкусно поесть, послушать хорошую музыку.
Родившись в семье владельца паба, Шон прекрасно понимал главное в этом деле: каждый, кто заглянет сюда, должен чувствовать себя желанным гостем. С годами «Паб Галлахеров» завоевал репутацию уютного местечка, где всегда звучит живая музыка. Seisiun – непринужденное общение под народную музыку – любимый досуг ирландцев, а у Галлахеров выступали не только местные музыканты-любители, но и приглашенные ансамбли со всей страны.
Любовь к музыке передалась Шону по наследству – через паб и кровь предков – и была так же неотделима от него, как синева глаз или добродушная улыбка.
Мало что в жизни он любил больше возни на кухне под доносящиеся из зала мелодии. Правда, частенько ему приходилось покидать свое убежище и помогать в зале или за стойкой, ну так что за беда? Чуть раньше или чуть позже каждый посетитель получал то, за чем пришел.
Шон гордился своей кухней и своими кулинарными творениями, а потому редко – случалось, конечно, но редко – что-то у него подгорало или остывало.
Когда над кастрюлей поднялся ароматный пар, Шон добавил в загустевший бульон базилик и розмарин. Как советовала Молли О’Тул, по его мнению, лучшая повариха в округе, он сам выращивал специи, правда, не все. Майоран пока был сушеный из деревенской лавки, но Шон уже решил выращивать свой и купить, как предложила Джуд, фитолампу – специальную лампу для ускорения роста трав. Попробовав рагу, Шон проверил остальные кастрюльки и сковородки и начал шинковать капусту на салат, который посетители поглощали галлонами.
Над головой послышались шаги, затем донеслась музыка, сегодня британская. Шон узнал мелодию и, довольный выбором Дарси, подпевал Энни Леннокс, пока в кухню не ворвался старший братец в толстом рыбацком свитере.
Эйдан был пошире в плечах, покрепче и позадиристее. В его шевелюре почти того же цвета, что и барная стойка из каштана в зале их паба, на солнце поблескивали золотистые искры. И хотя лицо Шона было не таким широким, а глаза поярче, никто не усомнился бы, что это братья.
– И над чем ты посмеиваешься? – поинтересовался Эйдан.
– Над тобой. Ты такой довольный, как кот, объевшийся сметаны.
– А почему бы и нет?
– И правда, почему бы и нет. – Шон налил в кружку горячего чая и протянул Эйдану. – Как поживает наша Джуд?
– С утра подташнивает, но, похоже, ее это не тревожит. – Эйдан глотнул чаю и вздохнул. – А я не стыжусь признать, что с испугом смотрю, как она бледнеет, едва поднимается с кровати. Где-то через час все проходит, но для меня это очень длинный час.
Решив немного передохнуть, Шон отложил нож и взял свою кружку.
– Я бы ни за какие деньги не согласился стать женщиной. Хочешь, я чуть позже отнесу ей рагу? Или, может, лучше куриный бульон?
– Думаю, она справится с рагу. И мы оба будем тебе очень благодарны.
– Мне нетрудно. Блюдо дня – рагу Маллигана. Можешь внести в меню. А еще я приготовлю сливочный пудинг.
В зале зазвонил телефон, и Эйдан закатил глаза.
– Надеюсь, это не поставщик с очередной проблемой. У нас заканчивается портер, и я беспокоюсь.
Вот еще одна из множества причин радоваться, что бизнесом руководит Эйдан, подумал Шон, когда брат покинул кухню. Одно дело разливать за стойкой пиво и слушать истории старого мистера Райли, совсем другое – общаться с поставщиками: просить, требовать, спорить. А еще планировать бизнес, вести бухгалтерские книги, рассчитывать налоги. Лично у него голова раскалывается от одних мыслей обо всем этом.
