Робски Оксана. Casual-2: Пляска головой и ногами

   – Я отведу его, – говорит моя мама, – тебе же некогда. У тебя журналисты каждый день.
 
   Звоню издателю. Восемь вечера, он где-нибудь ужинает. Не отвечает.
   Отнесла сердце в туалет.
   Полюбовалась минутку.
   Каким-то бравурным маршем зазвонил телефон.
   Мой издатель. Перезванивает.
   – Как дела, звезда?
   – Я не могу давать семь интервью в день. Я умру.
   – По крайней мере, ты умрешь знаменитой.
   – Хоть один выходной!
   – Не волнуйся, через полгода от тебя все отстанут. Кстати, я хочу подписать с тобой договор еще на две книги!
   – Еще на две книги?
   – Думай, ладно? Мне нужен этот договор! Я же деньги в тебя вкладываю!
   Вторая линия.
   – Ну, ладно, я перезвоню.
   – Пока, звезда!
   – Алло.
   «Алло» из первой группы. Сегодня во время интервью меня спросили, чего я боюсь. Я ответила: потерять надежду. Он:
   – Привет.
   – Привет.
   У него слишком большие и смешно оттопыренные уши. Я рассмотрела их на первом свидании.
   Мы встретились сразу после дождя. Громко молились лягушки.
   И еще у него всегда такой недоверчиво настороженный взгляд. Как будто мысленно он говорит: «Так-так-так…»
   – Ну, как твои дела?
   – Ничего.
   Он не звонил два дня. Я не упрекаю его. И изо всех сил стараюсь говорить так, чтобы в голосе не было обиды.
   – Дома?
   – Дома.
   – Не поедешь в Москву? Разве так приглашают?
   – Поеду, наверное.
   – Да? А куда?
   – Не знаю. Может, поужинаю с Катей. Вообще-то я собиралась лечь спать.
   – Ну, отлично. – Он как будто обрадовался. – Тогда на связи!
   – Okay. – Как будто мне безразлично. Срочно набираю Катю.
   – Пойдем поужинаем?
   – Не могу.
   – Ну, пожалуйста.
   – А что такое?
   – Просто… ну, пойдем?
   – Ну, пойдем.
   Мы мило провели вечер. Катя рассказывала про женский клуб «Эгоистка». Мужской стриптиз.
   – Пошли со мной. Тебе понравится! Там такие мальчики! – Она как-то гортанно не то засмеялась, не то захрюкала.
   Он ухаживал за мной так, как ухаживают друг за другом дети: дразня и больно дергая за косички.
   В 12 ночи я отключила телефон.
   В 12.15 включила опять.
   Он не позвонил.
   Наверное, он звонил в эти пятнадцать минут. Ну зачем я отключила телефон!
   Наверное, он решил, что я не поехала в Москву и легла спать.
   Я не поехала в «Эгоистку».
   Я легла спать.
 
   – Привет!
   Он позвонил в пол-одиннадцатого утра.
   – Привет!
   – Как дела?
   – Ничего.
   Он позвонил слишком рано, так что я еще не начала ждать его звонка. И поэтому голос мой звучал естественно и почти равнодушно.
   – Дома?
   – Дома.
   – Позавтракаем? На «Веранде»?
   – Не могу. У меня все расписано. Сегодня четыре интервью и три съемки.
   – Через полчаса? Я за тобой заеду. Я улыбаюсь трубке.
   – Ну, все. Я еду, да?
   – У меня будет максимум тридцать минут.
   – Разберемся.
   Он приехал. Он радостно возбужден. Я волновался!
   – Почему? – Надеюсь, я не краснею.
   – Потому что к тебе ехал! А ты?
   – Что я?
   – Ты волновалась? Я смеюсь.
   – Ну, признайся честно, волновалась?
   Он ставит диск. Попса. Он щелкает пальцами и подпевает.

 
– Плачет дождик, в листьях шурша.
И, как дождик, плачет душа!
 

   И я понимаю, почему он стал, например, политическим обозревателем, а не певцом.
   – Нравится? – улыбается он. Я вообще попсу не люблю.
   – А кто это поет? – вежливо интересуюсь.
   – Да какая разница! – Он снова подхватывает припев и хохочет.
   Я улыбаюсь.
 
