Ева поднялась, поспешно запихнув в рот последний пончик.
   – Я предупрежу Соммерсета, что мы уезжаем?
   – С какой стати? Ах да! Да, пожалуйста.
   Ева подошла к двери, отделявшей ее кабинет от кабинета Рорка. Он как раз поднимался из-за стола, на ходу надевая пиджак.
   – Я уезжаю, – объявила она.
   – Я тоже. Пришлось пересмотреть свое расписание. Вернусь не позже семи.
   – А я не знаю, когда вернусь. – Она прислонилась к дверному косяку и нахмурилась, глядя на него. – Надо бы отправить девочку в безопасное место.
   – Этот дом вполне безопасен, и ей хорошо с Соммерсетом. Только что были более подробные новости. Имен пока так и не назвали, но сказали, что целая семья из Верхнего Вест-Сайда, включая двоих детей, убита прошлой ночью в собственном доме. Твое имя тоже упомянуто. Подробности обещали сообщить позже.
   – Я с этим разберусь.
   – Конечно, разберешься. – Он подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями, поцеловал. – Ты сделаешь свое дело, а со всем остальным мы справимся. Береги моего копа.
* * *
   Как она и думала, главный судмедэксперт взял дело Свишеров на себя. Такого рода дело Моррис не смог бы поручить кому-то из подчиненных вне зависимости от их способностей и квалификации.
   Она увидела его склонившимся над телом Линни Дайсон.
   – Я их осматривал в том порядке, в каком они умерли.
   Его темные глаза холодно светились за стеклами очков-микроскопов.
   Играла музыка. Моррис обычно работал под музыку, но на этот раз он поставил что-то мрачное, траурное. Один из тех композиторов, которые носили белые парики, предположила Ева.
   – Я заказал токсикологию по всем жертвам. Причина смерти во всех случаях одна и та же. Нет других ран или повреждений, хотя у мальчика имелось несколько старых ушибов, два свежих и пара ссадин: на правом колене и на ляжке. Указательный палец на правой руке был сломан, вправлен и зажил где-то в пределах последних двух лет. Все повреждения в рамках того, что мог получить парень его возраста, увлекающийся спортом.
   – Главным образом софтбол. Свежие ссадины наверняка от падения при броске на базу.
   – Да, похоже на то. – Моррис взглянул на тело девочки. – Обе несовершеннолетние жертвы были здоровы. Все жертвы в последний раз ели приблизительно в семь часов вечера. Белая рыба, темный рис, зеленая фасоль, хлеб из смешанных злаков. Яблочная шарлотка с тростниковым сахаром на десерт. Взрослые выпили по бокалу белого вина, дети пили молоко.
   – Мать, вторая взрослая жертва, была диетологом.
   – Значит, она сама придерживалась своих советов. Но у мальчика где-то был тайничок, – с улыбкой добавил Моррис. – Около десяти вечера он съел две унции лакричных леденцов.
   У Евы почему-то полегчало на душе. По крайней мере, перед смертью парень успел полакомиться сладостями.
   – Орудия убийства?
   – Идентичны. Скорее всего, ножи с лезвиями в десять дюймов. Видишь рваные края? Вот здесь, на краю диагонали. Резанул слева направо и слегка сверху вниз. Это не ровное лезвие и не зазубренное по всей длине. Три зубца возле рукоятки, а дальше ровное.
   – Похоже на штык-нож.
   – Да, я тоже так думаю. И вооруженный им человек держал его в правой руке.
   – Их было двое.
   – Да, мне так и сказали. На глазок я бы сказал, что одна и та же рука нанесла все удары, но вот взгляни…
   Моррис повернулся к другому экрану, вызвал снимки, разделил экран для Гранта и Кили Свишер и увеличил изображение.