Шон помешал рагу в огромной кастрюле, подошел к лестнице и, закинув голову, крикнул, чтобы Дарси побыстрее тащила вниз свою ленивую задницу. Он вовсе не злился на сестру, просто они привыкли браниться, и его не удивило ответное проклятие.
Вполне довольный началом дня, Шон вышел в зал помочь Эйдану снять стулья со столов, но, к его удивлению, Эйдан стоял за стойкой и хмуро таращился в пустой зал.
– Звонил поставщик? Проблемы?
– Нет, вовсе нет. – Эйдан перевел хмурый взгляд на Шона. – Звонили из Нью-Йорка. Некто Маги.
– Нью-Йорк? Там же еще и пяти утра нет.
– Я знаю, но, судя по голосу, парень трезв и в полном сознании. – Эйдан поскреб макушку, встряхнулся, поднес к губам кружку с чаем. – Он хочет построить в Ардморе театр.
– Театр? – Шон опустил на пол первый стул и оперся о него. – Для кинофильмов?
– Нет. Для музыки. Для живой музыки и, возможно, спектаклей. Он сказал, что слышал о «Пабе Галлахеров» как местном центре народной музыки. Хотел узнать мое мнение.
Шон поставил на пол второй стул.
– И что ты думаешь?
– Ну, пока ничего конкретного, ведь он застал меня врасплох. Я сказал, что, если он не возражает, я подумаю день-два. Он перезвонит в конце недели.
– И с чего вдруг парню из Нью-Йорка пришло в голову строить здесь музыкальный театр? Не логичнее ли выбрать Дублин, или Клэр, или Голуэй?
– Вот и я так подумал. Он особо не распространялся, однако заверил, что его интересует именно Ардмор. Тогда я сказал, что, может, он не в курсе, у нас тут просто рыбацкая деревушка. Конечно, туристы приезжают ради пляжей, а некоторые хотят посмотреть собор Святого Деклана, фотографируют и все такое, но, как ни крути, народ сюда особо не рвется. – Пожав плечами, Эйдан подошел помочь Шону. – Тогда он рассмеялся и заявил, что прекрасно осведомлен и планирует нечто небольшое, интимное, так сказать.
– Хочешь знать мое мнение? – спросил Шон и, когда Эйдан кивнул, продолжил: – Отличная идея. Сработает ли, другой разговор, но идея классная.
– Сначала надо взвесить все «за» и «против», – пробормотал Эйдан. – Скорее всего, парень передумает и отправится в более оживленное местечко.
– А если не передумает, я бы уговорил его построить театр за пабом. – Шон начал расставлять на столах пепельницы. – У нас там есть свободный кусок земли, и, если театр будет связан с пабом, мы выиграем больше всех.
Эйдан перевернул последний стул и расплылся в улыбке.
– И это отличная мысль. Ты меня удивляешь, Шон. Не помню, чтобы ты когда-нибудь интересовался бизнесом.
– О, и в моей голове иногда появляются умные мысли.
Когда двери паба открылись и зал начали заполнять посетители, Шону уже некогда было думать о неожиданном предложении, хотя на короткую перепалку с Дарси времени у него, разумеется, хватило. Наконец Дарси поклялась заговорить с ним только после того, как он шесть лет пролежит в могиле, и в гневе вылетела из кухни.
Шон сомневался, что ему так повезет, но вернулся к своим обязанностям в отличном настроении: раскладывал по тарелкам рагу, жарил рыбу и картошку, делал сэндвичи с ветчиной и сыром. И опять наслаждался покоем, а постоянный гул голосов, доносившийся из-за массивной двери, его совсем не раздражал. Весь первый час дневной смены Дарси держала слово, лишь бросала на брата гневные взгляды, прибегая забрать заказы, а новые диктовала, отворачиваясь к стене.
Его это веселило, а потому, когда Дарси в очередной раз поставила в мойку грязные тарелки, он схватил ее и смачно поцеловал в губы.
– Поговори со мной, дорогая. Ты разбиваешь мое бедное сердце.
