– Ну да, – молодой, но бывалый солдат неожиданно нарушил молчание, разделяя гнев Хордата. – Это лишний раз докажет епископу, что не стоило посылать эту неотесанную деревенщину на дело, где нужен воин. У них и опыта-то никакого нет.
   Хордат удостоил его кивка и циничной улыбки. Он и его люди не слишком уважали епископа, считая его некомпетентным союзником.
   – Нам остается надеяться, что он отстранит тех, кто потерпел неудачу с парнем, от более важных дел в будущем.
   Легкая фигурка в сутане выскользнула из чащи зеленого леса и вызвала немедленную реакцию Хордата. Монах застыл на месте, окруженный людьми с обнаженными мечами.
   – Ты что здесь делаешь? Что тебе здесь надо?
   В ответ монах откинул капюшон, явив миру массу блестящих черных кудрей и необычайной прелести женское лицо. Сияние сапфировых глаз заставило мужчин умолкнуть.
   Женщина преспокойно прошла между мужчинами к лежавшей без сознания девушке. Она была очень довольна. Если бы не близость грозы, юная колдунья заранее почувствовала бы врагов и угрожающую ей опасность.
   – Стойте спокойно – приказала она мужчинам. – И не волнуйтесь, если некоторое время не увидите ни ее, ни меня. Очень скоро она опять будет лежать перед вами, но она будет в моем платье, а я в ее.
   Последние слова были заглушены странным ритуальным песнопением. Грубое домотканое одеяние упало, обнажив алебастровые руки, которые теперь были воздеты к небу. Песнь звучала все более и более мощно. И вдруг где-то сверкнула молния и грянул гром.
   Хордат и его люди словно ослепли. Когда они пришли в себя и снова были в состоянии видеть, женщины исчезли.
   Мужчины были смущены, они бормотали проклятия, в которых чувствовался страх перед неведомыми силами. Напрасно Хордат призывал их успокоиться. Они замолкли, только когда молния снова расколола небо, на этот раз так близко от них, что они почувствовали ее специфический запах. Как и было сказано, девушка лежала перед ними без сознания, но теперь на ней было монашеское одеяние.
   Хордат был объят почти таким же страхом, как и его люди. Он махнул рукой своим оцепеневшим приспешникам:
   – Положите ее поперек моей лошади.
   Из-за раскатов грома и неожиданно поднявшегося ветра ему пришлось кричать, отдавая приказания. Он хотел, чтобы его триумф над союзником, которого он ни в грош не ставил, был полным.
   – Давайте-ка отнесем наш трофей в келью этого святоши, давшего обет безбрачия! Пусть это будет доказательством нашего мастерства!
   Хордат следил за тем, как люди выполняют его приказания. Мысли его путались. Он был обеспокоен тем, что только что произошло. Епископ Уинфрид, конечно, заинтересуется тем, почему на девушке подобная одежда, но он может думать, что хочет. Хордат не станет ничего объяснять, и уж тем более не станет говорить о таинственном появлении живого двойника пленницы.
   Гроза не унималась. Сверкала молния, раскаты грома сотрясали лес. Ветер был таким яростным, что деревья стонали, протестуя. Группа людей сражалась с хлеставшими их ветвями и молодой порослью подлеска. Они были настроены решительно, собираясь во что бы то ни стало довести дело до конца и вернуться в монастырь.

ГЛАВА 8

   Что-то странное творилось вокруг. Хотя все в доме испытывали растущую тревогу из-за загадочной болезни девочки, из-за нападения на Адама, а затем и на Ллис, ощущали присутствие в округе каких-то неуловимых врагов, все шло как обычно, когда в ранний рассветный час Адам вместе с Вулфом отправился на поиски врагов. Однако к тому времени, когда мужчины в бурю добрались под надежный кров Трокенхольта, все изменилось. Да, все изменилось. И эти изменения Адаму очень не нравились.
   Он сделал добрый глоток эля, прежде чем аккуратно поставить грубую глиняную кружку на белую скатерть. Невидящим взором он смотрел на закрытое окно, содрогавшееся под сильными порывами ветра. Он игнорировал молчаливый призыв женщины, вдруг ставшей ему почти незнакомой. Это была Ллис и в то же время не Ллис. Его могучая рука угрожающе сжала рукоять острого кинжала, который он обнажил якобы для того, чтобы отрезать кусок жареного мяса, лежавшего перед ним на деревянном блюде.