   – Есть легкие отклонения. У мужчины рана глубже, нанесена рубящим движением, более рваная. Рана женщине нанесена более ровным режущим движением. Если сравнить всех пятерых… – Он вывел на экран снимки пяти ножевых ран. – Как видишь, экономка, отец и мальчик имеют одинаковые рубленые рваные раны, а мать и девочка – горизонтальные резаные. Тебе придется обратиться в лабораторию, пусть проведут реконструкцию, но это будут десятидюймовые, максимум двенадцатидюймовые ножи с тремя зазубринами у рукоятки.
   – Военный стиль, – констатировала Ева. – Конечно, не обязательно быть военным, чтобы добыть такой нож. Но здесь чувствуется закономерность. Военная тактика, оборудование и оружие. Никто из взрослых – я имею в виду жертв – в армии не служил и никаких связей с военными не имел. На данный момент я не могу связать никого из них с военизированными или экстремистскими организациями.
   «Хотя, с другой стороны, иногда обычная семья может быть отличным прикрытием для разных темных дел».
   – Я дала пропуск Дайсонам. – Ева бросила взгляд на Линни. – Они ее уже видели?
   – Да. Час назад. Это было… ужасно. Взгляни на нее. Такая маленькая. В голове не укладывается, на что способны люди. Скоро начнут новорожденных младенцев убивать.
   – У тебя своих детей нет, верно? – спросила Ева.
   – Нет. Ни жены, ни детей. Была когда-то женщина, и мы пробыли вместе достаточно долго, чтобы об этом задуматься. Но это было… давно.
   Ева внимательно взглянула на его лицо, обрамленное гладко зачесанными назад черными волосами. На затылке они были заплетены в косичку, перевязанную серебряной ленточкой. Под защитным костюмом из прозрачного пластика, запачканным кровью, виднелась серебристая рубашка.
   – Девочка у меня. Та, что уцелела. Я не знаю, что с ней делать.
   – Сохрани ей жизнь. Это самое главное.
   – На этот счет не беспокойся. Мне понадобятся отчеты по токсикологии и вообще все, что возникнет. Чем быстрее, тем лучше.
   – Получишь. На них были обручальные кольца.
   – Извини?
   – Я говорю о родителях. Не все теперь носят обручальные кольца. – Моррис кивнул на тонкое колечко, которое Ева носила на безымянном пальце левой руки. – Они вышли из моды, и если уж люди их носят, это равносильно признанию – я принадлежу тебе. Они занимались любовью за три часа до смерти. Они пользовались спермицидом вместо более долгосрочных или перманентных средств для предупреждения беременности, и это подсказывает мне, что они не исключали появления новых детей в будущем. И на них были кольца. Знаешь, Даллас, меня это и утешает, и бесит еще больше.
   – Пусть лучше бесит. Чем ты злее, тем лучше работаешь.
 
   Направляясь к отделу расследования убийств по гудящему, как улей, Центральному полицейскому управлению, Ева засекла детектива Бакстера возле торгового автомата. Он покупал то, что здесь сходило за кофе.
   – Возьми мне банку пепси, Бакстер.
   – Все еще избегаешь контакта с автоматами?
   – Это срабатывает. Они меня не злят, я не пинаю их ногами.
   – Наслышан о твоем деле, – сказал он, передавая ей банку пепси. – Как и любой репортер в городе. Они сейчас осаждают нашего представителя по связям с прессой и требуют интервью с ведущим следователем.
   – В моей повестке дня встреча с прессой пока не значится. – Ева взяла протянутую банку и нахмурилась. – А ты не знаешь случайно, Надин Ферст с «Канала-75» не оккупирует ли сейчас своим ядреным задом кресло в моем кабинете?
   – И как ты догадалась? Я имею в виду не зад, хорошо известно, что он у нее классный.
   – У тебя крошки печенья на рубашке, парень. Ты впустил ее в мой кабинет!
   С видом оскорбленного достоинства Бакстер стряхнул крошки с рубашки.
   – Попробовала бы ты отказаться от печенья с шоколадными кусочками! У каждого свои слабости, Даллас.
   – Не морочь мне голову. Твой ядреный зад я пну позже.