Дарси отпихнула его, шлепнула по рукам, но не выдержала и расхохоталась.
– Отпусти меня!
– Только если не будешь драться и швырять в меня тарелки.
Дарси тряхнула головой, откинув назад копну волос.
– Эйдан вычтет стоимость битой посуды из моего жалованья, а я коплю на новое платье.
– Тогда я в относительной безопасности.
Шон отпустил сестру, перевернул лопаткой здоровенный кусок белой рыбы, шипящий на сковороде.
– Парочка немецких туристов из пансиона хочет попробовать рагу с содовым хлебом и капустным салатом. Завтра они едут в Керри, потом в Клэр, так они говорят. Вот если бы у меня был отпуск в январе, я бы провела его в солнечной Испании или на каком-нибудь тропическом острове, где вся одежка – бикини и масло для загара.
Пока Шон выполнял заказы, Дарси не уходила из кухни. Она была очень красива и сознавала это. Молочно-белая кожа, синие глаза, пухлые губы, неотразимые, дулась их хозяйка или улыбалась. Сегодня утром Дарси накрасила их алой помадой, чтобы выглядеть эффектнее в этот холодный, унылый день, а соблазнительные линии своей стройной фигуры подчеркнула ярким платьем. Дарси любила красивые вещи и была в курсе всех модных тенденций. Ее не миновала фамильная жажда путешествий, правда, утолить эту жажду Дарси мечтала с шиком и не сомневалась в успехе.
Однако время роскошной жизни пока не пришло, а потому Дарси подхватила поднос с очередным заказом и чуть не столкнулась с Бренной.
– Во что ты опять вляпалась? У тебя все лицо черное.
– Сажа. – Бренна засопела и потерла нос тыльной стороной ладони. – Мы с папой чистили дымоход, а это очень грязная работа, но я почти всю сажу стряхнула.
– Ничего подобного. Посмотрись в зеркало.
Обойдя подругу, Дарси покинула кухню.
– Дай Дарси волю, она вообще от зеркала не отходила бы, – заметил Шон. – Ты есть будешь? Ланч готов.
– Мы с отцом поедим рагу. Очень вкусно пахнет. – Бренна нацелилась на черпак, но Шон заступил ей дорогу.
– Пожалуй, я сам положу вам рагу. Если ты думаешь, что отчистилась, то ошибаешься.
– Ладно. И чай. И… мне нужно поговорить с тобой. Позже.
– Почему не сейчас? Мы оба здесь.
– Лучше, когда ты не будешь так занят. Я заскочу в перерыве, если не возражаешь.
Шон поставил на поднос тарелки с рагу и кружки с чаем.
– Ну, ты знаешь, где меня найти.
– Да, конечно. – Бренна взяла поднос и понесла в зал, где в кабинке ее ждал отец.
– А вот и я, пап. Рагу горячее, прямо из кастрюли.
– И пахнет божественно.
Мик О’Тул был невысоким и щуплым, с густой копной курчавых соломенных волос и живыми сине-зелеными глазами, переменчивыми, как море. Его руки были похожи на руки хирурга, он смеялся, как жизнерадостный ослик, и любил романтичные истории.
Бренна его обожала.
– Хорошо отдохнуть в тепле и уюте, правда, Мэри Бренна?
– Конечно. – Бренна зачерпнула ложкой рагу и осторожно подула, хотя запах был таким аппетитным, что не жалко и язык обжечь.
– А теперь, детка, когда у нас есть радость желудкам, почему бы не рассказать, что тебя тревожит?
Он все видит, подумала Бренна. Иногда это успокаивает, но иногда раздражает.
– Ничего особенного, пап. Помнишь, ты рассказывал, что с тобой случилось в молодости, когда умерла твоя бабушка?