   Мы подъехали к «Причалу».
   Позвонил Алик.
   Он торчит в Гватемале. Он уже три раза поднимался на борт самолета и три раза кубарем выкатывался из него.
   – Алик, – уговариваю я в трубку, – ты же не можешь поселиться в Гватемале.
   – Не могу, – соглашается Алик. – Но лететь я тоже не могу. Не могу!
   Он бросает трубку. Мы просим принести кальяны. Александр голоден: он заказывает стерлядь НА гриле.
   – Как ты относишься к «Chassagne-Montrachet Les Chaumees» 2000 года? От Olivier Leflaive?
   Я киваю.
   – Так я и думал, – говорит он. – Если у девушки есть вкус, он есть во всем.
   В «Причале», кроме нас, почти никого нет. За соседним столом пара блондинок. Они тоже курят кальяны.
   Мы говорим о том, что о девушке можно судить по ее сумке.
   Моя осталась в машине. Я иногда вообще хожу без сумки. О чем это говорит? Что иногда я унисекс?
   Мы начинаем цинично рассуждать о том, что сумка может быть широкой или узкой, она может запросто распахиваться или, наоборот, надо потрудиться, пока один за другим щелкнут все замочки.
   – Она может быть потертая и бесформенная, – морщится мой телеведущий, поглядывая на мягкую, с черепами, сумку девушки-соседки в кашемировом спортивном костюме.
   – Но это может быть и самый яркий предмет во всем облике девушки! – подхватываю я, разглядывая ее подружку – на ней джинсы, свитер и яркая зеленая сумочка от Jil Sander.
   – О, да! – несколько двусмысленно улыбаясь, соглашается мой оппонент. – Очень часто это самая яркая деталь… гардероба.
   – Ну, а может быть – это просто аксессуар, неотъемлемая часть любой женщины.
   И как она с ней обращается: кокетливо держит в руках, и если отпускает, то недалеко от себя, или бросает с размаху на любое свободное место. И вообще: сколько их, так ли обязательно ей их менять или можно иметь одну, любимую. Такую Удачную, что подходит почти ко всему. А если и не очень подходит… ну и ладно, а то в ней столько всего, что перекладывать в другую не хочется.
   Звоню в «Cosmopolitan».
   – Хочу извиниться. Машина сломалась прямо на Рублевке. Здесь ГАИ, ФСО, вы же понимаете – правительственная трасса. Не знаю, когда приедет эвакуатор… ужас, неужели под меня декорации строили?.. Что же делать? И я так мечтала у вас сняться… завтра уже разбирать? Ну, извините…
   – Видишь, как просто! – говорит он.
   – Неудобно все-таки. Они декорации…
   У меня дома целая полка с огромным количеством маленьких разноцветных сумочек. Которые я не ношу. Потому что обычно хожу с большой черной. Но как важно мне иметь эти разноцветные! И я их все покупаю и покупаю… И буду!
 
   Пришло SMS-сообшение.
   – Кавалеры пишут? – интересуется он, смешно шевельнув ушами.
   – Можно я буду звать тебя Лопух? – Я кокетливо заглядываю ему в глаза.
   – Ничего себе! – Он нахально разглядывает меня. – Так интимно?
   – Достаточно интимно, – соглашаюсь я, и рот мой неумолимо расплывается в улыбке.
   – Тогда зови меня просто Пух!
   – Но ведь это не значит, что ты будешь звать меня Пятачок?
   – Пока нет, – многозначительно произносит он. – SMS читать будешь?
   Читаю: «Приехать не смогу». Бред какой-то. Номер неизвестный.
   – Ошибка, – говорю я. И на всякий случай, словно хочу скрыть правду, опускаю глаза.
   Звоню в «Вечернюю Москву».
   – Придется отменить сегодняшнее интервью. Я очень извиняюсь… я так переживаю.– да, да, ну, просто никак не получится… В любое время, нет, завтра нет, до следующей недели все расписано, но вы звоните во вторник, и я под вас подстроюсь. Да-да. В любое время!
 
   Снова SMS.
   – Да ты со мной играешься? – довольно улыбается он.
   «Юра, извини, я на работе. Устала, было много глажки. Ира».
   Точно. Моя домработница.
   – Ответишь? – спрашивает он, немного ревниво.
   – Отвечу, – в тон ему киваю я.
   «Люблю. Не могу жить без тебя».
   Нет, слишком банально. Стерла последнюю фразу.
   Написала: «Хочу от тебя детей». Отправляю.
   – Знаешь что? – говорит он. • – Что? – спрашиваю я.
   – Пообещай мне одну вещь…
   – Только не покраситься в блондинку!
   – Нет. Знаешь, я был ужасным ребенком – когда мама приносила мне игрушки, я их сразу разбирал. Мне было интересно только то, что у них внутри. И так до сих пор…
   – Разбираешь игрушки? – Мы разговаривали, как будто играли в пинг-понг.
   – И игрушки тоже.
   – Пообещать тебе поставлять игрушки?
   – Да нет… это у тебя не получится.
   – А что получится?
   – Возможно получится, – он сделал ударение на слове «возможно», – не писать мне SMS.
   – Легко получится! – бодро ответила я, немного уязвленная.
   Мы закутались в пледы и вышли к речке. Я отменила еще «РБК» и журнал «ТВ-Парк».
 