   – Ага, ты наконец обратила на него внимание, милочка!
   – Ну, укуси меня. – Но она окинула его внимательным взглядом, пока отрывала крышечку с банки. – Слушай, как у тебя с нагрузкой?
   – Ну, раз уж ты мой лейтенант, мне следовало бы сказать, что я перегружен до потери пульса. Я как раз возвращался из суда, когда меня отвлек ядреный зад Ферст и ее печенье. – Он набрал на щитке автомата свой код и заказал банку имбирного эля. – Мой парнишка пишет рапорт о нашем вчерашнем деле. Буйство в пьяном виде с тяжелыми последствиями. По словам жены, мужик напился и пошел по бабам. Они подрались, когда он приполз домой. Обычное дело, если верить соседям и предыдущим отчетам. Только на этот раз она выждала, пока он не отключился, и отхватила его причиндалы ножницами.
   – Ого!
   – Вот именно, – согласился Бакстер и отпил большой глоток. – Парень истек кровью еще до прибытия «Скорой». Жуткое зрелище, уж можешь мне поверить. А его член она засунула в утилизатор мусора, чтобы уж наверняка положить конец его похождениям.
   – Люблю основательность во всем.
   – Вы, женщины, – холодные и жестокие существа. Взять, к примеру, эту бабу. Она прямо-таки горда собой. Говорит, что феминистки по всей стране провозгласят ее героиней. Может, так оно и будет.
   – Это дело закрыто. Есть что-нибудь горяченькое?
   – У нас ровно столько незакрытых дел, сколько мы можем осилить.
   – Какое-то из них тебе дорого как память?
   – Ты намекаешь, что я могу свалить свою нагрузку на кого-то другого? Я твой навеки, Даллас!
   – Я хочу бросить вас с Трухартом на охрану свидетеля. В моем доме.
   – Когда?
   – Сейчас.
   – Позову мальчишку. Они убили двух детей? – Его лицо посерьезнело, пока они подходили к помещению для детективов, из-за тесноты именуемому загоном. – Прямо во сне?
   – Было бы хуже, если бы дети не спали. Вам с Трухартом придется поработать няньками при очевидице, это девятилетняя девочка. Можешь пока не регистрировать задание. Мне еще надо отчитаться перед Уитни.
   Ева прошла через загон в средних размеров стенной шкаф, именовавшийся ее кабинетом. Как она и ожидала, Надин Ферст – звезда новостного «Канала-75» – сидела за Евиным столом в ее шатком кресле. Она выглядела как картинка, высветленные прядками волосы были зачесаны назад от хорошенького личика хитрой лисички. На ней был брючный костюм оранжевого цвета, ослепительно-белая блузка каким-то необъяснимым образом придавала Надин еще больше женственности. При появлении Евы она оторвалась от своей электронной записной книжки.
   – Не бей меня. Я приберегла для тебя печенье.
   Не говоря ни слова, Ева указала большим пальцем себе через плечо и заняла кресло, которое тут же освободила Надин. Молчание затягивалось. Надин склонила голову набок.
   – Разве мне не положено выслушать нотацию? Разве тебе не терпится наорать на меня? Разве ты не хочешь печенье?
   – Я только что из морга. На оцинкованном столе лежит маленькая девочка. Горло у нее разрезано отсюда досюда. – Ева провела пальцем по своей шее.
   – Я знаю. – Надин заняла единственный стул для посетителей. – Целая семья, Даллас. Конечно, шкуры у нас с тобой дубленые, но такое даже нас прошибает. Когда происходят такие страшные вещи, общество имеет право знать подробности, чтобы принять соответствующие меры для собственной безопасности.
   Ева ничего не ответила, лишь выразительно подняла брови.
   – Представь себе, я здесь не только в погоне за рейтингом, – продолжала Надин. – Нет, я не говорю, что рейтинг тут вообще ни при чем или что мне не хочется вонзить свои репортерские зубы во что-нибудь сочное. Но неприкосновенность жилища должна что-то значить. Как и безопасность детей.