   Сев ужинать с хозяином дома, он был поражен тем, что Ллис тотчас же заняла место рядом с ним и постоянно наклонялась к нему.
   С момента появления Мейды и вплоть до его отъезда Ллис заботливо опекала бедную молодую мать, все время находясь поблизости от нее. Но во время церемонии похорон, которая была сокращена из-за плохой погоды, когда они опускали усопшего младенца в небольшую могилку, вырытую Мелвином и Седриком, Ллис едва взглянула в сторону Мейды и вовсе не стремилась ее утешить. Из-за резкого изменения настроения ее защитницы, страх Мейды, которая и так всего боялась, только усилился. Адам пытался понять, что изменилось в Ллис и почему, но не смог, и это раздражало его.
   Во время ужина Адам чувствовал, что синеглазая девушка редко отводит от него взгляд. И взгляд этот не был застенчивым, брошенным украдкой, как он мог ожидать. Тот, прежний взгляд был ему даже приятен. Теперь же это был дерзкий взгляд распутницы, которую он встретил в монастыре. Не иначе, как нынешняя гроза смыла с нее личину чистоты и храбрости, оставив личину жестокосердной искусительницы.
   Трудно передать, до какой степени это раздражало Адама. И очень беспокоило, потому что это лишь доказывало, как глубоко эта прелестная обольстительница, оказавшаяся на деле такой же лживой, как и другие женщины, пробила броню, которой он окружил себя.
   – Не слишком ли далеко я тебя завел сегодня в поисках злодеев, посягающих на мои владения? – спросил Вульф своего друга, который уже обрел прежнее могучее здоровье, но сейчас едва прикоснулся к обильной еде.
   Адам покосился на блюдо. Он рассердился на себя, увидев, что большая часть вкусной еды осталась нетронутой.
   – Не беспокоит ли тебя рана? – продолжал расспрашивать озабоченный Вульф. – Или ты тоже продолжаешь молиться за исцеление таинственной болезни моей дочурки?
   Адам заставил себя улыбнуться и тут же постарался развеять опасения хозяина, на плечи которого и так свалилось множество бед, начиная с болезни малютки, которую удерживали на этом свете лишь неусыпная забота и лечение матери, и кончая неведомыми врагами у леса.
   – Я здоровее любого коня в твоей конюшне.
   Услышав это заявление, старший из мужчин засмеялся. В ответ на этот смех Адам от души улыбнулся и решил поговорить с хозяином о деле, которое раньше не обсуждал.
   – Я просто обдумывал, в каком направлении нам следует продолжить патрулирование. Ты, конечно, лучше знаком с укрытиями и пещерами, способными дать приют тем, кто желает скрываться от глаз людских, но… – Он намеренно сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своего предложения, которое он раньше не выдвигал из уважения к Вулфу как властелину земли Трокенхольта. – Я бы предложил обыскать тот участок, где пострадали Ллис и Аня.
   Адам видел, как при его словах, вызвавших неприятные воспоминания, затвердели губы Вулфа, но он был уверен, что инстинкт воина не подведет друга.
   – Ладно, утром. Лучше всего начать с этой тропы, – сказал Вульф.
   Адам был рад, что смог отвлечь внимание Вульфа от собственного состояния, от своего растущего напряжения… но он предпочел бы сделать это, не напоминая другу о его близких, ставших жертвами злых сил, которые все еще оставались вне их досягаемости. При этой мысли он вновь осознал, как изменился облик прелестной девушки: она сбросила маску и вновь превратилась в существо, которое он презирал.
   Элис поначалу заморгала под прищуренным взглядом золотистых глаз, потом дерзко уставилась прямо в глаза Адаму и подумала, что мягкосердечная Ллис была не слишком сильна в искусстве обольщения. Это ее позабавило. Во-первых, Ллис дважды не почувствовала опасности. А во-вторых, этот поразительно красивый мужчина явно пытается сопротивляться ее чарам.
   Ну что ж, сопротивление сделает ее победу более сладостной. А в победе она не сомневалась, сопротивление было лишь небольшой задержкой на пути к желаемому, его не стоило воспринимать всерьез. Она его хотела, а поскольку она всегда получала то, что хотела, в свое время она получит и его. На ярко-красных губах появилась самодовольная улыбка. Проще говоря, все дело было в характере тех темных сил, которыми она управляла, а эти силы неизбежно преодолевали все препятствия на пути к достижению ее целей.