– Разумеется. Я как раз был в «Пабе Галлахеров». Хозяйничал здесь отец Эйдана – еще до того, как уехал с женой в Америку. А ты была лишь желанием в моем сердце и улыбкой в глазах твоей матери. Я работал на кухне, там, где сейчас юный Шон. У Галлахеров раковина текла, вот они меня и позвали. – Мик умолк, распробовал рагу, промокнул рот салфеткой, как требовала Молли, помешанная на хороших манерах. – Я возился под раковиной, сидя на полу, но почему-то вдруг взглянул вверх и увидел бабушку в цветастом платье и белом фартуке. Она улыбнулась мне, но, когда я попытался заговорить с ней, покачала головой, а потом взмахнула рукой и исчезла. И я сразу понял, что она умерла, и это ее душа пришла ко мне попрощаться. Ведь я был ее любимчиком.
– Я не хотела тебя расстраивать, – прошептала Бренна.
– Ничего. – Мик вздохнул. – Она была чудесной женщиной и прожила хорошую, долгую жизнь. А нам, живым, остается грустить по тем, кого уже нет.
Бренна вспомнила конец истории. Бросив работу, папа побежал в маленький домик, где жила его бабушка, овдовевшая за два года до того, и нашел ее на кухне. Бабушка сидела за столом. В цветастом платье и белом фартуке. Она умерла тихо и мирно.
– А иногда, – осторожно произнесла Бренна, – грустят умершие. Сегодня утром в коттедже на Эльфийском холме я видела Красавицу Гвен.
Мик придвинулся поближе к дочери.
– Бедняжка, – произнес он, когда Бренна закончила рассказ. – Тоскливо так долго ждать, когда от тебя ничего не зависит.
– Некоторых ожидание не беспокоит. – Бренна оглянулась на Шона, появившегося в зале с полным подносом. – Я хочу рассказать это Шону, когда народ схлынет. У Дарси в комнате барахлит одна из розеток. Я посмотрю ее после ланча, а потом поговорю с Шоном, если у тебя нет для меня дел на сегодня.
Мик пожал плечами.
– Сегодня, завтра. Работа никуда не убежит. Я как раз собирался в отель узнать, надумали ли они, какой номер пойдет в ремонт следующим. – Мик подмигнул дочери. – До конца зимы мы будем работать в теплом и сухом месте.
– И ты сможешь проверять, правда ли Мэри Кейт весь день стучит в офисе на компьютере.
Мик застенчиво ухмыльнулся.
– Я бы не назвал это проверкой. Но я рад, что, закончив университет, девочка решила поработать рядом с домом, хотя, думаю, очень скоро она найдет работу получше в Дублине или Уотерфорд-сити. Мои птенчики покидают гнездо.
– Но я же с тобой. И Эллис Мей еще маленькая.
– Да, но я скучаю по тем дням, когда все пять моих девочек то и дело на меня натыкались. А теперь Морин замужняя женщина, Пэтти весной выходит замуж. Не представляю, что буду делать, детка, когда ты найдешь своего мужчину и уйдешь от меня.
– Никуда ты, папуля, от меня не денешься. – Доев рагу, Бренна откинулась на спинку стула, скрестила обутые в тяжелые ботинки ноги. – Мужчины не теряют голову или сердце из-за таких женщин, как я.
– Правильный мужчина потеряет.
Бренна с трудом удержалась, чтобы не посмотреть в сторону кухни.
– Я не сгораю от нетерпения. – Она взглянула на отца и улыбнулась. – Мы же с тобой партнеры. Поэтому, найдется такой мужчина или нет, «О’Тул и О’Тул» навсегда.
«Другого мне и не надо, – думала Бренна, – отмываясь от сажи в ванной комнате Дарси. У меня есть любимая работа и свобода. Я могу делать что угодно, и ходить, куда угодно. Какая женщина, прикованная к мужчине, может этим похвастаться?
