Робинсон Ким Стэнли. Золотое побережье (Калифорнийская трилогия - 2)

   У Сэнди это делается просто и непринужденно, раздеться на людях - было бы о чем говорить. Потому-то, наверное, и заклинило левый глаз Джима, когда он пытался наблюдать одновременно за раздеванием Вирджинии и Эрики, заклинило самым натуральным образом и в самом ненатуральном положении глаз этот оказался вывернутым куда-то к носу. Пришлось высвобождать несчастный орган подсматривания, потихоньку надавив на него пальцем - для дальнейшего, естественно, использования: видеонасыщение дало Джиму, как и всем остальным, хорошую подготовку для созерцания женского тела. Когда перекрещенные руки одним текучим движением скидывают через голову блузку, когда слегка свисают освободившиеся груди, а волосы рассыпаются по плечам, каждый мужчина испускает счастливый, восхищенный вздох знатока. Нет сомнения, что женщины тоже испытывают при этом некоторое возбуждение, здесь ведь присутствует момент псевдотабуированного эксгибиционизма, а говоря попросту - это же так здорово, сбросить с себя все это прямо у всех на глазах, не говоря уж об окружающей тебя борцовско-серфинговой мускулатуре... Но все равно в этом нет ничего особенного, само собой, ясное дело, да кто бы сомневался.
   Покончив с раздеванием, все переходят в соседнюю комнату и погружаются в бассейн. Роза и Габриэла - они давным-давно в союзе - окунают друг друга в горячую воду с головой. Комната полна смеха и пара. В дверях появляется Дебби Риггс, сестра Хэмфри, желающая узнать, что тут за шум, а драки нет. Для Вирджинии в бассейне слишком горячо, мокрая, она садится на деревянный пол рядом с Джимом. Они опять разговаривают.
   Тела. Мускулатура под влажной кожей. Всем нам знакомы ее формы.
   Красноватый свет дробится на мокрых завитках волос.
   Высокие полные груди, начинающиеся от самых ключиц.
   Мужские члены, плавающие среди пузырьков, изгибающиеся то туда, то сюда - привет? привет?
   Привет?
   Курчавые лобковые волосы, равнобедренные магниты зрения.
   И мигание стоп-сигналов: клик-клик, клик-клик - в голове.
   Вирджиния наклоняется над своими крепкими, сильными бедрами, критически осматривает ухоженный, лаком покрытый ноготь на пальце левой ноги. Красивой лепки мышцы рук и ног, боковые мышцы ясно говорят о занятиях греблей, а брюшной пресс - об уйме упражнений. Хорошо уравновешенная фигура, приятная для глаза после радикализма других женщин. Взять, например, Розу. Верхней частью тела она - недозрелый подросток, а нижней цирковой атлет. Или Габриэлу, у которой мощные грудные мышцы, по-старомодному большие груди, мальчишеские бедра и длинные стройные ноги. Обеим им вполне подходят эти оригинальные формы, обе они жутко привлекательны - каждая по-своему, но все-таки умеренность, стандартные пропорции, доведенные до совершенства - это кое-что.
   Вирджиния возвращается в бассейн, их с Джимом притискивают друг к другу. Нижнюю часть тел застилают поднимающиеся из воды пузырьки. Джим передает Вирджинии глазную пипетку, их пальцы соприкасаются - и словно замыкается какая-то электрическая цепь. Скользящие вокруг тела напоминают дельфинов. У противоположного края бассейна Анджела, гормонная подпитка придала ее ангелическому телу пышность, далеко превосходящую стандарт, но кому же от этого плохо. Она стоит, широко расставив ноги, запрокинув кверху лицо, высоко поднятые руки держат пипетку. Образ...
   В руку Джима тычется грудь.
   - Я живу на северной стороне СКП, - неожиданно говорит Вирджиния, за общим гвалтом ее голос еле слышен. - Не хочешь зайти?
   - Ты буквально выкручиваешь мне руки, - говорит, как всегда, остроумный Джим.
