Страница:
Такой же флюгер[10] имеется и на яхте, с той лишь разницей, что здесь он нужен для сохранения судном постоянного курса под определенным углом к ветру. Как и в случае с ветряной мельницей, главным требованием является сохранение равновесия, когда при руле, находящимся в центральной или почти в центральной позиции, паруса отрегулированы так, что яхта движется самостоятельно. Идущей в крутом бейдевинде Suhaili бывает достаточно легкого толчка для поворота в ту или иную сторону.
Главной функцией автоуправления является не столько сохранение курса движения, сколько возвращение на него в случае отклонения. Для этого лодка, проще говоря, балансирует на заданном курсе. Поворачивающаяся вместе с ветром флюгарка запирается захватывающим устройством зубчатого зацепления или канатом, которые соединены со вспомогательным рулем или с расположенным на корме триммером главного руля, зафиксированного в продольной к корпусу позиции.
При отклонении яхты от курса изменяется угол ветра относительно движения лодки и флюгерок, подобно флюгеру или лопасти ветряной мельницы, следует за ветром. Такое изменение положения флюгерка поворачивает дополнительный руль, в результате чего, лодка получает небольшой импульс, возвращающий ее на курс. Когда она ложится обратно на курс, флюгерок продолжает двигаться по ветру до тех пор, пока дополнительный руль не занимает срединное положение. Теперь яхта двигается строго в заданном направлении и флюгерок, сделав свою работу, засыпает.
Флюгерок на большинстве яхт установлен на корме, на порядочном расстоянии от гика и потока воздуха от грота. В случае с Suhaili этого нельзя было сделать, потому что она была кэчем, и гик ее бизань-мачты выдавался за корму на шесть футов. Для того, чтобы флюгерок не соприкасался бы с гиком, он должен был быть качательно-сочлененным, но и в этом случае его приводил бы в движение исходящий от паруса бизань-мачты воздушный поток. Вообще то убирать бизань-мачту я не желал, это не только привело бы к сокращению общей площади парусов и снижению скорости, но и нарушило бы естественную балансировку Suhaili. Меньше всего мне хотелось выйти в море на несбалансированной лодке. Мне требовалось автоуправление, но флюгерок должен был отправиться туда, где ему не мешали бы паруса и гики и куда до него можно было бы легко добраться в случае, если понадобился бы ремонт.
Решение пришло ко мне, когда я смотрел снятый в Дурбане фильм о катамаране Rehu Moana Дэвида Льюиса. Два флюгерка крепились на корме обоих корпусов, Дэвид мог использовать каждый из них или оба сразу. Преимуществом метода была его простота. Никаких причудливых приводов и изощрений – простые канаты и шкивы соединяли руль с двумя флюгерками. Я начал обдумывать возможность установки двух металлических утлегарей по оба борта Suhaili на одном уровне с гиком бизань-мачты. Рама возвышалась бы над палубой фута на четыре, гнезда для флюгерка располагались бы на внешних концах. Для придания конструкции жесткости планировалось скрепить утлегари поперечным соединением. За эти перекладины можно было держаться, переходя по палубе к кокпиту.
Чем больше я раздумывал над утлегарями, тем больше они мне нравились. Правда, при боковом крене расположенные близко от воды флюгерки погружались бы в воду, но в таком случае, я мог бы ослабить трос подветренного флюгерка и всецело положиться на расположенный с наветренной стороны.
Установка небольшого дополнительного руля была делом несложным. Верхний конец должен был поддерживаться металлическим кормовым релингом Suhaili. Для опоры нижней части я попросил инженеров верфи Souter приварить к килю удлинитель. Флюгерки соединялись с рулем канатами со шкивами. Каждый флюгерок имел по прикрученному болтами к стойке ролику, наращенная петля каната соединяла этот ролик с другим, расположенным в двух футах от центральной линии. Под двумя внутренними роликами крепились два других, которые были оплетены канатом, соединяющим оба конца румпеля дополнительного руля. Четыре внутренних шкива имели вертикальные отверстия – зажим одного из них приводил к тому, что штырь опускался до определенного уровня, запирая верхний шкив с нижним.
Все это очень напоминало мне один из кошмаров Хита Робинсона[11]. Я понимал, что трение может стать существенной проблемой, но все-таки считал, что схема будет работать. Мне требовалось найти кого-то, кто помог бы моему плану материализоваться. И тут Дэвид вновь пришел на помощь – познакомил меня с Клайвом Хендерсоном, владевшим небольшой мастерской по производству инструментов в Бэкенхэме. Мне пришлось сильно помучиться, прежде чем он поверил, что я говорю серьезно, но поверив, он преисполнился энтузиазмом. Он изготовил не только утлегари, руль, ролики и шкивы, но и запасные части. Позже, когда весь механизм был уже собран, Клайв объявился лично для проверки качества сборки.
Еще одна занимавшая меня идея заключалась в подзарядке аккумуляторных батарей посредством опущенного в воду пропеллера, который соединялся бы с динамо-машиной гибким валом. Мы с Клайвом провели ряд экспериментов с высокоскоростными пропеллерами, но из-за недостатка времени, так и не довели дело до конца. Поэтому он изготовил зарядный агрегат, который я взял с собой в плавание – небольшой бензиновый двигатель Norton-Villiers в три лошадиные силы, который соединялся с двумя динамо-машинами вентиляторным ремнем. До сих пор полагаю, что задействуй мы вместо динамо генератор переменного тока, идея с пропеллером воплотилась бы в жизнь, но боссы из Sunday Mirror вздохнули с облегчением, когда я сделал выбор в пользу хорошо апробированного механизма.
Март подходил к концу и дела шли неплохо. Припасы были готовы, постройка механизма автоуправления вот-вот должна была завершиться, a Suhaili можно уже было забирать с верфи Souters.