Никто не выгонит меня из дома, пока я сама не захочу уйти. У меня полно родных и друзей. Пусть Морин и Пэтти кудахчут над своими мужьями, а Мэри Кейт сидит в своем офисе. Это их выбор, а мне не нужно ничего, кроме моих инструментов и грузовичка. И все было бы отлично, если бы не страсть к Шону Галлахеру… от нее одни разочарования и тревоги. Дай бог, со временем это пройдет».
Прекрасно зная Дарси, Бренна тщательно отскребла раковину, а руки и лицо вытерла чистыми тряпками из своего инструментального ящика. Не хватало еще испачкать крохотные вышитые полотенчики Дарси! И зачем было тратиться на них, как будто кто-то посмеет ими вытереться.
Жизнь была бы намного проще, если бы все покупали черные полотенца. И никаких визгов и проклятий, когда беленькие пушистые лоскутки покрываются грязными пятнами и разводами.
За несколько минут Бренна заменила сломанную розетку новенькой и уже заканчивала работу, когда в гостиную влетела Дарси.
– Наконец-то. Она меня жутко раздражала, – вместо благодарности объявила Дарси, высыпая чаевые в свой «кувшин желаний». – Да, Эйдан просил сказать тебе, что они с Джуд хотят переделать комнату Шона в детскую. Я сейчас к Джуд. Если хочешь, пойдем вместе, узнаем, что она задумала.
– Мне сначала нужно кое-что сделать, но скажи ей, что я скоро загляну.
– О, Бренна, черт тебя побери! Ты наследила в ванной.
Поморщившись, Бренна поспешно докрутила шурупы.
– Прости, Дарси, зато я вымыла раковину.
– Тогда с тем же успехом вымоешь пол. Я не собираюсь подтирать за тобой. Какого черта ты не отмылась в туалете в пабе? Там на этой неделе убирает Шон.
– Ну, не подумала. Хватит ругаться. Я подотру пол перед уходом, а ты можешь принимать работу.
– Спасибо. – Дарси накинула кожаную куртку, которую подарила себе на Рождество. – Увидимся у Джуд.
– Я надеюсь, – пробормотала Бренна, недовольная тем, что придется мыть пол в ванной комнате.
Когда Бренна спустилась вниз, паб уже опустел, а Шон заканчивал прибираться на кухне.
– Дарси наняла тебя на уборку?
– Я натащила грязи. – Бренна налила себе чаю. – Я не думала, что это займет столько времени. Не хочу тебя задерживать, если ты что-то наметил на перерыв.
– Ничего особенного. Но я выпил бы пинту пива. Не присоединишься?
– Нет, мне хватит чаю.
– Тогда подожди, я налью себе. Если хочешь, остался пудинг.
Бренна не хотела, но была не в силах отказаться от сладкого. Когда Шон вернулся с пинтой «Харпа», она уже удобно устроилась за столом.
– Тим Райли говорит, что завтра потеплеет.
– Обычно он не ошибается.
– Но тепло принесет дожди. – Шон сел за стол напротив нее. – Так что у тебя на уме?
– Сейчас расскажу. – Бренна заранее продумала дюжину разных вариантов и остановилась на самом правдоподобном. – Когда ты ушел сегодня утром, я заглянула в твою гостиную проверить дымоход.
Ложь, конечно, но гордость стоила покаяния на исповеди.
– По-моему, тянет нормально.
– Ага, – согласилась Бренна, пожав плечами. – Только время от времени нужно проверять. В общем, когда я оглянулась, она там стояла. Прямо в дверях гостиной.
– Кто она?
– Красавица Гвен.
– Ты ее видела? – Шон хлопнул кружкой по столу.
– Так же ясно, как тебя сейчас. Она стояла и улыбалась мне очень печально, и… – Бренна не хотела передавать ему слова Гвен, однако понимала, что должна. Маленькая ложь во спасение – это одно, но сплошной обман?
– Что было дальше?
Бренна разозлилась, почувствовав столь редкое для него нетерпение.