   Глава 6
   Легкий бриз носит вокруг гаража бумажные лохмотья, холодит мокрые волосы. Двухминутная поездка на северную сторону Саут-Кост Пласа, где располагаются дома примерно того же класса, что жилище Сэнди с Анджелой. Лифт наверх, входная дверь, и сразу - бегом, с хохотом, в спальню.
   Вирджиния зажигает все лампы, включает видеосистему. Установленные под потолком камеры - восемь штук - выслеживают их инфракрасными датчиками, два набора больших экранов, на боковых стенах комнаты, показывают раздевающуюся Вирджинию, спереди и сзади. Джима эти изображения возбуждают, и очень; брюки летят в сторону, и теперь на половине экранов он сам, со стоящим, как кол, членом. Вирджиния хохочет, хватает Джима за природную рукоятку и затаскивает в постель. Они принимают только те позы, при которых могут вместе смотреть на экраны. Изображения Вирджинии...
   Плавная кривая бедра, оно провело уйму времени на велосипедных тренажерах.
   Светло-желтый поток волос сверху.
   Черные лобковые волосы внизу, подбритые в форме стрелки, указующей вниз - и внутрь.
   Мигание! Мигание!
   Раскачивающиеся груди (изображение).
   Боковые мышцы, рельефно выделяющиеся на грудной клетке.
   ...пронзают Джима. Вирджиния оседлала его. Вот оно - живительное соединение. Она сверху, она шутливо удерживает его за запястья, бицепсы ее напряженно вздуваются, а лицо, глядящее влево, на экраны, рисуется тонким, прекрасным профилем. Ее груди... они почти отвлекают Джима от экранов. Но на стене, куда он смотрит, имеется и вид, снимаемый из-за его головы, так что он видит там эти груди, свисающие с крепких, напряженных грудных мышц, в то время как соседний экран показывает сцену в обратном ракурсе, демонстрирует непристойное, порнографическое, почти невозможное анатомически изображение - его собственный член, внедряющийся в нее и выходящий наружу, то скрытый ее ягодичными мышцами, то освобожденный, розовый и влажный, то скрытый...
   Экраны мигнули и поблекли. Остекленевшее, серо-зеленое ничто.
   Вирджиния соскочила с Джима.
   - Какого хрена! - Она яростно тычет в кнопки управляющего пульта. Ведь все включено! - Но экраны не горят, а камеры не следуют за ее метаниями по спальне. - Вот черт! - Побагровевшая от усилий и разочарования, она начинает остервенело молотить по кнопкам. - Эта хреновина снова сломалась! - Что-то в ее голосе заставляет принадлежность Джима обмякнуть и уныло обвиснуть, несмотря (смотря?) на всю соблазнительность стоящей посреди комнаты девушки. - Ты можешь это починить? - спрашивает она.
   - Ну-у... - Джим неохотно скатывается с кровати и подходит к пульту. Там вроде все в порядке... Он смотрит на камеры. Провода, ведущие к ним, на месте. - Не думаю, чтобы...
   - Вот черт! - Вирджиния садится.
   - Но... - Джим указывает на кровать. - Главная часть оборудования в порядке.
   На лице Вирджинии появляется раздраженная гримаска. Она поднимает голову, протягивает руку и шлепает обвислым членом Джима по его ноге.
   - Да неужели?
   И резко смеется. Нужно заметить, что приличная видеосистема для спальни Джиму не по карману, а маленький дешевый комплект поминутно ломается, так что выходить из таких вот пикантных ситуаций ему не в новинку. Всегда можно сообразить что-нибудь экспромтом. Джим заглядывает в ванную.
   - А-га!
   В огромной, с верхним светом ванной стоит высокое, в полный рост, зеркало; со вновь вспыхнувшей надеждой Джим волочет его в спальню. Раскинувшаяся на кровати Вирджиния напоминает сейчас вкладку из какого-нибудь мужского журнала - "Мисс Июнь", или там "Мисс Декабрь"; она шарит в ящике прикроватного столика, пытаясь найти пипетку.