   – Обратись к представителю по связям.
   – Ему нечего сказать.
   – Зато мне есть, что тебе сказать, Надин. – Ева вскинула руку, не давая Надин возразить. – То, что у меня есть на данный момент, не поможет обществу, и у меня нет охоты давать тебе внутреннюю информацию. Разве что…
   Надин уселась поплотнее и скрестила свои фантастические ноги.
   – Называй условия.
   Ева прямо через стол дотянулась до двери и захлопнула ее, потом откинулась во вращающемся кресле и заглянула в глаза Надин.
   – Ты знаешь, как преподнести материал, как вешать лапшу на уши обществу, которое, по твоим словам, имеет право знать.
   – Это не ко мне. Я объективный репортер.
   – Чушь! Пресса не более объективна, чем последние рейтинговые данные. Тебе нужны детали, закрытые сведения, индивидуальные интервью и тому подобное в твоем репортерском активе? Я тебе все это скормлю. А когда я их возьму – а я их возьму, не сомневайся! – я хочу, чтобы ты их еще больше разукрасила в глазах публики. Чтобы ты представила их кровавыми людоедами, на которых крестьяне в Средние века охотились с вилами и колами.
   – Ты хочешь, чтобы пресса их осудила.
   – Нет. – Зубы Евы обнажились в том, что никак нельзя было назвать улыбкой, скорее оскалом. – Я хочу, чтобы пресса их распяла. Ты мой второй эшелон, на тот самый случай, если законы оставят для них хоть малюсенькую щелку, в которую не протиснется отощавший червяк. Да или нет?
   – Да. Сексуальное насилие над жертвами было?
   – Нет.
   – Пытки? Увечья?
   – Никаких. Мгновенная смерть. Чистая работа.
   – Профессионал?
   – Возможно. Их было двое.
   – Двое? – Азарт охоты блеснул в глазах Надин, ее щеки загорелись возбужденным румянцем. – Откуда ты знаешь?
   – Мне за то и деньги платят, чтоб я знала. Двое, – повторила Ева. – Никакого вандализма, уничтожения собственности, даже кражи не было, насколько нам сейчас известно. И на сегодняшний день ведущий следователь по делу считает, что уничтоженная семья была выбрана не случайно. Мне надо написать отчет и поговорить со своим шефом. Я спала не больше трех часов. Уходи, Надин.
   – Подозреваемые, версии, улики?
   – В настоящий момент мы не исключаем ни одной из версий и исследуем все возможные улики и так далее и тому подобное. Мне тебя учить? Сама все знаешь. А теперь исчезни.
   Надин встала.
   – Не пропусти мой вечерний выпуск. Я начну распинать их прямо сегодня.
   – Отлично. Да, еще один момент, Надин, – сказала Ева, когда Надин уже открыла дверь. – Спасибо за печенье.
   Она поставила рабочую доску, написала отчет, прочитала отчеты, представленные Отделом электронного сыска и бригадой экспертов, работавшей на месте. Она выпила еще кофе, потом закрыла глаза и вновь мысленно представила место преступления.
   – Компьютер, вероятностный тест. Массовое убийство. Дело номер У-226989-ДС, – приказала Ева.
   Принято.
   – Вероятностный тест с учетом данных о том, что убийцы могут быть знакомы с одной или более жертвами.
   Работаю… Вероятность – 88,32 процента, что одна или более жертв знала одного или более убийц.
   – Вероятность того, что убийцы были профессионалами.
   Работаю… Вероятность – 96,93 процента, что убийцы были профессионалами и/или прошли специальную подготовку.
   – Да, тут я с тобой согласна. Вероятность того, что убийцы были наняты третьим лицом или получили задание уничтожить жертв.
   Работаю… Некорректный вопрос. Недостаточно данных.
   – Давай попробуем так. При наличии известных данных о жертвах какова вероятность, что одна или все жертвы были намечены для профессионального устранения?