Переход в Кауз состоялся в начале апреля. Я провел с Бертом Киблом ночь в Национальном учебном центре мореходства. А на следующий день, забрав у Майка Соутера Suhaili, отплыл на ней в Портсмут, где пришвартовал ее у причала Королевской ассоциации парусного мореходства у острова Уэйл. На верфи корпус яхты покрасили, предварительно выскоблив и заделав щели уплотнителем, выполнили все работы в рамках рутинного ремонта, но мне все еще предстояло адаптировать внутренние помещения для размещения годового запаса еды и всего необходимого. Под койками и в рундуках главной каюты все еще оставалось свободное пространство, но его было недостаточно. Поэтому я отпилил деревянные койки в передней каюте и на их месте смонтировал крупные полки. В Портсмуте я обновил весь такелаж. Старые тросы выглядели прилично, но в кругосветку мне все же хотелось отправиться с новыми. Как и раньше, я предпочел плужную сталь проволочному канату из нержавейки. Проржавевшая система электропроводки также подверглась тщательному ремонту. Выполнить все эти работы мне помогли добровольцы всех рангов из экипажа Duncan, пожертвовавшие ради этого своим свободным временем. Мне повезло – Duncan поставили на месяц в док и я мог почти каждый вечер приплывать к Suhaili на шлюпке.
Несмотря на все успехи, становилось все очевиднее, что мне понадобится дополнительное время для того, чтобы полностью подготовить Suhaili к назначенному на 1 июня отплытию. Поэтому я направил Командующему резервами ВМС письмо с просьбой сократить на один месяц срок прохождения тренинга. Вместе с положительным ответом мне в жесткой форме напомнили о том, что я остаюсь должен королевскому флоту восемь месяцев жизни. Общий тон послания чем-то неуловимо напоминал письма менеджера моего банка. Так или иначе, весь месяц май был теперь в моем распоряжении. В первую очередь, я распрощался с Duncan, на котором провел четыре чудесных месяца и отплыл из Портсмута в коммерческий док Surrey, находящийся в черте Лондона. В команду Suhaili вошли, Кен Паркер – еще один из директоров Cassell, который должен был помочь справиться с книгой, если я засяду за писанину, а если нет – разобраться с моим бортовым журналом, и Брюс Максвелл – австралийский журналист, которому предстояла миссия моего офицера связи от Sunday Mirror. Главным событием этого каботажного плавания стал разгоревшийся между Кеном и мной громкий спор, относительно нашего местоположения после того, как в проливе Дувр нас накрыл густой туман. Кен считал, что мы находимся напротив Данджинесса, а я не видел оснований согласиться с ним. Брюс, никогда до этого не ходивший под парусом, выглядел совершенно сбитым с толку на фоне двух бывалых помми[12]. В конце концов, спорный вопрос разрешился, когда мы наткнулись на буй, выставленный на банке Баллока, которая, хоть и находится на траверсе Данджинесса, но в 12 милях от берега. Среди моих друзей яхтсменов эта отмель известна под именем банки Паркера, так что спор о том, где именно мы в тот день находились, остается незавершенным.
Коммерческие доки Surrey Docks так никогда полностью и не были отстроены после того, как были разбомблены германской авиацией во время Второй Мировой войны. В наше время их используют в основном в качестве терминалов, для постепенно приходящей в упадок торговли лесом. Частично на территории доков ведется активное строительство[13]. Мы пришвартовали Suhaili в одном из тихих уголков – в док Stave Dock, среди живописной коллекции разнообразных посудин, принадлежащих морским кадетам. Большой удачей было то, что причал находился всего лишь в десяти милях от моего дома в Доуни, до которого я добирался за полчаса.
Моей первоочередной задачей было – вывести Suhaili из дока Surrey Docks и поставить ее при полной воде у причала дока Nelson Docks на Темзе, чтобы проверить во время отлива корпус. При переходе из Портсмута он дал небольшую течь, и я хотел выяснить причину. Мне на помощь приехал брат Майк со своей невестой Хэйзел и Кен. Пока они под проливным дождем наносили на корпус противообрастающее покрытие, я замазывал донный закаточный шов у редана грот-мачты. Судя по тому, что мне больше уже не пришлось откачивать воду из трюма во время стоянки в Лондоне, ремонт оказался качественным.
Несмотря на то, что список необходимых работ был наполовину выполнен до прибытия в Surrey Docks, надо было сделать еще много чего. Я смонтировал новый рифовый вертлюжный штырь и установил на грот-мачте фаловые лебедки. Рычаги пришли на смену бегучему такелажу на главных ходовых концах, что облегчило его установку. Я тщательно проверил двигатель, оплатил компании Green and Silley Weir ремонт палубы, приобрел примус с двумя горелками для камбуза и заказал запчасти. Команде добровольцев, в состав которой вошли родственники и друзья, было поручено заново покрасить каюту. Я еще раз осмотрел весь бегучий такелаж, фалы, шкоты и так далее, в результате были заменены все фалы. Все шкоты за исключением гротового были в хорошем состоянии, но мне пришлось позаботиться о наличии на борту дополнительных канатов, которые могли понадобиться для замены шкотов.
На старой, еще индийской постройки, бизань-мачте появились следы износа и после долгих раздумий и консультаций с менеджером в банке я заказал новую алюминиевую бизань-мачту. Ее привезли в середине мая. Я уговорил водителя крана со склада пиломатериалов помочь мне снять старую мачту и установить новую, при помощи сложной системы идущих с грот-мачты талей. Одной из причин, подвинувших меня на покупку новой, более легкой бизань-мачты, было то, что потеряй Suhaili мачты во время шторма, я сумел бы справиться с установкой бизань-мачты и продолжить плавание на аварийном такелаже. Со старой мачтой этого не получилось бы. Еще одним плюсом было понижение общего центра тяжести, вследствие чего Suhaili лучше шла под парусом.
Меня долго мучила проблема связи с остальным миром во время плавания. Лучше всего для этого подходил радиотелефон, с помощью которого можно было сообщать о местонахождении и посылать сообщения, а также узнавать новости и находиться в курсе происходящих событий. Благодаря радиотелефону я не чувствовал бы себя менее одиноким, как я полагал, наблюдение за моим восприятием происходящего помогло бы распознать психологические изменения.