   - Вот оно! - гордо заявляет Джим. - Ранний вариант видеосистемы.
   Вирджиния смеется и начинает руководить установкой зеркала.
   - Чуть-чуть пониже. Вот так, в самый раз.
   Они возвращаются к прерванному занятию, на этот раз - поперек кровати, чтобы иметь возможность глядеть в сторону, на зеркало, где напропалую трахаются их близнецы. Несколько неловко, что эти близнецы, в свою очередь, глядят на них, но тут тоже есть свой интерес; не в силах удержаться, Джим ухмыляется и похабно подмигивает своему двойнику. Изображения тоже не такие, как всегда - мягкость и глубина видеосистемы сменилась жесткой, поблескивающей материальностью, словно это не зеркало, а окно, сквозь которое они подглядывают за парочкой, занимающейся своими делами в ином, более глянцевом, чем наш, мире.
   - Ве-есьма при-коль-но, - провозглашает Джим по завершении работы. И хохочет.
   Но Вирджинии совсем не смешно.
   - Теперь придется звать ремонтников, а как я это дело ненавижу. Всегда одна и та же песня: "Простите, мэм, только нужно бы провести что-нибудь вроде испытания, проверить, работает ли система".
   - А ты скажи им, - смеется Джим, - да долбитесь вы конем. И пусть это будет такое испытание.
   - А они возьмут да так и сделают, - продолжает хмуриться Вирджиния. Извращенцы.
   Ну ладно, все вышло путем. Теперь, по окончании, Вирджиния начинает проявлять беспокойство. Ей, оказывается, хочется вернуться на тусовку. Ладно, соглашается Джим, сейчас он готов на все, чего бы ни пожелала эта его новая и очаровательная подружка. Да ему и самому там нравится. Через несколько минут Вирджиния и Джим уже встали, оделись и готовы вернуться к Сэнди.
   Глава 7
   У лифта они сталкиваются с Артуром Бастанчери, который тоже возвращается к Сэнди, почему-то с большой сумкой через плечо. Джим чувствует себя неловко - как-никак он только что побывал в постели с экс-союзницей Артура, а кто там знает, какие у них отношения. Но ни Вирджиния, ни Артур и глазом не моргнули, а затем все они вместе прошли в видеокомнату и начали обсуждать происходящее на экранах, и тогда Джим тоже немного расслабился. В конце концов, напомнил он себе, мы же в постмодерновом мире, и каждый человек - суверенная сущность и свободен делать все, что ни пожелает, и никакие союзы не должны этому препятствовать. Так что нечего тут особо смущаться.
   Появились Сэнди и Анджела, Таши и Эрика, только что, по-видимому, вылезшие из воды - от тел, обернутых большими толстыми белыми полотенцами, еще шел пар. Они сразу прошли на кухню сообразить какую-нибудь еду. Артур поставил сумку на пол и начал что-то в ней перебирать.
   - Вы идете со мной? - крикнул он в направлении кухни.
   - Не сегодня, - откликнулся Сэнди. - Я совсем как тряпка.
   Остальное население кухни безмолвствовало. Артур поморщился.
   - Джинни?
   - Вряд ли, Арт, - покачала головой Вирджиния. - Я же говорила тебе, это зряшная трата времени.
   Лицо Артура делается совсем уж недовольным, Вирджиния резко встает и выходит на кухню, где компания весело хохочет над чем-то, что Сэнди не то сделал, не то сказал. Артур печально качает головой, ну вот, говорит его лицо, снова мне придется делать все самому, в одиночку.
   - А что именно - зряшная трата времени? - интересуется Джим.
   - Пытаться изменить этот мир, - с вызовом смотрит на него Артур. - По мнению Вирджинии, пытаться изменить мир - просто зря тратить время. Вот и ты, наверное, так считаешь. Все вы так считаете. Уйма болтовни про то, как все плохо, как мы должны все изменить, но, когда встает вопрос о конкретных действиях, оказывается, все это - одна болтовня.
   - Уж так и болтовня!