   Работаю… Стопроцентная вероятность, так как все жертвы были устранены.
   – Не халтурь! Не все жертвы устранены. Какова вероятность того, что один или несколько членов семьи Свишер могли быть намечены для профессионального устранения?
   Работаю… Вероятность – менее пяти процентов. Данные лица не могли быть намечены для устранения.
   – Вот и я так думаю. Так чего же мы не знаем об этой добропорядочной семье? – Ева повернулась на вращающемся кресле лицом к доске. – Вы мертвы, не так ли? – Она сунула еще один диск в дисковод. – Компьютер, провести сортировку и проверку следующих данных, относящихся к списку клиентов Свишера Гранта. Затем провести сортировку и проверку данных, относящихся к списку клиентов Свишер Кили. Высветить всех лиц с уголовным досье или наблюдавшихся у психиатров, всех имеющих военную или военизированную подготовку. Скопировать и отослать результаты на мой домашний компьютер.
   Принято. Работаю…
   – Вот и работай. – Ева встала и вышла. – Пибоди! – Она кивком головы заставила напарницу подняться из-за стола в загоне. – У меня есть жалоба. Как это получается, что Бакстер и другие парни едят печенье, а мне, твоей напарнице, не достается ничего? Ладно, проехали. Мы идем к Уитни. У тебя есть что-то новое, о чем мне следует знать перед докладом?
   – Я говорила с Макнабом. Чисто деловой разговор, – торопливо добавила Пибоди, перехватив сердитый взгляд Евы. – Мы даже почти не целовались. Фини бросил его на домашние телефоны и компьютеры. И еще компьютеры Гранта Свишера из его конторы. Он проверяет все звонки за последние тридцать дней. Пока ничего стоящего внимания. Ты видела отчет «чистильщиков»?
   – Видела. Ничего. Ни частички кожи, ни пылинки, ни волоска.
   – Я проверяю персонал школы, – продолжала Пибоди, пока они втискивались в лифт. – Засекаю всякую хрень.
   – Хрень? Что ты имеешь в виду?
   – Ну, все, что не вписывается. В обеих школах довольно строгий отбор, не подступишься. Практически надо быть готовым к канонизации, чтобы туда попасть, но кое-кто все-таки проскальзывает. Правда, пока крупной рыбы не было.
   – Вытащи мне всех, кто прошел военную или военизированную подготовку. Даже если это были летние лагеря скаутов. Рекреационные центры, где люди платят, чтобы поиграть в войнушку. – Ева потерла висок, когда они вышли из лифта. – Экономка была разведена. Давай проверим ее бывшего. У детей были друзья. Надо узнать их имена, проверить их родителей.
   – Он вас ждет, – объявила секретарша майора Уитни, едва они вошли в приемную. – Детектив Пибоди, рада, что вы вернулись. Как вы себя чувствуете?
   – Спасибо, хорошо.
   Перед дверью кабинета Пибоди сделала глубокий вдох. Она все еще побаивалась майора.
   Уитни сидел за массивным письменным столом – крупный мужчина с лицом цвета шоколада и коротко остриженными темными волосами с заметной сединой. Пибоди знала, что он начинал уличным патрульным и прослужил в полиции чуть ли не дольше, чем она прожила на свете.
   – Лейтенант! Детектив, рад, что вы вернулись к работе.
   – Спасибо, сэр. Я тоже рада, что вернулась.
   – Ваши письменные отчеты я получил. Лейтенант, вы крупно рискуете, взяв несовершеннолетнюю очевидицу под свою личную опеку.
   – Более надежного места я не знаю, шеф. К тому же несовершеннолетняя была эмоционально нестабильна. Ее испугала перспектива быть переданной социальному работнику из Службы защиты детей. Она – наш единственный свидетель, и я сочла оптимальным решением держать ее как можно ближе, под постоянным наблюдением на мониторе, попытаться уравновесить ее эмоциональное состояние с целью получения от нее более подробной информации. Я назначила детектива Бакстера и офицера Трухарта для ее охраны. Неофициально.