   Несмотря на благое намерение не встречаться взглядом с обладательницей синих глаз, внимание Адама было приковано к этим глазам, в которых он видел страсть, манившую его открытием неведомых опасных тайн. Однако, когда она начала поглаживать его руку, он сначала напрягся, потом отдернул руку.
   – Вам следовало бы отнести ужин вашей подопечной, – Адам кивнул на съежившуюся в темном углу фигурку Мейды, которая тревожно следила за ними.
   Его слова прозвучали как выговор. И хотя Элис редко приходилось слышать подобное по отношению к себе, она поняла их правильно. Неужели Ллис была так слаба, что подчинялась мужской воле? Эта мысль укрепила презрительное отношение Элис к своему двойнику, которую она никогда прежде не встречала и видела лишь несколько минут в бессознательном состоянии, пока менялась одеждой.
   Элис посмотрела на убитую горем молодую мать, которая, по-видимому, была вверена ее заботам, и раздраженно нахмурилась. Она уже встречала эту девушку некоторое время назад и помнила, как та пресмыкалась перед своим хозяином.
   Хотя через несколько мгновений лицо Элис вновь обрело прежнее выражение, Адам уловил недовольство своей соседки по столу. Тем не менее женщина пожала плечами и поднялась, чтобы сделать то, что он велел.
   Элис не слишком грациозно встала, налила для своей подопечной миску супа и положила кусок хлеба с сыром на небольшую деревянную тарелку. Потом она подошла к поникшей женщине, чтобы поставить еду на пол так, чтобы та могла дотянуться.
   – Только заговори обо мне, и я добьюсь, чтобы тебя вернули хозяину, который наградит тебя новыми тумаками за то, что ты сделала.
   И без того маленькая Мейда сжалась еще больше, но от сидящих за столом ее скрывала фигура Элис.
   Однако сцена не осталось незамеченной теми, о чьем присутствии Элис забыла.
   При приближении Элис к Мейде Пип замер, не донеся кусок хлеба до рта. Он некоторое время оставался в таком положении, опасаясь, что любое движение причинит девушке еще большие неприятности. Он слышал загадочное предупреждение и хотел бы его понять. Такое впечатление, словно Ллис хорошо знает Мейду. Из слов ее было ясно, что своими синяками Мейда обязана жестокому обращению своего хозяина. Но кто был этот хозяин? И где он? Не будет ли это предательством по отношению к Мейде, если он расскажет об услышанном своему лорду Адаму?
   Хотя Адам не слышал слов Ллис и не видел той, к кому они относились, он счел недоброе поведение Ллис еще одним проявлением происшедшей в ней необъяснимой перемены. У него возникло множество вопросов, и он поглядывал на Вулфа, но тот явно был озабочен мыслями о болезни Ани и об угрозе, нависшей над Трокенхольтом, и не замечал странного поведения и речей приемной дочери.
   Адам счел за лучшее не отвлекать и без того озабоченного друга новыми загадками. Он был человеком, более привычным к обычаям и поведению друидов. Это могли быть вовсе не загадки, а самое обычное поведение. Вместо этого, когда Ллис поднялась, он сосредоточил свое внимание на Мейде.
   Едва обнаружив, что Ллис утратила желание утешать Мейду, он попытался заговорить с девушкой. Но та, дрожа от страха, отодвигалась от него. Ее избитое лицо давало представление о том, что было причиной этого страха. Вулф уверял его, что она не из Трокенхольта. Так кто же ее избил, кто этот преступник? Адам хотел ей помочь, но у него было множество других проблем, которые нужно было разрешить, и он не мог тратить на нее время. Да и не станет Мейда откровенно ни с кем говорить, за исключением той, что с таким сочувствием заботилась о ней, если она вообще захочет что-нибудь рассказать.
   Мысли Адама вернулись к Ллис, к происшедшей в ней разительной перемене. Куда делась доброжелательность девушки? И он вновь принялся размышлять о том, что его беспокоило. Он злился на себя из-за того, что не мог подавить ощущения вины и потери, хотя понимал, что эта нежная девушка не могла быть парой христианину. Даже мысль о подобном браке казалась ему предательством всего того, во что верили его отец и брат.
   Пока Адам разбирался в своих противоречивых мыслях и чувствах, Ллис принесла назад тарелки, которые носила в темный угол. Покончив с делом, которое отвлекло ее от выполнения задуманного, она поспешно вернулась за стол к златокудрому лорду, который сердито наблюдал за нею. Его реакция на нее была совсем не той, которой она привыкла ожидать от мужчины. На губах ее появилась улыбка, и вся она стала похожа на кошку перед миской со сливками. Сегодня вечером она соткет паутину обольщения, и возмутительно красивый воин окажется в ее власти.