   - Нет? - Голос Артура звучит пренебрежительно, на губах играет саркастическая улыбка, он снова наклоняется к своей сумке. Оскорбленный Джим бросается в бой.
   - Конечно, нет! И почему ты не говоришь мне, о чем, собственно, речь?
   - У меня тут плакаты. Хочу устроить в этом молле информационный блицкриг. Вот... - Не глядя на Джима, Артур сует ему в руки вытащенный из сумки лист бумаги.
   Под одним углом это голограмма ошалевшего от восторга серфера, который катится на идеальной "трубе" [Волна правильной, закругленной формы, удобная для серфинга], но, если чуть повернуть, появляется убитый американский солдат. Сфотографирован труп скорее всего в Индонезии, ноги у него оторваны. Под этой жуткой, не на ночь смотреть картиной, крупными буквами идет надпись:
   ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ?
   К твоим услугам:
   Явные войны в Индонезии, Египте, Таиланде и на Бахрейне.
   Тайные войны в Пакистане, Турции, Южной Корее и Бельгии.
   В каждой участвуют американские солдаты.
   КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПОГИБАЕТ 350 АМЕРИКАНСКИХ СОЛДАТ.
   СНОВА ВВЕДЕН ПРИЗЫВ НА ВОЕННУЮ СЛУЖБУ.
   СЛЕДУЮЩИМ МОЖЕШЬ ОКАЗАТЬСЯ ТЫ.
   Джим нерешительно трет подбородок.
   - Ну так что? - смеется Артур. - Пойдешь со мной расклеивать эти штуки?
   - Ясное дело, - говорит Джим. Говорит с единственной целью: потушить этот пренебрежительный взгляд. - Почему бы и нет?
   - За это можно угодить в камеру, вот почему.
   - У нас же вроде есть свобода слова, или как?
   - Они умеют извернуться, пришить совсем другое обвинение. Загрязнение. Осквернение. Эти бумажки только лазером и сдерешь, у них на обороте молекулярно-керамические связи.
   - Хм-м. Ну и что? Ты же не планируешь попадаться?
   - Нет, - хохочет Артур.
   Он разглядывает Джима с откровенным любопытством. Несмотря на все сегодняшние события - пинг-понговую победу Джима и последующие его постельные кувыркания с Вирджинией... а может, каким-то странным образом, как раз из-за этих событий... Артур вроде как находится на недосягаемой высоте, беседует с Джимом сверху вниз. Джим не понимает этого - но чувствует.
   - Тогда идем. - Артур встает, берет сумку и направляется к двери. Джим плетется следом; проходя через кухню, он ловит на себе хмурый взгляд Вирджинии.
   - Давай начнем с севера и будем двигаться сюда, - говорит Артур в лифте. Они опускаются на первый этаж, берут пустую мототележку и катят через пустынный комплекс к Саут-Кост Виллиджу, погребенному под северной оконечностью молла.
   - Пожалуй, хватит. Нужно сделать все в темпе, минут так за двадцать. Но поосторожнее, поглядывай насчет полиции молла.
   Артур и Джим идут назад, по широкой центральной галерее молла. Слева и справа эскалаторы. Отражаясь в зеркалах, они ведут на десятки других этажей - настоящих и зеркальных.
   - Плакаты нашлепывай, а потом притирай этим стержнем. Он активирует связи.
   Джим приклеивает на витрину пиццерии небольшой плакат. Пенный вал тропического прибоя разбивается о ноги обнаженной девушки. Чуть сдвинуть голову - и девушка сменяется еще одним окровавленным солдатским трупом. Надпись:
   НАШЕЙ СТРАНОЙ ЗАПРАВЛЯЕТ МИН. ОБОРОНЫ. - ПРОТЕСТУЙ.
   - Ух ты. Некоторым еда не полезет в горло.
   Уже почти четыре часа ночи, хотя внутри молла, безвременного, как казино, этого не заметно. В больших универмагах темно, но все остальное витрины, зеркала, кафельные стены - сверкает прыгающей, подмигивающей настырностью неона.
