Наконец Венеции удалось успокоить Мейбл, и та затихла.
– Я хочу, чтобы ты снова легла в кровать и попыталась заснуть, – глухим голосом произнесла Венеция. – Не думай больше об этом. Все кончено. Я извиняюсь перед тобой… – она запнулась, – за Майка. Должно быть, он слишком много выпил. Я уверена, что на самом деле он не хотел так поступать. Если не хочешь, можешь с ним не встречаться, но что бы ни случилось, обещаю тебе, что никто и никогда не заставит нас разлучиться, если мы хотим быть вместе.
– Мамочка, дорогая, как я рада! – ответила Мейбл, обнимая мать за шею.
– Ради такого случая я принесу тебе завтрак в постель, – сказала Венеция. – На твоем месте я не ездила бы сегодня на охоту.
– И не поеду, – согласилась с матерью Мейбл, утыкаясь разгоряченным и заплаканным лицом в подушку.
Венеция поцеловала ее, сказала несколько успокаивающих слов и вышла из комнаты.
Майка она искать не стала, прошла в свою спальню и начала, как во сне, одеваться.
Вошел Майк, как всегда уверенный в себе. У него было время хорошенько все обдумать и решить, что самое лучшее – это отвергать все и строить из себя невинного мальчика.
– Послушай, дорогая… кажется, мы попали в ураган. Я совершенно измочален. А ты?
Венеция была слишком потрясена, чтобы отвечать.
– Я в самом деле ничего не понимаю, – продолжал он. – Может быть, ты просветишь меня? Ребенок вбил себе в голову сумасшедшую идею, будто бы я…
Дальше он не смог говорить, поскольку Венеция, обычно спокойная, полная достоинства и умеющая себя сдерживать, яростно взглянула на него, подобно тигрице, защищающей своего детеныша, побелела и, содрогаясь от гнева, сказала:
– Ты законченный подонок. Мне наплевать, чем вы там с Джикс занимались, но как ты посмел так вести себя с Мейбл?!
Настала очередь Майка онеметь. Такой он Венецию никогда не видел.
Из-под густых загнутых ресниц, которые всегда так нравились Венеции, он украдкой взглянул на жену и хрипло произнес:
– Ты говоришь довольно злые вещи, не так ли?
Венеция схватила рукой свое дешевое ожерелье и с такой силой дернула его, что цепочка осталась болтаться в ее пальцах. Она швырнула его на стол. Ее губы дрожали.
– Как ты смел разговаривать с Мейбл подобным образом? – повторила она. – Как ты смел угрожать ей? Ты запугивал ее, боясь, что она расскажет мне о твоих проделках. Что может быть презреннее?
Майк покраснел. Он осознавал, что не может найти удовлетворительного объяснения, и принялся бормотать всевозможные извинения. Утром у него болела голова после перепоя. Он встретил Мейбл у ее комнаты, идя по коридору вниз за сигаретой. Она принялась отпускать шутки в его адрес и грозилась рассказать о инциденте в саду. Ябед он терпеть не может, и поэтому в сердцах накричал на нее. Само собой разумеется, что он не придавал этому значения. Да разве Венеция не верит ему, прожив с ним столько времени? Сгоряча наговорить можно что угодно. Он и мухи не обидит! Девочка ему очень нравится, она просто вывела его из себя!
Не проронив ни слова, Венеция выслушала его речь. Для нее эти слова ничего не значили. Она была уверена, что он лжет.
Мало-помалу Венеция стала остывать. В комнате становилось светлее. О, эта комната, которую она украсила и убрала с такой любовью, где началась ее новая жизнь! Здесь она поверила в идеальную любовь и изведала ее восторги. Ее захлестнули воспоминания о прежних днях, и от этого на сердце стало еще тяжелее. Ее ноги задрожали и подкосились. Чтобы не упасть, она села на кровать и закрыла лицо руками.
– Майк, Майк, как ты мог! – прошептала она.
Исполненный горя, этот ее вопрос пробил броню высокомерия и себялюбия, и Майк почувствовал себя последним негодяем.
– Бог мой! – простонал он. – Венеция, милая, прости, прости! Я не думал, что все так обернется.
Венеция ничего не ответила. Она не плакала, а просто сидела, уткнувшись головой в ладони. Он сел рядом и положил свою руку ей на плечо, но она оттолкнула его.
– Не надо, пожалуйста!
– Я вижу, что ты огорчена, но не суди строго. Дай мне, пожалуйста, высказаться. Прошу тебя! Она убрала руки от лица.
– Честное слово, Майк, – сказала она, – я не знаю, как ты можешь меня переубедить.
– Я не смогу, если ты отказываешься верить каждому моему слову и готова принять на веру худшее, даже не выслушав меня.
– Майк, – спокойным, равнодушным тоном сказала Венеция, – еще одной сцены я не выдержу, а ложь твоя мне не нужна.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Я слышала, как ты грозился не пускать сюда Мейбл, если она не замолчит… то были твои слова. Так о чем она должна молчать?
– Разве она тебя еще не просветила на этот счет? – невесело рассмеялся он.
– Да. Она сказала, что видела тебя с Джикс не только прошлой ночью в саду, но и в лесу во время ее летних каникул в еще более пикантной ситуации.
– Это говорит она! – неуверенно произнес Майк.
Глаза Венеции гневно сверкнули:
– Не надо мне лгать, Майк. Если ты будешь продолжать, между нами ничего хорошего никогда больше не будет. До сих пор тебе удавалось дурачить меня, но теперь с этим покончено. Ты сам знаешь, что о ваших отношениях с Джикс мне давно известно.
– Это было до того, как мы поженились. Даже самая ревнивая жена не может упрекать мужа в том, что и с кем у него было раньше.
– Я не ревнивая жена и никогда не упрекала тебя. Просто однажды я сказала, что не хочу ее видеть в этом доме. На мой взгляд, это вполне естественно. Ты постоянно упрекал меня в том, что я старомодна и веду себя как ханжа. Я пошла тебе навстречу и пригласила ее на праздник. Я знаю, тебя это раздражает, но у меня подрастает дочь, и я должна заботиться о ней. Я думаю, что ни одной матери не понравилось бы, что ее молодая дочь знакомится с бывшей любовницей ее мужа. В этом есть что-то кощунственное. Но я доверяла тебе и уступила. Тем не менее, ты опять начал встречаться с Джикс, едва мы переехали сюда. Майк, как можно?