Представители корпорации Marconi, одолжившей мне радиотелефон Kestrel I для моего путешествия – я мог надеяться на них в плане неразглашения моих намерений – посоветовали взять с собой высокочастотный аппарат, предложив в качестве такового модифицированный Kestrel II. В то время радиотелефоны стоили огромных денег и были, в определенном смысле, роскошью. Я мог отправиться в море без радиотелефона и обойтись небольшим транзисторным радиоприемником, но в феврале в дело вмешалась Sunday Mirror. Согласно одному из положений нашего соглашения, я должен был регулярно посылать отчеты о путешествии, поэтому, как оказалось, высокочастотный радиотелефон был мне необходим. Я принципиально избегал финансовых обязательств, перед какими бы то ни было производителями оборудования, предпочитая покупать то, что в наибольшей степени мне подходило. Поэтому я отправил письма в пять британских компаний, специализировавшихся на торговле радиотелефонами. Вопрос с покупкой был решен где-то за неделю. Установка прошла быстро, поскольку после демонтажа предыдущего аппарата я не убрал проводку. Менять пришлось только антенну. Старая антенна представляла собой медный провод, тянущийся от грот-мачты к бизань-мачте и далее вниз, к соединению на крыше каюты. Это было неудобно – провод часто соприкасался с бакштагами, из-за чего возникали помехи. По совету Marconi я укрепил два новых натяжных провода, на обоих концах которых были размещены изоляторы. Включив радио, я подсоединил, соответственно, провода к контактному устройству на крыше каюты. Мои опасения, что новая антенна плохо повлияют на мощность передатчика не оправдались и связь оказалась намного лучше, нежели во время моего предыдущего путешествия.
Май подходил к концу, Suhaili начинала походить на специализированное рыболовецкое судно. Над палубой возвышалась прикрепленная к ней болтами опорная стойка флюгерков автоуправления, это большой и тяжелый мост, собранный из стальных трубок дюймового диаметра. Она выдавалась за оба борта на три фута, возвышалась над палубой на четыре и выглядела так же эстетично, как и строительные леса. Верхняя часть конструкции состояла из стальных пиллерсов. Довольно крупного размера флюгерки были изготовлены из клееной фанеры. Полученный от компании-изготовителя механизм дополнительного рулевого управления был уже установлен. Его монтаж оказался труднее, чем мы предполагали, так как выступающая назад стойка находилась на пять футов и шесть дюймов ниже уровня воды. Процесс установки рулевой стойки в мутной воде дока походил на метание дартов с завязанными глазами. Было ясно, если возникнет необходимость смены рулей автоуправления, мне придется нырять в воду. Впрочем, если сломается руль, простуда в списке моих проблем окажется на последнем месте.
После установки канатов выяснилось, что полипропиленовый канат соскальзывает со шкивов и флюгерки поворачиваются на ветру впустую, не приводя при этом в действие руль автоуправления. Интенсивные проворачивания шкивов не помогали, поэтому пришлось разобрать весь механизм. Клайв углубил вертикальные желобки в шкивах, стремясь улучшить сцепление. Теперь импульс от флюгерка передавался рулю, тем не менее, всему устройству недоставало эластичности. Мне оставалось лишь надеяться на то, что детали притрутся друг к другу до того, как я отправлюсь в плавание.
Среднего размера грузовик доставил 20 мая в Дауни заказанные в компании Duncan Wallet & Со Ltd продовольственные припасы (см. Приложение 1). Мне безмерно помог составленный Крисом список продуктов для нашего перехода из Кейптауна в Лондон. Тогда мы запаслись припасами, которых должно было хватить на трех человек в течение 110 дней. Следовательно, у меня на руках был примерный перечень пищевых продуктов, необходимых одному человеку для 330-дневного плавания. Взяв его за основу, я составил собственный список, в который была добавлена некоторая роскошь, типа, сардин и сухофруктов. В списке были представлены главным образом консервированные продукты. Я также взял с собой и обезвоженную пищу, которая, как оказалось, чрезвычайно удобна, если у вас под рукой имеется достаточное количество питьевой воды для добавления в нее.
Консервы в том виде, в каком они поступают от производителя, не предназначены для хранения на яхте. Помимо неудобной формы, банки отличаются друг от друга только бумажными этикетками. Пропитавшись влагой, этикетки отпадают, и на днище мало-помалу скапливается целое месиво из папье-маше. Через нескольких месяцев никто уже не в силах догадаться о содержимом банки, и обед превращается в некое подобие русской рулетки. Дабы не превращать процесс питания в азартную игру, я разработал систему кодировки консервов. Код наносился на банки яркой краской, после чего убирались бумажные этикетки и банки покрывались слоем лака, который должен был предохранить их от ржавчины. В море ржавчина проедает жесть за пару месяцев. Надо было обработать приблизительно полторы тысячи консервных банок, но к счастью, у меня имелись прекрасные помощники – Джим и Стелла Френд. Вместе мы разделались со всеми консервами в моем гараже за четыре вечера.
Было чувство, что мне не удастся отправиться в плавание 1 июня, но я все-таки надеялся отплыть из Лондона в Фалмут уже в первый день лета и выйти в море приблизительно через неделю. Оставалось только погрузить припасы на борт. Мы наняли грузовик и перевезли в доки около полутора тонн груза. Восемь моих друзей и несколько морских кадетов помогли перетащить все это на Suhaili. Груз надо было разместить таким образом, чтобы до него можно было добраться без труда, при этом надо было учитывать возможное воздействие балласта на судоходные качества яхты.