   Свет! Камера! Начало эпизода!
   Длинная центральная галерея, уходящая на пять этажей вверх.
   Пластиковые деревья, подсвеченные фонтаны. Отраженные подобия. Игорные залы, закусочные, видеобары - все открыто, все упруго пульсирует.
   Эй, знаешь что? Я есть хочу.
   Вращается карусель Саут-Коста. На каждом животном - седок.
   Остекленевшее око. Соударение музыкальных сфер. Мигание.
   Парни толкутся в уборных, у входов в закрытые магазины.
   Теперь в экспресс-бар. Отираться без дела.
   Делать покупки.
   На Главной улице.
   Ты здесь живешь.
   Джим и Артур нашлепывают плакаты на стены, витрины, Двери.
   - В этом морге сегодня не протолкнуться, - говорит Артур.
   Джим смеется. Он тоже ненавидит моллы, хотя проводит в них не меньше времени, чем любой другой человек.
   - А чего вообще обвешивать такое место плакатами? Только молекулярную керамику переводить.
   - В основном - да. Но с того времени как опять ввели в действие закон Гинтрича, у призыва прорезались зубки, так что многие ошивающиеся здесь люди сильно рискуют. И ничего об этом не знают, ведь они газету в руки не берут. А если уж быть до конца честным - они вообще ни хрена не знают.
   - Как лунатики.
   - Вот-вот. - Артур презрительно указал на группку парней, подкуренных до полной неспособности передвигаться. - Именно лунатики. Ну как достучаться до их тупых мозгов? Одно время я издавал газету.
   - Знаю. Мне она нравилась.
   - Да, но ты ведь читаешь. Ты принадлежишь к крохотному меньшинству. Особенно - в нашем ОкО. Потому-то я и решил перейти на средства информации, доступные большему количеству людей. Мы делаем видеопрограммы, которые очень прилично расходятся. По большей части это секс-комедии. А печатное оборудование перевели на изготовление плакатов.
   - Я видел ваши индонезийские плакаты - те, которые у Сэнди. Очень красиво.
   - Да при чем тут это, - раздраженно машет Артур. - Все вы, культурстервятники, такие. У вас везде одна сплошная эстетика. Вы же ни во что не верите. Вам нравится то, что услаждает ваш утонченный взор.
   Джим не отвечает, он молча идет в "Макдональдс" и наклеивает плакат прямо на меню. С одной стороны, он немного обижен - ведь как-то нечестно так вот набрасываться на него - как раз тогда, когда он рискует своей шеей, расклеивая эти дурацкие плакатики. Но в то же самое время какой-то внутренний голос говорит ему, что Артур, пожалуй, прав. Чего там крутить, это действительно так. Сколько Джим себя помнит, он всегда ненавидел и презирал правящие силы Америки, но при этом ровно ничего не делал, только скулил. Все его усилия уходили на создание эстетически совершенной жизни, жизни, обращенной лицом к прошлому. Король культурстервятников. Да, Артур прав, хотя бы - отчасти.
   - А зачем, собственно, ты всем этим занимаешься? - спросил Джим.
   - Да ты только посмотри на все это! - взрывается Артур. - Посмотри на всех этих лунатиков, это же прямо зомби какие-то... И не только здесь, вся страна такая! Такая она и есть, от океана до океана, кладбище мозгов. А остальной мир - самое настоящее кладбище. Мир разваливается на куски, а мы заняты тем, чтобы наделать побольше оружия, чтобы захватить побольше этих кусков!
   - Я знаю.
   - Ну да, конечно, ты знаешь. А что же тогда спрашиваешь?
   - Вернее, пожалуй, было бы спросить: неужели ты и вправду думаешь, что такие вот штуки, - Джим качнул висевшую на плече Артура сумку, - могут что-нибудь изменить?
   - А откуда мне знать? - пожимает плечами Артур. - Мне хочется хоть что-нибудь сделать. Хотя бы, чтобы лучше себя чувствовать. Но ведь нужно что-то делать. Вот ты, что делаешь ты? Стучишь по клавиатуре для торговцев недвижимостью, обучаешь технократов технопрозе, так ведь?