Он встал и начал расхаживать по комнате из угла в угол, засунув руки в карманы и выставив вперед подбородок.
Угрызения совести больше не мучили Майка; они оказались погребенными под тяжестью его собственных чувств. Чтобы как-то выпутаться из тяжелой ситуации, он изменил тактику:
– Ну и что из того, что я встречался с ней? Поцелуй в лесу или в саду не означает супружеской измены, моя дорогая, что бы там не воображала твоя дочь.
Венеция посмотрела на него. Ее щеки опять покраснели.
– Мейбл не понимает значения слов «супружеская измена». Но я заставила ее рассказать мне, что она в тот день видела в лесу, и этого вполне достаточно…
– Допустим, что так и было! Повторяю тебе, я перепил. Разве нельзя простить пьяному и забыть обо всем, что было?
– Можно, но ты не был пьян, когда прошлым летом отправился кататься верхом.
– Даже то, что мы лежали за земле, ничего не означает, а ты ведешь себя так, словно я тебе изменял.
– А разве нет?
Нагло глядя ей прямо в глаза, он произнес:
– Нет!
Воцарилось напряженное молчание. Сердце у Венеции учащенно забилось: она понимала, что это ложь.
– Уверяю тебя, это было не больше, чем баловство, – продолжал он невозмутимо.
Ее губы скривились в презрительной усмешке.
– У тебя странное представление о… баловстве.
– Знаешь… как бы там ни было, ты не имеешь никакого права предполагать такое!
– У меня есть все права, – спокойно возразила она. – Я не думаю, что дело лишь в нескольких поцелуях, если ты так перепугался, что пытался самым непозволительным образом заставить молчать бедную девочку.
Он подскочил к ней, разъяренный, но Венеция быстро охладила его.
– Бесполезно отпираться. Ты сделал то, чему нет прощения, и я не верю, что ты только целовал эту девицу.
– Понятно… Но мне остается только повторить – больше ничего не было!
– Собственно говоря, какая разница? Даже если бы ты мог доказать, что тебе удалось остановиться на полпути, это ничего не меняет. Того, что видела моя дочь, достаточно, чтобы убедить меня в том, что ты опять спал с Джикс Лоусон.
Майк пытался справиться с собой, но на его попытки нельзя было смотреть без жалости. Чтобы не видеть его таким, Венеция отвернулась. Каждая секунда их разговора была ей противна до глубины души. С каждым произносимым им словом она видела приближение конца их счастью. Цитадель их семейного благополучия рушилась на глазах. Человек, которого она видела и слышала сегодня ранним утром, совершенно не походил на очаровательного молодого мужчину, которого она когда-то полюбила. Тот Майк был ей дорог. Но этот… что он из себя представляет? Страшно подумать. Ей было стыдно за него. В довершение всего в ее голове возник образ Джефри. Страшно подумать, что бы он сказал об этом…
– Я совершила ужасную ошибку, – неожиданно вслух сказала она.
– Выйдя за меня замуж? – отрывисто спросил Майк.
Она встала.
– Да.
Молчание.
Больно и учащенно билось сердце Венеции. Она познала шесть коротких месяцев слепого счастья. Сегодня, оглядываясь назад, она понимала, что даже эти месяцы были заполнены сомнениями, Майк во многом разочаровал ее: своим эгоизмом, своей жадностью, но больше всего своей неуместной ревностью к ее ребенку. Она старалась, как могла, чтобы Мейбл как можно реже попадалась на глаза Майку.
– Я думаю, нам лучше спуститься вниз. Ты должен позавтракать, – устало сказала Венеция, – а то у тебя не будет никакого настроения охотиться.
– Ты считаешь, что я смогу охотиться, когда ты в таком состоянии? – спросил он.
Венеция, направлявшаяся к двери, повернулась и посмотрела на него долгим взглядом, от которого он смутился, покраснел и, не найдя подходящих слов, только пробормотал:
– О, черт!
– Извини, Майк, – сказала она, – но я не верю, что ты сможешь отказаться от охоты только потому, что я расстроена. Если бы ты по-настоящему любил меня, то никогда не сделал бы того, что сделал.
– Ты продолжаешь настаивать на самом худшем?
– А ты продолжаешь отрицать, не так ли?
– Можно подумать, что ты ненавидишь меня и ищешь предлог для разрыва.
– Это, – усмехнулась Венеция, – очень забавно.
– Рад, что тебе понравилась шутка.
– Не вставай, пожалуйста, в эту глупую позу… взрослые люди так не поступают, – сказала она, испытывая к нему отвращение. – В этом вся твоя беда, Майк. Ты так и не повзрослел.
– А ты… – начал он и осекся.
– А я старая и гожусь тебе в матери, – холодно договорила за него Венеция. – Не трудись говорить мне этого. Я и сама знаю.
Он бросил на нее хмурый взгляд.
– С этого и начались, – продолжила Венеция, – все наши недоразумения. Меня предупреждали, что мы мало подходим друг другу, но я шла наперекор всему к нашему счастью. И мы могли добиться его, если бы ты… да что толку говорить теперь об этом? Теперь конец всему.
Чувство страха снова овладело им. Венеция говорила такие вещи, от которых становилось не по себе. А он-то всегда считал, что, охваченная страстью, она игрушка в его руках! Майк был потрясен.
– Послушай, Венеция, – сказал он, подходя к ней и беря ее за руку. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал. – Венеция, не будь такой жестокой… Я знаю, что ты очень расстроена и сердишься на меня… Я знаю также, что вел себя как самый последний дурак. Но что бы ты ни думала про нас с Джикс, для меня это ничего не значит. Я люблю тебя и всегда любил. Во всем виновата моя ревность к Мейбл. Клянусь тебе. Звучит глупо, но я просто не мог выносить, как ты нежишь и холишь свое чадо. Хочешь верь, хочешь не верь, но это, клянусь Богом, правда.
– Я не верю тебе. Но факты таковы – я пренебрегала Мейбл ради тебя. А что до Джикс Лоусон… мне, право, жаль ее. Если она тебя хоть сколько-нибудь любит, то ей тяжело выносить твое обрашение… словно она дешевая шлюха.
Майк невольно вздрогнул. Слово «шлюха» прозвучало как удар хлыста.