После погрузки всего, требующегося для длительного путешествия, свободным осталось лишь небольшое пространство в каюте, a Suhaili ушла в воду на два дюйма ниже ватерлинии. В Приложении 1 книги дается полный список всего груза. Однако перечень, каким бы всеобъемлющим он ни был, не дает ни малейшего представления о том, во что превратили все эти коробки и банки интерьер яхты. Полки в передней каюте были заняты запасными парусами, якорем, канатами, стальным такелажем и тому подобным – всем, в чем нуждалась Suhaili для такого плавания. Пространство под полками было забито консервными банками. На настиле между полками размещались девять пяти галлонных канистр с парафином и дизельным топливом, а также четыре контейнера с рисом и сахаром. К полкам и радио в передней каюте можно было проникнуть только ползком, пробравшись между контейнерами. В главной каюте размером 23 на 6 футов, что ближе к корме, обе подвесные бортовые койки были забиты одеждой, продуктами питания, инструментами, спасательный плот помещался здесь же. Расположенные под койками и сидениями ящики было до отказа забиты консервами так же, как и шкафчики в камбузе. Между диванами каютной палубы теснились восемь 5-лигровых полиэтиленовых контейнеров. Я попытался засунуть их как можно глубже под стол. В них хранилась питьевая вода, сахар и бензин для зарядного устройства аккумуляторных батарей.
В последнюю минуту я обнаружил, что для моих карт в каюте не осталось места. Я прикрепил к потолку специальную подвеску для морских карт и запасных парусных лат.
На двух книжных полках, которые висели в каюте, не оставалось свободного места и мне пришлось повесить еще одну в гальюне. Речь не идет о потакании страсти к чтению – я должен был взять с собой несколько справочников и руководств по навигации и судовождению, большая часть которых была одолжена мне доктором Рональдом Хоупом из Учебного центра моряков. Он очень старался подобрать нужные мне книги и во время плавания я не раз с благодарностью вспоминал его.
Я с большим вниманием отнесся к выбору книг, которые собирался взять из дома. Читатель я ненасытный, но не зная, каким количеством свободного времени буду располагать в плавании, я старался выбрать книги, интерес к которым не исчезнет под влиянием штормов и одиночества. Поскольку для классической литературы у меня никогда не было достаточно времени, Тристрам Шэнди, Ярмарка тщеславия, Война и мир и Ферма Орли казались естественным и во многом мудрым выбором. Кроме этого, у меня было около двадцати пяти книг по морской тематике. Все имеющее отношение к морской жизни и жизни в море, всегда действовало на меня завораживающе. На избыток свободного времени рассчитывать не приходилось, тем не менее, не стоило исключать возможность того, что оно у меня будет. Поэтому, на всякий случай, на борту находились материалы заочного экзаменационного курса Института транспорта. Помимо всего прочего, мне требовалось нечто, на чем можно было сконцентрировать внимание. Мне было неизвестно, каким образом десятимесячное плавание отразится на ментальности, поэтому требовалось нечто такое, что помогло бы дисциплинировать сознание.
В свою очередь Sunday Mirror, стремясь пролить некоторый свет на мое ментальное состояния, послала меня к психиатру для того, чтобы он сравнил состояние моего сознания до и после плавания. С удовольствием отмечаю, что в обоих случаях он охарактеризовал его как болезненно нормальное.
Готовящийся к выходу в море моряк получает огромное удовольствие от процесса подготовки судна к плаванию. От составления списка продуктов и снаряжения никуда нельзя было деться, однако истинное наслаждение доставляло корпение над морскими картами и каталогами Адмиралтейства. Мне следовало определить, какие именно карты и инструкции Адмиралтейства понадобятся в плавании. Эти морские справочники – так называемые лоции, содержали подробное описание береговой линии всех морей и океанов. В них можно было найти также чуть ли не энциклопедического объема информацию касательно климата, ветров, приливных потоков и течений, с которыми приходилось иметь дело всем морякам безотносительно к тому, плавали они на двухсоттысячетонном танкере или на четырехтонной яхте. Я отобрал то, что могло пригодиться на маршруте, в том числе лоции Антарктики – они были бы полезны, занеси меня южнее 50 широты. В них содержалась также информация об айсбергах, которые представляли неизвестную дотоле угрозу для меня, имевшего опыт плавания исключительно в теплых водах.
Я не испытывал нужды в крупномасштабных картах, поскольку плавание должно было протекать в основном вдали от берегов. Я собирался подплывать близко лишь к Австралии, Новой Зеландии и Огненной Земле. Для большей части плавания было достаточно карт океанов. Я умудрился обогнуть земной шар при помощи тринадцати карт (в Приложении 2 книги указан полный список всех карт и инструкций Адмиралтейства, которые я взял с собой в море). Интересно отметить, что мне понадобилось семь карт для того, чтобы добраться из Surrey Docks в Фалмут.
Почти все консервы хранились в носовой части, поэтому какие-то тяжелые предметы следовало поместить на корму, иначе Suhaili стала бы зарываться носом в воду. Кроме двигателя весом 500 фунтов, у меня имелись две цистерны по 35 галлонов для топлива, которые весили около 700 фунтов. Это поставило Suhaili на ровный киль. Для того чтобы еще чуть приподнять нос, – что улучшило бы ход яхты, – я перенес четыре канистры по 5 галлонов топлива с носовой каюты в кокпит. Это немного затруднило ручное управление, но с другой стороны, накрой волна корму, для воды оставалось слишком мало пустого места.
Несмотря на получаемую мной помощь, a Suhaili умела превращать болельщиков в помощников, где бы она ни появлялась, надо было проделать еще большой объем работы. Май приближался к концу, и у меня появилось чувство, что если я поскорее не уберусь из Surrey Docks, то вообще никогда не выйду в море. Я решил плыть в Фалмут и уже там заканчивать приготовления.
Два обстоятельства побудили меня предпочесть в качестве отправной точки плавания Фалмут Лондону. Во-первых, меня не привлекала мысль о проходе в одиночку сквозь устье Темзы, рейд Даунза и затем по Ла-Маншу. В этом районе интенсивного судоходства мне пришлось бы не спать, в лучшем случае, пару ночей. Изматывать себя в самом начале путешествия, и как я надеялся – в самом конце, не было никакого резона. И это при самом благоприятном стечении обстоятельств, если бы дул восточный ветер. Напорись я на западный ветер – пришлось бы днями менять галсы в проливе Дувр. Могло статься, что пришлось бы от греха подальше зайти в какой-нибудь из портов пролива для отдыха. С другой стороны, выйдя в море из одного из западных портов, а Фалмут был самым крупным портом в этой части страны, я бы мгновенно пересек главные мореходные маршруты и возможно одним галсом прошел бы мыс Финистерре, повези мне с западным ветром.