 
   Ллис очнулась, ощущая, как кровь стучит в висках. Она с трудом подняла тяжелые веки и приоткрыла глаза, потом попыталась сесть. Девушка лежала на клочке свежего сена в каморке с голыми стенами – темница без окон, с небольшой дверцей. Она была одна. При тусклом свете зловонной сальной свечи она разглядела толстые, обшитые железом доски двери, слишком низкой даже для человека среднего роста.
   Ллис пришлось бы наклониться, чтобы войти.
   Неожиданно дверь отворили резким движением. Нагнувшись, в комнату вошла немолодая высокая женщина. Годами она была намного старше Ллис, потому что в ее распущенных волосах были видны широкие серебряные пряди. Стальные проницательные глаза внимательно оглядели Ллис, словно ища в ней недостатки.
   Ллис гордо вздернула подбородок, безмолвно протестуя против столь откровенного любопытства. Ухмылка вошедшей сказала Ллис, что та считает ее ничтожеством. Несмотря на оскорбительное поведение незнакомки, Ллис была поражена тем, что в сильной челюсти женщины было что-то очень знакомое. Они определенно никогда не встречались, но ощущение этого не проходило. Ллис старалась не думать об этом, но мысли одолевали ее, они липли к ней, как липнет смола к пальцам.
   Когда женщина наклонилась, чтобы поставить кружку неподалеку от Ллис, девушка обратила внимание на ее странный медальон. Он был сделан не из блестящих металлов вроде золота или серебра, а из какого-то черного матового металла. По форме это был круг, внутри которого располагался треугольник вершиной вниз. Медальон показался Ллис удивительно уродливым, и более того, в нем было нечто отталкивающее.
   Женщина ушла так же неожиданно, как и появилась. При звуке задвинутого засова сердце Ллис упало. С внутренней стороны ее темницы на двери не было ручки, значит, дверь можно было открыть только снаружи. Девушкой овладело чувство безнадежности, мешавшее ей здраво размышлять, и она попыталась подавить его.
   Она внимательнее оглядела камеру и не нашла ничего, что могло бы дать ей надежду на побег. Стены камеры были сложены из камня! Причем это была не скала, как у нее дома в Талачарне, а гладкий тесаный камень, выложенный человеческими руками.
   Неважно кто и зачем принес ее сюда, но выбрали для нее самую надежную камеру. Тесанный человеческими руками камень лишен души, он мертв и нем. Эти стены воздвигли непроницаемый барьер между Ллис и природой. Таким образом ее лишили возможности призвать на помощь силы земли. Она не могла ни защитить себя, ни выбраться на свободу. Ллис чуть не заплакала от отчаяния.
   «Соберись с мыслями, раскинь мозгами», – советовал ей внутренний голос. В тяжелейший час жизни она вспомнила годы учения.
   «Никто здесь не спасет тебя, кроме тебя самой».
   Отбросив одолевающие ее мысли, девушка попробовала использовать стену как источник бодрости и прохлады: камень и в жару оставался холодным.
   Ллис рассеянно подняла оставленную кружку и выпила изрядное количество прохладной, свежей воды. Постепенно ум ее начал избавляться от страха и бесполезных сожалений. Она сосредоточилась на обдумывании того, как достичь своей главной цели – свободы, и в процессе размышлений пришла к интересным выводам. Она знала, что из подобного камня в здешних местах строили только монастыри, значит, она в том самом монастыре, где, по мнению Адама, уже бывала. В том монастыре, где умер насильственной смертью его брат.
   В этот момент ей стало совершенно очевидно, что между ее похищением и смертью Элфрика есть связь, но какая именно, пока было неясно. Желая разобраться в своих мыслях, Ллис инстинктивно протянула руку к кристаллу, всегда лежавшему в сумочке у нее на поясе.
   – Силы небесные!
   Ллис не задумываясь произнесла любимое восклицание своего приемного отца. У нее забрали сумочку! Более того, ее одели в монастырское одеяние. Больше на ней ничего не было. Ее ужаснула мысль, что переодевание было совершено, когда она была без сознания. Но больше всего Ллис горевала из-за потери белого кристалла. Однако этот новый удар не поверг ее в отчаяние, напротив, он привел ее в ярость, исполнив решимости расправиться с подлыми негодяями, лишившими ее свободы.