– Я к этому и веду. Она заговорила со мной.
– Заговорила? С тобой? – Шон вскочил из-за стола и заметался по кухне. Поскольку и возбуждение ему было несвойственно, Бренна удивленно смотрела на него.
– Шон, да с чего ты завелся?
– Я там живу, верно? Она мне показалась? Заговорила со мной? Ничего подобного. Дождалась, пока ты придешь чинить плиту и возиться с дымоходом, и нате вам, явилась.
– Ну, прости, что твое привидение выбрало меня, только я ведь не напрашивалась. – Бренна отправила в рот полную ложку пудинга.
– Ладно, ладно, не сердись. – Нахмурившись, Шон плюхнулся на стул. – Что она тебе сказала?
Наслаждаясь его нетерпением, Бренна смотрела будто сквозь него и невозмутимо ела пудинг, затем изящно отпила чаю.
– Ой, ты это мне? Или решил наорать на кого-то еще, ни в чем не виноватого?
– Прошу прощения. – Шон улыбнулся во весь рот, прекрасно сознавая неотразимость своей улыбки. – Будь добра, не томи. Что она сказала?
– Ну, раз ты так вежливо просишь… Она сказала: «Его сердце в его песне». Я подумала, что она говорит о своем принце эльфов, но когда я поделилась с мамой, она сказала, что Гвен имела в виду тебя.
– Если так, то я не понимаю, что это значит.
– Я понимаю не больше твоего, но хотела спросить, ты не возражаешь, если я буду иногда заходить к тебе?
– Ты и так заходишь, – буркнул Шон.
– Если не хочешь, ты только скажи. – Его замечание неприятно задело ее.
– Я этого не говорил и не имел в виду. Я просто сказал, что ты и так заходишь.
– Я могла бы заходить, когда тебя нет дома, как сегодня. Вдруг она вернется? А я что-нибудь поделала бы для тебя.
– Не нужно придумывать никакой работы. Я всегда тебе рад.
Бренна растаяла от его слов, это были искренние слова, он не кривил душой.
– Я знаю, но я не люблю сидеть без дела. Так что, если ты не возражаешь, я буду иногда заглядывать.
– Ты скажешь мне, если опять ее увидишь?
– Ты будешь первым. – Бренна поднялась, отнесла тарелку и кружку в мойку. – А ты не думаешь… – Она осеклась, покачала головой.
– Что?
– Нет, ничего. Глупости, – ответила она, не оборачиваясь.
Шон подошел к ней, слегка сжал пальцами ее шею. Бренне захотелось выгнуться, замурлыкать, но осмотрительность возобладала.
– Если нельзя быть глупой с другом, тогда с кем же?
– Ну, интересно, неужели любовь может длиться так долго, преодолевая смерть и время.
– Только любовь и может быть вечной.
– Ты когда-нибудь любил?
– Не так сильно, а значит, не любил вовсе.
– Если по-настоящему любит один, но не любит другой, страшнее и не придумаешь, – вздохнула Бренна, сама удивляясь своей откровенности.
Шон удивился ее словам не меньше. Волнение в своем сердце он принял за сочувствие.
– Бренна, милая, неужели ты в меня влюбилась?
Бренна вздрогнула и сердито уставилась на Шона. А он смотрел на нее с такой… такой чертовой заботой, таким терпением и симпатией, что захотелось разбить в кровь его физиономию. Однако Бренна подавила это желание, оттолкнула Шона и подхватила свой ящик.
– Шон Галлахер, ты и впрямь самый глупый мужчина на свете.
Гордо вскинув голову, она покинула кухню, гремя инструментами.
Покачав головой, Шон вернулся к уборке, размышляя, на кого же запала О’Тул. И почему-то сердце его снова сжалось.
Кто бы он ни был, решил Шон, громко хлопнув дверцей шкафчика, пусть только попробует ее обидеть.