Главной функцией автоуправления является не столько сохранение курса движения, сколько возвращение на него в случае отклонения. Для этого лодка, проще говоря, балансирует на заданном курсе. Поворачивающаяся вместе с ветром флюгарка запирается захватывающим устройством зубчатого зацепления или канатом, которые соединены со вспомогательным рулем или с расположенным на корме триммером главного руля, зафиксированного в продольной к корпусу позиции.
При отклонении яхты от курса изменяется угол ветра относительно движения лодки и флюгерок, подобно флюгеру или лопасти ветряной мельницы, следует за ветром. Такое изменение положения флюгерка поворачивает дополнительный руль, в результате чего, лодка получает небольшой импульс, возвращающий ее на курс. Когда она ложится обратно на курс, флюгерок продолжает двигаться по ветру до тех пор, пока дополнительный руль не занимает срединное положение. Теперь яхта двигается строго в заданном направлении и флюгерок, сделав свою работу, засыпает.
Флюгерок на большинстве яхт установлен на корме, на порядочном расстоянии от гика и потока воздуха от грота. В случае с Suhaili этого нельзя было сделать, потому что она была кэчем, и гик ее бизань-мачты выдавался за корму на шесть футов. Для того, чтобы флюгерок не соприкасался бы с гиком, он должен был быть качательно-сочлененным, но и в этом случае его приводил бы в движение исходящий от паруса бизань-мачты воздушный поток. Вообще то убирать бизань-мачту я не желал, это не только привело бы к сокращению общей площади парусов и снижению скорости, но и нарушило бы естественную балансировку Suhaili. Меньше всего мне хотелось выйти в море на несбалансированной лодке. Мне требовалось автоуправление, но флюгерок должен был отправиться туда, где ему не мешали бы паруса и гики и куда до него можно было бы легко добраться в случае, если понадобился бы ремонт.
Решение пришло ко мне, когда я смотрел снятый в Дурбане фильм о катамаране Rehu Moana Дэвида Льюиса. Два флюгерка крепились на корме обоих корпусов, Дэвид мог использовать каждый из них или оба сразу. Преимуществом метода была его простота. Никаких причудливых приводов и изощрений – простые канаты и шкивы соединяли руль с двумя флюгерками. Я начал обдумывать возможность установки двух металлических утлегарей по оба борта Suhaili на одном уровне с гиком бизань-мачты. Рама возвышалась бы над палубой фута на четыре, гнезда для флюгерка располагались бы на внешних концах. Для придания конструкции жесткости планировалось скрепить утлегари поперечным соединением. За эти перекладины можно было держаться, переходя по палубе к кокпиту.
Чем больше я раздумывал над утлегарями, тем больше они мне нравились. Правда, при боковом крене расположенные близко от воды флюгерки погружались бы в воду, но в таком случае, я мог бы ослабить трос подветренного флюгерка и всецело положиться на расположенный с наветренной стороны.
Установка небольшого дополнительного руля была делом несложным. Верхний конец должен был поддерживаться металлическим кормовым релингом Suhaili. Для опоры нижней части я попросил инженеров верфи Souter приварить к килю удлинитель. Флюгерки соединялись с рулем канатами со шкивами. Каждый флюгерок имел по прикрученному болтами к стойке ролику, наращенная петля каната соединяла этот ролик с другим, расположенным в двух футах от центральной линии. Под двумя внутренними роликами крепились два других, которые были оплетены канатом, соединяющим оба конца румпеля дополнительного руля. Четыре внутренних шкива имели вертикальные отверстия – зажим одного из них приводил к тому, что штырь опускался до определенного уровня, запирая верхний шкив с нижним.
Все это очень напоминало мне один из кошмаров Хита Робинсона[11]. Я понимал, что трение может стать существенной проблемой, но все-таки считал, что схема будет работать. Мне требовалось найти кого-то, кто помог бы моему плану материализоваться. И тут Дэвид вновь пришел на помощь – познакомил меня с Клайвом Хендерсоном, владевшим небольшой мастерской по производству инструментов в Бэкенхэме. Мне пришлось сильно помучиться, прежде чем он поверил, что я говорю серьезно, но поверив, он преисполнился энтузиазмом. Он изготовил не только утлегари, руль, ролики и шкивы, но и запасные части. Позже, когда весь механизм был уже собран, Клайв объявился лично для проверки качества сборки.
Еще одна занимавшая меня идея заключалась в подзарядке аккумуляторных батарей посредством опущенного в воду пропеллера, который соединялся бы с динамо-машиной гибким валом. Мы с Клайвом провели ряд экспериментов с высокоскоростными пропеллерами, но из-за недостатка времени, так и не довели дело до конца. Поэтому он изготовил зарядный агрегат, который я взял с собой в плавание – небольшой бензиновый двигатель Norton-Villiers в три лошадиные силы, который соединялся с двумя динамо-машинами вентиляторным ремнем. До сих пор полагаю, что задействуй мы вместо динамо генератор переменного тока, идея с пропеллером воплотилась бы в жизнь, но боссы из Sunday Mirror вздохнули с облегчением, когда я сделал выбор в пользу хорошо апробированного механизма.
Март подходил к концу и дела шли неплохо. Припасы были готовы, постройка механизма автоуправления вот-вот должна была завершиться, a Suhaili можно уже было забирать с верфи Souters.