   Она поняла, что ее похищение было частью плана, угрожавшего семье ее приемных родителей, и это еще сильнее укрепило ее решимость. Несомненно, частью этого враждебного плана было и нападение на Адама, которое, она уверена, повторится при первой же возможности.
 
   Вскоре после того, как Адам заснул, ему вновь пригрезилась нежная красавица, такая податливая в его объятиях. Но на этот раз образ изменился.
   От девушки пахло не опьяняющей свежестью, а душным, тяжелым и неприятным запахом сладкого перебродившего вина. Он резко оттолкнул ее… вернее, попытался оттолкнуть. Женщина, подобно Далиле, приникшей к Самсону, обвилась вокруг его тела. Он проснулся.
   Адам сбросил с себя полуодетую сирену, откровенно бесстыдную в стремлении обольстить его.
   Когда он целовал Ллис, он понял, что она неопытна в таких делах. А теперь он столкнулся с искушенной распутницей, грубо разрушившей его мечты. Неприятная сцена вернула его к действительности, подействовала подобно ушату ледяной воды, вылитому на голову. Он перевел взгляд с глаз, пылавших страстью, на обнаженные груди. Возле свечей, стоявших в изголовье кровати, он увидел дымящуюся жаровню. Мускусный запах дыма показался ему отталкивающим.
   Неужели это существо (даже мысленно он не хотел называть эту женщину Ллис) пыталось околдовать его? Он вновь посмотрел на полуобнаженную женщину, так соблазнительно лежавшую поперек его матраса. Она страстным движением протянула руку, чтобы вернуть его в свои объятия.
   Адам затряс головой. Свет свечей заплясал на его волосах, как огни бакенов, предупреждающих об опасности. Ни за что не поддастся он колдовству этой язычницы! Ха! Адам мысленно рассмеялся над этим утверждением. Если бы Ллис оставалась все той же нежной колдуньей, то, как он подозревал, даже его железная воля была бы растоплена исходившим от нее нежным огнем. Но уступить этой вульгарной дьяволице, которая смеялась, заслышав весть о смерти Элфрика? Да никогда! И в самом деле, как только он понял, кого именно он держал в объятиях, его воспламенившаяся было кровь остыла.
   Он ушел, оставив разъяренную женщину в постели, выскользнул из дома и улегся на чистой соломе рядом со своим боевым конем. Но стоило ему устроиться в темноте, как мысли о Ллис вновь захватили его. Казалось, что у нее было одно тело, но две совершенно различные души. Адаму очень хотелось, чтобы кто-нибудь, знакомый с обычаями друидов, ответил на мучившие его вопросы. Но он знал только одного такого человека, а Вулф и без того был перегружен проблемами.
   Адам убеждал себя успокоиться и отдохнуть, потому что завтра ему понадобятся силы для новых поисков. Но это ему не удалось. Ему ничего не оставалось, как лежать, уставившись в стропила конюшни, едва различимые в сумраке, и сравнивать две стороны личности Ллис или две разные Ллис.
   Первую он встретил в монастыре, затем сегодня днем, потом ночью в своей постели. Эта Ллис была явной распутницей с обольстительным телом, которое она стремилась продемонстрировать. Вторая пробудила его от забытья, вызванного раной, обтирая холодной водой, но с тех самых пор она сторонилась его. Она казалась ему робкой, как дикое лесное животное. По ее осторожным, брошенным украдкой взглядам, он видел, что нравится ей, но видел также, что она его боится. И лишь раз он видел дерзкое пламя в этих синих глазах. При воспоминании об этом он невольно улыбнулся.
   Полуприкрыв золотистые глаза густыми бронзовыми ресницами, Адам продолжал сравнивать. От первой Ллис несло тяжелым запахом мускуса, вторая же благоухала ароматом полевых цветов. Но самой существенной деталью было то, что призывно вздернутые пышные груди Ллис из монастыря были несколько иными, чем у Ллис из Трокенхольта, у которой грудь тоже была пышной, но более изящной, а с его точки зрения, и гораздо более обольстительной. Можно изменить выражение лица и поступки, но физические различия скрыть не так легко.
   Неожиданно Адам сел. Так неужели же существует не одна Ллис, а две?
   «Нет, – сказал он себе, – это все твои бесплодные фантазии. Это ты в своем воображении создал свои собственный образ друидской колдуньи».