– Пойми, Майк, дело не в Джикс. Меня гораздо больше волнует твое отношение к моему ребенку. Я не могу жить под одной крышей с мужчиной, который способен угрожать пятнадцатилетней девочке. Я также не хочу, чтобы она видела, как ее отчим развлекается с другими женщинами, обманывая мать. Это не самый лучший воспитательный метод. Ты доказал, что твоя любовь мелка и ничтожна. Ты хотел меня, да и все то, что я могла тебе дать. Но тебе не хотелось отказываться от прежнего образа. Боюсь, что меня это не очень устраивает. Я любила тебя больше всего на свете. Если я перестала любить тебя, это твоя вина, а не моя или бедной Мейбл, или кого-нибудь другого…
Внезапно она умолкла. Венеция была близка к обмороку, и Майк увидел слезы, блеснувшие в ее глазах. Он почувствовал, что противен самому себе, но его раскаяние уже ничего не могло изменить.
Глава 8
Глава 9
– Я хочу, чтобы ты снова легла в кровать и попыталась заснуть, – глухим голосом произнесла Венеция. – Не думай больше об этом. Все кончено. Я извиняюсь перед тобой… – она запнулась, – за Майка. Должно быть, он слишком много выпил. Я уверена, что на самом деле он не хотел так поступать. Если не хочешь, можешь с ним не встречаться, но что бы ни случилось, обещаю тебе, что никто и никогда не заставит нас разлучиться, если мы хотим быть вместе.
– Мамочка, дорогая, как я рада! – ответила Мейбл, обнимая мать за шею.
– Ради такого случая я принесу тебе завтрак в постель, – сказала Венеция. – На твоем месте я не ездила бы сегодня на охоту.
– И не поеду, – согласилась с матерью Мейбл, утыкаясь разгоряченным и заплаканным лицом в подушку.
Венеция поцеловала ее, сказала несколько успокаивающих слов и вышла из комнаты.
Майка она искать не стала, прошла в свою спальню и начала, как во сне, одеваться.
Вошел Майк, как всегда уверенный в себе. У него было время хорошенько все обдумать и решить, что самое лучшее – это отвергать все и строить из себя невинного мальчика.
– Послушай, дорогая… кажется, мы попали в ураган. Я совершенно измочален. А ты?
Венеция была слишком потрясена, чтобы отвечать.
– Я в самом деле ничего не понимаю, – продолжал он. – Может быть, ты просветишь меня? Ребенок вбил себе в голову сумасшедшую идею, будто бы я…
Дальше он не смог говорить, поскольку Венеция, обычно спокойная, полная достоинства и умеющая себя сдерживать, яростно взглянула на него, подобно тигрице, защищающей своего детеныша, побелела и, содрогаясь от гнева, сказала:
– Ты законченный подонок. Мне наплевать, чем вы там с Джикс занимались, но как ты посмел так вести себя с Мейбл?!
Настала очередь Майка онеметь. Такой он Венецию никогда не видел.
Из-под густых загнутых ресниц, которые всегда так нравились Венеции, он украдкой взглянул на жену и хрипло произнес:
– Ты говоришь довольно злые вещи, не так ли?
Венеция схватила рукой свое дешевое ожерелье и с такой силой дернула его, что цепочка осталась болтаться в ее пальцах. Она швырнула его на стол. Ее губы дрожали.
– Как ты смел разговаривать с Мейбл подобным образом? – повторила она. – Как ты смел угрожать ей? Ты запугивал ее, боясь, что она расскажет мне о твоих проделках. Что может быть презреннее?
Майк покраснел. Он осознавал, что не может найти удовлетворительного объяснения, и принялся бормотать всевозможные извинения. Утром у него болела голова после перепоя. Он встретил Мейбл у ее комнаты, идя по коридору вниз за сигаретой. Она принялась отпускать шутки в его адрес и грозилась рассказать о инциденте в саду. Ябед он терпеть не может, и поэтому в сердцах накричал на нее. Само собой разумеется, что он не придавал этому значения. Да разве Венеция не верит ему, прожив с ним столько времени? Сгоряча наговорить можно что угодно. Он и мухи не обидит! Девочка ему очень нравится, она просто вывела его из себя!
Не проронив ни слова, Венеция выслушала его речь. Для нее эти слова ничего не значили. Она была уверена, что он лжет.
Мало-помалу Венеция стала остывать. В комнате становилось светлее. О, эта комната, которую она украсила и убрала с такой любовью, где началась ее новая жизнь! Здесь она поверила в идеальную любовь и изведала ее восторги. Ее захлестнули воспоминания о прежних днях, и от этого на сердце стало еще тяжелее. Ее ноги задрожали и подкосились. Чтобы не упасть, она села на кровать и закрыла лицо руками.
– Майк, Майк, как ты мог! – прошептала она.
Исполненный горя, этот ее вопрос пробил броню высокомерия и себялюбия, и Майк почувствовал себя последним негодяем.
– Бог мой! – простонал он. – Венеция, милая, прости, прости! Я не думал, что все так обернется.
Венеция ничего не ответила. Она не плакала, а просто сидела, уткнувшись головой в ладони. Он сел рядом и положил свою руку ей на плечо, но она оттолкнула его.
– Не надо, пожалуйста!
– Я вижу, что ты огорчена, но не суди строго. Дай мне, пожалуйста, высказаться. Прошу тебя! Она убрала руки от лица.
– Честное слово, Майк, – сказала она, – я не знаю, как ты можешь меня переубедить.
– Я не смогу, если ты отказываешься верить каждому моему слову и готова принять на веру худшее, даже не выслушав меня.
– Майк, – спокойным, равнодушным тоном сказала Венеция, – еще одной сцены я не выдержу, а ложь твоя мне не нужна.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Я слышала, как ты грозился не пускать сюда Мейбл, если она не замолчит… то были твои слова. Так о чем она должна молчать?
– Разве она тебя еще не просветила на этот счет? – невесело рассмеялся он.
– Да. Она сказала, что видела тебя с Джикс не только прошлой ночью в саду, но и в лесу во время ее летних каникул в еще более пикантной ситуации.
– Это говорит она! – неуверенно произнес Майк.
Глаза Венеции гневно сверкнули:
– Не надо мне лгать, Майк. Если ты будешь продолжать, между нами ничего хорошего никогда больше не будет. До сих пор тебе удавалось дурачить меня, но теперь с этим покончено. Ты сам знаешь, что о ваших отношениях с Джикс мне давно известно.
– Это было до того, как мы поженились. Даже самая ревнивая жена не может упрекать мужа в том, что и с кем у него было раньше.