   – Бакстера и Трухарта.
   – У Бакстера есть опыт, а Трухарт молод. Трухарт сразу располагает к себе. Сразу видно, что он хороший коп. А Бакстер не упустит ни одной детали.
   – Согласен. А почему неофициально?
   – На данный момент пресса еще не знает о существовании уцелевшей девочки. Долго скрывать этот факт нам не удастся, но пока небольшой зазор у нас еще есть. Как только репортеры об этом узнают, узнают и убийцы. Эти люди отлично подготовлены и обладают всеми необходимыми навыками. Высока вероятность, что речь идет об операции, выполненной по приказу.
   – У вас есть доказательства?
   – Нет, сэр. Но и доказательств обратного тоже нет. На данный момент мотив неочевиден.
   «А искать надо именно мотив, – подумала Ева. – В этом деле узнаешь почему – узнаешь кто».
   – В прошлом жертв пока ничего подозрительного не найдено, – добавила она. – Мы углубляем и расширяем проверку, я буду еще разговаривать с девочкой. Доктор Мира будет оказывать психологическую помощь и консультирование.
   – В вашем отчете нет ни намека на спонтанное убийство или проявление терроризма.
   – Нет, сэр. Мы ищем сходный почерк по международным каналам, но аналогичных случаев пока нет.
   – Я требую, чтобы очевидица находилась под круглосуточным наблюдением.
   – Сделано, сэр.
   – Имя Миры окажет весомое влияние на СЗД. Я тоже присоединю свой голос. – Кресло заскрипело, когда он откинулся на спинку. – Как насчет законных опекунов?
   – Сэр?
   – Несовершеннолетняя. Кто ее законные опекуны?
   – Дайсоны, майор, – ответила первой Пибоди. – Родители несовершеннолетней девочки, которая была убита.
   – Господи! М-да, вряд ли они будут вмешиваться в ситуацию и вставлять нам палки в колеса, но лучше бы вам на всякий случай получить их официальное разрешение. Неужели у девочки нет родственников?
   – Бабушка с отцовской стороны живет в Вегасе. С материнской стороны никого нет. Дядей и теток ни с одной стороны нет.
   – Да, бедной девочке не повезло, – пробормотал Уитни.
   «Наоборот, ей крупно повезло, – подумала Ева. – Она осталась жива».
   – Детектив Пибоди! – сказала она громко. – Вы ведь говорили с ее бабушкой?
   – Да, лейтенант. Я уведомила ближайшую родственницу. Мне было сказано, что мать отца не является законным опекуном в случае смерти или инвалидности родителей. И, скажу вам честно, хотя она была шокирована и расстроена, она не выразила желания приехать сюда и попытаться получить опеку над несовершеннолетней внучкой.
   – На нет и суда нет. Даллас, поговорите с Дайсонами при первой же возможности и уладьте это дело. Держите меня в курсе.
   – Да, сэр.
   Когда они шли обратно к лифту, Пибоди сказала Еве:
   – Не думаю, что сейчас лучшее время для Дайсонов. Я дала бы им еще по крайней мере сутки.
   «Чем больше, тем лучше», – подумала Ева и молча кивнула.

5

   Уличные фонари уже стали загораться к тому времени, как Ева выехала из Управления и направилась в Верхний город. При обычных обстоятельствах кошмарное уличное движение дало бы ей прекрасный повод порычать и поругаться, но в этот вечер она была рада растянуть дорогу до дома.
   Она установила метод и тип убийц. Она могла мысленно пройтись по месту преступления бессчетное число раз, шаг за шагом. Но она не могла обнаружить мотив.
   Она застряла в пробке и, глядя на задний бампер переполненного сдвоенного автобуса, уже в который раз перебирала в уме детали дела. Насилие без страсти. Кровавое убийство без неистовства.