Переход в Кауз состоялся в начале апреля. Я провел с Бертом Киблом ночь в Национальном учебном центре мореходства. А на следующий день, забрав у Майка Соутера Suhaili, отплыл на ней в Портсмут, где пришвартовал ее у причала Королевской ассоциации парусного мореходства у острова Уэйл. На верфи корпус яхты покрасили, предварительно выскоблив и заделав щели уплотнителем, выполнили все работы в рамках рутинного ремонта, но мне все еще предстояло адаптировать внутренние помещения для размещения годового запаса еды и всего необходимого. Под койками и в рундуках главной каюты все еще оставалось свободное пространство, но его было недостаточно. Поэтому я отпилил деревянные койки в передней каюте и на их месте смонтировал крупные полки. В Портсмуте я обновил весь такелаж. Старые тросы выглядели прилично, но в кругосветку мне все же хотелось отправиться с новыми. Как и раньше, я предпочел плужную сталь проволочному канату из нержавейки. Проржавевшая система электропроводки также подверглась тщательному ремонту. Выполнить все эти работы мне помогли добровольцы всех рангов из экипажа Duncan, пожертвовавшие ради этого своим свободным временем. Мне повезло – Duncan поставили на месяц в док и я мог почти каждый вечер приплывать к Suhaili на шлюпке.
Несмотря на все успехи, становилось все очевиднее, что мне понадобится дополнительное время для того, чтобы полностью подготовить Suhaili к назначенному на 1 июня отплытию. Поэтому я направил Командующему резервами ВМС письмо с просьбой сократить на один месяц срок прохождения тренинга. Вместе с положительным ответом мне в жесткой форме напомнили о том, что я остаюсь должен королевскому флоту восемь месяцев жизни. Общий тон послания чем-то неуловимо напоминал письма менеджера моего банка. Так или иначе, весь месяц май был теперь в моем распоряжении. В первую очередь, я распрощался с Duncan, на котором провел четыре чудесных месяца и отплыл из Портсмута в коммерческий док Surrey, находящийся в черте Лондона. В команду Suhaili вошли, Кен Паркер – еще один из директоров Cassell, который должен был помочь справиться с книгой, если я засяду за писанину, а если нет – разобраться с моим бортовым журналом, и Брюс Максвелл – австралийский журналист, которому предстояла миссия моего офицера связи от Sunday Mirror. Главным событием этого каботажного плавания стал разгоревшийся между Кеном и мной громкий спор, относительно нашего местоположения после того, как в проливе Дувр нас накрыл густой туман. Кен считал, что мы находимся напротив Данджинесса, а я не видел оснований согласиться с ним. Брюс, никогда до этого не ходивший под парусом, выглядел совершенно сбитым с толку на фоне двух бывалых помми[12]. В конце концов, спорный вопрос разрешился, когда мы наткнулись на буй, выставленный на банке Баллока, которая, хоть и находится на траверсе Данджинесса, но в 12 милях от берега. Среди моих друзей яхтсменов эта отмель известна под именем банки Паркера, так что спор о том, где именно мы в тот день находились, остается незавершенным.
Коммерческие доки Surrey Docks так никогда полностью и не были отстроены после того, как были разбомблены германской авиацией во время Второй Мировой войны. В наше время их используют в основном в качестве терминалов, для постепенно приходящей в упадок торговли лесом. Частично на территории доков ведется активное строительство[13]. Мы пришвартовали Suhaili в одном из тихих уголков – в док Stave Dock, среди живописной коллекции разнообразных посудин, принадлежащих морским кадетам. Большой удачей было то, что причал находился всего лишь в десяти милях от моего дома в Доуни, до которого я добирался за полчаса.
Моей первоочередной задачей было – вывести Suhaili из дока Surrey Docks и поставить ее при полной воде у причала дока Nelson Docks на Темзе, чтобы проверить во время отлива корпус. При переходе из Портсмута он дал небольшую течь, и я хотел выяснить причину. Мне на помощь приехал брат Майк со своей невестой Хэйзел и Кен. Пока они под проливным дождем наносили на корпус противообрастающее покрытие, я замазывал донный закаточный шов у редана грот-мачты. Судя по тому, что мне больше уже не пришлось откачивать воду из трюма во время стоянки в Лондоне, ремонт оказался качественным.
Несмотря на то, что список необходимых работ был наполовину выполнен до прибытия в Surrey Docks, надо было сделать еще много чего. Я смонтировал новый рифовый вертлюжный штырь и установил на грот-мачте фаловые лебедки. Рычаги пришли на смену бегучему такелажу на главных ходовых концах, что облегчило его установку. Я тщательно проверил двигатель, оплатил компании Green and Silley Weir ремонт палубы, приобрел примус с двумя горелками для камбуза и заказал запчасти. Команде добровольцев, в состав которой вошли родственники и друзья, было поручено заново покрасить каюту. Я еще раз осмотрел весь бегучий такелаж, фалы, шкоты и так далее, в результате были заменены все фалы. Все шкоты за исключением гротового были в хорошем состоянии, но мне пришлось позаботиться о наличии на борту дополнительных канатов, которые могли понадобиться для замены шкотов.
На старой, еще индийской постройки, бизань-мачте появились следы износа и после долгих раздумий и консультаций с менеджером в банке я заказал новую алюминиевую бизань-мачту. Ее привезли в середине мая. Я уговорил водителя крана со склада пиломатериалов помочь мне снять старую мачту и установить новую, при помощи сложной системы идущих с грот-мачты талей. Одной из причин, подвинувших меня на покупку новой, более легкой бизань-мачты, было то, что потеряй Suhaili мачты во время шторма, я сумел бы справиться с установкой бизань-мачты и продолжить плавание на аварийном такелаже. Со старой мачтой этого не получилось бы. Еще одним плюсом было понижение общего центра тяжести, вследствие чего Suhaili лучше шла под парусом.
Меня долго мучила проблема связи с остальным миром во время плавания. Лучше всего для этого подходил радиотелефон, с помощью которого можно было сообщать о местонахождении и посылать сообщения, а также узнавать новости и находиться в курсе происходящих событий. Благодаря радиотелефону я не чувствовал бы себя менее одиноким, как я полагал, наблюдение за моим восприятием происходящего помогло бы распознать психологические изменения.