– Я не ревнивая жена и никогда не упрекала тебя. Просто однажды я сказала, что не хочу ее видеть в этом доме. На мой взгляд, это вполне естественно. Ты постоянно упрекал меня в том, что я старомодна и веду себя как ханжа. Я пошла тебе навстречу и пригласила ее на праздник. Я знаю, тебя это раздражает, но у меня подрастает дочь, и я должна заботиться о ней. Я думаю, что ни одной матери не понравилось бы, что ее молодая дочь знакомится с бывшей любовницей ее мужа. В этом есть что-то кощунственное. Но я доверяла тебе и уступила. Тем не менее, ты опять начал встречаться с Джикс, едва мы переехали сюда. Майк, как можно?
Он встал и начал расхаживать по комнате из угла в угол, засунув руки в карманы и выставив вперед подбородок.
Угрызения совести больше не мучили Майка; они оказались погребенными под тяжестью его собственных чувств. Чтобы как-то выпутаться из тяжелой ситуации, он изменил тактику:
– Ну и что из того, что я встречался с ней? Поцелуй в лесу или в саду не означает супружеской измены, моя дорогая, что бы там не воображала твоя дочь.
Венеция посмотрела на него. Ее щеки опять покраснели.
– Мейбл не понимает значения слов «супружеская измена». Но я заставила ее рассказать мне, что она в тот день видела в лесу, и этого вполне достаточно…
– Допустим, что так и было! Повторяю тебе, я перепил. Разве нельзя простить пьяному и забыть обо всем, что было?
– Можно, но ты не был пьян, когда прошлым летом отправился кататься верхом.
– Даже то, что мы лежали за земле, ничего не означает, а ты ведешь себя так, словно я тебе изменял.
– А разве нет?
Нагло глядя ей прямо в глаза, он произнес:
– Нет!
Воцарилось напряженное молчание. Сердце у Венеции учащенно забилось: она понимала, что это ложь.
– Уверяю тебя, это было не больше, чем баловство, – продолжал он невозмутимо.
Ее губы скривились в презрительной усмешке.
– У тебя странное представление о… баловстве.
– Знаешь… как бы там ни было, ты не имеешь никакого права предполагать такое!
– У меня есть все права, – спокойно возразила она. – Я не думаю, что дело лишь в нескольких поцелуях, если ты так перепугался, что пытался самым непозволительным образом заставить молчать бедную девочку.
Он подскочил к ней, разъяренный, но Венеция быстро охладила его.
– Бесполезно отпираться. Ты сделал то, чему нет прощения, и я не верю, что ты только целовал эту девицу.
– Понятно… Но мне остается только повторить – больше ничего не было!
– Собственно говоря, какая разница? Даже если бы ты мог доказать, что тебе удалось остановиться на полпути, это ничего не меняет. Того, что видела моя дочь, достаточно, чтобы убедить меня в том, что ты опять спал с Джикс Лоусон.
Майк пытался справиться с собой, но на его попытки нельзя было смотреть без жалости. Чтобы не видеть его таким, Венеция отвернулась. Каждая секунда их разговора была ей противна до глубины души. С каждым произносимым им словом она видела приближение конца их счастью. Цитадель их семейного благополучия рушилась на глазах. Человек, которого она видела и слышала сегодня ранним утром, совершенно не походил на очаровательного молодого мужчину, которого она когда-то полюбила. Тот Майк был ей дорог. Но этот… что он из себя представляет? Страшно подумать. Ей было стыдно за него. В довершение всего в ее голове возник образ Джефри. Страшно подумать, что бы он сказал об этом…
– Я совершила ужасную ошибку, – неожиданно вслух сказала она.
– Выйдя за меня замуж? – отрывисто спросил Майк.
Она встала.
– Да.
Молчание.
Больно и учащенно билось сердце Венеции. Она познала шесть коротких месяцев слепого счастья. Сегодня, оглядываясь назад, она понимала, что даже эти месяцы были заполнены сомнениями, Майк во многом разочаровал ее: своим эгоизмом, своей жадностью, но больше всего своей неуместной ревностью к ее ребенку. Она старалась, как могла, чтобы Мейбл как можно реже попадалась на глаза Майку.
– Я думаю, нам лучше спуститься вниз. Ты должен позавтракать, – устало сказала Венеция, – а то у тебя не будет никакого настроения охотиться.
– Ты считаешь, что я смогу охотиться, когда ты в таком состоянии? – спросил он.
Венеция, направлявшаяся к двери, повернулась и посмотрела на него долгим взглядом, от которого он смутился, покраснел и, не найдя подходящих слов, только пробормотал:
– О, черт!
– Извини, Майк, – сказала она, – но я не верю, что ты сможешь отказаться от охоты только потому, что я расстроена. Если бы ты по-настоящему любил меня, то никогда не сделал бы того, что сделал.
– Ты продолжаешь настаивать на самом худшем?
– А ты продолжаешь отрицать, не так ли?
– Можно подумать, что ты ненавидишь меня и ищешь предлог для разрыва.
– Это, – усмехнулась Венеция, – очень забавно.
– Рад, что тебе понравилась шутка.
– Не вставай, пожалуйста, в эту глупую позу… взрослые люди так не поступают, – сказала она, испытывая к нему отвращение. – В этом вся твоя беда, Майк. Ты так и не повзрослел.
– А ты… – начал он и осекся.
– А я старая и гожусь тебе в матери, – холодно договорила за него Венеция. – Не трудись говорить мне этого. Я и сама знаю.
Он бросил на нее хмурый взгляд.
– С этого и начались, – продолжила Венеция, – все наши недоразумения. Меня предупреждали, что мы мало подходим друг другу, но я шла наперекор всему к нашему счастью. И мы могли добиться его, если бы ты… да что толку говорить теперь об этом? Теперь конец всему.
Чувство страха снова овладело им. Венеция говорила такие вещи, от которых становилось не по себе. А он-то всегда считал, что, охваченная страстью, она игрушка в его руках! Майк был потрясен.
– Послушай, Венеция, – сказал он, подходя к ней и беря ее за руку. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал. – Венеция, не будь такой жестокой… Я знаю, что ты очень расстроена и сердишься на меня… Я знаю также, что вел себя как самый последний дурак. Но что бы ты ни думала про нас с Джикс, для меня это ничего не значит. Я люблю тебя и всегда любил. Во всем виновата моя ревность к Мейбл. Клянусь тебе. Звучит глупо, но я просто не мог выносить, как ты нежишь и холишь свое чадо. Хочешь верь, хочешь не верь, но это, клянусь Богом, правда.