   В чем же тут фишка? В чем причина?
   Действуя инстинктивно, Ева набрала личный номер Рорка на телефоне, висевшем на приборном щитке.
   – Лейтенант?
   – Как у тебя дела? – спросила она.
   – Здоров, богат и мудр. Как у тебя?
   – Ха! Коварная, злобная, вредная.
   Его смех заполнил салон машины, и ей стало чуточку легче.
   – Вот такая ты мне и нравишься.
   – Ты где, Рорк?
   – Пробиваюсь через эти чертовы пробки к родным пенатам. Надеюсь, ты делаешь то же самое.
   – Совпадение. Как насчет отклонения от маршрута?
   – А оно предусматривает еду и секс? – Он одарил ее лукавой улыбкой с экрана видеофона. – Честно говоря, рассчитываю на оба варианта.
   «Странно, чертовски странно, – думала она. – Два года мы вместе, а эта его улыбочка до сих пор вызывает у меня сердцебиение».
   – Возможно, позже, но первым блюдом в нашем меню стоит убийство.
   – Поделом мне за то, что взял в жены легавую сучку.
   – Между прочим, я тебя предупреждала. Погоди минутку. – Ева высунулась из окна и накричала на разносчика рекламы, который чуть не снес ей левую фару, лавируя среди машин на скейтборде. – Полицейская машина, задница! Будь у меня время, вбила бы я твои яйца тебе же в глотку этим скейтбордом.
   – Дорогая Ева, ты же знаешь, как меня волнуют и возбуждают подобные слова. Как же мне теперь не думать о сексе?
   Ева втянула голову внутрь и бросила свирепый взгляд на экран.
   – А ты думай о возвышенном, о вечном. Мне надо еще разок пройтись по месту преступления. И мне бы не помешала еще одна пара глаз.
   – Работы у копа всегда хоть отбавляй. Тем более у моего копа. Говори адрес.
   Она дала ему адрес.
   – Встретимся на месте. И если ты приедешь первым, ради всего святого, не трогай печати на дверях. Просто подожди. О черт, парковка! Тебе же понадобится разрешение! Я…
   – Не понадобится, – сказал он и отключился.
   – Все верно, – обратилась она к отключенному телефону. – Как-то я вдруг расслабилась и забыла, с кем имею дело.
 
   Ева не знала, как Рорк улаживает досадные мелочи вроде разрешения на парковку, да и не хотела знать. Он как раз выходил из машины, когда она подъехала. Она поставила машину сзади и включила сигнал «На дежурстве».
   – Славная улица, – заметил Рорк. – Особенно в это время года, когда кругом лежит палая листва. – Он кивнул на дом Свишеров. – Отличная недвижимость. Если они успели хоть что-то выплатить по закладной, по крайней мере девочка не останется без гроша. Хватит того, что она осталась сиротой.
   – Дом почти выкуплен, плюс у них есть стандартные страховки, вложения, сбережения. В деньгах она нуждаться не будет. В том-то все и дело, к совершеннолетию она получит кругленькую сумму. Они оба оставили завещания. Трастовые фонды для детей под управлением законных опекунов и финансовой фирмы. Это, конечно, не миллиарды, но люди убивают ради проездного на метро.
   – Они сделали распоряжения относительно наследников второй очереди, если с детьми тоже что-то случится?
   – Да. – Эту версию она уже тоже успела обдумать. Истребить семью и огрести легкие денежки. – Нет, здесь ваши не пляшут. Все пойдет на благотворительность. Детские дома, педиатрические центры. Причем адресатов несколько. Никто не получит слишком жирный кусок пирога. А индивидуально вообще никто не обогатится.
   – А фирма?
   – Рэнгл, партнер, наследует бизнес. У него железное алиби. И если у него есть связи, не говоря уж о риске, чтобы заказать массовую резню, я съем свой жетон на завтрак. Эту семью убрали не ради денег. Во всяком случае, я такого мотива не усматриваю.