   Мы провели вместе шесть часов.
   Орали лягушки.
   В унисон им звонил мой телефон.
   – Алло, привет! Узнала?
   С тех пор как мои фотографии появились на первых полосах всех изданий, мне звонили все подряд. Говорят, номер моего телефона висел в Интернете.
   – Не узнала? Ну, конечно, стала знаменитой, куда уж нам, это – Шурик! С факультета, ну?
   – А! Шурик! Здорово! – Мы вместе учились.
   – Слушай, у меня к тебе предложение: очень хороший бизнес-проект – несохнущая зубная паста.
   – Удобно.
   – Еще бы! Представляешь, сколько разводов это предотвратит?
   – Представляю…
   – Хочешь поучаствовать?
   – В каком смысле?
   – Ну, как компаньон. Или как лицо, как бренд.
   – Не знаю…
   – Мы думали пиарить это так, что зубная паста – против целлюлита! Здорово?
   – Здорово.
   – Или повышающая либидо.
   – Лучше от целлюлита.
   – Ты согласна?
   – Нет. Я сейчас не могу. Извини.
   – Может, подумаешь?
   – Ну, давай подумаю.
 
   Как-то очень быстро стемнело. Луна была такой полной, словно наелась с вечера мучного.
   Мы пробыли вместе весь день.
   – Ну, пока. – Его глаза смеялись.
   – Пока, Пух.
   Я старалась держать спину прямо.
   – На связи.
   – Ага.
   Я думала о том, что отменила несколько съемок. Никогда не надо жалеть о сделанном. Но здесь-то как раз о несделанном!..
   Моя мама в отличной форме.
   Она каждое полнолуние голодает. И еще несколько дней, пока фаза луны не спадет – сидит на диете.
   А еще раньше она в это время делала эпиляцию. Именно поэтому теперь необходимость в эпиляции у нее вообще отсутствует.
   Она встретила меня с улыбкой.
   Приятно.
   – Я открыла себе бутылку вина, ничего?
   – Конечно, ничего. Мам, зачем ты спрашиваешь?
   – Ну, я же не дома…
   Раздражение похоже на ежика. Надо подойти к нему по-доброму, и он раскроется и перестанет колоться.
   – Мама! – Я улыбаюсь. – Чувствуй себя как дома!
   – Но не забывай, что ты,.. – У нее действительно было хорошее настроение.
   Я увидела на столе открытую бутылку вина. Красное. Испанское. «Vega Sicilia Unico». Мне подарили на Новый год. С какого-то очень престижного аукциона. Я тогда решила, что это вино – достойное начало для моей коллекции.
   – Мама, ты хоть бы позвонила! – Стыдно признаться, я чуть не расплакалась.
   – Что?
   – Вино. Это коллекционное. Оно же убрано было… Хоть бы спросила… Телефон же есть…
   – Ну, так я и знала…
   Она сказала это таким тоном, каким я разговаривала с мужем весь год перед разводом.
   И так же закрыла за собой дверь.
   Могла бы я и промолчать.
   В конце концов, у меня есть коллекция ершиков для унитаза. И один из них в виде сердца.
 
   Всего несколько занятий в тренажерном зале, и у меня появились трицепсы.
   Эту фразу рука написала сама.
   Потому что планировалась совсем другая: «Всего несколько занятий в тренажерном зале, и они надоели так же, как тренер у меня дома». Вот так – честнее.
   Он не звонил.
   Более того – я позвонила сама Мне столько всего нужно было рассказать ему! Я уютно закуталась в плед, набрала его номер и приготовилась от души поболтать. Как тогда, в «Причале».
   Я даже заготовила первую фразу. Я ее немного посолила и даже поперчила. Пока шли гудки, я задумалась, не сбрызнуть ли ее уксусом, поскольку нет предела совершенству. Телефон отключился еще до того, как я попробовала эту фразу на зуб.
   Он не взял трубку.
   – Мне сделали предложение, представляете? – сообщила моя домработница. – И он сказал, что тоже хочет иметь от меня детей!
   – Поздравляю, – ответила я.
   – Я видела вас по телевизору. Что это у вас на голове-то было?
   – Прическа, Ира, прическа. Хочешь сделать себе такую на свадьбу?
   – Да не дай бог! Лучше уж в девках ходить…
   – После свадьбы ты увольняешься?
   – Что это вдруг? – Ира сделала обиженное лицо и остановилась, раздувая ноздри.
   – Ну, просто. Может, он не хочет, чтобы ты работала.
   – Это у вас: хочет не хочет. А у нас: надо. У следователей зарплата-то, представляете?
   – Не представляю.
   – А за SMS спасибо. Ну и крику было!
 
   Так спешила выйти из дома, что забыла кошелек.
   Ладно.
   Телевидение снимало меня на выставке «Мир искусства».
   С двух камер.
   Я смотрела на «Элизиум» Бакста.
   Такая неброская красота, такие размытые очертания. Как будто я была там. Или кто-то мне рассказывал.
   И мне это нравилось.
   – Скажите, чтобы стать известной писательницей, обязательно жить на Рублевке?
   – Не обязательно. – По замыслу режиссера, я смотрела на картину.
   – А какая отличительная черта рублевских девушек?
   – Я вам отвечу, если вы мне назовете отличительную черту девушек из Бирюлева.
   Это сон. Точно. Это мои сны. Эти цвета, эти линии похожи на мои сны. Так легко и спокойно.