– Я не верю тебе. Но факты таковы – я пренебрегала Мейбл ради тебя. А что до Джикс Лоусон… мне, право, жаль ее. Если она тебя хоть сколько-нибудь любит, то ей тяжело выносить твое обрашение… словно она дешевая шлюха.
Майк невольно вздрогнул. Слово «шлюха» прозвучало как удар хлыста.
– Пойми, Майк, дело не в Джикс. Меня гораздо больше волнует твое отношение к моему ребенку. Я не могу жить под одной крышей с мужчиной, который способен угрожать пятнадцатилетней девочке. Я также не хочу, чтобы она видела, как ее отчим развлекается с другими женщинами, обманывая мать. Это не самый лучший воспитательный метод. Ты доказал, что твоя любовь мелка и ничтожна. Ты хотел меня, да и все то, что я могла тебе дать. Но тебе не хотелось отказываться от прежнего образа. Боюсь, что меня это не очень устраивает. Я любила тебя больше всего на свете. Если я перестала любить тебя, это твоя вина, а не моя или бедной Мейбл, или кого-нибудь другого…
Внезапно она умолкла. Венеция была близка к обмороку, и Майк увидел слезы, блеснувшие в ее глазах. Он почувствовал, что противен самому себе, но его раскаяние уже ничего не могло изменить.
Глава 8
В кабинете салона миссис Кин, расположенного на Бонд-стрит, Венеция сидела в кресле напротив Барбары. Женщины пили кофе и курили. Венеция с усталым видом откинулась на подушки. Она сняла норковое манто и осталась в темно-коричневом костюме. Миниатюрная шляпка из бархата в тон костюму была ей к лицу. Барбара была поражена, увидев Венецию в своем салоне: впервые после смерти мужа она выглядела такой бледной и печальной.
Венеция сидела у нее уже с полчаса, и теперь Барбара знала все. Она подозревала, чем дело кончится, но как настоящая подруга, не позволила себе сказать: «Я предупреждала тебя».
– Я должна была с кем-то поделиться, – с болью в сердце говорила Венеция. – Ты понимаешь, я не могу рассказывать все это матери Джефри. Я только сказала ей, что у нас с Майком произошла размолвка.
Не забыла Венеция рассказать и о том, как вела себя Мейбл перед отъездом к леди Селлингэм.
Несмотря на пережитое, Мейбл винила себя за ссору матери с Майком и очень огорчилась, когда сегодня рано утром мать уехала из Ричмонда. Леди Селлингэм с присущим ей тактом вела себя так, как будто ничего не случилось, и приняла внучку с распростертыми объятиями. Только ее мягкие голубые глаза глядели на Венецию с печалью и тревогой. Когда они прощались, Венеция шепнула ей:
– Я думаю, что все образуется, мама… Постарайтесь не заводить разговор на эту тему с Мейбл. Пусть она все поскорее забудет.
– Не навсегда, вероятно, но… просто в данный момент надо было поступить именно так, – объяснила Венеция.
– И как он воспринял твой уход?
– Без восторга, но и без особой печали, – слабо улыбнулась Венеция.
Она была истощена. С Рождества Венеция находилась в постоянном нервном напряжении. Ей было невыносимо больно вспоминать события последних дней.
Майк в конце концов перестал отрицать свою измену и защищался, прибегнув к испытанному средству – вымаливанию прощения.
– Ты, черт возьми, совершенно права, что ушла, – поддержала подругу Барбара. – На твоем месте я бы еще отвесила молодому человеку оплеуху на прощанье. Мне кажется, что ты говорила с ним чересчур вежливо.
– Это потому, – ответила Венеция, – что я пытаюсь смотреть немного вперед.
– Ну, и что ты собираешься делать дальше? – спросила Барбара.
– Не знаю, – призналась Венеция. Барбара шумно задвинула ящик письменного стола, нахмурилась, загасила окурок в пепельнице и подошла к радиатору.
– Надо будет им заняться, а то еле греет, – пробормотала она, не переставая думать о Венеции. Венеция, в свою очередь, знала, что, несмотря на свой язычок, Барбара была хорошей подругой, на которую можно положиться.
– Дорогая, не беспокойся обо мне, – попыталась улыбнуться Венеция.
– Как не беспокоиться, черт возьми, – сказала Барбара, – когда ты такая мягкотелая. А надо быть стервой вроде меня, чтобы иметь дело с такими типами, как твой Майк.
– Понимаешь, на большее, чем уйти из дома, я не способна.
– И готова в любую минуту вернуться, давая тем самым ему понять, что простила его и готова подтвердить, какой он милый мальчик? – саркастически засмеялась Барбара.
Венеция вздохнула и ответила:
– Я не говорила этого.
– Но ты же никогда не позволишь вызвать в суд свою дочь в качестве свидетеля! Она – это все, что у тебя есть.
Венеция закрыла лицо руками и простонала:
– О Боже, мне совершенно не хочется, чтобы бедная девочка еще раз все это пережила. Из нее клещами приходилось вырывать каждое слово. Я никогда не забуду этот ужас, но надеюсь, что она со временем все забудет.
– Да, дело паршивое, – откровенно согласилась Барбара. – Вот тебе мой совет: пусть мистер Прайс занимается своим бизнесом, а ты живи по-старому… даже если это будет означать, что твой второй брак не состоялся. Уж лучше так, чем жить с мужиком такого сорта. Если он способен на такое вскоре после свадьбы, можешь не сомневаться: повторение не заставит себя ждать!
Венеция промолчала. С того самого дня, как у нее открылись глаза, она непрестанно твердила эти слова, хотя всей душой страшилась распада их брака. Перед ее отъездом Майк заявил ей:
– Если ты меня любишь, ты не ухватишься за первую возможность оставить меня. Ты предоставишь мне еще один шанс.
Тогда она не смогла ответить. Ей просто хотелось поскорее уехать, побыть вдали от него и подумать. Она не собиралась оставаться и в Ричмонде с матерью Джефри и своей дочерью, как делала обычно. Она отказалась от квартиры Барбары и сняла комнату в тихом отеле с видом на Гайд-Парк, ту, в которой они когда-то останавливались с Джефри. Она поймала себя на мысли, что много в последнее время думает о первом муже.