   Джим неохотно кивает. Тут уж спорить трудно.
   - И обе эти работы тебе до синей лампочки. Так вот ты и плывешь по течению, заделался королем культурстервятников и предаешься размышлениям о смысле жизни. Да ты хоть во что-нибудь веришь?
   - Да! - Жалкое, неубедительное выражение несогласия. Ведь Джим и сам много раз думал, что стоило бы жить более... политически, что ли? Это лучше согласовывалось бы с его ненавистью к ведущимся войнам, к накапливаемым горам оружия (вот-вот, этим-то и занимается отец!), вообще - ко всему положению вещей.
   - Я слышал твои разговоры насчет того, каким было прежде ОкО. - Артур смолкает, заметив полицейского. Блюститель порядка наблюдает, как в витрине Лас-Вегаса появляются результаты кено [Игра типа лото], зеленые цифры, светящиеся из глубины стекла. Полицейский двигается дальше, и Артур заклеивает цифры очередным мертвым солдатом. - Кое-что из твоих разглагольствований имеет смысл. Все эти попытки организовать в наших местах коллективное существование - Анахейм, Фаунтин-Вэлли, Ланкастер - их обязательно нужно помнить, хотя они и провалились, все до единой. Но большая часть этой цитрусовой утопии - чушь собачья. Ведь здесь всегда процветал аграрный бизнес, испанские земли расхватывались такими здоровенными кусками, что Калифорния оказалась идеально приспособленной для корпоративного сельского хозяйства, здесь оно, собственно, и началось. Кто собирал апельсины в этих так жалостливо тобой оплакиваемых рощах и кущах? Рабочие, которые вкалывали, как собаки, а жили хуже самых замордованных средневековых крестьян.
   - Да я никогда этого не отрицал, - обижается Джим. - Я и сам об этом знаю.
   - А с чего такая ностальгия? - не отступает Артур. - Может, тебе просто хотелось бы быть одним из этих привилегированных землевладельцев, в те самые добрые старые времена? Ты рассуждал, как русские белогвардейцы в Париже.
   - Да нет же, - неуверенно возражает Джим.
   Они оклеили плакатами стены зала для отдыха и теперь приближаются к "Мэй Компани", расположенной на самой южной оконечности молла.
   - В наших местах предпринимались очень серьезные попытки создания сельскохозяйственных коммун, по большей части - как раз на основе апельсиновых рощ. Если мы не будем помнить об этих попытках, получится, что все усилия многих людей пошли впустую.
   - Их усилия и так пошли впустую. - Артур нашлепывает очередной плакат. - Надо отсюда сматываться, теперь уже полицейские точно успели ознакомиться с нашей работой. А усилия этих ребят пошли впустую потому, - жесткий палец наставительно ткнул Джима в руку, - что у них не оказалось последователей. И мы с тобой тоже вертимся тут практически впустую, это ведь все равно что проповедовать перед глухими, корчить рожи слепым. Необходимо нечто более активное, какое-нибудь настоящее сопротивление. Ты это понимаешь?
   - Пожалуй, да. Понимаю. - Правду говоря, Джиму не совсем ясно, о чем это Артур. Но он уверен, что Артур прав, что бы тот ни имел в виду. Джим вообще очень покладистый парень, друзья всегда могут убедить его в чем угодно. А доводы Артура обладают еще и той дополнительной силой, что выражают в явном виде смутные желания самого Джима. Джим знает лучше любого другого, что в жизни его не хватает чего-то очень важного, какой-то цели. И ему очень хотелось бы схватиться со все и вся обволакивающей масс-культурой, ведь он-то знает, что жизнь не всегда была такой.
   - Ты хочешь сказать, что действительно делаешь что-то более активное?
   - Вот именно. - Артур смотрит на Джима таинственно и многозначительно. - Я, и люди, с которыми я работаю.