Представители корпорации Marconi, одолжившей мне радиотелефон Kestrel I для моего путешествия – я мог надеяться на них в плане неразглашения моих намерений – посоветовали взять с собой высокочастотный аппарат, предложив в качестве такового модифицированный Kestrel II. В то время радиотелефоны стоили огромных денег и были, в определенном смысле, роскошью. Я мог отправиться в море без радиотелефона и обойтись небольшим транзисторным радиоприемником, но в феврале в дело вмешалась Sunday Mirror. Согласно одному из положений нашего соглашения, я должен был регулярно посылать отчеты о путешествии, поэтому, как оказалось, высокочастотный радиотелефон был мне необходим. Я принципиально избегал финансовых обязательств, перед какими бы то ни было производителями оборудования, предпочитая покупать то, что в наибольшей степени мне подходило. Поэтому я отправил письма в пять британских компаний, специализировавшихся на торговле радиотелефонами. Вопрос с покупкой был решен где-то за неделю. Установка прошла быстро, поскольку после демонтажа предыдущего аппарата я не убрал проводку. Менять пришлось только антенну. Старая антенна представляла собой медный провод, тянущийся от грот-мачты к бизань-мачте и далее вниз, к соединению на крыше каюты. Это было неудобно – провод часто соприкасался с бакштагами, из-за чего возникали помехи. По совету Marconi я укрепил два новых натяжных провода, на обоих концах которых были размещены изоляторы. Включив радио, я подсоединил, соответственно, провода к контактному устройству на крыше каюты. Мои опасения, что новая антенна плохо повлияют на мощность передатчика не оправдались и связь оказалась намного лучше, нежели во время моего предыдущего путешествия.
Май подходил к концу, Suhaili начинала походить на специализированное рыболовецкое судно. Над палубой возвышалась прикрепленная к ней болтами опорная стойка флюгерков автоуправления, это большой и тяжелый мост, собранный из стальных трубок дюймового диаметра. Она выдавалась за оба борта на три фута, возвышалась над палубой на четыре и выглядела так же эстетично, как и строительные леса. Верхняя часть конструкции состояла из стальных пиллерсов. Довольно крупного размера флюгерки были изготовлены из клееной фанеры. Полученный от компании-изготовителя механизм дополнительного рулевого управления был уже установлен. Его монтаж оказался труднее, чем мы предполагали, так как выступающая назад стойка находилась на пять футов и шесть дюймов ниже уровня воды. Процесс установки рулевой стойки в мутной воде дока походил на метание дартов с завязанными глазами. Было ясно, если возникнет необходимость смены рулей автоуправления, мне придется нырять в воду. Впрочем, если сломается руль, простуда в списке моих проблем окажется на последнем месте.
После установки канатов выяснилось, что полипропиленовый канат соскальзывает со шкивов и флюгерки поворачиваются на ветру впустую, не приводя при этом в действие руль автоуправления. Интенсивные проворачивания шкивов не помогали, поэтому пришлось разобрать весь механизм. Клайв углубил вертикальные желобки в шкивах, стремясь улучшить сцепление. Теперь импульс от флюгерка передавался рулю, тем не менее, всему устройству недоставало эластичности. Мне оставалось лишь надеяться на то, что детали притрутся друг к другу до того, как я отправлюсь в плавание.
Среднего размера грузовик доставил 20 мая в Дауни заказанные в компании Duncan Wallet & Со Ltd продовольственные припасы (см. Приложение 1). Мне безмерно помог составленный Крисом список продуктов для нашего перехода из Кейптауна в Лондон. Тогда мы запаслись припасами, которых должно было хватить на трех человек в течение 110 дней. Следовательно, у меня на руках был примерный перечень пищевых продуктов, необходимых одному человеку для 330-дневного плавания. Взяв его за основу, я составил собственный список, в который была добавлена некоторая роскошь, типа, сардин и сухофруктов. В списке были представлены главным образом консервированные продукты. Я также взял с собой и обезвоженную пищу, которая, как оказалось, чрезвычайно удобна, если у вас под рукой имеется достаточное количество питьевой воды для добавления в нее.
Консервы в том виде, в каком они поступают от производителя, не предназначены для хранения на яхте. Помимо неудобной формы, банки отличаются друг от друга только бумажными этикетками. Пропитавшись влагой, этикетки отпадают, и на днище мало-помалу скапливается целое месиво из папье-маше. Через нескольких месяцев никто уже не в силах догадаться о содержимом банки, и обед превращается в некое подобие русской рулетки. Дабы не превращать процесс питания в азартную игру, я разработал систему кодировки консервов. Код наносился на банки яркой краской, после чего убирались бумажные этикетки и банки покрывались слоем лака, который должен был предохранить их от ржавчины. В море ржавчина проедает жесть за пару месяцев. Надо было обработать приблизительно полторы тысячи консервных банок, но к счастью, у меня имелись прекрасные помощники – Джим и Стелла Френд. Вместе мы разделались со всеми консервами в моем гараже за четыре вечера.
Было чувство, что мне не удастся отправиться в плавание 1 июня, но я все-таки надеялся отплыть из Лондона в Фалмут уже в первый день лета и выйти в море приблизительно через неделю. Оставалось только погрузить припасы на борт. Мы наняли грузовик и перевезли в доки около полутора тонн груза. Восемь моих друзей и несколько морских кадетов помогли перетащить все это на Suhaili. Груз надо было разместить таким образом, чтобы до него можно было добраться без труда, при этом надо было учитывать возможное воздействие балласта на судоходные качества яхты.
После погрузки всего, требующегося для длительного путешествия, свободным осталось лишь небольшое пространство в каюте, a Suhaili ушла в воду на два дюйма ниже ватерлинии. В Приложении 1 книги дается полный список всего груза. Однако перечень, каким бы всеобъемлющим он ни был, не дает ни малейшего представления о том, во что превратили все эти коробки и банки интерьер яхты. Полки в передней каюте были заняты запасными парусами, якорем, канатами, стальным такелажем и тому подобным – всем, в чем нуждалась Suhaili для такого плавания. Пространство под полками было забито консервными банками. На настиле между полками размещались девять пяти галлонных канистр с парафином и дизельным топливом, а также четыре контейнера с рисом и сахаром. К полкам и радио в передней каюте можно было проникнуть только ползком, пробравшись между контейнерами. В главной каюте размером 23 на 6 футов, что ближе к корме, обе подвесные бортовые койки были забиты одеждой, продуктами питания, инструментами, спасательный плот помещался здесь же. Расположенные под койками и сидениями ящики было до отказа забиты консервами так же, как и шкафчики в камбузе. Между диванами каютной палубы теснились восемь 5-лигровых полиэтиленовых контейнеров. Я попытался засунуть их как можно глубже под стол. В них хранилась питьевая вода, сахар и бензин для зарядного устройства аккумуляторных батарей.