Барбара еще какое-то время продолжала наставлять ее на путь истинный, но, к счастью, появился торговый представитель из Парижа, и блестящая хозяйка салона красоты «Бара» была вынуждена оставить подругу.
– Я всегда к твоим услугам, дорогая, но не возвращайся в Бернт-Эш, – бросила она на ходу. – Пусть этот молодой человек поварится в собственном соку. Я готова согласиться с тем, что он раскаивается, понимает, что потерял, но даже если ты решишь предоставить ему второй шанс… пусть подождет его. Ему это будет хорошим уроком.
Венеция вернулась в свой отель. Она не сказала Майку, где остановится.
Она легла на кровать и постаралась немного отдохнуть, чтобы на свежую голову разобраться в проблемах, которые, казалось, не имеют решения.
Когда пришло время вечернего чая, она почувствовала страшное одиночество. Она уже сожалела о том, что отказалась остаться у мамы с Мейбл. Ей захотелось очутиться в маленьком белом домике в Ричмонде. Жаль, что Герман сейчас в Америке, а не в Лондоне. Она могла бы поговорить с ним. Он всегда отличался здравомыслием. Она много размышляла о доме в Бернт-Эш, месте, которое она заботливо оборудовала для себя и Майка. Интересно, что сейчас делает Майк: ушел на работу и изливает душу Тони?
«Ты можешь сказать, что моя бывшая свекровь заболела, и я переехала к ней на несколько дней. Это объяснит мой неожиданный отъезд из Бернт-Эш», – сказала ему Венеция.
«Хорошо, – сказал он. – Я буду говорить всем, что ты в Ричмонде».
Только одна Маргарет знала, где находится в этот вечер Венеция. Она оставила ей телефон и сказала:
«По нему можно со мной связаться, если я срочно тебе понадоблюсь. Но, пожалуйста, никому больше его не давай, даже мистеру Прайсу».
Маргарет привыкла не задавать лишних вопросов, но Венеция по мрачному выражению ее лица поняла, что служанка обо всем догадывается.
Перед тем, как покинуть Бернт-Эш, Венеция отправилась на конюшню, где Беннетт мыл Красного Принца, и сказала ему:
– Меня здесь не будет примерно неделю, Беннетт. Присмотри, пожалуйста, за мистером Прайсом.
Он дотронулся до фуражки и произнес:
– Очень хорошо, миледи.
Поздно вечером, когда она ужинала, коридорный принес ей два письма.
Венеция взглянула на них, одно было написано рукой Майка. Каким образом он сумел разыскать ее?
Она распечатала первую записку, и ей все стало ясно. Маргарет писала:
Венеция не решалась распечатать письмо Майка в ресторане, где было полно народу. Она попросила принести ей кофе в почтовое отделение, где никого не было, села за, один из столов, включила настольную лампу и принялась читать. Всего было четыре мелко исписанных страницы. Почерк Майка можно было разобрать с большим трудом.
Она прикрыла глаза рукой и осторожно пригубила верный кофе, стараясь не расплакаться: Да, Барбара была права, когда говорила, что настало время проявить силу духа, а слабость может оказаться фатальной.
Но было что-то трогательное в письме Майка, исполненном юношеского порыва.
Гадкий мальчишка опять провинился и хочет, чтобы его поскорее простили.
Можно ли доверять ему, когда он говорит, что не собирается встречаться с Джикс? Кто знает… Что, если вдруг у них в будущем возникнут какие-то разногласия, не отправится ли он прямиком к Джикс? Несомненно одно – девушка одержима неискоренимой страстью к нему, и, следовательно, неизбежно представляет угрозу.
Может быть, единственным выходом будет попросить Майка продать дом и осесть где-нибудь в другом месте? А не слишком ли много она запросит, заведя речь о продаже старого дома? Ведь люди, живущие вокруг Бернт-Эш, его старые и верные друзья.
«Я не имею права требовать от него слишком большой жертвы, – задумчиво сказала себе Венеция. – Если наша совместная жизнь не удалась, в этом и моя вина, поскольку я старше и у меня должно быть больше благоразумия. Кроме того, с какой стати я должна требовать, чтобы он вел тот образ жизни, к которому я раньше привыкла? Он не Джефри и не Герман. Он просто Майк. Я любила и вышла замуж за этого Майка, и если не разобралась в нем, то винить, кроме самой себя, мне некого».
Возможно, вся беда заключалась в том, что она была склонна сравнивать Майка с Джефри и хотела бы жить так, как жила раньше. Это было несправедливо по отношению к Майку.
Возможно, Майк и старался делать так, как она хотела, но у него не всегда получалось. Возможно, он по-настоящему ревновал к Мейбл, а она оказалась чересчур матерью, чтобы быть хорошей женой.
Если она и была готова признать свои ошибки, то одно обстоятельство мешало ей поднять трубку и позвонить Майку: его неверность.
Прошло какое-то время, и Венеция поняла, что она больше не в силах сидеть одна.
В отчаянии она набрала номер Джека Фуллера, архитектора, который помогал восстанавливать дом в Бернт-Эш.
Но едва заслышав голос Джека, она запаниковала. Он был настроен весело и ни о чем не догадывался.
– Как поживаешь, Венеция? Очень рад тебя слышать. Как твой молодой и красивый муж? Лиз сходит по нему с ума и все уши мне прожужжала, желая видеть вас в нашем доме. Как ты относишься к этому предложению?
Венеция молчала, не зная, что сказать, и лишь сильнее сжимала трубку.
Она уже пожалела о том, что позвонила Джеку, так как поняла, что не пойдет к ним. Сделав над собой усилие, она весело ответила:
– Да… мы с Майком как-нибудь заскочим к вам., на днях… спасибо за приглашение… да, мы оба в полном порядке… С Мейбл тоже все хорошо. Большое спасибо, Джек… Передай Лиз, что я очень ее люблю.
Затем она положила трубку, легла на кровать, уткнулась лицом в подушку, и долго лежала неподвижно, так и не поддавшись искушению позвонить Майку.
Венеция сидела у нее уже с полчаса, и теперь Барбара знала все. Она подозревала, чем дело кончится, но как настоящая подруга, не позволила себе сказать: «Я предупреждала тебя».
– Я должна была с кем-то поделиться, – с болью в сердце говорила Венеция. – Ты понимаешь, я не могу рассказывать все это матери Джефри. Я только сказала ей, что у нас с Майком произошла размолвка.