   - Так какого же черта! - восклицает Джим, раздраженный всей этой таинственностью, недоговорками и высокомерием. - Вот я, я хочу сопротивляться, но что я могу сделать? То есть, вполне возможно, я захочу тебе помочь, но откуда мне знать это точно, если ты только и делаешь, что чешешь языком? Чем ты занимаешься?
   Артур смотрит ему прямо в глаза долгим и жестким взглядом.
   - Мы занимаемся саботажем. Боремся с производителями оружия.
   Глава 8
   По холмам разбросаны кости китов. Многие миллионы лет здесь была океаническая отмель. В рощах водорослей жили морские твари, а когда эти водоросли и эти твари умирали, их тела опускались на дно, становились сперва слизью, а затем камнем. Мы по ним ходим.
   Вверху солнце вставало из-за горизонта, пробегало свой путь, уходило за горизонт, и так сотни миллионов раз. Внизу тектонические плиты плавали в мантии, перемещались, сталкивались - куски головоломки, вечно ищущие свое настоящее место, никогда его не находящие.
   Когда две такие плиты трутся краями друг о друга, земля корежится, складывается, вспучивается. Так случилось и здесь, пять миллионов лет тому назад. К небу возносились горы, извергавшие пепел и лаву. Дождь смывал грязь, засыпал этой грязью морское мелководье. В конце концов получилось то, что видим мы сейчас: гряда песчанистых гор, широкая прибрежная равнина, обширный эстуарий, бескрайний песчаный берег.
   Сотню тысяч лет назад, когда на континенте не было еще людей, эта земля стала обиталищем фантастических существ. Царственный мамонт, чьи плечи поднимались над землей на пятнадцать футов, почти такого же роста американский мастодонт, гигантский верблюд и гигантский бизон, далекие предки лошади, восемнадцатифутовой высоты ленивцы, тапиры, медведи, львы, саблезубые тигры, огромные, ужасающие волки, стервятники с размахом крыльев в двенадцать футов. Их кости тоже можно найти в горах и на спускающихся к эстуарию обрывах.
   Но время проходило, и эти виды вымирали. Дождь шел все реже и реже. Равнину пересекала река, знакомая нам Санта-Ана; более древняя, чем даже горы, она прорезала эти горы, когда они поднимались, пытались преградить ее течение. Река выходит из гор на эстуарий знакомого нам Ньюпорт-Бич.
   В ближней окрестности этой соленой топи выживали только устойчивые к соли растения - стрельчатник, морская лаванда, трава-солянка. Выше по течению, куда не доходит прилив, и вода в реке пресная, по берегам росли ватное дерево, ива, платан, бузина, тойон, олений кустарник, а в горах белая ольха и клен. На равнинах росли самые разные, по большей части многолетние травы, а также полевые цветы, полынь и горчица, в горах карликовые вечнозеленые дубы и мансанита. Заболоченные низины давали приют осоке, камышу, тростнику, ряске и болиголову, заливные луга, подсыхая, устилались пестрым ковром цветов. Подножие и нижние склоны гор были покрыты дубовыми лесами; между дубов, под их защитой, густая трава мешалась с кофейными бобами, волчьей ягодой, кустарниковым люпином и грецким орехом. Выше преобладали кипарис и калифорнийская сосна. Все эти деревья и травы росли свободно, ограниченные только погодой, соседями и собственными своими генами. Развиваясь и изменяясь, они заполняли каждую эконишу, они росли, и умирали, и снова росли.
   У берега, среди мириадов рыб, жили братья наши двоюродные - киты, дельфины, тюлени, котики, морские львы. Вокруг болот, в тростниках жили братья наши и сестры - койоты, ласки, еноты, барсуки, крысы. На равнинах жили другие наши сестры и братья - олени и лани, лисицы и дикие кошки, и кролики, и мыши. На холмах жили отцы наши и матери - медведи гризли и черные медведи, пумы, волки, горные бараны. Здесь обитало когда-то полторы сотни различных видов млекопитающих, а кроме них еще и змеи, и ящерицы, и насекомые, и пауки - места хватало всем.