   Он упрямо сжал зубы. Эти иллюзии могли ему стоить рассудка и даже, возможно, бессмертия христианской души.

ГЛАВА 9

   Ллис проснулась как от толчка. Как это она могла заснуть в столь отчаянном положении? Может быть, в кружке была не только вода? Она сердито взглянула на коптящую свечу. Судя по тому, что ее пламя уже почти плавало в сале, прошло довольно много времени.
   В камере без окон Ллис принялась отыскивать какой-нибудь признак, который помог бы ей определить, день сейчас или ночь. Для того, кто привык жить на природе, постоянно чувствуя ее ласковое дыхание, такая изоляция была очень болезненна. Невозможность увидеть даже проблеск дневного света действовала на Ллис угнетающе. А теперь и слабое пламя свечи грозило погаснуть.
   И все же Ллис твердо решила не впадать в отчаяние, которое было хуже темноты. Она не будет думать о трудностях и о том, что ее лишили всякой возможности защищаться. В синих глазах сияла решимость, которая была гораздо ярче слабо мерцающего пламени свечи. Чтобы подавить опасения, она принялась подсчитывать, чем благословила ее судьба, какие возможности имеются в ее распоряжении.
   Во-первых, в голове у нее перестало стучать. Во-вторых, после сна разум работал лучше, теперь она сможет сосредоточиться на препятствиях, которые мешают ей достичь заветной цели. В третьих, ну да не важно… Сейчас главное – не терять зря времени. Она должна собраться и найти способ бежать.
   Внимательно осмотрев камеру, она обнаружила сбоку от двери, на неровном каменном полу, два предмета странной формы. Вглядываясь во мрак, Ллис различила некоторое подобие ложки и глиняную миску, от которой исходил неприятный запах. Она наклонилась поближе и увидела, что в миске было нечто серое, покрытое белой жидкостью. Возможно, миска была предназначена для предыдущего узника этой камеры, либо содержимое миски просто полили кислым молоком. Так или иначе, но менее аппетитной еды Ллис в жизни не видела.
   Девушка посмотрела на дверь без ручки, потом на отвратительную еду. Тонкая, плоская деревяшка была слабым подобием ложки, но для Ллис она могла оказаться столь же ценной, как золотой ключ.
   Пытаясь подняться, Ллис поняла, что на холодном камне, покрытом лишь тонкой подстилкой, тело ее затекло и болело. Однако она не стала тратить времени на то, чтобы размяться и избавиться от дискомфорта. Она сразу же двинулась к двери. Вытащив ложку из липкой серой массы, которая издала чавкающий звук, Ллис решила воспользоваться ею как орудием для выполнения важной задачи.
   Клочком сена она как можно лучше очистила ложку, потом повернулась и стала на колени перед дверью. Она засунула плоский конец ложки в щель между массивной дверью и каменной стеной. Ллис осторожно проталкивала ее, опасаясь услышать треск дерева. Но ложка продвигалась легко, и это усилило опасения девушки, что ей не удастся осуществить следующий, самый важный шаг. Она немного помедлила и тихонько спела простенькую молитву, умоляя силы природы помочь ей в выполнении задачи, помочь убежать от тех, кто ее схватил.
   – Духи земли и камня, цветов и деревьев, рек и морей, благословите меня трижды: во-первых, помогите мне освободиться, во-вторых, помогите мне найти дорогу, в-третьих, оберегайте меня в пути.
   То, что она была окружена рукотворными стенами, скорее всего помешало услышать молитву тем, кому она предназначалась, но все же, сотворив ее, она почувствовала себя лучше. Медленно и осторожно продолжала она проталкивать ложку, прилагая теперь значительно больше усилий, чтобы поднять ее вверх.
   Глаза ее расширились, когда препятствие внезапно поддалось. Ложка вылетела у нее из рук, что-то упало за дверью… Ллис замерла. Не привлек ли шум отодвинутой задвижки чьего-либо внимания? Она затаила дыхание, так что горло напряглось до боли. Она ждала звука приближающихся шагов… хотя у нее так стучало сердце, что она не смогла бы расслышать его. Постепенно она успокоилась, убедившись, что вокруг по-прежнему царит тишина, и осторожно толкнула грубую дверь. Толстые дубовые доски медленно отодвинулись. Ллис пришлось нагнуться, чтобы выбраться из крошечной камеры. Потом она осторожно закрыла дверь и вложила тяжелую металлическую перекладину на место – на вделанные в камень с обеих сторон крючки.