Не забыла Венеция рассказать и о том, как вела себя Мейбл перед отъездом к леди Селлингэм.
Несмотря на пережитое, Мейбл винила себя за ссору матери с Майком и очень огорчилась, когда сегодня рано утром мать уехала из Ричмонда. Леди Селлингэм с присущим ей тактом вела себя так, как будто ничего не случилось, и приняла внучку с распростертыми объятиями. Только ее мягкие голубые глаза глядели на Венецию с печалью и тревогой. Когда они прощались, Венеция шепнула ей:
– Я думаю, что все образуется, мама… Постарайтесь не заводить разговор на эту тему с Мейбл. Пусть она все поскорее забудет.
* * *
– Стало быть, ты ушла от Майка, – произнесла Барбара. Она сощурилась и медленно покивала ухоженной головкой.– Не навсегда, вероятно, но… просто в данный момент надо было поступить именно так, – объяснила Венеция.
– И как он воспринял твой уход?
– Без восторга, но и без особой печали, – слабо улыбнулась Венеция.
Она была истощена. С Рождества Венеция находилась в постоянном нервном напряжении. Ей было невыносимо больно вспоминать события последних дней.
Майк в конце концов перестал отрицать свою измену и защищался, прибегнув к испытанному средству – вымаливанию прощения.
– Ты, черт возьми, совершенно права, что ушла, – поддержала подругу Барбара. – На твоем месте я бы еще отвесила молодому человеку оплеуху на прощанье. Мне кажется, что ты говорила с ним чересчур вежливо.
– Это потому, – ответила Венеция, – что я пытаюсь смотреть немного вперед.
– Ну, и что ты собираешься делать дальше? – спросила Барбара.
– Не знаю, – призналась Венеция. Барбара шумно задвинула ящик письменного стола, нахмурилась, загасила окурок в пепельнице и подошла к радиатору.
– Надо будет им заняться, а то еле греет, – пробормотала она, не переставая думать о Венеции. Венеция, в свою очередь, знала, что, несмотря на свой язычок, Барбара была хорошей подругой, на которую можно положиться.
– Дорогая, не беспокойся обо мне, – попыталась улыбнуться Венеция.
– Как не беспокоиться, черт возьми, – сказала Барбара, – когда ты такая мягкотелая. А надо быть стервой вроде меня, чтобы иметь дело с такими типами, как твой Майк.
– Понимаешь, на большее, чем уйти из дома, я не способна.
– И готова в любую минуту вернуться, давая тем самым ему понять, что простила его и готова подтвердить, какой он милый мальчик? – саркастически засмеялась Барбара.
Венеция вздохнула и ответила:
– Я не говорила этого.
– Но ты же никогда не позволишь вызвать в суд свою дочь в качестве свидетеля! Она – это все, что у тебя есть.
Венеция закрыла лицо руками и простонала:
– О Боже, мне совершенно не хочется, чтобы бедная девочка еще раз все это пережила. Из нее клещами приходилось вырывать каждое слово. Я никогда не забуду этот ужас, но надеюсь, что она со временем все забудет.
– Да, дело паршивое, – откровенно согласилась Барбара. – Вот тебе мой совет: пусть мистер Прайс занимается своим бизнесом, а ты живи по-старому… даже если это будет означать, что твой второй брак не состоялся. Уж лучше так, чем жить с мужиком такого сорта. Если он способен на такое вскоре после свадьбы, можешь не сомневаться: повторение не заставит себя ждать!
Венеция промолчала. С того самого дня, как у нее открылись глаза, она непрестанно твердила эти слова, хотя всей душой страшилась распада их брака. Перед ее отъездом Майк заявил ей:
– Если ты меня любишь, ты не ухватишься за первую возможность оставить меня. Ты предоставишь мне еще один шанс.
Тогда она не смогла ответить. Ей просто хотелось поскорее уехать, побыть вдали от него и подумать. Она не собиралась оставаться и в Ричмонде с матерью Джефри и своей дочерью, как делала обычно. Она отказалась от квартиры Барбары и сняла комнату в тихом отеле с видом на Гайд-Парк, ту, в которой они когда-то останавливались с Джефри. Она поймала себя на мысли, что много в последнее время думает о первом муже.
Барбара еще какое-то время продолжала наставлять ее на путь истинный, но, к счастью, появился торговый представитель из Парижа, и блестящая хозяйка салона красоты «Бара» была вынуждена оставить подругу.
– Я всегда к твоим услугам, дорогая, но не возвращайся в Бернт-Эш, – бросила она на ходу. – Пусть этот молодой человек поварится в собственном соку. Я готова согласиться с тем, что он раскаивается, понимает, что потерял, но даже если ты решишь предоставить ему второй шанс… пусть подождет его. Ему это будет хорошим уроком.
Венеция вернулась в свой отель. Она не сказала Майку, где остановится.
Она легла на кровать и постаралась немного отдохнуть, чтобы на свежую голову разобраться в проблемах, которые, казалось, не имеют решения.
Когда пришло время вечернего чая, она почувствовала страшное одиночество. Она уже сожалела о том, что отказалась остаться у мамы с Мейбл. Ей захотелось очутиться в маленьком белом домике в Ричмонде. Жаль, что Герман сейчас в Америке, а не в Лондоне. Она могла бы поговорить с ним. Он всегда отличался здравомыслием. Она много размышляла о доме в Бернт-Эш, месте, которое она заботливо оборудовала для себя и Майка. Интересно, что сейчас делает Майк: ушел на работу и изливает душу Тони?
«Ты можешь сказать, что моя бывшая свекровь заболела, и я переехала к ней на несколько дней. Это объяснит мой неожиданный отъезд из Бернт-Эш», – сказала ему Венеция.
«Хорошо, – сказал он. – Я буду говорить всем, что ты в Ричмонде».
Только одна Маргарет знала, где находится в этот вечер Венеция. Она оставила ей телефон и сказала:
«По нему можно со мной связаться, если я срочно тебе понадоблюсь. Но, пожалуйста, никому больше его не давай, даже мистеру Прайсу».
Маргарет привыкла не задавать лишних вопросов, но Венеция по мрачному выражению ее лица поняла, что служанка обо всем догадывается.
Перед тем, как покинуть Бернт-Эш, Венеция отправилась на конюшню, где Беннетт мыл Красного Принца, и сказала ему:
– Меня здесь не будет примерно неделю, Беннетт. Присмотри, пожалуйста, за мистером Прайсом.