В последнюю минуту я обнаружил, что для моих карт в каюте не осталось места. Я прикрепил к потолку специальную подвеску для морских карт и запасных парусных лат.
На двух книжных полках, которые висели в каюте, не оставалось свободного места и мне пришлось повесить еще одну в гальюне. Речь не идет о потакании страсти к чтению – я должен был взять с собой несколько справочников и руководств по навигации и судовождению, большая часть которых была одолжена мне доктором Рональдом Хоупом из Учебного центра моряков. Он очень старался подобрать нужные мне книги и во время плавания я не раз с благодарностью вспоминал его.
Я с большим вниманием отнесся к выбору книг, которые собирался взять из дома. Читатель я ненасытный, но не зная, каким количеством свободного времени буду располагать в плавании, я старался выбрать книги, интерес к которым не исчезнет под влиянием штормов и одиночества. Поскольку для классической литературы у меня никогда не было достаточно времени, Тристрам Шэнди, Ярмарка тщеславия, Война и мир и Ферма Орли казались естественным и во многом мудрым выбором. Кроме этого, у меня было около двадцати пяти книг по морской тематике. Все имеющее отношение к морской жизни и жизни в море, всегда действовало на меня завораживающе. На избыток свободного времени рассчитывать не приходилось, тем не менее, не стоило исключать возможность того, что оно у меня будет. Поэтому, на всякий случай, на борту находились материалы заочного экзаменационного курса Института транспорта. Помимо всего прочего, мне требовалось нечто, на чем можно было сконцентрировать внимание. Мне было неизвестно, каким образом десятимесячное плавание отразится на ментальности, поэтому требовалось нечто такое, что помогло бы дисциплинировать сознание.
В свою очередь Sunday Mirror, стремясь пролить некоторый свет на мое ментальное состояния, послала меня к психиатру для того, чтобы он сравнил состояние моего сознания до и после плавания. С удовольствием отмечаю, что в обоих случаях он охарактеризовал его как болезненно нормальное.
Готовящийся к выходу в море моряк получает огромное удовольствие от процесса подготовки судна к плаванию. От составления списка продуктов и снаряжения никуда нельзя было деться, однако истинное наслаждение доставляло корпение над морскими картами и каталогами Адмиралтейства. Мне следовало определить, какие именно карты и инструкции Адмиралтейства понадобятся в плавании. Эти морские справочники – так называемые лоции, содержали подробное описание береговой линии всех морей и океанов. В них можно было найти также чуть ли не энциклопедического объема информацию касательно климата, ветров, приливных потоков и течений, с которыми приходилось иметь дело всем морякам безотносительно к тому, плавали они на двухсоттысячетонном танкере или на четырехтонной яхте. Я отобрал то, что могло пригодиться на маршруте, в том числе лоции Антарктики – они были бы полезны, занеси меня южнее 50 широты. В них содержалась также информация об айсбергах, которые представляли неизвестную дотоле угрозу для меня, имевшего опыт плавания исключительно в теплых водах.
Я не испытывал нужды в крупномасштабных картах, поскольку плавание должно было протекать в основном вдали от берегов. Я собирался подплывать близко лишь к Австралии, Новой Зеландии и Огненной Земле. Для большей части плавания было достаточно карт океанов. Я умудрился обогнуть земной шар при помощи тринадцати карт (в Приложении 2 книги указан полный список всех карт и инструкций Адмиралтейства, которые я взял с собой в море). Интересно отметить, что мне понадобилось семь карт для того, чтобы добраться из Surrey Docks в Фалмут.
Почти все консервы хранились в носовой части, поэтому какие-то тяжелые предметы следовало поместить на корму, иначе Suhaili стала бы зарываться носом в воду. Кроме двигателя весом 500 фунтов, у меня имелись две цистерны по 35 галлонов для топлива, которые весили около 700 фунтов. Это поставило Suhaili на ровный киль. Для того чтобы еще чуть приподнять нос, – что улучшило бы ход яхты, – я перенес четыре канистры по 5 галлонов топлива с носовой каюты в кокпит. Это немного затруднило ручное управление, но с другой стороны, накрой волна корму, для воды оставалось слишком мало пустого места.
Несмотря на получаемую мной помощь, a Suhaili умела превращать болельщиков в помощников, где бы она ни появлялась, надо было проделать еще большой объем работы. Май приближался к концу, и у меня появилось чувство, что если я поскорее не уберусь из Surrey Docks, то вообще никогда не выйду в море. Я решил плыть в Фалмут и уже там заканчивать приготовления.
Два обстоятельства побудили меня предпочесть в качестве отправной точки плавания Фалмут Лондону. Во-первых, меня не привлекала мысль о проходе в одиночку сквозь устье Темзы, рейд Даунза и затем по Ла-Маншу. В этом районе интенсивного судоходства мне пришлось бы не спать, в лучшем случае, пару ночей. Изматывать себя в самом начале путешествия, и как я надеялся – в самом конце, не было никакого резона. И это при самом благоприятном стечении обстоятельств, если бы дул восточный ветер. Напорись я на западный ветер – пришлось бы днями менять галсы в проливе Дувр. Могло статься, что пришлось бы от греха подальше зайти в какой-нибудь из портов пролива для отдыха. С другой стороны, выйдя в море из одного из западных портов, а Фалмут был самым крупным портом в этой части страны, я бы мгновенно пересек главные мореходные маршруты и возможно одним галсом прошел бы мыс Финистерре, повези мне с западным ветром.