3
Бренна ворвалась в дом Галлахеров в отвратительном настроении. И не постучалась, даже не подумала постучаться. Она без спросу прибегала сюда, сколько себя помнила, как и Дарси – к О’Тулам.
Дом со временем менялся. Всего пять лет назад они с папой переложили пол на кухне, а только в прошлом июне она поклеила комнату Дарси миленькими обоями с рисунком из розовых бутонов.
Однако мелкие переделки не коснулись души этого дома. Он остался прежним, гостеприимным и уютным, казалось, что сами стены излучают музыку, даже когда никто не играет на музыкальных инструментах.
Теперь здесь живут Эйдан и Джуд, и, повсюду – в вазах, чашах и бутылках – благоухают цветы. Джуд обожает цветы, планирует весной заняться садом и уже просила построить беседку. Что-нибудь старомодное, решила Бренна, под стать дому, словно небрежно вылепленному из старого камня и крепкого дерева.
Бренна хмурилась, входя в дом, но, когда она услышала сверху смех Дарси, ее губы тронула улыбка. С женщинами, подумала она, поднимаясь по лестнице, гораздо спокойнее, чем с мужчинами. С большинством мужчин. Большую часть времени.
В бывшей комнате Шона мало что осталось от него – только кровать и старый комод. В коттедж на Эльфийском холме Шон забрал полки и музыкальные инструменты – скрипку и бойран, кельтский бубен.
На полу еще лежал старый, когда-то темно-бордовый ковер. Она сидела на нем тысячи раз, слушая музыку Шона и притворяясь, что ей безумно скучно.
Ее первой любовью были песни Шона Галлахера. Она влюбилась так давно, что уже не помнила ни момента, ни мелодии, как будто эта любовь была с нею всю жизнь. Только Шон об этом никогда не узнает, пинками его легче расшевелить, чем похвалами. Видит бог, никто до сих пор не растолкал парня и не заставил сделать хоть что-нибудь со своими творениями, а она хотела славы для упрямца. Хотела, чтобы он выполнил наконец свое предназначение и подарил свою музыку миру.
Дом со временем менялся. Всего пять лет назад они с папой переложили пол на кухне, а только в прошлом июне она поклеила комнату Дарси миленькими обоями с рисунком из розовых бутонов.
Однако мелкие переделки не коснулись души этого дома. Он остался прежним, гостеприимным и уютным, казалось, что сами стены излучают музыку, даже когда никто не играет на музыкальных инструментах.
Теперь здесь живут Эйдан и Джуд, и, повсюду – в вазах, чашах и бутылках – благоухают цветы. Джуд обожает цветы, планирует весной заняться садом и уже просила построить беседку. Что-нибудь старомодное, решила Бренна, под стать дому, словно небрежно вылепленному из старого камня и крепкого дерева.
Бренна хмурилась, входя в дом, но, когда она услышала сверху смех Дарси, ее губы тронула улыбка. С женщинами, подумала она, поднимаясь по лестнице, гораздо спокойнее, чем с мужчинами. С большинством мужчин. Большую часть времени.
В бывшей комнате Шона мало что осталось от него – только кровать и старый комод. В коттедж на Эльфийском холме Шон забрал полки и музыкальные инструменты – скрипку и бойран, кельтский бубен.
На полу еще лежал старый, когда-то темно-бордовый ковер. Она сидела на нем тысячи раз, слушая музыку Шона и притворяясь, что ей безумно скучно.
Ее первой любовью были песни Шона Галлахера. Она влюбилась так давно, что уже не помнила ни момента, ни мелодии, как будто эта любовь была с нею всю жизнь. Только Шон об этом никогда не узнает, пинками его легче расшевелить, чем похвалами. Видит бог, никто до сих пор не растолкал парня и не заставил сделать хоть что-нибудь со своими творениями, а она хотела славы для упрямца. Хотела, чтобы он выполнил наконец свое предназначение и подарил свою музыку миру.