Он дотронулся до фуражки и произнес:
– Очень хорошо, миледи.
Поздно вечером, когда она ужинала, коридорный принес ей два письма.
Венеция взглянула на них, одно было написано рукой Майка. Каким образом он сумел разыскать ее?
Она распечатала первую записку, и ей все стало ясно. Маргарет писала:
«Дорогая мадам, я беру на себя смелость направить эти письма в Лондон с моим племянником. Вышло как нельзя лучше, поскольку мистер Прайс спросил, не знаю ли я, где вы находитесь, что, как вы понимаете, поставило меня в затруднительное положение. Он передал письмо для вас. Он сказал также, что это очень важно, поэтому я отдала его письмо своему племяннику. Мистер Прайс собрал вещи и съехал, мадам, но Беннетт говорит, что в субботу он вернется.Венеция глубоко вздохнула, складывая письмо. Маргарет оставалась ее верным союзником. Никакое «неудобное положение» не заставило бы ее раскрыть адрес хозяйки.
Надеюсь, что у вас все будет в порядке, мадам.
С уважением
Маргарет.»
Венеция не решалась распечатать письмо Майка в ресторане, где было полно народу. Она попросила принести ей кофе в почтовое отделение, где никого не было, села за, один из столов, включила настольную лампу и принялась читать. Всего было четыре мелко исписанных страницы. Почерк Майка можно было разобрать с большим трудом.
«Я считаю, что с твоей стороны было довольно глупо бросать меня подобным образом, не дав даже знать, куда ты отправилась. Я звонил в Ричмонд, но леди Селлингэм устроила мне настоящий разнос и заявила, что тебя здесь нет. Милая, ты же не хочешь из-за этой проклятой Джикс калечить наши жизни.Венеция читала и перечитывала его излияние до тех пор, пока не выучила письмо почти наизусть и не убедилась, что каждое слово в нем звучит искрение.
И ты совершенно не права, если считаешь, что я могу спокойно жить в Бернт-Эш после того, что произошло. Я на время уехал из деревни. Если ты захочешь связаться со мной, то я у Тони. Мне хотелось бы знать, как долго продлится твое отсутствие, или ты собираешься навсегда оставить меня. Венеция, я говорил тебе, что очень сожалею о случившемся, и клянусь Богом, это правда! Я не хотел обижать тебя. На меня просто что-то нашло К твоему сведению, я позвонил Джикс и сказал, что порвал с ней раз и навсегда. Должен также сказать, что, вспоминая о Мейбл, я всякий раз краснею. Прошу тебя, предоставь мне еще один шанс. Возвращайся, Венеция, и начнем все сначала!
Майк.»
Она прикрыла глаза рукой и осторожно пригубила верный кофе, стараясь не расплакаться: Да, Барбара была права, когда говорила, что настало время проявить силу духа, а слабость может оказаться фатальной.
Но было что-то трогательное в письме Майка, исполненном юношеского порыва.
Гадкий мальчишка опять провинился и хочет, чтобы его поскорее простили.
Можно ли доверять ему, когда он говорит, что не собирается встречаться с Джикс? Кто знает… Что, если вдруг у них в будущем возникнут какие-то разногласия, не отправится ли он прямиком к Джикс? Несомненно одно – девушка одержима неискоренимой страстью к нему, и, следовательно, неизбежно представляет угрозу.
Может быть, единственным выходом будет попросить Майка продать дом и осесть где-нибудь в другом месте? А не слишком ли много она запросит, заведя речь о продаже старого дома? Ведь люди, живущие вокруг Бернт-Эш, его старые и верные друзья.
«Я не имею права требовать от него слишком большой жертвы, – задумчиво сказала себе Венеция. – Если наша совместная жизнь не удалась, в этом и моя вина, поскольку я старше и у меня должно быть больше благоразумия. Кроме того, с какой стати я должна требовать, чтобы он вел тот образ жизни, к которому я раньше привыкла? Он не Джефри и не Герман. Он просто Майк. Я любила и вышла замуж за этого Майка, и если не разобралась в нем, то винить, кроме самой себя, мне некого».
Возможно, вся беда заключалась в том, что она была склонна сравнивать Майка с Джефри и хотела бы жить так, как жила раньше. Это было несправедливо по отношению к Майку.
Возможно, Майк и старался делать так, как она хотела, но у него не всегда получалось. Возможно, он по-настоящему ревновал к Мейбл, а она оказалась чересчур матерью, чтобы быть хорошей женой.
Если она и была готова признать свои ошибки, то одно обстоятельство мешало ей поднять трубку и позвонить Майку: его неверность.
Прошло какое-то время, и Венеция поняла, что она больше не в силах сидеть одна.
В отчаянии она набрала номер Джека Фуллера, архитектора, который помогал восстанавливать дом в Бернт-Эш.
Но едва заслышав голос Джека, она запаниковала. Он был настроен весело и ни о чем не догадывался.
– Как поживаешь, Венеция? Очень рад тебя слышать. Как твой молодой и красивый муж? Лиз сходит по нему с ума и все уши мне прожужжала, желая видеть вас в нашем доме. Как ты относишься к этому предложению?
Венеция молчала, не зная, что сказать, и лишь сильнее сжимала трубку.
Она уже пожалела о том, что позвонила Джеку, так как поняла, что не пойдет к ним. Сделав над собой усилие, она весело ответила:
– Да… мы с Майком как-нибудь заскочим к вам., на днях… спасибо за приглашение… да, мы оба в полном порядке… С Мейбл тоже все хорошо. Большое спасибо, Джек… Передай Лиз, что я очень ее люблю.
Затем она положила трубку, легла на кровать, уткнулась лицом в подушку, и долго лежала неподвижно, так и не поддавшись искушению позвонить Майку.
Глава 9
– А можно спросить, как долго тебя будут держать в немилости? – вяло спросила Джикс Лоусон. Подстать ее голосу таким же вялым было ее настроение. Она и Майк были в небольшом баре «Лошадь и гончие», который располагался в полумиле от поместья Бернт-Эш. Стояла промозглая январская ночь. Майк прибыл сюда прямо с поезда. Всю неделю он провел в Лондоне на квартире своего партнера по бизнесу. Была пятница, и он надеялся завтра поохотиться, хотя, как он признался Джикс, с отвращением направляется домой.